Диккенс Чарльз - Замогильные записки Пикквикского клуба

ое, что говорю,- отвѣчалъ м-ръ Гонтеръ.

   - Желалъ бы я видѣть, какъ вы это сдѣлаете, сэръ,- сказалъ м-ръ Нодди.

   - Вы черезъ минуту п_о_ч_у_в_с_т_в_у_е_т_е это на своихъ бокахъ, сэръ,- сказалъ м-ръ Гонтеръ.

   - Не угодно-ли вамъ дать мнѣ свою карточку, сэръ.- сказалъ м-ръ Нодди.

   - Вовсе не угодно, и вы не получите моего адреса, сэръ,- отвѣчалъ м-ръ Гонтеръ.

   - Отчего же?

   - Оттого, что вы прибьете мою карточку надъ каминомъ въ своей квартирѣ и будете хвастаться передъ гостями, будто джентльменъ дѣлаетъ вамъ визиты, милостивый государь.

   - Сэръ, одинъ изъ моихъ пр³ятелей зайдетъ къ вамъ завтра по утру,- сказалъ м-ръ Нодди.

   - Хорошо, что вы сказали объ этомъ заранѣе, благодарю васъ, сэръ,- отвѣчалъ м-ръ Гонтеръ,- я распоряжусь, чтобъ служанка припрятала подальше мои серебряныя ложки и друг³я вещи, которыя легко укладываются въ карманъ.

   Неизвѣстно, чѣмъ бы кончился этотъ жарк³й споръ, еслибъ хозяинъ и гости не приняли дѣятельнаго участ³я въ примирен³и враждующихъ сторонъ, доказавъ имъ съ удовлетворительнымъ краснорѣч³емъ, что поведен³е ихъ, во многихъ отношен³яхъ, предосудительно для всѣхъ порядочныхъ людей. На этомъ основан³и м-ръ Нодди объявилъ во всеуслышан³е, что отецъ его такой же достопочтенный джентльменъ, какъ батюшка м-ра Гонтера. М-ръ Гонтеръ отвѣчалъ, въ свою очередь, что его отецъ совершенно такой-же джентльменъ, какъ батюшка м-ра Нодди, и что сынъ его отца ничѣмъ не хуже и даже, можно сказать, въ тысячу разъ лучше такого заносчиваго молокососа, какъ м-ръ Нодди. Такая декларац³я могла служить естественнымъ приступомъ къ новой ссорѣ; но гости и хозяинъ, послѣ нѣкоторыхъ затруднен³й, успѣли возстановить мировую окончательнымъ образомъ и даже пробудили дружеск³я чувства въ обоихъ джентльменахъ. М-ръ Нодди, выпивъ стаканъ мадеры, признался со слезами на глазахъ, что онъ всегда питалъ душевное уважен³е и глубокую преданность къ м-ру Гонтеру. На это м-ръ Гонтеръ, опорожнивъ стаканъ пунша, объявилъ громогласно и торжественнымъ тономъ, что онъ всегда любилъ м-ра Нодди, какъ своего родного, единоутробнаго брата. Лишь только произнесены были эти слова, м-ръ Нодди быстро вскочилъ со своего стула и великодушно протянулъ руку м-ру Гонтеру, который, въ свою очередь, поспѣшилъ заключить въ свои братск³я объят³я м-ра Нодди. Гости рукоплескали, и каждый признался, что оба джентльмена вели себя истинно достойнымъ образомъ въ продолжен³е всей этой ссоры.

   - Теперь, господа,- сказалъ Джекъ Гопкинсъ,- я желалъ бы, для возстановлен³я порядка, пропѣть вамъ какую-нибудь изъ нац³ональныхъ пѣсенъ.

   И м-ръ Гопкинсъ, вдохновленный всеобщимъ б_р_а_в_о, затянулъ изо всей мочи извѣстную балладу:

             Какъ поѣхалъ нашъ бандитъ

             Во дремуч³е лѣса,

                   Ай, люли, ай, люли,

                   Во дремуч³е лѣса.

  

   Хоръ здѣсь, собственно говоря, составлялъ главнѣйшую эссенц³ю всей пѣсни, и нужно было видѣть, съ какимъ напряжен³емъ горла и груди каждый изъ гостей вытягивалъ послѣднюю ноту припѣва. Эффектъ былъ великолѣпный.

   Но лишь только хоръ успѣлъ вывести послѣднюю ноту третьяго припѣва, м-ръ Пикквикъ вдругъ поднялъ руку, какъ будто желая пр³остановить пѣвцовъ, и, когда молчан³е возстановилось, онъ сказалъ:

   - Тсс? Прошу извинить, господа, но мнѣ кажется, будто наверху шумятъ.

   Немедленно воцарилась глубочайшая тишина. М-ръ Бобъ Сойеръ поблѣднѣлъ.

   - Такъ и есть: я опять слышу шумъ,- сказалъ м-ръ Пикквикъ,- потрудитесь отворить дверь.

   И всѣ сомнѣн³я исчезли въ одну минуту, когда хозяинъ отворилъ дверь.

   - М-ръ Сойеръ, м-ръ Сойеръ!- визжалъ женск³й голосъ съ лѣстницы второго этажа.

   - Чортъ несетъ мою хозяйку, господа,- сказалъ Бобъ Сойеръ, съ безпокойствомъ озираясь кругомъ,- да, это м-съ Раддль.

   - Что вы подъ этимъ разумѣете, м-ръ Сойеръ?- отвѣчалъ скороговоркой пронзительный голосъ.- Мало вамъ не платить за квартиру и жить мошенническими средствами на чужой счетъ четыре мѣсяца слишкомъ: вы еще вздумали пьянствовать и дебоширничать до двухъ часовъ ночи. Куда вы запрятали свою совѣсть, м-ръ Сойеръ? Вѣдь отъ васъ дребезжатъ стекла, и весь домъ идетъ ходуномъ. Того и гляди, наѣдетъ пожарная команда: - вонъ, вонъ отсюда всѣхъ этихъ мерзавцевъ!

   - Въ самомъ дѣлѣ, какъ вамъ не стыдно, м-ръ Сойеръ?- сказалъ м-ръ Раддль, вошедш³й за своею супругой въ халатѣ и спальной ермолкѣ.

   - Толкуй вотъ тутъ съ ними про стыдъ и совѣсть!- закричала м-съ Раддль.- Тебѣ бы давно слѣдовало прогнать арапникомъ всю эту ватагу, храбрый ты человѣкъ!

   - Я бы и прогналъ, душечка, еслибъ во мнѣ было человѣкъ двѣнадцать,- отвѣчалъ м-ръ Раддль миролюбивымъ тономъ,- но ты видишь, лапочка, что они превосходятъ меня численной силой.

   - Уфъ, какой трусъ!- возразила м- съ Раддль тономъ самаго рѣшительнаго презрѣн³я.- Выгоните-ли вы этихъ негодяевъ, или нѣтъ? Я вамъ говорю, м-ръ Сойеръ,- заключила м-съ Раддль, топая обѣими ногами.

   - Они уйдутъ, сударыня, уйдутъ с³ю-же минуту,- отозвался несчастный Бобъ.- Да, господа, ужъ не лучше-ли вамъ уйти,- продолжалъ онъ, обращаясь къ своимъ гостямъ:- мнѣ, въ самомъ дѣлѣ казалось, что вы ужъ черезчуръ пересолили.

   - Ахъ, какъ это жаль!- сказалъ щеголеватый джентльменъ.- Мы вѣдь только-что разгулялись: погодить бы еще полчасика!

   Дѣло въ томъ, что щеголеватый джентльменъ началъ мало-по-малу припоминать интересную истор³ю, которой ему не удалось разсказывать въ свое время.

   - Этого, однакожъ, мы не стерпимъ, господа,- сказалъ отчаянный франтъ въ лакированныхъ сапогахъ.

   - Разумѣется, не стерпимъ,- отвѣчалъ Джекъ Гопкинсъ,- пѣсню надобно докончить, Бобъ. Съ вашего позволен³я, господа, я затяну трет³й куплетъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ, Джекъ, перестань, пожалуйста,- сказалъ Бобъ Сойеръ,- пѣсня превосходная, но мы ужъ докончимъ ее въ другое время. Вѣдь бѣда, если она переполошитъ весь домъ,- народъ буйный, чорть ихъ побери!

   - Послушай, Бобъ, чего тутъ робѣть?- замѣтилъ Джекъ Гопкинсъ.- Одно слово, любезный, и я перебью всѣ окна, повыломаю всѣ двери, переломаю всю мебель. Ну, Бобъ, прикажи, душечка!

   - Спасибо, любезный другъ, спасибо за доброе расположен³е,- проговорилъ несчастный Бобъ Сойеръ,- я никогда не сомнѣвался въ твоей дружбѣ; но теперь, право, не лучше-ли намъ покончить.

   - Что-жъ, м-ръ Сойеръ, скоро-ли уйдутъ эти скоты?- завизжалъ опять пронзительный голосъ м-съ Раддль.

   - Вотъ только дайте имъ отыскать свои шляпы, сударыня,- сказалъ Бобъ.- Сейчасъ они уйдутъ.

   - Уйдутъ!- заголосила м-съ Раддль, перегибаясь черезъ лѣстничныя перила въ то самое время, какъ м-ръ Пикквикъ, въ сопровожден³и Топмана, выходилъ изъ гостиной,- уйдутъ, a за какимъ дьяволомъ они приходили, смѣю спросить?

   - Сударыня, - возразилъ м-ръ Пикквикъ,- позвольте вамъ замѣтить ...

   - Ахъ, ты, старый карапузикъ, и онъ туда же,- взвизгнула м-съ Раддль, еще больше перегнувшись черезъ перила. Вѣдь ты годишься въ дѣдушки всѣмъ этимъ ребятамъ, пьянчужка ты забулдыжный! Прочь, прочь, негодный пузанъ!

   Не находя приличнымъ оправдываться передъ взбѣшенной бабой, м-ръ Пикквикъ быстро выбѣжалъ за ворота, гдѣ немедленно присоединились къ нему Топманъ, Винкель и Снодграсъ. М-ръ Бенъ Алленъ, взволнованный и настроенный на печальный ладъ, проводилъ ихъ до Лондонскаго моста и дорогой сообщилъ по секрету м-ру Винкелю, что онъ, Бенъ Алленъ, намѣренъ дать урокъ всякому джентльмену, который бы вздумалъ ухаживать за его сестрой Арабеллой, такъ какъ онъ уже давно предназначилъ ея руку своему закадычному другу, Бобу Сойеру. Выразивъ такимъ образомъ эту отчаянную рѣшимость, онъ залился горчайшими слезами и, махнувъ рукою, отправился въ обратный путь на свою квартиру, до которой, однакожъ, не суждено было ему добраться въ эту ночь. Постучавшись безъ всякаго успѣха въ двери двухъ или трехъ домовъ, онъ прилегъ, наконецъ, на крылечныхъ ступенькахъ колбасной лавки, въ твердой увѣренности, что спитъ передъ дверью своей комнаты, которую второпяхъ не успѣлъ отпереть.

   Проводивъ, такимъ образомъ, въ угоду м-съ Раддль, всѣхъ своихъ гостей, горемычный Бобъ Сойеръ остался одинъ въ своей комнатѣ, подлѣ недопитыхъ пуншевыхъ стакановъ, и погрузился въ горькое раздумье относительно вѣроятныхъ событ³й наступающего утра.

  

   Читатели, можетъ быть, припомнятъ, что утро тринадцатаго февраля должно было предшествовать тому знаменитому дню, когда спец³альный судъ присяжныхъ опредѣлилъ окончательно разсмотрѣть процессъ вдовы Бардль противъ почтеннаго президента Пикквикскаго клуба. Это было самое хлопотливое утро для камердинера ученаго мужа. Съ девяти часовъ пополуночи и до двухъ пополудни м-ръ Самуэль Уэллеръ путешествовалъ изъ гостиницы "Коршуна и Джорджа" въ апартаменты м-ра Перкера и обратно. Никакъ нельзя сказать, чтобы предстояла особенная надобность въ подобной бѣготнѣ - юридическая консультац³я уже была окончена давнымъ-давно, и вѣроятный способъ дѣйствован³я въ судѣ былъ опредѣленъ и взвѣшенъ; но м-ръ Пикквикъ, доведенный до крайней степени тревожной раздражительности, безпрестанно отправлялъ къ своему адвокату маленьк³я записки слѣдующаго содержан³я:

   "Любезный Перкеръ, все-ли идетъ хорошо?"

   Въ запискахъ самого м-ра Перкера неизмѣнно содержался одинъ и тотъ же отвѣтъ:

   "Любезный Пикквикъ, все какъ слѣдуетъ по возможности".

   Дѣло въ томъ, что до окончательнаго засѣдан³я въ судѣ ничего не могло идти ни хорошо, ни дурно, и ученый мужъ тревожился напрасно.

   Но кто изъ смертныхъ избѣгалъ когда-либо этого тревожнаго состоян³я, какъ скоро нужно было первый разъ въ жизни, волею или неволею, явиться на спец³альный судъ присяжныхъ?- М-ръ Самуэль Уэллеръ, знакомый въ совершенствѣ съ общими слабостями человѣческой природы, исполнялъ всѣ предписан³я своего господина съ тѣмъ невозмутимымъ спокойств³емъ, которое составляло самую рѣзкую и прекраснѣйшую черту въ его оригинальной натурѣ.

   Самуэль Уэллеръ сидѣлъ за буфетомъ, утѣшая себя прохладительнымъ завтракомъ и обильными возл³ян³ями горячительной микстуры, долженствовавшей успокоить его послѣ продолжительныхъ утреннихъ трудовъ, какъ вдругъ въ комнату вошелъ молодой дѣтина около трехъ футовъ въ вышину, въ волосяной фуражкѣ и бумазейныхъ шальварахъ, обличавшихъ въ немъ похвальное честолюб³е возвыситься со временемъ до степени конюха или дворника въ трактирѣ. Онъ взглянулъ сперва на потолокъ, потомъ на буфетъ, какъ будто отыскивая кого-нибудь для передачи своихъ поручен³й. Разсчитывая весьма основательно, что поручен³е его могло относиться къ чайнымъ или столовымъ ложкамъ заведен³я, буфетчица "Коршуна и Джорджа" обратилась къ нему съ вопросомъ:

   - Чего вамъ угодно, молодой человѣкъ?

   - Нѣтъ-ли здѣсь одного человѣка, по имени Самуэля,- спросилъ юноша громкимъ голосомъ.

   - A какъ прозвище этого человѣка?- сказалъ Самуэль Уэллеръ, озираясь кругомъ.

   - A мнѣ почему знать?- отвѣчалъ скороговоркой молодой джентльменъ, не снимая своей фуражки.

   - Охъ, какой же вы заноза, молодой человѣкъ,- сказалъ Самуэль,- только знаете-ли что?

   - A что?

   - На вашемъ мѣстѣ я припряталъ бы куда-нибудь подальше этотъ картузъ. Волосы - вещь дорогая, понимаете?

   Молодой дѣтина скинулъ фуражку.

   - Теперь скажите, любезный другъ,- продолжалъ м-ръ Уэллеръ,- зачѣмъ вамъ понадобился этотъ Самуэль?

   - Меня послалъ къ нему старый джентльменъ.

   - Какой?

   - Тотъ, что ѣздитъ на дилижансахъ въ Ипсвичь и останавливается на нашемъ дворѣ,- отвѣчалъ молодой дѣтина.- Вчера поутру онъ велѣлъ мнѣ забѣжать въ гостиницу "Коршуна и Джорджа", и спросить Самуэля.

   - Это мой родитель, сударыня,- сказалъ м-ръ Уэллеръ, обращаясь съ пояснительнымъ видомъ къ молодой леди за буфетомъ.- Ну, еще что, молодой барсукъ?

   - A еще нынче въ шесть часовъ пожалуйте въ наше заведен³е, такъ какъ старый джентльменъ желаетъ васъ видѣть,- отвѣчалъ дѣтина.

   - Какое же это заведен³е?

   - Трактиръ "Голубой дикобразъ" на Леденгольскомъ рынкѣ. Угодно вамъ придти?

   - Очень можетъ быть, что и приду,- отвѣчалъ Самуэль.

   Молодой дѣтина поклонился, надѣлъ фуражку и ушелъ.

   М-ръ Уэллеръ выхлопоталъ безъ труда позволен³е отлучиться, такъ какъ господинъ его, погруженный мыслью въ созерцан³е коловратности человѣческихъ судебъ, желалъ остаться наединѣ весь этотъ вечеръ. Времени оставалось еще вдоволь до назначеннаго срока, и м-ръ Уэллеръ не имѣлъ никакой надобности торопиться на свиданье со своимъ почтеннымъ отцомъ. Онъ шелъ медленно, переваливаясь съ боку на бокъ и оглядываясь во всѣ стороны съ великимъ комфортомъ наблюдателя человѣческой природы, который вездѣ и во всемъ отыскиваетъ предметы, достойные своей просвѣщенной любознательности. Такъ бродилъ онъ около часа, повидимому, безъ всякой опредѣленной цѣли; но, наконецъ, вниман³е его обратилось на картины и эстампы, выставленные въ окнахъ одного магазина. Самуэль ударилъ себя по лбу, и воскликнулъ съ не-обыкновенною живостью:

   - Какой же я пентюхъ, чортъ побери! Вѣдь забылъ, такъ-таки рѣшительно забылъ! Хорошо, что еще не поздно!

   Въ то время какъ онъ говорилъ такимъ образомъ, глаза его были устремлены на картину, изображавшую два человѣческ³я сердца, пронзенныя одной стрѣлою. Крылатый купидонъ, пустивш³й стрѣлу, порхалъ надъ головами юноши и дѣвы, которые, между тѣмъ, грѣлись y печки и готовили роскошный ужинъ. На заднемъ планѣ яркими красками обрисовывалась фигура дряхлой старухи, смѣявшейся изподтишка надъ молодыми людьми. Всѣ эти сюжеты, взятые вмѣстѣ, составляли такъ называемую "Валентину", то-есть подарокъ въ день Валентина, рекомендовавш³йся молодымъ людямъ, если кто-нибудь изъ нихъ желалъ запастись такою драгоцѣнностью на четырнадцатое февраля. Объявлен³е, прибитое къ окну магазина, извѣщало почтеннѣйшую публику, что так³я валентины продаются здѣсь въ безчисленномъ количествѣ по одному шиллингу и шести пенсовъ за штуку.

   - Ну, признаюсь,- повторилъ Самуэль,- быть бы мнѣ въ дуракахъ, если бы не эта картина. Забылъ, совсѣмъ забылъ!

   Продолжая разсуждать съ самимъ собою, онъ быстро вошелъ въ магазинъ и потребовалъ листъ самой лучшей золотообрѣзной бумаги и стальное остроконечное перо, за которое хозяинъ могъ бы поручиться, что оно не будетъ брызгать. Снабдивъ себя этими принадлежностями, онъ отправился скорымъ шагомъ на Леденгольск³й рынокъ, не дѣлая уже въ продолжен³е своего пути никакихъ дальнѣйшихъ наблюден³й. Чрезъ четверть часа онъ увидѣлъ на воротахъ одного здан³я огромную мѣдную бляху, гдѣ рука художника изобразила отдаленное подоб³е лазореваго слона, съ орлинымъ носомъ вмѣсто хобота. Разсчитывая не безъ основан³я, что это и долженъ быть самъ "Голубой дикобразъ", м-ръ Уэллеръ вошелъ въ трактиръ и спросилъ, здѣсь-ли его почтенный родитель.

   - Нѣтъ еще; онъ долженъ быть здѣсь черезъ часъ съ небольшимъ,- сказала молодая женщина, управлявшая хозяйствомъ "Голубого дикобраза".

   - Очень хорошо, сударыия,- отвѣчалъ Самуэль.- Прикажите мнѣ дать полбутылки коньяку, тепловатой водицы кружку, да еще чернильницу съ хорошими чернилами. Слышите?

   Отдавъ это приказан³е, Самуэль Уэллеръ засѣлъ въ особую каморку, куда немедленно принесли ему и тепловатую водицу, и коньякъ, и оловянную чернильницу съ песочницей изъ такого же металла. Первымъ его дѣломъ было расчистить маленьк³й столикъ передъ печкой, такъ, чтобы не осталось на немъ ни малѣйшихъ слѣдовъ хлѣба или соли. Потомъ онъ бережно развернулъ золотообрѣзную бумагу, осмотрѣлъ перо, попробовалъ его на своемъ ногтѣ, засучилъ обшлага своихъ рукавовъ, согнулъ локти и приготовился писать.

   Дѣло извѣстное, что начертан³е письма - трудъ весьма не легк³й для тѣхъ людей, которые не имѣютъ постоянной привычки обращаться практически съ перьями и бумагой. Теор³я калиграф³и, которой они придерживаются, необходимо требуетъ, чтобы писецъ склонилъ свою голову на лѣвую сторону, привелъ свои глаза по возможности въ уровень съ самой бумагой, и складывалъ напередъ своимъ языкомъ буквы каждаго слова, выводимаго перомъ. Всѣ эти способы, безспорно, содѣйствуютъ весьма много къ составлен³ю оригинальныхъ произведен³й, но за то, въ нѣкоторой степени, замедляютъ успѣхъ писца, и Самуэль Уэллеръ провелъ болѣе часа надъ своимъ маленькимъ послан³емъ, не смотря на то, что планъ былъ заранѣе составленъ въ его умной головѣ. Онъ вымарывалъ, призадумывался, зачеркивалъ, писалъ снова и ставилъ огромныя точки среди самыхъ словъ, такъ что смыслъ ихъ, нѣкоторымъ образомъ, исчезалъ въ обильномъ количествѣ чернилъ. При всемъ томъ, дѣло уже подвигалось къ концу, когда дверь отворилась и на порогѣ каморки появилась дюжая фигура старика.

   - Здравствуй, Самми,- сказалъ старецъ.

   - Здрав³я желаемъ, старичина,- отвѣчалъ Самуэль, укладывая свое перо.- Ну, что, какъ поживаетъ мачиха?

   - Такъ же, какъ и прежде. Ночь провела спокойно; - но поутру принялась опять блажить, какъ будто окормили ее дурманомъ,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ старш³й.

   - Стало быть, ей не лучше?- спросилъ Самуэль.

   - Хуже, любезный другъ,- отвѣчалъ отецъ, покачивая головой.- A ты что подѣлываешь, Самми?

   - Было дѣльцо, да покончилъ,- сказалъ Самуэль, запинаясь немного.- Я писалъ.

   - Это я вижу,- возразилъ старикъ.- Къ кому бы это?

   - Угадай самъ, почтеннѣйш³й.

   - Не къ женщинѣ какой-нибудь, я надѣюсь?

   - Почему же и не къ женщинѣ?- возразилъ Самуэль.- Завтра Валентиновъ день, и я, съ твоего позволен³я, пишу привѣтств³е своей Валентинѣ.

   - Что?- воскликнулъ м-ръ Уэллеръ, пораженный очевиднымъ ужасомъ при этомъ словѣ.

   - Привѣтств³е къ Валентинѣ,- что ты вытаращилъ глаза, старичина?

   - Эхъ, ты, Самми, Самми!- сказалъ м-ръ Уэллеръ тономъ упрека.- Не думалъ я, не ожидалъ и не гадалъ. Сколько разъ отецъ твой толковалъ о порочныхъ наклонностяхъ молодыхъ людей? Сколько разъ я трезвонилъ тебѣ по цѣлымъ часамъ, желая вдолбить въ глупую твою голову, что такое есть женщина на бѣломъ свѣтѣ! Сколько разъ старался запугать тебя примѣромъ твоей безпардонной мачихи! Ничего не пошло въ прокъ, и ты глупишь по-прежнему, какъ безсмысленный младенецъ. Вотъ тутъ и воспитывай своихъ дѣтей! Эхъ, Самми, Самми!

   Эти размышлен³я, очевидно, залегли тяжелымъ бременемъ на чувствительную душу добраго старца. Онъ поднесъ къ губамъ стаканъ своего сына и выпилъ его залпомъ.

   - Чего-жъ ты раскудахтался, старикъ?- спросилъ Самуэль.

   - Да, любезный, плохо тутъ кудахтать на старости лѣтъ, когда, такъ сказать, единственный сынъ, единственное дѣтище готовится пепломъ убѣлить сѣдую твою голову и свести тебя до преждевременной могилы. Эхъ, Самми, Самми!

   - Ты никакъ съ ума рехнулся, старичина!

   - Какъ тутъ не рехнуться, когда тащитъ тебя въ западню какая-нибудь кокетница, a ты себѣ и въ усъ не дуешь! Ужъ если рѣчь пойдетъ о твоей женитьбѣ, я долженъ вырыть себѣ заживо могилу и растянуться во весь ростъ. Пропалъ ты, дурень, охъ, пропалъ ни за грошъ!

   - Успокойся, почтенный родитель: я не женюсь, если ты не дашь особыхъ разрѣшен³й. Велика лучше подать себѣ трубку, a я прочитаю тебѣ письмецо. Ты вѣдь дока насчетъ этихъ вещей.

   Успокоенный какъ этимъ отвѣтомъ, такъ и перспективой насладиться сосан³емъ трубки, м-ръ Уэллеръ позвонилъ и, въ ожидан³и трубки, скинулъ съ себя верхн³й сюртукъ, затѣмъ, прислонившись спиною къ камину, выпилъ еще стаканъ пунша и, повторивъ нѣсколько разъ утѣшительныя для родительскаго сердца слова сына, онъ обратилъ на него пристальные взоры и сказалъ громкимъ голосомъ:

   - Катай, Самми!

   Самуэль обмакнулъ перо въ чернильницу, чтобы дѣлать исправлен³я по замѣчан³ямъ своего отца, и началъ съ театральнымъ эффектомъ:

   - "Возлюбленное ..."

   - Постой!- воскликнулъ м-ръ Уэллеръ старш³й, дернувъ за колокольчикъ.

   Въ комнату вбѣжала служанка.

   - Два стакана и бутылку утѣшительнаго съ перцомъ!

   - Очень хорошо, м-ръ Уэллеръ.

   И черезъ минуту трактирная дѣвушка воротилась съ утѣшительной влагой.

   - Здѣсь, я вижу, знаютъ всѣ твои свычаи и обычаи,- замѣтилъ Самуэль.

   - Какъ же, любезный, я бывалъ здѣсь на своемъ вѣку,- отвѣчалъ старикъ.- Отваливай, Самми!

   - "Возлюбленное создан³е",- повторилъ Самуэль.

   - Да это не стихи, я надѣюсь?- спросилъ отецъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ,- отвѣчалъ Самуэль.

   - Очень радъ слышать это,- сказалъ м-ръ Уэллеръ.- Поэз³я - вещь неестественная, мой милый. Никто не говоритъ стихами, кромѣ развѣ какихъ-нибудь фигляровъ, передъ тѣмъ, какъ они начинаютъ выдѣлывать разныя штуки передь глупой чернью, да еще развѣ мальчишки кричатъ на стихотворный ладъ, когда продаютъ ваксу или макасарское масло. Порядочный джентльменъ долженъ презирать стихи, любезный другъ.- Ну, отчаливай.

   И, высказавъ эту сентенц³ю, м-ръ Уэллеръ закурилъ трубку съ критической торжественностью. Самуэль продолжалъ:

   - "Возлюбленное создан³е, я чувствую себя просверленнымъ ..."

   - Нехорошо, мой другъ,- сказалъ м-ръ Уэллеръ, выпуская облака.- Какой демонъ просверлилъ тебя?

   - Нѣтъ, я ошибся,- замѣтилъ Самуэль, поднося къ свѣту свое письмо.- "Пристыженнымъ" надо читать, да только тутъ заляпано чернилами.- "Я чувствую себя пристыженнымъ".

   - Очень хорошо, дружище. Откачивай дальше.

   - "Чувствую себя пристыженнымъ и совершенно окон...- Чортъ знаетъ, что тутъ такое вышло,- проговорилъ Самуэль, напрасно стараясь разобрать каракульки на своей бумагѣ.

   - Всмотрись хорошенько, мой милый,- сказалъ отецъ.

   - Всматриваюсь, да ничего не разберу. Чернила, должно быть, гадк³я. Вотъ только и осталось, что "н", да "м", да еще "ъ".

   - Должно быть - "оконченнымъ",- " подсказалъ м-ръ Уэллеръ.

   - Нѣтъ, не то,- возразилъ Самуэль.- "Оконтуженнымъ".- Вотъ такъ!

   - Ну, это не совсѣмъ ловко.

   - Ты думаешь?

   - Никуда не годится. Стыдъ съ контуз³ей не склеится,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ глубокомысленнымъ тономъ.

   - Чѣмъ же мнѣ замѣнить это слово?

   - Чѣмъ-нибудь по-нѣжнѣе ... Вотъ увидимъ,- сказалъ м-ръ Уэллеръ, послѣ минутнаго молчан³я.- Откалывай, Самми!

   - "Я чувствую себя пристыженнымъ и совершенно оконтуженнымъ ..."

   - Постой, постой, дружище!- прервалъ старецъ, бросая свою трубку.- Поправь - "о_к_о_н_ф_у_ж_е_н_н_ы_м_ъ" - это будетъ поделикатнѣй.

   - Оно и правда: стыдъ и конфуз³я всегда сольются,- отвѣчалъ почтительный сынъ, дѣлая поправку.

   - Всегда слушайся меня, мой другъ,- отецъ не научитъ дурному свое единственное дѣтище.- Отмахни теперь все сначала.

   - "Возлюбленное создан³е, я чувствую себя пристыженнымъ и совершенно оконфуженнымъ, сбитымъ съ панталыка, когда теперь обращаюсь къ вамъ, потому что вы прехорошенькая дѣвчоночка и вотъ все что я скажу".

   - Изрядно, мой другъ, то есть, скажу я тебѣ, это просто - деликатесъ, мой другъ,- замѣтилъ м-ръ Уэллеръ старш³й, выпуская прегустое облако дыма изъ своего рта.

   - Я ужъ и самъ вижу, что это недурно,- сказалъ Самуэль, обрадованный родительскимъ комплиментомъ.

   - И что мнѣ особенно нравится, дружище, такъ это колоритъ, складъ, т. е. простая и естественная сбруя всѣхъ этихъ словъ,- сказалъ м-ръ Уэллеръ старш³й.- Иной бы здѣсь наквасилъ какихъ нибудь Венеръ, Юнонъ, или другой какой-нибудь дряни, a ты просто рѣжешь правду - и хорошо, другъ мой, очень хорошо. Къ чему пристало называть Венерами всѣхъ этихъ дѣвчонокъ?

   - Я тоже думаю, отче,- отвѣчалъ Самуэль.

   - И справедливо думаешь, мой сынъ. Вѣдь послѣ этого, пожалуй, дойдешь до того, что какую-нибудь дѣвчонку станешь называть единорогомъ, львицей, волчицей или какимъ-нибудь изъ этихъ животныхъ, что показываютъ въ звѣринцахъ.

   - Правда твоя, отче, правда.

   - Ну, теперь наяривай дальше, мой другъ.

   Самуэль вооружился опять своимъ листомъ, между тѣмъ, какъ отецъ, отъ полноты сердечнаго восторга, затянулся вдругъ три раза, причемъ лицо его одновременно выражало снисходительность и мудрость. Картина была назидательная.

   - "Передъ тѣмъ какъ тебя увидѣть, мнѣ казалось что всѣ женщины равны между собою".

   - Да такъ оно и есть: всѣ женщины равны,- замѣтилъ м-ръ Уэллеръ старш³й, не придавая, впрочемъ, особенной важности этому замѣчан³ю.

   Самуэль, не отрывая глазъ отъ бумаги продолжалъ:

   - "Но теперь я вижу, что я судилъ тогда какъ мокрая курица, потому что вы, мой сладеньк³й кусочекъ, ни на кого не похожи и я люблю васъ больше всего на свѣтѣ".

   - Тутъ я немножко пересолилъ, старичина,- сказалъ Самуэль,- потому что соль, видишь ты, подбавляетъ смака въ этихъ вещахъ.

   М-ръ Уэллеръ сдѣлалъ одобрительный кивокъ. Самуэль продолжалъ:

   - "Поэтому ужъ я, милая Мери, пользуюсь привилег³ей этого дня,- какъ говаривалъ одинъ джентльменъ, возвращаясь въ воскресенье домой изъ долговой тюрьмы,- и скажу вамъ, что, лишь только я увидѣлъ васъ первый и единственный разъ, подоб³е ваше запечатлѣлось въ моемъ сердцѣ самыми яркими красками и несравненно скорѣе, нежели рисуются портреты на новоизобрѣтенной машинѣ,- можетъ быть, вы слышали объ этомъ, милая Мери: портретъ и съ рамкой, и стекломъ, и съ гвоздемъ, гдѣ повѣсить рамку, новая машина мастачитъ только въ двѣ минуты съ четвертью, a сердце мое обрисовало вашъ образъ, милая Мери, и того скорѣе".

   - Ну, вотъ ужъ это, кажись, смахиваетъ на поэз³ю, Самми,- сказалъ м-ръ Уэллеръ старш³й сомнительнымъ тономъ.

   - Нѣтъ, отче, не смахиваетъ,- отвѣчалъ Самуэль, продолжая читать скорѣе для отклонен³я дальнѣйшихъ возражен³й.

   - "И такъ, милая моя Мери, возьмите меня Валентиномъ на этотъ годъ и подумайте обо всемъ, что я сказалъ вамъ. Милая моя Мери, я кончилъ и больше ничего не знаю".

   - Вотъ и все!- сказалъ Самуэль.

   - Не слишкомъ-ли круто перегнулъ, мой другъ,- спросилъ м-ръ Уэллеръ старш³й.

   - Ни, ни, ни на волосъ,- отвѣчалъ Самуэль.- Она пожелаетъ узнать больше, a вотъ тутъ закорючка. Въ этомъ-то и состоитъ, отче, искусство оканчивать письма на приличномъ мѣстѣ.

   - Похвальное искусство! Не мѣшало бы твоей мачихѣ поучиться, гдѣ и какъ благоразумная леди должна оканчивать свой разговоръ. Какъ же ты подписался, сынъ мой?

   - Это дѣло мудреное, старикъ,- я не знаю какъ подписаться.

   - Подмахни - "Уэллеръ", и больше ничего,- отвѣчалъ старш³й владѣлецъ фамил³и.

   - Не годится,- возразилъ Самуэль.- На валентинахъ никогда не подписываются собственнымъ именемъ.

   - Ну,такъ нарисуй: "Пикквикъ". Это хорошее имя.

   - Я то же думаю. Да только тутъ надобно отче, оттрезвонить какимъ-нибудь приличнымъ стишкомъ, иначе не соблюдена будетъ форма валентины.

   - Не люблю я это, Самми,- возразилъ м-ръ Уэллеръ старш³й.- Ни одинъ порядочный ямщикъ, сколько я знаю, не занимался поэз³ей, мой другъ, кромѣ развѣ одного, который настрочилъ дюжину стиховъ вечеромъ, наканунѣ того дня, какъ повѣсили его за воровство.

   Но Самуэль непремѣнно хотѣлъ поставить на своемъ. Долго онъ грызъ перо, придумывая тему, и, наконецъ, подмахнулъ такимъ образомъ:

  

             "Вашей ножки черевикъ.

                       Пикквикъ".

  

   Затѣмъ онъ сложилъ письмо какимъ-то особеннымъ, чрезвычайно многосложнымъ манеромъ, запечаталъ и надписалъ слѣдующ³й адресъ:

  

   Когда такимъ образомъ кончено было это важное занят³е, м-ръ Уэллеръ старш³й приступилъ къ тому дѣлу, за которымъ собственно призвалъ своего сына.

   - Поговоримъ прежде всего о твоемъ старшинѣ, Самми,- сказалъ м-ръ Уэллеръ.- Вѣдь завтра поведутъ его на судъ, если не ошибаюсь?

   Самуэль отвѣчалъ утвердительно.

   - Очень хорошо,- продолжалъ старикъ.- Ему, конечно, понадобятся посторонн³е свидѣтели для защиты своего лица и дѣла, или, можетъ быть, онъ станетъ доказывать alibi {Alibi - юридическ³й терминъ. Когда обвиняютъ кого въ извѣстномъ преступлен³и и тотъ, оправдывая себя, утверждаетъ, что онъ во время совершен³я преступлен³я находился совершенно въ другомъ мѣстѣ (alibi), тогда говорятъ, что подсудимый доказываетъ alibi.}. Долго я думалъ обо всѣхъ этихъ вещахъ, и мнѣ сдается, любезный другъ, что старшина твой можетъ отвиляться, если будетъ уменъ. Я подговорилъ здѣсь кой-какихъ пр³ятелей, которые, пожалуй, полѣзутъ на стѣну, если потребуетъ необходимость; но всего лучше, по моему мнѣн³ю, опираться на это alibi. Нѣтъ аргументац³и сильнѣе alibi, повѣрь моей продолжительной опытности, Самми.

   Высказавъ это юридическое мнѣн³е, старикъ погрузилъ свой носъ въ стаканъ, подмигивая между тѣмъ своему изумленному сыну.

   - Вѣдь это дѣло не уголовное, старичина,- возразилъ Самуэль.

   - A какая нужда? Alibi пригодится и на спец³альномъ судѣ присяжныхъ, мой милый,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ старш³й, обнаруживая въ самомъ дѣлѣ значительную опытность въ юридическихъ дѣлахъ.- Слыхалъ ты про Томми Вильдспарка?

   - Нѣтъ.

   - Ну, такъ я тебѣ скажу по секрету, что его одинъ разъ судили за что-то. Что-жъ ты думаешь? Когда всѣ мы, въ качествѣ постороннихъ свидѣтелей, уперлись на это alibi, такъ всѣ эти парики разинули рты и развѣсили уши. Томми отвертѣлся отъ висѣлицы и былъ оправданъ. Поэтому, я скажу тебѣ, любезный другъ, что если старшина твой не упрется на это alibi, такъ и пиши - все пропало!

   - Нѣтъ, отче, старшина мой не таковск³й человѣкъ, чтобъ вилять кривыми закоулками въ правомъ дѣлѣ. Къ тому же есть свидѣтели, которые видѣли, какъ онъ обнималъ эту старуху.

   - Кто эти свидѣтели?

   - Его собственные друзья.

   - И прекрасно. Стало быть, имъ ничего не стоитъ отпереться.

   - Этого они не сдѣлаютъ.

   - Отчего?

   - Оттого, что они считаютъ себя честными людьми.

   - Всѣ вы дураки, я вижу,- сказалъ м-ръ Уэллеръ энергическимъ тономъ.- Дуракъ на дуракѣ ѣдетъ и дуракомъ погоняетъ.

   Вмѣсто всякихъ возражен³й, Самуэль предложилъ старику новый стаканъ пунша. Когда они чокнулись и выпили, разговоръ самъ собою склонился на друг³е предметы.

   - Зачѣмъ же ты еще призвалъ меня, отче?- спросилъ Самуэль.

   - По дѣлу домашняго благочин³я, Самми,- сказалъ м-ръ Уэллеръ.- Помнишь ты этого Стиджинса?

   - Красноносаго толстяка? Очень помню.

   - Ну, такъ вотъ видишь ли,- продолжалъ старикъ,- этотъ красноносый толстякъ, Самми, навѣщаетъ твою мачиху съ безпримѣрнымъ постоянствомъ и неслыханною ревностью. Онъ такой закадычный другъ нашего семейства, что и въ разлукѣ съ нами всегда оставляетъ y себя что-нибудь на память о насъ.

   - Будь я на твоемъ мѣстѣ, старичина,- прервалъ Самуэль,- я поднесъ бы ему на память такую вещицу, которой онъ не забылъ бы въ десять лѣтъ.

   - Погоди, я еще не кончилъ,- сказалъ м-ръ Уэллеръ.- Съ нѣкотораго времени онъ завелъ обычай приносить съ собою плоскую бутылочку въ полдюжины стакановъ, и мачиха твоя каждый разъ передъ его уходомъ наполняетъ ее ананасовымъ ромомъ.

   - И онъ вытягиваетъ этотъ пуншикъ до своего возвращен³я назадъ?

   - Весь дочиста, мой милый, такъ что въ бутылкѣ ничего не остается, кромѣ спиртуознаго запаха и пробки,- на это онъ молодецъ. Но дѣло вотъ въ чемъ, другъ мой Самми,- сегодня вечеромъ всѣ эти теплые ребята собираются на мѣсячную сходку въ Кирпичный переулокъ, гдѣ y нихъ, видишь ты, основано такъ называемое "Общество соединенныхъ друзей воздержан³я, трезвости и умѣренности". Мачиха твоя тоже хотѣла было идти; но y ней, къ счаст³ю, сдѣлалась ломота въ спинѣ, и она остается дома. A я, другъ мой Самми, перехватилъ два билетика, которые были отправлены къ ней. Сообщивъ этотъ секретъ, м-ръ Уэллеръ старш³й замигалъ и заморгалъ на своего сына съ такимъ неутомимымъ усерд³емъ, что Самуэль остолбенѣлъ и ему показалось даже, что съ правымъ глазомъ его родителя сдѣлался извѣстный лошадиный припадокъ, въ родѣ tic douloureux.

   - Что дальше?- спросилъ Самуэль.

   - А дальше вотъ что, мой милый,- отвѣчалъ почтенный родитель, оглядываясь изъ предосторожности назадъ,- мы отправимся къ нимъ съ тобой вмѣстѣ, въ назначенный часъ, такъ, чтобъ не опоздать ни минутой. A этотъ ихъ набольш³й, Самми, жирный толстякъ, то-есть, подоспѣетъ не слишкомъ скоро.

   Здѣсь м-ръ Уэллеръ старш³й заморгалъ опять и разразился мало-по-малу такимъ отчаяннымъ хохотомъ, который казался едва выносимымъ для старика шестидесяти лѣтъ.

   - Ну, исполать тебѣ, старый богатырь!- воскликнулъ Самуэль, растирая спину старика, чтобъ сообщить правильную циркуляц³ю его крови.- Отчего ты такъ закатился, старина?

   - Тсъ! Помалкивай, Самми,- сказалъ м-ръ Уэллеръ, озираясь вокругъ съ видимымъ безпокойствомъ и стараясь говорить потихоньку, почти шопотомъ.- Есть y меня два пр³ятеля, что работаютъ на оксфордской дорогѣ,- чудовые ребята, способные на всѣ руки. Они пригласили этого толстяка, Самми, къ своей трапезѣ съ тѣмъ, чтобъ угобзить его хлѣбомъ да солью, a пуще всего горячей водицей съ ромомъ, и вотъ, когда онъ пойдетъ въ это общество воздержан³я и трезвости,- a пойдетъ онъ непремѣнно, потому что ребята поведутъ его подъ руки и втолкнутъ насильно въ дверь, если будетъ нужно,- такъ выйдетъ такая потѣха, что ты пальчики оближешь себѣ, другъ мой Самми, умная ты головушка!

   Съ этими словами м-ръ Уэллеръ старш³й разразился опять такимъ неумѣреннымъ хохотомъ, что почтительный сынъ еще разъ долженъ былъ повторить операц³ю трен³я родительской спины.

   Нѣтъ надобности говорить, что отцовск³й планъ пришелся какъ нельзя больше по мыслямъ и чувствамъ Самуэля и онъ взялся, съ великою охотою, содѣйствовать благому намѣрен³ю сорвать маску съ ханжи и лицемѣра. Такъ какъ было уже довольно поздно и приближался часъ, назначенный для митинга, то отецъ и сынъ поспѣшили отправиться въ Кирпичный переулокъ. По дорогѣ Самуэль забѣжалъ на минуту въ почтовую контору, чтобъ отдать письмо.

   Ежемѣсячныя сходки, или митинги, "Кирпичнопереулочнаго общества соединенныхъ друзей воздержан³я, трезвости и умѣренности" производились въ большой залѣ, гиг³енически расположенной въ третьемъ этажѣ одного комфортабельнаго здан³я. Президентомъ общества былъ нѣкто Антонъ Гоммъ, преподаватель ариѳметики и нравственной философ³и, въ приходскихъ школахъ; секретаремъ былъ господинъ ²она Моджъ, содержатель мелочной лавки, продававш³й чай и сахаръ своимъ почтеннымъ сочленамъ. Передъ началомъ обычныхъ занят³й, дамы сидѣли на скамейкахъ и кушали чай со сливками и кренделями. Передъ однимъ изъ оконъ залы стоялъ столикъ, накрытый зеленымъ сукномъ, и на столикѣ стояла запечатанная кружка, куда доброхотные датели сыпали мелкую монету въ пользу бѣднѣйшихъ сочленовъ. Секретарь, сидѣвш³й за столикомъ, улыбался и кивалъ головою каждый разъ, когда какая-нибудь леди подходила къ кружкѣ съ приличной благостынею въ рукахъ.

   Всѣ женщины на этотъ разъ истребляли чай и крендели безъ всякаго милосерд³я и пощады, къ великому ужасу старика Уэллера, который, несмотря на толчки и предостерегательные знаки Самуэля, озирался во всѣ стороны съ выражен³емъ очевиднѣйшаго изумлен³я на своемъ лицѣ.

   - Самми, другъ мой,- шепталъ м-ръ Уэл³еръ,- если всѣмъ этимъ бабамъ не нужно будетъ завтра вьщѣдить по фунту крови, то не называй меня своимъ отцомъ,- вотъ все, что я скажу. Эта старуха, что сидитъ подлѣ меня, отхватываетъ, кажись, тринадцатую чашку. Лопнетъ, мой другъ, ей Богу лопнетъ.

   - Замолчи, пожалуйста,- пробормоталъ Самуэль.

   - Самми,- шепнулъ м-ръ Уэллеръ послѣ минутнаго молчан³я,- помяни мое слово, мой другъ: если этотъ секретарь сожретъ еще два-три бутерброда, черезъ пять минутъ его хлопнетъ параличъ, или я больше не отецъ твой.

   - Молчи, старикъ. Какая тебѣ нужда?

   - Послушай, однакожъ, другъ мой Самми,- если они черезъ пять минутъ не прекратятъ этой потѣхи, я принужденъ буду, изъ любви къ человѣчеству, перебить y нихъ всѣ чашки и стаканы. Вотъ эта молодая женщина, что сидитъ на передней скамейкѣ, проглотила полторы дюжины чашекъ. Смотри, смотри, y ней ужъ и глаза закатываются подъ лобъ.