Диккенс Чарльз - Домби и сын

отцовъ нашихъ нынѣ, и присно, и во вѣки! Да, это я, высокорожденная барышня-дѣвица!

   Капитанъ долго придумывалъ, какимъ бы приличнымъ именемъ величать Флоренсу, и, наконецъ, остановился на этомъ замысловатомъ титулѣ высокорожденной барышни-дѣвицы.

   - Здѣсь ли дядя Вальтера?

   - Здѣсь, моя радость... То есть, его уже давно - охъ, какъ давно! - не видать на этой гавани, высокорожденная дѣвица! Никто здѣсь слыхомъ не слыхалъ о дядѣ Соломонѣ съ той поры, какъ онъ отчалилъ отсюда послѣ бѣднаго Вальтера. Но хотя онъ потерянъ для зрѣн³я, - продолжалъ капитанъ въ видѣ цитаты, - Англ³я, родной очагъ и красавицы никогда его не забудутъ!

   - Развѣ вы здѣсь живете?

   - Точно такъ, моя высокорожденная дѣвица.

   - О капитанъ Куттль! - воскликнула Флоренса, всплеснувъ руками, - спасите меня! Укройте меня здѣсь, и пусть никто не знаеть, гдѣ я. Послѣ, когда смогу, я скажу вамъ, что случилось. Мнѣ не къ кому больше идти. О, не отсылайте меня, капитанъ Куттль!

   - Отсылать васъ, высокорожденная дѣвица! - забасилъ капитанъ, - васъ, радость моего сердца! Нѣтъ, дядя Куттль, посторонись маленько! Мы поставимъ брамъ-стеньги и запремъ дверь двойнымъ ключемъ.

   Съ этими словами капитанъ, расиоряжаясь одновременно и рукой, и крюкомъ, выдвинулъ изъ-за угла огромный ставень, прикрылъ имъ дверь и заперъ ее наикрѣпчайшимъ образомъ.

   Воротившись послѣ этой экспедиц³и къ Флоренсѣ, онъ взялъ ея руку и поцѣловалъ сь необыкновенною нѣжностью. Безпомощное положен³е дѣвушки, ея обращен³е къ нему, и довѣрчивость, выраженная съ такою дѣтскою простотою, неописуемая печаль на ея лицѣ, душевная мука, которую она, очевидно, терпѣла и терпитъ, знакомство съ ея прошлой истор³ей и теперешн³й ея видъ, унылый, безнадежный, безотрадный, - все это такъ подѣйствовало на добраго капитана, что онъ, казалось, готовъ былъ растаять отъ сострадан³я и нѣжности.

   - Высокорожденная барышня-дѣвица, - сказалъ капитанъ Куттль, полируя ногтемъ свою переносицу до тѣхъ поръ, пока она не зас³яла на подоб³е красной вычищенной мѣди, - не извольте говорить ни одного слова Эдуарду Куттлю до тѣхъ поръ, пока не станетъ гладкимъ и ровнымъ путь вашей жизни; a это придетъ не сегодня и не завтра. Что же касается до того, чтобы васъ выдать, или донести, гдѣ вы поселились, то - забвенна буди десница моя, и блажени есте, егда рекутъ всякъ золъ глаголъ, глаголъ, глаголъ, - пр³ищите этотъ текстъ въ вашемъ катехизисѣ и положите закладку.

   Все это капитанъ выговорилъ, не переводя духу и съ большою торжественностью. Приводя текстъ, онъ снялъ съ головы свою лощеную шляпу и устремилъ набожный взоръ въ потолочное окно.

   Флоренсѣ оставалось только поблагодарить своего друга и еще разъ показать ему свою довѣрчивость. Она такъ и сдѣлала. Прильнувъ къ этому грубому творен³ю, сдѣлавшемуся теперь единственнымъ убѣжищемъ для ея страждущаго сердца, она положила свою голову на его честное лицо, обвилась руками вокругъ его шеи и, наконецъ, въ избыткѣ благодарности, хотѣла стать передъ нимъ на колѣни, но тотъ, угадавъ это намѣрен³е, поддержалъ ее съ вѣжливостью истиннаго рьщаря.

   - Крѣпче, ребята, крѣпче! - забасилъ капитанъ. - , Вы слишкомъ слабы, высокорожденная барышня-дѣвица, чтобы стоять на ногахь, позвольте, я опять положу васъ здѣсь. Вотъ такъ, вотъ такъ!

   Искусный живописецъ дорого бы далъ, чтобы посмотрѣть, какимъ образомъ капитанъ укладывалъ ее на диванъ и прикрывалъ своимъ камзоломъ.

   - Теперь вамъ надобно позавтракать, высокорожденная барышня-дѣвица, a заодно покушаетъ и ваша собака. Потомъ вы пойдете наверхъ въ Соломонову комнату и уснете тамъ.

   Говоря о Д³огенѣ, капитанъ гладилъ его по спинѣ, и вѣрный песь принималъ эти ласки съ грац³ознымъ вниман³емъ. Во время обморока своей хозяйки, онъ, очевидно, колебался между двумя намѣрен³ями: помѣрять ли съ капитаномъ свои силы, или безь дальнѣйшихь околичностей предложить ему свою дружбу, и это столкновен³е противоположныхъ чувствъ выражалось разнохарактернымъ махан³емъ хвоста, явственнымъ обнаружен³емъ клыковъ и такимъ ворчан³емъ, которое, по его усмотрѣн³ю должно было означать гнѣвъ или милость. Но теперь всѣ его сомнѣн³я исчезли. Было ясно, что онъ считаль капитана любезнѣйшимъ изъ друзей и такимъ человѣкомъ, который своимъ знакомствомъ сдѣлаетъ честь любой собакѣ, проникнутой сознан³емъ собственныхъ достоинствъ.

   Признавъ очевидность такихъ заключен³й, Д³огенъ усердно началъ помогать капитану, когда тотъ готовилъ завтракъ, и вообще принималъ живѣйшее участ³е въ его хозяйствѣ. Впрочемъ, напрасно добрый капитанъ заботился объ угощен³и: Флоренса не кушала чаю и не дотронулась до жирныхъ буттербротовъ: грусть и слезы заглушили ея аппетитъ.

   - Ну, дѣлать нечего! - сказалъ сострадательный капитанъ. - Вамъ надо отдохнуть, моя радость, и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше. A ты, любезный, - продолжалъ онъ, обращаясь къ Д³огену, - кушай теперь свою порц³ю и отиравляйся служить своей госпожѣ.

   Но хотя Д³огенъ давно острилъ зубы на лакомое блюдо, которое, казалось, заранѣе пожиралъ глазами, однако теперь, когда жирный супъ стоялъ передъ его мордой, онъ, вмѣсто того, чтобы броситься на него съ жадностью, вдругъ насторожилъ уши, подскочилъ къ дверямъ магазина, залаялъ и, приставивъ морду къ едва замѣтной щели, принялся теребить доску съ неистовствомъ звѣрскаго отчаян³я.

   - Неужели тамъ кто-нибудь есть? - спросила встревоженная Флоренса.

   - Никого нѣтъ, моя радость, - отвѣчалъ капитанъ. - Кому тамъ быть? Не бойтесь ничего, ненаглядное мое сокровище. Это кто-нибудь прошелъ мимо магазина.

   Д³огенъ думалъ иначе. Онъ лаялъ теперь съ упорнѣйшею злобой и безъ всякаго милосерд³я теребилъ дверь. Пр³остановившись на минуту, онъ опять насторожилъ уши, и въ его мозгу, казалось, возникло новое несомнѣнное убѣжден³е, потому что онъ вдругъ принялся работать и мордой, и ногами, рѣшившйсь, во что бы ни стало, добраться до невидимаго непр³ятеля. Искушаемый въ то же время соблазнительнымъ кускомъ, онъ отступилъ отъ двери съ весьма нерѣшительнымъ видомъ и чрезъ минуту бросился опять къ мѣсту атаки, не успѣвъ отвѣдать своей порц³и.

   - Не подслушиваютъ ли тамъ, капитанъ Куттль? - шепнула Флоренса. - Можетъ, меня кто-нибудь видѣлъ, слѣдилъ за мною...

   - Ужъ не ваша ли молодая женщина? - сказалъ капитанъ, озаренный свѣтлой идеей.

   - Сусанна, вы думаете? - возразила Флоренса, покачавъ головой. - Нѣтъ! Сусанна давно отъ меня ушла.

   - Не дезертировала, я надѣюсь? Какъ это можно говорить о ней, моя радость! - воскликнулъ капитанъ съ нѣкоторымъ испугомъ.

   - О нѣтъ, нѣтъ! она была вѣрнѣйшимъ моимъ другомъ.

   У капитана отлегло отъ сердца, и, выражая свое удовольств³е, онъ снялъ свою лощеную шляпу, скомкалъ въ рукѣ платокъ на подоб³е шарика и, вытирая свой лобъ, замѣтилъ съ довольнымъ видомъ, что онъ это очень хорошо зналъ.

   - Такъ вотъ, ты теперь спокоенъ, пр³ятель, - сказалъ капитанъ, обращаясь къ Д³огену. - Тамъ никого не было, моя радость, не тревожьтесь!

   Однако Д³огенъ не совсѣмъ былъ увѣренъ въ этомъ. Съ минуты на минуту дверь еще продолжала привлекать его вниман³е: онъ обнюхивалъ ее, ворчалъ про себя и, очевидно, былъ слишкомъ занятъ своими подозрѣн³ями. Это обстоятельство, въ связи съ усталостью Флоренсы, заставило капитана немедленно заняться приготовлен³емъ для ея отдыха Соломоновой спальни. Онъ торопливо взобрзлся на чердакъ и сдѣлалъ всевозможныя приготовлен³я, как³я только могъ придумать на скорую руку.

   И точно, Соломонова спальни мигомъ приняла изящнѣйш³й видъ. Капитанъ, какъ человѣкъ порядочный, привыкъ все устраивать на военную ногу, и на этомъ основан³и Соломонова постель превратилась въ корабельную койку, покрытую со всѣхъ сторонъ бѣлымъ, какъ снѣгъ, бѣльемъ. По такой же изобрѣтательности, капитанъ сумѣлъ изъ маленькаго рабочаго столика соорудить родъ жертвенника, на которомъ въ правильной симметр³и расположены были: сахарные щипчики, двѣ чайные ложечки изъ чистаго серебра, горшокъ съ цвѣтами, телескопъ, серебряные часики, гребенка, пѣсенникъ и друг³я рѣдк³я бездѣлки этого сорта. Закрывъ, наконецъ, окно и разостлавъ на полу самый лучш³й коверъ, капитанъ обозрѣлъ всѣ эти приготовлен³я съ великимъ восторгомъ и сошелъ опять въ маленькую гостиную, чтобы повести Флоренсу въ ея прелестную каюту.

   Ничто не могло увѣрить капитана, что Флоренса сама можеть идти наверхъ, a еслибъ и такъ, онъ счелъ бы оскорбительнымъ нарушен³емъ гостепр³имства допустить такой казусъ. Поэтому онъ учтиво заключилъ Флоренсу въ объят³я, взобрался съ нею наверхъ и, положивъ ее въ постель, прикрылъ своимъ параднымъ камзоломъ.

   - Высокорожденная барышня-дѣвица! вы здѣсь такъ же безопасны, какъ на кровлѣ соборной церкви святого Павла, если отнять оттуда лѣстницу. Прежде другихъ вещей вамъ нуженъ сонъ, который долженъ укрѣпить вашу душу и тѣло, подобно живительному бальзаму, изготовленному для врачеван³я недуговъ м³ра сего. Если же вамъ нужно еще что, о восторгѣ моего сердца, передайте пароль Эдуарду Куттлю, и онъ съ живѣйшей радостью предложитъ кь вашимъ услугамъ все, чѣмъ можетъ располагать въ городѣ Лондонѣ первѣйш³й изъ магазиновъ мастера всѣхъ морскихъ инструментовъ. Благослови васъ Богъ!

   Затѣмъ капитанъ съ вѣжливостью странствующаго рьщаря поцѣловалъ протянутую ему маленькую ручку и вышелъ изь комнаты на цыпочкахъ.

   Сойдя въ маленькую гостиную, капитанъ, послѣ кратковременнаго совѣщан³я съ самимъ собою, рѣшился отворить на нѣсколько минутъ двери магазина и убѣдиться нагляднымъ образомъ, что теперь, во всякомъ случаѣ, никто не шляется около маленькаго мичмана. Исполнивъ этотъ планъ, онъ остановился на крыльцѣ и, поднявъ голову, обозрѣлъ своими очками самыя отдаленныя точки горизонта.

   - Какъ ваше здоровье капитанъ Гильсъ? - сказалъ голосъ подлѣ него.

   Капитанъ опустилъ глаза и чуть не наткнулся на м-ра Тутса, который между тѣмъ продолжалъ раскланиваться и ухмыляться.

   - Какъ ваше здоровье, любезный другъ? - воз. разилъ капитанъ.

   - Покорно благодарю, капитанъ Гильсъ, я, вы знаете, оно ничего, то есть, я теперь никогда не бываю въ своей тарелкѣ, a впрочемъ, ничего особеннаго, покорно благодарю.

   Ближе этого м-ръ Тутсъ въ разговорѣ съ капитаномъ никогда не подходилъ къ великой задачѣ своей жизни. Читатель помнитъ услов³я дружбы, предложенныя ему капитаномъ Куттлемъ; Тутсъ не нарушалъ ихъ.

   - Капитанъ Гильсъ, - сказалъ м-ръТутсъ, - если вы позволите имѣть удовольств³е переговорить съ вами... то есть, это дѣло, собственно, касается васъ.

   - Что такое, любезный другъ? - возразилъ капитанъ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ къ гостиной. - Сказать правду, я не совсѣмъ свободенъ этимъ утромъ, и, стало быть, если вы можете отбарабанить свой пароль, то я, пожалуй, очень радъ.

   - Разумѣется, капитанъ Гильсъ, - отвѣчалъ м-ръ Тутсъ, рѣдко понимавш³й истинный смыслъ капитанскихъ изречен³й. Отбарабанить - это собственно я и самъ желаль. Само собою разумѣется.

   - Если такъ, любезиый другь, такъ нечего стоять на мели. Отваливай!

   Они вошли въ гостиную. Страшный секретъ въ рукахъ капитана произвелъ на него такое сильное впечатлѣн³е, что съ его чела градомъ полились капли пота, между тѣмъ какъ м-ръ Тутсъ усаживался на указанный ему стулъ, и онъ считалъ невозможнымъ оторвать свои глаза отъ лица м-ра Тутса. Гость и хозяинъ сидѣли нѣсколько времени въ глубокомъ молчан³и. М-ръ Тутсъ, казалось, самъ имѣлъ нѣкоторыя тайныя причины находиться въ нервозномъ состоян³и, которое, натурально, увеличилось еще больше отъ инквизиторскихъ взглядовъ капитана. Повертѣвшись нѣсколько времени на своемъ стулѣ, м-ръ Тутсъ повелъ рѣчь такимъ образомъ:

   - Прошу извинить, капитанъ Гильсъ, но я надѣюсь, вы, конечно, ничего особеннаго во мнѣ не замѣчаете?

   - Ничего, дружище, ничего.

   - Потому что, вотъ видите ли, я, какъ говорится, совсѣмъ сбился съ панталыку. Да ужъ тутъ нечего и отвиливать: похудѣлъ, такъ похудѣлъ. Кому какое дѣло? Оно и лучше, Борджесъ и компан³я перемѣнили мѣрку, такъ какъ прежнее платье слишкомъ широко. Это, сказать по правдѣ, мнѣ очень пр³ятно, и я радъ отъ души. Видите ли, капитанъ Гильсъ, я вѣдь просто скотина, и чортъ знаетъ для чего пресмыкаюсь на этомъ свѣтѣ.

   Чѣмъ больше м-ръ Тутсъ продолжалъ свои объяснен³я въ этомъ родѣ, тѣмъ больше капитанъ тяготился своимъ секретомъ и тѣмъ больше выпучивалъ глаза на своего гостя. Тревожимый внутреннимъ волнен³емъ и желан³емъ спровадить поскорѣе м-ра Тутса, капитанъ находился въ такомъ запу³анномъ и странномъ состоян³и, что его физ³оном³я не могла бы выразить большаго разстройства, если бы даже ему пришлось разговаривать съ выходцемъ съ того свѣта.

   - Но я все собираюсь сказать вамъ, капитанъ Гильсъ... Видите ли, я какъ-то поутру очутился ненарокомъ подлѣ вашего магазина.... то есть, сказать правду, я шелъ къ вамъ завтракать. Ну еще завтракать я могу, a что касается до того, чтобы спать, такъ ужъ наше почтен³е, - я рѣшительно никогда не сплю. Быть бы мнѣ сторожемъ, м-ръ Гильсъ, право караулилъ бы сряду дюжину ночей, - и безъ жалованья.

   - Отваливай, любезный другь, отваливай!

   - И отвалю, капитанъ, ей Богу, вотъ увидите! Ну такъ, когда я проходилъ здѣсь этимъ утромъ, - было довольно рано, часъ или, около того, a можетъ быть, побольше, - и когда увидѣлъ, что дверь заперта....

   - Какъ! Это ты заходилъ сюда, любезный другь?

   - Совсѣмъ нѣть, капитанъ Гильсъ. Я только взглянулъ, да и пошелъ мимо, потому что капитана, думаю себѣ, должно быть, дома нѣтъ. Но тотъ господинъ сказалъ, немного погодя.... вы вѣдь не держите собаки, капитанъ Гильсъ?

   Капитанъ кивнулъ головой.

   - Ну, да я такъ и сказалъ. Я знаю, вы не держали. Есть, капитанъ Гильсъ, собака, соединенная съ вос... впрочемъ извините, тутъ надо придержать языкъ.

   Въ глазахъ капитана, неподвижно устремленныхъ на досаднаго гостя, отразились теперь два м-ра Тутса, и почтенное чело его опять оросилось крупными каплями, когда онъ вообразилъ, что Д³огену можетъ придти фантаз³я спуститься въ маленькую гостиную для увеличен³я компан³и.

   - Вотъ онъ и сказалъ, - продолжалъ Тутсъ, - что слышалъ, дескать, собаку, чуть ли не передъ самыми дверьми: a я отвѣчалъ, что быть не можетъ, капитанъ не держитъ собакъ. Онъ между тѣмъ такъ и остался при своемъ, что слышалъ, дескать, собач³й лай собственными ушами.

   - Кто же это былъ? - спросилъ капитанъ.

   - Вотъ вѣдь мнѣ и въ голову ие пришло освѣдомиться на счетъ этой матер³и, - отвѣчалъ смущенный м-ръ Тутсъ, нервозноеть котораго возросла теперь до высшей степени. - Не мнѣ, разумѣется, сказать вамъ, что могло бы изъ этого выйти, или чего не могло бы выйти. Я, право, заваленъ такими вещами, которыхъ вовсе не понимаю, и, вѣрно, есть кое что въ моемъ мозгу.... право, капитанъ Гильсъ, я, должно быть, очень глупъ.

   Капитанъ Куттль кивнулъ головой въ знакъ полнѣйшаго соглас³я.

   - Но когда мы отошли отъ магазина, тотъ господинъ сказалъ, будто вамъ извѣстно, что такое м_о_ж_е_т_ъ с_л_у_ч_и_т_ь_с_я при существующихъ обстоятельствахъ; слова "можетъ случиться" онъ произнесъ съ особенной силой; и поэтому вамъ бы на всяк³й случай слѣдовало приготовиться.... то есть, вы и приготовитесь, въ этомъ нѣтъ сомнѣн³я...

   - Да кто же этотъ господинъ, любезный мой другь? - повторилъ капитанъ съ нѣкоторымъ нетерпѣн³емъ.

   - Ну, да я право же не знаю, капитанъ Гильсъ - отвѣчалъ въ отчаян³и Тутсъ, - увѣряю васъ. Немного погодя я опять завернулъ сюда, и опять нашелъ его y дверей, Вотъ онъ и говоритъ: вы тоже, сэръ, пришли сюда? Да, я говорю. - A вы развѣ знакомы, говоритъ, съ хозяиномъ этого магазина? - Да, говорю, я имѣлъ удовольств³е пр³обрѣсти его знакомство - вѣдь вы доставили мнѣ удовольств³е познакомиться съ вами, не такъ ли? - Ну, говоритъ онъ, если такъ, потрудитесь, пожалуйста, передать ему, что я вамъ сказалъ насчетъ этихъ существующихъ обстоятельствъ и насчетъ того, говоритъ, чтобъ онъ приготовился къ нимъ на всяк³й случай. Вы, говоритъ, попросите его завернуть на минуту въ лавку м-ра Брогли, маклера и оцѣнщика. Очень, говоритъ, нужно. Вотъ вамъ и все, что я знаю, капитанъ Гильсъ. Дѣла, должно быть, важныя, и если вы потрудитесь къ нему завернуть, я покамѣстъ посижу здѣсь, вѣдь вы, разумѣется, мигомъ воротитесь?

   Капитанъ, колеблясь между опасностью скомпрометировать Флоренсу, если не идти на предложенное свидан³е, и между страхомъ оставить въ магазинѣ м-ра Тутса, подъ опасен³емъ открыт³я имъ завѣтной тайны, представлялъ такое зрѣлище умственной растерянности, которая не могла ускользиуть даже отъ вниман³я м-ра Тутса. Замѣтивъ, однако, что его морской другъ собирается идти на свидан³е, молодой джентльментъ совершенно успокоился и не могъ удержаться отъ одобрительной улыбки.

   Капитанъ между тѣмъ, выбирая изъ двухъ золъ меньшее, рѣшилъ, передъ отправлен³емъ къ Брогли, запереть въ магазинѣ дверь, имѣвшую сообщен³е съ верхнею частью дома, и положить ключъ въ карманъ.

   - Вы ужъ насчетъ этого извините, любезный другъ, сказалъ капитанъ, взволнованный стыдомъ и нерѣшительностью, - есть на это особый резонъ, то есть, прич-ч-чина, съ вашего позволен³я.

   - Помилуйте, капитанъ, для меня очень пр³ятно все, что вы ни дѣлаете. Будьте спокойны. Это ничего.

   Капитанъ, поблагодаривъ его отъ искренняго сердца и обѣщавъ воротиться менѣе, чѣмъ черезъ пять минутъ, отправился скорымъ шагомъ къ господину, который почтилъ м-ра Тутса своимъ таинственнымъ поручен³емъ. Невинный м-ръ Тутсъ, предоставленный самому себѣ, развалился на диванѣ, вовсе не думая, кто покоился здѣсь передъ нимъ, и, устремивъ глаза на потолочное окно, услаждалъ свою фантаз³ю образомъ миссъ Домби. Время и мѣсто теперь для него не существовали.

   И хорошо, что не существовали. Хотя капитанъ ходилъ не слишкомъ долго, но все же несравненно долѣе, чѣмъ предполагалъ. Онъ воротился назадъ взволнованный и блѣдный, какъ полотно, и на глазахъ его были признаки недавнихъ слезъ. Казалось, онъ утратилъ всякую способность говорить и пробылъ нѣмъ до той поры, пока не подкрѣпилъ себя рюмкой рому, добытаго изъ только что откупоренной бутылки, хранившейся на нижней полкѣ его комода. Опорожнивъ рюмку, онъ сѣлъ на стулъ и облокотился на руку съ видомъ человѣка, погруженнаго въ глубок³я размышлен³я.

   - Надѣюсь, капитанъ Гильсъ, - началъ м-ръ Тутсъ, - ничего особеннаго не случилось? Вы не получили непр³ятныхъ вѣстей?

   - Нѣтъ, дружище, нѣть. Совсѣмъ напротивъ. Покорно благодарю.

   - Однако, y васъ такой безпокойный видъ - замѣтилъ м-ръ Тутсъ.

   - Немудрено, товарищъ, я сдрейфованъ со всѣхъ сторонъ.

   - Не могу ли я въ чемъ помочь вамъ, капитанъ Гильсъ? Если могу, располагайте мною.

   Капитанъ взглянулъ на молодого джентльмена съ какимъ-то особеннымъ выражен³емъ нѣжности и сострадан³я и крѣпко пожалъ ему руку.

   - Нѣтъ, товарищъ, покорно васъ благодарю. Теперь я прошу y васъ, какъ милости, навѣщать насъ.... то есть меня, какъ можно чаще.

   И эта просьба сопровождалась такимъ пожат³емъ руки, что бѣдный Тутсъ чуть не вскрикнулъ отъ боли.

   - Я рѣшительно того мнѣн³я, - продолжалъ капитанъ, - что послѣ Вальтера вы единственный парень, съ которымъ можно и должно вести дѣла. Да, я увѣренъ въ этомъ.

   - Благородное и честное слово, капитанъ Гильсъ, - отвѣчалъ м-ръ Тутсъ, ударяя рукою ладонь почтеннаго моряка, - я очень радъ, что заслужилъ ваше доброе мнѣн³е. Покорно благодарю.

   - Давай руку, товарищъ, и станемъ веселиться. Да! есть на свѣтѣ не одно прелестное создан³е!

   - Только не я, капитанъ Гильсъ, - съ важностью возразилъ м-ръ Тутсъ, - не я только, увѣряю васъ. Состоян³е моихъ чувствъ относительно миссъ Домби не можетъ быть выражено никакимъ перомъ. Мое сердце все равно, что пустой островъ, и только она одна живетъ въ немъ. Я рыхлѣю съ каждымъ днемъ, и, признаться, горжусь тѣмъ, что рыхлѣю. Посмотрѣли бы вы на мои ноги, когда я снимаю сапоги, - вы бы, можетъ, увидѣли, что значитъ нераздѣленное чувство. Мнѣ предписали ванны, капитанъ Гильсъ, но я не стану употреблять ихъ, потому что, видите ли, на кой чортъ мнѣ ванны? Пусть ужъ лучше высохну, какъ щепка. Впрочемъ, тутъ надо держать языкъ на привязи, я и забылъ. Прощайте, капитанъ Гильсъ! Счастливо оставаться!

   Бросивъ еще разъ на молодого друга выразительный взоръ сострадан³я и нѣжности,. капитанъ заперъ за нимъ дверь и отправился наверхъ освѣдомиться насчетъ благополуч³я Флоренсы.

   Была какая-то рѣшительная перемѣна въ лицѣ капитана, когда онъ подошелъ къ Соломоновой спальнѣ. Онъ вытиралъ платкомъ глаза и полировалъ переносицу ногтемъ точно такъ же, какъ утромъ этого дня, но лицо его совершенно измѣнилось. То былъ онъ, казалось, счастливѣйшимъ изъ смертныхъ, то можно было считать его пропащимъ человѣкомъ: въ томъ и другомъ случаѣ черты его лица обличали необыкновенную важность, какъ будто въ его натурѣ совершился чудный переворотъ, придавш³й новый отпечатокъ его физ³оном³и.

   Онъ стукнулъ тихонько два или три раза въ дверь Соломоной спальни, но, не получивъ отвѣта, отважился сперва заглянуть въ замочную щель, a потомъ войти. Къ этому послѣднему подвигу, можетъ быть, ободрила его ласковая встрѣча Д³огена, который, развалившись на полу подлѣ постели своей хозяйки, привѣтливо завилялъ хвостомъ и моргнулъ глазами такимъ образомъ, какъ будто приглашалъ капитана смѣлѣе подвигаться впередъ.

   Флоренса спала тяжело и стонала во снѣ. Капитанъ, проникнутый совершеннѣйшимъ благоговѣн³емъ къ ея молодости, красотѣ и томительной грусти, осторожно приподнялъ ея голову, поправилъ на ней свой камзолъ и, завѣсивъ хорошенько окно, чтобы она лучше спала, выкрался опять изь комнаты и занялъ свой караульный постъ на лѣстничныхъ ступеняхъ. Его шаги и движен³я были на этотъ разъ такъ же легки и воздушны, какъ y молодой дѣвушки.

   Да позволено будетъ спросить: какое изъ этихъ двухъ явлен³й изящнѣе по своей натурѣ? Съ одной стороны, нѣжные пальчики, созданные для чувствительности и симпат³и прикосновен³я, съ другой - жесткая, грубая рука капитана, готовая съ полнымъ самоотвержен³емъ протянуться на охранен³е и защиту невиннаго создан³я. Задача, не совсѣмъ удобная для рѣщен³я! Но пусть оба явлен³я дольше и дольше существуютъ въ этомъ м³рѣ, исполненномъ поразительными контрастами на каждомъ шагу!

   Флоренса почивала, забывая о своемъ безпр³ютномъ сиротствѣ, и капитанъ стоялъ на часахъ подлѣ ея спальни. При малѣйшемъ шорохѣ или стонѣ, онъ немедленно подходилъ къ дверямь, прислушивался и приглядывался; но мало-по-малу сонъ ея сдѣлался спокойнѣе, и караульный постъ капитана обходился безъ тревогъ.

  

  

   Флоренса не вставала долго. Утро смѣнилось полуднемъ, полдень вечеромъ, a молодая дѣвушка, утомленная тѣломъ и душой, все еще спала, не имѣя никакого сознан³я о своемъ странномъ ложѣ, объ уличной толкотнѣ и суматохѣ, и о свѣтѣ, который пробивался въ ея спальню черезъ затворенныя окна. Но и глубок³й сонъ, порожденный истощен³емъ силъ, не могъ произвести въ ея душѣ совершеннаго забвен³я о томъ, что случилось въ родительскомъ домѣ, и смутныя воспоминан³я о страшныхъ сценахъ тревожили ея покой. Мрачная грусть, полуубаюканное чувство скорби носились передъ ея воображен³емъ, и блѣдная ея щека орошалась слезами гораздо чаще, чѣмъ то желалъ бы видѣть честный капитанъ, который время отъ времени выставлялъ свою голову въ полуотворенную дверь.

   Солнце уже проложило огненную дорогу по рѣкѣ и отлогимъ берегамъ, озарило въ океанѣ паруса на корабляхъ, освѣтило въ предмѣстьяхь мрачныя кладбища и холмы, погрузило отдаленныя точки горизонта въ зарево пожара, гдѣ, казалось, въ одномъ великолѣпномъ хаосѣ запылали небо и земля, когда Флоренса открыла, наконецъ, свои отягченныя глаза и лежала сначала въ какомъ-то забытьи, не обращая никакого вниман³я на странныя стѣны, въ странной комнатѣ и прислушиваясь, безъ всякой опредѣленной мысли, къ уличному шуму. Но скоро она проснулась и тѣломъ, и душой, бросила вокругъ себя изумленный взоръ - и припомнила все.

   - Что, моя радость, - сказалъ капитанъ, постучавшись въ дверь, - какъ вы себя чувствуете?

   - Друтъ мой, вы ли это? - вскричала Флоренса, бросивщись къ нему на встрѣчу.

   Другъ!.... Въ этомъ имени скрывалось такъ много гордости для капитана Куттля, что онъ, вмѣсто отвѣта, поцѣловалъ свой крюкъ и смотрѣлъ съ неизрѣченнымъ наслажден³емъ на зардѣвш³яся щеки молодой дѣвушки, когда она обратила на него глаза.

   . . - Какъ вы себя чувствуете, изумрудъ мой драгоцѣнный? - повторилъ капитанъ послѣ блаженнаго молчан³я, продолжавшагося около минуты.

   - Кажется, спала я очень долго, добрый мой другъ, - отвѣчала Флоренса. - Когда я сюда пришла? еще вчера?

   - Сегодня, высокорожденная барышня-дѣвица, и да будетъ благословенъ сей день отъ нынѣ и во вѣки.

   - Развѣ не было ночи? Неужели все еще день?

   - Вечеръ, и чудесный, моя радость! - сказалъ капитанъ, отдергивая занавѣсъ отъ окна. - Посмотрите!

   Флоренса, грустная и робкая, съ рукою на плечѣ капитана, и честный капитанъ съ его грубымъ лицомъ и коренастой фигурой стояли въ розовомъ свѣтѣ яркаго вечерняго неба, не говоря ни слова. Въ какую бы форму, конечно странную и дикую, капитанъ ни облекъ свби чувства, если бы рѣшился ихъ выразить словами, онъ чувствовалъ съ живостью краснорѣчивѣйшаго изъ смертныхъ, что въ этой плѣнительной красотѣ тихаго и спокойнаго вечера заключалась какая-то таинственная сила, способная переполнить истерзанное сердце Флоренсы, и, что для нея было бы гораздо лучше дать теперь полную волю своимъ слезамъ. Поэтому капитанъ не говорилъ ни слова. Но когда онъ почувствовалъ, что ея голова склоняется къ нему ближе и ближе, когда онъ почувствовалъ, что эта безпр³ютная, одинокая голова прикасается къ его грубому синему камзолу, тогда онъ съ трепетнымъ благоговѣн³емъ взялъ ея руку, пожалъ ее, и они поняли другъ друга.

   - Ободритесь, моя радость! - сказалъ капитанъ. - Развеселитесь, изумрудъ мой драгоцѣнный. Я сойду внизъ и приготовлю вамъ покушать. Вы потрудитесь придти сами, немного погодя, или Эдуардъ Куттль долженъ подняться за вами?

   Флоренса отвѣчала, что она безъ всякаго затруднен³я можеть сойти сама, и капитанъ, послѣ нѣкоторыхъ довольно сильныхъ отговорокъ, показывавшихъ его очевидное сомнѣн³е въ правилахъ истиннаго гостепр³имства, принужденъ былъ предоставить молодую дѣвушку ея собственному произволу. Очутившись въ маленькой гостиной, онъ немедленно принялся жарить y камина курицу, уже давно лежавшую для этой цѣли на жаровнѣ. Чтобы наилучшимъ образомъ окончить эту стряпню, онъ скинулъ свой камзолъ, засучилъ рубашечные рукава и надѣлъ свою лощеную шляпу, безъ помощи которой не приступалъ вообще ни къ какому предпр³ят³ю, трудному или легкому.

   Освѣживъ свою голову и пылающее лицо въ холодной водѣ, приготовленной капитаномъ въ продолжен³е ея сна, Флоренса подошла къ маленькому зеркалу, чтобы привести въ порядокъ свои растрепанные волосы. Тогда она увидѣла - первый и послѣдн³й разъ - на своей груди багровое пятно.

   Ея слезы при видѣ этого опять полились ручьями. Ей было стыдно, ей было страшно; но не было въ ея сердцѣ ненависти и гнѣва противъ отца. Она простила ему все, едва понимая въ этомъ нужду, и старалась о немъ не думать, какъ не думала о домѣ, изъ котораго бѣжала, и онъ былъ для нея потерянъ разъ навсегда. Не было въ этомъ м³рѣ м-ра Павла Домби для Флоренсы Домби.

   Что дѣлать и куда дѣваться, Флоренса, бѣдная, неопытная Флоренса еще не думала объ этомъ. Впрочемъ, она мечтала отыскать гдѣ-нибудь маленькихъ сестеръ, которыхъ она станетъ воспитывать подъ какимъ-нибудь вымышленнымъ именемъ: онѣ вырастутъ, эти сестры, счастливыя и довольныя, подъ ея надзоромъ, полюбятъ ее, выйдутъ замужъ, возьмуть къ себѣ свою прежнюю гувернантку и, быть можетъ, современемъ поручатъ ей воспитан³е своихъ собственныхъ дочерей. Проходятъ годы, десятки лѣтъ, и y почтенной воспитательницы чужихъ дѣтей сѣдѣютъ волосы, и она становится старухой, и уноситъ въ мрачную могилу тайну своей жизни, и не осталось на свѣтѣ ннкакихъ слѣдовъ отъ Флоренсы Домби.... Страиная будущность! грустная будущность! Но всѣ эти грезы носились передъ ней въ гусгомъ туманѣ, и она ни въ чемъ не отдавала себѣ яснаго отчета. Она знала только одно, что не было для нея отца на этомъ свѣтѣ, не было клочка земли, гдѣ могла бы пр³ютиться Флоренса Домби!

   Весь денежный запасъ въ ея кошелькѣ ограничивался нѣсколькими гинеями, и часть ихъ нужно было употребить на покупку гардероба, такъ какъ y нея было съ собой одно только платье. Но этотъ пунктъ ее не слишкомъ безпокоилъ: ребенокъ въ м³рскихъ дѣлахъ, она не понимала и не могла понять, что значитъ не имѣть денегъ, и притомъ друг³я, болѣе важныя мысли заслоняли отъ нея предметы этого рода. Въ головѣ ея мыслительная машина работала съ какою-то особой торопливостью, и казалось ей, что промчались цѣлые мѣсяцы послѣ ея бѣгства. Но мало-по-малу она успокоилась, привела въ порядокъ свои мысли, отерла слезы и отправилась внизъ къ своему единственному покровителю.

   Капитанъ разостлалъ съ большимъ старан³емъ бѣлую скатерть и приготовлялъ какой-то яичный соусъ въ маленькой кострюлѣ, поворачивая въ то же время очень усердно жирную курицу, которую онъ жарилъ на вертелѣ передъ огнемъ. Обложивъ Флоренсу подушками на диванѣ, который для большаго комфорта былъ переставленъ въ теплый уголокъ, капитанъ продолжалъ свою стряпню съ необыкновеннымъ искусствомъ. Онъ кипятилъ горячую жижицу въ другой маленькой кострюлѣ, варилъ картофель въ третьей, не забывалъ яичнаго соуса въ первой и продолжалъ поворачивать жаркое своимъ крюкомъ, который, смотря по надобности, замѣнялъ для него и ложку, и вилку. Независимо отъ всего этого, капитанъ сторожилъ бдительнымъ окомъ мин³атюрную сковородку, въ которой кипятились и мелодично пищали жирныя сосиски, слава и вѣнецъ поварского творчества, - и словомъ, не было во всей подсолнечной кухарки, равной по таланту и усерд³ю капитану Куттлю, на которомъ блистала во всей красотѣ его лощеная шляпа... Впрочемъ, трудно сказать, лицо или шляпа горѣли теперь болѣе торжественнымъ блескомъ.

   Когда, наконецъ, обѣдъ былъ приготовленъ, капитанъ началъ хлопотать около стола съ безпримѣрнымъ усерд³емъ и ревностью. Прежде всего онъ скинулъ шляпу и надѣлъ свой фракъ. Затѣмъ онъ пододвинулъ столъ къ дивану, гдѣ сидѣла Флоренса, прочиталъ молитву, развинтилъ свой крюкъ, привязалъ къ нему вилку и поставилъ первое блюдо.

   - Высокорожденная барышня-дѣвица, - сказалъ капитанъ, - развеселитесь и старайтесь кушать какъ можно больше. Здѣсь ливеръ, здѣсь спаржа, a вотъ картофель!

   Все это капитанъ расположилъ на блюдѣ въ симметрическомъ порядкѣ, полилъ горячей жижей и поставилъ передъ своей прекрасной гостьей.

   - Вотъ цѣлый рядъ мертвыхъ свѣтилъ лежитъ передъ вами, высокорожденная барышня-дѣвица, - замѣтилъ капитанъ ободрительнымъ тономъ, - и все устроено въ порядкѣ. Попробуйте перекусить, моя радость. О, если бы Вальтеръ былъ здѣсь!...

   - Ахъ, если бы теперь онъ былъ моимъ братомъ! - воскликнула Флоренса.

   - Не говорите этого, моя радость! - сказалъ капитанъ. - Вальтеръ былъ природнымъ вашимь другомъ, самымъ искреннимъ, самымъ близкимъ другомъ: не правда ли, моя радость?

   Флоренсѣ нечего было отвѣчать. Она только сказала: "О, милый, милый Павелъ! о, Вальтеръ!".

   - Самыя доски, по которымъ она ходила, - бормоталъ капитанъ, разсматривая съ нѣжнымъ умилен³емъ ея унылое лицо, - бѣдный Вальтеръ цѣнилъ высоко, такъ высоко, какъ жаждущ³й олень источники водные. Вижу его, какъ теперь, за столомъ y дяди въ тотъ самый день, когда только что его записали въ конторск³я книги Домби и Сына; какъ онъ говорилъ тогда о ней! Боже мой, какъ онъ говорилъ! Лицо его рдѣло, какъ маковъ цвѣтъ, и глаза покрывались скромною росою! Да, прекрасный былъ юноша! Ну, a если бы теперь онъ былъ здѣсь, высокорожденная барышня-дѣвица, то есть, если бы онъ мотъ быть здѣсь.... но онъ утонулъ, бѣдный Вальтеръ, не правда ли?

   Флоренса покачала головой.

   - Да, да, онъ утонулъ, - продолжалъ капитанъ. - Что бишь я началъ говорить? Такъ вотъ, если бы онъ былъ здѣсь, онъ сталъ бы просить васъ, изумрудъ мой драгоцѣнный, покушать и полакомиться, чтобы здоровье ваше подкрѣпилось. Поэтому, высокорожденная барышня-дѣвица, ведите себя такъ, какъ бы Вальтеръ былъ уже здѣсь, и держите противъ вѣтра вашу милую головку.

   Флоренса, изъ угожден³я капитану, начала кушать. Капитанъ между тѣмъ, забывая, по-видимому, собственный обѣдъ, положилъ свой ножикъ и вилку и пододвинулъ свой стулъ къ дивану.

   - Вальтеръ былъ красивый мальчикъ, не правда ли, моя радость?

   Флоренса согласилась, и капитанъ сидѣлъ молча нѣсколько минутъ, опустивъ подбородокъ на свою руку. Глаза его неподвижно были обращены на гостью.

   - И вѣдь онъ былъ храбрый юноша, моя гадость, не такъ ли?

   Флоренса отвѣчала слезами.

   - И вотъ, моя красавица, онъ утонулъ, - продолжалъ капитанъ растроганнымъ голосомъ. - Такъ или нѣтъ?

   Флоренса продолжала плакать.

   - Онъ былъ постарше васъ, высокорожденная барышнядѣвица; но сначала вѣдь вы оба были дѣтьми, не правда ли?

   Флоренса отвѣчала - да!

   - A теперь утонулъ бѣдный Вальтеръ, утонулъ, и нѣтъ о немъ ни слуху, ни духу; не такъ ли?

   Повторен³е этого вопроса было любопытнымъ источникомъ утѣшен³я, но только, казалось, для одного капитана, такъ какъ онъ одинъ безпрестанно возвращался къ этой темѣ. Флоренса отодвинула отъ себя свой непочатый обѣдъ, и, облокотившись на диванъ, подала капитану свою руку, чувствуя, что она противъ воли опечалила своего друга. Капитанъ между тѣмъ, пожимая ея руку съ какою-то особенного нѣжностью, забылъ, повидимому, и обѣдъ, и аппетитъ своей гостьи, и почтенное чело его проникалось больше и больше сочувственною мыслью. Еще и еще повторялъ онъ: "Бѣдный Вальтеръ! милый Ваяьтеръ! Да, онъ утонулъ. Не правдали?" - И непремѣнно хотѣлось ему, чтобы Флоренса отвѣчала на этотъ безконечный вопросъ; иначе, казалось, оборвалась бы цѣпь его оригинальныхъ размышлен³й.

   Курица и сосиски простыли, и яичный соусъ застылъ до послѣдней степени густоты, прежде чѣмъ добрый капитанъ припомнилъ, что они сидѣли за столомь; но, разъ обративъ вниман³е на этотъ пунктъ, онъ принялся за свои блюда вмѣстѣ съ Д³отеномъ, при помощи котораго роскошный пиръ быстро подошелъ къ желанному концу. Когда Флоренса начала убирать со стола, выметать очагъ и приводить въ порядокъ мебель маленькой гостиной, восторгъ и удивлен³е капитана могли сначала равняться только горячности его протеста противъ этой хлопотливости молодой дѣвушки, a потомъ мало-по-малу эти чувства возвысились до такой степени, что онъ самъ ничего не сталъ дѣлать и только съ безмолвнымъ изумлен³емъ смотрѣлъ на Флоренсу, какъ на прекрасную волшебницу, которая каждый день совершаетъ для него эти чудеса; при этомъ красный экваторъ на челѣ капитана запылалъ съ новой силой, выражая его неописуемое удивлен³е.

   Но когда Флоренса, продолжая хозяйственныя хлопоты, сняла съ каминной полки его трубку и попросила его курить, добрый капитанъ былъ до того ошеломленъ этимъ неожиданнымъ вниман³емъ, что нѣсколько минутъ держалъ чубукъ такимъ образомъ, какъ будто эта рѣдкость первый разъ попалась въ его руки. Потомъ, когда Флоренса вынула изъ комода бутылку съ ромомъ и приготовила для него совершеннѣйш³й стаканъ грогу, поставленный передъ нимъ на маленькомъ столикѣ, его носъ, всегда румяный, поблѣднѣлъ какъ алебастръ, и онъ почувствовалъ себя на седьмомъ небѣ. Упоенный этимъ блаженствомъ, невиданнымъ и неслыханнымъ до той поры, капитанъ машинально набилъ трубку, и лишь только протянулъ свою лапу къ фосфорнымъ спичкамъ, Флоренса, къ довершен³ю его изумлен³я, уже держала надъ табакомъ зажженную бумагу, такъ что онъ не имѣлъ ни времени, ни силы предотвратить этой услуги. Когда, наконецъ, Флоренса, послѣ всѣхъ этихъ хлопотъ, заняла свое мѣсто на диванѣ и принялась смотрѣть на него съ грац³озной, любящей улыбкой, капитань увидѣлъ очень ясно, что сиротствующее сердце молодой дѣвушки обращалось къ нему съ такою же искренностью, какъ ея лицо, - увидѣлъ это капитанъ, и табачный дымъ засѣлъ въ его горлѣ, ослѣпилъ его глаза, ослѣпилъ до того, что капитанъ Куттль заплакалъ!

   Способъ, употребленный имъ для увѣрен³я, что причина этихъ слезъ лежала сокровенною въ самой трубкѣ, которую для этой цѣли онъ осматривалъ со всѣхъ сторонъ, ревизуя преимущественно чубукъ, былъ истинно забавенъ и достоинъ кисти художника. Когда, наконецъ, трубка была осмотрѣна и исправлена, капитанъ мало-по-малу пришелъ въ, состоян³е покоя, приличнаго исправному трубокуру. Онъ сидѣлъ съ глазами, неподвижно обращёнными на Флоренсу, и, с³яя лучезарнымъ счастьемъ, пускалъ по временамъ и отдувалъ отъ себя маленьк³я облака, которыя, выходя изъ его рта, казались ярлыками съ надписью: "Утонулъ, бѣдный Вальтеръ, утонулъ; не правда-ли?" - И процессъ курен³я возобновлялся опять до тѣхъ же ярлыковъ.

   Трудно представить контрастъ разительнѣе того, который существовалъ между Флоренсой въ ея нѣжной юности и красотѣ и капитаномъ Куттлемъ съ его сучковатымъ лицомъ, неуклюжимъ туловищемъ и басистымъ голосомъ; при всемъ томъ во многихъ вещахъ, особенно въ невинной простотѣ и въ незнан³и услов³й жизни, они похожи были другъ на друга, какъ двѣ капли воды. Никакой ребенокъ нe могъ превзойти капитана въ совершеннѣйшей неопытности относительно всѣхъ дѣлъ на свѣтѣ, кромѣ вѣтра и погоды, въ простотѣ, легковѣр³и и великодушномъ упован³и на судьбу. Вся его натура, казалось, была олицетворен³емъ надежды и любви. Странный родъ мечтательности и романтизма, не имѣвшаго никакого отношен³я къ дѣйствительному м³ру и не подлежащаго никакимъ разсчетамъ м³рского благоразум³я и житейской опытности, составляли рѣзкую отличительную черту въ его младенческомъ характерѣ. Когда онъ такимъ образомъ сидѣлъ и курилъ, и смотрѣлъ на Флоренсу, Аллахъ вѣдаетъ, как³я фантастическ³я картины, гдѣ на первомъ планѣ всегда стояла она, проносились передъ его умственнымъ взоромъ. Столь же неопредѣленны, хотя не такъ рѣшительны и пылки, были собственныя мысли Флоренсы о своей будущей судьбѣ, и даже, когда въ глазахъ ея преломлялись призматическ³е лучи свѣта, на который она смотрѣла черезъ свою тяжелую печаль, она уже видѣла прекрасную радугу, ярко зас³явшую на отдаленномъ горизонтѣ. Странствующая принцесса и верзила-богатырь волшебной сказки могли, такимъ образомъ, сидѣть рука объ руку передъ каминомъ и разговаривать между собой точь въ точь, какъ бѣдная Флоренса и храбрый капитанъ разсуждали втихомолку; разница между двумя парами была бы вовсе не велика.

   Капитанъ ни мало не смущался мыслью о трудности держать y себя молодую дѣвушку или объ отвѣтственности за ея судьбу. Заколотивъ ставни и заперевъ дверь, онъ успокоился на этотъ счетъ совершеннѣйшимъ образомъ. Будь она, пожалуй, подъ опекою сиротскаго суда, это отнюдь не составило бы никакой разницы для капитана. Онъ былъ послѣднимъ человѣкомъ въ подлунномъ м³рѣ, способнымъ потревожиться отъ подобныхъ соображен³й.

   Такимъ образомъ, капитанъ курилъ трубку съ восточнымъ комфортомъ и вмѣстѣ съ Флоренсой размышлялъ... но о чемъ размышляли капитанъ и Флоренса, - это не подлежитъ анализу нескромнаго пера. Послѣ трубки они принялись за чай, и тогда Флоренса попросила своего друга проводить ее въ ближайш³й магазинъ для покупки вещей, безъ которыхь ей нельзя было обойтись. Капитанъ согласился, потому что было сопершенно темно; но напередъ онъ тщательно обозрѣлъ окрестности, какъ дѣлывалъ во времена ожидаемыхь нападен³й отъ м-съ Макъ Стингеръ, и вооружился своей огромной иалкой, чтобы имѣть возможность защищаться въ случаѣ какого-нибудь непредвидѣннаго обстоятельства.

   Гордость капитана была необычайна, когда онъ велъ за руку Флоренсу, провожая ее на разстоян³и двухъ или трехь сотъ шаговь до магазина; онъ смотрѣлъ во всѣ глаза и озирался по всѣмъ направлен³ямъ, обращая на себя вниман³е прохожихь, которые невольо останавливались, чтобы полюбоваться на эту сгранную фигуру. Прибывши въ магазинъ, капитанъ, по чувству деликатпости, счель за нужное удалиться во время самыхъ покупокъ