Сервантес Мигель Де - Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая)

ign="justify">   - Помнишь-ли ты его до сихъ поръ? спросилъ Донъ-Кихотъ.

   - Нѣтъ, отвѣчалъ Санчо; какъ только я повторилъ его церковнику и увидѣлъ, что ни на какого чорта оно мнѣ больше не нужно, такъ сейчасъ-же позабылъ. Развѣ только вотъ это начало помню: вмѣстительная, то бишь, властительная, да еще конецъ вашъ до проба рыцарь печальнаго образа; между этимъ началомъ и концомъ я помѣстилъ штукъ триста сердецъ, жизней и прекрасныхъ глазъ.

   - Это не дурно, замѣтилъ рыцарь, но говори, что дальше? Когда ты предсталъ предъ этой царицей красоты, чѣмъ была занята она? Вѣроятно нанизывала жемчугъ на золотую нитку или вышивала золотомъ какой-нибудь любовный девизъ для плѣненнаго ею рыцаря.

   - Засталъ я ее, отвѣтилъ Санчо, на скотномъ дворѣ, гдѣ она провѣевала двѣ семины ржи.

   - Хлѣбныя зерна въ рукахъ ея, вѣроятно, превращались въ жемчужины - сказалъ Донъ-Кихотъ; но обратилъ-ли ты вниман³е на то, какого качества была рожь: чистая-ли, полновѣсная и матовая?

   - Нѣтъ, свѣтлая

   - Могу тебя увѣрить, другъ кой, замѣтилъ Донъ-Кихотъ, что прошедши чрезъ ея руки, рожь эта дастъ чудеснѣйш³й пшеничный хлѣбъ. Но скажи, когда ты передалъ ей мое письмо, поцѣловала-ли она его? подняла-ли надъ своей головой? сдѣлала-ли она что-нибудь, достойное полученнаго ею послан³я, и что она наконецъ сдѣлала? ради Бога, говори, не мучь меня.

   - Когда я пришелъ къ ней съ вашимъ письмомъ, сказалъ Санчо, то ей, кажется, было не до писемъ, такъ была занята она работой; положи, мой милый, сказала она мнѣ, махая порядочной связкой ржи, это письмо на мѣшокъ; я ужо, когда покончу работу, прочитаю его.

   - Понимаю, понимаю тебя, скрытная красавица, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; ты желала прочесть его на свободѣ, чтобы насладиться каждымъ выражен³емъ. Но, продолжай, Санчо. Скажи, что говорила она тебѣ за работой, что ты отвѣчалъ ей. Передай мнѣ разговоръ вашъ отъ слова до слова; скажи, о чекъ она спрашивала тебя?

   - Ни о чемъ она не спрашивала меня - сказалъ Санчо; а самъ я разсказалъ ей, какъ ваша милость страдаетъ во славу ея, какъ оставилъ я васъ, между скалъ, словно дикаря какого: голаго, не кушающаго со стола, не расчесывающаго бороды, почивающаго на голой землѣ, и все страдающаго и проклинающаго свою звѣзду.

   - Это ты напрасно сказалъ, что я проклинаю звѣзду свою, замѣтилъ Донъ-Кихотъ. Напротивъ, я благословляю и не перестану благословлять ее до конца дней моихъ, потому что она сдѣлала меня достойнымъ любви такой высокой дамы, какъ Дульцинея Тобозская.

   - Ужъ именно высокой, замѣтилъ Санчо; я полагаю, она вершка на три выше меня.

   - Ты почему это знаешь, развѣ ты мѣрялся съ ней? спросилъ Донъ-Кихотъ.

   - Вотъ какъ я мѣрялся, отвѣчалъ Санчо; помогая ей взвалить на осла куль муки, я очень близко подошелъ къ ней, и тогда увидѣлъ, что она цѣлой головой выше меня.

   - Не правда-ли, высок³й ростъ ея, сказалъ Донъ-Кихотъ, гармонируетъ какъ нельзя болѣе съ высокими достоинствами ума и возвышенной прелестью ея манеръ. Но вотъ, Санчо, отчего ты не можешь отпереться; - когда ты приблизился къ ней, не повѣяло ли на тебя восхитительнѣйшими ароматами, не благоухало ли все вокругъ нея, какъ въ магазинѣ самаго изысканнаго парфюмера?

   - Никакихъ запаховъ я не слышалъ отъ нее, кромѣ одного, отвѣтилъ Санчо, происходившаго, вѣрно, оттого, что работая, она страхъ какъ потѣла.

   - У тебя вѣрно былъ насморкъ - сказалъ рыцарь, или ты слышалъ свой собственный запахъ, потому что я, кажется, знаю, какъ благоухаетъ эта роза между шипами, эта садовая лил³я, эта разжиженная амбра.

   - Пожалуй, что свой собственный слышалъ я, продолжалъ Санчо; я точно, въ частую, слышу отъ себя такой-же самый запахъ, какой, показалось мнѣ, слышалъ я отъ вашей дамы Дульцинеи, и ничего тутъ мудренаго нѣтъ; если и слышалъ, потому что одинъ чортъ, говорятъ похожъ на другого.

   - Но, спрашивалъ Донъ-Кихотъ, провѣявши и отправивши на мельницу рожь, что сдѣлала она, прочитавъ мое письмо?

   - Письма вашего она вовсе не читала, отвѣтилъ Санчо, оттого, что не знаетъ она, какъ сказала мнѣ, ни читать, ни писать, а разорвала его на мелк³е кусочки, боясь, какъ-бы кто не прочиталъ и не разгласилъ-бы ея секретовъ. О любви къ ней вашей милости и вашихъ непомѣрныхъ страдан³ямъ довольно узнала она изъ моихъ разсказовъ и велѣла мнѣ передать, что она цалуетъ ваши руки, и что ей желательнѣе видѣть васъ, чѣмъ получать отъ васъ письма, потому она и приказываетъ вамъ сейчасъ-же выбраться изъ этого хворостнику и отправиться въ Тобозо. Ей, я вамъ доложу, смерть какъ хочется видѣть васъ; а ужь какъ она хохотала, когда я сказалъ ей, что ваша милость называетесь рыцаремъ печальнаго образа, просто животъ надрывала. Спросилъ я ее также, представлялся-ли ей бискаецъ и узналъ, что представлялся, и что это очень вѣжливый и милый господинъ. Спросилъ ее и насчетъ каторжниковъ, но оказалось, что изъ этихъ господъ никто не представлялся.

   - До сихъ поръ все идетъ какъ нельзя лучше, продолжалъ Донъ-Кихотъ, но скажи мнѣ, когда ты откланялся ей, что подарила она тебѣ, въ награду за тѣ вѣсти, которыя ты принесъ ей отъ ея рыцаря? потому что узнай, Санчо, если ты этого не знаешь: дарить как³я-нибудь драгоцѣнныя вещи оруженосцамъ, дѣвушкамъ или карламъ, приносящимъ вѣсти отъ рыцарей дамамъ и отъ дамъ рыцарямъ, это старинный и ненарушимый рыцарск³й обычай.

   - Очень можетъ быть, что это такой обычай, сказалъ Санчо и право нельзя сказать, чтобы онъ былъ дурной, но только видно обычай этотъ былъ въ обычаѣ въ прежн³я времена, а нынче вмѣсто драгоцѣнныхъ подарковъ даютъ ломоть хлѣба съ кускомъ овечьяго творогу; по крайней мѣрѣ мнѣ госпожа Дульцинея ничего больше не дала, а творогомъ точно попотчивала, когда я откланивался ей изъ-за плетня скотнаго двора.

   - Дульцинея, сколько я ее знаю, женщина чрезвычайно щедрая, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, и если ты не получилъ отъ нее дорогаго подарка, то вѣроятно потому, что въ это время у нее не было ничего подъ рукой, иначе она тебѣ непремѣнно подарила бы какую-нибудь драгоцѣнную вещь. Ты впрочемъ ничего не потерялъ, потому что когда я увижусь съ Дульцинеей, я все устрою какъ слѣдуетъ. Но знаешь-ли, мой другъ, что меня удивляетъ? Ты пропутешествовалъ туда и назадъ, точно на воздухѣ; въ три дня ты сдѣлалъ тридцать добрыхъ миль. Это заставляетъ меня думать, что покровитель и другъ мой мудрый волшебникъ, - одинъ покровительствующ³й мнѣ волшебникъ непремѣнно долженъ быть у меня, иначе я не былъ бы странствующимъ рыцаремъ - должно быть незримо несъ тебя по воздуху во время твоего путешеств³я. Ты не удивляйся этому; очень часто волшебникъ беретъ соннаго рыцаря съ постели, и рыцарь, самъ не зная какъ, пробуждается утромъ миль за тысячу отъ того мѣста, гдѣ онъ заснулъ, иначе рыцари не могли бы помогать другъ другу въ опасностяхъ, какъ это дѣлается обыкновенно. Случается, напримѣръ, что иной рыцарь сражается гдѣ-нибудь въ горахъ Армен³и съ вампиромъ или андр³акой или, наконецъ съ другимъ рыцаремъ; смерть грозитъ уже изнеможенному бойцу, но въ ту самую минуту, когда онъ меньше всего ожидаетъ, на облакѣ, или на огненной колесницѣ, спускается другъ его рыцарь, находивш³йся за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ, можетъ быть, въ Англ³и. Онъ вступается за своего друга, спасаетъ ему жизнь и къ ночи переносится назадъ въ Англ³ю, ужинаетъ тамъ и ложится спать, не смотря на то, что одно мѣсто отстоитъ отъ другаго на двѣ или на три тысячи миль. Все это, другой мой, устраиваютъ охраняющ³е насъ мудрецы волшебники: и ты, Санчо, нисколько не сомнѣвайся въ томъ, что ты дѣйствительно былъ въ Тобозо и возвратился оттуда; я тебѣ еще разъ говорю, что ты вѣроятно самъ того не замѣчая, летѣлъ, какъ птица, при помощи моего мудраго друга.

   - Это очень можетъ быть, сказалъ Санчо, потому что Россинантъ мчался, словно оселъ цыгана съ живымъ серебромъ въ ушахъ.

   - Какое тамъ живое серебро! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, тебя несъ цѣлый лег³онъ духовъ, которые, никогда не уставая летаютъ сами и помогаютъ перелетать другимъ, как³я угодно пространства, безъ малѣйшей усталости. Но, другъ мой, вотъ чего я не знаю: какъ исполнить приказан³е моей дамы? Если я отправлюсь теперь къ ней, то я не сдержу слова, даннаго принцессѣ? Къ тому же рыцари должны больше думать о своихъ обѣщан³яхъ, нежели объ удовольств³яхъ и прихотяхъ; и теперь, съ одной стороны, меня толкаетъ желан³е видѣть мою даму, съ другой - мой долгъ напоминаетъ мнѣ о данномъ мною обѣщан³и и объ ожидающей меня славѣ. Но вотъ что я думаю: я отправлюсь поскорѣе туда, гдѣ обитаетъ этотъ ужасный великанъ, и когда я отсѣку ему голову и возвращу принцессѣ ея царство, тогда поспѣшу въ этой звѣздѣ, озаряющей меня своимъ с³ян³емъ. Я извинюсь передъ ней въ невольномъ промедлен³и и увѣренъ, что она не только не разсердится, но осыпетъ еще похвалами меня за подвигъ, который прославитъ и возвеличитъ ее саму, такъ какъ она источникъ всей пр³обрѣтаемой и въ будущемъ ожидающей меня славы.

   - Пресвятая Богородице! воскликнулъ Санчо; право вы не въ своемъ умѣ. Да скажите на милость, изъ-за чего же отправляетесь вы за тридевять земель? прогуляться, что ли? Ужели вы, въ самомъ дѣлѣ, намѣрены выпустить изъ рукъ невѣсту царицу, которая принесетъ вамъ въ приданое царство тысячъ въ двадцать миль, то есть больше Испан³и и Португал³и вмѣстѣ и производящее все, что-только нужно для человѣка. Замолчите, ради Бога, господинъ рыцарь; какъ вамъ не стыдно даже говорить объ этомъ. Послушайтесь меня и обвѣнчайтесь съ этой принцессой въ первой деревнѣ, въ которой найдется священникъ; да къ чему священника? развѣ нашъ господинъ лиценц³атъ не съумѣетъ обвѣнчать васъ. Я, ваша милость, слава Богу не мальчикъ, и могу, кажется, подать кое-какой совѣтъ, а нынѣшн³й приходится какъ нельзя больше кстати, потому что знаете вы эту пословицу; лучше синица въ руки, чѣмъ журавль въ небѣ, и когда даютъ тебѣ перстень, протягивай палецъ.

   - Санчо! отвѣчалъ рыцарь; если ты совѣтуешь мнѣ жениться только для того, чтобы убивши измѣнника великана, я вступилъ на престолъ и осыпалъ тебя милостями, то вѣдь я могу сдѣлать это и безъ женитьбы. Видишь-ли, прежде чѣмъ я вступлю въ битву съ великаномъ, я заключу съ принцессой такого рода услов³е: если я одержу побѣду, то все равно, женюсь я или нѣтъ, она должна будетъ уступить мнѣ извѣстную часть своего царства съ правомъ передать его, кому я захочу, а кому же другому отдать мнѣ его, если не тебѣ.

   - Вотъ что умно, то умно, отвѣтилъ Санчо, но только ваша милость вы ужь потрудитесь выговорить себѣ часть королевства при морѣ, чтобы я могъ, въ случаѣ чего, снарядить со всѣми моими подданными неграми корабль и отправить ихъ туда, куда мнѣ желательно будетъ. Къ вашей же дамѣ вы ужь пока не трудитесь отправляться, а покончите поскорѣе съ этимъ великаномъ къ прославлен³ю Бога и нашей выгодѣ.

   - Санчо! я вполнѣ согласенъ съ тобою, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, и прежде чѣмъ отвратиться къ Дульцинеѣ, поспѣшимъ поразить великана; но только Боже тебя сохрани передать разговоръ нашъ кому бы то ни было, даже изъ тѣхъ лицъ, которыя ѣдутъ теперь съ нами; потому что если скромная Дульцинея не желаетъ открывать своихъ тайнъ, то было-бы очень не хорошо съ моей стороны, или со стороны кого бы то ни было, обнаруживать ихъ.

   - Да если вы желаете держать любовь вашу въ тайнѣ, сказалъ Санчо, такъ зачѣмъ же вы то и дѣло посылаете представляться вашей дамѣ разныхъ побѣжденныхъ вами господъ? Развѣ это не значитъ говорить каждому встрѣчному, что вы въ нее влюблены? И какъ умудряться сохранить ваши тайны всѣ эти господа, преклонявш³е передъ нею, по вашему повелѣн³ю, колѣна и повергавш³я себя въ ея распоряжен³е?

   - Какъ ты, однако, тупъ, Санчо, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ. Ужели ты не понимаешь, что все это возвеличиваетъ мою повелительницу и возвышаетъ ея славу? Гдѣ видѣлъ ты такую даму, которая бы не гордилась имѣть въ своемъ распоряжен³и нѣсколькихъ странствующихъ рыцарей, думающихъ только о томъ, какъ бы служить ей, не ожидая за это другой награды, кромѣ позволен³я быть ея рыцарями и слугами.

   - Слышалъ я, что такъ слѣдуетъ любить Бога, отвѣтилъ Санчо; любить Его изъ-за него, а не изъ надежды попасть въ рай, или изъ боязни отправиться въ адъ, любить и служить Ему, не разбирая какъ и за что.

   - Чортъ его разберетъ этого человѣка, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; как³я счастливыя минуты бываютъ у него; право, иной разъ подумаешь, что онъ учился въ Саламанкѣ.

   - И не выучился читать, добавилъ Санчо.

   Въ эту минуту послышался голосъ цирюльника, просившаго рыцаря остановиться, потому что спутники его желали отдохнуть у ручья, протекавшаго на концѣ поляны. Донъ-Кихотъ остановился, къ великой радости Санчо, который усталъ даже, такъ ужь сильно вралъ онъ, и въ добавокъ еще боялся, чтобы не поймали его на словѣ и не уличили во лжи, ибо, хотя онъ и зналъ, что Дульцинея простая крестьянка, онъ все же никогда въ жизни не видѣлъ ее. Карден³о успѣлъ между тѣмъ переодѣться въ старое платье Доротеи, платье незавидное, но все же несравненно лучшее его прежнихъ лохмотьевъ. Путешественники усѣлись на берегу ручья и позавтракали провиз³ей, которой священникъ запасся въ корчмѣ. Тѣмъ временемъ, какъ они закусывали, на полянѣ показался молодой мальчикъ; остановившись на минуту, чтобы разглядѣть группу, расположившуюся у ручья, онъ подбѣжалъ вдругъ въ Донъ-Кихоту и сказалъ ему заливаясь горючими слезами: "о, добрый господинъ! узнаете ли вы меня? Я тотъ самый бѣдный Андрей, котораго вы заставили отвязать отъ дуба."

   Донъ-Кихотъ узналъ его въ ту же минуту, и взявъ за руку несчастнаго мальчика, величественно повернулся съ нимъ къ своимъ спутникамъ. "Господа! гордо сказалъ онъ имъ, "дабы вы убѣдились на дѣлѣ, какъ полезны для м³ра странствующ³е рыцари, какъ они всюду преслѣдуютъ и пресѣкаютъ неправду и зло, совершаемое безчестными и развратными людьми, скажу вамъ, что проѣзжая недавно около одного лѣса, я услышалъ чьи-то жалобные крики. Вспомнивъ свой долгъ, я, ни минуты не медля, поскакалъ туда, гдѣ слышались вопли и нашелъ тамъ этого мальчика, который стоитъ предъ вами и можетъ подтвердить мои слова. Обнаженный до поясницы, онъ привязанъ былъ въ дубу, и грубый вилланъ, оказавш³йся его хозяиномъ, разрывалъ на немъ кожу ремнями своихъ возжей. Когда зрѣлище это поразило мои глаза, я спросилъ грубаго мужика, за что онъ такъ ужасно бьетъ мальчика? Груб³янъ отвѣтилъ; что это слуга его, котораго онъ наказываетъ за нѣкоторыя неисправности по хозяйству. Неправда! воскликнулъ ребенокъ, онъ бьетъ меня за то, что я требую отъ него свое жалованье. Хозяинъ его проговорлъ тутъ что-то такое, что я готовъ былъ выслушать, но не принять въ оправдан³е, и когда онъ кончилъ, я велѣлъ ему отвязать бѣднаго мальчика и поклясться мнѣ, что онъ уплатитъ ему сполна все жалованье, реалъ въ реалъ, даже съ процентами. Не правду ли я говорю Андрей? сказалъ Донъ-Кихотъ, обращаясь въ мальчику. Ты кажется видѣлъ, какъ я рѣшительно приказывалъ твоему хозяину, какъ умиленно обѣщалъ онъ исполнить все, что ему, предписывала моя воля. Говори, не запинаясь, все, какъ было; пускай узнаютъ друзья мои, какую пользу приносятъ странствующ³е рыцари на большихъ дорогахъ.

   - Все, что вы сказали, отвѣчалъ Андрей, все это сущая правда; бѣда только, что конецъ былъ совсѣмъ не такой, какъ вы думаете.

   - Что? воскликнулъ Донъ-Кихотъ; развѣ хозяинъ не заплатилъ тебѣ?

   - Не только не заплатилъ, отвѣчалъ бѣдный мальчикъ, но какъ только вы выѣхали изъ лѣсу, и мы остались съ нимъ вдвоемъ, онъ привязалъ меня къ прежнему дубу и такъ избилъ ремнемъ, что содралъ вожу, какъ съ святаго Варѳоломея, и съ каждымъ ударомъ онъ такъ посмѣивался надъ вами, что еслибъ не боль, то я отъ души посмѣялся бы вмѣстѣ съ нимъ надъ вашей милостью. Послѣ расправы его, я пролежалъ цѣлый мѣсяцъ въ больницѣ, такъ избилъ меня этотъ злой человѣкъ. А всему виною вы, господинъ рыцарь; еслибъ вы ѣхали своей дорогой и не совались туда, гдѣ васъ не просятъ, хозяинъ мой стегнулъ бы меня разъ десять или двѣнадцать и отпустилъ бы съ Богомъ, заплативъ мнѣ, что слѣдовало. А ваша милость, такъ некстати подвернулись тутъ и обругали моего хозяина, что только въ пущую злость его ввели; и такъ какъ кромѣ меня ему не на комъ было выместить свою обиду; поэтому на мою шею и обрушилась вся бѣда, да такая, что право не знаю, поправлюсь ли я ужь когда-нибудь отъ нее.

   - Да, я дурно сдѣлалъ, что скоро уѣхалъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; мнѣ слѣдовало дождаться, пока хозяинъ не заплатитъ тебѣ всѣхъ денегъ. Я долженъ былъ, по опыту знать, что сволочь эта никогда не исполняетъ своихъ обѣщан³й, если не видитъ въ томъ своихъ выгодъ. Но, мой милый, ты, вѣроятно не забылъ, что я поклялся, если хозяинъ не заплатитъ тебѣ, отыскать его гдѣ бы онъ ни былъ, хотя бы во чревѣ китовомъ.

   - Правда ваша, отвѣтилъ Андрей, но только это ни въ чему не послужитъ.

   - А вотъ мы увидимъ, послужитъ ли это въ чему-нибудь, сказалъ Донъ-Кихотъ, и въ ту же минуту кликнувъ Санчо, велѣлъ ему осѣдлать Россинанта, который мирно пасся себѣ тѣмъ временемъ, какъ господа его закусывали.

   Доротея спросила Донъ-Кихота, что намѣренъ онъ дѣлать?

   - Отыскать хозяина этого мальчика, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, наказать его и, не обращая вниман³я ни на какихъ виллановъ, заставить его заплатить несчастному Андрею все, что ему слѣдуетъ до послѣдняго мараведиса.

   Доротея напомнила рыцарю данное имъ слово не предпринимать ничего, пока онъ не возстановитъ ее на престолѣ, замѣтивъ ему, что самъ онъ, зная это лучше чѣмъ это-нибудь другой, долженъ былъ подавить свое благородное негодован³е до возвращен³я изъ ея царства.

   - Ваша правда, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, Андрею нужно обождать моего возвращен³я; но только клянусь не успокоиться и не отдохнуть, пока не заставлю негоднаго виллана заплатить бѣдному мальчику все, что ему слѣдуетъ.

   - Клятвы эти, право, вовсе не нужны мнѣ, отвѣчалъ Андрей; вмѣсто великаго мщен³я дайте мнѣ лучше чего-нибудь поѣсть или сколько-нибудь денегъ, чтобы добраться мнѣ до Севильи, и Богъ съ вами и со всѣми странствующими рыцарями, я имъ желаю столько же добра, сколько они надѣлали мнѣ.

   Санчо досталъ изъ котомки своей ломоть хлѣба съ кускомъ сыру и подалъ его Андрею.

   - На, любезный, сказалъ онъ ему; подѣлимся по-братски частью нашихъ общихъ невзгодъ.

   - А твоя то какая же часть въ нихъ? спросилъ съ удивлен³емъ мальчикъ.

   - Вотъ этотъ хлѣбъ и сыръ, отвѣтилъ Санчо; одинъ Богъ знаетъ, чего они мнѣ стоятъ, потому что, любезный другъ мой, оруженосцы странствующихъ рыцарей переносятъ и голодъ и невзгоды и многое другое, что лучше чувствуется чѣмъ говорится.

   Андрей взялъ хлѣбъ и сыръ, и видя, что никто не намѣренъ дать ему ничего больше, опустилъ голову и собирался было уйти, но остановился и на прощан³е оказалъ Донъ-Кихоту: "господинъ странствующ³й рыцарь! если приведется намъ еще встрѣтиться когда-нибудь, то хотя бы вы увидѣли, что меня раздираютъ на части, ради Бога, не вступайтесь за меня, а оставьте съ моей бѣдой, потому что худшей бѣды какъ ваша помощь, мнѣ, право никогда не дождаться, и да уничтожитъ и покараетъ Богъ вашу милость со всѣми рыцарями, родившимися когда бы то ни было на свѣтъ.

   Услышавъ это, Донъ-Кихотъ съ негодован³емъ поднялся съ своего мѣста, чтобы наказать дерзкаго, но мальчуганъ со всѣхъ ногъ пустился бѣжать - догонять его никто и не думалъ - оставивъ рыцаря страшно сконфуженнаго. Вся компан³я съ трудомъ удерживалась отъ смѣха, чтобы не разсердить окончательно Донъ-Кихота.

  

  

   Путешественники наши, закусивши, пустились въ путь, и не встрѣтивъ ничего, достойнаго быть описаннымъ, пр³ѣхали на другой день въ корчму, служившую пугаломъ для Санчо; но теперь ему было невозможно не зайти въ нее. Между тѣмъ хозяинъ, хозяйка, дочь ихъ и Мариторна, завидѣвъ Донъ-Кихота, вышли ему за встрѣчу и приняли его съ живѣйшей радостью. Рыцарь встрѣтилъ ихъ довольно гордо и велѣлъ приготовить себѣ постель, лучшую чѣмъ въ прошлый разъ. Хозяйка отвѣчала, что если только онъ заплатитъ, такъ ему приготовятъ княжескую постель. Донъ-Кихотъ обѣщалъ заплатить, и ему, дѣйствительно, приготовили постель нѣсколько лучше прежней, на хорошо знакомомъ ему чердакѣ; рыцарь тотчасъ же отправился отдохнуть, потому что тѣло его было разстроено и утомлено также какъ умъ.

   Когда Донъ-Кихотъ затворился въ своей каморкѣ, хозяйка кинулась къ цирюльнику, требуя назадъ свой хвостъ; "давайте мнѣ мой хвостъ", горланила она, вцѣпившись обѣими руками въ бороду цирюльника; "довольно вамъ таскать его; Боже! стыдъ какой, гребень моего мужа валяется теперь на полу въ грязи, потому что нѣтъ хвоста, на который я цѣпляла его." Цирюльникъ, однако, не уступалъ; и какъ ни тянула хозяйка бороду это, онъ не отдавалъ ее, пока священникъ не попросилъ его отдать хозяйкѣ ея хвостъ, находя, что они не нуждаются больше въ маскахъ и могутъ показаться теперь Донъ-Кихоту въ обыкновенномъ своемъ видѣ. Скажите ему, добавилъ онъ, что вы убѣжали сюда отъ ограбившихъ васъ каторжниковъ, а если спросятъ онъ, что сталось съ оруженосцемъ принцессы? мы скажемъ, что онъ отправился впередъ возвѣститъ ея подданнымъ о скоромъ прибыт³и принцессы въ свои владѣн³я вмѣстѣ съ освободителемъ ея народа. Послѣ этого цирюльникъ отдалъ хозяйкѣ хвостъ и всѣ наряды, которыми она ссудила нашихъ друзей, отправлявшихся въ горы за Донъ-Кихотомъ.

   Всѣ были очарованы въ корчмѣ красотой Доротеи и милымъ, пр³ятнымъ лицомъ Карден³о. Священникъ распорядился между тѣмъ на счетъ закуски, и хозяева, въ ожидан³и хорошаго вознагражден³я, приготовили довольно сносный обѣдъ. Донъ-Кихотъ же продолжалъ спать, и никто не подумалъ будить его, находя, что постель для него нужнѣе теперь стола. Послѣ обѣда разговоръ зашелъ о странномъ помѣшательствѣ Донъ-Кихота и о томъ, въ какомъ положен³и нашли его въ горахъ. Хозяйка разсказала имъ кстати о приключен³и рыцаря въ этой корчмѣ съ волокитой погонщикомъ, и, не видя Санчо, разсказала и о томъ, какъ покачали здѣсь на одѣялѣ нашего оруженосца, насмѣшивъ своимъ разсказомъ все общество. Но когда священникъ замѣтилъ, что голову Донъ-Кихота перевернули вверхъ дномъ рыцарск³я книги. Изумленный хозяинъ воскликнулъ: "не знаю, какъ это такъ случилось, потому что по мнѣ нѣтъ книгъ лучше рыцарскихъ книгъ, и скажу, по правдѣ, онѣ часто возвращали къ жизни не только меня, но и многихъ другихъ. Во время жатвы, сюда каждый праздникъ заходитъ повеселиться много народу; въ толпѣ всегда случится человѣкъ грамотный; онъ беретъ книгу въ руки, мы, человѣкъ тридцать, садимся въ кружокъ и слушаемъ его съ такимъ удовольств³емъ, что, право, оно снимаетъ съ головъ нашихъ худо, худо, тысячу сѣдыхъ волосъ. По крайней мѣрѣ о себѣ могу сказать, что слушая разсказы объ этихъ ужасныхъ ударахъ мечами, наносимыхъ рыцарями, мнѣ такъ и хочется самому сдѣлать тоже самое, и слушалъ бы я кажется эти истор³и дни и ночи".

   - И я тоже, вмѣшалась хозяйка, потому что-тогда только я и покойна, когда ты слушаешь эти истор³и, тогда только ты не ругаешься.

   - Я тоже люблю слушать, когда читаютъ эти книги, вмѣшалась Мариторна, особенно нравится мнѣ это, когда какая-нибудь дама обнимаетъ подъ померанцовымъ деревомъ рыцаря, а дуэнья въ страхѣ сторожитъ, какъ бы не помѣшали ея госпожѣ. Такъ это мнѣ кажется сладко, словно медъ.

   - Ну а вы что скажете, моя милочка? спросилъ священникъ дочь хозяина.

   - Право не знаю, что сказать, отвѣчала молодая дѣвушка; я тоже слушаю, когда читаютъ эти книги, и хоть мало понимаю въ нихъ, а все таки нахожу, что онѣ очень интересны. Но только меня занимаютъ не эти удары, приводящ³е въ восторгъ папеньку, а вздохи и слезы рыцарей, разлученныхъ съ своими дамами; иногда мнѣ становится такъ жалко ихъ, что сама я плачу.

   - Такъ что еслибъ они вздыхали по васъ, сказала Доротея, то вы не допустили бы ихъ томиться слишкомъ долго.

   - Не знаю, что бы я сама сдѣлала, отвѣчала молодая дѣвушка, но только между этими дамами есть так³я жесток³я, что сами рыцари называютъ ихъ тиграми, пантерами и другими нехорошими именами. О, Господи, воскликнула она, как³я бездушныя должны быть эти женщины, если онѣ готовы допустить умереть или сойти съума хорошаго человѣка, изъ-за того только, чтобы не взглянуть на него. И въ чему онѣ это дѣлаютъ, я рѣшительно не понимаю; если изъ благоразум³я, то зачѣмъ не выходятъ онѣ замужъ за своихъ рыцарей, вѣдь этимъ рыцарямъ ничего больше не нужно.

   - Молчи, глупая, перебила ее хозяйка; можно подумать, что ты ужъ слишкомъ много знаешь въ этихъ дѣлахъ, а въ твои лѣта не слѣдуетъ много звать и болтать.

   - Чтожъ? если меня спросили, мнѣ слѣдовало отвѣтить, сказала дочь.

   - Хозяинъ, а принесите-ка эти книги, заговорилъ священникъ; мнѣ любопытно взглянуть на нихъ.

   - Извольте, отвѣчалъ хозяинъ, и отправившись въ свою комнату вытащилъ оттуда старый, запертый на замокъ чемоданъ, изъ котораго досталъ три толстыхъ книги.

   Священникъ принялся разсматривать ихъ, и первая, попавшаяся ему въ руки, оказалась: Донъ-Циронгил³о Ѳрак³йск³й, вторая - Фелюсъ Марсъ Гирканск³й, третья - истор³я Великаго Капитана Гонзальва Кордуанскаго и Жизнь Гарс³а Паредесскаго. Прочитавъ заглав³е первыхъ двухъ книгъ, священникъ сказалъ цирюльнику: жаль, что нѣтъ съ нами племянницы и экономки Донъ-Кихота.

   - Да я и безъ нихъ съумѣю выкинуть эти книги на грязный дворъ, сказалъ цирюльникъ, или зачѣмъ ходить такъ далеко; швырнуть ихъ лучше всего въ каминъ, въ немъ, кстати, огонь есть.

   - Что, вы хотите сжечь эти книги? воскликнулъ хозяинъ.

   - Вотъ эти двѣ, отвѣтилъ священникъ: Донъ Циронгил³о и Феликсъ Марсъ.

   - Да за что же? развѣ это книги еретическ³я и флегматическ³я? спросилъ хозяинъ.

   - Вы вѣрно хотѣли сказать схизматическ³я? перебилъ цирюльникъ.

   - Это какъ вамъ угодно, отвѣтилъ хозяинъ, но только если вы намѣрены сжигать какую-нибудь изъ моихъ книгъ, такъ сжигайте, по крайней мѣрѣ, великаго капитана и Д³его Гарс³а; потому что я скорѣй позволю сжечь жену и дѣтей, чѣмъ какую-нибудь другую изъ этихъ книгъ.

   - Другъ мой! сказалъ священникъ; книги эти наполнены глупостями и чушью, между тѣмъ., въ истор³и великаго капитана описываютъ истинные подвиги и дѣян³я славнаго полководца Гонзальва Кордуанскаго, который своими блестящими и многочисленными побѣдами стяжалъ во всемъ м³рѣ имя великаго капитана, назван³е славное, громкое и принадлежащее ему одному. Д³его же Гарс³о Паредесск³й былъ благородный рыцарь и велик³й воинъ, уроженецъ города Труксилло въ Эстрамадурѣ; человѣкъ, замѣчательный кромѣ того своей необыкновенной силой; онъ останавливалъ, напримѣръ, однимъ пальцемъ мельничное колесо, во время самаго стремительнаго движен³я. Однажды, онъ оборонялъ мостъ одинъ противъ многочисленной арм³и и совершалъ вообще так³е подвиги, что еслибъ не самъ онъ былъ своимъ историкомъ, а предоставилъ описать ихъ какому-нибудь другому, менѣе скромному человѣку, то этотъ рыцарь затмилъ бы своими дѣлами подвиги Гектора, Ахиллееса и Ролаида.

   - Тоже нашли чему удивляться, воскликнулъ хозяинъ. Экое диво - остановить мельничное колесо? Потрудитесь-ка прочесть, что говорится въ этой книгѣ о Феликсѣ Марсѣ Гирканскомъ, который однимъ ударомъ убилъ пять великановъ, какъ будто они были сдѣланы изъ рѣпы. Въ другой разъ онъ одинъ напалъ на арм³ю изъ милл³она шести сотъ тысячъ солдатъ и искрошилъ ихъ какъ барановъ. А что скажете вы объ этомъ храбрецѣ донь-Циронгил³о Ѳрак³йскомъ, который до того былъ храбръ, что, вотъ прочитайте въ этой книгѣ, плавая однажды по морю, онъ увидѣлъ на водѣ огромнаго дракона, и, не долго думая, вспрыгнулъ на него, усѣлся верхомъ на его чешуйчатыхъ плечахъ и такъ страшно сталъ давить его за горло, что дракону не было иного средства спастись, какъ увлечь съ собою на дно морское рыцаря, который ни за что не хотѣлъ оставить чудовища. И когда рыцарь этотъ очутился на днѣ моря, то увидѣлъ себя въ великолѣпномъ дворцѣ, среди восхитительнѣйшихъ садовъ; драконъ же превратился въ прекраснаго старца, наговорившаго рыцарю такого, что просто не наслушаться. Еслибъ вы, ваша милость, услышали, что говорилъ онъ ему, то просто съума бы сошли отъ удовольств³я. А этотъ велик³й капитанъ вашъ и Д³его, двухъ фигъ, по моему, не стоятъ.

   Услышавъ это, Доротея сказала на ухо Карден³о: "хозяинъ кажется не далекъ отъ того, чтобы составить пару Донъ-Кихоту."

   - Мнѣ тоже кажется, отвѣчалъ Карден³о; онъ воображаетъ, будто все, что онъ вычиталъ въ своихъ книгахъ, случилось въ дѣйствительности совершенно такъ, какъ это писано, и, клянусь Богомъ, его трудно разъувѣрвть въ этомъ.

   - Другъ мой! говорилъ между тѣмъ хозяину священникъ; на свѣтѣ не было ни Феликса Марса Гирканскаго, ни Циронгил³о Ѳрак³йскаго, ни другихъ господъ, подобныхъ описаннымъ въ вашихъ книгахъ. Все это ложь, побасенки, сочиненныя праздными людьми, съ цѣл³ю заставить насъ проводить время за чтен³емъ такъ, какъ вы проводите его, по вашимъ словамъ, съ жнецами. Рыцари эти, клянусь Богомъ, никогда не существовали на свѣтѣ и не совершали ни тѣхъ подвиговъ, ни тѣхъ безумствъ, как³е имъ приписываютъ.

   - Сказывайте эти сказки другимъ, а не мнѣ, воскликнулъ хозяинъ, поищите лучше чего-нибудь другого, на чемъ поточить вамъ языкъ. Не кормите меня кашкой, я, слава Богу, не ребенокъ. Странное дѣло! вы хотите заставить меня вѣрить, будто то, что написано въ книгѣ ложь и безумство, тогда какъ книги эти напечатаны съ дозволен³я королевскаго совѣта, который, кажется, не позволилъ бы печатать столько сражен³й и очарован³й, что просто голова идетъ кругомъ, еслибъ все это было вздоромъ.

   - Но вѣдь я сказалъ вамъ, любезный мой, перебилъ священникъ, что все это написано для развлечен³я насъ въ потерянное время, и подобно тому, какъ въ хорошо устроенномъ обществѣ дозволяется играть въ шашки, шахматы, билл³ардъ, чтобы занять тѣхъ, которые не могутъ или не хотятъ работать, точно также позволяютъ печатать и продавать книги, написанныя исключительно для развлечен³я; никто же не думаетъ, чтобы нашлись так³е невѣжественные и довѣрчивые люди, которые приняли бы за чистую монету все, что разсказывается въ сказкахъ. Еслибъ у меня было время и нашлись слушатели, я подробно разсказалъ бы, чего не достаетъ рыцарскимъ книгамъ для того, чтобы ихъ можно было читать съ удовольств³емъ и пользой. Но, когда-нибудь, я надѣюсь, мнѣ представится случай переговорить объ этомъ съ значительными людьми. Пока же, повѣрьте мнѣ на слово, хозяинъ, уберитѣ вы эти книги, постигните ихъ правду или ложь, и пошли вамъ Господь всякаго благополуч³я; боюсь я только, какъ бы не захромать вамъ на одну могу съ вашимъ гостемъ Донъ-Кихотомъ.

   - Ну ужъ за это извините, отвѣчалъ хозяинъ; я, слава Богу, не такой еще безумецъ, чтобы самому сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ. Я тоже понимаю, что теперь не то, что было прежде, когда эти славные рыцари разъѣзжали, какъ пишутъ, по бѣлому свѣту.

   Санчо, вошедш³й въ комнату при концѣ разговора, былъ очень удивленъ и опечаленъ, услышавъ, что вѣкъ странствующихъ рыцарей миновалъ ужъ, и что рыцарск³я книги наполнены ложью и чушью; и онъ тогда же, въ глубинѣ души, пообѣщалъ себѣ дождаться конца путешеств³я своего господина, и если оно кончится не такъ счастливо, какъ онъ надѣялся, то возвратиться къ женѣ и дѣтямъ и приняться за обычныя свои работы.

   Хозяинъ между тѣмъ собирался унести чемоданъ и книги, но священникъ остановилъ его. "Погодите", сказалъ онъ ему; "мнѣ хочется узнать, что это за рукопись, написанная такимъ прекраснымъ почеркомъ". Хозяинъ досталъ рукопись изъ чемодана и передалъ ее священнику. Это была тетрадь изъ осьми листовъ; на заглавной страницѣ ея было написано большими буквами: Повѣсть Безразсудно-Любопытный. Прочитавъ три или четыре строчки въ ней, священникъ воскликнулъ: "заглав³е право искушаетъ меня и мнѣ хочется прочесть весь этотъ разсказъ".

   - И отлично сдѣлаете, ваше преподоб³е, подхватилъ хозяинъ; мног³е изъ моихъ гостей читали, очень хвалили ее, и много разъ просили меня подарить имъ эту тетрадь, но я ни за что не хотѣлъ разставаться съ нею; я надѣюсь возвратить ее тому, кто позабылъ у меня чемоданъ съ бумагами и книгами. Можетъ быть хозяинъ ихъ возвратится когда-нибудь сюда, и хоть съ книгами мнѣ жаль было бы разстаться, я однако отдалъ бы ихъ, потому что я все же христ³анинъ, хотя и содержу корчму.

   - Вы совершенно правы, отвѣтилъ священникъ, но только если повѣсть окажется хорошей, вы позволите мнѣ переписать ее.

   - Сдѣлайте одолжен³е, сказалъ хозяинъ.

   Карден³о этимъ временемъ взялъ въ руки повѣсть, и, пробѣжавъ въ ней нѣсколько фразъ, просилъ священника прочесть ее въ слухъ.

   - Съ удовольств³емъ, отвѣтилъ священникъ, если общество предпочтетъ теперь чтен³е сну.

   - Для меня, замѣтила Доротея, нѣтъ лучше отдыха, какъ провести часъ или два, слушая какую-нибудь повѣсть; я еще не совсѣмъ успокоилась, и врядъ ли могла бы спокойно заснуть.

   - Если такъ, я охотно прочту вамъ повѣсть, отвѣтилъ священникъ, хотя бы только изъ одного любопытства; быть можетъ, оно не будетъ обмануто.

   Цирюльникъ и даже Санчо просили священника читать. Видя, что чтен³емъ повѣсти онъ доставитъ удовольств³е всему обществу и надѣясь притомъ, что трудъ его не будетъ потерянъ, священникъ сказалъ окружавшимъ его лицамъ: "слушайте же, господа, я начинаю".

  

   Въ славной и богатой Флоренц³и жили, нѣкогда, двое молодыхъ людей, благородной фамил³и: Ансельмъ и Лотаръ, соединенные узами такой тѣсной дружбы, что ихъ звали не иначе, какъ двумя друзьями. Ровесники лѣтами, они удивительно сходились въ своихъ вкусахъ, стремлен³яхъ и наклонностяхъ, съ того лишь разницей, что Ансельмъ первенствовалъ въ обществѣ, а Лотаръ на охотѣ. Это не мѣшало имъ, однако, горячо любить другъ друга, и воля одного такъ гармонировала съ волею другаго, что, кажется, стрѣлки двухъ хорошо вывѣренныхъ часовъ въ движен³и своемъ не могли представлять большаго соглас³я.

   Случилось Ансельму влюбиться въ одну прекрасную, флорент³йскую дѣвушку, и онъ, ни мало не колеблясь, рѣшился жениться на ней, посовѣтовавшись предварительно съ своимъ другомъ, безъ котораго не начиналъ ничего. Лотаръ взялся устроить эту свадьбу, и дѣйствовалъ такъ успѣшно, что Анселъмъ вскорѣ обладалъ любимой имъ женщиной. Съ своей стороны и Камилла (жена Ансельма), осчастливленная сдѣланною ею парт³ей, каждодневно благодарила небо и Лотара, устроившихъ ея замужество и земное счаст³е.

   Лотаръ по старому продолжалъ посѣщать своего друга во все время свадебныхъ празднествъ но какъ только они прекратились, онъ нашелъ, что съ свадьбой Ансельма прежн³я отношен³я ихъ должны измѣниться, и сталъ навѣщать своего друга рѣже и рѣже. Ему казалось, какъ это должно казаться всякому порядочному человѣку, что къ женатому другу нельзя заходить также часто, какъ къ холостому, ибо честь мужа такъ нѣжна, что ее можетъ уязвить не только другъ, но даже родной братъ.

   Какъ ни былъ влюбленъ Ансельмъ, онъ не могъ однако не замѣтить охлажден³я къ нему Лотара, и сталъ горячо упрекать его, увѣряя, что онъ никогда бы не женился, еслибъ зналъ, что этотъ бракъ разстроитъ ихъ прежн³я дружеск³я отношен³я. Онъ говорилъ, что видитъ въ женѣ своей только третье, связующее ихъ лицо, и что щепетильное уважен³е къ тому, что зря, принято правиломъ въ свѣтѣ, не должно лишать ихъ сладкаго, дорогаго для нихъ имени двухъ друзей. Онъ увѣрялъ, наконецъ, что женѣ его столько же пр³ятно, какъ и ему самому, часто, встрѣчать у себя въ домѣ человѣка, которому она обязана осчастливившимъ ея бравомъ. Словомъ, онъ употребилъ всевозможныя усил³я къ возстановлен³ю между ними ихъ прежнихъ отношен³й, увѣряя, что безъ этого счаст³е его ни можетъ имъ полно.

   На всѣ эти доводы другъ его отвѣчалъ съ такимъ умомъ, что Ансельмъ вполнѣ увѣрился въ чистотѣ его намѣрен³й, и въ концѣ концовъ Лотаръ обѣщалъ Ансельму обѣдать у него каждый праздникъ, и кромѣ того два раза въ недѣлю. Не смотря, однако, на это обѣщан³е, онъ далъ себѣ слово вести себя такъ, какъ того требовали общественныя прилич³я и репутац³я Ансельма, которой онъ дорожилъ едва ли не больше, чѣмъ своей собственной. Онъ говорилъ, и не безъ основан³я, что мужья, имѣющ³е красавицъ женъ, должны быть столько же разборчивы въ выборѣ своихъ знакомыхъ, сколько и знакомыхъ своихъ женъ; ибо то, чего нельзя устроить въ храмѣ, на гулянье, или другомъ общественномъ мѣстѣ, легко устраивается у какой-нибудь родственницы или подруги, на которую наиболѣе полагаешься. Лотаръ добавлялъ, что мужьямъ не мѣшало бы имѣть преданнаго друга, который бы указывалъ имъ на каждый ихъ промахъ, находя, что въ большей части случаевъ, страстная любовь мужа къ женѣ, част³ю ослѣпляя, част³ю удерживая его боязнью огорчить любимую женщину, не позволяетъ ему откровенно сказать женѣ: "дѣлай мой другъ то-то, или не дѣлай того-то." Злу этому, какъ думалъ Лотаръ, легко могли бы помочь совѣты искренняго друга. Но гдѣ найти такого преданнаго, искренняго благороднаго друга? Кто другой могъ имъ быть, какъ не самъ Лотаръ? онъ, такъ зорко охранявш³й семейную честь своего друга; онъ, пр³искивавш³й всевозможные предлоги извинять свое отсутств³е въ домѣ Ансельма въ тѣ дни, которые онъ самъ назначилъ для посѣщен³я его, устраняя этимъ всякую возможность злымъ языкамъ распространяться на счетъ слишкомъ частыхъ посѣщен³й дома красавицы Камиллы богатымъ и изящнымъ молодымъ человѣкомъ. Заботясь о семейномъ счаст³и своего друга, Лотаръ часто посвящалъ время, обѣщанное Ансельму, другимъ занят³ямъ, отговариваясь необходимостью окончить ихъ какъ можно скорѣе. Все это вело къ тому, что свидан³я нашихъ друзей проходили почти исключительно въ упрекахъ съ одной стороны и оправдан³яхъ съ другой.

   Однажды, гуляя за городомъ, Ансельмъ взялъ подъ руку Лотара и дружески сказалъ ему: "другъ мой! ты, конечно, не думаешь, чтобы я не благодарилъ Бога за все, что Онъ даровалъ мнѣ; за тѣ природные дары, которыми Онъ такъ щедро осыпалъ меня, и въ особенности за ту высшую милость, которую Онъ явилъ мнѣ, давъ мнѣ такого друга какъ ты и такую жену, какъ Камилла; два сокровища, любимыя мною, если не столько, сколько онѣ стоятъ, то, по крайней мѣрѣ, столько, сколько могу. И чтожъ, обладая, повидимому, всѣмъ, что составляетъ счаст³е земное, я влачу здѣсь самую безотрадную жизнь. Съ нѣкоторыхъ поръ меня волнуетъ такое странное и исключительное желан³е, что я самъ себѣ удивляюсь, я самъ себя не узнаю; я бы хотѣлъ скрыть его отъ м³ра и отъ себя. Но таить его я больше не могу, и въ надеждѣ на твою дружескую помощь, на то, что ты спасешь меня и своими заботами возвратишь мнѣ радость столь же полную, какъ тѣ мучен³я, въ которыя повергла меня моя собственная глупость; я рѣшаюсь тебѣ открыть его".

   Лотаръ внимательно слушалъ Ансельма, недоумѣвая къ чему вело это длинное вступлен³е. Напрасно старался онъ, однако, угадать какого рода желан³е могло возмутить душевный покой его друга. Всѣ, самыя разнообразныя, догадки были слишкомъ далеки отъ истины. Желая наконецъ поскорѣй выйти изъ лабиринта своихъ предположен³й, онъ сказалъ Ансельму, что высказывать другу задушевныя тайны такими окольными путями, значитъ оскорблять святое чувство дружбы; потому что отъ испытаннаго друга, говорилъ онъ, всегда можно ожидать или совѣтовъ касательно путей, или даже средствъ для достижен³я желаемаго.

   - Ты правъ, отвѣчалъ Ансельмъ, и довѣряясь тебѣ скажу, что меня преслѣдуетъ желан³е узнать, такъ ли вѣрна мнѣ и нравственна Камилла, какъ я воображаю. Убѣдиться въ этомъ я могу, прибѣгнувъ къ испытан³ю, которое выказало бы чистоту жены моей также ясно, какъ огонь выказываетъ чистоту золота. Я убѣжденъ, мой другъ, что добродѣтель женщины познается въ искушен³и, которому она подвергается; вполнѣ добродѣтельной можетъ быть названа только та, которая не увлечется ни просьбами, ни слезами, ни подарками, ни безотвязнымъ преслѣдован³емъ своего любовника. Что удивительнаго, если не падаетъ женщина, которой не представляется случая пасть? если она остается вѣрною потому только, что за ней глядятъ во всѣ глаза и отводятъ отъ нее всякое искушен³е; если притомъ она знаетъ, что заплатитъ, быть можетъ, жизнью за первое подозрѣн³е, которое возбудитъ въ своемъ мужѣ. Можно ли, въ самомъ дѣлѣ, сравнить женщину добродѣтельную изъ страха, или вслѣдств³е отсутств³я повода къ соблазну, съ женщиной, вышедшей побѣдоносно изъ всѣхъ опутывавшихъ ее преслѣдован³й и сѣтей. Тревожимый этими вопросами, неотступно слѣдующими одинъ за другимъ, я рѣшился сдѣлать Камиллу предметомъ преслѣдован³й человѣка, достойнаго ея любви. Если она выйдетъ, какъ я надѣюсь, торжествующей изъ этой борьбы, тогда я признаю себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ м³рѣ, и достигнувъ предѣла моихъ желан³й, скажу, что я нашелъ ту женщину, о которой одинъ мудрецъ говорилъ: кто ее найдетъ? Но еслибъ даже это испытан³е кончилось не въ ея, а слѣдственно и не въ мою пользу, и тогда, удовольств³е знать, что я не ошибся въ моихъ предположен³яхъ, дастъ мнѣ силы мужественно перенести всѣ послѣдств³я этого рокового для меня испытан³я. Другъ мой! такъ какъ ты ничѣмъ не переубѣдишь, и не заставишь меня отказаться отъ моего намѣрен³я, то исполни мое желан³е, и постарайся разсѣять мои сомнѣн³я. Я тебѣ доставлю и случай дѣйствовать, и средство поколебать сердце благородной, скромной, безкорыстной женщины. Что въ особенности заставляетъ меня обратиться съ моею просьбою, именно, въ тебѣ: это увѣренность, что въ случаѣ побѣд