Диккенс Чарльз - Домби и сын

sp;  - Отъ какой же?

   - Увидишь, a покамѣстъ помалчивай. Я знаю, что знаю. Не худо бы имъ оглядѣться и держать ухо востро. A ужъ моя дѣвка найдетъ себѣ мѣстечко, - ухъ! - какое мѣстечко!

   И улучивъ минуту, когда дочь, занятая размышлен³емъ, разжала руку, гдѣ хранилась серебряная монета, старуха мгновенно ее выхватила и скороговоркой продолжала:

   - Побѣгу, моя касатка, побѣгу за хлѣбомъ и за водкой. Славно поужинаемъ.

   Говоря это, она перебрасывала деньги съ руки на руку. Алиса взяла назадъ свою монету и прижала ее къ губамъ.

   - Что ты, Алиса? цѣлуешь монету? Это похоже на меня. Я часто цѣлую деньги. Онѣ къ намъ милостивы во всемъ, да только жаль, что не кучами приходятъ.

   - Не припомню, матушка, чтобы я прежде когда это дѣлала. Теперь цѣлую эту монету изъ воспоминан³я объ особѣ, которая подарила мнѣ ее.

   - Вотъ что! Ну, пожалуй, и я ее поцѣлую, a надо ее истратить. Я мигомъ ворочусь.

   - Ты, кажется, сказала, матушка, что знаешь очень много, - проговорила дочь, провожая ее глазами къ дверямъ. - Видно безъ меня ты поумнѣла!

   - Да, моя красотка, - отвѣчала старуха, обернувшись назадъ. - Я знаю гораздо больше, чѣмъ ты думаешь. Я знаю больше, чѣмъ онъ думаетъ. Я изучила его насквозь.

   Дочь недовѣрчиво улыбнулась.

   - Я даже знаю всю подноготную объ его братѣ, Алиса, - продолжала старуха, вытягивая шею и дѣлая отвратительныя гримасы. - Этотъ братецъ, видишь ты, могъ бы за покражу денегъ отправиться туда, гдѣ и ты проживала. Онъ живетъ съ сестрой, вонъ тамъ, за Лондономъ, подлѣ Сѣверной дороги.

   - Гдѣ?

   - За Лондономъ, подлѣ Сѣверной дороги. Я тебѣ покажу, если хочешь. Домишко дрянной, ты увидишь. Да нѣтъ, нѣтъ, не теперь, - завизжала старуха, увидѣвъ, что дочь вскочила съ мѣста, - не теперь. Вѣдь это далеко отсюда, около мили, a пожалуй, что и больше. Завтра поутру, если захочешь, пожалуй, я тебя поведу. Пора за ужиномъ...

   - Стой! - закричала дочь, ухватившись за старуху, которая уже собиралась юркнуть изъ комнаты. - Сестра хороша какъ демонъ, и y ней каштановые волосы?

   Озадаченная старуха утвердительно кивнула головой.

   - Я вижу тѣнь его самого на ея рожѣ! Красный домишко на пустырѣ стоитъ на юру? Небольшой зеленый подъѣздъ?

   Старуха опять кивнула головой.

   - Сегодня я была тамъ! Отдай монету назадъ!

   - Алиса! касатушка!

   - Отдай, говорю тебѣ, нето я тебя задушу.

   Вырвавъ моиету изъ рукъ старухи, испускавшей жалобный вой, Алиса одѣлась на скорую руку въ капотъ и сломя голову бросилась изъ избы.

   Прихрамывая и припрыгивая, мать побѣжала за дочерью изо всѣхъ силъ, оглашая воздухъ безполезными жалобами. Непреклонная въ своемъ намѣрен³и и равнодушная ко всему остальному, дочь, не обращая ни малѣйшаго вниман³я на бурю съ проливнымъ дождемъ, продолжала бѣжать впередъ по направлен³ю къ дому, въ которомъ отдыхала. Черезъ четверть часа ходьбы, старуха, выбившись изъ силъ, настигла свою дочь, и онѣ обѣ молча пошли рядомъ. Старуха не смѣла больше жаловаться.

   Въ часъ, или около полночи, мать и дочь оставили за собой правильныя улицы и вошли на пустырь, гдѣ стоялъ уединенный домикъ. Вѣтеръ не стѣсняемый городскими здан³ями, завывалъ теперь на привольѣ и продувалъ ихъ со всѣхъ сторонъ. Все вокрутъ нихъ было мрачно, дико, пусто.

   - Вотъ удобнѣйшее для меня мѣсто! - сказала дочь, пр³останавливаясь на минуту и оглядываясь назадъ. - Я и давеча такъ думала, когда была здѣсь.

   - Не отдавай назадъ монету, Алиса, сдѣлай милость! Какъ намъ обойтись безъ нея? Вѣдь намъ нечего ужинать? Деньги - всегда деньги, кто бы ихъ ни далъ. Ругай ее сколько душѣ угодно, только монету пожалуйста не отдавай.

   - Постой-ка, кажется, этотъ домъ ихъ? Такъ, что-ли?

   Старуха утвердительно кивнула головой. Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, онѣ подошли къ дверямъ. Въ комнатѣ, гдѣ сидѣла Алиса, свѣтился огонекъ. Онѣ стукнули, и черезъ минуту явился Джонъ Каркеръ со свѣчею въ рукѣ.

   Озадаченный страннымъ визитомъ въ такой поздн³й часъ, Джонъ Каркеръ, обращаясь къ Алисѣ, спросилъ, что ей нужно.

   - Видѣть вашу сестру - скороговоркой отвѣчала Алиса, - женщину, которая сегодня дала мнѣ денегъ.

   Услышавъ громк³й голосъ, Герр³этъ вышла изъ дверей.

   - А! ты здѣсь голубушка! Узнаешь ты меня?

   - Да, - отвѣчала изумленная Герр³э;тъ.

   Лицо, которое такъ недавно смотрѣло на нее съ любовью и благодарностью, пылало теперь непримиримою ненавистью и злобой; рука, обвивавшаяся вокрутъ ея стана съ кроткою нѣжностью, держала теперь сжатый кулакъ, и бѣшеная фур³я, казалось, готова была задушить свою жертву. Герр³этъ, по невольному инстинкту самосохранен³я, ближе придвинулась къ брату.

   - Чего ты хочешь? Что я тебѣ сдѣлала?

   - Что ты мнѣ сдѣлала? Ты пригрѣла меня y камина, напоила меня, накормила и на дорогу дала мнѣ денегъ. Ты облагодѣтельствовала меня и... я плюю на твое имя!

   Подражая своей дочери, старуха тоже сжала руку въ кулакъ и погрозилась на брата и сестру; но вслѣдъ за тѣмъ она дернула за подолъ Алису и шепнула, чтобы та не отдавала монету.

   - Если моя слеза капнула на твою руку, пусть она отсохнетъ! Если я прошептала ласковое слово, пустъ оглохнетъ твое ухо! Если я коснулась твоихъ губъ, пусть это прикосновен³е будетъ для тебя отравой! Проклят³е на домъ, гдѣ я отдыхала! Стыдъ и позоръ на твою голову! Проклят³е на все, что тебя окружаетъ!

   Выговоривъ послѣдн³я слова, она бросила монету на полъ и пришлепнула ее ногою.

   - Пусть обратятся въ прахъ твои деньги! Не надо мнѣ ни за как³я блага, ни за царство небесное! Я бы скорѣе оторвала свою израненную ногу, чѣмъ осушила ее въ твоемъ проклятомъ домѣ!

   Герр³этъ, блѣдная и трепещущая, удерживала брата, a бѣшеная фур³я продолжала безъ перерыва:

   - Ты сжалилась надо мной и простила меня въ первый часъ моего возвращен³я? Хорошо! Ты разыграла передо мной добродѣтельную женщину? Хорошо! Я поблагодарю тебя на смертномъ одрѣ, я помолюсь за тебя, за весь твой родъ, за все твое племя! Будь въ этомъ увѣрена!

   И сдѣлавъ гордый жестъ, какъ будто грозивш³й уничтожен³емъ предметовъ ея ярости, она подняла голову вверхъ и скрылась за дверьми во мракѣ бурной ночи.

   Старуха еще разъ съ отчаяннымъ усил³емъ уцѣпилась за ея подолъ и принялась отыскивать на порогѣ монету съ такою жадностью, которая поглотила всѣ ея способности. Напрасно. Дочь сильнымъ движен³емъ руки поволокла ее за собой, и онѣ опять понеслись черезъ пустырь къ своему жилищу, въ глухой закоулокъ безконечнаго города, который теперь совсѣмъ исчезалъ отъ глазъ въ непроницаемомъ туманѣ. Мать во всю дорогу охала, хныкала, стонала и упрекала, сколько могла, свою непокорную дочь: изъ-за ея упрямства онѣ теперь должны были остаться безъ хлѣба и водки въ первую ночь послѣ двѣнадцатилѣтней разлуки!

   Уже давно непокорная дочь храпѣла на своей постели, a ея мать еще сидѣла передъ огнемъ и глодала черствую корку хлѣба.

  

  

   Нѣтъ уже болѣе темнаго пятна на модной улицѣ города Лондона. Гордо смотритъ чертогъ м-ра Домби на противоположныя здан³я, и ни одно не смѣетъ съ нимъ соперничать въ громадности и пышномъ блескѣ. Домъ - всегда домъ, какъ бы онъ ни былъ простъ и бѣденъ. Если эгу пословицу вывернуть на изнанку и сказать: домъ все-таки домъ, будь онъ великолѣпенъ какъ дворецъ, - то окажется, что м-ръ Домби соорудилъ въ честь своихъ пенатовъ чудный алтарь изящества и вкуса.

   Вечеръ. Ярко горятъ свѣчи въ окнахъ пышнаго дома; красноватое зарево каминовъ отражается на занавѣсахъ и мягкихъ коврахъ; буфетъ ломится подъ тяжестью сервиза; столъ накрытъ великолѣпно для четырехъ персонъ. Обновленный домъ первый разъ со времени послѣднихъ перемѣнъ принимаетъ праздничный видъ. Ждутъ съ минуты на минуту возвращен³я изъ Парижа счастливой четы.

   Знаменитый вечеръ уступаетъ въ суетливости только свадебному утру. Всѣ сердца преисполнены благоговѣн³емъ и проникнуты торжественнымъ ожидан³емъ. М-съ Перчъ сидитъ на кухнѣ и кушаетъ чай. Ей было много дѣла: разъ двадцать она обошла пышные аппартаменты, вымѣряла по аршинамъ цѣнность шелку и левантина и вычерпала изъ словарей всѣ возможныя восклицан³я, придуманныя для выражен³я выспреннихъ восторговъ. Кухарка въ самомъ веселомъ расположен³и духа и увѣряетъ всю компан³ю, что ей теперь нужны гости, да гости, такъ какъ она разбитного характера и всегда любила повеселиться; a что гостей будетъ полонъ домъ, такъ она готова прозакладывать шесть пенсовъ. М-съ Перчъ, прихлебывая чай, утвердительно киваетъ головой и безмолвно соглашается на всѣ пункты. Горничная поминутно вздыхаетъ изъ глубины души и открыто объявляетъ, что y нея одно желан³е - счастья молодымъ супругамъ; но супружество, прибавляетъ она, не что иное, какъ лотерея, и чѣмъ больше объ этомъ думаешь, тѣмъ больше привыкаешь дорожить свободой безбрачной жизни. "Конечно, лотерея; да еще хуже, чѣмъ лотерея", восклицаетъ м-ръ Таулисонъ, суровый, угрюмый и мрачный. "О, если бы теперь война, - прибавляетъ онъ, - къ чорту всѣхъ французовъ"! Молодой человѣкъ вообще того мнѣн³я, что всяк³й иностранецъ есть французъ и непремѣнно долженъ быть французомъ по законамъ природы.

   При каждомъ новомъ стукѣ колесъ вся компан³я останавливалась и прерывала разговоръ и вслушивалась; не разъ даже раздавалось общее восклицан³е: "вотъ они! воть они!" но оказывалось, что это были не они, и фальшивая тревога оканчивалась ничѣмъ. Кухарка, видимо, начала сокрушаться о приготовленномъ обѣдѣ, м-ръ Таулисонъ больше и больше свирѣпѣлъ противъ французовъ, всѣ чувствовали какое-то неопредѣленное безпокойство, и только одинъ обойщикъ, чуждый всякихъ треволнен³й, спокойно продолжалъ бродить по комнатамъ, погруженный въ блаженное самосозерцан³е.

   Флоренса готова встрѣтить отца и свою новую мать. Радость или грусть волнуетъ ея сердце, робкая дѣвушка сама не знаетъ; но ея щеки зардѣлись яркимъ румянцемъ и заискрились необыкновеннымъ блескомъ. Въ людской поговариваютъ втихомолку: какъ прекрасна сегодня миссъ Флоренса, какъ она выросла! какъ похорошѣла, бѣдняжечка! Затѣмъ слѣдуетъ пауза. Кухарка, какъ душа общества, чувствуетъ, что ей надобно высказать свое мнѣн³е. Она говоритъ: удивительно для меня... но что именно удивительно, не объясняетъ. Горничная также удивляется, и вмѣстѣ съ ней чувствуетъ глубокое удивлен³е м-съ Перчъ, надѣленная отъ природы завидною способностью приходить въ изумлен³е отъ всего, что поражаетъ удивлен³емъ другихъ особъ, хотя бы предметъ такого удивлен³я скрывался во мракѣ неизвѣстности. М-ръ Таулисонъ пользуется благопр³ятнымъ случаемъ настроить дамск³я сердца на печальный тонъ. Онъ говоритъ:

   - Чѣмъто окончится вся эта истор³я! Посмотримъ, поглядимъ!

   - Какъ, подумаешь, все устроено на свѣтѣ! - восклицаетъ кухарка, - право! A ужъ насчетъ миссъ Флоренсы, м-ръ Таулисонъ, я готова побиться объ закладъ, ей не будетъ хуже ни отъ какихъ перемѣнъ.

   - Какъ бы не такъ! - возражаетъ Таулисонъ и, скрестивъ руки, хранитъ глубокое молчан³е, увѣренный, что его пророчество навело ужасъ на все общество.

   М-съ Скьютонъ, готовая встрѣтить милыхъ дѣтей съ отверстыми объят³ями, уже давно нарядилась въ дѣвическ³й костюмъ съ коротенькими рукавчиками. Зрѣлыя прелести Клеопатры цвѣтутъ теперь въ тѣни ея собственныхъ комнатъ, которыми она овладѣла только что сегодня. Уже нѣсколько часовъ брюзга-старуха сидитъ подъ окномъ и крайне досадуетъ на запоздалый обѣдъ.

   Гдѣ же счастливая чета, ожидаемая этимъ благословеннымъ домомъ? Неужели паръ, вода, вѣтеръ и лошади, - все замедляетъ свой ходъ, чтобы продлить блаженство этой четы? неужели слишкомъ много благовонныхъ цвѣтовъ на ея дорогѣ, и она запуталась между розами и лил³ями?

   Вотъ она, наконецъ, вотъ счастливая чета! Быстро подъѣхала карета къ великолѣпному дому и остановилась y подъѣзда; м-ръ Таулисонъ и компан³я бѣгутъ на встрѣчу, отворяютъ дверь, и молодые супруги рука объ руку входятъ въ свой чертогъ.

   - Милая Эдиѳь! - кричитъ на лѣстницѣ взволнованный голосъ. - Милый Домби! - И коротеньк³е рукавчики обвиваются поперемѣнно вокругъ милаго и милой.

   Флоренса также спустилась въ залу, но, не смѣя подойти съ своимъ привѣтств³емъ, робко выжидаетъ, пока пройдутъ первые восторги нѣжнѣйшаго свидан³я. Глаза Эдиѳи встрѣтили ее еще на порогѣ. Небрежно поцѣловавъ въ щеку чувствительную родительницу, Эдиѳь поспѣшила къ Флоренсѣ и обняла ее съ нѣжностью.

   - Какъ твое здоровье, Флоренса? - спросилъ м-ръ Домби, протягивая руку.

   Цѣлуя ее, трепещущая Флоренса встрѣтилась съ глазами отца. Холоденъ былъ взоръ м-ра Домби; но любящее сердце дочери замѣтило въ немъ что-то, похожее на участ³е. Ей даже показалось, что при взглядѣ на нее, м-ръ Домби обнаружилъ чувство изумлен³я безъ всякой примѣси недоброжелательства или негодован³я. Не смѣя болѣе поднять на него глазъ, она, однако, чувствовала, чго онъ взглянулъ на нее еще разъ и взглянулъ благосклонно. О, какой лучъ радости оживилъ все существо ея при отрадной мысли, что теперь новая маменька откроетъ ей неразгаданный секретъ пр³обрѣтать любовь своего отца.

   - Надѣюсь, м-съ Домби, вы не долго станете переодѣваться, - замѣтилъ м-ръ Домби.

   - Я сейчасъ буду готова.

   - Подавать обѣдъ черезъ четверть часа.

   Съ этими словами м-ръ Домби всталъ и ушелъ въ свой кабинетъ. М-съ Домби ушла къ себѣ на верхъ, a м-съ Скьютонъ и Флоренса отправились въ залъ, гдѣ нѣжная маменька вмѣнила себѣ въ обязанность пролить нѣсколько неудержимыхъ слезъ, въ знакъ радости о счастьи дочери. Она отирала ихъ еще вышитымъ кончикомъ носового платка, медленно и осторожно, когда зять ея снова вошелъ въ комнату.

   - Ну, что, какъ понравился вамъ прелестный Парижъ? - спросила она его, подавляя свое волнен³е.

   - Холодно было, - отвѣчалъ м-ръ Домби.

   - Но зато весело, какъ всегда, - сказала м-съ Скьютонъ.

   - Не очень. Что-то скучно, - возразилъ Домби.

   - Что вы, какъ можно скучно!

   - На меня, по крайней мѣрѣ, онъ произвелъ такое впечатлѣн³е, - продолжалъ Домби съ важною учтивостью. - М-съ Домби нашла его, кажется, тоже скучнымъ; она раза два говорила, что ей не весело.

   - Проказница! - сказала м съ Скьютонъ, подходя къ входившей въ это время дочери, - можно ли говорить так³я вещи о Парижѣ!

   Эдиѳь подняла усталыя рѣсницы и прошла въ дверъ, обѣ половинки которой были торжественно растворены, съ цѣлью раскрыть амфиладу новоубранныхъ комнатъ; но Эдиѳь едва взглянула на это убранство и сѣла возлѣ Флоренсы.

   - Какъ прекрасно отдѣланы комнаты! - сказала м-съ Скьютонъ, обращаясь къ Домби. - Съ какой точностью умѣли они исполнить каждую мыслы Это не домъ, a дворецъ.

   - Да, недурно, - отвѣчалъ Домби, окинувши взоромъ комнаты. - Я сказалъ, чтобы не жалѣли денегъ, и что можно сдѣлать за деньги, надѣюсь, сдѣлаино.

   - А чего нельзя за нихъ сдѣлать! - замѣтила Клеопатра.

   - Деньги всемогущи, - подтвердилъ Домби.

   И онъ торжественно взглянулъ на жену; но жена молчала.

   - Надѣюсь, м-съ Домби, - сказалъ онъ, обращаясь къ ней послѣ минутнаго молчан³я съ особеиною выразительностью, - надѣюсь, вы одобряете всѣ эти измѣнен³я?

   - Да конечно, - отвѣчала она съ надменною безпечностью. - Должно быть прекрасно, такъ значитъ и прекрасно.

   Насмѣшливое выражен³е было, казалось, неразлучно съ ея гордымъ лицомъ; но презрѣн³е, съ которымъ она выслушивала намеки на богатство, эти притязан³я удивить ее почти сказочной роскошью, - это презрѣн³е было на лицѣ ея чѣмъ-то новымъ, выражавшимся ярче всего другого. Замѣтилъ ли это м-ръ Домби, облеченный въ собственное велич³е, или нѣтъ, только случаевъ замѣтить это выражен³е представлялось для него довольно; въ настоящую минуту ему очень не трудно было бы понять взглядъ, надменно скользнувш³й по предметамъ его гордости и остановивш³йся потомъ на немъ. Онъ могъ бы прочесть въ этомъ взглядѣ, что всѣ богатства его, будь онѣ хоть вдесятеро больше, не завоюютъ ему ни тѣни покорной мысли въ гордой женщинѣ, связанной съ нимъ узами брака, но возстающей противъ него всею душою. Онъ прочелъ бы въ этомъ вз³лядѣ, что она презираегъ его сокровища, но и смотритъ на нихъ, какъ на свою собственность, какъ на плату, какъ на низкое и ничтожное вознагражден³е за то, что она сдѣлалась его женою. Онъ прочелъ бы въ немъ, что малѣйш³й намекъ на могущество его денегъ, давая ей поводъ выражать свое презрѣн³е, все-таки унижалъ ее въ собственномъ мнѣн³и и разжигалъ пожаръ внутри ея.

   Подали и обѣдъ; м-ръ Домби повелъ Клеопатру, Эдиѳь и дочь его послѣдовали за ними. Прошедши мимо столика, уставленнаго серебромъ и золотомъ, какъ мимо кучи сору, и не удостоивши ни однимъ взглядомъ окружавш³е ее предметы роскоши, она въ первый разъ заняла свое мѣсто за столомъ и сидѣла, какъ статуя.

   М-ръ Домби самъ не далеко ушелъ отъ статуи и остался доволенъ неподвижною, гордою и холодною осанкою своей прекрасной сунруги. Она вела себя въ его духѣ, и онъ находилъ обращен³е ея прекраснымъ. Предсѣдательствуя за столомъ съ неизмѣннымъ чувствомъ собственнаго достоинства, онъ исполнялъ обязанности хозяина торжественно и самодовольно, и обѣдъ, не предвѣщавш³й въ будущемъ ничего особенно привлекательнаго, прошелъ въ холодной учтивости.

   Вскорѣ послѣ чаю м-съ Скьютонъ, исполненная чувства радости, что любезная дочь ея соединена съ избранникомъ сердца, - что, впрочемъ, не мѣшало ей найти этотъ семейный обѣдъ довольно скучнымъ, какъ можно было заключить по зѣвотѣ, цѣлый часъ прикрываемой вѣеромъ, - м-съ Скьютонъ ушла спать. Эдиѳь тоже ушла потихоньку и не возвращалась. Флоренса же, ходившая на верхъ къ Д³огену, застала въ залѣ при возвращен³и своемъ только отца, расхаживающего взадъ и впередъ въ мрачномъ велич³и.

   - Извините, папенька. Прикажете уйти? - проговорила она, остановившись y дверей.

   - Нѣтъ, - отвѣчалъ Домби, оглянувшись черезъ плечо, - ты можешь быть или не быть тутъ, какъ тебѣ угодно; вѣдь это не мой кабинетъ.

   Флоренса вошла и присѣла съ работой къ дальнему столику. Она въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ помнитъ себя, очутилась наединѣ съ отцомъ, - она, его единственное дитя, его естественная подруга, испытавшая все горе и тоску одинокой жизни, она, любящая, но не любимая, никогда не забывавшая помянуть его въ молитвѣ, готовая умереть рано, лишь бы только y него на рукахъ, - она, его ангелъ-хранитель, на холодъ и равнодуш³е отвѣчавш³й самоотверженною любовью!

   Она дрожала, и взоръ ея омрачался. Домби ходилъ передъ ней по комнатѣ, и фигура его, казалось, росла и расширялась, то сливаясь въ неясный очеркъ, то выступая въ рѣзкихъ, опредѣленныхъ формахъ. Флоренсу влекло къ нему, но ей становилось страшно, когда онъ приближался. Неестественное чувство въ ребенкѣ, непричастномъ злу! Неестественная рука, правившая острымъ плугомъ, который вспахалъ ея нѣжную душу для такого посѣва!

   Опасаясь, какъ бы не огорчить или не оскорбить его своею скорбью, Флоренса наблюдала за собой и спокойно продолжала работать. Сдѣлавши еще нѣсколько концовъ по залѣ, онъ отошелъ въ темный уголъ, сѣлъ въ кресло, закрылъ голову платкомъ и расположился заснуть.

   Отъ времени до времени Флоренса устремляла взоръ на то мѣсто, гдѣ сидѣлъ ея отецъ, и стремилась къ нему мыслью, когда лицо ея склонялось къ работѣ; ей и горько, и отрадно было думать, что онъ можетъ спать въ ея присутств³и.

   Что подумала бы она, если бы знала, что онъ не сводитъ съ нея глазъ, что платокъ, случайно или съ умысломъ, упалъ на лицо, не заграждая его взоровъ, и что эти взоры ни на минуту не перестаютъ слѣдить за нею?

   Когда она глядѣла въ темный уголъ, гдѣ сидѣлъ м-ръ Домби, выразительные глаза ея говорили сильнѣе и увлекательнѣе всѣхъ ораторовъ въ м³рѣ, и нѣмой укоръ ихъ былъ неотразимъ. Домби вздыхалъ вольнѣе, когда она наклонялась надъ работой, но продолжалъ смотрѣть на нее съ тѣмъ же вниман³емъ; онъ всматривался въ ея бѣлый лобъ, и длинные локоны, и неутомимыя руки, и ме могъ, казалось, отвести прикованныхъ глазъ. Что подумала бы она, если бы знала все это?

   A что думалъ онъ между тѣмъ? Съ какимъ чувствомъ продолжалъ онъ смотрѣть изъ-подъ платка на дочь? Чуялъ ли онъ упрекъ въ этой спокойной фигурѣ, въ этомъ кроткомъ взорѣ? начиналъ ли онъ чувствовать права ея, пробудилъ ли въ немъ, наконецъ, молящ³й взглядъ ея сознан³е жестокой песправедливости?

   Минуты теплой симпат³и бываютъ въ жизни даже самыхъ угрюмыхъ и черствыхъ людей, хотя они и скрываютъ это очень старательно. Видъ дочери-красавицы, незамѣтно достигшей полнаго развит³я, могъ вызвать такую минуту даже и въ гордой жизни м-ра Домби. Ее могла вызвать мимолетная мысль, что семейное счастье было отъ него такъ близко, a онъ и не замѣтилъ его среди своего черство-мрачнаго высокомѣр³я. Его могло тронуть нѣмое краснорѣч³е взоровъ дочери, говорившей, казалось: "Отець мой! заклинаю тебя памятью умершихъ, моимъ полнымъ страдан³я дѣтствомъ, полночной встрѣчей нашей въ этомъ мрачномъ домѣ, крикомъ, вызваннымъ изъ груди моей болью сердца, - обратись ко мнѣ, отецъ мой, найди убѣжище въ любви моей, пока еще не поздно!" - Впрочемъ, теплое чувство могло быть вызвано и другими, не столь возвышенными мыслями.

   Онъ вспомнилъ, можетъ быть, что потеря сына вознаграждена теперь новымъ союзомъ; даже, можетъ быть, просто причислилъ Флоренсу къ комнатнымъ украшен³ямъ. Дѣло въ томъ, что онъ продолжалъ смотрѣть на нее все съ болѣе и болѣе нѣжнымъ чувствомъ; она начала какъ то сливаться въ глазахъ его съ любимымъ сыномъ, такъ что, наконецъ, онъ не могъ почти различать ихъ. Онъ все смотрѣлъ, и ему почудилось, что онъ видитъ ее наклонившеюся надъ кроватью малютки, не какъ соперника, a какъ ангела-хранителя. Въ немъ пробудилось желан³е заговорить съ ней, подозвать ее къ себѣ. Невнятныя, трудныя съ непривычки слова: "Флоренса, поди сюда!" были уже почти на языкѣ, но ихъ заглушили чьи-то шаги на лѣстницѣ.

   То была его жена. Она перемѣнила костюмъ и вошла теперь въ пеньюарѣ, съ распущенными волосами, свободно падавшими на плечи. Домби былъ пораженъ, но только не перемѣною нлатья.

   - Флоренса, моя милая, - сказала Эдиѳь, - a я тебя вездѣ искала.

   И она сѣла возлѣ Флоренсы, наклонилась и иоцѣловала ея руку. Домби едва могъ узнать жену - такъ она измѣнилась. Не только улыбка на ея лицѣ была для него новостью, но и всѣ манеры, выражен³е глазъ, тонъ голоса, участ³е, очевидное желан³е понравиться... Нѣтъ, это не Эдиѳь!

   - Тише, маменька. Папенька спитъ.

   И вдругъ Эдиѳь опять сталь Эдиѳью; она взглянула въ уголъ, гдѣ сидѣлъ Домби, и Домби увидѣлъ знакомое лицо Эдиѳи.

   - Я никакъ не думала, чтобы ты была здѣсь, Флоренса.

   И опять мгновенная перемѣна! Какъ нѣжно прозвучали эти слова!

   - Я нарочно ушла пораньше наверхъ, - продолжала Эдиѳь, - чтобы поговорить съ тобою. Но вошедши въ твою комнату, я увидѣла, что птичка улетѣла, и напрасно ждала ея возвращен³я.

   И будь Флоренса въ самомъ дѣлѣ птичка, Эдиѳь не могла бы прижать ее къ своей груди нѣжнѣе.

   - Пойдемъ, моя милая!

   - Папенька, я думаю, не удивится, проснувшись, что меня нѣтъ? - нерѣшительно произнесла Флоренса.

   - Ты сомнѣваешься?

   Флоренса опустила голову, встала и сложила работу. Эдиѳь взяла ее подъ руку, и онѣ вышли какъ сестры. "Даже и походка ея что-то не та", подумалъ м-ръ Домби, провожая ее глазами за поротъ.

   Часы на колокольнѣ пробили три, a онъ все еще сидѣлъ нелодвижно въ углу, не сводя глазъ съ того мѣста, гдѣ была Флоренса. Свѣчи догорѣли, въ комнатѣ стало темно, но на лицѣ его витала тьма, темнѣе всякой ночи.

   Флоренса и Эдиѳь долго разговаривали, сидя передъ каминомъ въ отдаленной комнатѣ, гдѣ умеръ маленьк³й Павелъ. Бывш³й тамъ Д³огенъ хотѣлъ было сначала не впустить Эдиѳи, но потомъ, какъ будто только изъ желан³я угодить своей госпожѣ, впустилъ ее и удалился ворча въ переднюю. Скоро, однако, онъ какъ будто понялъ, что, несмотря на хорошее намѣрен³е, сдѣлалъ ошибку, какую дѣлаютъ самыя лучш³я собаки, и, желая загладить проступокъ, вошелъ потихоньку опять въ комнату, улегся между дамами прямо противъ огня, высунулъ языкъ и началъ слушать съ самымъ глупымъ выражен³емъ.

   Разговоръ шелъ сначала о книгахъ и занят³яхъ Флореысы и о томъ, какъ провела она время со дня свадьбы. Это навѣло ее на предметъ, близк³й ея сердцу, и со слезами на глазахъ оиа сказала:

   - О, маменька, съ тѣхъ поръ я перенесла много горя!

   - Ты, Флоренса? ты перенесла горе?

   - Да. Бѣдный Вальтеръ утонулъ.

   Флоренса закрыла лицо руками и горько заплакала.

   - Скажи мнѣ пожалуйста, - сказала, лаская ее, Эдиѳь, - кто былъ этотъ Вальтеръ, что ты о немъ плачешь?

   - Онъ былъ братъ мой, маменька. Когда умеръ Павелъ, мы сказали другъ другу: будемъ братомъ и сестрою. Я знала его давно, съ самаго дѣтства. Онъ зналъ Павла, и Павелъ очень любилъ его; умирая Павелъ сказалъ: "береги Вальтера, папенька; я люблю его!" Вальтера ввели тогда къ нему, онь былъ вотъ здѣсь, въ этой комнатѣ.

   - И что же? Берегъ онъ Вальтера? - спросила Эдиѳь.

   - Папенька? Онъ услалъ его за море, корабль разбило бурей, и Вальтеръ погибъ, - сказала, плача, Флоренса.

   - Знаетъ онъ, что онъ умеръ? - спросила Эдиѳь.

   - Не знаю. Какъ мнѣ знать? - воскликнула Флоренса, припавши къ ней, какъ будто умоляя ее о помощи, и скрывши лицо свое на ея груди. - Я знаю, вы видѣли....

   - Постой, Флоренса!

   Эдиѳь была такъ блѣдна и говорила такимъ мрачнымъ голосомъ, что ей не для чего было зажимать Флоренсѣ ротъ рукою.

   - Разскажи мнѣ прежде о Вальтерѣ, разскажи мнѣ его истор³ю, всю, подробно.

   Флоренса разсказала ей все до мелочей, даже до пр³язни м-ра Тутса, при имени котораго не могла не улыбнуться сквозь слезы, несмотря на все свое къ нему расположен³е. Когда она окончила разсказъ, Эдиѳь, слушавшая ее очень внимательно, сказала:

   - Что же ты говоришь, что я видѣла, Флоренса?

   - Что папенька меня не любитъ, - проговорила Флоренса, быстро прииавши къ ней лицомъ. - Онъ никогда меня не любилъ, я не умѣла заслужить любовь его, я не знала пути къ его сердцу, и некому было указать мнѣ его. О, научите меня, какъ сдѣлать, чтобы онъ полюбилъ меня. Научите! Вы это можете!

   И, прильнувши къ ней еще ближе, Флоренса заплакала послѣ горькаго признан³я; она плакала долго въ объят³яхъ своей матери, но не такъ больно, какъ бывало прежде.

   Эдиѳь, блѣдная до самыхъ губъ, напрасно усиливалась дать спокойное выражен³е лицу, какъ будто помертвѣвшему въ гордой красотѣ; она взглянула на плачущую дѣвушку, поцѣловала ее, и сказала ей голосомъ, понижавшимся съ каждымъ словомъ въ тонѣ, но не одушевленнымъ никакимъ другимъ признакомъ чувства:

   - Флоренса! ты не знаешь меня. Не дай Богъ, чтобы ты научилась чему-нибудь отъ меня!

   - Отъ васъ? - повторила Флоренса съ удивлен³емъ.

   - Не дай Богъ, чтобы я научила тебя, какъ любить или быть любимой! - сказала Эдиѳь. Лучше бы было, если бы ты могла научить меня, но теперь уже поздно. Я люблю тебя, Флоренса. Никогда не думала я, чтобы могла привязаться къ кому-нибудь такъ сильно, какъ привязалась къ тебѣ за это короткое время.

   Она замѣтила, что Флоренса хочетъ говорить, остановила ее рукою и продолжала:

   - Я буду твоимъ вѣрнымъ другомъ. Я буду любить тебя такъ же сильно, если и не такъ же хорошо, какъ всяк³й другой въ м³рѣ. Ты можешь довѣриться мнѣ, можешь безопасно раскрывать передо мною твое чистое сердце. Есть сотни женщинъ, которыя годились бы ему въ жены лучше меня, Флоренса, но ни одна не полюбила бы тебя такъ искренно, какъ я.

   - Я знаю это, маменька! - сказала Флоренса, - узнала это съ этого счастливаго дня!

   - Счастливаго! - повторила Эдиѳь какъ-будто невольно, и продолжала, - хотя въ любви моей и нѣтъ никакой заслуги, потому что я почти не думала о тебѣ, пока тебя не видала, но не откажи мнѣ въ наградѣ за мою привязанность, отвѣчай мнѣ любовью на любовь.

   - Не ищи здѣсь того, чего здѣсь нѣтъ, - продолжала Эдиѳь, указывая на грудь. - И, если можешь, не покидай меня за то, что не нашла здѣсь, чего искала. Мало-по-малу ты узнаешь меня лучше, и настанетъ время, когда ты узнаешь меня, какъ самое себя. Будь же ко мнѣ снисходительна, и не отравляй единственнаго сладкаго воспоминан³я въ моей жизни.

   Слезы, выступивш³я на глазахъ ея, доказали, что спокойное выражен³е лица ея было не больше, какъ прекрасная маска; она сохранила, однако, это выражен³е и продолжала:

   - Ты права: я видѣла, я знаю, что ты не любима. Но повѣрь мнѣ, - скоро ты сама въ этомъ убѣдишься, - никто въ м³рѣ не годенъ меньше меня исправить дѣло и помочь тебѣ. Не спрашивай меня почему и не говори мнѣ никогда ни объ этихъ отношен³яхъ, ни о моемъ мужѣ; тутъ мы должны быть, какъ мертвыя другъ для друта, должны молчать, какъ могила.

   Нѣсколько времени просидѣла она молча; Флоренса едва смѣла дышать; неясныя тѣни истины, со всѣми ея послѣдств³ями, носились передъ ея устрашеннымъ, недовѣрчивымъ воображен³емъ. Съ лица Эдиѳи, когда она кончила говорить, начало исчезать мраморно-спокойное выражен³е, и черты его сдѣлались мягче, какъ всегда бывало при свидан³и съ Флоренсою наединѣ. Она встала, обняла Флоренсу, пожелала ей доброй ночи и вышла быстро, не оглядываяеь.

   Флоренса легла; свѣтъ камина слабо освѣщалъ комнату; Эдиѳь возвратилась, говоря, что спальня ея пуста, и что ей не спится; она придвинула сгулъ къ камину, сѣла и устремила взоръ на угасающ³й огонь. Флоренса, лежа въ своей постели, тоже слѣдила за послѣдними переливами огня; красное зарево и благородная фигура Эдиѳи, съ ея распущенными волосами и задумчиво горящими глазами, начали мало-по-малу сливаться и, наконецъ, вовсе исчезли. Флоренса уснула.

   Сонъ не освободилъ ее, однако, отъ опредѣленнаго впечатлѣн³я предшествовавшихъ ему часовъ; ей стало тяжело и страшно. Ей снилось, что она отыскиваетъ отца въ какой-то пустынѣ, что всходитъ по слѣдамъ его на страшныя вершины, спускается въ бездонныя пропасти, что она можетъ чѣмъ-то спасти его отъ ужасныхъ страдан³й, но не знаетъ, чѣмъ именно, и не можетъ достигнуть цѣли. Потомъ онъ представился ей мертвымъ; онъ лежалъ на этой же постели, въ этой самой комнатѣ, и она припала къ холодной груди его съ сознан³емъ, что онъ никогда не любилъ ея. Потомъ сцена измѣнилась: передь ней текла рѣка, и слышался знакомый жалобный голосъ. И она видѣла издали Павла, протягивающаго къ ней руки, a возлѣ него стояла спокойно молчаливая фигура Вальтера. Эдиѳь являлась во всѣхъ этихъ сценахъ, то на радость, то на горе Флоренсы; наконецъ, обѣ онѣ очутились на краю могилы; Эдиѳь указала въ глубину ея, Флоренса взглянула и увидѣла лежащую тамъ - другую Эдиѳь!

   Въ ужасѣ она вскрикнула и проснулась. Чей-то нѣжный голосъ, чудилось ей, говоритъ ей на ухо: "Успокойся, Флоренса! это только сонъ!" И она протянула руки, отвѣчая на ласку своей новой матери, выходящей въ дверь. Флоренса вскочила и не знала, на яву или во снѣ все это происходило; одно только было для нея ясно, что въ каминѣ чернѣлъ угасш³й пепелъ, и что она была одна.

   Такъ прошла ночь послѣ пр³ѣзда счастливой четы домой.

  

  

   Много прошло подобныхъ дней, съ тою только разницей, что новобрачные принимали гостей и ѣздили съ визитами, что y м-съ Скьютонъ собирались по утрамъ пр³ятели, въ томъ числѣ непремѣкно майоръ Багстокъ, и что Флоренса уже не встрѣчала болѣе взоровъ отца, хотя и видѣла его каждый день. Съ маменькой она бесѣдовала тоже не много; Эдиѳь обращалась со всѣми въ домѣ, кромѣ Флоренсы, гордо и повелительно, и Флоренса не могла не замѣтить этого. Возвращаясь домой, Эдиѳь всегда приходила къ ней или звала ее къ себѣ, и, уходя спать, непремѣнно навѣдывалась къ ней въ комнату, въ какой бы то часъ ночи ни было; онѣ долго просиживали вмѣстѣ, но всегда въ задумчивомъ молчан³и.

   Флоренса, ожидавшая такъ много отъ этого брака, невольно сравнивала иногда настоящее великолѣп³е дома съ прежнимъ мрачнымъ запустѣн³емъ его и думала, скоро ли пробудится въ немъ семейная жизнь? Смутное чувство говорило ей, что теперь никто въ немъ не дома, хотя всѣ утопаютъ въ изобил³и и роскоши. Сколько часовъ днемъ и ночью провела Флоренса въ грустномъ раздумьи, сколько слезъ пролила она о погибшей надеждѣ, вспоминая рѣшительныя слова Эдиѳи, что "никто меньше ея не способенъ указать ей пути къ сердцу отца!" Скоро Флоренса рѣшилась думать, что Эдиѳь запретила ей касаться этого предмета въ разговорѣ изъ сожалѣн³я, видя всю невозможность перемѣны въ чувствахъ м-ра Домби. Безкорыстная во всемъ, Флоренса рѣшилась скрывать боль отъ новой раны, чтобы не давать воли темнымъ догадкамъ. Она все еще надѣялась, что семейная жизнь ихъ пойдетъ лучше, когда все въ домѣ установится своимъ порядкомъ. О себѣ она думала мало и горевала меньше.

   Если никто изъ жильцовъ этого дома и не чувствовалъ себя дома, зато положено было, чтобы передъ глазами публики м-съ Домби безъ отлагательства явилась полной хозяйкой. М-ръ Домби и м-съ Скьютонъ озаботились устройствомъ цѣлаго ряда торжественныхъ празднествъ въ честь недавняго бракосочетан³я; положено было объявить, что м-съ Домби принимаетъ въ такой-то день, и пригласить, отъ имени Домби и его супруги, множество разнокалибернаго народу обѣдать y нихъ въ назначенный день.

   М-ръ Домби представилъ списокъ разныхъ магнатовъ, которыхъ должно пригласить съ его стороны; м-съ Скьютонъ, распоряжавшаяся за любезную дочь свою, смотрѣвшую на всѣ эти сборы съ гордымъ равнодуш³емъ, представила другой списокъ, въ которомъ были означены имена: братца Феникса, не возвратившагося еще, къ ущербу своей движимости, въ Баденъ-Баденъ, и множество разныхъ мотыльковъ, порхавшихъ въ различныя времена вокругъ пламени прекрасной Эдиѳи или ея маменьки, безъ малѣйшаго ущерба для собственныхъ крыльевъ. Флоренса была включена въ число присутствующихъ за столомъ по приказан³ю Эдиѳи, данному по поводу минутнаго сомнѣн³я и нерѣшительности со стороны м-съ Скьютонъ; и Флоренса, инстинктивно чувствуя каждую мелочь, задѣвавшую отца, молча приняла участ³е въ праздникахъ.

   Первый праздникъ начался съ того, что м-ръ Домби, въ огромномъ накрахмаленномъ галстухѣ, вошелъ въ пр³емную и ходилъ по ней до обѣденнаго часа. Потомъ начали пр³ѣзжать гости: первый явился, съ необыкновенной точностью, страшный богачъ, директоръ остъ-индской компан³и, въ жилетѣ, состроенномъ, по-видимому, какимъ-нибудь молодцомъ, плотникомъ, но въ сущности сшитомъ изъ нанки. Потомъ м-ръ Домби пошелъ засвидѣтельствовать свое почтен³е супругѣ, съ точностью обозначивши часъ и минуту; потомъ директоръ остъ-индской компан³и оказался, касательно бесѣды, совершенно мертвымъ, a м-ръ Домби - совершенно неспособнымъ воскресить его, и директоръ сидѣлъ, уставивши глаза въ каминъ, пока не явилась помощь въ образѣ м-съ Скьютонъ, которую онъ принялъ за м-съ Домби, и разыпался передъ ней въ поздравлен³яхъ.

   Потомъ явился директоръ банка, человѣкъ, который, по общему мнѣн³ю, могъ купить и перекупить что угодно, и отличался необыкновенной скромностью рѣчей. Онъ слегка упомянулъ о своей дачкѣ близъ Кингстона на Темзѣ и прибавилъ, что если м-ру Домби вздумается когда-нибудь посѣтить его тамъ, такъ онъ угоститъ его, чѣмъ Богъ послалъ. "Я живу пустынникомъ, - продолжалъ онъ, - такъ куда мнѣ звать къ себѣ дамъ; впрочемъ, если м-съ Домби случится быть въ той сторонѣ и вздумается сдѣлать мнѣ честь взглянуть на мой бѣдный садикъ съ маленькимъ цвѣтникомъ, такъ я почту себя чрезвычайно счастливымъ".

   Вѣрный своему характеру, директоръ банка былъ одѣтъ очень просто: на шеѣ кусокъ кембрика, толстые башмаки, фракъ вдвое шире его персоны и брюки на четверть короче ногъ. Когда м-съ Скьютонъ упомянула объ оперѣ, онъ сказалъ, что посѣщаетъ оперу очень рѣдко, что это не по его карману. Так³я рѣчи, по-видимому, очень его услаждали и тѣшили: онъ опускалъ послѣ нихъ руки въ карманы и съ необыкновеннымъ самодовольствомъ поглядывалъ на слушателей,

   Потомъ явнлась м-съ Домби, прекрасная и гордая; она смотрѣла на все и на всѣхъ съ такимъ презрѣн³емъ, какъ-будто брачный вѣнокъ на головѣ ея былъ сплетенъ изъ стальныхъ иголъ и требовалъ смирен³я, a она, очевидно, готова была скорѣе умереть. Съ нею вошла Флоренса. Лицо Домби омрачилось, когда онъ увидѣлъ ихъ вмѣстѣ; но никто этого не замѣтилъ. Флоренса не смѣла взглянуть на него, a Эдиѳь, въ высокомѣрномъ равнодуш³и, не обратила на него ни малѣйшаго вниман³я.

   Скоро пр³емная наполнилась гостями. Наѣхали разные директора, предсѣдатели компан³й, почтенныя дамы съ цѣлыми магазинами на головахь, братецъ Фениксъ, майоръ Багстокъ, пр³ятельницы м-съ Скьютонъ, съ цвѣтущими, какъ макъ, лицами и жемчугомъ на морщинистыхъ шеяхъ. Въ числѣ послѣднихъ - молодая дама шестидесяти пяти лѣтъ, очень легко одѣтая, съ голой шеей и плечами; она говорила какимъ-то заманчивымъ тономъ и стыдливо потупляла рѣсницы; вообще въ манерахъ ея было что-то неопредѣлимое словами, что такъ часто привлекаетъ пылкую юность.

   Большая часть гостей м-ра Домби была молчалива, a большая часть гостей м-съ Домби - говорлива; между ними не было никакой симпат³и, и гости м-съ Домби, по какому-то матнетическому соглас³ю, образовали союзъ противъ гостей м-ра Домби, которые, одиноко расхаживая по комнатамъ или забиваясь подальше въ разные углы, были затерты обществомъ, загорожены софами и, сверхъ разныхъ другихъ неудобствъ, испытывали толчки по головамъ отъ внезапно открывающихся дверей.

   Слуга доложилъ, что подали кушать. М-ръ Домби повелъ пожилую даму, похожую на подушку изъ краснаго бархата, набитую банковыми билетами; Фениксъ повелъ м-съ Домби, майоръ Багстокъ - м-съ Скьютонъ; юная дама съ голыми плечами досталась директору остъ-индской компан³и; остальныя дамы выдержали минутный смотръ остальныхъ кавалеровъ; потомъ пары сперлись въ дверяхъ и отрѣзали отъ столовой семь смирныхъ джентльменовъ, одиноко оставшихся въ гостиной. Когда уже всѣ сѣли за столъ, вышелъ еще одинъ изъ этихъ семи круглымъ сиротою, сконфузился, началъ улыбаться и, въ сопровожден³и метръ-д'отеля, обошелъ два раза вокругъ стола, ища мѣста. Мѣсто отыскалось, наконецъ, по лѣвую руку м-съ Домби, послѣ чего онъ уже окончательно поникъ головою.

   Братецъ Фениксъ былъ въ ударѣ и смотрѣлъ молодецъ молодцомъ. Но онъ былъ ужасно забывчивъ и разсѣянъ въ минуты веселья, и въ настоящемъ случаѣ привелъ въ ужасъ все общество. Воть какъ это случилось.

   Молодая дама, доставшаяся директору остъ-индской компан³и, посматривала на Феникса очень нѣжно и умѣла прилавировать со своимъ кавалеромь къ мѣсту, какъ разъ возлѣ Феникса. Директоръ былъ въ ту же минуту забытъ и, осѣненный съ другой стороны чудовищною черною бархатною наколкою на костлявой головѣ