Сервантес Мигель Де - Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая)

хочешь ты узнать: не раскроются-ли въ твоемъ присутств³и раны несчастнаго, уложеннаго тобою въ преждевременный гробъ? Приходишь-ли ты ругаться надъ его несчаст³емъ и гордиться своимъ кровавымъ торжествомъ? Или, быть можетъ, какъ новый, неумолимый, Неронъ, ты хочешь взирать съ вершины этой скалы на твой пылающ³й Римъ? или попирать ногами трупъ Хризостома, подобно безчеловѣчной Лукрец³и, попиравшей окровавленный трупъ своего отца? скажи, зачѣмъ ты пришла, и чего ты хочешь? Будь увѣрена, что въ насъ, друзьяхъ того страдальца, котораго всѣ мысли были покорны тебѣ, ты найдешь ту же покорность.

   - Худо вы меня знаете, если такъ думаете, отвѣчала Марселла. Я пришла оправдать себя, и доказать вамъ какъ несправедливы тѣ люди, которые корятъ меня своими страдан³ями и смертью Хризостома. Удостойте же, пастухи и синьоры, выслушать немного словъ, которыхъ достаточно будетъ для моего оправдан³я.

   Небо, говорите вы, одарило меня такой красотой, что на меня нельзя взглянуть, не полюбивъ меня. Но если красота внушаетъ любовь во мнѣ, то неужели и я, въ свою очередь, должна любить всѣхъ любящихъ меня. Я знаю, благодаря разсудку, которымъ Богъ одарилъ меня, что все прекрасное мило намъ, но потому, что оно заставляетъ любить себя, справедливо-ли заставлять его платить за любовь въ нему взаимною любовью. Подумайте о томъ, что человѣкъ влюбленный въ красавицу можетъ быть уродомъ, способнымъ внушить въ себѣ только отвращен³е. Но положимъ даже, что красота равносильна съ обѣихъ сторонъ; должны-ли поэтому обѣ стороны чувствовать одна въ другой и равносильное влечен³е? Красота, очаровывая взоры, не всегда очаровываетъ сердца. Еслибъ она одна покоряла ихъ, то мы видѣли-бы вокругъ себя только безпорядочное брожен³е ненасытимыхъ желан³й, безпрестанно мѣняющихъ предметы своей любви. Если-же любовь не можетъ и не должна быть навязываема, то кто можетъ заставить меня любить того, къ кому я не чувствую никакого влечен³я? И если Богъ создалъ меня красивой, то сдѣлалъ это помимо моей воли и моихъ просьбъ; и такъ же, какъ змѣя нисколько не виновна въ томъ, что въ жалѣ своемъ хранитъ ядъ, разливающ³й вокругъ себя смерть, такъ нельзя осудить и меня за то, что я создана красавицей. Красоту честной женщины можно сравнить съ пылающимъ вдали огнемъ, или неподвижно покоющимся мечемъ; одинъ ранитъ, другой жгетъ лишь тѣхъ, которые прикасаются къ нимъ. - Душевныя достоинства, вотъ истинная наша красота, безъ нихъ мы можемъ, но не должны казаться прекрасными. И неужели женщина обязана жертвовать лучшимъ украшен³емъ души и тѣла мимолетной прихоти мужчины, лишающей насъ нашей истинной красоты?

   Я родилась свободной, и дорожа свободой, хочу вести уединенную жизнь; рощи этихъ горъ и зеркальныя воды окрестныхъ ручейковъ, вотъ единственные наперстники моихъ тайнъ и властелины моей красоты. Прямо и искренно отказала я всѣмъ влюбленнымъ въ меня, и если этотъ отказъ не образумилъ ихъ, если они продолжали лелѣять себя несбыточными надеждами, то спрашиваю, кого обвинять: мою-ли жестокость или ихъ упрямство? Вы говорите, что намѣрен³я Хризостома были чисты, и что я напрасно оттолкнула его, но не объявила ли я ему на этомъ самомъ мѣстѣ, на которомъ его хоронятъ теперь, въ ту минуту, когда онъ открылся мнѣ въ любви, мое намѣрен³е жить уединенно, не связывая ни съ кѣмъ своей судьбы, рѣшаясь пребыть вѣрной моему обѣту: отдать природѣ то, чѣмъ она одарила меня. Если послѣ того повязка не упала съ глазъ его, если онъ упорствовалъ плыть противъ течен³я, идти противъ судьбы, то удивительно ли, что онъ потонулъ въ морѣ собственнаго своего неблагоразум³я? Еслибъ я его обманывала, я была бы безчестна; еслибъ я отдалась ему, я измѣнила бы моему святому рѣшен³ю. Онъ упорствовалъ, и это упорство привело его въ отчаян³ю. Обвините-ли вы меня теперь въ его страдан³яхъ? Обманула, звала-ли, увлекла ли я кого нибудь? Измѣнила ли я моимъ клятвамъ? Обѣщала ли я кому нибудь мое сердце? Кто же можетъ меня проклинать? Кому дала я право называть меня жестокой и невѣрной? Небо не указало еще мнѣ моего суженаго, а сама я не пойду искать его. Пусть запомнятъ эти слова всѣ, имѣющ³е на меня как³е либо виды. И если теперь, это нибудь умретъ изъ за меня, то пусть знаютъ, что онъ умеръ не отъ ревности и не отъ моего презрѣн³я, потому что женщина ни въ кого не влюбленная не можетъ ни въ комъ возбудить ревности, а вывести кого нибудь изъ заблужден³я, не значитъ презирать его.

   Пусть тотъ, кто зоветъ меня ядовитой змѣей, бѣжитъ отъ меня, какъ отъ чудовища; пусть не преслѣдуетъ меня тотъ, это считаетъ меня жестокосердой и удалится отъ меня тотъ, кто считаетъ меня вѣроломной. Пусть знаютъ они, что это ядовитое, коварное, злое существо не только не ищетъ, но напротивъ избѣгаетъ ихъ. Повторяю еще разъ, если пламенная страсть ко мнѣ сгубила Хризостома, то винить ли въ этомъ мое благоразум³е и мою непорочность? Пусть же никто отнынѣ не приходитъ смущать моего уединен³я и не понуждаетъ меня потерять между людьми ту чистоту, которую охраняютъ во мнѣ эти уединенныя деревья. Я обладаю достоян³емъ, мнѣ одной принадлежащимъ и не зарюсь на чужое; судьба дала мнѣ возможность быть свободной, и этой свободы я не промѣняю на рабство. Я никого не ненавижу и никого не люблю. Никто не можетъ сказать, что я обманула того-то, польстила тому-то, посмѣялась надъ тѣмъ-то и любила такого-то. Простая бесѣда съ пастушками моей деревни и забота о моихъ стадахъ составляютъ для меня всю прелесть жизни. Желан³я мои не влекутъ меня дальше этихъ горъ, и если порой надъ ними возносятся, то лишь затѣмъ, чтобы созерцать вѣчную красу небесъ, въ которымъ долженъ стремиться духъ нашъ, какъ въ обители, изъ коей низошелъ онъ, и въ которую опять возвратится.

   Съ послѣднимъ словомъ, не дожидаясь отвѣта, она скрылась въ зелени одного изъ самыхъ густыхъ лѣсовъ, покрывавшихъ горные склоны, очаровавъ своихъ слушателей умомъ своимъ и - красотой. Нѣкоторые изъ нихъ, позабывъ недавн³я слова пастушки, и влекомые ея непобѣдимымъ очарован³емъ, собрались было идти за нею, но Донъ-Кихотъ, замѣтивъ это, рѣшился, воспользовавшись случаемъ, торжественно явить себя рыцаремъ-защитникомъ дамъ. "Да не дерзнетъ никто", воскликнулъ онъ, хватаясь за рукоятку своего меча, "идти за Марселлой, если не хочетъ пробудить моего гнѣва. Она доказала, что ничѣмъ неповинна въ смерти Хризостома, и ясно сказала, какъ далека она отъ готовности отдаться кому бы то ни было. Пусть же отнынѣ никто не преслѣдуетъ ее больше своей любовью; пусть пользуется она уважен³емъ всѣхъ благомыслящихъ людей, потому что въ цѣломъ м³рѣ, она одна, быть можетъ, ведетъ такую святую жизнь". Вслѣдств³е ли угрозъ Донъ-Кихота, или вслѣдств³е просьбы Амброз³о, желавшаго поскорѣе окончить похоронный обрядъ, никто изъ окружавшихъ могилу Хризостома не тронулся съ мѣста, пока гробъ не опустили въ могилу и не сожгли, среди рыдающей толпы, всѣхъ бумагъ Хризостома. Могилу его прикрыли широкимъ обломкомъ скалы, въ ожидан³и мраморнаго памятника, заказаннаго Амброз³о, который положено было поставить на могилѣ Хризостома съ слѣдующей эпитаф³ей:

  

   Подъ этимъ камнемъ скрытъ любовникъ злополучный,

   Красавицей бездушной онъ убитъ;

   Но съ образомъ ея до гроба неразлучный,

   Онъ пожелалъ, чтобъ прахъ его былъ скрытъ,

   На этомъ мѣстѣ, гдѣ узналъ впервые

   Онъ ту, которую такъ пламенно любилъ;

   Гдѣ вѣяли надъ нимъ любви сны золотые

   И гдѣ свое онъ счастье схоронилъ.

  

   Гробница злосчастнаго любовника была осыпана цвѣтами и зеленью, и за тѣмъ толпа разошлась, засвидѣтельствовавъ Амброз³о свое искреннее участ³е къ постигшему его горю. Донъ-Кихотъ также простился со всѣми, при чемъ познакомивш³еся съ нимъ на дорогѣ путешественники убѣдительно просили его сопутствовать имъ въ Севилью, увѣряя рыцаря, что въ цѣломъ м³рѣ нельзя найти мѣста болѣе удобнаго для искателя приключен³й; такъ какъ тамъ въ каждой улицѣ встрѣчается ихъ больше, нежели въ любомъ изъ городовъ вселенной. Донъ Кихотъ поблагодарилъ путешественниковъ за совѣты и за принимаемой въ немъ участ³е, но добавилъ, что онъ не можетъ и не долженъ ѣхать въ Севилью, прежде чѣмъ очиститъ окрестныя горы отъ наполняющихъ ихъ разбойничьихъ шаекъ. Путешественники, услышавъ про таковое намѣрен³е рыцаря, не настаивали больше и вторично попрощавшись съ нимъ, поѣхали своей дорогой, запасшись предметомъ для долгихъ разговоровъ. Донъ-Кихотъ же отправился искать красавицу Марселлу, намѣреваясь предложить ей свои услуги, но дѣло сложилось иначе, чѣмъ онъ предполагалъ, какъ это мы увидимъ въ слѣдующей главѣ.

  

  

   Мудрый Сидъ Гамедъ Бененгели говоритъ, что едва лишь Донъ-Кихотъ распрощался съ своими дорожными спутниками и другими лицами, находившимися на похоронахъ Хризостома, какъ тотчасъ-же поскакалъ въ лѣсъ, въ которомъ скрылась Марселла. Проискавъ ее, однако, напрасно, болѣе двухъ часовъ, онъ нечаянно очутился съ своимъ оруженосцемъ на роскошномъ лугу, покрытомъ свѣжею, густою травой и орошаемомъ зеркальнымъ ручьемъ. Восхищенный красотою мѣста, онъ рѣшился отдохнуть и укрыться здѣсь отъ палящихъ лучей полуденнаго солнца. Пустивши пастись одинъ - своего коня, а другой - осла, наши искатели приключен³й принялись въ мирной бесѣдѣ уничтожать съ большимъ апетитомъ все, что нашли съѣстнаго въ своей дорожной сумкѣ. Санчо не заблагоразсудилъ связать ноги Россинанту, зная его степенность и хладнокров³е; достоинствъ, которыхъ казалось не могли поколебать всѣ кобылы, пасш³яся на Кордуанскихъ лугахъ. Но увы! судьба, или вѣрнѣе никогда не дремлющ³й чортъ выгналъ на этотъ самый лугъ табунъ галиц³йскихъ кобылъ, принадлежавш³й Янгуэзскимъ погонщикамъ, имѣющимъ обыкновен³е дѣлать привалъ въ мѣстахъ, изобилующихъ водой и травой. Дерни тутъ нелегкая Россинанта приволокнуться за дамами его породы, и онъ, не спрашивая позволен³я своего господина, пустился въ нимъ мелкой, щегольской рысью. Кобылы, нуждавш³яся въ эту минуту, какъ нужно думать, больше въ пищѣ, чѣмъ въ любви, приняли нашего коня очень неблагосклонно, и начавъ брыкать и кусать его, въ одинъ мигъ подгрызли у него подпруги, скинули сѣдло и оставили его на лугу безъ всякой збруи. Дѣло однако этимъ не окончилось. Россинанта ждала другая, болѣе суровая невзгода, потому что погонщики, замѣтивъ намѣрен³е его приласкаться къ ихъ кобыламъ, прибѣжали на помощь къ нимъ съ своими дубинами, которыми угостили такъ щедро несчастнаго волокиту, что вскорѣ свалили его на землю подковами вверхъ. Донъ-Кихотъ и Санчо, видя какъ отдѣлываютъ Россинанта, со всѣхъ ногъ кинулись выручать его, причемъ рыцарь не преминулъ сказать своему оруженосцу: "Санчо! я вижу, что намъ предстоитъ имѣть дѣло не съ рыцарями, а съ какою то жалкою сволочью. Поэтому ты можешь совершенно спокойно помочь мнѣ отмстить этимъ негодяямъ за побои, нанесенные ими въ нашихъ глазахъ Россинанту".

   - О какого чорта мщен³и вы говорите, отвѣчалъ Санчо: ихъ двадцать, а насъ всего двое, или лучше сказать полтора.

   - Я одинъ стою ста, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; и не теряя болѣе попусту словъ, обнаживъ мечъ, кинулся за погонщиковъ. Санчо, увлеченный его примѣромъ, послѣдовалъ за нимъ.

   Первымъ ударомъ рыцарь разрубилъ одежду и часть плеча попавшагося ему подъ руку погонщика, готовясь поступить точно также и съ другими, но погонщики, пристыженные тѣмъ, что съ ними такъ ловко расправляются всего на всего два человѣка, вооружились своими дубинами и, тѣсно окруживъ нашихъ искателей приключен³й, принялись бить ихъ съ такимъ удивительнымъ соглас³емъ, что скоро порѣшили съ своими противниками. Санчо сопротивлялся недолго; онъ свалился послѣ втораго удара, и увы! никакое искусство, никакое мужество не въ состоян³и были спасти и самаго Донъ-Кихота. Безжалостной судьбѣ его угодно было, чтобы онъ упалъ къ ногамъ своего коня; - поразительный примѣръ силы, съ какою дѣйствуетъ дубина въ рукахъ грубыхъ неучей. Видя дурныя послѣдств³я затѣяннаго ими дѣла, погонщики поспѣшили собрать своихъ кобылъ и съ Богомъ отправились въ дальнѣйш³й путь.

   Первый очнулся послѣ бури Санчо, и еле ворочаясь возлѣ своего господина, заговорилъ слабымъ, жалобнымъ голосомъ: "ваша милость, а ваша милость". .

   - Что тебѣ нужно, мой другъ? не менѣе жалобно отвѣчалъ Донъ-Кихотъ.

   - Нельзя-ли дать мнѣ теперь двѣ пригоршни этого ф³ербрасовскаго бальзама, который, какъ вы говорили, находится у васъ подъ рукой. Можетъ быть онъ также полезенъ для переломанныхъ костей, какъ и для другихъ рамъ.

   - Увы, мой другъ! будь онъ у меня, тогда не о чемъ намъ было бы тужить. Но даю тебѣ слово странствующаго рыцаря, что не позже двухъ дней бальзамъ этотъ будетъ въ моихъ рукахъ, или у меня не будетъ рукъ.

   - Не позже двухъ дней! а, какъ вы думаете, черезъ сколько дней мы въ состоян³и будемъ двинуть рукой или ногой? спросилъ Санчо.

   - Этого я дѣйствительно не могу сказать, судя потому, какъ дурно я себя чувствую, отвѣтилъ измятый рыцарь; но я долженъ признаться, что вся бѣда случилась по моей винѣ. Я никогда не долженъ былъ обнажать меча противъ людей, непосвященныхъ въ рыцари. И богъ брани справедливо покаралъ меня за забвен³е рыцарскихъ законовъ. Вотъ почему, другъ Санчо, я нахожу теперь нужнымъ сообщить тебѣ все что, касающееся нашихъ общихъ выгодъ: если отнынѣ ты увидишь, что насъ оскорбляетъ какая нибудь сволочь, тогда не жди, чтобъ я обнажилъ противъ нее мечь; нѣтъ, это твое дѣло. Ты самъ расправляйся съ нею и бей ее, сколько будетъ угодно твоей душѣ. Но если на помощь имъ подоспѣютъ рыцари, о! тогда я съумѣю ихъ отразить. Ты вѣдь знаешь, не по одному примѣру, до чего простирается сила этой руки. Этими словами герой нашъ намекалъ на свою побѣду надъ бискайцемъ.

   Предложен³е рыцаря пришлось далеко не по вкусу его оруженосцу.

   - Государь мой! сказалъ онъ Донъ-Кихоту, я человѣкъ миролюбивый, и благодаря Бога, умѣю прощать наносимыя мнѣ оскорблен³я, потому что у меня на шеѣ сидятъ жена и дѣти. которыхъ я долженъ прокормить и воспитать. По этому вы можете быть увѣрены, что я никогда не обнажу меча ни противъ рыцаря, ни противъ послѣдняго мужика, и отнынѣ до втораго пришеств³я прощаю всѣ обиды, которыя мнѣ сдѣлалъ, сдѣлаютъ и дѣлаютъ богачъ и нищ³й, рыцарь и мужикъ.

   - Еслибъ я былъ увѣренъ, что у меня не займется дыхан³е и боль въ бокахъ дозволитъ мнѣ долго говорить, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, я бы доказалъ тебѣ, Санчо, что ты не знаешь, что говоришь. Но отвѣчай мнѣ, нераскаявш³йся грѣшникъ! если бы судьба, доселѣ неблагопр³ятствовавшая намъ, повернулась бы лицомъ въ нашу сторону, и на парусахъ нашихъ желан³й примчала бы насъ въ одному изъ тѣхъ острововъ, о которыхъ я говорилъ тебѣ, что предпринялъ бы ты, получивъ отъ меня завоеванный мною островъ! Могъ-ли бы ты мудро управлять имъ, не бывши рыцаремъ и не стремясь быть имъ, не чувствуя ни потребности отмщать нанесенныя тебѣ оскорблен³я, ни силы защитить твои владѣн³я? Ужели ты не знаешь что жители всякой недавно завоеванной страны склонны къ волнен³ямъ и съ трудомъ привыкаютъ въ чужому владычеству, ежеминутно готовые низвергнуть его и возвратить себѣ свободу. Ужели ты думаешь, что господствуя надъ нерасположенными къ тебѣ умами, тебѣ не нужно будетъ ни мудрости, чтобы умѣть держать себя, ни рѣшительности для нападен³я, ни мужества для обороны?

   - Эта мудрость и это мужество, отвѣчалъ Санчо, пригодились бы мнѣ пожалуй въ недавней схваткѣ съ погонщиками, но теперь пластырь мнѣ право нужнѣе всякой мудрости и всякихъ проповѣдей. Попытайтесь-ка подняться на ноги и помогите мнѣ поставить, въ свою очередь за ноги Россинанта, хотя, правду сказать, онъ этого не стоитъ, потону что вся бѣда произошла отъ него. И кто могъ ожидать подобной выходки отъ него, за котораго я готовъ былъ ручаться какъ за себя, такимъ тихимъ я его считалъ. Да, правду говорятъ, нужно много времени чтобы узнать человѣка и что ничто не вѣрно здѣсь. Кто могъ думать послѣ чудесъ, оказанныхъ вами въ битвѣ съ этимъ несчастнымъ странствующимъ рыцаремъ, наткнувшимся на насъ нѣсколько дней тому назадъ, что такъ скоро послѣ этого торжества, на ваши плечи обрушится столько палочныхъ ударовъ.

   - Твои то еще должны быть пр³учены къ подобнымъ бурямъ, но каково было переносить ее моимъ, привыкшимъ покоиться въ тонкомъ голландскомъ полотнѣ; имъ долго придется чувствовать эти удары, сказалъ Донъ-Кихотъ. Еслибъ я не думалъ, но что я говорю, еслибъ я не зналъ, навѣрное, что всѣ эти несчаст³я неразлучны съ зван³емъ воина, то я бы умеръ здѣсь съ досады и стыда.

   - Если подобнаго рода удовольств³я составляютъ жатву рыцарей, говорилъ Санчо, то скажите пожалуста, круглый ли годъ она собирается, или только въ извѣстные сроки? потому что послѣ двухъ жатвъ, подобныхъ нынѣшней, я, правду сказать, сомнѣваюсь, будемъ ли мы въ состоян³и собрать третью, если только Богъ не поддержитъ насъ какимъ нибудь чудомъ.

   - Санчо! отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, знай, что если странствующ³е рыцари ежедневно могутъ ждать тысячи непр³ятностей, за то имъ ежедневно представляется возможность сдѣлаться императорами или королями; и еслибъ меня не мучила боль, я разсказалъ бы тебѣ истор³и многихъ рыцарей, достигшихъ трона мужествомъ своихъ рукъ. И что-жъ? эти самые рыцари никогда не были укрыты отъ ударовъ судьбы, и нѣкоторые изъ нихъ испытали страшныя несчаст³я. Такъ, велик³й Амадисъ Гальск³й увидѣлъ себя, подъ конецъ своей жизни, во власти величайшаго врага своего, волшебника Аркалая, который, привязавъ его къ столбу на дворѣ своего замка, отсчиталъ ему собственноручно двѣсти ударовъ ремнями возжей своего коня. Мы знаемъ, благодаря одному малоизвѣстному, но стоющему довѣр³я автору, что рыцарь Ѳебъ, измѣннически захваченный въ волчьей ямѣ, въ которую онъ неосторожно ступилъ на дворѣ одного замка, былъ брошенъ въ мрачное подземелье, - связанный по рукамъ и по ногамъ, - гдѣ его угостили такимъ кушаньемъ изъ снѣгу и песку, что онъ еле-еле не умеръ, и безъ помощи одного великаго волшебника, явившагося въ эту минуту спасти своего друга, одинъ Богъ знаетъ, что сталось бы съ несчастнымъ рыцаремъ. Послѣ этого, Санчо, мы можемъ кажется пройти чрезъ всѣ тѣ испытан³я, которымъ подверглись эти благородные люди. Они переносили худш³я невзгоды, чѣмъ выпавш³я теперь на нашу долю. Къ тому же, ты долженъ знать, что раны, нанесенныя первымъ попавшимся подъ руку оруж³емъ, ни мало не позорятъ раненыхъ; это ясно сказано въ статьѣ о дракахъ: "если башмачникъ", написано тамъ, "ударитъ другаго колодкой, то хотя эта колодка и сдѣлана изъ дерева, тѣмъ не менѣе нельзя сказать, чтобы битый башмачникъ былъ дѣйствительно битъ". Поэтому, Санчо, не думай, чтобы нанесенные намъ побои безчестятъ насъ; нисколько: противники наши были вооружены простыми дубинами, безъ которыхъ они не дѣлаютъ ни шагу; и ни одинъ изъ нихъ не имѣлъ при себѣ, сколько я помню, ни меча, ни кинжала.

   - Право мнѣ некогда было разсматривать этого, сказалъ Санчо, потому что не успѣлъ я обнажить моей тизоны {Мечъ славнаго Сида.}, какъ уже они своими дубинами задали мнѣ такую трепку, что я потерялъ въ одно время ноги и глаза, и какъ снопъ повалился на это мѣсто, съ котораго до сихъ поръ не могу подняться. И вовсе мнѣ теперь не до того, обезчестили меня эти удары или нѣтъ, а то, что они заставляютъ меня чувствовать страшную боль, которую я не могу вырвать ни изъ памяти, ни изъ плечъ моихъ.

   - Санчо! сказалъ рыцарь; нѣтъ такой боли, нѣтъ такого горя, которыхъ не ослабило бы время и не изцѣлила смерть.

   - Спасибо за утѣшен³е! отвѣтилъ оруженосецъ. Хотѣлъ бы и знать, что же по вашему мнѣн³ю можно придумать хуже той боли, которую облегчить можетъ только время, а изцѣлить смерть? Благо еще, еслибъ раны наши были изъ тѣхъ, которыя излечиваются двумя кусочками пластыря; но я сомнѣваюсь, въ состоян³и ли теперь поставить насъ на ноги мази цѣлаго лазарета.

   - Санчо! перестань переливать изъ пустаго въ порожнее и мужественно взгляни въ лицо судьбѣ. Посмотримъ-ка, сказалъ Донъ-Кихотъ, какъ чувствуетъ себя Россинантъ, котораго, кажется, тоже не обидѣли въ этой ужасной свалкѣ.

   - А съ какой радости ему составлять исключен³е? Развѣ онъ не такой же странствующ³й рыцарь, какъ друг³е, отвѣтилъ Санчо. Меня удивляетъ только, какъ мой оселъ остался здравъ и невредимъ, послѣ того какъ у насъ не пощадили ни одного ребра.

   - Санчо! судьба въ величайшихъ бѣдств³яхъ держитъ всегда одну дверь открытою, для выхода изъ нихъ; и теперь, лишивъ насъ помощи Россинанта, она сохранила намъ осла, который довезетъ меня до какого нибудь замка, гдѣ можно будетъ перевязать мои раны. Что я поѣду на ослѣ, это ничего не значитъ; помнится мнѣ, я гдѣ-то читалъ, что старецъ Силенъ, пр³емный отецъ Бахуса, въѣзжалъ верхомъ на прекрасномъ ослѣ въ стовратый городъ.

   - Хорошо, отвѣтилъ Санчо, еслибъ вы могли также держаться на ослѣ, какъ этотъ старецъ; но вѣдь есть разница между человѣвомъ, сидящимъ верхомъ и лежащимъ, какъ куль муки, а вамъ, кажись, въ иномъ положен³и, трудно будетъ путешествовать.

   - Санчо! раны, полученныя въ битвѣ могутъ возвышать, но никакъ не безславить насъ. Впрочемъ, довольно объ этомъ, сказалъ рыцарь. Не противорѣчь мнѣ, а попробуй встать и помѣсти меня, какъ найдешь удобнѣе, на твоемъ оспѣ; послѣ чего отправимся въ путь, чтобы ночь не застала насъ въ этой пустынѣ.

   - Мнѣ помнится, будто вы говорили, что странствующ³е рыцари находятъ особенное наслажден³е ночевать въ пустыняхъ, подъ открытымъ небомъ, сказалъ Санчо.

   - Да! они ночуютъ такъ, когда страдаютъ отъ любви, или не могутъ ночевать иначе, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ; и были рыцари, проживавш³е по цѣлымъ годамъ на какой нибудь скалѣ, подверженные всѣмъ суровостямъ жара и стужи, бурь и непогодъ; и при томъ такъ, что дамы ихъ вовсе не знали объ этомъ. Однимъ изъ подобныхъ рыцарей былъ Амадисъ. Назвавшись мрачнымъ красавцемъ, онъ удалился на безлюдный утесъ, и тамъ провелъ восемь мѣсяцевъ, или чуть ли даже не восемь лѣтъ, не помню хорошо; но сколько бы ни было, довольно того, что онъ прожилъ на этомъ утесѣ довольно долгое время вслѣдств³е какого то пустячнаго неудовольств³я, изъявленнаго ему его дамой. Но поспѣшимъ, Санчо, и не станемъ ожидать какого нибудь новаго приключен³я съ осломъ и Россинантонъ.

   Санчо, испустивъ тридцать вздоховъ, проговоривъ шестьдесятъ разъ ай и ой и проклявъ сто двадцать разъ виновниковъ испытываемыхъ имъ удовольств³й, поднялся наконецъ на ноги, но поднявшись почувствовалъ себя не въ силахъ расправить туловище и оставался согнутымъ какъ дуга. Въ этой оригинальной позѣ, ему предстояло поймать и осѣдлать своего осла, постаравшагося воспользоваться дарованной ему свободой. Затѣмъ оруженосецъ нашъ поднялъ Россинанта, который вѣроятно не уступилъ бы въ жалобахъ господину и слугѣ, еслибъ обладалъ способностью говорить. Наконецъ, уложивъ своего господина на осла, привязавъ сзади Россинанта, и взявъ осла за узду, онъ направился въ ту сторону, гдѣ по его мнѣн³ю, должна была пролегать большая дорога.

   Послѣ путешеств³я, продолжавшагося не болѣе часа, судьба, болѣе и болѣе благопр³ятствовавшая нашимъ искателямъ приключен³й, открыла предъ ними корчму, которую Донъ-Кихотъ не преминулъ принять за замокъ. Оруженосецъ утверждалъ, что это корчма, а рыцарь увѣрялъ, что это замокъ; и такъ, не переубѣдивъ одинъ другаго, достигли они наконецъ воротъ спорнаго здан³я, въ которыя Санчо ввелъ свой караванъ, не справляясь о томъ, куда попалъ онъ, въ корчму или замокъ?

  

  

   Хозяинъ корчмы, видя человѣка, лежащаго поперекъ осла, полюбопытствовалъ узнать: что съ нимъ? Санчо отвѣчалъ, что скатившись съ высокой скалы, господинъ его немного помялъ себѣ бока. Хозяйка, женщина сострадательная и легко проникавшаяся чужимъ горемъ, - въ противность женщинамъ своего зван³я, - вмѣстѣ съ дочерью, мимоходомъ сказать, очень миленькой дѣвушкой, перевязали раны нашего героя. Въ этой же корчмѣ прислуживала еще астур³йская дѣвка, широколицая, курносая, низкая ростомъ, съ толстыми плечами, до такой степени тяготившими ея спину, что ей трудно было глядѣть иначе какъ внизъ, и къ довершен³ю красоты въ однимъ косымъ, а другимъ больнымъ глазомъ. Это то милое создан³е явилось на подмогу дочери хозяина, и обѣ онѣ совокупными силами устроили Донъ-Кихоту постель на чердакѣ, служившемъ, какъ по всему замѣтно было, съ давнихъ поръ сѣноваломъ. Тамъ же ночевалъ одинъ погонщикъ муловъ, устроивш³й себѣ постель изъ сѣделъ и попонъ, которая была однако во сто разъ удобнѣе Донъ-Кихотовской, состоявшей изъ четырехъ шероховатыхъ досокъ, державшихся на двухъ неравныхъ ногахъ, несчастнаго тюфяка, усыпаннаго какими то колючками, и наконецъ изъ одѣяла, походившаго скорѣе на металлическое, чѣмъ на шерстяное. На этой-то постели уложили Донъ-Кихота; и при тускломъ свѣтѣ ночника, который держала въ рукахъ восхитительная Мариторна (такъ называлась служанка), хозяйка съ дочерью принялись натирать Донъ-Кихота съ головы до ногъ какою-то мазью. При видѣ многочисленныхъ синяковъ его, хозяйка замѣтила, что эти знаки похожи скорѣе на слѣды побоевъ, чѣмъ паден³я.

   - И однако они не отъ побоевъ, отвѣчалъ Санчо; но проклятая скала была покрыта такими острыми выступами, что не мудрено, если она оставила синяки по всему тѣлу моего господина. Кстати, добавилъ онъ, не сбережете ли вы и для меня нѣсколько мази, потому что и у меня побаливаетъ спина.

   - Развѣ ты тоже упалъ? спросила хозяйка.

   - Нѣтъ, не то что упалъ, говорилъ Санчо, но при видѣ паден³я моего господина, я почувствовалъ такое сотрясен³е во всемъ тѣлѣ, какъ будто мнѣ дали тысячу падокъ.

   - Это понятно, подхватила молодая дѣвушка; мнѣ часто случадось видѣть во снѣ, будто я падаю съ высокой башни, падаю, и не могу упасть; и когда потомъ я пробуждалась, то чувствовала себя разбитой, точно, въ самомъ дѣлѣ, упада.

   - Ну вотъ тоже и со мной, подхватилъ Санчо; съ тою только разницею, что не видѣвши ничего во снѣ, я чувствую себя однако такъ же дурно, какъ и мой господинъ.

   - А какъ прозывается вашъ господинъ? спросила Мариторна.

   - Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, одинъ изъ славнѣйшихъ странствующихъ рыцарей, как³е существовали когда либо на свѣтѣ, отвѣчалъ Санчо.

   - Странствующ³й рыцарь? это что такое! воскликнула удивленная служанка.

   - О, какъ же вы просты, моя милая, когда не знаете такой простой вещи, сказалъ Санчо. Странствующ³й рыцарь, это, я вамъ скажу, такой человѣкъ, который можетъ каждый день ожидать императорскаго вѣнца иди падокъ; сегодня - несчастнѣйшее существо въ м³рѣ, завтра - царь съ тремя или четырьмя царствами, которыя можетъ подарить своему оруженосцу.

   - Какъ же это, служа оруженосцемъ у такого великаго господина, вы не имѣете даже графства? спросила хозяйка.

   - Нѣкогда было еще найти его, отвѣчалъ Санчо. Вѣдь мы всего мѣсяцъ только странствуемъ, ища приключен³я; къ тому же, вы знаете, человѣкъ въ частую находитъ совсѣмъ не то, что ищетъ. Но чуть только мы съ господиномъ моимъ оправимся, тогда я не промѣняю своихъ надеждъ на богатѣйшее помѣстье въ Испан³и.

   Лежа на постели, Донъ-Кихотъ внимательно слушалъ этотъ разговоръ, и приподнявшись немного, нѣжно взялъ за руку хозяйку и сказалъ ей: "прекрасная и благородная дама! вѣрьте мнѣ, вы можете гордиться тѣмъ, что приняли въ вашемъ замкѣ такого человѣка, какъ я. Умалчиваю о томъ, кто я именно, зная, что насъ унижаетъ похвала самимъ себѣ, но оруженосецъ мой скажетъ вамъ это. Я же добавлю только, что сохраню на вѣки воспоминан³е объ услугѣ, оказанной вами мнѣ. И если бы небу не угодно было," добавилъ онъ, кинувъ нѣжный взглядъ на дочь хозяйки, "наложить уже на меня цѣпи любви, еслибъ оно не сдѣлало меня рабомъ очаровательной тиранки, имя которой я шепчу въ настоящую минуту, то прекраснымъ глазамъ этой дѣвушки, быть можетъ, суждено было бы лишить меня свободы."

   Слова эти страшно сконфузили хозяйку, дочь ея и Мариторну, не смотра на то, что онѣ понимали въ нихъ столько же, сколько въ китайской грамотѣ; правда, онѣ догадывались, что это любезности, но не привыкши къ подобнымъ комплиментамъ, онѣ вопросительно поглядывали на себя и смотрѣли на Донъ-Кихота, какъ на какого-то чудо-человѣка. Поблагодаривъ рыцаря за его любезность, хозяйка съ дочерью удалились, а Мариторна принялась вытирать мазью Санчо, нуждавшагося въ этомъ не меньше своего господина.

   Теперь необходимо сказать, что Мариторна обѣщала придти въ эту ночь на свидан³е въ погонщику, какъ только въ домѣ всѣ улягутся спать, и говорятъ, будто это милое создан³е всегда сдерживало подобныя обѣщан³я, хотя бы дало ихъ въ глубинѣ дремучаго лѣса, безъ всякихъ свидѣтелей; и это потому, что она считала себя природной дворянкой, низведенной несчаст³ями и лишен³ями до степени трактирной служанки; зван³е, которое не могло однако унизить ея происхожден³я.

   У самаго входа на чердакъ, пропускавш³й сквозь крышу свою звѣздный свѣтъ, стояла несчастная постель Донъ-Кихота. Почти рядомъ съ нею помѣстился на старой рогожкѣ Санчо; нѣсколько дальше на сѣдлахъ и попонахъ лежалъ погонщикъ двѣнадцати прекрасныхъ муловъ; одинъ изъ богатѣйшихъ аревальскихъ погонщиковъ, какъ говоритъ очень хорошо знакомый съ нимъ, и даже, по словамъ нѣкоторыхъ, приходивш³йся ему нѣсколько сродни, авторъ этой истор³и. Сидъ-Ганедъ Бененгели былъ слѣдственно историкъ весьма добросовѣстный, если распространяется даже о такихъ пустякахъ;- поучительный примѣръ для нѣкоторыхъ историковъ, умалчивающихъ порою съ умысломъ, или по незнан³ю о самомъ существенномъ въ своемъ трудѣ. Слава же писателямъ подобнымъ автору графа Томиласскаго; какъ точно и отчетливо все изложено имъ.

   Погонщикъ, засыпавъ корму муламъ своимъ, возвратился на чердакъ и прилегъ на хомутахъ, въ ожидан³и Мариторны. Весь вымазанный и покрытый пластырями Санчо также прилегъ въ надеждѣ заснуть, но сильная боль въ бокахъ не давала ему покою. Донъ-Кихотъ, бодрствовавш³й по той же причинѣ, какъ и его оруженосецъ, лежалъ съ глазами, открытыми какъ у зайца.

   Глубокая тишина царствовала въ донѣ, освѣщаемомъ лишь тусклымъ свѣтомъ несчастнаго ночника, теплившагося у входа въ корчму. Эта чудесная тишина, дѣйствуя на больное воображен³е рыцаря, занятаго постояннымъ представлен³емъ того, что вычиталъ онъ въ своихъ книгахъ, - причинѣ всѣхъ преслѣдующихъ его бѣдств³й - наполнила голову его самыми сумазбродными мыслями, как³я только могутъ родиться въ сумасшедшей головѣ. Онъ вообразилъ себя въ великолѣпномъ замкѣ, - это онъ впрочемъ воображалъ въ каждой корчмѣ, - и что дочь владѣтеля замка, очарованная прибывшимъ рыцаремъ, влюбилась въ него, и ночью тайкомъ отъ родителей, рѣшилась придти къ нему въ спальню. Въ чаду этой химеры, онъ страшно тревожился ожидан³емъ неминуемой опасности, грозившей его вѣрности; тѣмъ не менѣе онъ внутренно поклялся не измѣнить своей дамѣ, хотя бы соблазнять его пришла сама королева Жен³евра въ сопровожден³и дуэньи своей Квинтаньоны. Время между тѣмъ шло своимъ чередомъ и наступалъ роковой для рыцаря часъ, когда должна была придти Мариторна. Она не измѣнила своему слову, и въ одной рубахѣ, съ босыми ногами, пробиралась на цыпочкахъ къ своему возлюбленному, почивавшему, какъ уже сказано, въ одной комнатѣ съ рыцаремъ и его оруженосцемъ. Не успѣла она войти въ двери, какъ бодрствовавш³й Донъ-Кихотъ уже услышалъ шаги ея. Не обращая вниман³я на синяки и покрывавш³е ихъ пластыри, онъ cѣлъ на постель и простеръ обѣ руки впередъ, готовясь заключить въ нихъ восхитительную астур³янку. Мариторна, пробираясь ощупью, утаивая дыхан³е, къ предмету своей страсти, какъ разъ попала въ объят³я Донъ-Кихота, крѣпко сжавшаго ее въ своихъ рукахъ, и силой усадившаго несчастную, не смѣвшую пикнуть ни слова, на кровать. Онъ дотронулся до ея рубашки, и не смотря на то, что она была сшита изъ грубѣйшаго холста, годнаго на мѣшки, рыцарь принялъ эту дерюгу за тончайшее полотно. Как³я-то несчастныя стеклянныя украшен³я на рукахъ Мариторны показались ему жемчужными браслетами, а волосы ея, нѣсколько напоминавш³е конскую гриву - нитями чистѣйшаго арабскаго золота, затмѣвавшаго своимъ блескомъ свѣтъ солнца, наконецъ дыхан³е ея, отзывавшееся чеснокомъ, напояло обонян³е Донъ-Кихота какимъ то чуднымъ ароматомъ. Словомъ ему показалось, будто одна изъ тѣхъ великолѣпныхъ принцессъ, о которыхъ читалъ онъ въ своихъ книгахъ, пришла навѣстить въ ночи раненаго рыцаря, побѣдившаго ея сердце, и ни дыхан³е, ни друг³я достоинства злополучной Мариторны, нагнавш³я бы тошноту на всякаго другого, кромѣ невзыскательнаго погонщика, не могли разсѣять призраковъ, порожденныхъ больнымъ умомъ рыцаря, воображавшаго что онъ сжимаетъ въ объят³яхъ своихъ богиню любви. Въ упоен³и отъ этой химеры, онъ нѣжно говорилъ: прелестная дама! я бы душевно желалъ отблагодарить васъ за несказанное блаженство, испытываемое мною при видѣ вашей дивной красоты, но судьба, преслѣдующая добрыхъ, кинула меня изнеможеннаго и разбитаго на эту постель, гдѣ я, при всемъ моемъ желан³и, не могъ бы согласить воли моей съ вашей. Но увы! въ этой невозможности присоединяется еще другая, несравненно большая; клятва, данная мною несравненной Дульцинеѣ Тобозской, единой владычицѣ моихъ сокровеннѣйшихъ помысловъ. Но, клянусь вамъ, если бы не эти препятств³я, я не оказался бы такимъ жалкимъ странствующимъ рыцаремъ, чтобы не воспользоваться тѣмъ неоцѣненнымъ даромъ, который передаетъ въ мои руки ваша безконечная доброта".

   Положен³е Мариторны въ объят³яхъ Донъ-Кихота было невыносимо. Не обращая ни малѣйшаго вниман³я на краснорѣч³е рыцаря, она, не говоря ни слова, употребляла всевозможныя усил³я освободиться изъ его рукъ.

   Между тѣмъ погонщикъ, страстно поджидавш³й предмета своихъ грѣховныхъ желан³й, услышалъ, когда Мариторна переступила порогъ чердака, и слушая внимательно все, что напѣвалъ ей потомъ Донъ-Кихотъ, всталъ, взбѣшенный измѣной астур³инки, съ своихъ попонъ и приблизясь къ постели сумасшедшаго рыцаря, притаясь, выжидалъ конца его любовныхъ объяснен³й. Видя однако, что Мариторна всѣми силами старалась освободиться изъ рукъ Донъ-Кихота, силившагося удержать ее, онъ остался не совсѣмъ доволенъ любезностью своего соперника, и приподнявъ во всю длину свою дебелую руку, хватилъ такъ сильно по узкимъ челюстямъ влюбленнаго рыцаря, что у того весь ротъ наполнился кровью. Не довольствуясь этимъ, разсвирѣпѣвш³й погонщикъ, схватилъ потомъ рыцаря за грудь и своими кулаками ощупалъ всѣ его ребра. Несчастная, шатавшаяся уже и прежде постель Донъ-Кихота, не выдержала обрушившейся на нее тяжести и совершенно развалилась. Шумъ этотъ разбудилъ хозяина, который былъ вполнѣ увѣренъ, что это какая нибудь продѣлка его служанки, особенно когда послѣдняя не откликнулась на его зовъ. Убѣжденный въ справедливости своего предположен³я, онъ зажегъ ночникъ и отправился въ ту сторону, гдѣ слышался шумъ. Мариторна, заслышавъ шаги хозяина, крутой нравъ котораго былъ хорошо извѣстенъ ей, дрожа отъ страха, рѣшилась искать убѣжища на постели заснувшаго Санчо, и тамъ, притаясь, свернулась какъ клубокъ. Между тѣмъ хозяинъ, съ крикомъ вошелъ на чердакъ: "гдѣ ты дрянь этакая, это нее твои продѣлки?" оралъ онъ во все горло и своимъ крикомъ разбудилъ Санчо. Чувствуя на своемъ животѣ какой-то невѣдомый грузъ, Санчо вообразилъ, что его душитъ кошмаръ, и не помня себя отъ боли, принялся отпускать удары кулаками на право и на лѣво, задѣвая при этомъ самыми увѣсистыми Мариторну. Потерявъ всякое терпѣн³е, Мариторна, въ свою очередь, принялась колотить Санчо и своими кулаками совершенно разбудила это. Чувствуя, что его бьютъ, но не зная ни кто, ни за что, оруженосецъ нашъ приподнялся на своей кровати и схвативъ въ руки Мариторну, началъ съ ней одну изъ самыхъ свирѣпыхъ и грац³озныхъ потасовокъ, как³я бывали когда либо на бѣломъ свѣтѣ. Погонщикъ, замѣтивъ при тускломъ свѣтѣ ночника невыгодное положен³е, въ которомъ находится его любезная, оставилъ Донъ-Кихота и поспѣшилъ на помочь Мариторнѣ; туда же устремился и хозяинъ, но только съ намѣрен³емъ не помочь, а наказать свою служанку, которую не переставалъ считать виновницей всей этой кутерьмы. И подобно тому, какъ говоритъ пословица: собака къ кошкѣ, кошка къ крысѣ, крыса къ веревкѣ, такъ теперь погонщикъ кинулся на Санчо, Санчо на Мариторну, Мариторна на Санчо, хозяинъ на Мариторну; и всѣ четверо дѣйствовали такъ успѣшно, что не давали себѣ ни минуты отдыху. Ночникъ между тѣмъ потухъ, и дѣйствующ³я лица, очутившись въ потьмахъ, принялись осыпать безъ разбору кулаками праваго и виноватаго, не щадя ни платья, ни костей своихъ. Случись въ этой же корчмѣ, въ эту самую ночь ночевать одному блюстителю благочин³я, члену святой германдады, изъ города Толедо. Заслышавъ поднявш³йся въ корчмѣ шумъ, онъ вооружился знаками своего достоинства, розгой и жестяной коробкой, и тайкомъ пробравшись на чердакъ, возопилъ: "остановитесь, во имя правосуд³я, во имя святой германдады". Первый попался ему тутъ подъ руку злополучный Донъ-Кихотъ, лежавш³й безъ чувствъ, съ открытымъ ртомъ, подъ развалинами своей несчастной постели. Полицейск³й, схвативъ его за горло, не переставалъ призывать на помощь правосуд³ю. Чувствуя между тѣмъ неподвижно лежащее въ рукахъ его тѣло, онъ вообразилъ, что видитъ предъ собою жертву уб³йства, а вокругъ себя уб³йцъ. Подъ вл³ян³емъ этой мысли, онъ закричалъ еще громче: "запереть ворота и всѣ выходы въ этомъ домѣ, и смотрѣть, чтобы никто не ускользнулъ отсюда, потому что здѣсь случилось уб³йство". Слова эти испугали разъяренныхъ бойцовъ. Каждый изъ нихъ поспѣшилъ оставить въ покоѣ своего противника, и драка прекратилась въ ту самую минуту, какъ раздался голосъ полицейскаго. Хозяинъ, не долго думая, ушелъ въ свою комнату, Мариторна - въ свою коморку, погонщикъ - къ своимъ сваленнымъ въ кучу хомутамъ; только Донъ-Кихотъ и Санчо не могли двинуться съ мѣста. Полицейск³й, выпустивъ наконецъ изъ рукъ своихъ бороду рыцаря, вышелъ зажечь потухшую свѣчу съ намѣрен³емъ возвратиться тотъ-часъ же на чердакъ и остановить мнимыхъ уб³йцъ; но такъ какъ во всемъ домѣ нельзя было найти ни одной искры, ибо хозяинъ, возвращаясь въ свою комнату, съ умысломъ загасилъ, горѣвш³й у входа, фонарь, поэтому полицейск³й вынужденъ былъ искать огня въ печкѣ, гдѣ и добылъ его съ немалымъ трудомъ.

  

  

   Спустя нѣсколько времени, Донъ-Кихотъ очнулся отъ побоевъ, и тѣмъ жалобнымъ голосомъ, которымъ наканунѣ, послѣ встрѣчи съ ангуэзскими погонщиками, Санчо обратился къ нему, онъ обратился теперь въ Санчо: "другъ мой! спишь ли ты?" спросилъ онъ его.

   - Какъ мнѣ спать; отвѣчалъ Санчо, дрожа отъ досады и злобы, когда сегодня ночью всѣ черти вырвались изъ ада и хватились за меня.

   - Возможно ли? воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Но, клянусь Богомъ, или я ничего не понимаю, или этотъ замокъ очарованъ. Санчо! Нужно тебѣ знать... но прежде чѣмъ говорить, поклянись мнѣ хранить до моей смерти ту тайну, которую ты сейчасъ услышишь.

   - Клянусь! отвѣчалъ Санчо.

   - Я требую отъ тебя этой клятвы, потому что ни за что въ м³рѣ не захочу омрачать ничьей чести, сказалъ Донъ-Кихотъ.

   - Если я вамъ поклялся, такъ значитъ буду молчать до вашей кончины, и дай Богъ, чтобы завтра я освободился отъ своего слова, отвѣчалъ Санчо.

   - Санчо! Неужели я такъ надоѣлъ тебѣ, что ты желаешь мнѣ такой скорой смерти? спросилъ рыцарь.

   - Да это не потому, что вы мнѣ надоѣли, а потому, что для меня не въ терпежъ хранить как³я бы то ни было тайны; я боюсь, какъ бы онѣ не сгнили во мнѣ, отвѣтилъ Санчо.

   - Во всякомъ случаѣ, Санчо, я ввѣряю мою тайну твоему благородству. Другъ мой, говорилъ Донъ-Кихотъ, въ эту ночь случилось со мной удивительное происшеств³е, которымъ я конечно могъ бы гордиться; но не теряя попусту словъ, скажу тебѣ, что нѣсколько минутъ назадъ, дочь владѣльца этого замка, одна изъ восхитительнѣйшихъ дѣвушекъ на большей половинѣ земнаго шара, тайкомъ приходила во мнѣ. Не стану описывать тебѣ ея красоты, ума и другихъ скрытыхъ отъ взоровъ прелестей, о которыхъ я не хочу даже думать, сохраняя обѣтъ вѣрности, данный Дульцинеѣ, скажу только, что само небо, должно быть, позавидовавъ моему счаст³ю, допустило обрушиться на меня атлетическую руку какого-то невидимаго великана въ минуту самаго страстнаго объяснен³я съ влюбленной въ меня красавицей. Великанъ этотъ, ударивъ меня со всей ужасающей силой своей по челюстямъ, окровавилъ мой ротъ, и воспользовавшись моею мгновенной слабостью, измялъ меня хуже чѣмъ вчерашн³е погонщики, озлобивш³еся на насъ за невоздержность Россинанта. Послѣ этого не остается никакого сомнѣн³я, что находящаяся здѣсь красавица ввѣрена надзору какого-то очарованнаго мавра, и что увы, она существуетъ не для меня.

   - Да вѣроятно и не для меня, отвѣчалъ Санчо, потому что больше четырехсотъ очарованныхъ мавровъ обдѣлывали недавно кожу мою такъ, что дубины ангуэзскихъ погонщиковъ показались-бы мнѣ теперь нѣжнымъ щекотан³емъ; еще вамъ то, продолжалъ онъ, всѣ прелести сегодняшн³я, пожалуй, съ пола-горя; вы только-что держали въ своихъ объят³яхъ какую-то чудесную красавицу, и этимъ можете утѣшать себя теперь, но мнѣ-то каково? я то какого чорта выигралъ, кромѣ кулаковъ, какихъ отродясь не получалъ. О, будь проклятъ я вмѣстѣ съ матерью, родившею меня на свѣтъ. Я не странствующ³й рыцарь, никогда не думалъ быть имъ, и не смотря на то во всѣхъ потасовкахъ меня колотятъ, какъ рыцаря.

   - Какъ, развѣ и тебя поколотили? съ удивлен³емъ спросилъ Донъ-Кихотъ.

   - Проклят³е на меня и на весь мой родъ, повторилъ Санчо; да о чемъ-же я вамъ только что толковалъ.

   - Другъ мой! не обращай на это никакого вниман³я, отвѣчалъ рыцарь; я сейчасъ приготовлю знаменитый ф³ербрасовск³й бальзамъ, который вылечитъ насъ во мгновенье ока.

   При послѣднихъ словахъ на чердакъ вошелъ полицейск³й, успѣвш³й наконецъ засвѣтить свою лампу. Первый увидѣлъ его Санчо, и глядя на фигуру блюстителя правосуд³я, покрытую одной рубашкой, съ головой повязанной платкомъ и съ физ³оном³ей еретика, онъ спросилъ своего господина: не это-ли очарованный мавръ, пришедш³й вѣроятно узнать остались-ли у нихъ еще ребра, которыя можно переломать?

   - Нѣтъ, это не мавръ, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, потому что очарованныхъ видѣть нельзя.

   - Ну, если ихъ видѣть нельзя, перебилъ Санчо, то ихъ слишкомъ хорошо можно чувствовать; по