Диккенс Чарльз - Домби и сын

безпокойствомъ и съ такою выразительностью, что я, кажется, угадываю вашъ вопросъ. Не взялъ ли онъ денегъ? Такъ ли?

   - Да.

   - Не взялъ.

   - О, слава Богу, слава Богу! - воскликнула Герр³этъ, - я радуюсь за Джона.

   - Вы, можетъ быть, не будете изумлены, если услышите, что онъ слишкомъ злоупотреблялъ довѣр³емъ фирмы, замышляя весьма часто так³я спекуляц³и, которыя исключительно клонились къ его собственнымъ выгодамъ. Нерѣдко онъ заставлялъ фирму рисковать чудовищнымъ образомъ, и слѣдств³емъ такого риска были огромные убытки. Притомъ онъ всегда изо всѣхъ силъ раздувалъ и лелѣялъ глупое тщеслав³е своего хозяина, между тѣмъ какъ ему было очень легко содѣйствовать ослаблен³ю въ немъ этой несчастной страсти. Онъ вступалъ въ колоссальныя предпр³ят³я съ единственною цѣлью увеличить до огромныхъ размѣровъ репутац³ю фирмы и поставить ее въ великолѣпный контрастъ съ другими торговыми домами, для которыхъ были слишкомъ очевидны гибельныя слѣдств³я всѣхъ этихъ затѣй. Многочислениые переговоры и сношен³я фирмы со всѣми частями свѣта сдѣлались настоящимъ лабиринтомъ, ключъ отъ котораго находился исключительно въ его рукахъ. Не представляя никогда и никому подробныхъ отчетовъ, онъ ограничивался общими смѣтами и выводами, не исчисляя частныхъ случаевъ для окончательныхъ соображен³й; но въ послѣднее вреыя... вы хорошо понимаете меня, миссъ Герр³этъ?

   - О совершенно, совершенно! Продолжайте, ради Бога.

   - Въ послѣднее время онъ употребилъ, по-видимому, величайш³я усил³я, чтобы сдѣлать эти выводы и смѣты до того чистыми и ясными, что повѣрка ихъ дѣлается легко доступною при малѣйшей справкѣ съ частными отчетами, мастерски изложенными въ конторскихъ книгахъ. Какъ будто онъ хотѣлъ однимъ разомъ открыть глаза своему хозяину и показать ему яснѣе солнца, до чего доведенъ онъ въ торговыхъ дѣлахъ своею господствующею страстью. A между тѣмъ нѣтъ никакого сомнѣн³я, что самъ же онъ постоянно и подлѣйшимъ образомъ содѣйствовалъ къ возбужден³ю этой страсти. Въ этомъ и состоитъ его главнѣйшее преступлен³е по отношен³ю къ торговому дому.

   - Еще одно слово, м-ръ Морфинъ, прежде чѣмъ вы уйдете. Во всемъ этомъ нѣтъ опасности?

   - Какой?

   - Я разумѣю опасность въ отношен³и къ кредиту торговаго дома, - сказала Герр³этъ.

   - На это я не могу дать вамъ яснаго и вполнѣ успокоительнаго отвѣта, - сказалъ м-ръ Морфинъ послѣ нѣкотораго колебан³я.

   - О вы можете, право, можете!

   - Пожалуй и такъ. Я полагаю... то есть, я совершенно убѣжденъ, что опасности для торговаго дома въ строгомъ смыслѣ нѣтъ никакой; но есть затруднен³е, которое можетъ увеличиться или уменьшиться, смотря по обстоятельствамъ, и только въ томъ случаѣ будетъ опасность, если представитель фирмы не рѣшится придать меньшаго объема своимъ предпр³ят³ямъ и будетъ попрежнему думать, что Домби и Сынъ должны бросать пыль въ глаза всему торговому м³ру. Ну, въ такомъ случаѣ, коммерческ³й домъ, пожалуй, пошатнется.

   - Но можно ли этого ожидать?

   - Послушайте, миссъ Герр³этъ, - полуоткровенности между нами не должно быть, и я считаю долгомъ выразить вамъ прямо мою мысль. М-ръ Домби недоступенъ ни для кого, и теперешнее состоян³е его духа дошло до послѣдней степени раздражительности, гордости, самоуправства и безумной чопорности, при которой никакая внѣшняя сила неспособна его образумить. Но это происходитъ отъ чрезмѣрныхъ потрясен³й въ послѣднее время, и можно имѣть нѣкоторую надежду, что впослѣдств³и, авось, онъ образумится самъ собою. Теперь вы знаете все, и я, безь всякихъ обиняковъ, представилъ вамъ лучшую и худшую сторону дѣла. На первый разъ довольно. Прощайте.

   Съ этимъ онъ поцѣловалъ ея руку и поспѣшно пошелъ къ двери, гдѣ стоялъ ея братъ со свѣчею въ рукахъ. Онъ хотѣлъ опять начать свою рѣчь, но м-ръ Морфинъ слегка втолкнулъ его въ комнату и сказалъ, что такъ какъ они, безъ сомнѣн³я, съ этой поры будутъ видѣться очень часто, то онъ можетъ, если угодно, объясниться въ другое время, a теперь уже поздно и некогда. Сказавъ это, ночной посѣтитель быстро вышелъ на улицу, куда до его ушей не могла доходить благодарность отставного конторщика м-ра Домби.

   Братъ и сестра усѣлись подлѣ камина и проговорили почти до разсвѣта. Сонъ бѣжалъ отъ ихъ глазъ передъ этимъ мерцан³емъ новаго м³ра, который такъ неожиданно открылся передъ ними, и они чувствовали себя въ положен³и двухъ моряковъ, заброшенныхъ бѣдственнымъ крушен³емъ на пустынный берегъ, гдѣ они пробыли цѣлые годы и потеряли, наконецъ, всякую мысль о возможности увидѣть третье человѣческое лицо, какъ вдругъ къ ихъ жилищу приплылъ спасительный корабль, готовый снова ввести ихъ въ общество людей. Но когда такимъ образомъ они бодрствовали, ими овладѣло безпокойство другого рода. Тотъ самый мракъ, изъ-за котораго проглянулъ на нихъ отрадный лучъ, сгустился опять надъ ихъ головами, и тѣнь ихъ преступнаго брата облегла печальный домъ, гдѣ ни разу не была его нога.

   И не померкла эта тѣнь передь яркимъ лучомъ восходящаго солнца. Утромъ, въ полдень, вечеромъ, особенно вечеромъ, она сгущалась больше и больше, становилась мрачнѣе, и не было отъ нея покоя ни на минуту.

   Джонъ Каркеръ вышелъ со двора по письменному вызову своего друга, назначившаго ему свидан³е, и Герр³этъ осталась одна въ печальномъ домѣ. Она пробыла одна нѣсколько часовъ. Суровый вечеръ и туманныя сумерки всего менѣе способны были облегчить тучу ея сердца. Мысль объ этомъ братѣ порхала и кружилась вокругъ нея въ страшныхъ образахъ и фигурахъ. Онъ изнывалъ въ смертельной тоскѣ, страдалъ, жаловался, умиралъ, призывалъ ее къ себѣ, сердился, хмурился и страшно моргалъ впалыми глазами. Эти картины разстроеннаго воображен³я были до того выпуклы и живы, что съ настуилен³емъ сумерекъ она боялась поднять голову и заглянуть въ какой-нибудь уголъ, изъ опасен³я потревожить чудовищнаго духа, укрывавшагося гдѣ-нибудь подлѣ нея.

   Уже смеркалось, и миссъ Каркеръ сидѣла подлѣ окна, склонивъ голову на свою руку, какъ вдругъ, пораженная внезапнымъ распространен³емъ мрака, она подняла свои глаза и испустила пронзительный крикъ. Передъ окномъ выставилась блѣдная, истощенная фигура, сначала съ какимъ-то неопредѣленнымъ любопытствомъ, но потомъ глаза ея остановились на ней и засвѣтились яркимъ свѣтомъ.

   - Впустите меня, впустите! Мнѣ надобно съ вами говорить! - восклицала фигура, и рука ея сильно барабанила по стеклу.

   Герр³этъ тотчасъ же угадала женщину съ черными длинными волосами, которую въ одну ненастную ночь она отогрѣла, накормила и напоила. Естествеино испугавшись при воспоминан³и ея буйной выходки, она огступила отъ окна и остановилась въ тревожной нерѣшительности.

   - Впустите меня! Позвольте мнѣ съ вами говорить! Я смирна, благодарна, спокойна, все, что вамъ угодно, только позволые мнѣ съ вами говорить!

   Энергичное предложен³е просьбы, серьезное выражен³е лица, трепетан³е обѣихъ рукъ, поднятыхъ для умилостивительныхъ жестовъ, испуганный и почти замирающ³й голосъ, выходивш³й изъ ея высоко подымающейся груди, - все это слкшкомъ подѣйствовало на Герр³этъ, и она немедленно отворила дверь.

   - Войти мнѣ или я должна объясниться здѣсь? - сказала женщина, схвативъ ее за руку.

   - Что вамъ нужно? Что вы намѣрены сказать мнѣ?

   - Очень немного, только позвольте мнѣ высказаться теперь же, или уже ничто въ свѣтѣ не вырветъ отъ меня этого объяснен³я. Я и безъ того порываюсь бѣжать, и какая-то адская рука отталкиваетъ меня отъ этого порога. Впустите меня, если только можете мнѣ вѣрить!

   Обѣ женщины вошли въ ту самую комнату, гдѣ нѣкогда заморская скиталица отдыхала отъ труднаго пути и сушила свое платье.

   - Садитесь, - сказала Алиса, становясь передъ нею на колѣни, - и взгляните на мое лицо. Помните ли вы меня?

   - Да.

   - Помните ли, какъ я говорила, откуда пришла въ ту пору, хромая и въ лохмотьяхъ, при буйномъ вѣтрѣ и дождѣ, который хлесталъ въ мою шею? Вы знаете, какъ я воротилась къ вамъ въ ту же ночь, какъ я бросила въ грязь ваши деньги, какъ я прокляла васъ и все ваше племя. Смотрите же теперь: я передъ вами на колѣняхъ. Думаете ли вы, что я шучу?

   - Если вы хотите, - сказала Герр³этъ ласковымъ тономъ, - просить y меня прощенья...

   - О, совсѣмъ не то! - возразила женщина, бросивъ на нее гордый взглядъ, - я прошу отъ васъ вѣры въ мои слова, и ничего больше. Размыслите, прошу васъ, можно ли мнѣ вѣрить, или нѣтъ.

   Продолжая стоять на колѣняхъ, она устремила глаза на каминный огонь, бросавш³й яркое пламя на ея погубленную красоту и ея черные волосы, которыхъ одна прядь, переброшенная черезъ плечо, обвилась вокругъ ея руки.

   - Я была молода, прелестна, и нѣжныя руки ласкали этотъ локонъ, и страстныя губы впивались въ это чело, - она съ презрѣн³емъ ударила себя по лбу, - родная мать не любила меня, какъ родного ребенка, но обожала меня, какъ смазливую дѣвченку, и гордилась мною. Она была скупа, бѣдна, жадна и устроила изъ меня родъ собственности. Никогда, конечно, знатная дама не распоряжалась такъ своею дочерью, никогда не поступила такъ, какъ моя мать, - такихъ примѣровъ не бывало, мы это знаемъ, - и это показываетъ, что чудовищныя матери, замышляющ³я нравственную гибель своимъ дочерямъ, встрѣчаются только въ нашемъ скаредномъ быту. Нищета, порокъ, гибель - три родныя неразлучныя сестрицы.

   Она задумчиво смотрѣла на огонь, теребила и обвивала вокругъ руки длинный локонъ своихъ волосъ и, забывая, по-видимому, о своей слушательницѣ, продолжала мечтательнымъ тономъ:

   - Что изъ этого вышло, нѣтъ надобности говорить. Несчастныхъ супружествъ не бываетъ для нашей сестры: на нашу долю достаются только унижен³е и гибель. Проклят³е и гибель пали на мою долю... на мою долю!.. Я теряю время, слишкомъ дорогое время... a и то сказать, мнѣ бы не быть здѣсь, если бы я не вдумывалась въ эти вещи. Проклят³е и гибель, говорю я, выпали на мой пай, сдѣлали изъ меня хрупкую игрушку; позабавились мной и потомъ... потомъ вышвырнули меня за окно съ большимъ равнодуш³емъ, чѣмъ хрупкую игрушку. Чья рука, думаете вы, вышвырнула меня?

   - Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете? - сказала Герр³этъ.

   - A зачѣмъ же вы дрожите? - отвѣчала Алиса, охватывая ее своимъ взоромъ. - И упала я глубоко въ этотъ бездонный омутъ проклят³я и гибели, и вселился въ меня демонъ нравственной порчи, и скоро сама я сдѣлалась демономъ. Меня впутали въ кражу - во всѣ ея подробности, кромѣ прибыли - отыскали меня, судили и присудили къ ссылкѣ. Не было y меня ни друга, ни копейки за душой. Я была дѣвочкой нѣжныхъ лѣтъ, но скорѣе согласилась бы отправиться на тысячу смертей, чѣмъ идти къ нему за словомъ утѣшен³я, если бы даже это слово спасло мою жизнь и честь... Да, самъ дьяволъ могъ изобрѣсти для меня адск³я пытки, я бы вытерпѣла ихъ, a не пошла бы къ нему. Но моя мать, жадная и скупая, какъ всегда, отправилась къ нему, будто отъ моего имени, разсказала всю истор³ю моего дѣла и униженно просила милостыни, пустой милостыни, какихъ-нибудь пять фунтовъ и даже менѣе. Что же, думаете вы, сдѣлалъ этотъ человѣкъ? Омъ надругался надъ моею нищетой, позорно осрамилъ свою жертву и оставилъ меня даже безъ этого бѣднаго знака своего воспоминан³я. Онъ былъ очень радъ, что его жертву отсылаютъ за море и не тревожатъ больше его. Кто же, думаете вы, былъ этотъ человѣкъ?

   - Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете? - повторила Герр³этъ.

   - A зачѣмъ вы дрожите? - сказала Алиса, положивъ свою руку на ея плечо и пожирая ее своими глазами. - Но я читаю отвѣтъ на вашихъ губахъ. Это былъ братъ вашъ, Джемсъ!

   Герр³этъ затрепетала всѣми членами, но не отворотила своихъ глазъ отъ ея пожирающаго взора.

   - Когда я узнала, что вы его сестра, вы помните, когда это было, я пришла назадъ усталая и хромая, чтобы бросить въ грязь вашъ подарокъ. Я чувствовала въ ту ночь, что y меня, усталой и хромой, достало бы силъ идти на тотъ край свѣта, чтобы пронзить его въ какомъ-нибудь уединенномъ мѣстѣ. Вѣрите ли вы теперь, что я не шучу?

   - О, да! Господь съ вами! Зачѣмъ вы опять пришли?

   - Съ той поры, - говорила Алиса, продолжая держаться за ея плечо, - я видѣла его. Я слѣдила за нимъ своими глазами среди бѣлаго дня. Если какая-нибудь искра ненависти задремала въ моей груди, она превратилась въ яркое пламя, когда глаза мои остановились на немъ. Вы знаете, чѣмъ и какъ онъ оскорбилъ гордаго человѣка, который - теперь его смертельный врагъ. Каково покажется вамъ, если скажу, что я доставила этому человѣку подробныя свѣдѣн³я о немъ?

   - Свѣдѣн³я? - повторила Герр³этъ.

   - Что, если я отыскала человѣка, который знаетъ тайну вашего брата, знаетъ подробности его бѣгства, знаетъ, гдѣ теперь скрываются онъ и его спутница? Что, если этотъ человѣкъ, по моему принужден³ю, объявилъ обо всемъ передъ его смертельнымъ врагомъ, который не проронилъ ни одного слова? Что, если я, наблюдая этого врага, видѣла, какъ лицо его, при этомъ открыт³и, измѣнилось до того, что въ немъ едва остались признаки человѣческаго выражен³я? Что, если я видѣла, какъ онъ, взбѣшенный до послѣдней степени, опрометью бросился впередъ, чтобы, не теряя ни минуты, пуститься въ погоню? Что, наконецъ, если я знаю, что онъ летитъ теперь во всю мочь и, быть можетъ, черезъ нѣсколько часовъ настигнетъ вашего брата?

   - Отодвиньте свою руку! - вскричала Герр³этъ. - Прочь съ моихъ глазъ!

   - Вотъ, что я сдѣлала! - продолжала женщина, не обращая вниман³я на этотъ перерывъ. - Думаете ли вы, что я говорю правду? Вѣрите ли вы мнѣ?

   - Вѣрю. Отпустите мою руку!

   - Еще минуту. Вы можете судить о силѣ моей мстительности, если она продолжалась такъ долго и довела меня до этого поступка.

   - Ужасно, ужасно! - сказала Герр³этъ.

   - Стало быть, если я, - продолжала Алиса хриплымъ голосомъ, - стою здѣсь спокойно передъ вами на колѣняхъ, прикасаясь къ вашей рукѣ и не спуская глазъ съ вашего лица, то вы можете убѣдиться, что въ груди моей совершилась не совсѣмъ обыкновенная борьба. Я стыжусь самой себя, но принуждена сказать, что я раскаиваюсь. Презирая саму себя, я боролась съ собой весь день и всю прошлую ночь, но жалость безъ всякой причины прокралась въ мое сердце, и я хотѣла бы загладить, если можно, все, что сдѣлано мною. Я не желаю, чтобы они встрѣтились теперь, когда его врагъ ослѣпленъ и взбѣшенъ свыше человѣческой мѣры. Если бы вы сами видѣли его въ прошлую ночь, вы лучше понимали бы опасность.

   - Что же мнѣ дѣлать? какъ предупредить ее? - восклицала Герр³зтъ.

   - Всю прошлую ночь, безконечную ночь, мерещилось мнѣ, a я не спала, что онъ умираетъ окровавленный. Цѣлый день я видѣла его подлѣ себя, и мое сердце надорвалось отъ этихъ видѣн³й!

   - Что мнѣ дѣлать? что мнѣ дѣлать? - повторяла Герр³этъ дрожащимъ голосомъ.

   - Пусть напишутъ къ нему, пошлютъ или поѣдутъ, не теряя ни минуты. Онъ въ Дижонѣ. Знаете ли вы, гдѣ этотъ городъ?

   - Знаю.

   - Извѣстите его, что онъ вовсе не понимаетъ человѣка, котораго онъ сдѣлалъ своимъ врагомъ, если надѣется спокойно встрѣтиться съ нимъ. Скажите, что онъ въ дорогѣ - я это знаю - и спѣшитъ изо всѣхъ силъ. Пусть онъ убирается куда-нибудь и какъ-нибудь, если еще не поздно; встрѣча грозитъ позоромъ и уб³йствомъ! Мѣсяцъ времени произведетъ огромную разницу въ чувствахъ его врага. Пусть только не встрѣчаются они теперь и чрезъ меня. Гдѣ-нибудь, только бы не тамъ! Когда-нибудь, только бы не теперь! Пусть его врагъ настигнетъ и найдетъ его самъ собою, но не черезъ меня! Довольно и безъ того позорной тяжести на моей головѣ.

   Каминный огонь пересталъ отражаться въ ея черныхъ, какъ смоль, волосахъ и пламенныхъ глазахъ; ея рука спустилась съ плеча Герр³этъ, и на мѣстѣ, гдѣ она стояла, не было больше никого и ничего.

  

  

   Время - одиннадцать часовъ ночи. Мѣсто - номеръ во французской гостиницѣ съ полдюжиною комнатъ: темный и холодный коридоръ, передняя, столовая, гостиная, спальня и еще уборная или будуаръ, мин³атюрная и совершенно уединенная комнатка. Все это запирается съ главнаго подъѣзда парою огромныхъ дверей, но каждая комната снабжена еще двумя или тремя своими особенными дверями, удобнѣйшими средствами сообщен³я съ остальною частью комнатъ или съ нѣкоторыми потаенными ходами въ стѣнѣ, откуда, въ случаѣ надобности, легко и удобно можно было спускаться, куда слѣдуетъ. Таинственные ходы - вещь самая обыкновенная и необходимая во французскихъ домахъ. Весь номеръ расположенъ въ первомъ этажѣ огромнаго отеля, всѣ четыре стороны котораго, украшенныя стройными рядамитоконъ, обращены на большой квадратный дворъ, испещренный множествомъ пристроекъ.

   Въ комнатахъ вообще господствовало великолѣп³е, нѣсколько смягченное меланхолическимъ видомъ, но весьма достаточное, чтобы набросить на всѣ подробности ярк³й блескъ пышности и комфорта. Потолокъ и стѣны расписаны и раззолочены; полы выровнены, выглажены, вычищены, вылощены; малиновые занавѣсы развѣшены фестонами на окнахъ, дверяхъ, зеркалахъ; сучковатые канделябры, переплетенные на подоб³е древесныхъ вѣтвей или бычачьихъ роговъ, выдавались съ удивительнымъ эффектомъ изъ стѣнныхъ панелей. Однако днемъ, когда прокрадывались сюда лучи солнца черезъ отворенныя ставни, повсюду сквозь этотъ комфортъ виднѣлись явные слѣды ветхости и пыли, копоти и дыма, обличавш³е постоянный недостатокъ жильцовъ, и всѣ эти игрушки роскошной жизни представлялись одушевленными плѣнниками, которымъ суждено исчахнуть и погибнуть въ безвыходной тюрьмѣ. Даже ночью, дюжины зажженныхъ свѣчъ не изглаживали совершенно этихъ признаковъ, хотя общ³й блескъ набрасывалъ на нихъ приличную тѣнь.

   Ярк³й свѣтъ, отражавш³йся въ зеркалахъ и позолотахъ, ограничивался на этотъ разъ мин³атюрною комнатою, назначенною для будуара. Изъ коридора, гдѣ слабо горѣла тусклая лампада, она представлялась черезъ темную перспективу отворенныхъ дверей с³яющимъ драгоцѣннымъ изумрудомъ. Посреди этого с³ян³я сидѣла прекрасная женщина - Эдиѳь.

   Она была одна. Тотъ же гордый вызовъ и та же гордая осанка во всей ея фигурѣ, хотя щеки немного впали и глаза сдѣлались немного шире. Никакого стыда и никакого поздняго раскаян³я на ея угрюмомъ челѣ. Величавая и повелительная, какъ всегда, она ни на что не обращала вниман³я и сидѣла спокойно, опустивъ въ землю свои черные глаза.

   Она кого-то ждала. Не было въ рукахъ ея ни книги, ни женской работы, и никак³я занят³я не сокращали для нея скучнаго времени. Зато мыслительная сила была въ полномъ ходу, и какое-то намѣрен³е, казалось, проникало весь ея мозгъ. Ея губы дрожали, ноздри раздувались, и грудь отъ внутренняго напряжен³я подымалась высоко.

   Такъ сидѣла и ожидала кого-то во французскомъ отелѣ м-съ Эдиѳь Домби.

   Ключъ въ наружной двери повернулся, и въ коридорѣ послышались шаги. Эдиѳь вскочила и вскричала.

   - Кто тамъ?

   Два человѣка, отвѣчавш³е по-французски, вошли въ комнату съ подносами готовить ужинъ.

   - Кто приказалъ?

   - Monsieur, занявш³й эти покои. Monsieur остановился здѣсь проѣздомъ, en route, только на одинъ часъ, и оставилъ для Madame письмо. Madame изволила получить?

   - Да.

   - Mille pardons, Madame, - продолжалъ лысый офиц³антъ, съ широкой бородой, изъ сосѣдняго ресторана, - я былъ бы въ отчаян³и, если бы въ точности не исполнилъ данныхъ приказан³й. Monsieur изволилъ сказать, чтобы ужинъ былъ приготовленъ къ этому часу, и я думаю, онъ предувѣдомилъ Madame o своихъ распоряжен³яхъ въ этомъ письмѣ. "Золотая голова" имѣла честь получить приказан³е чтобы ужинъ былъ отличный. Monsieur изволилъ усмотрѣть, что "Золотая голова" умѣетъ высоко цѣнить лестную довѣренность почтенныхъ господъ.

   Эдиѳь не сказала ничего и задумчиво смотрѣла, какъ накрывали столъ для двухъ персонъ и ставили вина. Потомъ вдругъ она встала, взяла свѣчу, прошла спальню и гостиную, гдѣ внимательно осмотрѣла всѣ двери, особенно одну, открытую на потаенный ходъ въ стѣнѣ. Она выдернула ключъ, повѣсила его съ наружной стороны и воротилась на прежнее мѣсто.

   Накрывъ столъ, лакеи (другой лакей былъ желчный коренастый малый въ сизой курткѣ, гладко выбритый и выстриженный, какъ овца), почтительно остановились y стѣны и ожидали приказан³й. Лысый оффиц³антъ спросилъ, скоро ли, думаетъ Madame, изволитъ пожаловать Monsieur?

   Madame не могла сказать. Ей все равно.

   - Какъ все равно? Mille pardons! ужинъ приготовленъ, и его надобно кушать с³ю же минуту, Monsieur (говоривш³й по-французски какъ Люциферъ, или какъ французъ, совершенно все равно) изволилъ съ большимъ жаромъ говорить о своей аккуратности. Ба! что за шумъ! Боже велик³й, Monsieur изволилъ пожаловать!

   Дѣйствительно, въ эту минуту Monsieur, сопровождаемый другимъ лакеемъ, проходилъ черезъ амфиладу темныхъ комнатъ съ своими блистательными зубами. Войдя, наконецъ, въ это святилище свѣта и цвѣтовъ, Monsieur обнялъ Madame и заговорилъ съ нею по-французски, какъ съ своею очаровательною женою.

   Боже мой! Madame въ обморокѣ! Ей отъ робости сдѣлалось дурно!

   Восклицан³я принадлежали лысому оффиц³анту съ широкой бородкой. Ho Madame только вздрогнула и отпрянула назадъ. Прежде, чѣмъ были произнесены эти слова, она уже стояла во весь ростъ, облокотившись на бархатную спинку креселъ. Черты ея лица были неподвижны.

   - Франсуа побѣжалъ за ужиномъ въ трактиръ "Золотой Головы". Онъ летаетъ въ этихъ случаяхъ, какъ Люциферъ или какъ птица. Чемоданъ Monsieur въ комнатѣ. Все въ порядкѣ. Ужинъ явится с³ю минуту.

   Излагая эти факты, лысый оффиц³антъ кланялся и улыбался. Ужинъ принесли.

   Горяч³я блюда были на жаровнѣ, холодное поставили на столъ; принадлежности сервиза красовались на буфетѣ. Monsieur остался доволенъ этимъ порядкомь. Слуги могутъ поставить жаровню на полъ и идти. Monsieur сниметъ блюда собственными руками.

   - Pardon! - учтиво замѣтилъ плѣшивый оффиц³антъ. - Намъ нельзя идти!

   Monsieur былъ другого мнѣн³я. Онъ мотъ обойтись безъ слуги въ эту ночь.

   - Ho Madame, - замѣтилъ оффиц³антъ.

   - У Madame есть горничная, - возразилъ Monsieur. Этого довольно.

   - Mille pardons, Monsieur! При Madame нѣтъ горничной.

   - Я пр³ѣхала одна, - сказала Эдиѳь. - Такъ мнѣ было нужно. Я привыкла путешествовать одна. Не надобно прислуги. Пусть они идутъ и не присылаютъ никого.

   Monsieur выпроводилъ слугъ въ коридоръ и заперь за ними дверь. Лысый оффиц³антъ, оборачиваясь съ низкимъ поклономъ назадъ, замѣтилъ, что Madame все еще стоить въ прежнемъ положен³и. Черты ея лица, какъ и прежде, были неподвижны, хотя она смотрѣла во всѣ глаза.

   Когда звукъ этого огромнаго ключа въ рукѣ Каркера, запиравшаго наружную дверь, раздавался въ пустыхъ комнатахь и, умирая постепенно, достигалъ въ заглушенномъ видѣ до отдаленнаго будуара, бой соборныхъ часовъ, гудѣвшихъ полночь, смѣшался въ ушахъ Эдиѳи съ этимъ звукомъ. Каркеръ, дѣлая паузы, вслушивался, по-видимому, такъ же какъ и она, и потомъ тяжелою стопой пошелъ назадъ, запирая двери во всѣхъ комнатахъ. Эдиѳь на минуту оставила бархатную спинку креселъ, и рука ея пододвинула къ себѣ столовый ножикъ; потомъ она опять остановилась въ прежней позѣ.

   - Какъ странно, мой ангелъ, что вы ѣхали одна! - сказалъ онъ при входѣ въ комнату.

   - Что? - возразила она.

   Тонъ ея голоса былъ такъ суровъ, и гордая голова съ такою живостью повернулась къ нему, сверкая своими жгучими глазами, что м-ръ Каркеръ, со свѣчею въ рукахъ, остановился неподвижно, какъ будто она приковала его къ мѣсту.

   - Я говорю, - началъ онъ, наконецъ, поставивъ свѣчу на столъ и стараясь улыбнуться, - какъ это странно, что вы пр³ѣхали одна! Предосторожность совершенно лишняя! Вы могли нанять горничную въ Руанѣ или Гаврѣ: времени было слишкомъ много, хотя вы самая капризная и упрямая изъ женщинъ, которыя всѣ затмеваются вашей красотой.

   Ея глаза засверкали какимъ-то дикимъ блескомъ, но она стояла, не перемѣняя позы и не говоря ни слова.

   - Никогда вы не были такъ прекрасны, какъ теперь, въ эту счастливую ночь. Даже картина, которую я всегда носилъ въ своей душѣ, любуясь на нее день и ночь въ тяжкую годину испытан³я, - самая слабая коп³я передъ очаровательнымъ оригиналомъ.

   Ни одного слова въ отвѣтъ, ни одного взгляда. Поникш³я вѣки совсѣмъ закрыли ея черные глаза, но голова ея держалась гордо.

   - Тяжелое было время! - продолжалъ Каркеръ, начиная улыбаться, - но вотъ оно прошло, и мы тѣмъ безопаснѣе можемъ наслаждаться настоящимъ. Сицил³я будетъ мѣстомъ нашего убѣжища. Въ беззаботной и очаровательнѣйшей странѣ Европы мы станемъ, мой ангелъ, искать вознагражден³я за продолжительное рабство.

   М-ръ Каркеръ рѣшительно повеселѣлъ и уже готовился съ отверстыми объят³ями приступить къ своей красавицѣ. Но Эдиѳь быстро схватила ножъ и отступила шагъ назадъ.

   - Остановись, - сказала она, - или я тебя убью!

   Они оба безмолвно смотрѣли друтъ на друга.

   Изумлен³е и ярость отразились на его лицѣ, но онъ мгновенно подавилъ эти чувства и продолжалъ спокойнымъ тономъ:

   - Тише, мой ангелъ, тише! Мы одни, и никто насъ не видитъ и не слышитъ. Неужели вы думаете запугать меня этой дѣвственной вспышкой!

   - A развѣ ты надѣешься запугать меня, когда говоришь объ уединен³и этого мѣста? Думаешь ли отвратить меня отъ моихъ намѣрен³й, припоминая, что никто здѣсь меня не услышитъ, меня, которая нарочно пр³ѣхала сюда, чтобы стать съ тобой лицомъ къ лицу? Отважилась ли бы я на этотъ поступокъ, если бы въ моемъ сердцѣ существовала боязнь? Нѣтъ, робость не заставила бы меня явиться на этомъ мѣстѣ и въ этотъ часъ, чтобы высказать тебѣ все, что y меня на умѣ!

   - A что такое y васъ на умѣ, прекрасная упрямица? Право, mon amour, въ этомъ положен³и вы прекраснѣе всѣхъ женщинъ на свѣтѣ. Говорите: я слушаю.

   - Я ничего не скажу, - возразила она, - до тѣхъ поръ, пока ты не сядешь на стулъ... не то... не подходи ко мнѣ! Ни шагу больше! не то я убью тебя!

   - Развѣ вы принимаете меня за своего супруга? - возразилъ м-ръ Каркеръ, стараясь, но весьма неудачно, улыбнуться.

   Не удостаивая его отвѣтомъ, она протянула руку, указывая ему на стулъ. Онъ закусилъ губы, нахмурился, засмѣялся и сѣлъ съ пораженнымъ, нерѣшительнымъ, нетерпѣливымъ видомъ, котораго онъ не могъ побѣдить.

   Она бросила ножикъ на столъ и, приложивъ руку къ своей груди, говорила:

   - Лежитъ здѣсь вещь, увѣряю тебя, не похожая на любовный медальонъ, и если разъ ты осмѣлишься осквернить меня своимъ прикосновен³емъ, я испробую ее на тебѣ какъ на пресмыкающейся гадинѣ, которую ничего не стоитъ раздавить. Замѣть это хорошенько!

   Онъ попробовалъ улыбнуться и попросилъ ее шутливымъ тономъ скорѣй окончить эту комед³ю, такъ какъ ужинъ простываетъ. Но тайный взглядъ, брошенный на нее, былъ очень угрюмъ и неспокоенъ; его нога сдѣлала нетерпѣливое движен³е.

   - Сколько разъ, - говорила Эдиѳь, склоняя на него свой мрачный взоръ, - твое безстыдное плутовство подвергало меня оскорблен³ямъ и обидамъ? сколько разъ твои обидные слова и взгляды издѣвались надо мной, какъ надъ невѣстой и несчастной женой? сколько разъ ты обнажалъ и растравлялъ рану моей любви къ этой невинной и беззащитной дѣвушкѣ? Ты съ неумолимой злостью раздувалъ пламя, которое меня пожирало, кололъ и жалилъ меня со всѣхъ сторонъ и возбудилъ въ этой груди отчаянное мщенье, которое, быть можетъ, никогда бы не горѣло съ такою яростью.

   - Вы вели аккуратный счетъ всѣмъ этимъ матер³ямъ, надо отдать вамъ справедливость. Ну, сударыня, продолжайте. Впередъ, прекрасная Эдиѳь! Для вашего супруга это хоть куда... бѣдный Домби...

   - Ты былъ его совѣтникомъ, льстецомъ и другомъ, и этого слишкомъ довольно, чтобы презирать васъ обоихъ, хотя бы всѣ друг³я причины роковой ненависти разлетѣлись въ дребезги! - сказала Эдиѳь съ такимъ гордымъ презрѣн³емъ, отъ котораго онъ невольно затрепеталъ.

   - Такъ неужели только для этого вы убѣжали со мной? - спросилъ м-ръ Каркеръ, дѣлая судорожное движен³е.

   - Да, и это послѣдн³й разъ мы стоимъ здѣсь другъ передъ другомъ, лицомъ къ лицу. Злодѣй! Мы въ полночь встрѣтились и въ полночь разстанемся. Ни одной минуты не остаюсь я послѣ того, какъ выговорю свое послѣднее слово.

   Онъ схватился рукою за столъ и бросилъ на нее свой безобразнѣйш³й взглядъ, но не тронулся съ мѣста и не произнесъ никакой угрозы.

   - Я женщина, закаленная въ унижен³и и безслав³и съ первыхъ лѣтъ моего несчастнаго дѣтства, - продолжала Эдиѳь, выступая впередъ съ своими сверкающими глазами. - Меня выставляли на показъ и отвергали, навязывали встрѣчнымъ покупщикамъ, продавали и оцѣнивали до тѣхъ поръ, пока душа зачахла отъ стыда и заклеймилась позоромъ. Не было во мнѣ природной грац³и или пр³обрѣтеннаго таланта, которые бы служили для меня утѣшен³емъ и отрадой: ихъ разбрасывали и вывѣшивали всюду, чтобы надбавить мнѣ цѣну, точь-въ-точь, какъ дѣлаетъ съ своимъ товаромъ какой-нибудь площадной крикунъ. Мои бѣдные, гордые пр³ятели любовались мною и одобряли эти сцены, и всякая связь между нами замерла въ моей груди. Нѣтъ изъ нихъ ни одного, который бы въ моихъ глазахъ стоилъ больше комнатной собаки. Я стояла одна во всемъ свѣтѣ и отлично понимала, какъ пустъ для меня этотъ м³ръ, и какъ, въ свою очередь, я пуста для него. Вы это знаете, сэръ, и понимаете, что мнѣ нечего было гордиться этой славой.

   - Да, я воображалъ это, - замѣтилъ м-ръ Каркеръ.

   - И разсчитывали на это, - прибавила она, - и преслѣдовали меня. Хладнокровная ко всему на свѣтѣ и проникнутая совершеннымъ презрѣн³емъ къ безжалостнымъ оруд³ямъ, истребившимъ во мнѣ человѣческ³я чувства, я не могла не знать, что супружеская связь, какая бы ни была, прекратитъ, по крайней мѣрѣ, этотъ постыдный торгъ, доступный для всякаго вѣтрогона, который нагло позволялъ себѣ браковать и безславить выставленную жертву. Вотъ почему, въ свою очередь, я сама согласилась на низк³й торгъ, какъ презрѣнная женщина съ веревкою на шеѣ, которую пьяный мужъ продаетъ на какой-нибудь торговой площади среди бѣлаго дня. Вы это знаете.

   - Да, - сказалъ Каркеръ, выставляя всѣ свои зубы, - я это знаю.

   - И ты разсчитывалъ на это и преслѣдовалъ меня, - повторила Эдиѳь съ большой выразительностью. - Съ первыхъ дней замужества на дорогѣ моей жизни очутился низк³й извергъ, неслыханный и неожиданный, который опуталъ меня такимъ новымъ стыдомъ, что мнѣ невольно показалось, будто до той поры я еще не была знакома ни съ какимъ унижен³емъ. Его преслѣдован³я, прикрытыя змѣиной лестью, были до того безсовѣстны и наглы, что самыя низк³я ругательства не могли болѣе унизить выбранной жертвы. Этотъ стыдъ самъ супругъ утвердилъ за мною, онъ самъ погрузилъ меня въ него собственными руками и по собственной волѣ сотню разъ повторилъ уб³йственныя услов³я моего позора. И вотъ, дик³й сумасбродъ и его палачъ совмѣстными силами нарушили мой покой, затормошили меня, загнали, перебрасывая, какъ мячикъ другъ отъ друга, и, наконецъ, съ неутолимымъ варварствомъ выгнали меня изъ послѣдняго убѣжища любви и благородства, убѣжища, откуда, скрѣпивъ сердце, мнѣ слѣдовало удалиться, подъ опасен³емъ сгубить окончательно невинное создан³е, чуждое всѣхъ этихъ пронырствъ и лишенное всякой защиты и покровительства въ чудовищномъ домѣ. Мудрено ли, что я возненавидѣла обоихъ вмѣстѣ съ одинаковой силой.

   Она стояла теперь въ полномъ торжествѣ своей негодующей красоты, и м-ръ Каркеръ наблюдалъ ее съ напряженнымъ вниман³емъ. Она была рѣшительна, неукротима, и было ясно, что онъ казался въ ея глазахъ не страшнѣе червяка.

   - Должна ли я говорить о супружеской чести или о сознан³и своего долга? Зачѣмъ? Это - пустой звукъ для твоихъ ушей, пустой звукъ и для меня. Но если я скажу тебѣ, что малѣйшее прикосновен³е твоей руки леденитъ мою кровь антипат³ей, что я возненавидѣла тебя съ первыхъ минутъ нашего свидан³я, и отвращен³е мое возростало съ каждымъ днемъ по мѣрѣ нашего знакомства; если скажу, наконецъ, что въ настоящую минуту ты въ моихъ глазахъ самый омерзительный предметъ, которому нѣтъ ничего подобнаго между пресмыкающимися гадами, что изъ этого выйдетъ?

   Каркеръ улыбнулся кое-какъ и сквозь зубы проговорилъ.

   - Ну, моя королева, что изъ этого выйдетъ?

   - Что происходило въ ту ночь, когда, ободреныый домашней сценой, ты осмѣлился придти въ мою комнату и говорить со мною?

   Каркеръ пожалъ плечами и улыбнулся опять.

   - Что тогда происходило? - повторила Эдиѳь.

   - У васъ отличная память, м-съ Домби, и, я не сомнѣваюсь, вы это помните.

   - Да, очень помню. Слушай же. Предложивъ тогда это бѣгство, - то есть по твоему выходило, что это бѣгство должно было состояться, - ты сказалъ мнѣ, что я погибла, ни больше, ни меньше, погибла потому, что ты былъ въ моей комнатѣ въ глухую полночь, что объ этомъ - стоило тебѣ захотѣть - тотчасъ же узнаетъ весь домъ, что и прежде не разъ я оставалась съ тобой наединѣ, что я призналась тебѣ сама въ страшной ненависти къ своему супругу, что, наконецъ, однимъ словомъ, моя репутац³я въ твоихъ рукахъ, и ты можешь, при первомь удобномъ случаѣ, оклеветать жертву.

   - Всяк³я хитрости позволены въ любви, говоритъ старинная пословица, - прервалъ Каркеръ, улыбаясь.

   - Съ этой роковой ночи, - продолжала Эдиѳь, - разомъ и навсегда окончилась моя продолжительная борьба съ тѣмъ, что отнюдь не было уважен³емъ къ моему доброму имени, - я и сама не знаю, что это было, - можетъ, отдаленная надежда пр³ютиться опять какъ-нибудь въ этомъ послѣднемъ убѣжищѣ, изъ котораго меня выгнали. Съ этой поры разъ и навсегда исчезли въ душѣ всяк³я чувства, кромѣ гнѣва, ненависти и мщен³я, и вотъ однимъ и тѣмъ же ударомъ я повергла въ прахъ твоего горделиваго владыку и привела тебя самого въ это поэтическое мѣсто, гдѣ ты смотришь на меня во всѣ глаза, понимая, наконецъ, чего я добивалась.

   Онъ вскочилъ съ своего стула съ ужасными проклят³ями. Она опять приставила къ груди свою руку; ея пальцы не дрожали, и ни одинъ волосъ не шевелился на ея головѣ. Онъ и она стояли неподвижно, ихъ раздѣляли столъ и одинъ стулъ.

   - Если я забываю, что этотъ человѣкъ - да проститъ меня Богъ! - прикасался къ моимъ губамъ своими гадкими губами и держалъ меня въ объят³яхъ въ ту роковую ночь, - продолжала Эдиѳь, указывая на него, - если я забываю гнусный поцѣлуй, осквернивш³й мою щеку, это значитъ, супругъ мой, что я съ тобою развелась и хочу истребить изъ своей памяти послѣдн³е два года своей жизни, хочу исправить, что было сдѣлано и вывести изъ заблужден³я! Забываю и свою встрѣчу съ тобою, милая Флоренса, когда ты, въ простотѣ невиннаго сердца, простирала ко мнѣ свои объят³я и хотѣла приставить свое личико къ этой опозоренной щекѣ, на которой еще пылалъ адскимъ пламенемъ гнусный поцѣлуй этого изверга; забудешь ли ты, въ свою очередь, этотъ роковой позоръ, которымъ изъ-за меня покрылась твоя семья?...

   Ея сверкающ³е глаза, при этомъ послѣднемъ воспоминан³и, устремились кверху, но черезъ минуту опустились опять на Каркера, и ея лѣвая рука, в которой были письма, протянулась къ цему.

   - Смотри сюда! - сказала она презрительнымь тономъ. - Эти письма ты адресовалъ на мое вымышленное имя; одно получено здѣсь, другое на дорогѣ. Печати не сломаны. Можешь взять ихъ назадъ!

   Она скомкала ихъ въ своей рукѣ и бросила къ его ногамъ. Теперь, когда она смотрѣла на него, на лицѣ ея была улыбка.

   - Мы разстаемся с³ю же минуту, - сказала она. - Вы слишкомъ рано, сэръ, разсчитали на сицил³йск³я ночи и сладострастную нѣгу. Слѣдовало вамъ продолжить свою измѣнническую роль, поподличать, поласкаться и потомъ уже набить свой карманъ. Теперь вы слишкомъ дорого платите за свой усладительный покой!

   - Эдиѳь! - воскликнулъ Каркеръ, дѣлая угрожающ³й жестъ. - Садись, и ни слова объ этомъ! какой дьяволъ въ тебѣ поселился?

   - Лег³онъ имя ему! - возразила она, выступая впередъ всѣмъ тѣломъ, какъ будто хотѣла его раздавить. - Ты и безумный властелинъ твой развели всѣхъ этихъ чертей, и они васъ доканаютъ. Фальшивый къ нему и къ его невинному дитяти, фальшивый вездѣ и во всемъ, ступай теперь впередъ, хвастайся, гордись, и пусть скрежетъ зубовъ подтверждаетъ всюду, что ты безсовѣстный лжецъ!

   Онъ стоялъ передъ нею въ угрожающей позѣ, озираясь кругомъ, какъ будто отыскивая средства для укрощен³я ея; но она противопоставила ему тотъ же неукротимый духъ и ничѣмъ не измѣнила своей позы.

   - Гордись, хвастайся, но будь увѣренъ, что я торжествую, и всякое проявлен³е твоего безстыдства лишь увеличит это торжество. Выбираю въ тебѣ презрѣннѣйшаго изъ всѣхъ людей, какихъ только я знаю, чтобы вмѣстѣ съ тѣмъ поразить и унизить гордаго безумца, при которомъ ты безъ устали расточалъ лесть своимъ подлымъ языкомъ. Хвастайся теперь и отмщай мнѣ на немъ! Ты знаешь, какъ прибылъ сюда въ эту ночь, знаешь, какимъ трусомъ стоишь передо мною; ты видишь себя во всѣхъ подлѣйшихъ краскахъ, въ какихъ я видѣла тебя всегда. Хвастайся, сколько хочешь, и отмщай мнѣ на самомъ себѣ!

   Его ротъ покрылся пѣной, и холодныя капли пота выступили на его челѣ. Одна секунда разсѣянности въ ней, и онъ вцѣпился бы въ нее своими когтями; но она была тверда, какъ скала, и ея сверкающ³е взоры ни на мгновенье не отрывались отъ его лица.

   - Мы такъ не разстанемся, - сказалъ онъ. - Я еще не оглупѣлъ и не обрюзгъ, чтобы не справиться съ бѣшеной бабой.

   - Вотъ что! Такъ не думаешь ли ты задержать меня?

   - Постараюсь, моя милая, - сказалъ онъ, дѣлая свирѣпый жестъ своею головою.

   - Одинъ шагъ впередъ - и ты распрощаешься съ этимъ свѣтомъ!

   - A что, - сказалъ онъ, если съ моей стороны не будетъ никакого хвастовства и никакихъ попытокъ на ребяческое тщеслав³е? Что вы скажете, если я просто вернусь въ Лондонъ и опять примусь за свои дѣла? Это очень возможно, м-съ Домби, не безпокойтесь.

   И зубы Каркера еще разъ зас³яли отъ торжествующей улыбки.

   - Перестаньте же, гордая красавица! - продолжалъ онъ, - вамъ меня не перехитрить! Поговоримъ, потолкуемъ и условимся, не то я могу принять совсѣмъ неожиданныя мѣры. Садитесь, м-съ Домби!

   - Можешь дѣлать, что тебѣ угодно, - отвѣчала Эдиѳь, сверкая своими огненными глазами, - но поздно было бы мнѣ мѣнять свои планы. Моя честь и доброе имя брошены на вѣтеръ! Я рѣшилась выносить въ своей груди позоръ, которымъ до могилы покроетъ меня мнѣн³е свѣта. Пусть сумасбродный мужъ не знаетъ, наравнѣ съ тобою, и не догадывается, что бывшая его супруга не подвергалась никогда новому стыду, которымъ его низк³й льстецъ разсчитывалъ запятнать непокорную супругу. Я могу умереть въ страшной пыткѣ, но ни слова не произнесу для своей защиты и не сдѣлаю ни малѣйшихъ усил³й, чтобы смыть позорное пятно съ его имени. Вотъ зачѣмъ я встрѣтилась здѣсь съ тобою и выдала себя подъ вымышленнымъ именемъ за твою жену! Вотъ зачѣмъ смотрѣли здѣсь на меня люди и оставили меня здѣсь! Надѣюсь, ничто не можетъ спасти васъ, м-ръ Каркеръ.

   Онъ готовъ былъ все сдѣлать, чтобы пригвоздить къ полу эту неукротимую красавицу и овладѣть ея руками; но она была страшиа для него въ этой неприступной позѣ, и онъ видѣлъ въ ней олицетворен³е несокрушимой силы. Ничто въ свѣтѣ, казало