Диккенс Чарльз - Домби и сын

вкѣ сказали, что такихъ книгъ никогда не водилось ; въ другой, что въ прошломъ мѣсяцѣ было ихъ пропасть, a теперь нѣтъ ни одной, въ третьей, что на будущей недѣлѣ привезутъ ихъ цѣлую гибель. Но Сусанна была не такая дѣвушка, чтобы придти въ отчаян³е отъ этихъ пустяковъ. Она завербовала въ знакомой лавкѣ молодого бѣлокураго парня въ черномъ коленкоровомъ передникѣ, и, отправившись на поиски вмѣстѣ съ нимъ, начала по всѣмъ возможнымъ направлен³ямъ таскать его взадъ и впредъ, такъ что услужливый малый совершенно выбился изъ силъ и готовъ былъ сдѣлать все на свѣтѣ, лишь бы только отвязаться отъ своей спутницы. Наконецъ, книги были найдены, куплены, и Сусанна съ торжествомъ возвратилась домой.

   Съ этимъ сокровищемъ, по окончан³и собственныхъ уроковъ, Флоренса сидѣла по ночамъ въ своей комнатѣ и слѣдила за братомъ по колючимъ кустарникамъ книжнаго странствован³я. При быстрыхъ способностяхъ и рѣдкой смѣтливости, молодая дѣвушка, одушевленная любовью, этимъ могущественнымъ наставникомъ, въ скоромъ времени догнала своего брата, сравнялась съ нимъ и перегнала его.

   Ни полъ-слова объ этомъ не было сказано м-съ Пипчинъ. Флоренса всегда трудилась по ночамъ за своимъ рабочимъ столикомъ, когда всѣ въ домѣ спали крѣпкимъ сномъ, кромѣ Сусанны, которая обыкновенно сидѣла подлѣ нея съ папильотками въ волосахъ и заспанными глазами, между тѣмъ какъ пепелъ уныло хрустѣлъ въ каминѣ, превращаясь въ золу, и догоравш³я свѣчи печально вторили ему передъ своимъ послѣднимъ издыхан³емъ. Быть можетъ, смотря на это труженичество или, правильнѣе, на это высокое самопожертвован³е, м-съ Чиккъ согласились бы, наконецъ, признать тутъ нѣкоторое y_с_и_л_³_е и утвердить за своей племянницей имя Домби.

   И велика была награда, когда въ субботу вечеромъ, въ ту пору, какъ Павелъ, по обыкновен³ю, принялся за свои уроки, она сѣла подлѣ него и начала объяснять ему темныя мѣста, выравнивая такимъ образомъ и выглаживая трудный путь школьнаго образован³я. Павелъ краснѣлъ, улыбался, крѣпко сжималъ сестру въ своихъ объят³яхъ, и только Богу извѣстно, какъ билось и трепетало ея сердце при этомъ высокомъ вознагражден³и.

   - Охъ, Флой! - говорилъ братъ. - Какъ я люблю тебя! какъ я люблю тебя, Флой!

   - И я тебя, мой милый!

   - Знаю, Флой, знаю!

   Больше ничего онъ не говорилъ во весь этотъ вечеръ и спокойно сидѣлъ подлѣ сестры. Ночью три или четыре раза онъ приходилъ къ ней изъ своей маленькой комнаты и опять говорилъ, что любитъ ее.

   Съ этой поры братъ и сестра каждую субботу, во время ночи, сидѣли вмѣстѣ за книгами, стараясь по возможности облегчить занят³я для будущей недѣли. Мысль, что онъ работаетъ тамъ, гдѣ Флоренса трудилась еще прежде него и для него, не щадя своихъ силъ, эта утѣшительная, отрадная мысль уже сама собою въ высшей степени подстрекала его дѣятельность и оживляла утомленную душу; но, кромѣ того, Павелъ получалъ отъ сестры дѣйствительную помощь и облегчен³е, и, быть можетъ, это обстоятельство окончательно спасло его отъ неминуемой гибели подъ тяжестью груза, который взваливала на его спину прекрасная Корнел³я Блимберъ.

   Нельзя, впрочемъ, сказать, чтобы миссъ Блимберъ была къ нему слишкомъ строга, или чтобы д-ръ Блимберъ вообще безжалостно обходился съ молодыми джентльменами. Корнел³я слѣдовала только правиламъ вѣры, въ которой была воспитана, a докторъ, по какой-то странной сбивчивости въ своихъ идеяхъ, смотрѣлъ на молодыхъ джентльменовъ такъ, какъ будто они были докторами и всѣ родились взрослыми. Ближайш³е родственники молодыхъ джентльменовъ, ослѣпленные тщеслав³емъ и дурно разсчитанною торопливостью, до небесъ превозносили д-ра Блимбера, и было бы странно, если-бы теперь онъ открылъ свою ошибку и направилъ распущенные паруса въ другую сторону.

   Съ Павломъ, какъ и съ прочими воспитанниками, повторилась одна и та же истор³я. Когда д-ръ Блимберъ сказалъ, что онъ очень умный мальчикъ и быстро идетъ впередъ, м-ръ Домби болѣе чѣмъ когда-либо принялся хлопотать, чтобы сынъ его былъ напичканъ по горло всякой всячиной. Когда, напротивъ, о Бриггсѣ было возвѣщено, что y него не слишкомъ бойк³я способности, и успѣхи покамѣстъ еще слабы, отецъ этого джентльмена оказался неумолимымъ. Словомъ, какъ ни высока и душна была температура въ докторской теплицѣ, владѣльцы этихъ растен³й всегда изъявляли готовность подкладывать горяч³е уголья и раздувать мѣхи.

   Скоро Павелъ потерялъ всю живость, какую имѣлъ сначала, но характеръ его по прежнему остался страннымъ, задумчивымъ, стариковскимъ и даже еще болѣе утвердился въ этихъ свойствахъ при обстоятельствахъ, столь благопр³ятныхъ для ихъ развит³я. Разница была лишь та, что онъ сосредоточился теперь исключительно въ себѣ самомъ и уже не имѣлъ того живого любопытства, какое нѣкогда обнаруживалъ въ домѣ м-съ Пипчинъ, наблюдая чернаго кота и его владѣлицу. Онъ любилъ оставаться наединѣ и въ рѣдк³е часы, свободные отъ занят³й, бродилъ безъ товарищей около докторскаго дома или сидѣлъ на лѣстницѣ, прислушиваясь къ громкому бою огромныхъ часовъ. Онъ изучилъ въ домѣ всѣ стѣнные обои и видѣлъ на рисункахъ так³я вещи, которыхъ никто не видалъ; мин³атюрные львы и тигры, бѣгающ³е по стѣнамъ спальни, и косыя рожи на коврахъ стояли съ нимъ на самой короткой ногѣ.

   И жилъ онъ одинъ среди чудныхъ видѣн³й своей фантаз³и, и никто не понималъ его. М-съ Блимберъ называла его "страннымъ", a лакеи иной разъ говорили между собою, что маленьк³й Домби "скучаетъ". Больше никто ничего не говорилъ о немъ.

   Только молодой Тутсъ имѣлъ нѣкоторую идею о загадочномъ предметѣ, но никакъ не могь объяснитъ ее ни себѣ, ни другимъ. Идеи, подобно привидѣн³ямъ, должны принять какой-нибудь образъ, чтобы сдѣлаться доступными, a Тутсъ не могъ сообщить своимъ мыслямъ никакого образа и давно пересталъ допытываться тайнъ отъ своей души. Изъ мозга его, какъ изъ свинцоваго ящика, выходилъ какой-то туманъ, безъ формы и внѣшняго вида, не оставляя послѣ себя ни малѣйшихъ слѣдовъ. Долго и часто слѣдилъ онъ глазами маленькую фигуру на морскомъ берегу, и какая-то таинственная, неотразимая симпат³я привлекала его къ сыну м-ра Домби.

   - Какъ твое здоровье? - спрашивалъ онъ Павла по пятидесяти разъ на день.

   - Очень хорошо, - отвѣчалъ Павелъ - покорно благодарю.

   - Давай же руку, - говорилъ потомъ Тутсъ.

   И Павелъ протягивалъ руку. Помолчавъ минутъ десять, м-ръ Тутсъ, не спускавш³й глазъ съ маленькаго товарища, опять спрашивалъ его - какъ ваше здоровье? - и Павелъ опять отвѣчалъ - очень хорошо, покорно благодарю.

   Однажды м-ръ Тутсъ сидѣлъ за своей конторкой, занятый по обыкновен³ю важной корреспонденц³ей, какъ вдругъ великая мысль озарила его голову. Онъ бросилъ перо и пошелъ къ Павлу, котораго, наконецъ, послѣ длинныхъ поисковъ, нашелъ сидѣвшимъ на окнѣ въ своей спальнѣ. Павелъ смотрѣлъ на морской берегъ.

   - Послушай, Домби! - вскричалъ Тутсъ. - О чемъ ты думаешь?

   - О, я думаю о многихъ вещахъ! - отвѣчалъ Павелъ.

   - Неужто! - вскричалъ Тутсъ, находя, что такой фактъ уже самъ по себѣ былъ чрезвычайно удивителенъ.

   - Если бы тебѣ пришлось умереть, - началъ Павелъ, смотря ему въ лицо.

   Тутсъ оробѣлъ.

   - Не лучше ли бы ты согласился умереть въ лунную ночь, при ясномъ и чистомъ небѣ, когда подуваетъ вѣтерокъ, какъ въ прошлую ночь?

   М-ръ Тутсъ, съ выражен³емъ сомнѣн³я, взглянулъ на Павла, взялъ его за руку и сказалъ, что онъ ничего не знаетъ.

   - О, это была прекрасная ночь! - продолжалъ Павелъ. - Я долго смотрѣлъ и прислушивался къ морскимъ волнамъ. На поверхности ихъ, при полномъ свѣтѣ луны, качалась лодка съ парусомъ.

   Ребенокъ смотрѣлъ такъ пристально и говорилъ такъ серьезно, что м-ръ Тутсъ увидѣлъ настоятельную необходимость сдѣлать какое-нибудь замѣчан³е объ этой лодкѣ.

   - Это контрабандисты? - сказалъ м-ръ Тутсъ. Но припомнивъ, что каждый вопросъ имѣетъ двѣ стороны съ одинаковой степенью вѣроятности, онъ прибавилъ: - Или таможенные?

   - Лодка съ парусомъ, - продолжалъ Павелъ, - при полномъ свѣтѣ луны. Парусъ - весь серебряный. Она плыла далеко отъ берега, и какъ ты думаешь, что она дѣлала, когда качали ее волны?

   - Ныряла? - сказалъ м-ръ Тутсь.

   - Мнѣ казалось, что она манила меня къ себѣ, - говорилъ Павелъ. - Вонъ она! Вонъ она!

   - Кто? - вскричалъ Тутсъ, приведенный въ ужасный испугъ при этомъ внезапномъ восклицан³и.

   - Сестра моя, Флоренса! - сказалъ Павелъ. - Вонъ она смотритъ и махаетъ рукой. Она видитъ меня, она видитъ меня! Здравствуй, милая, здравствуй, здравствуй!

   Павелъ стоялъ на окнѣ, хлопалъ въ ладоши и посылалъ сестрѣ воздушные поцѣлуи; но когда Флоренса, проходя мимо, скрылась изъ виду, лицо его, оживленное яркимъ румянцемъ, опять приняло меланхолическое выражеы³с и прониклось тревожнымъ ожидан³емъ. Всѣ эти переходы изъ одного состоян³я въ другое были слишкомъ замѣчательны, чтобы ускользнуть отъ вниман³я даже такого наблюдателя, какъ м-ръ Тутсъ. Свиданье на этотъ разъ было прервано визитомъ м-съ Пипчинъ, которая обыкновенно приходила по сумеркамъ въ докторск³й домъ два или три раза въ недѣлю, чтобы навѣстить своего бывшаго воспитанника. Ея прибыт³е въ эту минуту произвело чрезвычайно непр³ятное впечатлѣн³е на м-ра Тутса, такъ что онъ, по какому-то безотчетному побужден³ю, послѣ первыхъ привѣтств³й, еще два раза подошелъ къ м-съ Пипчинъ, чтобы освѣдомиться, все ли она въ добромъ здоровьи. Эту выходку м-съ Пипчинъ приняла за личное оскорблен³е и немедленно сообразила, что мысль о такой обидѣ родилась и созрѣла въ дьявольскомъ мозгу слѣпого болвана, на котораго, какъ и слѣдуетъ, въ тотъ же вечеръ была принесена формальная жалоба дру Блимберу, и тотъ долженъ былъ сказать своему слугѣ, что если онъ еще разъ повторитъ подобную продѣлку, то его уже безъ всякихъ объяснен³й прогонятъ со двора.

   Когда дни дѣлались длиннѣе, Павелъ уже каждый вечеръ становился y окна и выжидалъ Флоренсу. Она въ извѣстное время нѣсколько разъ проходила мимо докторскаго дома, пока не увидитъ брата, и ея появлен³е было живительнымъ солнечнымъ лучемъ, озарявшимъ ежедневную жизнь бѣднаго Павла. Часто, послѣ сумерекъ, другая фигура блуждала мимо докторскаго дома, - фигура м-ра Домби, который теперь уже рѣдко пр³ѣзжалъ по субботамъ. Онъ хотѣлъ лучше быть неузнаннымъ и украдкой смотрѣлъ на высок³я окна, гдѣ его сынъ готовился быть человѣкомъ. И онъ ждалъ, и надѣялся, и караулилъ, и мечталъ.

   О, если бы видѣлъ онъ, другими глазами видѣлъ, какъ бѣдный унылый мальчикъ, прилегш³й грудью на окно, прислушивается къ гулу морскихъ волнъ и устремляетъ задумчивые взоры на безпредѣльное небо, туда, гдѣ носятся темныя облака, гдѣ беззаботно порхаютъ птицы, между тѣмъ, какъ онъ, несчастный узникъ, заключенъ безвыходно въ своей одинокой клѣткѣ!

  

  

   На площадкѣ передъ торговыми заведен³ями м-ра Домби съ незапамятныхъ временъ производилась мелочная торговля всякой всячиной и особенно отличными фруктами, расположенными на ларяхъ, скамейкахъ, столикахъ и такъ далѣе. Каждый день, съ десяти часовъ утра до пяти вечера, торгаши и торговки предлагали прохожимъ туфли, карманныя книжки, грецк³я губки, собачьи ошейники, виндзорское мыло, картину, написанную масляными красками, a иной разъ тутъ же весьма кстати являлась лягавая собака, къ удовольств³ю отчаянныхъ охотниковъ до коммерческой политики, которые на этомъ рынкѣ, въ виду лондонской биржи, громко спорили насчетъ повышен³я и понижен³я денежныхъ фондовъ и держали пари на новыя шляпы. {Авторъ осмѣиваетъ здѣсь страсть англичанъ кстати и некстати толковать о биржевыхъ дѣлахъ, страсть, распространившуюся даже между мелкими торговцами и уличными зѣваками. Прим. перев.}

   Всѣ эти товары, со включен³емъ лягавой собаки, очень учтиво рекомендовались почтеннѣйшей публикѣ, но ни одинъ торгашъ не осмѣливался безпокоить своей особой м-ра Домби. Какъ скоро знаменитый негоц³антъ появлялся на площадкѣ, вся торгующая компан³я почтительно разступалась въ разныя стороны, кромѣ, однакожь, смѣлаго промышленника собачьими ошейниками, который, вытягиваясь въ струнку, приставлялъ указательный перстъ къ широкимъ полямъ своей шляпы и раскланивался очень вѣжливо. Этотъ промышленникъ былъ въ нѣкоторомъ родѣ человѣкъ политическ³й и до того извѣстный всему торгующему м³ру, что одинъ артистъ, имѣвш³й жительство въ Чипсайдѣ, {Такъ называется одна изъ глухихъ улицъ въ Лондонѣ. Cheapside буквально - дешевая сторона.} привинтилъ его портретъ къ дверямъ своей лавки. Разносчикъ билетовъ и афишъ, завидѣвъ м-ра Домби, бросался со всѣхъ ногъ отворять какъ можно шире конторск³я двери, снималъ шапку долой и проникался глубочайшимъ благоговѣн³емъ, когда мимо его проходилъ величавый джентльменъ.

   Но ничто не можетъ сравниться съ трепетнымъ благоговѣн³емъ конторщиковъ и писарей, когда мимо нихъ проходилъ м-ръ Домби. Во всѣхъ комнатахъ воцарялась торжественная тишина, и остроум³е конторы внезапно поражалось нѣмотою. Дневной свѣтъ, тусклый и мрачный, пробивавш³йся черезъ окна и отверст³я въ потолкѣ, оставлялъ въ стеклахъ черный осадокъ и выказывалъ глазамъ любопытнаго зрителя цѣлыя груды книгъ и дѣловыхъ бумагъ съ различными номерами и заглав³ями. Надъ ними, за широкимъ столомъ, виднѣлись человѣческ³я фигуры съ понурыми головами, съ задумчивыми челами, отдѣленныя тѣломъ и душою отъ видимаго м³ра. Можно было подумать, что всѣ эти господа рукою всесильной волшебницы превратились въ рыбъ и опустились на дно морское, между тѣмъ какъ небольшая кассовая комната среди конторы, гдѣ днемъ и ночью горѣла тусклая лампа подъ стеклянымъ колпакомъ, представляла пещеру какого-то морского чудовища, озирающаго кровожадными глазами дивныя тайны морской глубины.

   М-ръ Перчъ, разсыльный, засѣдавш³й по обыкновен³ю въ передней на неболы³юй полкѣ, какъ будто онъ былъ бронзовая статуэтка или столовые часы, имѣлъ удивительную способность угадывать по чутью приближен³е своего хозяина. Передъ этимъ временемъ онъ торопливо вбѣгалъ въ его кабинетъ, вытаскивалъ изъ ящика свѣж³е уголья, раздувалъ въ каминѣ огонь, просушивалъ на рѣшеткѣ мокрую утреннюю газету, только что освобожденную изъ типографскаго станка, разставлялъ по мѣстамъ стулья и ширмы и, при входѣ м-ра Домби, быстро повертывался налѣво кругомъ, чтобы взять отъ него шляпу и шинель. Потомъ м-ръ Перчъ бралъ газету, повертывалъ ее два или три раза передъ огнемъ и почтительно укладывалъ на столѣ передъ глазами своего повелителя. Вообще услужливость его доходила до послѣднихъ степеней: если бы онъ могъ при всякомъ случаѣ, въ знакъ безпредѣльнаго смирен³я, припадать къ стопамъ м-ра Домби или величать его титулами, которыми во время оно украшалась священная особа халифа Гарунъ Альрашида, м-ръ Перчъ, нѣтъ сомнѣн³я, счелъ бы себя благополучнѣйшимъ изъ смертныхъ.

   Но такъ какъ подобная честь была бы въ Лондонѣ очень непр³ятнымъ нововведен³емъ даже для самого м-ра Домби, разсыльный Перчъ volens nolens, скрѣпя сердце, принужденъ былъ ограничиться безмолвнымъ выражен³емъ своей преданности, и въ глазахъ его нетрудно было прочесть фразы, вродѣ слѣдующихъ: "Ты, о мой повелитель, свѣтъ моихъ, очей, дыхан³е устъ моихъ, жизнь души моей. Ты владыка правовѣрнаго Перча". Преисполненный такими благочестивыми чувствами, м-ръ Перчъ становился на цыпочки, притворялъ дверь и тихонько выходилъ въ переднюю, оставляя своего владыку въ кабинетѣ, гдѣ съ безпримѣрной дерзостью на него смотрѣли грязныя трубы съ параллельныхъ кровель и особенно нахальное окно изъ парикмахерской залы, на которомъ кокетливо рисовался восковой болванчикъ, плѣшивый поутру, какъ правовѣрный мусульманинъ, и убранный передъ чаемъ всею роскошью европейской прически.

   М-ръ Домби, съ высоты своего послѣдняго и мрачнаго велич³я, спускался къ остальному человѣчеству по двумъ ступенямъ конторской администрац³и. Первою ступенью былъ м-ръ Каркеръ, завѣдывавш³й своимъ департаментомъ; второю - м-ръ Морфинъ, начальникъ особаго департамента. Каждый изъ этихъ джентльменовъ занималъ по маленькой конторкѣ, соединявшейся съ резиденц³ей верховнаго владыки. М-ръ Каркеръ, какъ велик³й визирь, помѣщался въ комнатѣ, ближайшей къ султану; м-ръ Морфинъ, сановникъ низшаго разряда, жилъ въ комнатѣ, ближайшей къ писарямъ.

   М-ръ Морфинъ былъ пожилой холостякъ, одаренный живыми сѣрыми глазами и чрезвычайно веселымъ нравомъ. Его сюртукъ, жилетъ и фракъ были всегда самаго чернаго цвѣта, a остальной костюмъ отличался удивительной пестротой. Въ его густыхъ черныхъ волосахъ рѣзко пробивалась просѣдь, и бакенбарды совершенно побѣлѣли отъ времени и заботъ. Онъ искренно уважалъ м-ра Домби и при всякомъ случаѣ оказывалъ ему глубокое почтен³е, хотя въ то же время чувствовалъ невольную робость въ присутств³и величаваго джентльмена. При мягкомъ и нѣжномъ характерѣ, онъ не чувствовалъ ни малѣйшей зависти къ своему сопернику, м-ру Каркеру, осыпанному высокими милостями, и былъ даже очень радъ, что ему поручили должность, которая не давала ему никакихъ способовъ отличиться на своемъ служебномъ поприщѣ. Послѣ дневныхъ хлопотъ, въ часы досуга, онъ любилъ заниматься музыкой и оказывалъ истинно отеческую привязанность къ своей в³олончели, которую разъ въ недѣлю аккуратно переносили изъ его жилища въ нѣкоторый клубъ подлѣ банка, гдѣ веселая компан³я, въ порывѣ артистическаго восторга, разыгрывала каждую среду уб³йственно раздирательные квартеты.

   М-ръ Каркеръ, джентльменъ лѣтъ тридцати восьми или сорока, круглолицый и полный, обращалъ на себя особенное вниман³е двумя несокрушимыми рядами блестящихъ зубовъ, правильныхъ и бѣлыхъ до ужасной степени совершенства. Эти страшные зубы невольно бросались въ глаза, потому что м-ръ Каркеръ выказывалъ ихъ при всякомъ удобномъ случаѣ, и когда уста его открывались для улыбки, рѣдко переходившей за поверхность его толстыхъ губъ, собесѣднику казалось, что передъ нимъ огрызается борзая собака, готовая схватить его за горло. Подражая своему начальнику, онъ носилъ высочайш³й бѣлый галстухъ и плотно застегивался на всѣ пуговицы. Его обращен³е съ мромъ Домби было глубоко обдумано и выполнялось въ совершенствѣ. Онъ стоялъ съ нимъ на самой короткой ногѣ, сколько могло позволить огромное разстоян³е между начальникомъ и подчиненнымъ. "М-ръ Домби, такой человѣкъ, какъ я, такому человѣку, какъ вы, никогда не можетъ изъявить соразмѣрнаго почтен³я и удовлетворительной преданности. Какъ бы я ни унижался, ни уничтожался предъ тобой, о владыка души моей, все это будетъ вздоръ: ничтожный червь не можетъ воздать должнаго почтен³я совершеннѣйшему изъ земныхъ создан³й. Поэтому ужъ позвольте, м-ръ Домби, обходиться съ вами безъ всякой церемон³и. Чувствую, что душа моя при этомъ проникнута будетъ глубокою скорбью; но ты, о мой повелитель, снизойдешь къ слабостямъ своего раба". Если бы м-ръ Каркеръ, напечатавъ такую декларац³ю, повѣсилъ ее себѣ на шею, онъ не могъ бы опредѣлиться яснѣе.

   Таковъ былъ Каркеръ, главный приказчикъ торговаго дома. М-ръ Каркеръ младш³й, другъ Вальтера, былъ его родной братъ, старш³й двумя или тремя годами, но безконечно низш³й по значен³ю въ конторѣ. Младш³й братъ стоялъ на верху административной лѣстницы, старш³й - на самомъ низу. Съ самаго начала своего служебнаго поприща старш³й братъ ни на шагъ не подвинулса впередъ и стоялъ все на одной и той же ступени. Молодые люди догоняли его, перегоняли, становились надъ его головой, поднимались выше и выше, a онъ продолжалъ стоять на своей послѣдней ступени. Онъ совершенно сроднился съ своимъ положен³емъ, не жаловался никогда ни на что, и, нѣтъ сомнѣн³я, никогда не надѣялся подвинуться впередъ.

   - Какъ ваше здоровье? - спросилъ главный приказчикъ, входя однажды поутру въ кабинетъ м-ра Домби съ пачкою бумагъ подъ мышкой.

   - Какъ ваше здоровье, Каркеръ? - отвѣчалъ м-ръ Домби, вставая съ креселъ и обратившись задомъ къ камину. - Есть тутъ y вась что-нибудь для меня?

   - Не знаю, стоитъ ли васъ безпокоить, - сказалъ Каркеръ, переворачивая бумаги. - Сегодня, вы знаете, y васъ комитетъ въ три часа.

   - Два. Другой комитетъ въ три четверти четвертаго, - прибавилъ м-ръ Домби.

   - Изволь тутъ поймать его! - воскликнулъ Каркеръ, еще разъ перебирая бумаги. - Если еще м-ръ Павелъ наслѣдуетъ вашу память, трудненько будетъ съ вами управиться. Довольно бы и одного.

   - Память, кажется, и y васъ недурна, - замѣтилъ м-ръ Домби.

   - Еще бы! - возразилъ приказчикъ. - Это единственный капиталъ для такого человѣка, какъ я.

   М-ръ Домби, всегда спокойный и величавый, самодовольно облокотился на каминъ и принялся осматривать своего приказчика съ ногъ до головы, въ полной увѣренности, что тотъ ничего не замѣчаетъ. Вычурность костюма м-ра Каркера и оригинальная гордость въ осанкѣ и обращен³и, природная или заимствованная отъ своего высокаго образца, придавали удивительный эффектъ его смирен³ю. Казалось, это былъ человѣкъ, безсильно споривш³й съ могучей властью и уничтоженный въ конецъ недосягаемымъ велич³емъ м-ра Домби.

   - Морфинъ здѣсь? - спросилъ Домби послѣ короткой паузы, между тѣмъ какъ м-ръ Каркеръ переворачивалъ бумаги и бормоталъ про себя как³я-то отрывочныя фразы.

   - Да, Морфинъ здѣсь, - отвѣчалъ Каркеръ, широко отворяя ротъ для своей обыкновенной улыбки. - Онъ, я думаю, повторяетъ теперь свои музыкальныя впечатлѣн³я отъ вчерашняго квартета. По крайней мѣрѣ, онъ все утро мурлыкалъ такъ, что чуть меня съ ума не свелъ. Прикажите, пожалуйста, м-ръ Домби, развести костеръ и спалить его проклятую в³олончель вмѣстѣ съ его адскими нотами.

   - Вы никого и ничего не уважаете, - сказалъ м-ръ Домби.

   - Неужто вы такъ думаете! - воскликнулъ Каркеръ, безбожно оскаливая зубы, какъ животное изъ тигровой породы. - Оно, впрочемъ, и справедливо: немногихъ я уважаю, a если сказать всю правду, - пробормоталъ онъ какъ будто про себя, - есть только одинъ человѣкъ на свѣтѣ, достойный уважен³я въ моихъ глазахъ.

   Никто бы не поручился, смотря на физ³оном³ю Каркера, вралъ онъ или говорилъ правду. Но м-ръ Домби всего менѣе могь подозрѣвать въ притворствѣ своего приказчика.

   - А, между тѣмъ, кстати о Морфинѣ, - продолжалъ м-ръ Каркеръ, вынимая одинъ листъ изъ связки бумагъ. - Онъ рапортуетъ о смерти младшаго конторщика въ Барбадосѣ и предлагаетъ прислать на его мѣто кого-нибудь на кораблѣ "Сынъ и Наслѣдникъ", который, кажется, долженъ отправиться недѣль черезъ пять. У васъ, разумѣется, никого нѣтъ въ виду, м-ръ Домби? Мы тоже не имѣемъ въ наличности людей подобнаго сорта.

   М-ръ Домби кивнулъ головой съ величайшимъ равнодуш³емъ.

   - Мѣстечко, чортъ побери, не очень теплое, - продолжалъ м-ръ Каркеръ, дѣлая замѣтку на оборотѣ листа. - Авось Морфинъ удружитъ какому-нибудь музыкальному кружку, отправивъ туда его племянника сиротинку для усовершенствован³я въ музыкальномъ искусствѣ. Пусть его! Кто тамъ? войдите.

   - Извините, м-ръ Каркеръ. Я не зналъ, что вы здѣсь, сэръ, - отвѣчалъ Вальтеръ, входя съ запечатанными письмами, только-что принятыми отъ почтальона. - М-ръ Каркеръ младш³й...

   При этомъ имени главный приказчикъ какъ будто почувствовалъ ужасный стыдъ и унижен³е. Онъ обратилъ на м-ра Домби умоляющ³й взглядъ, понурилъ голову и съ минуту не говорилъ ни слова.

   - Кажется, я имѣлъ честь просить васъ, - сказалъ онъ, наконецъ, съ гнѣвнымъ видомъ, обращаясь къ Вальтеру, - никогда не включать въ нашъ разговоръ имени Каркера младшаго.

   - Извините, - возразилъ Вальтеръ. - Я хотѣлъ сказать... м-ръ Каркеръ полагалъ, что вы ушли.... я бы не осмѣлился войти, если бы зналъ, что вы заняты съ м-ромъ Домби. Эти письма, сэръ, адресованы на имя м-ра Домби.

   - Очень хорошо, - сказалъ приказчикъ, вырывая письма изъ рукъ Вальтера. - Можете теперь идти, откуда пришли.

   Но при этой грубой и безцеремонной выходкѣ онъ не замѣтилъ, что уронилъ одно письмо прямо къ ногамъ м-ра Домби, который тоже ничего не замѣчалъ. Вальтеръ принужденъ былъ воротиться поднялъ письмо и положилъ на конторку передъ м-ромъ Домби. Случилось, какъ нарочно, что это несчастное послан³е, адресованное рукою Флоренсы, было отъ м-съ Пипчинъ съ ея обыкиовеннымъ рапортомъ о состоян³и маленькаго Павла. М-ръ Домби, обративъ вниман³е на конвертъ, гордо и грозно взглянулъ на Вальтера, воображая, что заносчивый юноша съ намѣрен³емъ выбралъ это письмо изъ всѣхъ другихъ.

   - Можете идти на свое мѣсто, - сказалъ м-ръ Домби съ надменнымъ видомъ.

   Онъ скомкалъ письмо въ рукѣ и не распечатавъ засунулъ въ карманъ, продолжая наблюдать Вальтера, выходившаго изъ дверей.

   - Вы сказали, кажется, что вамъ некого послать въ Вестъ-Инд³ю, - торопливо сказалъ м-ръ Домби.

   - Точно такъ, - отвѣчалъ Каркеръ.

   - Отправить молодого Гэя.

   - Хорошо, очень хорошо, - сказалъ Каркеръ самымъ спокойнымъ и холоднымъ тономъ, - такъ хорошо, что ничего не можетъ быть лучше.

   Онъ взялъ перо и поспѣшно записалъ резолюц³ю своего начальника: "Отправить молодого Гэя".

   - Позвать его сюда, - сказалъ м-ръ Домби. М-ръ Каркеръ опрометью бросился изъ дверей и черезъ минуту воротился съ Вальтеромъ.

   - Гэй, - сказалъ м-ръ Домби, поворачивая голову къ молодому человѣку. - Открылась y насъ....

   - Ваканс³я, - добавилъ м-ръ Каркеръ, открывая уста наистрашнѣйшимъ образомъ для своей обязательной улыбки.

   - Въ Вестъ-Инд³ю, въ Барбадосѣ. Я намѣренъ туда отправить васъ, - сказалъ м-ръ Домби, не считая нужнымъ подсластить горькую истину, - на упразднившееся мѣсто младшаго конторщика въ нашемъ торговомъ домѣ. Будьте готовы и поторопитесь извѣстить дядю объ этомъ назначен³и.

   У Вальтера замеръ духъ, и онъ едва могъ про говорить: "Въ Вестъ-Инд³ю"!

   - Кто-нибудь долженъ же ѣхать, - сказалъ м-ръ Домби. - Вы молоды, здоровы, и притомъ вашъ дядя не въ блестящихъ обстоятельствахъ. Скажите Гильсу, что я назначилъ васъ. Впрочемъ, вы ѣдете черезъ мѣсяцъ или два.

   - Я долженъ тамъ остаться, сэръ? - спросилъ Вальтеръ.

   - Должны остаться! - повторилъ м-ръ Домби. - Что это значитъ? Что онъ этимъ хочетъ сказать, Каркеръ?

   - То есть, я долженъ буду и жить въ Барбадосѣ? - пролепеталъ Вальтеръ.

   - Разумѣется, - отвѣчалъ м-ръ Домби.

   Вальтеръ поклонился.

   - Это дѣло кончено, - сказалъ м-ръ Домби, осматривая свои письма. - Вы, Каркеръ, объясните ему въ свое время, какая должна быть экипировка, запасы и такъ далѣе. Теперь ему, конечно, нечего дожидаться, Каркеръ.

   - Вамъ, любезный, нечего ждать, - замѣтилъ м-ръ Каркеръ, оскаливая зубы до самыхъ десенъ.

   - А, впрочемъ, онъ, можетъ быть, хочетъ сказать что-нибудь, - проговорилъ м-ръ Домбй, отрывая глаза отъ распечатаннаго письма и настороживъ слухъ.

   - Нѣтъ, сэръ, - отвѣчалъ Вальтеръ, оглушенный и взволнованный безконечнымъ множествомъ картинъ, нарисованныхъ его воображен³емъ. Онъ уже видѣлъ капитана Куттля въ его лощеной шляпѣ, съ изумлен³емъ взирающаго на м-съ Макъ Стингеръ, видѣлъ отчаянный вопль и стоны старика-дяди, прощающагося съ единственнымъ другомъ и племянникомъ, безъ надежды когда-либо увидѣть его на этомъ свѣтѣ.

   - Я вамъ очень обязанъ сэръ, - продолжалъ Вальтеръ послѣ минутной паузы, - и едва....

   - Ему нечего ждать, Каркеръ, - сказалъ м-ръ Домби.

   И когда м-ръ Каркеръ повторилъ: - "Вамъ нечего ждать", Вальтеръ увидѣлъ ясно, что дальнѣйшее промедлен³е было бы сочтено за непростительную дерзость и, повѣсивъ голову, вышелъ изъ комнаты въ судорожномъ волнен³и, не сказавъ ни слова. Въ коридорѣ его догналъ приказчикъ и велѣлъ позвать къ себѣ брата.

   Вальтеръ нашелъ Каркера младшаго въ его каморкѣ за перегородкой и, сообщивъ данное поручен³е, немедленно отправился съ нимъ въ комнату главнаго приказчика.

   Каркеръ старш³й величаво стоялъ y камина, запустивъ обѣ руки за фалды фрака и держа голову вверхъ на своемъ высочайшемъ галстухѣ, точь-въ-точь какъ м-ръ Домби. Не перемѣняя этой позы, не смягчая суроваго и гнѣвнаго выражен³я, онъ слегка кивнулъ головой и велѣлъ Вальтеру затворить дверь.

   - Джонъ Каркеръ, - сказалъ приказчикъ, вдругъ обратившись къ брату и выставляя страшные зубы, какъ будто онъ собирался загрызть своихъ собесѣдниковъ, - что y тебя за связь съ этимъ молокососомъ, который, какъ злой демонъ, всюду преслѣдуетъ меня твоимъ именемъ? Не довольно ли для тебя, Джонъ Каркеръ, что я, твой ближайщ³й родственникъ, и могу избавиться отъ этого...

   - Позора, что ли?.. договаривай, Джемсъ.

   - Да, отъ позора. Но къ чему же трубить и горланить объ этомъ позорѣ во всѣхъ концахъ и срамить менл передъ цѣлымъ домомъ? и когда же, въ минуту искренней довѣренности м-ра Домби! Неужели ты думаешь, братъ мой Джонъ Каркеръ, что имя твое въ этомъ мѣстѣ совмѣстимо съ довѣр³емъ и откровенностью?

   - Нѣтъ, Джемсъ, нѣтъ, - возразизъ Каркеръ младш³й, - я вовсе этого не думаю.

   - Что же ты думаешь? загородить мнѣ дорогу? бѣльмомъ повиснуть на моихъ глазахъ? Братъ мой, братъ мой! Мало ли обидъ претерпѣлъ я отъ тебя?

   - Я никогда не обижалъ тебя, Джемсъ, по крайней мѣрѣ, съ намѣрен³емъ.

   - Еще разъ: ты - братъ мой, - сказалъ приказчикъ, - и это уже смертельная обида.

   - Джемсъ, я бы отъ души желалъ разорвать эти кровныя узы.

   - Могила разорветъ ихъ, твоя или моя.

   Въ продолжен³е этого разговора Вальтеръ смотрѣлъ на братьевъ съ безмолвнымъ изумлен³емъ и болѣзненной грустью, едва переводя духъ. Старш³й по лѣтамъ и младш³й по значен³ю въ торговой администрац³и стоялъ въ почтительномъ отдален³и, потупивъ взоры, понуривъ голову, смиренно выслушивая упреки грознаго суд³и. И горьки были эти упреки, сопрождаемые горделивымъ тономъ и безжалостнымъ взоромъ, въ присутств³и молодого человѣка, невольнаго свидѣтеля ужасной загадочной сцены! И, между тѣмъ, ни одной жалобы, ни одного колкаго слова не вырвалось изъ устъ таинственнаго подсудимаго: онъ стоялъ и слушалъ съ безграничной покорностью и только изрѣдка дѣлалъ правою рукою умоляющ³й жестъ, какъ будто говорилъ: "Пощади меня, по³цади"! Ho палачъ не зналъ пощады и безжалостно терзалъ несчастную жертву, измученную продолжительной пыткой.

   Наконецъ, великодушный и пылк³й юноша, признавая себя невинной причиной этой бури, не могъ болѣе выдержать и съ величайшимъ жаромъ вмѣшался въ разговоръ.

   - М-ръ Каркеръ, - сказалъ онъ, обращаясь къ главному приказчику, - повѣрьте, я одинъ во всемъ виноватъ, ради Бога, повѣрьте. По безотчетному легкомысл³ю, за которое никогда себя прощу, я безумно позволялъ себѣ говорить о вашемъ братѣ гораздо чаще, нежели нужно, и его имя невольно срывалось y меня съ языка, наперекоръ вашему формальному запрещен³ю. Но еще разъ - только я одинъ виноватъ ro всемъ, сэръ. Мы никогда не обмѣнялись ни однимъ словомъ о предметѣ, выходившемъ изъ круга нашихъ общихъ отношен³й, да и вообще мы говоримъ очень мало. Впрочемъ, и то сказать, едва ли я правъ, обвиняя себя въ легкомысл³и и необдуманности. Знайте, сэръ, если вамъ угодно это знать: я полюбилъ вашего почтеннаго брата, лишь только переступилъ черезъ порогъ этого дома, я почувствовалъ къ нему непреодолимое влечен³е съ перваго дня своей служебной дѣятельности, и мнѣ ли было не говорить о немъ, мнѣ, который о немъ только и думалъ?

   Вальтеръ говорилъ отъ души и съ полнымъ сознан³емъ своего благородства. Еще разъ онъ окинулъ проницательнымъ взоромъ дрожащую руку съ умоляющимъ жестомъ, понурую голову, потупленные глаза и подумалъ про себя: "Такъ я чувствую, и такъ, a не иначе, долженъ дѣйствовать въ пользу беззащитной жертвы".

   - A, вы между тѣмъ, м-ръ Каркеръ, - продолжалъ благородный юноша со слезами на глазахъ, - вы избѣгали меня, постоянно избѣгали. Я это зналъ, я это видѣлъ и чувствовалъ, къ своему величайшему огорчен³ю. Какихъ средствъ, какихъ усил³й не употреблялъ я, чтобы сдѣлаться вашимъ другомъ, чтобы пр³обрѣсть ваше довѣр³е! Все напрасно.

   - И замѣтьте, - сказалъ приказчикъ, перебивая молодого человѣка, - ваши усил³я всегда будутъ безполезны, если при каждомъ случаѣ, ни къ селу, ни къ городу, вы будете болтать о м-рѣ Каркерѣ. Этимъ вы всего меньше удружите моему брату. Попробуйте спросить его самого.

   - Правда, - сказалъ братъ, - уб³йственная правда. Ваша горячность, молодой человѣкъ, послужитъ только поводомъ къ подобнымъ сценамъ, отъ которыхъ, можете представить, какъ желалъ бы я освободиться.

   Слѣдующ³я слова Каркеръ младш³й произнесъ съ разстановкой и твердымъ голосомъ, какъ будто желалъ произвести неизгладимое впечатлѣн³е на душу Вальтера Гэя:

   - Лучшимъ другомъ моимъ будетъ тотъ, кто вовсе не станетъ обо мнѣ думать, забудетъ о моемъ существован³и и оставитъ меня идти своей дорогой.

   - Хорошо ли вы слышали, Вальтеръ Гэй? - сказалъ главный приказчикъ съ возрастающимъ одушевлен³емъ. - Вы разсѣяны и не любите слушать, что говорять старш³е; но этотъ аргументъ, авось, прохладитъ вашу кровь. - Да и ты, любезный братецъ, - продолжалъ Каркеръ старш³й саркастическимъ тономъ, - надѣюсь, не забудешь этого урока. Довольно. Ступайте, Вальтеръ Гэй.

   Но, выходя изъ комнаты, Вальтеръ снова услышалъ голоса братьевъ и частое повторен³е своего собственнаго имени. Онъ въ нерѣшимости остановился за порогомъ подлѣ непритворенной двери и не зналъ, идти ему или воротиться назадъ. Въ этомъ положен³и онъ поневолѣ услышалъ продолжен³е разговора.

   - Ради Бога, Джемсъ, думай обо мнѣ снисходительнѣе, если можешь. Моя несчастная истор³я, неизгладимо написанная здѣсь, - онъ указалъ на грудь, - мое истерзанное сердце.... посуди самъ... могъ ли я не замѣтить Вальтера Гэя? Могъ ли не принять участ³я въ этомъ мальчикѣ? Какъ скоро онъ пришелъ сюда, я увидѣлъ въ немъ почти другого себя!

   - Другого себя? - повторилъ презрительнымъ тономъ главный приказчикъ.

   - Разумѣется, не такого, какъ теперь, но какимъ я впервые явился въ этотъ домъ. И онъ, какъ нѣкогда я, пылк³й, вѣтренный, неопытный юноша съ романическимъ и тревожнымъ воображен³емъ, съ чувствительнымъ сердцемъ, съ такими способностями, которыя, смотря по обстоятельствамъ, поведутъ его къ добру или злу....

   - Будто бы? - сказалъ братъ съ язвительной улыбкой.

   - О, братъ мой, братъ мой! ты поражаешь меня безъ пощады, и рука твоя не дрожитъ, и глубокая рана въ моемъ сердцѣ! - возразилъ Каркеръ младш³й такимъ тономъ, какъ будто въ самомъ дѣлѣ остр³е кинжала глубоко вонзилось въ его грудь. Такъ показалось Вальтеру. - Я все это передумалъ и перечувствовалъ, какъ этотъ молодой человѣкъ. Я вѣрилъ своимъ мечтамъ и жилъ среди нихъ, какъ въ дѣйствительномъ м³рѣ. И теперь я увидѣлъ этого мальчика, беззаботно гуляющимъ на краю бездны, куда уже такъ мног³е....

   - Старая пѣсня, мой любезный, - прервалъ братъ, разгребая уголья въ каминѣ. - Ну, продолжай. Куда такъ мног³е.... свалились, что ли?

   - Куда свалился о_д_и_н_ъ путешественникъ, безпечный нѣкогда и беззаботный, какъ этотъ мальчикъ. Онъ оступился незамѣтно, скользилъ все ниже и, наконецъ, полетѣлъ стремглавъ на самое дно, разбитый, истерзанный. Подумай, что я долженъ былъ вытерпѣть, когда наблюдалъ этого юношу.

   - Благодари за это себя самого, - отвѣчалъ братъ

   - Конечно себя, - со вздохомъ отвѣчалъ тотъ. - Я не прошу другихъ дѣлить мой стыдъ.

   - Ты уже р_а_з_д_ѣ_л_и_л_ъ его, - нроворчалъ Джемсъ сквозь зубы.

   - Ахъ, Джемсъ, - возразилъ братъ, въ первый разь тономъ упрека и закрывая руками лицо, - развѣ съ той поры я не былъ для тебя полезной почвой? и развѣ ты не попиралъ меня ногами, когда карабкался наверхъ? Еще ли и теперь станешь добивать меня своими каблуками?

   Послѣдовало молчан³е. Черезъ нѣсколько минутъ главный приказчикъ началъ перелистывать бумаги и показалъ видъ, что желаетъ окончить свидан³е. Братъ подошелъ къ дверямъ.

   - Я все сказалъ, Джемсъ. Выслушай еще разъ: я слѣдилъ за пылкимъ юношей съ невыразимьшъ страхомъ и волнен³емъ до тѣхъ поръ, пока онъ благополучно миновалъ роковое мѣсто, съ котораго впервые я оступился, - и тогда его отецъ не могъ бы благодарить Бога усерднѣе меня. Я не смѣль его предостеречь, не смѣлъ совѣтовать ему; но въ случаѣ неминуемой опасности, я былъ бы принужденъ разсказать ему собственную истор³ю. Я боялся говорить съ нимъ въ присутств³и другихъ: могли подумать, что я дѣлаю ему вредъ, искушаю его на зло, развращаю его, а, быть можетъ, и точно совратилъ бы его съ прямой дороги. Какая-то роковая прилипчивая зараза кроется въ глубинѣ моей собственной души. Разбери мою истор³ю въ связи съ судьбою молодого Гэя, и ты поймешь, что я перечувствовалъ. Думай обо мнѣ снисходительнѣе, Джемсъ, если можешь.

   И съ этими словами м-ръ Каркеръ младш³й вышелъ изъ комнаты. Онъ поблѣднѣлъ, увидѣвъ Вальтера за порогомъ, и поблѣднѣлъ еще больше, когда тотъ схватилъ его за руку и шепотомъ началъ говорить:

   - М-ръ Каркеръ, позвольте мнѣ благодарить васъ. Позвольте сказать, какъ много я вамъ обязанъ и какъ раскаиваюсь, что сдѣлался несчастной причиной этой ужасной сцены. Вы - мой покровитель, отецъ мой, великодушный, страждущ³й отецъ. О, какъ я люблю васъ и жалѣю о васъ!

   И онъ судорожно сжималъ его руку, едва имѣя понят³е о томъ, что дѣлаетъ или говоритъ.

   Такъ какъ по корридору безпрестанно бѣгали взадъ и впередъ писаря и слуги, м-ръ Каркеръ и его собесѣдникъ вошли въ комнату Морфина, которая на тотъ разъ была пр³отворена и пуста. Тутъ Вальтеръ ясно разглядѣлъ на лицѣ несчастнаго друга свѣж³е слѣды такого ужаснаго волнен³я, которое совершенно его измѣнило.

   - Вальтеръ, - сказалъ онъ, положивъ руку на его плечо - я отдѣленъ отъ тебя на неизмѣримое разстоян³е, и отдѣленъ навсегда. Знаешь ли ты, что я такое?

   - Что вы такое! - пролепеталъ Вальтеръ едпа слышнымъ голосомъ, устремивъ на него проницательный взоръ.

   - Это началось, - сказалъ Каркеръ - передъ двадцать первымъ годомъ моей жизни.... зародышъ, правда, обнаружился еще прежде, но созрѣлъ и развился только въ это время. Я ограбилъ ихъ, молодой человѣкъ, ограбилъ наповалъ, когда достигъ этого возраста. На двадцать второмъ году моей жизни все открылось, и тогда.... тогда я умеръ для людей, умеръ для всѣхъ, для всѣхъ!

   Вальтеръ пошевелилъ губами, но не могъ произнести ни одного слова.

   - Фирма обошлась со мной очень милостиво. Награди Богъ старика за его умѣренность и сына, который тогда только что вступалъ во владѣн³е и удостоилъ меия полною довѣренностью. Разъ позвали меня въ комнату, въ нынѣшн³й его кабинетъ, и я вышелъ оттуда такимъ, какимъ ты теперь знаешь меня. Послѣ уже ни разу нога моя не переступала за этотъ порогъ. Много лѣтъ сидѣлъ я одинок³й, какъ и теперь, на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ, но тогда меня знали, и я служилъ примѣромъ для другихъ. Всѣ обходились со мной милостиво, жалѣли меня, и я жилъ. Время загладило отчасти мою вину, и теперь, я думаю, во всемъ домѣ никто настоящимъ образомъ не знаетъ моей истор³и, кромѣ трехъ человѣкъ. Когда вырастетъ будущ³й управитель фирмы, ему скажутъ о Каркерѣ младшемъ, но мой уголъ будетъ уже пустъ. Дай Богь, чтобы такъ случилось. Я прожилъ свою молодость, не видавъ ея; мои желан³я и надежды разлетѣлись въ прахъ. Благослови тебя Богъ, Вальтеръ! Будь честенъ и самъ, и всѣ, которые дороги для твоего сердца, или умри прежде времени, не подвергаясь стыду, отравляющему жизнь въ ея источникѣ.

   Вальтеръ дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ, слушая эту таинственную рѣчь, и слезы ручьями лились изъ его глазъ. Когда онъ поднялъ голову, Каркеръ сидѣлъ за конторкой въ печальномъ безмолв³и, удрученный безотрадной тоской. Онъ принялся за работу, и молодой человѣкъ увидѣлъ ясно, что разговоръ долженъ быть оконченъ. Смутно соображая все, что видѣлъ и слышалъ въ это утро, Вальтеръ едва вѣрилъ, что его назначили въ Вестъ-Инд³ю, что скоро наступитъ время, когда онъ покинетъ, и, быть можетъ, навсегда, старика Соломона, капитана Куттля, когда онъ простится съ Флоренсой Домби, маленькимъ Павломъ и со всѣмъ, что любилъ, чего искалъ, къ чему стремился.

   Однако-жъ это былъ не сонъ. Свѣжая вѣсть уже распространилась по всему заведен³ю, и когда Вальтеръ съ тяжелымъ сердцемъ, съ мучительной тоской, сидѣлъ одиноко въ отдаленномъ углу, подпирая голову руками, Перчъ, разсыльный, соскочивъ съ своей красной полки, толкнулъ его локтемъ, извинился и шепнулъ ему на ухо:

   - Не можете ли вы, суда