Мережковский Дмитрий Сергеевич - Иисус неизвестный

ного Христа, но и Земного Иисуса, узнать его, наконец, во плоти, то есть поверить в Богочеловека, начать жить по Христу. Таким образом, Мережковский, стремясь повернуть человечество к своему Иисусу Неизвестному, предпринимает, как ему представляется, грандиозную попытку спасти христианство, а с ним весь мир.

   В книге "Иисус Неизвестный" автор сумел наиболее полно отразить идейное содержание и логическую форму своей концепции Третьего Завета.

   Концепция Третьего Завета (восходящая к учению Иоахима Флорского {Согласно его учению, трем лицам христианской Троицы соответствуют три эры, последняя из которых будет царством Святого Духа, т. е. вечной справедливости, мира и правды.} и отдельным положениям средневековой патристики) многоаспектна по своему содержанию. Мережковский развивает свою теорию, отталкиваясь от критики исторического христианства, в основу которого, по его мнению, заложен дуализм духа и плоти, добра и зла, светлого и темного как равных и противоположных начал мироздания. Логика дуализма исторического христианства приводит, как он полагает, к приданию злу субстанциального характера, губительная мощь которого начинает ограничивать силу Бога. Понятно, что в этом случае "оправдание" Творца в качестве "начала и конца мира", где зло есть лишь частный случай добра, не может состояться.

   Такое ограничительное понимание могущества Бога кроется, по Мережковскому, не в онтологической двойственности человеческой природы, также располагающей к дуалистическому восприятию мира, а прежде всего в том, что первоначально человечеству были доступны лишь два Лика Бога. Преодоление такого метафизического дуализма Мережковский усматривает в мистическом раскрытии учения о Божественной Троице. В троичности, по его мнению, не только замиряется двойственность в третьем Лике Бога, но фактически является Единое в Двух, Два становятся Единым и в христианской религии вновь обретается абсолютная мощь Творца.

   По-своему осмысливая учение о Божественной Троице ("тайны Трех"), стремясь открыть человечеству подлинно религиозный смысл Бога, мира и человека, Мережковский находит путь к спасению в исполнении трех Заветов (то есть тех отношений между Богом и человеком, которые заключаются в попечении Бога о человеке и в обязанностях последнего по отношению к Богу).

   Раскрывая диалектическую взаимосвязь Заветов и определяя их как любовь, захватывающую мир, мыслитель видит в их последовательной смене друг другом реально осуществляющуюся, но все же потенциально скрытую возможность спасения: "...глубока любовь Отца, а любовь Сына глубже; глубока любовь Сына, а еще глубже любовь Матери. Отец не спас, Сын не спасет - спасет Мать" {Мережковский Д. Тайна Трех: Египет и Вавилон. С. 364.}. Как полагает Мережковский, Завет Сына (Новый Завет), противореча и противоборствуя Завету Отца (Ветхому Завету), не отменяет последнего, а парадоксальным образом развивает его. Противоречивое единство Заветов имеет своим следствием два результата. С одной стороны, их противоборство ведет к уничтожению друг друга и установлению Царства Антихриста. Однако, с другой - между Отчим и Сыновним Заветами выявляется глубинная онтологическая связь, делающая возможным и необходимым установление Третьего Завета - Духа-Матери, где два первых согласуются и Царство Божие становится реальным фактом.

   С позиций Триединства Мережковский обосновывает возможность и необходимость существования Божественного Общества, что находит свое символическое воплощение в раскрываемой им "тайне Трех". Один Лик Триединства соответствует, по Мережковскому, божественной человеческой личности - первичной единице Царства Божия. Наличие двух Ликов Божества отражается в "мистике Пола", где половые отношеня понимаются им как человеко- и богопознание ("святое сладострастие"). Появление божественной человеческой личности (исполнение тайны Одного), знаменующее собой утверждение "Святой Плоти", освя-щенности половых отношений (исполнение тайны Двух), ведет к исполнению тайны Трех - установлению Божественного Общества, Царства Божия. Органическая соединенность Святого Духа и Святой Плоти предполагает, по Мережковскому, восприятие третьего Лика Бога как Дух-Матерь, что позволяет перейти, как он полагает, от "мертвого догмата" исторического христианства, где в триипостасности отсутствует Мать и Сын, рождаясь без Матери, как бы вовсе не рождается, к живому откровению. Таким образом, в соответствии с пониманием Мережковского три Лика Бога (Отец, Сын, Дух-Матерь) являются основой грядущего Царства Божия, в котором Плоть уравнивается в правах с Духом, устраняя тем самым извечный их дуализм.

   Центральным идейным компонентом, психологическим стержнем и нервом концепции Третьего Завета является эсхатологизм Мережковского, его философия Конца. Как он полагает, эсхатология, возведенная им в ранг метода религиозно-исторического познания, вводит всемирную историю в сферу вечности, а не времени, что позволяет выявить границы ее существования. В этой связи он резко критикует теорию прогресса, в основе которой, по его мнению, лежит ложная аксиома благой бесконечности бытия мира и которая за последние пять-шесть веков (эпоха Возрождения, Реформации, революций) сумела погасить исходящий от Христа религиозный свет.

   Рассматривая развитие истории с позиции своего эсхатологиз-ма, Мережковский делит ее на три этапа, связывая их с существованием трех человечеств: первого (допотопного), погибшего от Воды, второго (послепотопного), которое погибнет от Огня, и третьего, идущего вслед за вторым, которое возродится в Духе. Современный мир, по Мережковскому, никогда еще в истории второго человечества не стоял так близко к Концу, как сейчас; предсказываемая им скорая гибель Европы ("христианской всемирности) если и не будет концом человечества, то станет знамением Конца. Безрелигиозность, зияющая пустота "слишком благополучного христианства", являясь, с одной стороны, низшей точкой падения второго человечества, с другой - есть необходимое условие его будущего воскресения. В этом смысле, утверждает Мережковский, современные люди, люди Конца, как никогда близко находятся к пониманию Иисуса Неизвестного.

   Гибель человечества, по Мережковскому, непосредственным образом связана с влиянием дьявола всемирной истории, Антихристом. Дьявол - человек во плоти и крови, такое же историческое лицо, как и Христос, отражая в ложном подобии существо и Троичность Божеского лица и осуществляя тем самым величайший соблазн, стремится расколоть и удвоить Божественное Единство Троицы, сделать себя равным Богу ("два Бога"), внести в мир бесконечность дуализма. Современное человечество, по Мережковскому, оказалось во власти дьявольского прельщения именно потому, что видело в Антихристе лишь легенду прошлых веков, а не реальную грозную действительность. Однако, как он полагает, расколоть мир и противопоставить Христу заблудшее человечество дьяволу удается лишь во времени, но не в вечности, так как люди Конца, как никто за две тысячи лет христианства, могут и должны отчетливо увидеть лицо Врага.

   Основное противоречие между Христом и христианством Мережковский усматривает в понимании царства Божия. Убыль эсхатологии в христианстве, болезнь "кажения" (восприятие Бога и дьявола как миф) привели, по его мнению, к потере им религиозного опыта о нерасторжимом единстве Бога и мира, к разделению земного и небесного, плотского и духовного, Отчего и Сыновнего; царство Божие стало восприниматься не физически-плотски, а метафизически, исключительно как царство небесное, что означало умертвление Евангелия и новое распятие Христа. Но для Мережковского историческое христианство есть также необходимый этап в переходе к христианству апокалипсическому. Царство Божие, с его точки зрения, существуя в вечности, совершается также во времени и истории, в нем происходит взаимодействие двух сил - человеческой, постепенной, и Божеской, внезапной. Церковь второго пришествия чудесным образом соединена с церковью первого пришествия, апокалипсическое христианство примет все предания, таинства и откровения исторического христианства. Таким образом, Третий Завет Мережковского исполняется в исторически-реальном, небесно-земном и духовно-плотском царстве Божьем - воплощении Третьей Божеской Ипостаси (Святого Духа-Матери). Это будет означать также образование на этапе Третьего Завета единой Вселенской Церкви Богочеловечества, где, по убеждению Мережковского, совершится неизвестная Евхаристия Иисуса Неизвестного и каждая отдельная личность станет реально частью тела Христова и победит смерть физически.

   Книгу "Иисус Неизвестный" можно отнести к особой разновидности христологической литературы, достигшей гигантских объемов ко времени написание этого произведения. Здесь Мережковский (в свойственной ему манере) обильно цитирует разнообразные источники (апокрифы, сочинения отцов Восточной и Западной церквей, богословов, философов), сопоставляет мнения различных авторов, активно критикует атеистическую традицию (в частности, версии о жизни Христа Б. Бауэра, Э. Ренана, Д. Штрауса).

   Выход "Иисуса Неизвестного" (первое издание осуществлено в Белграде в 1932 г.) был встречен неоднозначно: спектр мнений распределился от высоких позитивных оценок (Б. П. Вышеславцев, Б. К. Зайцев, А. И. Куприн, Ю. К. Терапиано и др.) до негодования со стороны философов-традиционалистов и богословов. Так, философ и литературный критик Б. П. Вышеславцев писал: "Главное достоинство книги Мережковского в абсолютной оригинальности его метода: это не "литература" (литература о Христе - невыносима), не догматическое богословие (никому, кроме богословов, непонятное); это и не религиозно-философское рассуждение - нет, это интуитивное постижение скрытого смысла, разгадывание таинственного "Символа" веры, чтение метафизического шифра, разгадывание евангельских притч, каковыми в конце концов являются все слова и деяния Христа" {Вышеславцев Б. П. Д. Мережковский. Иисус Неизвестный // Современные записки. 1934. No 55. С. 430-431.}.

   Имея широкую известность в России и на Западе (впрочем, заметно упабшую к концу его жизни), Мережковский часто жаловался на непонимание своих идей со стороны общественности: "В России меня не любили и бранили; за границей меня любили и хвалили; но здесь и там одинаково не понимали моего. Я испытал минуты такого одиночества, что становилось жутко; иногда казалось, что или я нем, или все глухи..." {Мережковский Д. С. Полн. собр. соч. Спб., М., 1911-1914. Т. 11. С. 152.} Непониманию и критике Мережковского со стороны его современников (Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, В. В. Розанова, А. Белого, И. А. Ильина и др.) наряду с другими причинами, по-видимому, способствовало контрастное соединение в его творчестве глубинных проблем религиозной онтологии и антропологии с попыткой разрешить их с помощью сухого схематизма и метафорического языка.

   Русский религиозный философ И. А. Ильин, отмечая, что книга Мережковского об Иисусе Христе "полна духовного соблазна", так характеризовал его религиозные идеи: "Целый ряд лет Мережковский носилдя с мыслью создать некое неохристианство, причем он, по-видимому, совершенно не замечал, что содержание этой идеи укрывает в некоем велеречивом тумане; что темпераментность и агрессивность его проповеди соответствует чрезвычайно смутному и вечно меняющемуся содержанию; что, строго говоря, он вряд ли и сам знает, чего он, собственно, хочет, - что объем его идеи укрывает в себе не живую глубину, а мертвенно-рассудочную пустоту" {Ильин И. А. Творчество Мережковского // Ильин И. А. Одинокий художник. М., 1993. С. 143.}.

   Эта критика с позиций традиционного православия затрагивает суть богоискательства Мережковского. В переломный, кризисный период развития российского общества начала нашего столетия, когда рушились не только привычные экономические и политические формы бытия, но и сами мировоззренческие основы жизни, со всей остротой встала проблема поиска новых духовных ориентиров. Богоискательство Мережковского явилось разновидностью духовного странничества, которое пыталось обрести твердую почву под ногами, выйти к "земле обетованной". Поэтому независимо от наших мировоззренческих пристрастий по-своему уникальный интеллектуально-нравственный и религиозный опыт "богоискательства-странничества" Мережковского может быть интересен современному читателю, изучающему историю русской духовной культуры первой половины XX в.