Диккенс Чарльз - Домби и сын

адать ему карачунъ.

   Уступая этому нѣжному ходатайству, м-съ Браунъ смягчилась мало-по-малу и заключила въ свои объят³я раскаявшагося Точильщика, который, въ свою очередь, принужденъ былъ обнять и ее! Затѣмъ онъ занялъ за столомъ свое прежнее мѣсто подлѣ м-съ Браунъ, которая одной рукой обвила его шею, a другой энергично начала пожимать его колѣни, давая такимъ образомъ знать, что она готова предать забвен³ю понесенныя обиды. Точильщикъ не жаловался, не возражалъ, не шевелился, хотя въ чертахъ его лица обрисовывалась невыносимая мука.

   - Ну что же, милашка, каковъ теперь твой хозяинъ? - начала м-съ Браунъ, когда они, въ заключен³е мировой, выпили по стаканчику за здоровье друтъ друга.

   - Тсс! Пожалуйста, миссисъ Браунъ.... ты ужъ этакъ... понимаешь?... надо говорить потише. Ничего, коли хочешь, онъ, я думаю, такъ себѣ, то есть, здоровъ, слава Богу, покорно благодарю.

   - Ты безъ мѣста Робби? - спросила м-съ Браунъ вкрадчивымъ тономъ.

   - Не то чтобы безъ мѣста, и не то чтобы при мѣстѣ, - лепеталъ Робъ. - Мнѣ, какъ бы это сказать да не схвастнуть, жалованье мнѣ все еще идетъ, миссисъ Браунъ.

   - За что же, Робинъ?

   - Да такъ. Дѣлъ-то особыхъ, видишь ты, нѣтъ, ну a на всяк³й случай велѣно держать ухо востро.

   - Хозяинъ за границей, Робби?

   - Ахъ, да что тебѣ! Пожалуйста, миссисъ Браунъ, давай толковать о чемъ-нибудь другомъ.

   М-съ Браунъ быстро поднялась съ мѣста къ большому отчаян³ю Точильщика, который, удерживая ее, лепеталъ:

   - Да, миссисъ Браунъ, да; мнѣ сдается, онъ точно за границей. На что это она такъ пристально смотритъ? - прибавилъ Точильщикъ, указывая на дочь, глаза которой устремлены были на лицо, выглядывавшее изъ-за дверей.

   - Не тронь ея, касатикъ, - сказала старуха, прижимаясь къ нему тѣснѣе, чтобы онъ не оглянулся назадъ. - Это ужъ y нея такой обычай, пусть ее. Ты говори со мной, Робинъ. Видалъ ты y него эту барыню, касатикъ?

   - Какую барыню, миссисъ Браунъ?

   - Ну вотъ, будто и не знаешь, касатикъ?

   - Право не знаю, бабушка, - вопилъ Точильщикъ, тономъ отчаянной мольбы.

   - Барыню, которая къ нему ѣздила, м-съ Домби, что-ли?

   - Да, помнится, я видѣлъ ее одинъ разъ.

   - Когда же, касатикъ? въ тотъ вечеръ, когда она уѣхала съ нимъ? - говорила старуха, пристально всматриваясь въ измѣняющ³яся черты его лица. - Ага! вижу по глазамъ, что въ тотъ вечеръ.

   - Ну ужъ такъ и быть, если видишь, миссисъ Браунъ; нечего, стало быть, запускать клещи въ бѣднаго парнюгу, чтобы развязать его языкъ.

   - Куда же они уѣхали той ночью, Робинъ? По прямой дорогѣ, касатикъ? Какъ они уѣхали? Гдѣ ты ее видѣлъ? Смѣялась она? плакала? Разсказывай обо всемъ, голубчикъ, - выкрикивала старуха, прижимаясь къ нему ближе и схвативъ его за обѣ руки, при чемъ глаза ея прыгали и сверкали необыкновеннымъ свѣтомъ. - Ну, раскошеливайся! Мнѣ надобно знать обо всемъ. Впередъ, голубчикъ! Вѣдь мы съ тобой давно мѣняемся нашими секретами, не такъ ли? Мы не выдадимъ другъ друга. Прежде всего, куда они поѣхали, Робинъ?

   Злосчастный Точильщикъ вздохнулъ тяжело и остановился.

   - Оглохъ, что ли, ты? - спросила старуха сердитымъ голосомъ.

   - Погоди, миссисъ Браунъ, я вѣдь не такъ скоръ, какъ молн³я. A желалъ бы, чортъ побери, сдѣлался на этотъ разъ громовой стрѣлой, чтобы упасть на нѣкоторыхъ людей, которые, видишь ты, слишкомъ лакомы до чужихъ дѣлъ.

   - Что ты говоришь?

   - Я говорю, миссисъ Браунъ, что не мѣшало бы намъ съ тобой выпить по стаканчику настойки. Сердцу, знаешь, какъ-то веселѣй. Ну, такъ куда они уѣхали, спрашиваешь ты? То есть, куда уѣхали, онъ и она, такъ что ли?

   - Да, да, касатикь.

   - Сказать по правдѣ, они никуда не уѣхали, то есть, оба-то они, вмѣстѣ-то, я разумѣю, никуда не уѣхали.

   Вѣдьма приготовилась, по-видимому, опять вцѣпиться въ его волосы и горло, но удержалась въ ожидан³и дальнѣйшихъ объяснен³й.

   - Такъ-то, бабуся, - продолжалъ отчаянный Точильщикъ, - ни одинъ чортъ тебѣ не скажетъ, куда они поѣхали, потому что, видишь ты, они уѣхали различными дорогами, по одиночкѣ.

   - Вотъ что! Смекаю, касатикъ: они назначили мѣсто, гдѣ должны съѣхаться? Такъ, такъ!

   - То есть, если бы имъ не нужно было съѣхаться, они, я полагаю, остались бы дома, миссисъ Браунъ, не такъ ли?

   - Правда, касатикъ, правда. Ну, что дальше? продолжай? - говорила старуха, ухватившись крѣпче за его руки, какъ будто опасаясь, какъ бы онъ не ускользнулъ.

   - Да что же тебѣ надобно, миссисъ Браунъ? Развѣ этого мало? - возразилъ отчаянный Точильщикъ, терпѣвш³й во все это время невыносимую пытку, какъ будто съ каждымъ отвѣтомъ вытягивалась изъ него новая жила. - То есть, еще смѣялась ли она въ ту ночь? Кажись, ты спрашивала, бабушка смѣялась ли она?

   - Или плакала? - прибавила старуха, кивая головой.

   - Не смѣялась и не плакала, - сказалъ Точильщикъ. - Она была такъ тверда, когда она... и я... послушай, бабушка, тебѣ, я вижу, нужна вся подноготная. Такъ и быть! Только дай напередъ торжественную клятву, что ты никому объ этомъ не заикнешься.

   - Мгсъ Браунъ, ³езуитка отъ природы, немедленно поклялась всемогущимъ Творцомъ, прибавивъ, что въ случаѣ нарушен³я клятвы, она готова провалиться въ преисподнюю, въ таръ-тарары. При этомъ она сдѣлала исподтишка лукавый кивокъ на м-ра Домби.

   - Такъ въ ту пору, говорю я, когда она и я пошли къ Саутгемптону {Southampton - одиа изъ главныхъ частей Лондона на берегу Темзы, гдѣ есть перевозъ, называемый также Southampton. Прим. перев.}, она была такъ тверда, какъ гранитъ, - продолжалъ Точильщикъ. - Такою же она была и поутру, миссисъ Браунъ. Когда на разсвѣтѣ она сѣла въ шлюпку и поѣхала, я, какъ ея слуга, стоялъ на берегу, чтобы видѣть, все ли благополучно, она ни въ чемъ и нисколько не измѣнилась. Теперь довольна ли ты, миссисъ Браунъ?

   - Нѣтъ, голубчикъ, еще не совсѣмъ, - отвѣчала м-съ Браунъ рѣшительнымъ тономь.

   - Вотъ навязалась старуха! Ахъ, Ты Господи, Твоя воля! - визжалъ неутѣшный Точильщикъ, безполезно горюя о своей судьбѣ. - Да чего тебѣ еще надо, миссисъ Браунъ?

   - Что сталось съ хозяиномъ? куда онъ дѣвался? - спрашивала старуха, прижимаясь къ нему тѣснѣе и пронизывая его своими кошачьими глазами.

   - Ну, вотъ этого я, ей же ей, не знаю, миссъ Браунъ, - отвѣчалъ Точильщикъ. - Лопни мои глаза, если я вѣдаю сколько-нибудь, что онъ тогда дѣлалъ, куда поѣхалъ или зачѣмъ. Помню только, и хорошо помню, онъ сказалъ мнѣ на прощаньи, чтобы я держалъ свой языкъ за зубами; не то прибавилъ онъ, я повѣшу тебя на первой осинѣ. И я скажу тебѣ, м-съ Браунъ, какъ искреннему другу, что если тебѣ вздумается проболтаться кому-нибудь ма счетъ того, о чемъ мы съ тобой толковали, то ужъ лучше ты взорви себѣ черепъ или сожги себя вмѣстѣ съ этой избушкой, не то онъ догонитъ и захватитъ тебя въ самомъ омутѣ чертей. Ты и вполовину его не знаешь такъ, какъ я, миссисъ Браунь! Не будетъ отъ него никакого спасенья, говорю тебѣ.

   - Развѣ я не поклялась тебѣ, голубчикъ? - возразила старуха тономъ упрека. - Небось, я сумѣю сдержать клятву.

   - То-то же, смотри, миссисъ Браунъ, я надѣюсь, ты не захочешь погубить ни себя, ни меня.

   При этомъ дружескомъ совѣтѣ онъ бросилъ на нее умильный взоръ и съ особеннымъ эффектомъ кивнулъ головою; но, не находя слишкомъ большой отрады при встрѣчѣ съ желтымъ лицомъ и хорьковыми бѣлками старой вѣдьмы, прижавшейся къ нему еще тѣснѣе, онъ неохотно опустилъ глаза въ землю и сѣлъ переминаясь на свой стулъ, рѣшившись, по-видимому, во что бы то ни стало, хранить упорное молчан³е при всѣхъ послѣдующихъ вопросахъ. Старуха между тѣмъ, пользуясь этимъ случаемъ, подняла на воздухъ указательный палецъ своей правой руки, давая знать своему тайному наблюдателю, что вотъ теперь-то собственно онъ долженъ слушать обоими ушами.

   - Робинъ? - начала м-съ Браунъ самымъ вкрадчивымъ тономъ.

   - Ну, да что еще, миссисъ Браунъ?

   - Робинъ! гдѣ уговорился твой хозяинъ съѣхаться съ этой барыней?

   Точильщикъ повернулся два-три раза на своемъ стулѣ, взглянулъ на полъ, взглянулъ на потолокъ, закусилъ ноготь большого пальца, перебралъ всѣ пуговицы на жилетѣ и, взглянувъ искоса на свою неумолимую мучительницу, окончательно сказалъ:

   - Какъ я могу это знать, миссисъ Браунъ?

   Старуха опять, какъ прежде, сдѣлала сигналъ своимъ указательнымъ пальцемъ.

   - Пошевеливайся, любезный, пошевеливайся! Не къ чему было доводить меня до этого мѣста и бросить ни съ чѣмъ. Я хочу знать и буду знать во что бы то ни стало.

   - Да ты таки посуди сама, неразумная ты женщина, какъ могу я выговаривать французск³я имена городовъ?

   - Ты могъ слышать, какъ ихъ произносили при тебѣ. Пошевеливайся, Робби!

   - При мнѣ ихъ вовсе не произносили, миссисъ Браунъ.

   - Ну, такъ ты видѣлъ, любезный, какъ ихъ писали, и теперь ты можешь ихъ сложить, - быстро подхватила старуха, не спуская съ него глазъ.

   Проникнутый невольнымъ удивлен³емъ къ этой необыкновенной догадливостисвоего палача, Робинъ испустилъ не то стонъ, не то крикъ и, порывшись нѣсколько времени въ карманѣ своего жилета, вынулъ оттуда кусокъ мѣлу.

   - Изволь, миссисъ Браунъ, напишу. Только ужъ ты ни о чемъ больше меня не спрашивай: это было бы безполезно. Я ничего не знаю и, слѣдовательно, ничего не могу сказать. Долго ли и зачѣмъ будутъ они ѣхать порознь, что и какъ станутъ дѣлать, когда съѣдутся, - все это мнѣ столько же извѣстно, миссисъ Браунъ, какъ и тебѣ, то есть, я рѣшительно ничего тутъ не смыслю. Ты сама повѣришь, если скажу, какъ я отыскалъ это слово. Сказать, миссисъ Браунъ?

   - Скажи, лебедикъ.

   - Изволь, бабушка. Когда... только чуръ уже больше не спрашивать! - говорилъ Робинъ, поворачивая къ ней свои глаза, которые были теперь безсмысленны и сонливы. - Не станешь спрашивать?

   - Не стану, касатикъ.

   - Ну, такъ это случилось вотъ какимъ манеромъ. Оставивъ со мной эту леди, хозяинъ положилъ ей въ руку какую-то записку, сказавъ, что это на случай, если она забудетъ. Но она не боялась забыть, потому что, лишь только онъ отвернулся, она изорвала бумагу въ клочки и выбросила за окно кареты. На бумагѣ было всего только одно слово - я это хорошо видѣлъ - и я поспѣшилъ подобрать клочекъ, на которомъ оно было написано. Это слово я, пожалуй, нарисую тебѣ, миссисъ Браунъ, да только смотри, помни свою клятву.

   М-съ Браунъ, замѣтила, что очень помнитъ. Не имѣя больше никакихъ возражен³й, Робинъ медленно и съ большимъ трудомъ началъ рисовать на столѣ мѣломъ:

   - "Д"; старуха громко произнесла эту букву, когда Точильщикъ ее начертилъ.

   - Да будешь ли ты молчать, миссисъ Браунъ? - воскликнулъ Робинъ, съ нетерпѣн³емъ обращаясь къ старухѣ и закрывая ладонью написанную букву. - Складывать вовсе не слѣдуетъ, иначе я перестану писать. Пожалуйста, бабушка, не шевелись.

   - Ну, такъ ставь буквы подлиннѣе, касатикъ, отвѣчала старуха, повторяя свой тайный сигналъ, - мои глаза, ты знаешь, не хорошо разбираютъ и печать.

   Пробормотавъ что-то про себя, Точильщикъ съ неудовольств³емъ принялся за работу. Между тѣмъ, какъ онъ нагнулъ свою голову, господинъ, для котораго онъ такъ безсознательно трудился, выдвинулся изъ-за двери не далѣе какъ на одинъ шагъ разстоян³я отъ его плеча и принялся внимательно слѣдить за медленнымъ движен³емъ его руки. Въ то же самое время Алиса, наблюдая его съ прогивоположнаго стула, шевелила губами при каждой буквѣ, не произнося ее громко. При концѣ каждаго штриха, она и м-ръ Домби быстро взглядывали друтъ на друга, какъ будто для подтвержден³я своихъ мыслей, и такимъ образомъ они разомъ сложили: D. I. J. О. N.

   - Вотъ тебѣ! - сказалъ Точшьщикъ, поспѣшно намусливая ладонь своей руки, чтобы стереть начерченное слово. Недовольный этимъ, онъ принялся съ ожесточен³емь тереть по столу обшлагомъ своего рукава до тѣхъ поръ, пока не исчезъ самый слѣдъ мѣла. - Ну, миссисъ Браунъ, теперь, надѣюсь, ты довольна!

   Въ изъявлен³е своего совершеннѣйшаго удовольств³я, старуха выпустила его руку и погладила его по спинѣ. Утомленный продолжительной возней и винными парами, Точильщикъ опустилъ локти на столъ, положилъ на нихъ свою голову и тутъ же заснулъ глубокимъ сномъ.

   Убѣдившись, что онъ спитъ крѣпко и храпитъ гвомко, старуха оборотилась къ дверямъ, гдѣ стоялъ въ засадѣ м-ръ Домби, и пригласила его потихоньку выбираться изъ комнаты. Даже въ эту минуту она растопырилась надъ Робиномъ, готовая ослѣпить его своими руками или притиснуть къ столу его голову, если онъ подыметъ ее прежде, чѣмъ прекратится послѣдн³й шумъ таинственныхъ шаговъ. Но ея взглядъ, проницательно слѣдивш³й за спящимъ юношей, еще проницательнѣе наблюдалъ бодрствующаго мужа, и когда м-ръ Домби, прикоснувшись къ ея ладони своей рукой, произвелъ на ней, не смотря на всю свою предосторожость, звонк³й золотой звукъ, глаза старухи засверкали, какъ y ворона, и съ жадностью впились въ полученный подарокъ.

   Мрачный взглядъ дочери, провожавш³й его къ дверямъ, хорошо замѣтилъ, какъ онъ былъ блѣденъ, и какъ его ускоренная поступь обнаруживала, что малѣйшее замедлен³е было для него невыносимымъ принужден³емъ, и какъ горѣлъ онъ жаждою дѣятельности; когда, наконецъ, дверь потихоньку затворилась, она оглянулась на свою мать. Подпрыгнувъ къ ней, старуха открыла ладонь, чтобы показать золото, и потомъ, сжавъ ее опять съ ревнивою жадностью, прошептала:

   - Что онъ станетъ дѣлать, Алиса?

   - Зло, - отвѣчала дочь.

   - Уб³йство? - спросила старуха.

   - Онъ бѣшенъ теперь въ своей ужаленной гордости и готовъ, пожалуй, на все.

   Больше онѣ ничего не сказали и усѣлись каждая на своей сторонѣ. Мать бесѣдовала со своимъ золотомъ, дочь со своими мыслями; ихъ взоры свѣтились во мракѣ слабо освѣщенной комнаты. Робинъ спалъ и храпѣлъ. Одинъ только попугай, на котораго не обращали вниман³я, былъ въ постоянной дѣятельности. Онъ рвалъ и клевалъ своимъ крючковатымъ носомъ вызолоченную клѣтку, карабкался подъ куполомъ, бѣгалъ по кровлѣ, какъ муха, вверхъ ногами, и кусалъ, и шатался, и шумѣлъ при каждомъ колебан³и проволоки, какъ будто сознавалъ опасность своего хозяина и хотѣлъ, насильственно вырвавшись изъ плѣна, предварить его объ угрожающей бѣдѣ.

  

  

   Одиноко и вдали отъ всѣхъ этихъ треволнен³й жили въ своемъ углу отверженные братъ и сестра преступнаго бѣглеца, но его вина обрушилась на нихъ гораздо болѣе тяжелымъ бременемъ, чѣмъ на человѣка, котораго онъ оскорбилъ такъ безжалостно и такъ жестоко. Неумолимый свѣтъ, при всей своей взыскательности и неотвязчивости, оказалъ м-ру Домби, по крайней мѣрѣ, ту услугу, что безпрестанно разжигалъ его господствующую страсть, кололъ и пришпоривалъ его гордость, сосредоточивая всѣ его мысли и чувства на одномъ предметѣ, который сдѣлался теперь единственною цѣлью его умственнаго и нравственнаго быт³я. Вся упругость и чопорность его натуры, весь ея мракъ и суровость слились теперь, подобно многимъ мелкимъ ручьямъ, въ одну обширную и быструю рѣку, которая неудержимо покатила свои бурливыя волны въ океанъ тщеслав³я, гордости и надутаго самол³об³я, проникнутаго преувеличеннымъ сознан³емъ своей личной важности. Сказочный богатырь, доведенный до послѣдней степени геройства и свирѣпости своими мелкими врагами, былъ бы теперь кроткимъ агнцемъ въ сравнен³и съ м-ромъ Домби. Лютый и взбѣшенный звѣрь, напущенный на стаю гончихъ, - ровно ничего передъ этимъ чопорнымъ джентльменомъ въ его накрахмаленномъ галстукѣ, на которомъ нѣтъ ни малѣйшей морщинки.

   Но самая взбалмошность его мысли уже замѣняла отчасти исполнен³е ея на дѣлѣ. Покамѣстъ онъ не зналъ, куда укрылся его отъявленный врагъ, жажда мщен³я отвлекала его умъ отъ собственнаго бѣдств³я, и онъ на досугѣ потѣшался перспективой будущаго своего геройства. Но братъ и сестра его коварнаго любимца не имѣли такого утѣшен³я: всѣ явлеи³я въ ихь истор³и, прошедш³я и настоящ³я, придавали его преступлен³ю значен³е самое гибельное для нихъ.

   Сестра съ горестью думала иногда, что если бы она осталась при немъ вѣрной спутницей его жизни, быть можетъ, онъ избѣжалъ бы преступлен³я, въ которое впалъ; но думая такимъ образомъ, она отнюдь не жалѣла о томъ, что сдѣлала, и ни мало не возвышала цѣны своего самопожертвован³я. Напротивъ, когда эта возможность представлялась ея заблудшему и раскаявшемуся брату, она падала на его сердце такимъ ужаснымъ бременемъ, которое онъ мотъ едва только выносить, и при этомь ни разу не входила въ его голову мысль объ отмщен³и своему жестокому брату. Новое обвинен³е самого себя и глубокое сознан³е своего нравственнаго унижен³я, - вотъ единственныя размышлен³я, возникавш³я въ его головѣ по поводу печальнаго событ³я.

   Въ тотъ самый день, вечеръ котораго склонился на послѣдней главѣ, когда свѣтск³е люди суетливо занимались рѣшен³емъ разныхъ статей относительно похищен³я м-съ Домби, окно комнаты, гдѣ братъ и сестра сидѣли за раннимъ завтракомъ, затемнилось неожиданною тѣнью человѣка, подошедшаго къ маленькой калиткѣ. Этотъ человѣкъ, съ вашего позволен³я, былъ Перчъ, разсыльный.

   - A я къ вамъ съ Чистыхъ Прудовъ, - заголосилъ м-ръ Перчъ, довѣрчиво заглядывая въ комнату и вытирая о половикъ сапоги, на которыхъ, впрочемъ, не было грязи. - Раненько, изволите видѣть, да мнѣ, м-ръ Каркеръ, приказано вручить вамъ письмецо прежде, чѣмъ вы выйдете сегодня со двора. Признаться, мнѣ слѣдовало бы придти сюда получасомъ раньше, да вотъ жена-то моя, - что станешь дѣлать? - чуть-чуть не потерялъ нынѣшнюю ночь.

   - М-съ Перчъ очень больна? - спросила Герр³этъ.

   - Она, вотъ видите ли, миссъ, - сказалъ Перчъ, оборотившись нарередъ къ двери, чтобы тщательно ее запереть, - слишкомъ принимаетъ къ сердцу всѣ эти обстоятельства, которыя повстрѣчались съ нашимъ торговымъ домомъ. Нервы y нея очень нѣжны и удивительно какъ скоро разструниваются. A и то сказать, тутъ есть отчего перевернуться и желѣзнымъ нервамъ. Вы сами, разумѣетхя, очень разстроены, миссъ.

   Герр³этъ подавила вздохъ и взглянула на своего брата.

   - Я и самъ развинтился въ эти дни такъ, что и вообразить не могу, - продолжалъ Перчъ, энергически тряхнувъ головой. - Все это ошеломило меня такъ, какъ будто я пьянствовалъ цѣлую недѣлю, и право, сударыня, я каждое утро чувствую, что голова моя все равно, что пустой барабанъ.

   Наружность м-ра Перча дѣйствительно подтверждала несомнѣнную наличность этихъ симптомовъ. Лихорадочный видъ и очевидное разслаблен³е всего его организма могли быть объяснены не иначе, какъ многочастыми и многообразными возл³ян³ями шнапсовъ, которыми каждый день угощали его на трактирныхъ прилавкахъ, гдѣ онъ имѣлъ обыкновен³е повѣствовать съ одушевленнымъ краснорѣч³емъ о послѣднихъ приключен³яхъ въ торговомъ домѣ.

   - Стало быть, я могу судить, - сказалъ м-ръ Перчъ, тряхнувъ опять головою и придавая серебристый оттѣнокь своей рѣчи, - что и какъ должны чувствовать особы, которыя сами нѣкоторымъ образомъ соприкосновенны къ этимъ печальнымъ дѣламъ.

   Здѣсь м-ръ Перчъ поджидалъ обнаружен³й дружеской откровенности, но, не дождавшись откровенности, кашлянулъ изъ-подъ руки. Такъ какъ это ни къ чему не повело, то онъ поставилъ шляпу на полъ и полѣзъ въ карманъ своего жилета за письмомъ.

   - Отвѣта, кажись, не велѣно дожидаться, - сказалъ м-ръ Перчъ съ ласковой улыбкой, - но вы, можетъ быть, потрудитесь, сэръ, пробѣжать его при мнѣ.

   Джонъ Каркеръ разломалъ печать м-ра Домби и, овладѣвъ содержан³емъ, котороѳ было очень коротко, отвѣчалъ:

   - Нѣтъ. Отвѣтъ не нуженъ.

   - Въ такомъ случаѣ, сударыня, позвольте пожелать вамъ добраго утра, - сказалъ Перчъ, дѣлая шагъ къ дверямъ. - Я надѣюсь и даже увѣренъ, вы не будете слишкомъ огорчаться послѣднимъ печальнымъ обстоятельствомъ. Въ газетахъ разсказываютъ так³я вещи, о какихъ вы и не думаете, - сказалъ Перчъ, дѣлая отъ дверей два шага назадъ и обращаясь съ таинственнымъ шепотомъ къ брату и сестрѣ. - Одинъ воскресный газетчикъ...

   Должно замѣтить, что м-ръ Перчъ, по невѣжеству, свойственному англ³йскимъ лакеямъ, всѣхъ журналистовъ называлъ газетчиками, не умѣя различить писателя отъ разносчика афишъ.

   - Одинъ воскресный газетчикъ, - говорилъ Перчъ, - въ синей шинели и бѣлой шляпѣ, не разъ собирался меня подкупить и задобрить разными предложен³ями, да только я всегда отдѣлывалъ его, какъ слѣдуетъ честному человѣку. Вчера вечеромъ онъ часа четыре шлялся около нашей конторы, и я самъ вадѣлъ, какъ онъ приставлялъ свой глазъ къ замочной щели. Другой газетчикъ каждый день вертится въ знакомомъ мнѣ трактирѣ. Разъ какъ-то на прошлой недѣлѣ сорвалось y меня съ языка два-три слова, и что же бы вы думали? Онъ на другой же день оттиснулъ ихъ въ своей газетѣ, да и какъ оттиснулъ, если бы вы знали! Уму непостижимо!

   М-ръ Перчъ полѣзъ въ свой карманъ, какъ будто съ намѣрен³емъ вытащить клочекъ газеты, но, не гюлучивъ никакого поощрен³я, вынулъ оттуда свои бобровыя перчатки, поднялъ шляпу и простился. Часа черезъ два всѣ его пр³ятели въ знакомой харчевнѣ уже знали, какимъ манеромъ миссъ Каркеръ, заливаясь горючими слезами, схватила Перча за обѣ руки и сказала: "Охъ, Перчъ! милый, дорогой Перчъ, видѣть васъ моя единственная отрада" - и какимъ способомъ м-ръ Джонъ Каркеръ, взъерошивая свои волосы, воскликнулъ строжайшимъ голосомъ: "Перчъ, я отказываюсь отъ него. Никогдане называй его моимъ братомъ въ моемъ присутств³и! "

   Оставшись одни, братъ и сестра сначала не говорили ии слова. Молчан³е прервала Герр³этъ.

   - Что, милый Джонъ, дурныя вѣсти въ этомъ письмѣ?

   - Да; но неожиданнаго нѣтъ ничего. Я вчера видѣлъ его.

   - Его?

   - То есть, м-ра Домби, который теперь ко мнѣ пишетъ. Онъ вчера два раза проходилъ по конторѣ, когда я тамъ былъ. Мнѣ нельзя было отъ него долѣе укрываться, и я знаю, что мое присутств³е должно казаться для него обиднымъ. Я это чувствую, какъ нельзя лучше.

   - Онъ ничего.не сказалъ?

   - Ничего; но я видѣлъ, что его взоръ остановился на мнѣ, и это заранѣе приготовило меня къ тому, что должно было случиться. Мнѣ отказано отъ мѣста!

   Сестра старалась по возможности казаться спокойною, но полученныя новости были слишкомъ печальны по многимъ причинамъ. Джонъ Каркеръ читалъ:

   "Мнѣ, конечно, нѣтъ надобности объяснять, почему ваше имя съ нѣкотораго времени звучитъ въ моихъ ушахъ неестественнымъ звукомъ и почему невыносимъ для меня одинъ взглядъ на человѣка, который носитъ вашу фамил³ю. Съ этого дня прекращается всякое обязательство между нами, и я требую, чтобы впредь вы ни по какому поводу не старались придти или поставить себя въ соприкосновен³е съ моей фирмой".

   - Вотъ и все, милая Герр³этъ, - продолжалъ Джонъ Каркеръ. - При письмѣ вложенъ банковый билетъ, равносильный моему третному жалованью. Право, сестрица, м-ръ Домби поступаетъ со мной еще слишкомъ милостиво, если взять въ разсчетъ все, что случилось.

   - Да, очеиь милостиво, Джонъ, если справедливо наказывать одного за проступки другого, - отвѣчала сестра.

   - Мы сдѣлались для него какимъ-то зловѣщимъ отродьемъ, - говорилъ Джонъ. - Нѣтъ ничего мудренаго, если онъ дрожитъ при одномъ звукѣ нашей фамил³и, и думаетъ, что въ крови нашей заключены проклятыя сѣмена, плодовитыя на несчастья всякаго рода. Я самъ не прочь отъ этихъ мыслей, если бы только не ты, Герр³атъ.

   - Перестань, братъ. Если y тебя, какь ты думаешь и часто говоришь, наперекоръ моему личному убѣжден³ю, есть особыя причины любить меня, пощади мой слухъ отъ этихъ дикихъ возражен³й!

   Онъ закрылъ лицо обѣими руками, но сестра, подойдя къ нему, нѣжно взяла его за одну руку.

   - Что ни говори, братъ, a получить отставку отъ единственнаго мѣста, съ которымъ ты связанъ продолжительной привычкой, вещь очень трудная для насъ обоихъ, особенно, если взять въ разсчетъ несчастный поводъ къ этой непредвидѣнной бѣдѣ. Намъ нужно позаботиться о средствахь къ существован³ю... впрочемъ что же такое? Мы оба станемъ бороться съ нашей судьбой безъ смущен³я и безъ страха, и я, съ своей стороны, увѣрена, что побѣда будетъ на нашей сторонѣ, если только присутств³е духа тебя не оставитъ.

   Ободряя такимъ образомъ брата, она цѣловала его въ щеку, и улыбка играла на ея губахъ.

   - О милая сестра! Ты по своей собственной благородной волѣ соединила судьбу свою съ погибшимъ человѣкомъ, котораго имя осрамлено клеймомъ безслав³я! Не имѣя самъ ни одного друга, я въ то же время отнялъ и y тебя всѣхъ друзей.

   - Джонъ! - Она поспѣшно положила руку на его губы. - Ради меня! Въ воспоминан³е нашей продолжительной дружбы! - Онъ молчалъ. - Теперь, мой милый, мнѣ надобно, въ свою очередь, сказать нѣсколько словъ. - Она спокойно сѣла подлѣ него. - Я, точно такъ же, какъ и ты, готовилась исподволь къ тому, что теперь случилось съ нами, и была y меня тайна, которую время, наконецъ, открыть. Дѣло въ томъ, мой милый, что y насъ сверхъ твоего чаян³я, есть одинъ общ³й другъ.

   - Какъ его зовутъ, Герр³этъ? - спросилъ Джонъ съ грустною улыбкою.

   - Право я не знаю; но однажды онъ весьма серьезно увѣрялъ меня въ своей дружбѣ и объявиль искреннее желан³е быть намъ полезнымь. Я ему вѣрю.

   - Герр³этъ! - воскликнулъ удивляющ³йся братъ, - Тдѣ живетъ этотъ другъ?

   - И этого я не знаю, - отвѣчала сестра, - но онъ знаетъ насъ обоихъ, и ему въ совершенствѣ извѣстна наша общая истор³я. Вотъ почему, между прочимъ, по собственному его совѣту, я скрыла отъ тебя, милый Джонъ, что онъ былъ въ нашемъ домѣ; тебя огорчило бы извѣст³е о такомъ человѣкѣ.

   - Неужели, Герр³этъ, онъ былъ въ нашемь домѣ?

   - Да, въ этой самой комнатѣ. Разъ только.

   - Что это за человѣкъ?

   - Не молодой. Его волосы сѣдѣютъ и скоро, какъ онъ говорилъ, совсѣмъ сдѣлаются сѣдыми. Но онъ великодушенъ, добръ и, я увѣрена, неспособенъ къ притворству.

   - И ты видѣла его только однажды, Герр³этъ?

   - Однажды въ этой комнатѣ, - отвѣчала сестра, щеки которой въ эту минуту покрылись яркимъ румянцемъ, - но, когда онъ былъ здѣсь, онъ убѣдительно просилъ, чтобы я позволила ему видѣть себя разъ въ недѣлю, когда онъ будетъ проходить мимо нашего дома. Это должно было напоминать ему, что мы покамѣстъ не имѣемъ нужды въ его услугахъ, потому что, когда онъ вызвался на эти услуги, я рѣшительно объявила, что мы не нуждаемся ни въ чемъ.

   - И разъ въ недѣлю...

   - Каждую недѣлю Сь той поры одинъ раэъ, и всегда въ одинъ и тотъ же день, въ одинъ и тотъ же часъ, онъ проходилъ пѣшкомъ мимо нашего дома, всегда по одному и тому же направлен³ю въ Лондонъ, останавливаясь не болѣе, какъ на минуту, чтобы раскланяться со мной и дать знать движен³емъ руки, что онъ помнитъ и заботится о насъ, какъ добрый опекунъ. Онъ обѣщалъ эту аккуратность въ свое единственное свидан³е со мной и выполнялъ обѣщан³е съ такою безпримѣрною аккуратностью, что если сначала я сколько-нибудь и могла сомнѣваться въ искренности его словъ, зато впослѣдств³и ни тѣни сомнѣн³я не оставалось въ моей душѣ, и я всегда съ радостной увѣренностью дожидалась урочнаго часа, въ который долженъ былъ неминуемо появиться этотъ необыкновенный человѣкъ. Но въ послѣдн³й понедѣльникъ, слѣдовавш³й за ужаснымъ событ³емъ, онь не явился, и я начинаю подозрѣвать, не имѣетъ ли его отсутств³е какой-нибудь связи съ тѣмъ, что случилось въ нашей фирмѣ.

   - Какъ же это? - спросилъ братъ.

   - Я и сама не знаю; только одновременность происшеств³й навела меня на эту догадку, и я не старалась отдать себѣ въ ней яснаго отчета. Чувствую, впрочемъ, что онъ непремѣнно долженъ воротиться, и если дѣйствительно воротится, позволь мнѣ, милый Джонъ, объявить ему, что я говорила, наконецъ, о немъ тебѣ, и что ты желаешь узнать его лично. Онъ, безъ сомнѣн³я, откроетъ для тебя новый источникъ существован³я, потому что въ ту пору онъ именно просилъ позволен³я позаботиться объ улучшен³и нашей жизни, и я должна была обѣщать, что если мы будемъ имѣть нужду въ другѣ, то я вспомню о немъ. Тогда, сказалъ онъ, и его имя не будетъ для насъ тайной.

   Джонъ Каркерь слушалъ все это съ большимъ вниман³емъ, и удивлен³е его, казалось, возростало съ минуты на минуту.

   - Герр³этъ, опиши мнѣ этого человѣка. Я, навѣрно, долженъ знать человѣка, который такъ хорошо знаетъ меня.

   Его сестра живо нарисовала всѣ черты, станъ и платье своего таинственнаго посѣтителя, но Джонъ Каркеръ, потому ли, что онъ не имѣлъ понят³я объ оригиналѣ, или по какой-нибудь ошибкѣ въ ея описан³и, или просто отъ разсѣянности въ мысляхъ, не могъ угадать портрета, который она представляла передъ нимъ.

   Какъ бы то ни было, вслѣдств³е обоюднаго рѣшен³я, Джонъ Каркеръ долженъ былъ увидѣть оригиналъ при первомъ его появлен³и. Послѣ этого уговора, сестра, успокоенная откровеннымъ объяснен³емъ, принялась за свои домашн³я дѣла, a сѣдой ея братъ, бывш³й младшимъ между писарями въ купеческой конторѣ, началъ работать въ саду въ этотъ первый день своей небывалой свободы.

   Была ночь. Братъ читалъ вслухъ какую-то книгу, сестра сидѣла за иголкой; внезапный стукъ въ дверь прервалъ ихъ занят³я. Въ атмосферѣ необыкновеннаго безпокойства и страха, парившихъ надъ ними въ связи съ ихъ братомъ-бѣглецомъ, этотъ звукъ, необыкновенный самъ по себѣ, казался для нихъ почти возмутительнымъ. Братъ подошелъ къ дверямъ; сестра осталась на своемъ мѣстѣ и съ робостью прислушивалась. Чей-то голосъ спрашивалъ, и Джонъ Каркеръ, казалось, отвѣчалъ съ изумлен³емъ. Обмѣнявшись нѣсколькими вопросами и отвѣтами, оба вошли въ дверь.

   - Герр³этъ, - сказалъ братъ, представляя поздняго посѣтителя, - м-ръ Морфинъ, джентльменъ изъ конторы Домби.

   Сестра отпрянула назадъ, какъ будто ей померещился призракъ. На порогѣ стоялъ ея таинственный другъ съ просѣдью въ черныхъ волосахъ, съ румянымъ лицомъ, широкимъ и открытымъ челомъ, съ глазами, полными огня, - тотъ самый другъ, тайну котораго она хранила столь долгое время.

   - Джонъ! - сказала она, едва переводя духъ, - это тотъ джентльменъ, о которомъ я говорила тебѣ сегодня!

   - Этотъ джентльменъ, миссъ Герр³этъ, - сказалъ посѣтитель, входя въ комнату, - онъ стоялъ нѣсколько минутъ на порогѣ, - этотъ джентльменъ очень радъ слышать отъ васъ эти слова; на пути къ этому дому онъ перебиралъ тысячи средствъ, какъ бы приличнѣе объясниться, и не остановился ни на одномъ. М-ръ Джонъ, я здѣсь не совсѣмъ чужой. Вы съ изумлен³емъ встрѣтили меня на этомъ порогѣ, и я замѣчаю, что въ эту минуту вы еще болѣе изумлены. Что же такое? Это совершенно въ порядкѣ вещей. Если бы мы не были исчадьями привычки, такъ никто бы изъ насъ не имѣлъ и половины причинъ къ обнаружен³ямъ своего удивлен³я.

   Говоря это, онъ радушно и вмѣстѣ почтительно привѣтствовалъ Герр³этъ и, усѣвшись подлѣ нея, скинулъ свои перчатки и бросилъ ихъ на столъ въ свою шляпу.

   - Разумѣется, м-ръ Джонъ, удивительнаго ничего нѣтъ, если во мнѣ обнаружилось желан³е видѣть вашу сестрицу, и если я по-своему выполнилъ то, чего желалъ. Что же касается до аккуратности моихъ недѣльныхъ визитовъ... то есть, я думаю, она вамъ говорила о нихъ... необыкновеннаго и тутъ ничего нѣтъ. Эти похожден³я обратились въ привычку, a мы, дѣло извѣстное, всѣ - исчад³я привычки, никакъ не болѣе!

   Залрятавъ свои руки въ карманы и облокотившись на стулъ, онъ смотрѣлъ на брата и сестру, какъ будто ему особенно интересно было видѣть ихъ вмѣстѣ.

   - Привычка, съ вашего позволен³я, дѣлаетъ все, - говорилъ м-ръ Морфинъ съ нѣкоторою раздражительностью, - одни, по милости привычки, укореняются съ каждымъ днемъ въ люциферовой гордости и чопорности, друг³е дѣлаютъ успѣхи въ низости и подлости, a большая часть изъ насъ все по той же причинѣ равнодушно глазѣетъ на м³ръ и его чудеса, то есть, другими словами, привычка, какъ искусный ваятель, вырабатываетъ изъ глины нашего организма предиковинные болванчики, способные ко всякимъ впечатлѣн³ямъ и убѣжден³ямъ. За примѣрами ходить недалеко, и я указываю вамъ на самого себя. Цѣлые годы я обнаруживалъ свое скромное участ³е въ управлен³и торговымъ домомъ, и я видѣлъ, м-ръ Джонъ, какъ вашъ братъ, мерзавецъ первой руки... миссъ Герр³этъ извинитъ меня за этотъ титулъ... какъ онъ распространялъ больше и больше свое вл³ян³е до тѣхъ поръ, пока контора и ея хозяинъ не сдѣлались игрушками въ его рукахъ; и видѣлъ я, какъ въ то же время вы каждый день работали за своей скромной конторкой; и я былъ совершенно доволень, что все вокругъ меня шло своимъ чередомъ, правильно и стройно, подобно огромной машинѣ, заведенной продолжительной привычкой, и былъ я очень радъ, что меня собственно иикто не отвлекалъ отъ моихъ занят³й. Мои вечера по средамъ приходили и уходили, квартеты наши устраивались дружно, моя в³олончель была въ полномъ ходу, и все въ моемъ м³рѣ обстояло благополучно, такъ что, я думаю, никто бы не пожаловался на меня.

   - Могу засвидѣтельствовать, - сказалъ Джонъ Каркеръ, - что во все это время васъ любили и уважали болѣе, чѣмъ кого-нибудь другого въ торговомъ домѣ.

   - Э, полноте, любезный другъ! Мой характеръ, видите ли, довольно мягокъ, податливъ, можетъ быть, - вотъ и все тутъ; a главное, y меня была привычка для всей моей жизни. Привычка управляла главнымъ приказчикомъ, настраивала чопорное поведен³е его начальника, и она же шпиговала меня, какъ нельзя лучше. Я дѣлалъ тихо и скромно то, что доставалось на мою долю, не спотыкался передъ ними и не иадалъ, и былъ очень радъ, что занимаю теплое мѣстечко, необидное и незавидное ни для кого. Такъ бы и прошло все это своимъ чередомъ, если бы на бѣду въ моей комнатѣ не была слишкомъ тонкая стѣна. Вы можете сказать вашей сестрицѣ, что комната моя отдѣлялась отъ кабинета главнаго приказчика тонкой перегородкой.

   - Это двѣ смежныя комнаты, которыя сначала, вѣроятно, составляли одну, a потомъ ихъ раздѣлили такъ, какъ говоритъ м-ръ Морфинъ, - сказалъ братъ, обращаясь къ Герр³этъ, чтобы сдѣлать ей это объяснен³е.

   - Я свистѣлъ, стучалъ, барабанилъ, наигрывалъ бетховенск³я сонаты, давая знать м-ру Каркеру, что его могутъ слышать, но онъ не обращалъ на меня никакого вниман³я. Рѣдко, правда, до моего слуха доходила какая-нибудь важная матер³я, но какъ скоро доходила, я старался немедленно куда-нибудь уйти. Такъ, напримѣръ, я вышелъ изъ своей комнаты въ ту пору, когда между двумя братьями завязался разговоръ, свидѣтелемъ котораго былъ сначала молодой Вальтеръ Гэй. Впрочемъ, въ мое ухо залетѣло слишкомъ много, прежде чѣмъ я вышелъ изъ дверей. Можетъ, вы напомните вашей сестрицѣ, о чемъ тогда шла рѣчь?

   - Мы говорили, Герр³этъ, о нашихъ родственныхъ отношен³яхъ и о нашемъ положен³и въ торговомъ домѣ.

   - Матер³я не новая, но она представлялась для меня въ новомъ свѣтѣ, и тутъ первый разъ повихнулась моя привычка думать, что все вокругъ меня идетъ отличнымъ манеромъ. Я живо припомнилъ истор³ю двухъ братьевъ и началъ понемногу вдумываться въ ихъ судьбу. Такое раздумье взяло меня едва ли не въ первый разъ въ жизни, и тутъ мнѣ, по естественному ходу вещей, пришло въ голову, что всяк³й предметъ, кромѣ лицевой стороны, имѣетъ еще, такъ называемую, изнанку, отъ которой вовсе не слѣдуетъ отворачивать глазъ. Послѣ этого утра мнѣ сдѣлалось неловко, и я, что называется, вывихнулся изъ своей колеи.

   Съ минуту онъ барабанилъ по столу, не говоря ни слова, a потомъ началъ скороговоркой, желая, по-видимому, разомъ покончить свою трудную исповѣдь.

   - Прежде, чѣмъ я сообразилъ, что мнѣ дѣлать, между двумя братьями опять завязался разговоръ, въ которомъ упоминалось имя ихъ сестры. Тутъ уже я безъ зазрѣн³я совѣсти навострилъ уши и вникалъ во всѣ подробности этой матер³и, считая ее своей собственностью. Черезъ нѣсколько дней я присвоилъ себѣ право сдѣлать визитъ сестрѣ этихъ двухъ братьевъ. Первый разъ я остановился y caдовой калитки подъ предлогомъ навести кое-как³я справки насчетъ бѣднаго сосѣда, но скоро я своротилъ съ этой колеи, и миссъ Герр³этъ, думаю, не повѣрила мнѣ. Во второй разъ я попросилъ позволен³я войти въ домъ, вошелъ и высказалъ все, что y меня было на душѣ. По причинамъ, которыхъ я не смѣлъ опровергать, ваша сестрица отказалась отъ всякой посторонней помощи, но я установилъ между нами средства сообщен³я, остававш³яся ненарушимыми вплоть до послѣдняго понедѣльника, когда вдругъ на меня нахлынули важныя дѣла совсѣмъ другого сорта, - вы ихъ знаете.

   - Какъ мало я подозрѣвалъ эти отношен³я, - сказалъ Джонъ Каркеръ, - между тѣмъ я видѣлъ васъ каждый день, сэръ! Если бы Герр³этъ могла угадать вашу фамил³ю...

   - Сказать правду, Джонъ, - перебилъ м-ръ Морфинъ, - я скрылъ свое имя по двумъ причинамъ, и прежде всего потому... вотъ видите ли, сэръ, хвастаться добрыми намѣрен³ями никакъ не слѣдуетъ, и я рѣшился на всяк³й случай не открывать себя до тѣхъ поръ, пока не буду въ состоян³и оказать дѣйствительную услугу. Во-вторыхъ, я разсчитывалъ, что авось еще какъ-нибудь вашъ братъ смягчится къ вамъ обоимъ, a въ такомъ случаѣ, если бы человѣкъ съ его подозрительнымъ характеромъ провѣдалъ о моихъ тайныхъ сношен³яхъ съ вами, это было бы поводомъ къ новому и уже роковому раздѣлен³ю. Поэтому я рѣшился лучше навлечь на себя самого гнѣвъ - тутъ еще не было бы бѣды - и, воспользовавшись благопр³ятнымъ случаемъ, оказать вамъ услугу посредствомъ самого начальника фирмы; но различныя обстоятельства - смерть, волокитство, женитьба и домашнее несчастье - надолго оставили вашего брата единственнымъ представителемъ и властителемъ конторы. Лучше было бы для всѣхъ насъ, если бы м-ръ Домби выбралъ вмѣсто себя какого-нибудь бездушнаго болвана, - заключилъ Морфинъ, понизивъ голосъ.

   Послѣдн³я слова, казалось, сорвались съ его языка противъ воли, и ему сдѣлалось совѣстно. Протянувъ руку брату и подавая другую руку сестрѣ, онъ продолжалъ:

   - Я сказалъ все и даже болѣе, чѣмъ хотѣлъ. Нѣтъ нужды высказывать дальнѣйш³я мысли, которыя, впрочемъ, вы понимаете и безъ меня. Пришло время, Джонъ, неожиданное и несчастное время, когда я могу помочь вамъ, не сталкиваясь съ этимъ страшнымъ препятств³емъ, которое продолжалось мног³е годы. Теперь поздно, и на этотъ разъ я не скажу ничего болѣе. Вы станете здѣсь хранить свое единственное сокровище, не совѣтуясь со мной и не думая обо мнѣ.

   Съ этими словами онь всталъ, чтобы идти. Джонъ Каркеръ казался слишкомъ растроганнымъ и хотѣлъ что-то говорить.

   - Идите прежде вы, Джонъ, со свѣчею, - добродушно сказалъ м-ръ Морфинъ, - и не высказывайте покамѣстъ, что y васъ на умѣ. Мнѣ надобно два, три слова сказать вашей сестрицѣ. Намъ уже не въ первый разъ говорить въ этой комнатѣ, хотя разумѣется, при васъ это было бы естественнѣе.

   Проводивъ его глазами, м-ръ Морфииъ ласково обратился къ Герр³этъ и сказалъ ей тихимъ, но вмѣстѣ серьезнымъ голосомъ.

   - Вы желаете что-нибудь узнать отъ меня о человѣкѣ, который, къ несчастью, вашъ родной братъ?

   - Я боюсь разспрашивать, сэръ.

   - Но вы смотрите съ такимъ