Диккенс Чарльз - Домби и сын

ики и держала цѣлую коллекц³ю различныхъ породъ растительнаго царства. Въ выборѣ растен³й наблюдалась нѣкоторая симметр³я, строго приспособленная къ общей гармон³и окружающихъ предметовь. Въ одномъ мѣстѣ стояло полдюжины кактусовъ, которые вились какъ змѣи вокругъ своихъ прутьевъ; въ другомъ - тѣ же кактусы растопыривали свои широк³я клешни, какъ зеленые морск³е раки, и тутъ же нѣкоторыя прозябающ³я растен³я увеселяли любопытный взоръ своими липкими и вязкими листьями. Всѣ эти болѣе или менѣе рѣдк³е с_п_е_ц_и_м_е_н_т_ы красовались въ горшкахъ на окнахъ, плотно затворенныхъ во всякое время года; но въ довершен³е спектакля, вѣроятно, для большаго эффекта, одинъ огромный горшокъ съ цвѣтами былъ привѣшенъ къ потолку, откуда въ разныя стороны таращились длинные зеленые листья, какъ пауки, которые тоже, вмѣстѣ съ клещаками, водились въ безчисленномъ множествѣ въ этомъ благословенномъ пр³ютѣ благородныхъ питомцевъ.

   Такъ какъ м-съ Пипчинъ запрашивала всегда огромную цѣну за своихъ панс³онеровъ, и притомъ умѣла держать себя величественнымъ образомъ предъ всѣми, кто имѣлъ въ ней нужду, то ее считали рѣшительной дамой, въ совершенствѣ знакомой съ характерами дѣтей, которые, какъ говорили, она изучала она съ удивительнымъ самоотвержен³емъ. При такой репутац³и съ течен³емъ времени она составила себѣ почти независимое состоян³е, и тѣмъ легче могла поддерживать свое достоинство. Спустя три дня послѣ того, какъ впервые заговорили о ней въ домѣ м-ра Домби, она имѣла удовольств³е заключить весьма выгодную к_о_н_д_и_ц_³_ю съ знаменитымъ капиталистомъ, принявъ въ свой замокъ Флоренсу и ея маленькаго брата.

   М-съ Чиккъ и м-съ Токсъ, совершивъ благополучно путешеств³е въ Брайтонъ, при соблюден³и необходимыхъ церемон³й сдали съ рукъ на руки своего благороднаго питомца и на другой же день воротились въ Лондонъ. М-съ Пипчинъ, прислонившись къ камину, дѣлала ревиз³ю новымъ панс³онерамъ, осматривая ихъ съ ногь до головы съ опытностью стараго солдата. Между тѣмъ племянница м-съ Пипчинъ и вмѣстѣ безусловно ей подчиненная раба, женщина среднихъ лѣтъ, тощая, утюгообразная, съ гадкими угрями на носу, снимала чистый воротничекъ съ шеи воспитанника Байтерстона. Другая и послѣдняя панс³онерка, м-съ Панки, была на этотъ разъ заключена въ "тюремный замокъ" за то, что имѣла неосторожность фыркнуть три раза въ присутсв³и гостей. Тюремнымъ замкомъ назывался пустой чуланъ, имѣвш³й назначен³е карцера.

   - Вотъ мы и познакомились, мой милый, - сказала м-съ Пипчинъ, обращаясь къ Павлу. - Нравлюсь ли я тебѣ?

   - Я думаю, вы никогда мнѣ не понравитесь, - отвѣчалъ Павелъ. - Мнѣ надо уѣхать отсюда, это не мой домъ.

   - Кенечно нѣтъ; тутъ я живу, - возразила м-съ Пипчинъ.

   - Прегадк³й домъ! - отвѣчалъ Павелъ.

   - A есть мѣстечко еще похуже, - сказала м-съ Пипчинъ, - куда запираютъ злыхъ дѣтей.

   - Былъ онъ когда-нибудь въ томъ мѣстечкѣ? - спросилъ Павелъ, указывая на Байтерстона.

   М-съ Пипчинъ въ знакъ соглас³я кивнула головой. Павлу между тѣмъ въ этотъ день много было дѣла: онъ принялся со всѣмъ усерд³емъ осматривать своего новаго товарища, Байтерстона и, вглядываясь въ его физ³оном³ю, дѣлалъ таинственныя и даже страшныя наблюден³я.

   Въ часъ пополудни подали обѣдъ, приготовленный большею частью изъ разныхъ произведен³й растительнаго царства.

   Къ этому времени явилась и миссъ Панки, кроткая маленькая дѣвочка съ голубыми глазами, которую каждое утро полоскали и терли въ теплой ваннѣ до того, что кости ея скоро, по-видимому, должны были совсѣмъ утратить свойственную имъ упругость. М-съ Пипчинъ, освободивъ ее изъ заключен³я, не преминула сдѣлать соотвѣтственное случаю назидан³е, доказывая весьма убѣдительно, что всяк³й, кто фыркаетъ при гостяхъ, навлекаетъ на свою душу смертельный грѣхъ, иже не отпустится ни здѣсь, ни въ будущей жизни. Укоренивъ с³ю глубокую истину въ сердцѣ преступной воспитанницы, она предложила для ея насыщен³я жиденьк³й супъ изъ сарачинскаго пшена, блюда, какъ извѣстно, очень здороваго, особенно для дѣтскаго желудка. Племянница м-съ Пипчинъ, Беринт³я, получила на свою долю порц³ю холоднаго поросенка; a сама м-съ Пипчинъ кушала особо для нея приготовленное блюдо, бараньи котлеты, распространявш³я очень питательный запахъ; ей, по слабости здоровья, предписано было употреблять всегда горяч³я кушанья, и преимущественно бараньи котлеты. Послѣ стола всѣ дѣти, по заведенному порядку, должны были читать благодарственную молитву со включен³емъ въ нее особеннаго пункта, которымъ изъявлялось благодарен³е самой хозяйкѣ за хорош³й обѣдъ. М-съ Пипчинъ тоже воздала благодарен³е Господу и поспѣшила лечь въ постель: отдыхъ послѣ горячихъ котлетъ необходимъ былъ для ея здоровья. Дѣти между тѣмъ вмѣстѣ съ Беринт³ей или Берри удалились въ тюремный замокъ, такъ какъ дождь не позволялъ на этотъ разъ гулять по морскому берегу. Комната, получившая такое страшное назван³е, выходила своимъ единственнымъ окномъ на мѣловую стѣну, подлѣ которой стояла бочка съ водой, и должно сказать, этотъ карцеръ, по крайней мѣрѣ теперь, былъ единственнымъ веселымъ мѣстомъ во всемъ домѣ. Дѣти начали рѣзвиться, и Берри приняла дѣятельное участ³е въ ихъ играхъ, которыя впрочемъ, ко всеобщему огорчен³ю, скоро были прекращены сердитымъ стукомъ въ стѣну обезпокоенной хозяйки. Тогда Берри шопотомъ стала разсказывать разныя любопытныя истор³йки, и эта бесѣда продолжалась вплоть до сумерекъ.

   За чаемъ панс³онеры вдоволь могли насыщаться и молокомъ, и водою, и хлѣбомъ, и масломъ. М-съ Пипчинъ наливала себѣ изъ особаго чернаго чайничка и кушала съ большимъ апетитомъ поджаренный въ маслѣ хлѣбецъ, только-что вынутый изъ печи. Однако-жъ ни горяч³я котлеты, ни горяч³й чай съ горячимъ поджареннымъ х³ѣбомъ, по-видимому, нисколько не разогрѣли холодную внутренностъ м-съ Пипчинъ; она была все также брюзглива, и неподвижный сѣрый глазъ ея не выражалъ ни мысли, ни чувства.

   Послѣ чаю Берри вынесла маленьк³й рабоч³й столикъ, съ рисункомъ на крышкѣ королевскаго павильона, и усердно принялась работать, между тѣмъ какъ м-съ Пипчинъ, надѣвъ очки, раскрыла большую книгу въ зеленомъ фризовомъ переплетѣ и съ неменьшимъ усерд³емъ начала кивать головой. И всяк³й разъ, какъ, близко наклонясь къ камину, м-съ Пипчинъ просыпалась, она давала щелчки по носу Байтерстона, потому что и его тоже слишкомъ разбирала дремота.

   Наконецъ, въ урочный часъ дѣти прочли молитву на сонъ грядущ³й и отошли въ свои постели. Миссъ Панки боялась спать одна въ темнотѣ, и потому м-съ Пипчинъ каждый вечеръ своеручно погоняла ее на верхъ, какъ овечку; но и послѣ того малютка долго еще хныкала и стонала въ своемъ уединенномъ чуланчикѣ, такъ что м-съ Пипчинъ по временамъ заходила журить ее и успокаивать. Въ половинѣ десятаго м-съ Пипчинъ вынула изъ печи горяч³й сладеньк³й пирожокъ - ей никакъ нельзя было уснуть безъ сладенькаго пирожка - и въ комнатѣ распространилось очень пр³ятное благоухан³е, измѣнившее на нѣсколько минутъ обыкновенный запахъ. Черезъ полчаса весь замокъ погрузился въ глубок³й сонъ.

   Завтракъ на другой день былъ почти такой же, какъ вечеромъ во время чая, съ той разницей, что м-съ Пипчинъ кушала булку вмѣсто поджареннаго хлѣбца, и казалась еще сердитѣе обыкновеннаго. М-ръ Байтерстонъ читалъ вслухъ родословную изъ книги Быт³я, спотыкаясь на собственныхъ именахъ, какъ хромая лошадь на мельницѣ. Послѣ этого назидательнаго чтен³я маленькую Панки погнали въ ванну, a м-ръ Байтерстонъ долженъ былъ выдержать какую-то особую пытку въ морской водѣ, откуда онъ вышель посинѣлый и крайне разслабленный. Павелъ и Флоренса ходили гулять по морскому берегу въ сопровожден³и Виккемъ, которая все это время заливалась горячими слезами и болѣе, чѣмъ когда-либо жаловалась на горемычную судьбу. Въ десять часовъ открылось утреннее чтен³е. Относительно воспитан³я м-съ Пипчинъ была тѣхъ мыслей, что дѣтск³й умъ покрытъ толстой корой невѣжества, и должно вдругъ разрывать эту кору, какъ устричную раковину; поэтому уроки ея вообще производили на дѣтей какоето бурное и оглушительное дѣйств³е. Предметомъ чтен³й обыкновенно былъ злой мальчикъ или злая дѣвочка, которыхъ опытный недагогъ, подъ конецъ истор³и, усмирялъ какъ дикихъ львовъ или медвѣдей. М-съ Пипчинъ не подозрѣвала и не могла подозрѣвать, что дитя, какъ распускающ³йся цвѣтокъ, требуетъ постепеннаго развит³я, сопровождаемаго нѣжными поощрен³ями.

   Такова была ежедневная жизнь въ замкѣ м-съ Пипчинъ. Въ субботу вечеромъ пр³ѣзжалъ м-ръ Домби, и Флоренса съ Павломъ должны были отправляться къ нему въ гостиницу пить чай. Они оставались y отца все восресенье и обыкновенно выѣзжали передъ обѣдомъ гулять. Въ продолжен³е этихъ прогулокъ м-ръ Домби, казалось, выросталъ каждую минуту, подобно знаменитымъ непр³ятелямъ Фальстафа, и вмѣсто одного джентльмена въ клеенчатомъ картузѣ, представлялъ своей особой цѣлую дюжину. Воскресный вечеръ былъ самый скучный вечеръ во всей недѣлѣ. Злость м-съ Пипчинъ въ это время доходила до остервенѣн³я. Миссъ Панки возвращалась изъ Роттендина отъ своей тетки въ глубокой печали, a мистеръ Байтерстонъ, котораго всѣ родные были въ Инд³и, долженъ былъ во время молитвъ м-съ Пипчинъ неподвижно сидѣть на одномъ мѣстѣ со сложенными накрестъ руками, не смѣя пошевельнуться ни рукой, ни ногой. Эта церемон³я до того надоѣла бѣдному малюткѣ, что однажды въ субботу вечеромъ онъ обратился къ Флоренсѣ съ покорнѣйшей просьбой, не можетъ ли она указать ему дорогу въ Бенгал³ю.

   Вообще однако-жъ всѣ были увѣрены, что м-съ Пипчинъ мастерски обходилась съ дѣтьми, и въ этомъ мнѣн³и, собственно говоря, преувеличен³я не было. Ребенокъ могъ быть рѣзвъ и живъ, какъ дикая серна; но проживъ два-три мѣсяца подъ этой гостепр³имной кровлей, онъ становился тише воды, ниже травы. Говорили также, что этотъ образъ жизни дѣлаетъ большую честь любящему сердцу м-съ Пипчинъ: она посвятила себя съ полнымъ самоотвержен³емъ образован³ю дѣтей, и, конечно, эти занят³я были самымъ лучшимъ средствомъ противъ глубокой тоски, обуявшей ея душу послѣ того, какъ м-ръ Пипчинъ сокрушилъ свое сердце о перув³анск³е рудники.

   Павелъ сидѣлъ въ маленькихъ креслахъ подлѣ камина, и по обыкновен³ю смотрѣлъ во всѣ глаза на эту почтенную даму. По-видимому, онъ вовсе на зналъ, что такое скука, если съ такимъ отчаяннымъ вниман³емъ могъ разсматривать м-съ Пипчинъ. Онъ не любилъ и не боялся ея; но ему казалась чрезвычайно замѣчательною ея физ³оном³я. И вотъ онъ сидѣлъ, смотрѣлъ на нее, грѣлъ руки, и опять смотрѣлъ на нее, не спуская глазъ до той поры, пока м-съ Пипчинъ, при всей своей храбрости, не приходила въ крайнее замѣшательство отъ этого взгляда. Однажды, когда они остались одни, м-съ Пипчинъ спросила, о чемъ онъ думаетъ.

   - О васъ, - отвѣчалъ Павелъ безъ малѣйшаго замѣшательства.

   - Что-жъ ты обо мнѣ думаешь, мой милый? - спросила м-съ Пипчинъ.

   - Я думаю, что вы, должно быть, ужъ очень стары, - сказалъ Павелъ, - сколько вамъ лѣтъ?

   - Объ этомъ ты не долженъ спрашивать, - сердито отвѣчала почтенная дама, озадаченная совершенно неожиданнымъ вопросомъ, - впередъ не смѣй говорить такихъ вещей.

   - Это почему? - спросилъ Павелъ.

   - Потому, что это неучтиво, - сказала брюзгливо м-съ Пипчинъ.

   - Неучтиво? - повторилъ Павелъ.

   - Да, неучтиво.

   - A вотъ Виккемъ говоритъ, что неучтиво ѣсть горяч³е котлеты и поджареный хлѣбъ, между тѣмткакъ друг³е ѣдятъ черствыя булки, - отвѣчалъ Павелъ съ наивнымъ видомъ.

   - Твоя Виккемъ, - возразила м-съ Пипчинъ, побагровѣвъ отъ ярости, - злая, безстыдная, наглая бест³я. Ахъ она негодница!

   - Что это такое? - спросилъ Павелъ.

   - Много будешь знать, скоро состаришься, мой милый, - отвѣчала м-съ Пипчинъ. - Вспомни истор³ю о несчастномъ мальчикѣ, котораго до смерти забодалъ бѣшеный быкъ за то, что тотъ безпрестанно дѣлалъ вопросы.

   - Какъ же б_ѣ_ш_е_н_ы_й быкъ, - сказалъ Павелъ, - могъ узнать, что мальчикъ дѣлаетъ вопросы? Никто не подойдетъ къ быку, если оиъ взбѣсился, и не станетъ ему ябедничать.

   - Такъ ты не вѣришь этой истор³и? - спросила м-съ Пипчинъ съ величайшимъ изумлен³емъ.

   - Не вѣрю, - сказалъ Павелъ рѣшительнымъ тономъ.

   - Ну, a если быкъ этотъ былъ не бѣшеный? - возразила м-съ Пипчинъ, - неужели ты и тогда не повѣрилъ бы?

   Такъ какъ Павелъ еще не разсматривалъ вопроса съ этой стороны, и основалъ свои заключен³я только на предположенномъ бѣшенствѣ быка, то на этотъ разъ онъ счелъ себя побѣжденнымъ и замолчалъ. Но въ ту же минуту онъ началъ сравнивать, вникать, соображать и устремилъ такой пытливый взоръ на свою собесѣдницу, что м-съ Пипчинъ заблагоразсудила удалиться и выждать, пока онъ забудетъ объ этой матер³и.

   Съ этого времени какаято странная притягательная сила увлекала м-съ Пипчинъ къ маленькому Павлу, точно такъ же, какъ Павелъ чувствовалъ неотразимое притяжен³е къ ней самой. Она начала сажать его рядомъ подлѣ себя y камина, и онъ располагался въ углу между м-съ Пипчинъ и каминной рѣшеткой, такъ что маленькое лицо его совершенно поглощалось чернымъ фланелевымъ платьемъ. Въ этой позиц³и онъ, казалось, еще пристальнѣе началъ изучать каждую черту, каждую морщинку на лицѣ своей сосѣдки и съ такой проницательностью всматривался въ одинок³й сѣрый глазъ ея, что м-съ Пипчинъ иногда принуждена была закрывать его совсѣмъ и притворяться спящею. У м-съ Пипчинъ былъ еще старый черный котъ, который тоже располагался всегда y камина, мурлыкалъ самымъ эгоистическимъ образомъ и свирѣпо моргалъ глазами на огонь до тѣхъ поръ, пока рѣсницы его не принимали форму восклицательныхъ знаковъ. Когда вся эта компан³я вечеркомъ усаживалась y камина, м-съ Пипчинъ - не въ обиду будь ей сказано - чрезвычайно была похожа на старую вѣдьму, a Павелъ и черный котъ представлялись служащими ей духами, и послѣ этого никто бы не удивился, еслибы всѣ они въ бурную ночь вдругъ выскочили черезъ трубу для своихъ воздушныхъ похожден³й.

   Этого однако жъ никогда не случалось. И котъ, и Павелъ, и м-съ Пипчинъ находились каждыя сутки на своихъ обыкновенныхъ мѣстахъ, въ обыкновенныхъ позахъ, всѣ здравы и невредимы. Избѣгая сообщества маленькаго Байтерстона, Павелъ продолжалъ изучать и м-съ Пипчинъ, и кота, и огонь, какъ будто эти предметы были для него волшебными книгами въ трехъ томахъ, откуда онъ почерпалъ подробныя свѣдѣн³я относительно некромант³и.

   М-съ Пипчинъ составила свой особый взглядъ на странности Павла, взглядъ весьма неутѣшительный, соотвѣтствовавш³й ея болѣзненной хандрѣ, усиленной постояннымъ созерцан³емъ сосѣднихъ трубъ изъ своей комнаты, шумомъ вѣтра и вообще пошлостью, или, какъ сама она выражалась, скаредностью ея повседневной жизни. Соображая всѣ предшествовавш³я обстоятельства, она вывела самыя печальныя заключен³я на счетъ м-съ Виккемъ, и приняла на первый случай строг³я полицейск³я мѣры, чтобы ея "собственная бест³я" - такъ вообще величала она прислугу женскаго пола - ни подъ какимъ видомъ не сообщалась съ этой негодяйкой. Чтобы вѣрнѣе достигнуть этой цѣли, она не пожалѣла времени для тайныхъ наблюден³й изъ-за дверей: скрываясь въ этой засадѣ, она выжидала минуту, когда "бест³я" подойдетъ къ комнатѣ Виккемъ, и потомъ вдругъ выбѣгала на открытую сцену съ огромнымъ запасомъ энергическихъ ругательствъ и укоровъ. Но, къ несчастью, эту мѣру никакъ нельзя было распространить на племянницу Беринт³ю, которая, по своимъ разнообразнымъ и многосложнымъ должностямъ, съ утра до ночи обязана была ходить по всѣмъ угламъ и закоулкамъ обширнаго "замка". Берри могла говорить и съ м-съ Виккемъ.

   - Какъ онъ хорошъ, когда спитъ! - сказала однажды Берри, поставивъ ужинъ для м-съ Виккемъ и останавливаясь передъ постелью маленькаго Павла.

   - Бѣдненьк³й! - со вздохомъ произнесла м-съ Виккемъ, - хоть бы во снѣ-то Богъ послалъ ему красоту!

   - Да онъ хорошъ, когда и не спитъ, - замѣтила Берри.

   - Ахъ, нѣтъ, нѣтъ! Онъ, что называется, какъ двѣ капли воды, Бетси Джанна моего дяди, - сказала м-съ Виккемъ.

   Берри съ недоумѣн³емъ взглянула на собесѣдницу, никакъ не понимая, что за связь между Павломъ Домби и Бетси Джанной, какой-то родственницей м-съ Виккемъ.

   - Вотъ видите ли, - продолжала м-съ Виккемъ, - жена моего дяди умерла точь-въ-точь, какъ его маменька. Дочь моего дяди точь-въ-точь, какъ м-ръ Павелъ, начала тосковать, сохнуть, чахнуть, такъ что я вамъ скажу...

   - Что такое? - спросила Берри.

   - Да то, что я никогда въ свѣтѣ не согласилась бы переночевать одна съ Бетси Джанной, - сказала въ страшномъ волнен³и Виккемъ, - ни за что, хоть осыпь меня золотомъ съ ногъ до головы!

   Миссъ Берри натурально спросила, - почему же нѣтъ? Но м-съ Виккемъ, вѣрная принятой методѣ, безъ всякаго зазрѣн³я совѣсти продолжала таинственную рѣчь:

   - Бетси Джанна, скажу я вамъ, была самымъ тихимъ, кроткимъ ребенкомъ. Ужъ смирнѣе Бетси ребенку быть нельзя. Джанна вытерпѣла всѣ дѣтск³я болѣзни, всѣ до одной. Судороги были для нея нипочемъ, то же, напримѣръ, что для васъ угри.

   Миссъ Берри невольно вздернула носъ.

   - И вотъ, - продолжала Виккемъ, понизивъ голосъ и съ нѣкоторой боязнью озираясь вокругъ комнаты, - покойница мать Бетси Джанны задумала съ того свѣта навѣщать свою дочку... да и какъ навѣщать! Колыбелька-то, знаете, виситъ, a она, покойница, такъ и юлитъ, такъ и юлитъ! Ужъ какъ это она дѣлала, и когда она это дѣлала, и узнавалъ ли ребенокъ свою мать, сказать вамъ не могу, a то навѣрно знаю, что Бетси Джанна частенько видѣла свою мать. Вы можете, пожалуй, сказать, что все это вздоръ, что я все это выдумываю; говорите, сколько угодно говорите, я не обижусь. Я даже совѣтую вамъ считать все это вздоромъ: вы будете спокойнѣе въ этомъ прокл ... извините меня ... въ этомъ проклятомъ кладбищѣ, гдѣ мы живемъ съ съ вами, миссъ Берри. Павлу, кажется, что-то пригрезилось. Потрите ему спину, миссъ Берри.

   - Стало быть, вы думаете, - сказала миссъ Берри, слегка погладивъ по спинѣ маленькаго Павла, - что и къ нему также приходила его матушка?

   - Бетси Джанна, - возразила м-съ Виккемъ торжественнымъ тономъ, - высохла, что называется, какъ лучинка, и стала вовсе не похожа на ребенка, такъ же, какъ и онъ. Бывало, я смотрю на нее, a она сидитъ, сидитъ, да и думаетъ, ни дать, ни взять, какъ м-ръ Павелъ. Бывало, я заговорю съ ней, a она взглянетъ на меня такой старухой, старухой, старухой!... a онъ развѣ не старикъ?

   - Жива ли дочка вашего дяди? - спросила Берри.

   - Да, она жива, Богъ съ ней, и вышла замужъ за серебряника, - возразила Виккемъ торжественнымъ тономъ, зная очень хорошо, что собесѣдница ея вовсе не ожидала такого отвѣта. - Да, говорю я, о_н_а-т_о жива, - повторила м-съ Виккемъ, дѣлая особое ударен³е на мѣстоимен³и.

   Было ясно, что другой кто-то умеръ, и племянница м-съ Пипчинъ натурально спросила: кто же?

   - Мнѣ бы не хотѣлось васъ обезпокоить, - съ важностью отвѣчала м-съ Виккемъ, поднося ложку ко рту. - Не спрашивайте меня.

   Это было вѣрнѣйшимъ средствомъ заставить себя спрашивать. Миссъ Берри нѣсколько разъ повторила вопросъ; м-съ Виккемъ послѣ нѣкотораго сопротивлен³я и отговорокъ положила ложку, осмотрѣлась вокругъ себя, взглянула на маленькаго Павла, и съ особой таинственностью начала рѣчь:

   - Бетси Джанна любила очень многихъ, то есть любила она совсѣмъ не такъ, какъ друг³я дѣти, a привязанность ея была какая-то странная, даже, можно сказать, страшная... и что-жъ бы вы думали, сударыня моя? всѣ перемерли, кого она любила, всѣ до единаго!

   Это неожиданное заключен³е такъ поразило племянницу м-съ Пипчинъ, что она съ неподдѣльнымъ ужасомъ обратила изумленные взоры на разсказчицу и не смѣла перевести духъ.

   М-съ Виккемъ, качая головой, указала тайкомъ на кроватку, гдѣ лежала Флоренса, и вслѣдъ затѣмь выразительно повела глазами на полъ къ тому мѣсту, подъ которымъ находилась маленькая комната, гдѣ обыкновенно м-съ Пипчинъ кушала свои горяч³е пироги.

   - Помяните мое слово, когда придетъ время, - продолжала Виккемъ, - и благодарите Бога, что м-ръ Павелъ васъ не слишкомъ любитъ. Меня, слава Богу, онъ терпѣть не можетъ, и я спокойна на этотъ счетъ, хотя, признаться сказать, жизнь въ этой тюрьмѣ не большая находка. Вы извините меня, миссъ Беринт³я.

   Племянница м-съ Пипчинъ до того была взволнована, что уже не смѣла подойти къ дѣтской кроваткѣ и обдумывала, какъ бы навсегда избавиться отъ необходимости гладить по спинѣ страшнаго ребенка. Въ эту минуту Павелъ проснулся, сѣлъ на кровать и позвалъ къ себѣ Флоренсу. Волосы его были растрепаны, и лицо пылало: ясно, онъ видѣлъ какой-то страшный сонъ.

   Флоренса, по первому призыву, соскочила съ своей постели, нагнулась надъ подушкой встревоженнаго братца и скоро убаюкала его своей пѣсней. М-съ Виккемъ, качая головой, пророчественно указала на маленькую группу, прослезилась и повела глаза къ потолку.

   - Спокойной ночи, - сказала тихонько Виккемъ, - спокойной ночи! Ваша тетушка, Богъ съ ней, довольно пожила на бѣломъ свѣтѣ, и тужить много вы не станете.

   Этотъ утѣшительный привѣтъ м-съ Виккемъ сопровождала взглядомъ, исполненнымъ самой отчаянной тоски. Оставшись одна съ двумя дѣтьми, она замѣтила на первый случай, что вѣтеръ воетъ очень печально, какъ будто оплакиваетъ чью-нибудь смерть, и при этой в_ѣ_р_н_о_й о_к_а_з_³_и сама заплакала чуть не навзрыдъ. Въ такомъ меланхолическомъ расположен³и духа пребыла она до глубокой полночи, пока сонъ насильно не сомкнулъ ея глазъ.

   Неизвѣстно, въ какой степени пророчественное предсказан³е неминуемой смерти м-съ Пипчинъ поразило чувствительную душу ея племянницы, но во всякомъ случаѣ миссъ Беринт³я была очень рада, когда тетка при входѣ въ комнату накинулась на нее съ необыкновенной яростью и живѣйшими упреками, которые совершенно отстраняли мысль о близкой ея кончинѣ. На слѣдующей недѣлѣ тоже, слава Богу, она была въ добромъ здоровьи, хотя со стола ея постепенно исчезали всѣ горяч³я мясныя кушанья.

   Павелъ между тѣмъ, какъ и прежде, съ непоколебимымъ постояиствомъ продолжалъ наблюдать м-съ Пипчинъ, и занималъ свое обыкновенное мѣсто между чернымъ бомбазиномъ и каминной рѣшеткой. Здоровье его немножко поправилось, хотя вообще онъ былъ такъ же слабъ, какъ при первомъ прибыт³и въ этотъ домъ, и прогулка по морскому берегу его крайне утомляла. Чтобы ему не ходить пѣшкомъ, для него промыслили маленькую колясочку, въ которой онъ могъ лежать очень привольно съ азбукой въ рукахъ и другими элементарными книгами. Вѣрный своимъ эксцентрическимъ выходкамъ, ребенокъ прогналъ отъ себя прочь краснощекаго дюжаго мальчишку, который вызвался возить его коляску, и взамѣнъ выбралъ для этой должности его дѣдушку, стараго, дряхлаго брюзгу въ истасканномъ клеенчатомъ камзолѣ, отъ котораго несло запахомъ соли и морской травы.

   Съ этимъ замѣчательнымъ возницей, въ сопровожден³и Флоренсы подлѣ коляски и плаксивой Виккемъ, которая должна была идти позади не иначе какъ на значительномъ разстоян³и, Павелъ каждый день выѣзжалъ на берегъ океана, и сидѣлъ или лежалъ тамъ по цѣлымъ часамъ. Въ это время никто такъ не досаждалъ ему, какъ маленьк³я дѣти, кромѣ, разумѣется, Флоренсы.

   - Отойди оть меня, пожалуйста, - говорилъ онъ обыкновенно, если къ нему подходилъ какой-нибудь мальчикъ. - Благодарю тебя, да только ступай отсюда прочь.

   Случалось, дѣтск³й голосокъ съ участ³емъ спрашивалъ, какъ онъ себя чувствуетъ.

   - Очень хорошо, благодарю тебя, - отвѣчалъ Павелъ, - да только сдѣлай милость, убирайся отсюда. Ты лучше сдѣлаешь, если пойдешь играть.

   И когда мальчикъ убѣгалъ, онъ оборачивалъ голову къ Флоренсѣ и говорилъ:

   - Намъ не нужно другихъ, не правда ли? Поцѣлуй меня, Флой.

   Въ эту пору ему также болѣе чѣмъ когда-либо не нравилось общество Виккемъ, и онъ былъ очень радъ, когда она уходила сбирать раковины или потолковать съ кумушками. Онъ любилъ оставаться совершенно одинъ, вдали отъ всякихъ гулякъ, и когда подлѣ него сидѣла за дѣломъ Флоренса, читала ему или разсказывала что-нибудь, a вѣтеръ между тѣмъ дулъ ему въ лицо, и вода подступала къ колесамъ его постели, ему ничего болѣе не нужно было.

   - Флой, - сказалъ онъ однажды, - гдѣ эта сторона.... Инд³я что ли, гдѣ живутъ родственники Байтерстона?

   - Охъ, далеко отсюда, ужасно далеко! - отвѣчала Флоренса, отрывая глаза отъ работы.

   - На цѣлыя недѣли? - спросилъ Павелъ.

   - Да, мой милый, на цѣлыя недѣли путешеств³я днемъ и ночью.

   - Если бы ты, Флой, была въ Инд³и, - сказалъ Павелъ, номолчавъ съ минуту, - я бы... что бишь такое маменька сдѣлала?... все забываю.

   - Полюбилъ бы меня, - отвѣчала Флоренса.

   - Не то, не то. Развѣ я не люблю тебя, Флой? Ахъ что, бишь такое? да, да - если бы ты была въ Инд³и, Флой, я бы умеръ безъ тебя.

   Флоренса поспѣшно бросила работу, опустила голову на подушку и стала ласкать его.

   - И я бы умерла, - сказала она, - если бы тебя разлучили есо мной. Но зачѣмъ объ этомъ думать? Кажется, теперь тебѣ лучше?

   - О, мнѣ теперь хорошо, очень хорошо! - отвѣчалъ Павелъ. - Ho я не объ этомъ думаю. У меня все не выходитъ изъ головы, что я умеръ бы отъ тоски, если бы тебя со мной не было.

   Въ другой разъ на томъ же мѣстѣ онъ заснулъ и спалъ спокойно долгое время; но вдругъ онъ пробудился, сѣлъ на подушку и началъ вслушиваться съ величайшимъ вниман³емъ.

   Флоренса спросила, что ему почудилось?

   - Я хочу знать, - отвѣчалъ онъ, иристально всматриваясь въ ея лицо, - что оно говоритъ? Скажи мнѣ, Флоренса, что говоритъ море?

   Она отвѣчала, что это только шумятъ волны, и больше ничего.

   - Охъ да, да, - сказалъ онъ, - волны шумятъ; но я знаю, что онѣ всегда говорятъ что-нибудь. Всегда говорятъ одно и то же морск³я волны. A что такое тамъ надъ волнами?

   Онъ всталъ и поднялъ глаза на горизонтъ.

   Флоренса отвѣчала, что тамъ былъ противоположиый берегъ; но онъ сказалъ, что не объ этомъ думаетъ. Онъ думалъ о томъ, что было дальше, дальше, дальше!

   Так³е вопросы возобновлялись весьма часто. Случалось, среди живого разговора онъ вдругъ прерывалъ рѣчь и вслушивался внимательно въ таинственный говоръ морской волны; потомъ поднимался на ноги, и долго смотрѣлъ въ необозримую даль безпредѣльнаго горизонта.

  

  

   Молодой Вальтеръ Гэй, надѣленный отъ природы порядочнымъ запасомъ романическихъ наклонностей, которыя, къ великому благополуч³ю, не встрѣтили ни малѣйшаго препятств³я въ своемъ развит³и подъ мирной кровлей старика Соломона, ни на минуту не выпускалъ изъ головы удивительнаго приключен³я Флоренсы съ доброй бабушкой, и, подстрекаемый страстью къ чудесному, безпрестанно думалъ о немъ до той поры, пока, наконецъ, съ течен³емъ времени, оно сдѣлалось любимымъ, избалованнымъ чадомъ его живого й пылкаго воображен³я. Особенно мечталъ онъ, и сладко мечталъ, о той незабвенной минутѣ, когда судьба такъ неожиданно сдѣлала его самого чуть не главнымъ дѣйствующимъ лицомъ въ этомъ достопамятномъ событ³и.

   Дядя Соль и капитанъ Куттль своими тонкими намеками еще больше разгорячали кипучую фантаз³ю молодаго человѣка. Эти достойные друзья каждое воскресенье считали непремѣнной обязанностью ненарокомъ потолковать о Ричардѣ Виттингтонѣ, объ этомъ знаменитомъ героѣ въ англ³йской истор³и, который, какъ извѣстно, поѣхалъ въ Инд³ю безъ копейки въ карманѣ съ одной только кошкой, a воротился оттуда милл³онеромъ, и о чудо изъ чудесъ! - три раза былъ лордомъ-меромъ, начальникомъ и главнымъ членомъ городской думы! Къ довершен³ю очарован³я, капитанъ Куттль промыслиль на толкучемъ рынкѣ древнѣйшее народное стихотворен³е очень замѣчательнаго содержан³я, въ которомъ - это весьма важно - разсказывается не сказка, a достовѣрная быль о томъ, какъ одинъ молодой человѣкъ, угольщикъ ремесломъ, не болѣе, влюбился въ нѣкую красавицу, именемъ Пегги, a красавица почувствовала сердечное влечен³е къ угольщику, и какъ, наконецъ, молодые люди увѣнчали свою любовь законнымъ бракомъ, несмотря на многочисленныя препятств³я со стороны отца красавицы, знаменитаго капитана ньюкэстльскаго корабля. Эта зажигательная истор³я, имѣвшая, какъ видите, чрезвычайно близкое отношен³е къ Вальтеру и Флоренсѣ, приводила капитана Куттля въ самый яростный восторгъ во всѣ семейные праздники, и особенно въ день рожден³я Вальтера. Въ этотъ торжественный день капитанъ Куттль уходилъ въ заднюю комнату, затягивалъ свою любимую пѣсенку, и одушевляясь постепенно, кричалъ, наконецъ, на всѣ возможные голоса, заливаясь самой громкой трелью при имени Пегги, которымъ, къ чести героини стихотворен³я, оканчивался каждый куплетъ.

   Между тѣмъ самъ Вальтеръ, веселый, беззаботный, простодушный Вальтеръ, никакъ не думалъ отдавать себѣ отчета въ собственныхъ чувствахъ, да и не былъ способенъ къ такому анализу. Онъ очень полюбилъ набережную, гдѣ впервые встрѣтилъ Флоренсу, и улицы, гдѣ проходилъ съ нею, хотя, собственно говоря, замѣчательнаго въ нихъ ничего не было. Гадк³е башмаки, съ которыми столько было хлопотъ, онъ берегъ y себя въ комнатѣ и, сидя по вечерамъ на своей постели, рисовалъ отъ бездѣлья фантастическ³е портреты доброй бабушки Должно также сказать, что послѣ этого достопамятнаго приключен³я онъ сдѣлался повнимательнѣе къ своему костюму и въ досужее время не пропускалъ случая пройтись по улицѣ, гдѣ находился домъ м-ра Домби, въ надеждѣ встрѣтиться съ маленькой Флоренсой. Но всѣ эти чувствован³я были совершенно невинны и не выходили за предѣлы дѣтской натуры. Флоренса очень миленькая дѣвочка, и разумѣется, пр³ятно было полюбоваться на хорошенькое личико. Флоренса беззащитна и слаба: мысль, что можно оказать ей покровительство и помощь - весьма завлекательная мысль для юноши, сознающаго свою силу. Флоренса самое благородное маленькое создан³е въ свѣтѣ, и было истиннымъ наслажден³емъ видѣть, какъ озаряется ея личико искреннимъ и глубокимъ чувствомъ признательности. Флоренса была оставлена, забыта гордымъ отцомъ, и сердце Вальтера наполнялось живѣйшимъ участ³емъ къ отверженному дитяти.

   Шесть или семь разъ въ годъ молодые люди встрѣчались на улицѣ и раскланивались. М-съ Виккемъ, знавшая подробности приключен³я, не обращала вниман³я на это знакомство, a миссъ Нипперъ, съ своей стороны, была очень рада такимъ встрѣчамъ: она читала въ глазахъ юноши необыкновенное выражен³е добродуш³я, и была увѣрена, что y него превосходное сердце.

   Такимъ образомъ, Вальтеръ вмѣсто того, чтобы забывать, или терять изъ виду свое знакомство съ Флоренсой, время отъ времени еще болѣе сближался съ нею. Удивительное начало этого знакомства и друг³я маленьк³я подробности, придавш³я ему отличительный романическ³й характеръ, были въ глазахъ его прекраснымъ матер³аломъ для фантастическихъ картинъ, на которыхъ, разумѣется, Флоренса всегда стояла на первомъ планѣ. "Но что изъ всего этого выйдетъ, - думалъ онъ? Ничего, рѣшительно ничего. Однако-жъ было бы не худо, если бы, тотчасъ же послѣ первой встрѣчи съ Флоренсой, я отправился куда-нибудь подальше, въ Инд³ю, напримѣръ, и вступилъ бы въ службу на военномъ кораблѣ. Вотъ я дѣлаю чудеса храбрости, беру въ плѣнъ тысячи непр³ятелей, открываю неизвѣстные острова, обо мнѣ говорятъ въ парламентѣ, пишутъ въ журналахъ и газетахъ, и лѣтъ черезъ пять, много черезъ десять, Вальтеръ Гэй пр³ѣзжаетъ въ Лондонъ адмираломъ всѣхъ морскихъ флаговъ, или по крайней мѣрѣ капитаномъ перваго ранга, не менѣе. Флоренса будетъ тогда еще дѣвушкой - и Боже мой! какою чудною дѣвушкой будетъ Флоренса! - она увидитъ меня въ полномъ цвѣтѣ лѣтъ, въ блестящихъ эполетахъ, знаменитымъ и славнымъ, и - будь y м-ра Домби галстухъ еще выше, цѣпочка еще длиннѣе, я оттягаю y него дочку, женюсь и торжественно повезу ее.... куда я ее повезу? ну, да на какой-нибудь изъ открытыхъ мною острововъ". Вальтеръ шелъ, по обыкновен³ю, очень скоро, когда строилъ эти воздушные замки. Но всѣ эти мечты разбивались въ дребезги о мѣдную доску конторы Домби и Сына, и когда капитанъ Куттль съ дядей Соломономъ затягивали свою вѣчную пѣсню о Ричардѣ Виттингтонѣ и капитанской дочкѣ, онъ болѣе чѣмъ когда-либо понималъ свое скромное положен³е въ купеческой конторѣ. Время тянулось день за днемъ, и Вальтеръ продолжалъ со всѣмъ усерд³емъ и добросовѣстностью исполнять свою прозаическую должность, находя единственный отдыхъ въ построен³и великолѣпныхъ фантастическихъ замковъ, передъ которыми мечты Соломона и капитана Куттля были не болѣе, какъ скромными домиками. Въ пипчинск³й пер³одъ онъ возмужалъ, но весьма немного, и, собственно говоря, все еще былъ такимъ же простодушнымъ и вѣтренымъ мальчикомъ, какимъ читатель встрѣтилъ его въ первый разъ со свѣчей въ рукахъ на темной лѣстницѣ въ погребъ, когда дядя Соломонъ отыскивалъ завѣтную мадеру.

   - Что съ тобой, дядя Соль? - сказалъ однажды Валыеръ, всматриваясь съ озабоченнымъ видомъ въ печальное лицо мастера всѣхъ морскихъ инструментовъ, - ты сегодня ничего не ѣлъ и, кажется, твое здоровье очень разстроилось. Не сходить ли за докторомъ, дядюшка?

   . - Докторъ не поможетъ, мой милый, - отвѣчалъ дядя Соль, - не сыскать ему для меня...

   - Чего, дядюшка? покупателей?

   - Да, да, - возразилъ Соломонъ съ глубокимъ вздохомъ, - покупатели пригодились бы.

   - Ахъ, ты, Господи, твоя воля! - вскричалъ Вальтеръ, опрокидывая блюдо съ супомъ, и ударяя рукою по столу, - когда я вижу всѣхъ этихъ зѣвакъ, что каждый день цѣлыми дюжинами снуютъ передъ нашими окнами, меня такъ и забираетъ охота притащить кого-нибудь за шиворотъ въ магазинъ и заставить дружка отсчитать тысячи полторы чистоганомъ за свою покупку. Ну, чего ты смотришь, болванъ, - продолжалъ Вальтеръ, обращаясь къ старому джентльмену съ напудренной головой, такъ, разумѣется, чтобы тотъ не слыхалъ. - Выпучилъ глаза на телескопъ, да и стоитъ себѣ. Экая штука! Ты войди-ка любезный, да купи, a глаза-то, пожалуй, я за тебя выпучу.

   Но старый джентльменъ, удовлетворивъ любопытство, тихонько поплелся отъ магазина.

   - Ушелъ, - сказалъ Вальтеръ, - ушелъ, болванъ! Вотъ тутъ и надѣйся на нихъ! Да только вотъ что, дядя... эй, послушай, дядюшка! - прибавилъ Вальтеръ, видя, что старикъ закручинился и не обращаетъ на него вниман³я - унывать никакъ не должно, рѣшительно не должно. Что дѣлать? Посидимъ y моря и подождемъ погоды. Ужъ если придутъ заказы, такъ придетъ ихъ такая пропасть, что тебѣ ихъ въ вѣкъ не передѣлать.

   - Да, мнѣ ихъ точно не передѣлать, мой другъ, - съ горестью возразилъ Соломонъ, - заказы придутъ, когда меня не будетъ въ этой лавкѣ.

   - Да не тужи, сдѣлай милость, говорю я тебѣ, - ну что толку, если станешь все хандрить. Эхъ ты, дядя Соль! Нѣтъ заказовъ, такъ и чортъ съ ними!

   Соломонъ старался принять веселый видъ, и улыбнулся, какъ могъ, взглянувъ черезъ столъ на своего племянника.

   - Вѣдь особеннаго ничего не случилось. Не такъ ли, дядя Соль? - продолжалъ Вальтеръ, облокачиваясь на чайный подносъ и нагибаясь къ старику, чтобы вызвать его на объяснен³е, - будь откровененъ со мной, дядюшка, не скрывай ничего, если сохрани Богъ встрѣтилась какая-нибудь непр³ятность.

   - Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, - скороговоркой отвѣчалъ Соломонъ, - все идетъ, какъ шло, ничего особеннаго, право, ничего! Встрѣтилась непр³ятность, говоришь ты: какая же непр³ятность?

   Вальтеръ съ величайшей недовѣрчивостью покачалъ головою.

   - Поди ты, толкуй съ нимъ! - сказалъ онъ, - я его спрашиваю, a онъ меня! Послушай, дядя: когда я вижу тебя въ этой хандрѣ, мнѣ, право, становится и жалко и досадно, что я съ тобой живу.

   Старикъ Соль невольно открылъ глаза.

   - Я не шучу, дядюшка. Нѣтъ на свѣтѣ человѣка счастливѣе меня, когда я съ тобой, и при всемъ томъ опять таки повторяю: мнѣ теперь и жалко и досадно, что я живу здѣсь. Вижу по всему, y тебя есть что-то на душѣ, a еще туда же вздумалъ притворяться. Эхъ, ты, дядя Соломонъ!

   - Что дѣлать, мой милый? По временамъ, ты знаешь, я бываю очень скученъ, должно, какъ и всѣ старики.

   - Знаешь ли, что я думаю? - продолжалъ Вальтеръ, потрепавъ старика по плечу, - если бы тутъ въ этой комнатѣ вмѣсто меня сидѣла добренькая, тепленькая старушка, твоя жена, разумѣется, твоя кроткая, смирная, ненаглядная сожительница, которая бы знала всѣ твои привычки и обычаи, ты бы вѣдь не былъ въ такой хандрѣ, дядя Соломонъ! И разливала бы она чай, и припоминала бы тебѣ старину, и затянула бы подчасъ пѣсенку про старинное житье-бытье... а? не такъ ли? Ну, a я что для тебя сдѣлаю? Ты знаешь, я люблю тебя, но все же я только племянникъ, ни больше, ни меньше, да еще вдобавокъ вѣтреный, легкомысленный мальчишка, которому нельзя и сказать о своемъ горѣ. Ну вотъ я вижу ты хандришь, и почему знать? можетъ быть, ужасная тоска давитъ тебя; a какъ тебѣ помочь? какъ утѣшить тебя? какъ?... закричалъ Вальтеръ, со всего размаху ударивъ по столу, такъ что блюдо слетѣло на полъ и разбилось въ дребезги.

   - Валли, добрый мой Валли! - сказалъ Соломонъ, - если бы въ этой комнатѣ, на этомъ самомъ мѣстѣ лѣтъ за сорокъ съ небольшимъ сидѣла, какъ ты говоришь, ненаглядная моя сожительница, я никогда бы не любилъ ее такъ, какъ тебя, милое дитя мое!

   - Знаю, дядюшка, - возразилъ Вальтеръ, - очень хорошо; но женѣ ты открылъ бы всѣ свои секреты, потому что она умѣла бы облегчить твою тоску; a я ничего, рѣшительно ничего не придумаю, хоть бы размозжить себѣ голову.

   - Нѣтъ, нѣтъ, - сказалъ Соломонъ, - что за секреты? y меня нѣтъ отъ тебя никакихъ секретовъ!

   - Ну, такъ въ чемъ же дѣло, дядюшка? говори, разсказывай. Ну!

   Соломонъ Гильсъ еще разъ съ отчаяннымъ упрямствомъ началъ увѣрять, что ничего особеннаго не случилось. Вальтеръ, скрѣпивъ сердце, притворился убѣжденнымъ.

   - Однако-жъ, дядя Соль, если сверхъ чаян³я...

   - Да говорю тебѣ, что ничего нѣтъ, рѣшительно ничего.

   - Очень хорошо, - сказалъ Вальтеръ, - перестанемъ же толковать объ этомъ; мнѣ пора въ контору. Часа черезъ два я какъ-нибудь увернусь оттуда, и понавѣдаюсь, что ты станешь дѣлать. Только смотри, дядя Соль, если я узнаю, что ты меня обманулъ, такъ ужъ прошу не прогнѣваться: впередъ не повѣрю тебѣ ни на волосъ, и ужъ никогда ничего не буду говорить тебѣ о Каркерѣ младшемъ. Помни это, дядюшка Соломонъ!

   Соломонъ Гильсъ, въ знакъ соглас³я, улыбнулся и махнулъ рукой. Вальтеръ, перебирая въ головѣ всѣ возможныя, или правильнѣе, невозможныя средства къ обогащен³ю, побѣжалъ въ контору Домби и Сына съ озабоченнымъ видомъ и въ крайне невеселомъ расположен³и духа.

   Въ это время недалеко отъ Сити, на углу Арх³ерейской улицы, жилъ присяжный маклеръ и оцѣнщикъ, производивш³й торговлю подержанной мебелью, которая, какъ водится въ такихъ случаяхъ, разбросана была въ самомъ поэтическомъ безпорядкѣ по всѣмъ направлен³ямъ обширной лавки. Дюжины стульевъ прицѣплены были къ умывальникамъ, которые сами съ большимъ трудомъ держались за плечи буфетовъ, a буфеты, въ свою очередь, стояли на обѣденныхъ столахъ. Все это кувыркалось и таращилось въ разныя стороны съ удивительнымъ эффектомъ. Немного подальше на брачной постели, утвержденной на четырехъ столбахъ, дружелюбно красовались блюда, тарелки, стаканы, рюмки, бокалы, графины и друг³я принадлежности богатаго пира вмѣстѣ съ полдюжиной кочергъ и бальной лампой, готовой пролить нѣжнѣйш³й свѣтъ любви и братской дружбы на всю веселую компан³ю. Рядъ оконныхъ гардинъ и великолѣпныхъ сторъ, насильственно разлученныхъ съ своими окнами, пр³ятнѣйшимъ образомъ драпировали баррикаду комодовъ, нагруженныхъ маленькими кружками изъ москательныхъ лавокъ, между тѣмъ какъ бездомный коврикъ, отторженный жестокой рукой отъ привычнаго паркета и преслѣдуемый въ своемъ несчастьи пронзительнымъ восточнымъ вѣтромъ, вздрагивалъ и свертывался въ глубочайшую меланхол³ю, и, казалось, изъявлялъ душевную симпат³ю къ раздирательнымъ жалобамъ фортепьяна, терявшаго каждый день по одной струнѣ, которая передъ послѣднимъ издыхан³емъ стонала и выла отъ мучительныхъ предсмертныхъ страдан³й. Къ довершен³ю эффекта, м-ръ Брогли накопилъ въ своей лавкѣ цѣлую коллекц³ю стѣнныхъ часовъ различной цѣнности и доброты, но вообще съ вѣрнѣйшимъ ходомъ, хотя теперь ихъ стрѣлки остановилисъ, по-видимому, на вѣчныя времена вмѣстѣ съ финансовыми обстоятельствами своихъ прежнихъ хозяевъ, потерявшихъ за одно съ часами и свои дорог³я зеркала, которыя теперь въ лавкѣ барышника безсовѣстно отражали со всѣхъ сторонъ ихъ банкротство и разорен³е.

   Самъ м-ръ Брогли былъ мокроглазый, розолицый, жестковолосый, весьма дюж³й мужч