Сервантес Мигель Де - Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая)

акихъ-то всадниковъ, сопровождаемыхъ нѣсколькими слугами; четверо изъ нихъ ѣхали верхомъ, а трое другихъ шли пешкомъ. Это были, какъ оказалось въ послѣдств³и, толедск³е купцы, отправлявш³еся въ Мурц³ю закупать шелкъ. Донъ-Кихотъ не успѣлъ замѣтить этихъ, по его мнѣн³ю странствующихъ рыцарей, какъ ужь у него явилась мысль устроить одинъ изъ тѣхъ поединковъ, о которыхъ онъ узналъ изъ своихъ книгъ, и о которыхъ давно уже помышлялъ. Гордо выпрямившись на стременахъ, онъ сжалъ копье, прикрылся щитомъ, выѣхалъ за средину дороги - ожидать тамъ путешественниковъ, и съ разстоян³я, на которомъ они едва могли видѣть и слышать его, гордо закричалъ имъ: "да не надѣется никто изъ васъ ступить чрезъ это мѣсто, если не признаетъ, что нѣтъ на земномъ шарѣ красавицы, подобной императрицѣ Ламанчской, несравненной Дульцинеѣ Тобозской!" Купцы въ недоумѣн³и остановились, желая разглядѣть кричавшаго имъ оригинала, и вскорѣ по фигурѣ и словамъ его догадались съ кѣмъ имѣютъ дѣло. Желая узнать, однако, къ чему приведетъ требуемое отъ нихъ признан³е, одинъ изъ нихъ, лукавый насмѣшникъ, отвѣчалъ: "благородный рыцарь, мы не знаемъ красавицы, о которой вы говорите; покажите намъ ее, и если красота ея такъ ослѣпительна, какъ вы утверждаете, то мы согласимся съ вами безъ малѣйшихъ возражен³й".

   - Еслибъ я показалъ вамъ ее, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, что выиграли-бы вы, убѣдившись въ непреложнѣйшей правдѣ? Сила въ томъ, чтобы, не видя ея, вы не только признали истину моихъ словъ, но даже отстаивали ее съ оруж³емъ въ рукахъ; если-же нѣтъ, тогда я вызываю васъ, гордые люди; и вступите-ли вы со мною въ бой поодиночкѣ, какъ того требуютъ законы рыцарства, или-же, по презрѣнному обычаю людей вашего разряда, сразитесь со мною всѣ разомъ, въ обоихъ случаяхъ я ожидаю васъ съ увѣренностью человѣка, сильнаго своей правотой.

   - Благородный рыцарь, возразилъ купецъ, прошу васъ отъ имени находящихся здѣсь принцевъ, для успокоен³и нашей совѣсти, воспрещающей утверждать то, чего мы не знаемъ, и что клонится при тонъ къ унижен³ю другихъ императрицъ и королевъ Алгарв³и и Эстрамадуры; прошу показать намъ самый мин³атюрный, хотя-бы въ ноготь величиною портретъ вашей даны, и какъ по обломку судятъ о цѣломъ, то, взглянувъ на этотъ портретъ, мы успокоимъ нашу совѣсть и отъ души подтвердимъ то, что вы требуете. Къ тому-же, мы въ такой мѣрѣ предупреждены уже въ пользу вашей красавицы, что если бъ у ней оказался одинъ глазъ косой, а другой точащ³й сѣру и киноварь, и тогда мы, кажется, готовы были-бъ восторгаться ею, сколько вамъ будетъ угодно.

   Услышавъ это, Донъ-Кихотъ, не помня себя отъ гнѣва, закричалъ: "знайте, низк³е люди, что отъ нея не истекаетъ ничего кромѣ запаха амбры и мускуса; она ни коса, ни горбата, а стройна какъ гвадарамское веретено, и вы дорого заплатите мнѣ за вашу клевету". Въ тоже мгновен³е, онъ такъ стремительно кинулся съ копьемъ своимъ на дерзкаго купца, что еслибъ Россинантъ не споткнулся, то клеветникъ почувствовалъ-бы себя очень не хорошо.

   Оступивш³йся Россинантъ далеко покатился съ рыцаремъ. пытавшимся подняться на ноги, но задерживаемаго въ своихъ попыткахъ щитомъ, копьемъ и другими атрибутами своего вооружен³я, и не перестававшаго кричать купцамъ: "не убѣгайте, презрѣнные люди, не убѣгайте! Если я упалъ, въ этомъ виновенъ конь мой, а не я."

   Одинъ изъ слугъ, сопровождавшихъ путешественниковъ, не отличавш³йся особеннымъ терпѣн³емъ и раздосадованный хвастливыми угрозами Донъ-Кихота, подбѣжалъ къ нему, вырвалъ у него копье, разбилъ его въ куски и принялся бить лежавшаго рыцаря съ такимъ остервенѣн³емъ, что, не смотря на защищавшую его кирасу, чуть не изломалъ ему всѣхъ костей. Напрасно купцы приказывали ему оставить въ покоѣ несчастнаго рыцаря: онъ не слушался ихъ, видимо увлеченный затѣянной имъ игрой. Раздробивъ одинъ кусокъ копья, онъ принялся за другой, потомъ за трет³й и продолжалъ такимъ образомъ, пока не искрошилъ всѣхъ ихъ на нашемъ героѣ, не перестававшемъ грозить своимъ врагамъ, взывая въ небесамъ и землѣ. Палачъ его наконецъ усталъ и отправился дальше съ своими господами, запасшимися предметомъ для долгихъ разговоровъ. Увидѣвъ себя одного, Донъ-Кихотъ обратился къ прежнимъ попыткамъ встать на ноги, но, не успѣвъ въ этомъ тогда, какъ былъ цѣлъ и здоровъ, могъ-ли онъ успѣть теперь, будучи измятъ и почти изувѣченъ. Въ грустномъ своемъ положен³и онъ утѣшалъ себя тѣмъ, что случившееся съ нимъ несчаст³е не рѣдкость для странствующихъ рыцарей, и что оно случилось притомъ единственно по винѣ его коня.

  

  

   Убѣжденный въ невозможности подняться на ноги, Донъ-Кихотъ прибѣгнулъ къ обыкновенному своему лекарству, состоявшему въ томъ, что онъ началъ припоминать эпизоды изъ рыцарскихъ истор³й, соотвѣтствующ³е сколько нибудь настоящему его положен³ю, и тутъ въ умѣ его воскресла истор³я маркиза Мантуанскаго и Вальдовиноса, покинутаго Карлотою, раненымъ въ горахъ, - сказка, извѣстная всему м³ру и столько же достовѣрная, какъ чудеса Магомета. Рыцарь, находя, что она удивительно подходитъ въ случившемуся съ нимъ несчаст³ю, началъ съ безнадежнымъ видомъ кататься по землѣ, декламируя плачевнымъ голосомъ стихи, вложенные авторомъ сказки въ уста раненому рыцарю:

  

   О, гдѣ же ты, моя повелительница,

   Что не придешь ты страдан³й моихъ усладить?

   Иль не знаешь о нихъ; иль меня ты забыла....

  

   и когда онъ дошелъ до стиховъ:

  

   О, благородный маркизъ Мантуанск³й,

   Мой дядя и повелитель....

  

   въ ту минуту на дорогѣ показался крестьянинъ его деревни, возивш³й на мельницу хлѣбъ и теперь возвращавш³йся назадъ. Видя лежащаго на землѣ человѣка, онъ спросилъ его: "кто онъ, и что заставляетъ его такъ тяжело вздыхать?" Донъ-Кихотъ, вообразивъ себя Вальдованосомъ и принимая крестьянина за маркиза Мантуанскаго, принялся разсказывать ему повѣсть своихъ несчаст³й и любовныхъ интригъ жены своей съ сыномъ императора совершенно такъ, какъ это разсказано въ книгѣ. Крестьянинъ, съ удивлен³емъ слушая всѣ эти бредни, снялъ съ Донъ-Кихота разбитое забрало и вымывъ его запыленное лицо, узналъ въ немъ знакомаго ему гидальго. "Синьоръ Кихада", воскликнулъ онъ, называя своего сосѣда тѣмъ именемъ, подъ которымъ онъ былъ извѣстенъ въ то время, когда находился въ полномъ разумѣ и велъ жизнь мирнаго гидальго, а не странствующаго рыцаря. "Скажите на милость, какъ очутились вы въ такомъ положен³и?" Не отвѣчая на сдѣланный ему вопросъ, герой нашъ продолжалъ разсказывать свой романъ. Видя невозможность добиться отъ него толку, крестьянинъ снялъ съ Донъ-Кихота наплечники и латы, желая осмотрѣть его раны, которыхъ, впрочемъ, не оказалось. Послѣ этого, онъ приподнялъ избитаго рыцаря и, положивъ на своего осла, рѣшился осторожно довезти его домой. Собравъ наконецъ до послѣдняго обломка копья, находившееся вблизи оруж³е, онъ сложилъ его на спину Россинанта, взялъ коня за узду и, погнавъ впереди себя осла, направился въ своей деревнѣ, слушая и ничего не понимая изъ той нелѣпицы, которую не переставалъ городить Донъ-Кихотъ.

   Весь погруженный въ свои бредни, Донъ-Кихотъ чувствовалъ себя однако такъ дурно, что съ трудомъ лежалъ на спинѣ миролюбиваго животнаго и отъ времени до времени тяжело вздыхалъ. Крестьянинъ спросилъ рыцаря: чѣмъ онъ страдаетъ? но, кажется, самъ чортъ рѣшился развлекать себя, приводя Донъ-Кихоту на память все, что имѣло какое нибудь отношен³е къ настоящему его положен³ю. Забывъ Вальдовиноса, онъ вспомнилъ мавра Абендареца, уводимаго въ плѣнъ антекверскимъ алькадомъ Родригомъ Нарваезскимъ, и принялся повторять слово въ слово все, что въ сказкѣ о Д³анѣ Монтема³орской Абендарецъ говоритъ донъ-Родригу. При этомъ онъ до такой степени проникался всѣмъ этимъ вздоромъ, что невозможно было высказать больше сумазбродства. Крестьянинъ, окончательно убѣдясь, что сосѣдъ его спятитъ съ ума, ускорилъ шаги, желая скорѣе освободиться отъ скуки выслушивать чепуху, которую несъ несчастный рыцарь, восклицавш³й: "синьоръ Родригъ Нарваезск³й! Узнайте, что прекрасная Калифа называется теперь Дульцинеей Тобозской и во славу ея я совершилъ, совершаю и совершу величайш³е рыцарск³е подвиги, подобныхъ которымъ не видѣли, не видятъ, да врядъ-ли увидятъ и грядущ³е вѣка!"

   - Я не Родригъ Нарваезск³й и не маркизъ Мантуанск³й, отвѣчалъ крестьянинъ; а сосѣдъ вашъ Петръ Алонзо,- вы-же не Мавръ Абендарецъ и не Вальдовиносъ, а всѣми уважаемый гидальго, синьоръ Кихада.

   - Я знаю, кто я, возразилъ Донъ-Кихотъ, и знаю, что могу быть не только тѣмъ чѣмъ теперь, но всѣми двѣнадцатью перами Франц³и и девятью мужами славы, потому что совокупные подвиги ихъ меркнутъ предъ моими.

   Въ подобнаго рода разговорахъ, путешественники наши при закатѣ солнца достигли своей деревни. Крестьянинъ, не желавш³й показать рыцаря всѣмъ знакомымъ его въ томъ видѣ, въ какомъ онъ находился, выждалъ за деревней наступлен³я ночи и тогда повезъ рыцаря въ его домъ, въ которомъ всѣ находились въ страшномъ безпокойствѣ, недоумѣвая: куда скрылся хозяинъ. Тамъ сидѣли друзья Донъ-Кихота: священникъ и цирюльникъ, слушая его встревоженную экономку, спрашивавшую священника, куда дѣвался, по его мнѣн³ю, хозяинъ дона? "Вотъ уже шесть дней, говорила она, какъ онъ исчезъ съ конемъ и, какъ кажется, съ копьемъ, щитомъ и своимъ оруж³емъ, которыхъ мы нигдѣ не находимъ. Клянусь, всему виною проклятыя рыцарск³я книги, которыя онъ читалъ съ утра до вечера. Онѣ перевернули вверхъ дномъ его мозгъ; это также вѣрно, какъ родилась я затѣмъ, чтобы умереть. Онъ не разъ намекалъ на желан³е свое сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ и пуститься по свѣту искать приключен³й. О, продолжала она, еслибъ сатана унесъ всѣ эти книги, сведш³я съ ума лучшую голову, какую видѣли въ Ламанчѣ".

   Племянница Донъ-Кихота шла еще дальше. "Знаете, синьоръ Николай", говорила она цирюльнику: "дядя часто, проведши нѣсколько сутокъ сряду за своими книгами, не помня себя, швырялъ потомъ книгу, обнажалъ мечъ, наносилъ имъ нѣсколько ударовъ объ стѣну и, весь изнеможенный, говорилъ, будто убилъ четырехъ великановъ, превосходившихъ ростомъ своимъ вышину четырехъ башень, и что градомъ ливш³йся съ него потъ,- это кровь, истекавшая изъ ранъ, полученныхъ имъ въ битвѣ. Выпивая послѣ того огромный стаканъ холодной воды, онъ увѣрялъ, будто пьетъ драгоцѣнный напитокъ, принесенный ему его другомъ волшебникомъ. О, я несчастная", продолжала племянница, "я молчала тогда изъ страха, чтобы дядю моего не сочли полуумнымъ, и теперь вижу, что стала виновницей его несчаст³я, не сказавши никому ни слова въ то время, когда горю можно было пособить, сжегши всѣ его книги, заслуживш³я эту участь столько же, какъ книги еретиковъ".

   "Ваша правда", отвѣчалъ священникъ, "и не позже какъ завтра надъ ними свершатъ строг³й судъ; онѣ погубили лучшаго моего друга, но впередъ, клянусь, онѣ не погубятъ ужь никого Послѣдн³я слова были сказаны такъ громко, что ихъ услышалъ подъѣзжавш³й, въ это время, къ своему дому, Донъ-Кихотъ въ сопровожден³и крестьянина, который, ни мало не сомнѣваясь въ помѣшательствѣ своего сосѣда, кричалъ во все горло: "отоприте маркизу мантуанскому и синьору Вальдовиносу, возвращающемуся тяжело раненымъ! Отоприте мавру Абендарецу, плѣненному мужественнымъ алькадомъ антекверскимъ, Родригомъ Нарваезскимъ". Въ туже минуту двери растворились и священникъ съ цирюльникомъ, завидѣвъ своего друга, племянница - дядю, а экономка - хозяина, бросились обнимать его. "Остановитесь", холодно отвѣчалъ имъ Донъ-Кихотъ, чувствовавш³й себя не въ силахъ сойти съ осла. "Я раненъ, по винѣ моего коня; уложите меня въ постель и позовите мудрую Урганду перевязать мои раны".

   "Не моя-ли правда", воскликнула экономка, "не отгадала-ли я, на какую ногу хромаетъ мой господинъ? Идите, идите", говорила она Донъ-Кихоту, "и оставьте въ покоѣ всевозможныхъ Ургандъ; мы васъ перевяжемъ и безъ нихъ. Да будутъ прокляты книги, доведш³я васъ до такого положен³я!" Рыцаря уложили въ постель, и когда окружавш³е его начали искать и не находили на немъ ранъ, онъ сказалъ: "я не раненъ, а только измятъ по винѣ моего коня, споткнувшимся подо мной въ ту минуту, когда я сражался съ десятью свирѣпѣйшими и чудовищнѣйшими великанами въ м³рѣ".

   - Вонъ оно, замѣтилъ священникъ, великаны ужь выступили на сцену. Но клянусь моимъ святымъ патрономъ, завтра, до захода солнца, я уничтожу ихъ всѣхъ.

   Друзья и домашн³я закидали Донъ-Кихота множествомъ вопросовъ, на которые онъ отвѣчалъ просьбой дать поѣсть и не мѣшать ему спать, крайне нуждаясь въ томъ и другомъ. Поспѣшивъ исполнить его желан³е, священникъ обратился затѣмъ съ распросами въ знакомому намъ крестьянину, который съ малѣйшими подробностями разсказалъ, какъ встрѣтилъ онъ лежавшаго поперегъ дороги Донъ-Кихота и послѣдовавшее затѣмъ путешеств³е его на ослѣ. Разсказъ этотъ побудилъ священника поспѣшить приведен³емъ въ исполнен³е задуманнаго имъ предпр³ят³я, и съ этимъ намѣрен³емъ онъ на другой день отправился вмѣстѣ съ цирюльникомъ къ Донъ-Кихоту.

  

  

   Донъ-Кихотъ спалъ еще, когда пришедш³е къ нему гости попросили у его племянницы ключъ отъ комнаты, хранившей его книги, ставш³я несомнѣннымъ источникомъ случившихся съ нимъ бѣдъ. Племянница радостно исполнила ихъ просьбу, и всѣ они, въ сопровожден³и экономки Донъ-Кихота, вошли въ его библ³отеку, содержавшую въ себѣ болѣе ста толстыхъ, хорошо переплетенныхъ и нѣсколько маленькихъ книгъ. Экономка, увидѣвъ ихъ, съ негодован³емъ покинула комнату и возвратилась черезъ нѣсколько времени съ чашей святой воды и вѣтвью иссопа. "Нате, отецъ мой", сказала она священнику: "окропите святою водой эту комнату, чтобы проклятые волшебники, обитающ³е въ собранныхъ здѣсь книгахъ, не околдовали насъ, за наше стремлен³е изгнать ихъ изъ этого м³ра". Священникъ улыбнулся и попросилъ цирюльника подавать ему, по очереди, книги Донъ-Кихота, чтобы не сжечь тѣ изъ нихъ, которыя не заслуживали подобной участи.

   "Нѣтъ, нѣтъ, не щадите ни одной", говорила племянница; "всѣ онѣ виновны въ нашемъ несчаст³и. Всѣхъ ихъ нужно выкинуть за окно, стащить въ кучу и сжечь среди двора, или, еще лучше, чтобы избавиться отъ дыма, устроить для нихъ костеръ на заднемъ дворѣ". Экономка была того-же мнѣн³я; но священникъ желалъ узнать хоть назван³я книгъ, и первая, поданная ему цирюльникомъ, оказалась Амадисомъ Гальскимъ. Говорятъ, замѣтилъ священникъ, что Амадисъ Гальск³й былъ первою рыцарской истор³ей, напечатанной въ Испан³и, послуживъ образцомъ для всѣхъ остальныхъ. Сжечь ее я нахожу не лишнимъ, какъ основательницу зловредной секты.

   - Пощадите ее, сказалъ цирюльникъ, мног³е увѣряютъ, будто она лучшая изъ рыцарскихъ книгъ.

   - Какъ образецъ, она заслуживаетъ прощен³я, отвѣчалъ священникъ; повременимъ сжигать ее, и посмотримъ, что слѣдуетъ за нею. Цирюльникъ подалъ ему истор³ю подвиговъ Эспланд³ана. законнаго сына Амадиса Гальскаго.

   - Сынъ не достоинъ отца, потрудитесь выкинуть его за окно, сказалъ священникъ, обращаясь къ экономкѣ; пусть онъ послужитъ основан³емъ нашему костру.

   Экономка поторопилась исполнить данное ей повелѣн³е, и Эспланд³анъ отправился ждать заслуженной имъ участи.

   - Дальше что? спросилъ священникъ.

   - Дальше Амадисъ Греческ³й, и вѣроятно всѣ книги, стоящ³я на этой полкѣ, принадлежатъ въ роду Амадисовъ, отвѣчалъ цирюльникъ.

   - Въ такомъ случаѣ на дворъ ихъ, проговорилъ священникъ, потому-что я готовъ скорѣе сжечь моего отца, встрѣтивъ его въ образѣ странствующаго рыцаря, чѣмъ пощадить королеву Пинтикингестру съ пастухомъ Даринелемъ и со всѣми ихъ мудростями.

   - Я того-же мнѣн³я, добавилъ цирюльникъ.

   - И я того-же, проговорила племянница.

   - Когда такъ, - пусть всѣ онѣ отправляются къ своему товарищу, сказала экономка, и, не трудясь выходить изъ комнаты, швырнула ихъ, какъ попало, за окно.

   - Это что за толстая книга? спросилъ священникъ.

   - Донъ-Оливантесъ Лаурск³й, отвѣчалъ синьоръ Николай.

   - Произведен³е автора, написавшаго Садъ Флоры, добавилъ священникъ; право не знаю, въ которомъ изъ этихъ сочинен³й меньше вздору. Во всякомъ случаѣ, донъ-Оливантесу не угодно-ли будетъ отправиться на дворъ, въ наказан³е за разсказываемыя имъ нелѣпости.

   - Вотъ Флорисмаръ Гирканск³й, сказалъ синьоръ Николай.

   - Флорисмаръ тоже здѣсь? воскликнулъ священникъ. Пусть-же онъ потрудится поскорѣй отправиться къ своимъ товарищамъ. Мы не пощадимъ эту грубую, дурно изложенную книгу ни за странное рожден³е ея, ни за небывальщины, которыми она наполнена.

   - Вотъ Рыцарь Платиръ, возвѣстилъ цирюльникъ.

   - Скучная и безцвѣтная книга, которую грѣшно было-бы щадить, отвѣтилъ священникъ; на дворъ ее и пусть больше не будетъ о ней помину.

   - Вотъ Зеркало Рыцарства, продолжалъ синьоръ Николай.

   - Знакомъ съ нимъ, сказалъ священникъ. Въ немъ говорится правдивымъ историкомъ Турпиномъ о двѣнадцати перахъ Франц³и и Рейнальдѣ Монтальванскомъ съ его разбойничьей шайкой. Книгу эту осудить только на вѣчное изгнан³е, изъ уважен³я къ тому, что она вдохновила Матео Боярдо, которому подражалъ славный Ар³остъ, что не помѣшаетъ намъ быть безпощадными къ самому Ар³осту, если мы встрѣтимъ его здѣсь, говорящимъ на своемъ родномъ языкѣ. Если-же онъ заговоритъ съ нами по итал³янски, тогда примемъ его съ тѣмъ уважен³емъ, котораго онъ заслуживаетъ.

   - У меня есть оригиналъ поэмы Ар³оста, но я его не понимаю, замѣтилъ цирюльникъ.

   - Жаль, что не столько же понималъ его тотъ капитанъ, который, желая познакомить насъ съ Ар³остомъ, нарядилъ его по испански. Впрочемъ, говорилъ священникъ, подобная участь ожидаетъ всѣ переводы въ стихахъ, потому что никакой талантъ не въ силахъ сохранить въ нихъ всѣхъ красотъ подлинника. Возвратимся, однако, въ нашей книгѣ, продолжалъ онъ, и припрячемъ ее вмѣстѣ съ сочинен³ями, говорящими о Франц³и. Что съ ними дѣлать? Объ этомъ подумаемъ послѣ. Но да не распространится эта милость ни на находящагося здѣсь, по всей вѣроятности, Бернарда дель Карп³о, ни на книгу называемую Ронцесвалесъ; если онѣ попадутъ въ мои руки, я передамъ ихъ госпожѣ экономкѣ.

   Цирюльникъ во всемъ соглашался съ священникомъ, извѣстнымъ ему за прекраснаго человѣка, котораго богатства цѣлаго м³ра не могли совратить съ пути правды. Двѣ слѣдующ³я книги были: Пальмеринъ Оливск³й и Пальмеринъ Англ³йск³й.

   - Оливу сожгите, сказалъ священникъ, и пепелъ ея развѣйте по воздуху, но сохраните англ³йскую пальму, драгоцѣнное произведен³е, достойное столъ-же драгоцѣннаго ларца, какъ тотъ, который Александръ нашелъ въ сокровищницѣ Дар³я, и въ которомъ хранилъ пѣсни Гомера. Сочинен³е это драгоцѣнно вдвойнѣ: превосходное само по себѣ, оно приписывается перу столько-же мудраго, сколько славнаго короля португальскаго. Описываемыя имъ приключен³я въ мирагадскомъ замкѣ превосходно задуманы и мастерски воспроизведены; слогъ легокъ и живъ, характеры не искажены, и нигдѣ не нарушены литературныя прилич³я. Сохранимъ-же эту книгу вмѣстѣ съ Амадисомъ Гальскимъ, спасеннымъ вашимъ заступничествомъ, и за тѣмъ, да погибнутъ всѣ остальныя.

   - Постойте, постойте, воскликнулъ цирюльникъ, вотъ славный Донъ-Бел³анисъ.

   - Автору этого произведен³я, замѣтилъ священникъ, не мѣшало бы принять нѣсколько ревеню, для очищен³я желчи, разлитой во второй, третьей и четвертой частяхъ его Бел³аниса; теперь-же, уничтоживъ въ этомъ произведен³и замокъ славы и много другихъ пошлостей, подождемъ произносить надъ нимъ окончательный приговоръ, въ надеждѣ на его исправлен³е. Пока храните его у себя, говорилъ онъ цирюльнику, и не давайте читать никому. При послѣднемъ словѣ, обратясь къ экономкѣ, онъ предложилъ ей выкинуть за окно всѣ оставш³яся не пересмотрѣнными больш³я книги Донъ-Кихота.

   Экономка, которая не прочь была сжечь всѣ книги въ м³рѣ, не заставила повторить два раза сдѣланное ей предложен³е, и схвативъ въ руки множество книгъ готовилась выкинуть ихъ за окно, но изнемогая подъ бременемъ своей ноши, уронила одну изъ нихъ къ ногамъ цирюльника, который, поднявъ ее, узналъ, что это была Истор³я славнаго Тиранта Бѣлаго.

   - Тирантъ Бѣлый, воскликнулъ священникъ, онъ тутъ, давайте мнѣ его, это превеселая книга. Въ ней встрѣчается Донъ-Кир³елейсонъ Монтальванск³й съ страшнымъ Дитр³аномъ и уловки дѣвушки удовольств³е моей жизни и любовныя продѣлки вдовы спокойств³я и наконецъ императрица, влюбленная въ своего оруженосца. По слогу это лучшая книга въ м³рѣ: въ ней рыцари ѣдятъ, спятъ, умираютъ на своихъ кроватяхъ, оставляя по себѣ духовныя завѣщан³я, словомъ въ ней встрѣчается многое, чего нѣтъ въ другихъ рыцарскихъ книгахъ; и однако, несмотря на все это, авторъ ея достоинъ быть сосланнымъ на всю жизнь на галеры за множество глупостей, разбросанныхъ имъ въ своемъ сочинен³и. Возьмите его съ собой, продолжалъ онъ, обращаясь къ цирюльнику, прочитайте, и вы увидите, что все сказанное мною, по поводу этой книги, сущая правда.

   - Готовъ васъ слушать, но что станемъ дѣлать со всѣми этими маленькими книгами? спросилъ цирюльникъ.

   - Это вѣроятно собран³е разныхъ стиховъ, сказалъ священникъ, и первая раскрытая имъ книга оказалась Д³аной Монтема³орской. Сжигать ихъ не за что, продолжалъ онъ; доставляя довольно невинное препровожден³е времени, онѣ никогда не окажутъ такого вреднаго вл³ян³я на умы, какъ книги рыцарск³я.

   - Отецъ мой! воскликнула племянница, вы преспокойно можете спровадить на дворъ и эти книжки, потому-что если дядя мой забудетъ о странствующихъ рыцаряхъ, то, читая пастушеск³я сочинен³я, у него явится, пожалуй, желан³е сдѣлаться пастухомъ, бродить по горамъ и лѣсамъ, напѣвая пѣсни и играя на свирѣли; чего добраго, онъ вообразитъ себя еще поэтомъ и начнетъ писать стихи, а эта болѣзнь не только прилипчивая, но, какъ говорятъ, и неизлечимая.

   - Правда ваша, отвѣчалъ священникъ, намъ необходимо устранить отъ нашего друга все, что могло-бы вторично свести его съ ума. Начнемъ-же съ Д³аны Монтема³орской, сжечь ее я, впрочемъ, не желаю, а хотѣлось-бы мнѣ только вычеркнуть въ ней все, что говорится о мудромъ блаженствѣ и очарованной волнѣ и всѣ почти стихи ея, послѣ чего, изъ уважен³я къ ея прозѣ, книгу эту можно будетъ признать лучшею въ своемъ родѣ.

   - Вотъ двѣ Д³аны: Сальмантинская и Хиль Поля, сказалъ цирюльникъ.

   - Сальмантинская пусть увеличитъ собою число осужденныхъ, добавилъ священникъ; Д³ану-же Хиль Поля сохранимъ съ тѣмъ уважен³емъ, съ какимъ сохранили-бы мы произведен³е самаго Аполлона. Однако, поспѣшимъ просмотрѣть слѣдующ³я книги, потому-что ужь не рано.

   - Вотъ десять книгъ богатствъ любви сардинскаго поэта Антон³я Жофраса, сказалъ синьоръ Николай.

   - Клянусь, добавилъ священникъ, что съ тѣхъ поръ какъ существуютъ Аполлонъ и музы, или, вѣрнѣе, съ тѣхъ поръ, какъ существуютъ въ м³рѣ поэты, никто не написалъ еще болѣе увлекательнаго произведен³я. Кто не читалъ его, тотъ не читалъ ничего веселаго. Дайте мнѣ эту книгу, которую я предпочитаю рясѣ изъ лучшей флорент³йской тафты.

   - Слѣдующ³я за тѣмъ, книги были: Ибер³йск³й пастухъ, Генаресск³я нимфы и Лекарство отъ ревности.

   - Вручаю ихъ вамъ, сказалъ священникъ, обращаясь къ экономкѣ, и прошу не спрашивать, почему я это дѣлаю, иначе мы никогда не кончимъ.

   - А что вы скажете о пастухѣ Фелиды? спросилъ синьоръ Николай.

   - Это не пастухъ, а мудрый царедворецъ, котораго мы сохранимъ какъ святыню, отвѣчалъ священникъ.

   - Это что за книга, избранныхъ стихотворен³й разнаго рода? спросилъ опять цирюльникъ.

   - Еслибъ въ этой книгѣ избранныхъ стихотворен³й было меньше, она вышла-бы несравненно лучше. Во всякомъ случаѣ, говорилъ священникъ, исключивъ изъ нея нѣсколько блѣдныхъ произведен³й, перемѣшанныхъ съ стихотворен³ями вполнѣ прекрасными, мы должны сохранить ее, хотя-бы изъ уважен³я къ другимъ сочинен³ямъ ея автора, моего друга.

   - Пѣсенникъ Лопеца Мальдонадо, возвѣстилъ цирюльникъ.

   - Я знакомъ съ его авторомъ, замѣтилъ священникъ. Онъ обладаетъ удивительно мелодичнымъ голосомъ, и когда читаетъ свои стихи, то они выходятъ великолѣпны. Эклоги его нѣсколько растянуты, хотя, впрочемъ, хорошее никогда не длинно. Сохранимъ его книгу и посмотримъ, что лежитъ около нее.

   - Галатея Михаила Сервантеса, отвѣчалъ синьоръ Николай.

   - Сервантесъ, давнишн³й мой другъ, замѣтилъ священникъ, человѣкъ, прославивш³йся больше своими несчаст³ями, чѣмъ стихами. У него нѣтъ недостатка въ воображен³и, но онъ начинаетъ и никогда не оканчиваетъ начатаго. Подождемъ обѣщанной имъ второй части Галатеи; въ ней онъ, быть можетъ, избѣгнетъ тѣхъ недостатковъ, въ которыхъ упрекаютъ первую часть этого произведен³я.

   - А вотъ, сказалъ цирюльникъ: Араукана-Донъ-Алонзо-до-Эрсильа, Астур³ада Хуано Руфо, кордуанскаго судьи и Монсеррато Христоваля Вируесъ, валенс³анскаго поэта.

   - Всѣ эти сочинен³я написаны лучшими героическими стихами въ Испан³и и смѣло могутъ соперничествовать, говорилъ священникъ, съ знаменитѣйшими изъ подобныхъ имъ произведен³й итальянской музы, Сохранимъ ихъ, какъ драгоцѣнные памятники нашей поэз³и. Сказавъ это, онъ, видимо утомленный своей работой, вслѣдъ сжечь безъ разбора всѣ остальныя книги Донъ-Кихота. Цирюльникъ показалъ однако еще одну, случайно попавшуюся ему подъ руку и называвшуюся Слезы Анжелики. Я бы ихъ пролилъ, сказалъ священникъ. если бы эту книгу сожгли по моему приказан³ю. Авторъ ея принадлежитъ въ славнѣйшимъ поэтамъ м³ра, и обогативъ насъ лежащимъ предъ нами сочинен³емъ, онъ превосходно перевелъ еще за нашъ языкъ нѣсколько сказокъ Овид³я.

  

  

   При послѣднихъ словахъ священника послышался голосъ Донъ-Кихота, громко кричавшаго: "ко мнѣ, ко мнѣ безстрашные рыцари! Здѣсь вы должны показать силу вашихъ рукъ, если не хотите уступить придворнымъ первенства на турнирѣ". Всѣ кинулись на этотъ крикъ, бросивъ дальнѣйш³й разборъ книгъ; вслѣдств³е чего Каролеа и Леонъ Испанск³й отправились въ огонь вмѣстѣ съ Подвигами Императора, написанными Донъ Луисомъ де Авилою. Сочинен³я эти, попавъ въ руки племянницы и экономки Донъ-Кихота, испытали участь хуже той, которая постигла бы ихъ, еслибъ онѣ были просмотрѣны священникомъ и цирюльникомъ. Прибѣжавъ на крикъ своего друга, они застали его пробужденнымъ, кричавшимъ по прежнему и наносившимъ мечомъ удары на право и на лѣво. Рыцаря взяли подъ руки и уложили въ постель. Не много успокоясь, онъ обратился къ священнику съ слѣдующими словами: "епископъ Турпинъ, согласитесь, что великимъ позоромъ покрываютъ себя странствующ³е рыцари подобные намъ, уступая придворнымъ побѣду на турнирѣ, послѣ трехдневнаго надъ ними торжества.

   - Все въ волѣ Бож³ей, отвѣчалъ священникъ, и если Ему будетъ угодно, то побѣда вскорѣ опять озаритъ ваше оруж³е. Не унывайте, и помните, что часто на другой день мы находимъ потерянное наканунѣ. Теперь подумаемъ о вашемъ здоровьи; вы должны быть чрезвычайно измучены, если не тяжело ранены.

   - Нѣтъ, я не раненъ, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, но страшно измученъ и избитъ, и немудрено: Роландъ билъ меня дубовымъ су"комъ за то, что я одинъ возсталъ противъ его хвастовства, но едва лишь я встану съ постели, такъ не буду я Рейнальдомъ Монтальванскимъ, если онъ не заплатитъ мнѣ дорого за свои удары, не смотря на всѣ свои очарован³я. Теперь дайте мнѣ поѣсть, а о мщен³и предоставьте позаботиться мнѣ самому.

   Ему подали поѣсть, и, герой нашъ, подкрѣпивъ себя пищей, уснулъ опять, удививъ всѣхъ окружавшихъ его страннымъ родомъ своего помѣшательства.

   Вечеромъ экономка сожгла всѣ его книги, какъ выкинутыя на дворъ, такъ и оставш³еся въ домѣ; мног³я изъ нихъ не заслуживали постигшей ихъ участи, но злая судьба закрыла предъ ними двери спасен³я, и онѣ оправдали на себѣ пословицу, говорящую, что за грѣшника часто страждетъ невинный.

   Одно изъ средствъ, придуманныхъ священникомъ и цирюльникомъ противъ болѣзни Донъ-Кихота, состояло въ томъ, чтобы задѣлать дверь его библ³отеки такъ, чтобы онъ не нашелъ ее по своемъ выздоровлен³и. Этимъ они думали уничтожить причину болѣзни, и чрезъ то и самую болѣзнь. Рыцарю положено было объявить, будто волшебникъ унесъ его книги и кабинетъ.

   Черезъ два дня Донъ-Кихотъ всталъ съ постели и прежде всего отправился въ свою библ³отеку. Не находя ее на прежнемъ мѣстѣ, онъ принялся всюду отыскивать ее, безпрерывно обходя то мѣсто, на которомъ она была расположена, ощупывая руками стѣну, ничего не говоря и не понимая. Наконецъ онъ спросилъ, съ какой стороны была расположена его библ³отека.

   - О какой библ³отекѣ говорите вы, спросила экономка, и что ищите вы тамъ, гдѣ нѣтъ ничего, потому что чортъ унесъ ваши книги и кабинетъ.

   - Не чортъ, а волшебникъ, добавила племянница, прилетѣвш³й сюда на драконѣ, вскорѣ послѣ вашего отъѣзда. Онъ былъ въ вашемъ кабинетѣ, - что онъ тамъ дѣлалъ, этого я не знаю; - но только спустя нѣсколько времени, мы видѣли, какъ онъ вышелъ черезъ крышу, наполнивъ дымовъ весь домъ. Когда же мы полюбопытствовали взглянуть, что онъ надѣлалъ здѣсь, то не нашли ужь ни вашей комнаты, ни вашихъ книгъ. Улетая, онъ кричалъ намъ, что, ненавидя васъ, онъ причиняетъ вамъ вредъ, который замѣтятъ впослѣдств³и; въ этому онъ добавилъ, что его зовутъ Мюньетонъ.

   - Фрестонъ, а не Мюньетонъ, замѣтилъ Донъ-Кихотъ:

   - Право не знаю: Фритонъ или Фрестонъ; знаю только, что имя его кончается на тонъ, отвѣтила племянница.

   - Да, сказалъ Донъ-Кихотъ, мудрый Фрестонъ питаетъ ко мнѣ смертельную ненависть, угадывая, что нѣкогда я встрѣчусь на поединкѣ съ рыцаремъ, которому онъ покровительствуетъ, и какъ ему извѣстно, что не смотря на всѣ его старан³я, я останусь побѣдителемъ въ этой битвѣ; по этому онъ и дѣлаетъ мнѣ, въ ожидан³и ея, всевозможныя непр³ятности, но пусть знаетъ онъ, что ничто не въ силахъ измѣнить велѣн³й небесъ.

   - Кто въ этомъ сомнѣвается? возразила племянница. Но, дорогой мой дядя, къ чему вамъ вовлекать себя во всѣ эти опоры? Не лучше-ли мирно сидѣть въ своемъ домѣ, чѣмъ рыскать по свѣту и отыскивать хлѣбъ лучше пшеничнаго? Мало ли людей, отправлявшихся искать шерсти, возвращались остриженными?

   - Другъ мой, возразилъ рыцарь, прежде чѣмъ остригутъ меня, я вырву бороду тому, кто тронетъ хоть одинъ волосъ на моей головѣ.

   Донъ-Кихоту перестали возражать, видя, что это сердитъ его. Двѣ недѣли прожилъ онъ у себя дома, ничѣмъ не обнаруживая своего намѣрен³я - пуститься въ новыя странствован³я. Каждый вечеръ съ друзьями своими, священникомъ и цирюльникомъ, онъ велъ презабавные разговоры, доказывая, что м³ръ ощущалъ живѣйшую потребность въ странствующихъ рыцаряхъ, доблестное сослов³е которыхъ онъ намѣревался воскресить въ своемъ лицѣ. Священникъ иногда возражалъ ему, но большею част³ю, не желая раздражать его, притворно соглашался съ нимъ. Между тѣмъ Донъ-Кихотъ не бездѣйствовалъ; онъ велъ тайные переговоры съ однимъ своимъ сосѣдомъ, крестьяниномъ хотя бѣднымъ, но все-же кое-что имѣвшимъ, и только не принадлежавшимъ, какъ кажется, въ числу мудрецовъ. Герой нашъ увѣрилъ простяка, что, сдѣлавшись оруженосцемъ странствующаго рыцаря, онъ можетъ ожидать огромныхъ выгодъ, можетъ наткнуться на такое приключен³е, которое доставитъ ему обладан³е островомъ. Этимъ и другими, столь же удобоисполнимыми обѣщан³ями, онъ вскружилъ голову Санчо-Пансо, (имя будущаго оруженосца нашего героя), рѣшившагося покинуть свою семью и послѣдовать за рыцаремъ. Покончивъ съ столь важнымъ дѣломъ, какъ пр³искан³е оруженосца, Донъ-Кихотъ началъ думать какъ бы достать денегъ, и продавъ одно, заложивъ другое, все это съ большимъ убыткомъ, успѣлъ скопить кое какую сумму, послѣ чего, доставъ у одного изъ друзей своихъ щитъ и починивъ шлемъ, увѣдомилъ Санчо о днѣ и часѣ своего отъѣзда, доставивъ ему, такимъ образомъ, возможность запастись къ назначенному сроку всѣмъ для него и необходимымъ, совѣтуя ему въ особенности не позабыть сумки. Санчо обѣщалъ взять ее и сказалъ рыцарю, что, будучи плохимъ ходокомъ, онъ намѣренъ взять съ собою своего осла. Слово оселъ нѣсколько озадачило Донъ-Кихота; онъ сталъ припоминать какой-нибудь случай, въ которомъ бы оруженосцы странствующихъ рыцарей являлись верхомъ на ослѣ, и хотя ничего подобнаго. не припомнилъ, тѣмъ не менѣе не противорѣчилъ Санчо, надѣясь пересадить его на болѣе благородное животное, при первой встрѣчѣ съ какимъ-нибудь дерзкимъ рыцаремъ. Запасшись наконецъ бѣльемъ и другими необходимыми вещами, о которыхъ говорилъ ему хозяинъ заѣзжаго дома, онъ въ одинъ прехрасный вечеръ, не простившись съ племянницей и экономкой, вторично ускользнулъ отъ нихъ, увлекши за собою на этотъ разъ Санчо, который въ свою очередь покинулъ домъ свой, не простясь съ женою и дѣтьми. Вою ночь они ѣхали такъ скоро, что на зарѣ могли считать себя безопасными отъ преслѣдован³й своихъ родныхъ, въ случаѣ, еслибъ послѣдн³я пустились за ними въ погоню. Важно и чинно сидѣлъ Санчо за своемъ оспѣ съ котомкой и высушенной тыквой, служившей ему бутылкою, нетерпѣливо ожидая обѣщаннаго ему острова и слѣдуя за своимъ господиномъ по той же монт³ельской долинѣ, по которой рыцарь направился и въ первый свой выѣздъ; теперь онъ путешествовалъ впрочемъ, съ меньшимъ неудобствомъ, потому что, благодаря раннему утру, солнечные лучи, падая на него съ боку, нисколько не безпокоили его. Спустя нѣсколько времени, Санчо, лишенный способности долго молчать, сказалъ своему господину: "ваша милость, не забывайте, прошу васъ, объ обѣщанномъ вами островѣ; потому что я чувствую себя въ силахъ управлять имъ, какъ бы ни былъ онъ великъ".

   - Другъ мой, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, во всѣ времена странствующ³е рыцари свято держались обычая - дарить завоеванные ими острова и королевства своимъ оруженосцамъ, и я не только не намѣренъ отступать отъ этого благороднаго обычая; но думаю даже сдѣлать больше. Прежн³е рыцари награждали своихъ оруженосцевъ тогда лишь, когда тѣ, состарѣвшись, выбивались изъ силъ и становились неспособными служить, вслѣдств³е тяжелыхъ дней и еще болѣе тяжелыхъ ночей, проведенныхъ на службѣ у рыцарей; тогда лишь, повторяю, рыцари дарили имъ какую нибудь провинц³ю съ титломъ графа или маркиза. Я же надѣюсь, не позже недѣли, если Господь поможетъ пережить ее, - завоевать такое царство, въ зависимости отъ котораго будетъ находиться нѣсколько меньшихъ царствъ, и тебѣ, Санчо, я предназначаю корону лучшаго изъ нихъ. Не.думай, чтобы слова мои были преувеличены, нисколько. Странствующимъ рыцарямъ представляется ежедневно возможность завоевывать королевства такъ неожиданно, что мнѣ рѣшительно ничего не стоитъ дать тебѣ гораздо больше, чѣмъ обѣщалъ я.

   - А что, если чудомъ, помогающимъ вашей милости, сказалъ Санчо, я вдругъ сдѣлаюсь королемъ; неужели жена моя, Жанна Гутьерецъ, станетъ тогда королевой, а дѣти инфантами?

   - Безъ сомнѣн³я, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ.

   - Я однако сомнѣваюсь, замѣтилъ Санчо, потому что если бы короны начали падать съ небесъ, какъ дождь, и тогда, кажись, не нашлось, бы ни одной по головѣ моей жены. Клянусь Богомъ, за подобную королеву не дадутъ и мараведиса. Графиней, она еще, пожалуй, могла бы быть.

   - Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, предоставь Богу заботиться о тебѣ и о твоихъ. Онъ безъ сомнѣн³я дастъ то, что всего приличнѣе тебѣ. Только не падай духомъ, и изъ скромности не удовольствуйся чѣмъ нибудь меньшимъ управлен³я хорошей провинц³ей.

   - Не безпокойтесь, я не удовольствуюсь этимъ, отвѣчалъ Санчо, особенно имѣя въ вашей милости такого сильнаго покровителя, съумѣющаго сообразить, что будетъ подъ силу моимъ плечамъ.

  

  

   Въ эту минуту наши искатели приключен³й замѣтили отъ тридцати до сорока мельницъ. Увидя ихъ, Донъ-Кихотъ воскликнулъ: "судьба устраиваетъ дѣла наши лучше, чѣмъ мы могли ожидать. Видишь-ли, Санчо, эту толпу великановъ? Клянусь Богомъ, я уничтожу ихъ всѣхъ. Разорен³емъ ихъ, мы положимъ оцѣнку нашему богатству, и совершимъ дѣло угодное Господу, ибо велика заслуга предъ нимъ человѣка, стирающаго съ лица земли проклятое племя великановъ.

   - Какихъ великановъ? спросилъ Санчо.

   - Тѣхъ, которые стоятъ вонъ тамъ, съ огромными руками, длина которыхъ доходитъ у многихъ изъ нихъ до двухъ миль, сказалъ Донъ-Кихотъ, указывая на мельницы.

   - Помилуйте, возразилъ Санчо, это мельницы, а не великаны, и руки этихъ небывалыхъ великановъ ничто иное, какъ мельничныя крылья, двигающ³я жерновами при помощи вѣтра.

   - Санчо, ты не опытенъ въ дѣлѣ приключен³й, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, я тебѣ говорю, что это великаны, и если ты страшишься ихъ, то отъѣзжай въ сторону и молись Богу тѣмъ временемъ, какъ я вступлю съ ними въ ужасный и неровный бой.

   Въ тоже мгновен³е, пришпоривъ Россинанта, и не слушая клятвъ своего оруженосца, не перестававшаго увѣрять его, что отъ принимаетъ вѣтряныя мельницы за великановъ; онъ скачетъ впередъ, и чѣмъ ближе подъѣзжаетъ къ мельницамъ, тѣмъ сильнѣе убѣждается, что видитъ передъ собою великановъ. "Не убѣгайте", кричалъ онъ, во все горло мельницамъ, "не убѣгайте, презрѣнныя твари! Вы видите, что я одинъ готовлюсь поразить васъ". Въ эту минуту дунулъ легк³й вѣтерокъ и крылья мельницъ пришли въ движен³е.

   "Двигайте, двигайте вашими руками", продолжалъ кричать Донъ-Кихотъ, "и не устрашусь васъ, хотя бы вы двинули большимъ числомъ рукъ, чѣмъ сколько ихъ было у великана Бр³арея, потому что с³ю минуту я уничтожу ихъ всѣхъ". Обратясь за тѣмъ съ воззван³емъ къ своей дамѣ, прося ее одушевлять своего рыцаря въ предстоящей битвѣ, онъ прикрылся щитомъ и, укрѣпивъ въ рукѣ копье, устремился на ближайшую мельницу, въ крыло которой со всего размаха вонзилъ свое копье. Въ тоже мгновен³е вѣтеръ повернулъ крыло такъ сильно, что, разбивъ въ дребезги копье Донъ-Кихота, оно повалило его самого на землю вмѣстѣ съ Россинантомъ. Увидѣвъ это, Санчо, во всю прыть своего осла поскакалъ на помощь къ рыцарю, ударившемуся такъ сильно, что онъ не чувствовалъ себя въ силахъ шевельнуть ни рукой, ни ногой.

   - Владычица Богородице! воскликнулъ Санчо. Не говорилъ ли а вамъ, что вы нападаете за вѣтрявнныя мельницы? Право, нужно имѣть въ головѣ так³я же мельницы, чтобы принять ихъ за великановъ.

   - Молчи, сказалъ Донъ-Кихотъ. Узнай прежде, что ничто въ м³рѣ не подвержено въ такой степени капризамъ судьбы, какъ война, эта олицетворенная превратность. Сказать ли тебѣ, что я думаю и въ чемъ я увѣренъ вполнѣ; случившаяся съ вами мистификац³я, это новая продѣлка проклятаго Фрестона, похитившаго кабинетъ съ моими книгами, и теперь преобразившаго великановъ въ вѣтрянныя мельницы, желая отнять у меня славу великой побѣды, которую предстояло мнѣ одержать; но какъ не примирима его вражда ко мнѣ, тѣмъ не менѣе наступитъ минута, когда мой мечъ восторжествуетъ надъ его искуствомъ.

   - Дай Богъ, проговорилъ Санчо, помогая своему господину взобраться на Россинанта, у котораго одна нога была почти вывихнута.

   Продолжая говорить о великанахъ, превращенныхъ въ мельницы, рыцарь и его оруженосецъ направились по многопосѣщаемой дорогѣ въ пуэрто-лаписскому ущелью, на которой, по словамъ Донъ-Кихота, нельзя было не наткнуться на множество приключен³й. Сожалѣя о своемъ разбитомъ копьѣ, онъ сказалъ Санчо: "гдѣ то читалъ я, что испанск³й рыцарь Д³его Пересъ де-Варгасъ, сломивъ въ бою копье, вооружился огромнымъ дубовымъ сукомъ и умертвилъ имъ въ тотъ день столько мавровъ, что сталъ потомъ извѣстенъ въ народѣ, подъ именемъ маврогубца - наименован³е, которое потомки его присоединили къ своей фамил³и Варгасъ. Я упомянулъ объ этомъ потому, что я тоже намѣренъ отломить подобный сукъ отъ перваго встрѣченнаго нами дуба, и вооруженный имъ, я совершу так³е подвиги, что ты сочтешь себя счастливымъ, будучи только свидѣтелемъ тѣхъ безпримѣрныхъ дѣлъ, которымъ нѣкогда съ трудомъ станутъ вѣрить".

   - Да будетъ такъ, отвѣчалъ Санчо, вы говорите и я вамъ вѣрю. Но поправтесь немного; вы сидите на сѣдлѣ совсѣмъ криво, потому что вѣрно не оправились еще отъ недавняго паден³я.

   - Да, сказалъ Донъ-Кихотъ, и если я не жалуюсь на боль, то потому только, что странствующимъ рыцарямъ запрещено жаловаться даже тогда, еслибъ желудокъ ихъ былъ пробожденъ и внутренности изъ него выходили бы наружу.

   - Если для рыцарей существуютъ подобные законы, то мнѣ остается только молчать; хотя, правду сказать, я лучше желалъ бы, чтобъ ваша милость стонали, когда чувствуете себя не совсѣмъ хорошо. Я, по крайней мѣрѣ, не откажу себѣ въ этомъ облегчен³и, и при первой царапинѣ закри