Сервантес Мигель Де - Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая)

  

  

  

  

   Ни одна книга такъ не прославилась, никакой романъ не заслужилъ такой громкой извѣстности, ни одно произведен³е какого-то бы ни было писателя не успѣло пр³обрѣсти такой всем³рной популярности, какъ Донъ-Кихотъ Мигуэля де Сервантеса. Но, поспѣшимъ оговориться: на каждомъ шагу и изъ устъ множества людей слышимъ мы имя героя этого безсмертнаго произведен³я; однако, много-ли найдется такихъ, которые читали Донъ-Кихота и еще болѣе - такихъ, которые знали бы что-нибудь о судьбѣ самого автора; а между тѣмъ, едва ли есть другая книга, которая печаталась бы такъ часто, переводилась на такое множество разныхъ языковъ, и другой авторъ, который удостоился бы столькихъ б³ограф³й. Изъ за сухощаваго облика героя, ставшаго типомъ, виднѣется могучая фигура самого автора. Пусть онъ выступитъ передъ нами на минуту, прежде чѣмъ начнетъ свое повѣствован³е о жизни и дѣян³яхъ Донъ-Кихота, дворянина изъ Ламанхи.

   Мигуэль Сервантесъ Сааведра происходитъ изъ древняго дворянскаго рода въ Галиц³и, распространившагося въ Испан³и и Америкѣ. Кастильская вѣтвь этого рода, посредствомъ брака вступившая въ родство съ домомъ Сааведра, въ началѣ XVI вѣка повидимому уже утратила свой прежн³й блескъ и могущество: родители Сервантеса, люди небогатые, жили неподалеку отъ Мадрида въ маленькомъ городкѣ Альвалѣ-де-Генаресъ, когда, въ началѣ октября 1547 года, у нихъ родился четвертый ребенокъ, совмѣстивш³й въ себѣ знатность рода съ велич³емъ ген³я. 9-го числа того-же мѣсяца его окрестили. Годы дѣтства и первой юности Сервантеса покрыты для насъ мракомъ и даже разнообразные намеки, которые мы встрѣчаемъ по этому поводу въ его сочинен³яхъ, мало способствуютъ къ разсѣян³ю этого мрака. Живой ребенокъ страстно любилъ слушать уличныхъ пѣвцовъ и смотрѣть на представлен³я странствующихъ актеровъ, разыгрывавшихъ комед³и Лопе-де-Руэда. Рано пробудилось въ немъ стремлен³е къ творчеству и каждый лоскутокъ печатной бумаги, который попадался ему гдѣ нибудь на улицѣ, въ грязи, получалъ для него значен³е высокаго литературнаго произведен³я. Алькальск³й университетъ, основанный не болѣе какъ лѣтъ за 50 до того, пользовался въ то время еще громкою извѣстностью, и Сервантесъ, выросши въ этой умственной атмосферѣ, поступилъ впослѣдств³и въ саламанкск³й университетъ для изучен³я юридическихъ наукъ, хотя литература и здѣсь оставалась его любимѣйшимъ предметомъ. Вскорѣ онъ близко сошелся съ однимъ изъ своихъ учителей Лопе-де-Гойосъ, которому въ 1569 году мадридскимъ совѣтомъ было поручено издать томъ стихотворен³й на смерть несчастной Елизаветы Валуа, прославленной Шиллеромъ въ его Донъ-Карлосѣ; исполняя это поручен³е, Лопе издалъ, между прочимъ, и шесть небольшихъ стихотворен³й Сервантеса, называя его при этомъ "своимъ дорогимъ и много любимымъ ученикомъ." Такимъ образомъ Сервантесъ дебютировалъ на литературномъ поприщѣ и хотя въ первыхъ его произведен³яхъ не замѣтно особенно выдающагося таланта, тѣмъ не менѣе уважительный отзывъ о немъ Лопе и то обстоятельство, что одна изъ его элег³й была издана отъ имени всей школы, доказываютъ, какимъ почтен³емъ онъ пользовался въ средѣ учителей и товарищей-студентовъ. По случаю похоронъ Елизаветы Валуа, происходившихъ въ концѣ октября, Папа отправилъ въ Мадридъ своего легата Г³ул³о Аквавива съ тѣмъ, чтобы выразить королю свое соболѣзнован³е. Но затѣмъ, когда тотъ же легатъ ярился къ королю 2го декабря съ переговорами другаго рода отъ лица Папы, то ему велѣно какъ можно скорѣе оставить Испан³ю и Сервантесъ, въ свитѣ этого ученаго прелата послѣдовалъ за нимъ въ Римъ. Не чувствуя себя склоннымъ ни къ церковной, ни къ военной службѣ, онъ поступилъ въ кардиналу въ качествѣ камергера; но и въ этомъ положен³и оставался онъ недолго: гордый испанецъ не могъ примириться съ тою зависимостью, въ которую ставила его служба. Въ то время звукъ оруж³я и военный кличъ наполняли всѣ итальянск³е города: Дор³и вооружали свои галеры на верфяхъ Генуи, а на римскихъ площадяхъ испанск³е офицеры производили смотръ войскамъ. Венец³анская республика вступила въ ожесточенную борьбу съ султаномъ Селимомъ II за островъ Кипръ, а Папа обращался съ просьбами и письменными напоминан³ями къ христ³анскимъ государямъ, побуждая ихъ содѣйствовать побѣдѣ креста надъ магометанскою луною. Венец³я заключила союзъ съ Папою и Донъ-Жуанъ Австр³йск³й, побочный братъ Филиппа II, былъ назначенъ главнокомандующимъ. Это воинственное настроен³е охватило сердце молодаго писателя; онъ съ наслажден³емъ вырвался изъ своего унизительнаго положен³я и посвятилъ себя "ремеслу, единственно приличному дворянину", - онъ взялся за оруж³е. Двадцати трехъ лѣтъ отъ роду вступаетъ онъ въ испанскую арм³ю, чтобы бороться съ непримиримымъ врагомъ христ³анства и врагомъ своего отечества въ особенности. Онъ поступаетъ въ отрядъ Д³его-де-Урбина, знаменитаго бойца изъ Гвададаяры и вмѣстѣ съ отрядомъ стоитъ въ Неаполѣ. Вскорѣ ему представился случай отличиться Въ сентябрѣ 1571 года флоты: папск³й, венец³янск³й и испанск³й соединились въ гавани Мессины подъ предводительствомъ юнаго героя Донъ-Жуана Австр³йскаго. Отрядъ, въ которомъ находился Сервантесъ, занялъ военный корабль Ла-Марквеза. Послѣ того, флотъ освободилъ Корфу и нѣсколько времени преслѣдовалъ морск³я силы непр³ятеля; послѣдн³е были встрѣчены наконецъ рано утромъ 7 октября при входѣ въ Лепантскую бухту.

   Сервантесъ въ это время лежалъ въ лихорадкѣ въ своей каютѣ. Услышавъ, что сражен³е началось, онъ бросается на палубу, не взирая на увѣщан³я капитана и товарищей и требуетъ, чтобы ему назначили одинъ изъ опаснѣйшихъ постовъ. Маркеза была изъ числа кораблей, наиболѣе отличившихся. Она сцѣпилась съ адмиральскимъ кораблемъ, побила до 500 турокъ и захватила египетское знамя. Среди отчаянной перепалки Сервантесъ получилъ три раны, двѣ въ грудь и одну въ руку, которая и осталась искалѣченною на всю жизнь. Гордый своимъ участ³емъ въ дѣлахъ этого дня, столь славнаго въ истор³и христ³анства, когда турецк³й флотъ былъ разсѣянъ и выгнанъ съ океана, Сервантесъ говорилъ, что потерявъ руку онъ поплатился за этотъ день еще не слишкомъ дорогою цѣною. Главнокомандующ³й лично похвалилъ его и велѣлъ увеличить его жалованье. Въ то время какъ товарищи собирались въ Сицил³ю на зимн³я квартиры, онъ остался въ мессинскомъ лазаретѣ съ тѣмъ, чтобы вылечить свои раны и уже на слѣдующую весну мы видимъ его снова близъ Грец³и въ отрядѣ Фигуэроа, самомъ важномъ изъ всего войска, передъ Модономъ и при штурмѣ Наварина. Походъ, который Сервантесъ описываетъ въ "истор³и каторжниковъ", былъ неудаченъ и Донъ-Жуанъ долженъ былъ вернуться со своимъ флотомъ въ Мессину.

   Движимый романтическими грезами своего собственнаго героя Донъ-Кихота, а въ дѣйствительности состоя на службѣ въ жалкомъ гарнизонѣ и изнуряя себя безплодными походами, Сервантесъ отправляется то въ Сардин³ю, то въ Геную, то въ Сицил³ю, и усталый отъ этой жизни, бѣдной подвигами, онъ въ 1575 году беретъ отставку и возвращается въ Испан³ю. Его главнокомандующ³й, какъ представитель полка, въ которомъ онъ служилъ въ послѣднее время, герцогъ Карлосъ Зеза и Терранова даетъ ему рекомендательныя письма въ королю, въ которыхъ превозноситъ его храбрость и вѣрность. Радостно вступаетъ онъ на галеру Эль-Соль, которая должна была доставить его вмѣстѣ съ братомъ Родригомъ въ отечество. Но судьба рѣшила иначе: 26 сентября 1575 года корабль ихъ былъ захваченъ алжирскими корсарами и послѣ упорной борьбы долженъ былъ признать себя побѣжденнымъ. Въ алжирскомъ портѣ добычу подѣлили и Сервантесъ достался одному греческому ренегату, который командовалъ двадцативесельнымъ гальономъ. Этимъ начинается новая эпоха въ жизни Сервантеса, повл³явшая на него глубоко и могущественно; одного изъ лучшихъ перловъ недоставало бы въ его жизни, говоритъ Френцель своихъ великолѣпныхъ essais, еслибъ ему не пришлось поносить рабскихъ цѣпей.

   Скупой и жесток³й ренегатъ заключилъ изъ писемъ Донъ-Жуана и герцога Сезы, найденныхъ имъ въ вещахъ Сервантеса, что эта личность должна была занимать высокое положен³е и что по этому за нее можно получить значительный выкупъ. Плѣнника держали съ величайшей строгостью; заковали его въ цѣпи и окружили бдительнымъ и чрезвычайно тягостнымъ надзоромъ. Но Сервантесъ, полагавш³й, что свобода есть высочайшее благо, а неволя величайшее зло, какое только можетъ постигнуть смертнаго, не переставалъ помышлять о побѣгѣ, точно также, какъ и остальные товарищи его по плѣну, вскорѣ избравш³е его своимъ предводителемъ. Прежде всего было условлено бѣжать на оранск³й берегъ, но мавръ, взявш³й на себя обязанность служить имъ проводникомъ, предалъ ихъ и они должны были вернуться въ Алжиръ подъ опасностью смертной казни. Однако съ нимъ обошлись мягче, чѣмъ они могли ожидать.

   Одинъ изъ освободившихся друзей Сервантеса Фенрихъ Габр³эль-де-Кастаньеда, доставилъ лѣтомъ 1576 года письмо его отцу въ Альколу и отецъ Сервантеса тотчасъ же пожертвовалъ всѣмъ, что имѣлъ, продалъ даже двухъ своихъ дочерей вмѣстѣ съ приданымъ, чтобы освободитъ сыновей изъ рабства. Но Дали-Мами назначилъ слишкомъ большой выкупъ за невольника съ рекомендательными письмами къ королю Филиппу и отпустилъ только Родрига. Послѣдн³й обѣщалъ снарядить фрегатъ въ Валенс³и или на Болеарскихъ островахъ, пристать на немъ къ берегамъ Алжира и освободить брата вмѣстѣ съ прочими плѣнными христ³анами изъ неволи. Сервантесъ между тѣмъ, не теряя мужества, продолжалъ обдумывать свой планъ освобожден³я, заранѣе подготовляя все необходимое къ его выполнен³ю. Въ трехъ миляхъ отъ Алжира у ренегата ²ассана былъ садъ, плотно примыкавш³й въ морскому берегу и заключавш³й въ себѣ притонъ на подоб³е пещеры. Здѣсь-то, подъ защитою садовника Жуана, нашли себѣ вѣрное убѣжище четырнадцать невольниковъ - испанскихъ дворянъ. Жуанъ снабжалъ ихъ пищей и питьемъ, а другой ренегатъ, названный по своему ремеслу ,,позолотчикомъ", доставлялъ имъ по ночамъ вѣсти обо всемъ, что происходило. Сервантесъ, руководивш³й всѣмъ изъ дома своего повелителя, убѣжалъ наконецъ и самъ 20 сентября 1577 года изъ невольничьей башни и сталъ выжидать изъ пещеры сигнала, который дѣйствительно былъ поданъ имъ съ фрегата, показавшагося въ виду Алжира въ ночь на 28 сентября, подъ предводительствомъ капитана В³аны. Невольники вышли изъ своего убѣжища, но нѣкоторые мавританск³е рыбаки, собиравш³еся въ эту ночь пуститься въ море на рыбную ловлю, замѣтили корабль и движен³е въ паркѣ, обыкновенно такомъ тихомъ. Стража удвоила вниман³е, заслышавъ на кораблѣ движен³е и шумъ и В³ана изъ предосторожности долженъ былъ снова уйти въ море, а невольники - скрыться въ свою пещеру. Нѣсколько дней спустя, капитанъ попытался еще разъ пристать къ берегу, но фрегатъ былъ захваченъ маврами, выжидавшими въ засадѣ. Позолотчикъ, страшась безпощаднаго суда, бросился къ дею въ ноги и сознался ему во всемъ.

   ²ассанъ-Ага, венец³анск³й ренегатъ, изъ простаго гребца возвысивш³йся въ деи, обрадовался этому извѣст³ю, такъ какъ по законамъ страны всѣ бѣжавш³е невольники должны были принадлежать ему и, долго не думая, онъ накрылъ бѣглецовъ въ ихъ убѣжищѣ. Въ первомъ порывѣ гнѣва Алькаиде велѣлъ задушить садовника. Между тѣмъ Сервантесъ, желавш³й, чтобъ на немъ одномъ выместили всеобщую вину, возбудилъ этимъ изумлен³е къ своему мужеству даже съ стороны своихъ злѣйшихъ враговъ. Конечно, на него снова надѣли оковы. Сначала онъ поступилъ во владѣн³е къ Дали-Мами, а потомъ его перекупилъ за 500 талеровъ дей, который все еще надѣялся выручить за него больш³я деньги.

   Возвышенное зрѣлище, говоритъ Гейне, представляетъ кастелянъ, рабъ алжирскаго дея; онъ постоянно думаетъ о своемъ освобожден³и, неустанно развиваетъ свои смѣлые планы, спокойно встрѣчаетъ опасность, когда предпр³ят³е не удается; онъ скорѣе приметъ истязан³я и даже самую смерть, нежели выдастъ своихъ соучастниковъ хотя бы однимъ словомъ. Такое безграничное великодуш³е, такая высокая добродѣтель обезоруживаютъ его вровожаднаго властелина: тигръ щадитъ скованнаго льва и дрожитъ предъ ужаснымь "однорукимъ", котораго могъ бы лишить жизни однимъ словомъ. Во всемъ Алжирѣ Сервантесъ былъ извѣстенъ подъ именемъ "однорукаго" и дей сознается, что можетъ спокойно заснуть и быть увѣреннымъ въ безопасности своего города, войска и рабовъ, когда знаетъ, что однорук³й испанецъ стоитъ на караулѣ. Въ течен³е 1578 года Сервантесу удалось отправить мавра съ письмами къ Оранскому намѣстнику. Но письма были перехвачены; посланнаго посадили на колъ и Сервантесъ долженъ былъ получить двѣ тысячи ударовъ кнутомъ. Друзья его, окружающ³е дея, испрашиваютъ для него прощен³е и Сервантесъ помилованъ еще разъ. Однако и это обстоятельство не заставило его отказаться отъ своихъ плановъ. При новой попыткѣ съ ренегатомъ Абдъ-аль-Раманомъ ему измѣнилъ одинъ доминиканск³й монахъ. Сервантесъ скрывался у одного изъ своихъ друзей - Фенриха Д³его Кастеляно, когда по улицамъ Алжира разнеслась молва, что утайщикъ по приказан³ю дея подвергается смертной казни, если не выдастъ преступника и Сервантесъ, не волеблясь ни одной минуты, предаетъ себя дею. Послѣдн³й, приказавъ набросить ему на шею петлю, требуетъ выдачи соучастниковъ; но Сервантесъ остается непреклоннымъ и тронутый Гассанъ-Ага еще разъ даруетъ ему жизнь. Снова скованный по рукамъ и по ногамъ, Сервантесъ пять мѣсяцевъ томится въ тюрьмѣ. Въ "пойманномъ рабѣ" онъ повѣствуетъ о чудесныхъ судьбахъ своей собственной жизни. Этотъ пойманный рабъ - онъ самъ. Въ то время, какъ онъ раздумывалъ о средствахъ осуществить возстан³е плѣнныхъ христ³анъ въ Алжирѣ, сюда прибыли на нищенствующемъ кораблѣ въ маѣ 1580 года два монаха ордена Св. Троицы, Жуанъ Гиль и Антон³о-де-ла-Белла, обязанность которыхъ, по уставу ордена, состояла въ томъ, чтобы посредствомъ выкупа освобождать плѣнныхъ христ³анъ. Эти монахи хотѣли выкупить и Сервантеса, внеся за него 300 червонцевъ, изъ которыхъ 250 присланы были донною Леонорой, матерью Сервантеса, (отца его въ это время уже не было въ живыхъ), а остальные 50 - сестрою его Андреей. Но дей требовалъ 1000 золотыхъ талеровъ и только благодаря настоятельнымъ просьбамъ благороднаго Фрайя Гиля, Сервантесъ получилъ свободу. Онъ былъ прикованъ на галерѣ, которая должна была отвезти дея въ Константинополь. 19 сентября Сервантесъ получилъ свободу въ ту самую минуту, какъ Гассанъ отплывалъ изъ своихъ владѣн³й. Произведен³е Сервантеса "Испанцы въ Англ³и" служитъ достойнымъ памятникомъ въ честь отцевъ ордена Св. Троицы. Въ октябрѣ онъ вернулся въ свою страну и вступилъ на родную почву еще въ одеждѣ алжирскаго раба. Но, воздушные замки, которыми онъ утѣшался въ плѣну и на возвратномъ пути, должны были разсѣяться какъ дымъ. Испан³и не было дѣла до человѣка, который такъ долго боролся за нее и даже въ рабствѣ способствовалъ къ прославлен³ю своего отечества и уже за одни свои страдан³я заслуживалъ всеобщаго уважен³я. Человѣкъ, передъ которымъ дрожалъ самъ алжирск³й дей, былъ принятъ на службу въ качествѣ "простаго солдата" въ своемъ старомъ полку. Въ то время Филиппъ II хотѣлъ подчинить Португал³ю испанской коронѣ и Сервантесъ отъ 1585 до 1593 года велъ борьбу на Азорскихъ островахъ противъ приверженцевъ Пр³ора Оврато, послѣдняго претендента на португальск³й престолъ. Всюду и преимущественно при Терцеирѣ, Мигуэль де-Сервантесъ являлся рядомъ съ своимъ достойнымъ братомъ.

   На зимнихъ квартирахъ въ Лиссабонѣ его прининали въ знатнѣйшихъ обществахъ, такъ какъ его достоинство и благородство духа ничуть не теряли отъ простаго солдатскаго камзола: у него завязались даже любовныя отношен³я съ одной знатной дамой, отъ которой онъ имѣлъ дочь Изабелу де-Сааведра. Эту дочь онъ взялъ съ собою въ Испан³ю, когда связь съ ея матерью была у него уже порвана. За этой любовью слѣдовала другая, которая побудила его вернуться къ искуству. Въ небольшомъ кастильскомъ городкѣ Эсквив³арѣ онъ познакомился съ одною дамою высокаго происхожден³я, съ блестящимъ именемъ - ее звали донна Каталина-де-Палац³асъ Салацари Воцмед³ана; матер³альныя средства ея были не лучше его собственныхъ, за то отъ дяди своего Донъ-Франциско де-Салацари она получила хорошее воспитан³е. 19 декабря 1584 г. произошло ихъ бракосочетан³е и съ этого дня начинается новый переворотъ въ жизни Сервантеса: изъ солдата онъ превращается въ литератора въ лучшемъ смыслѣ этого слова, потому что на перо онъ смотритъ не какъ на средство къ существован³ю, а какъ на оруд³е, съ помощью котораго, уловивъ всѣ причудливыя особенности народнаго вкуса, онъ рисуетъ намъ какъ въ зеркалѣ всю испанскую литературу въ мин³атюрѣ Еще въ медовый мѣсяцъ своей любви онъ написалъ пастушеск³й романъ "Галатея" въ шести книгахъ, что трудно было ожидать отъ военнаго человѣка. Это странное произведен³е написано по итальянскимъ и испанскимъ образцамъ, къ которому и священникъ изъ деревни Донъ-Кихота отнесся очень милостиво, сказавши, что ожидаетъ его продолжен³я и мы должны отдать справедливость англичанину Дунлопу, замѣтившему, что о Сервантесѣ можно сказать, что онъ написалъ и самую занимательную и самую скучную книгу въ свѣтѣ.

   Вскорѣ послѣ свадьбы Сервантесъ переселился въ Мадридъ, гдѣ онъ жилъ въ Плацуелла де Матуте. Столица приняла его въ свой литературный кружокъ и Сервантесъ принялъ участ³е въ образован³и академ³и по образцу итальянской.

   Сцена представляла въ то время самое обширное поле для писателя и Сервантесъ посвятилъ ей себя почти исключительно въ первые четыре года послѣ своей женитьбы. Дворъ также расположился въ Мадридѣ, и изъ странствующей труппы актеровъ образовался постоянный театральный персоналъ. Въ 1580 году открылись оба театра де-ла-Круцъ и дель-Принципе и съ этихъ поръ даже лучш³е умы перестали считать унизительнымъ писать для сцены. Сервантесъ былъ изъ первыхъ, вступившихъ на это поприще; онъ написалъ отъ двадцати до тридцати пьесъ, имѣвшихъ въ то время успѣхъ. До насъ дошли изъ нихъ только двѣ: "Нунанц³а" и "Жизнь въ Алжирѣ", и хотя онѣ не могутъ назваться мастерскими произведен³ями литературы, которыя рождали-бы желан³е познакомиться и съ остальными его пьесами, тѣмъ не менѣе, однакоже, свидѣтельствуютъ о необыкновенномъ талантѣ автора въ изображен³и трогательныхъ и поразительныхъ сценъ и положен³й. Нужно, впрочемъ, сознаться, что у него всюду проглядываетъ недостатокъ въ истинномъ драматизиѣ, и это обстоятельство само собою открываетъ предъ писателемъ новую область эпическаго представлен³я, въ которомъ вмѣсто узкой формы развит³я дѣйств³я, быстро стремящагося въ развязкѣ, требуется разсказъ, ведущ³й къ ней медленно и гранд³озно. Сервантесъ самъ могъ чувствовать ошибочное направлен³е своего ген³я, и когда на горизонтѣ появился, какъ блестящ³й метеоръ, Лопе-де-Вега, онъ началъ совершенно ошибочно думать о своемъ талантѣ. Короче сказать, онъ подумывалъ уже отправиться въ Америку, бывшую и тогда уже прибѣжищемъ всѣхъ несчастныхъ и заблуждающихся въ своемъ призван³и, но въ это время главный пров³антмейстеръ инд³йскаго флота и войска, донъ Антон³о Гевара, предложилъ ему второстепенное мѣсто въ своемъ управлен³и въ Севильѣ. Мѣсто это по крайней мѣрѣ дало ему хлѣбъ, котораго онъ тщетно искалъ въ другихъ мѣстахъ.

   Сервантесъ мгновенно покидаетъ Мадридъ, проклиная сцену и водворяется въ Севильѣ, гдѣ хотя и съ ограниченными средствами, но имѣя всегда вѣрный кусокъ хлѣба, онъ живетъ около десяти лѣтъ, отказывая себѣ во всякаго рода творчествѣ. Но въ путешеств³яхъ, совершенныхъ имъ по дѣламъ службы, онъ узналъ свою страну и народъ, которые онъ такъ мастерски изобразилъ въ своемъ Донъ-Кихотѣ и Новеллахъ. По вѣрности, съ которой онъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ описываетъ Севилью, заключаютъ, что они написаны во время тамошней его жизни. Но для этого нѣтъ никакихъ вѣрныхъ указан³й.

   Послѣ смерти Филиппа ²² Сервантесъ исчезаетъ изъ Севильи, прослуживъ тамъ долгое время въ качествѣ адвоката. Глубокимъ мракомъ покрыта жизнь его отъ 1598 до 1603 г. и, однако, эти годы составляютъ пер³одъ блеска въ его литературной дѣятельности, такъ какъ сюда относится его ген³альное произведен³е - Донъ-Кихотъ. Единодушное мнѣн³е объ этомъ пер³одѣ его жизни таково, что велик³й пр³оръ мальт³искаго ордена въ Манхѣ поручилъ ему собирать доходы ордена въ Аргамазилѣ, и что принявъ на себя эту благочестивую должностъ, онъ подвергся гонен³ю со стороны должниковъ, не хотѣвшихъ платить свои долги и даже былъ посаженъ въ тюрьму, послѣ чего, подъ впечатлѣн³емъ гнѣва, онъ принялся писать своего Донъ-Кихота, выводя героя изъ того села, въ которомъ съ нимъ обошлись такимъ постыднымъ образомъ и перенося первыя приключен³я рыцаря на почву Манхи. Все это очень возможно и даже вѣроятно, но мы не имѣемъ относительно этого точныхъ доказательствъ. Правда, что Сервантесъ самъ говоритъ въ предислов³и къ первой части своего Донъ-Кихота, что начатъ онъ въ тюрьмѣ; но это можетъ относиться точно также и къ первому его заключен³ю въ Севильѣ и къ послѣдующему въ Вальядолидѣ. Одно извѣстно съ достовѣрностью, что въ Манхѣ у него были друзья и знакомые, и что онъ имѣлъ случай близко изучить страну, играющую роль въ его книгѣ. Наконецъ, все это едва-ли могло относиться къ какому-нибудь другому пер³оду, кромѣ промежутка отъ 1598 года, въ которомъ мы теряемъ его слѣдъ въ Севилъѣ и до начала 1603 г., когда онъ снова появляется въ Вальядолидѣ. Сюда привлекъ его, вѣроятно, дворъ Филиппа III, при которомъ онъ вадѣялся найдти покровителей, но первая попытка его въ этомъ родѣ предъ герцогомъ Лермы отняла у него всякую охоту продолжать свои искан³я. Онъ жилъ тихо и уединенно доходомъ со своихъ сочинен³й и другихъ занят³й, которыя ему поручали. Однажды ночью, неподалеку отъ это дома, произошла дуэль между двумя придворными, въ которой одинъ изъ дуэлистовъ погибъ. Подозрѣн³е пало на домашнихъ Сервантеса и до начала слѣдств³я по этому дѣлу, его посадили въ тюрьму, согласно съ испанскими законами. Однако черезъ нѣсколько дней его отпустили. Кромѣ этого эпизода мы ничего не знаемъ о жизни Сервантеса въ Вальядолидѣ, но тѣмъ ярче его литературная дѣятельность за это время пребыван³я его въ столицѣ королевства.

   Первую часть Донъ-Кихота Сервантесъ написалъ въ полнѣйшей тишинѣ и въ 1604 г. получилъ королевскую привиллег³ю для его напечатан³я. Оставалось найти человѣка, который съумѣлъбы оцѣнить книгу и которому можно было-бы посвятить ее и отдать подъ защиту. Выборъ Сервантеса остановился на герцогѣ Беярскомъ, который между тѣмъ, узнавъ, что произведен³е это - сатира, отказался отъ посвящен³я, подъ предлогомъ своего высокаго сана. Сервантесъ испросилъ, однакожъ, дозволен³е прочесть ему изъ этой книги хоть одну главу, и восторгъ слушателей при этомъ чтен³и былъ такъ великъ, что авторъ долженъ былъ читать главу за главою, пока, увлекшись, не окончилъ всей книги. Тогда герцогъ согласился принять посвящен³е, обезсмертившее такимъ образомъ его имя. Послѣ двадцатилѣтняго затишья, въ продолжен³е котораго не появилось ни одного сочинен³я Сервантеса, была выпущена въ свѣтъ въ Мадридѣ въ 1605 году первая часть Донъ-Кихота изъ типограф³и Жуана де-ла-Квеста. Это была книга въ четвертую долю листа, имѣвшая 312 страницъ; появлен³е ея ослѣпило какъ молн³ей; эффектъ, ею произведенный, не можетъ сравниться ни съ чѣмъ въ литературѣ предыдущихъ вѣковъ. Только въ наше время стали расходиться нѣкоторыя книги такими огромными массами. Во второй части своего Донъ-Кихота Сервантесъ говоритъ, что книга его разошлась въ количествѣ 30,000 экземпляровъ, и прибавляетъ, что слѣдуетъ ожидать, что она разойдется еще въ количествѣ въ тысячу разъ большемъ этого. Положительно извѣстно, что въ одномъ только 1606 году при своемъ появлен³и Донъ-Кихотъ выдержалъ четыре издан³я, не считая безконечнаго множества заграничныхъ перепечатокъ, въ которыхъ онъ, подобно перебѣгающему огню, распространился во Франц³и, Португал³и, Итал³и и Фландр³и. Да, Сервантесъ имѣлъ право говорить, что скоро не будетъ такого народа, на языкѣ которго не былъ-бы переведенъ его Донъ-Кихотъ и въ скоромъ времени не оставалось ни одного шинка, трактира, постоялаго двора и цирюльни, гдѣ не красовалась-бы истор³я и дѣян³я Донъ-Кихота и его оруженосца.

   Чтоже это за дивная книга, которая пр³обрѣла такую славу и распространен³е? "Don-Quichotte paru, la chevalerie était morte et Cervantes immortel", восклицаетъ Эмиль Шаль, новѣйш³й б³ографъ Мигуеля Сервантеса, и слова эти представ³яютъ, безъ сомнѣн³я, самый прекрасный и сжатый отзывъ о Донъ-Кихотѣ, ставящ³й насъ именно на ту точку, которую нужно имѣть прежде всего въ виду, для освѣщен³я произведен³я.

   Эпоха процвѣтан³я рыцарей, ищущихъ приключен³й, паладиновъ, короля Артура и его рыцарей круглаго стола начинается съ паден³емъ древняго м³ра и оканчивается развит³емъ правильной госѵдарственной жизни. Это мрачная эпоха среднихъ вѣковъ, когда м³ромъ управлялъ мечъ, кулачное право и поединокъ заступали мѣсто законовъ, а церковь только съ великимъ трудомъ могла преслѣдовать свои цивилизующ³я цѣли. Въ то время защита притѣсненныхъ и помощь несчастнымъ представляли защиту высокую и достойную рыцарства. Прекрасная картина рисуется предъ нашими глазами: мы видимъ рыцаря, пускающагося въ широк³й свѣтъ съ мечомъ въ рукѣ, въ шлемѣ и панцырѣ, съ тѣмъ, чтобы силою рукъ доказать высоту своихъ убѣжден³й и послужить оплотомъ для справедливости и добродѣтели. Въ образѣ этого одинокаго героя воплощается нравственная идея, которую никакое время не способно лишить ея жизненности. Женщина, какъ слабѣйшая, должна была стоять подъ особеннымъ покровительствомъ этихъ странствующихъ рыцарей, и это обстоятельство придало рыцарству какую-то своеобразную прелесть. Это чудное время должно было найти въ поэз³и свое облагораживающее выражен³е. Обильный матер³алъ для фантаз³и трубадуровъ, рапсод³й и минезенгеровъ представляли въ этомъ отношен³и крестовые походы и походы отдѣльныхъ рыцарей, турниры, дворы любви и празднества. Подвиги героевъ прославлялись или въ звучныхъ стихахъ или-же въ прозѣ полной живыхъ красотъ, но писатели рыцарскихъ романовъ, развившихся изъ поэтическихъ произведен³й среднихъ вѣковъ и въ началѣ представлявшихъ просто прозаическое переложен³е эпическихъ стихотворен³й, не поняли своей прекрасной задачи. Только и видишь драки, жестокости, да приключен³я: ни плана, ни связи, ни здраваго смысла. Самымъ запутаннѣйшимъ образомъ переплетаются между собою мечтательная любовь и дикая чувственность, безнравственность и предразсудокъ. Великаны и карлики, чудовища и чародѣи хаотически перемѣшаны въ этихъ рыцарскихъ романахъ, которые послужили-бы къ стыду и поруган³ю самихъ рыцарей, если бы время не было такъ незрѣло и наивно, чтобъ сказки принимать за чистую дѣйствительность и съ жадностью глотать все, что ни попадалось, за недостаткомъ лучшей умственной пищи. Направлен³е вѣка подоспѣло на помощь къ этому незрѣлому произведен³ю фантаз³и. Крестовые походы породили во всей Европѣ страсть къ приключен³ямъ и проложили такимъ образомъ путь рыцарскимъ романамъ. Въ Испан³и, гдѣ рыцарство, со всѣми своими атрибутами, пустило особенно глубок³е корни, выступаетъ еще новый элементъ. Войны съ маврами, превращавш³я каждаго испанца въ воина и вносивш³й рыцарск³й духъ въ каждую семью, не могли не вызвать изображен³я разныхъ приключен³й и геройскихъ подвиговъ, не могли не вызвать произведен³й извращенной фантаз³и, находившихъ всегда людей, охотно слушающихъ ихъ. Испанск³й народъ слушалъ слишкомъ усердно эти истор³и, состоявш³я изъ самыхъ неслыханныхъ и невѣроятныхъ приключен³й и въ м³рѣ, уже и безъ того фантастическомъ, какой былъ въ то время, очаровывался еще болѣе фантастическими создан³ями разнузданнаго воображен³я. Молодежь уже не могла болѣе находить никакого удовольств³я въ серьезной сторонѣ истор³и и относилась очень симпатично къ извращеннымъ произведен³ямъ поэтовъ, принимая за образецъ для себя какъ дѣян³я, такъ и языкъ этихъ романовъ. Наклонность къ дракамъ и ссорамъ, приводившая къ кровавому мщен³ю изъ-за ничтожныхъ столкновен³й, дикая распущенность, ненависть къ гражданскому порядку заступили мѣсто настоящихъ рыцарскихъ обычаевъ и вмѣсто того, чтобы внушать мужество, настоящую геройскую отвагу, пламенный патр³отизмъ и отважныя дѣян³я нравственнаго характера, книги эти извращали фантаз³ю юношества и уничтожали прежн³й духъ народа. Вскорѣ нѣкоторыя уважаемыя лица, какъ, напр., Луи Фидесъ, Алейо Фанласъ, Д³его Грац³анъ, Мельхоръ Кано, Дуи де-Гранада и Бенито Ар³асъ Монтано возвысили голосъ противъ этого позорища литературы, которое "въ Испан³и проявляется ярче, чѣмъ гдѣ-нибудь". Наконецъ, выступило на сцену законодательство: король Карлъ декретомъ запретилъ всѣмъ вице-королямъ, судилищамъ и намѣстникамъ новаго свѣта дозволять печатан³е, продажу и чтен³е рыцарскихъ романовъ. Въ 1555 г. королевск³е кортесы, засѣдавш³е въ Вальядолидѣ, рѣшительно потребовали такого-же запрещен³я для Испан³и, оправдывая эту мѣру опасностью подобныхъ произведен³й для юношества обоего пола. Они даже высказали желан³е, чтобъ всѣ существующ³е романы были собраны и сожжены. Королева ²оанна обѣщала такой законъ, но онъ никогда не былъ изданъ и ни нравственныя проповѣди уважаемыхъ лицъ того времени, ни законы не могли вытѣснить рыцарскихъ романовъ, къ которымъ пристрастился какъ народъ, такъ и образованное общество. Всѣ они просто проглатывали эти осужденныя книги, а князьямъ и прелатамъ очень льстили посвящен³я ихъ. Король Карлъ, открыто уважая эти романы, съ наслажден³емъ читалъ Бельяниса Грац³ена, самый сумазбродный изъ романовъ этого рода, и когда его сестра, королева венгерская, хотѣла отпраздновать свое возвращен³е во Фландр³ю, то она не могла придумать для него большаго удовольств³я, какъ представить на знаменитомъ праздникѣ въ Бинсѣ всѣхъ героевъ этого рыцарскаго романа, въ видѣ живыхъ лицъ; при этомъ фигурировалъ даже Филиппъ II. Эти паразитныя растен³я проникли даже сквозь священныя стѣны монастырей: монахи и монахини читали и писали рыцарск³е романы.

   Въ такомъ положен³и находились дѣла, когда у Сервантеса зрѣлъ планъ подготовить ударъ рыцарскимъ романамъ. Мало извѣстный, покинутый человѣкъ, не имѣющ³й въ своихъ рукахъ другихъ средствъ, кромѣ ума и пера, задумалъ направить свои силы въ уничтожен³ю заблужден³я, до тѣхъ поръ существовавшаго, наперекоръ здравому смыслу и всевозможнымъ законамъ. Но оруж³е, съ которымъ онъ вышелъ на борьбу съ безум³емъ, было обоюдоострымъ мечомъ, - оруж³емъ насмѣшки и побѣда его была такъ совершенна, что со времени появлен³и Донъ-Кихота не вышло ни одного рыцарскаго романа, не было даже издано вновь котораго-нибудь изъ старыхъ. Съ той поры и до нашихъ дней, говоритъ Тикноръ, они исчезли такъ совершенно, что, напротивъ, принадлежатъ теперь въ величайшимъ рѣдкостямъ и представляютъ единственный въ своемъ родѣ примѣръ того, какъ сильнымъ умомъ и мѣткою насмѣшкою можно иногда уничтожить цѣлую вѣтвь литературы, цвѣтущую и всѣми любимую, у народа великаго и гордаго. Какъ ни громаденъ, однакоже, былъ результатъ появлен³я Донъ-Кихота, тѣмъ не менѣе, на первыхъ порахъ книга не произвела всего ожидаемаго дѣйств³я. Между испанскими историками литературы сохранилось предан³е, что Сервантесу только съ помощ³ю хитрости удалось всучить книгу въ руки образованныхъ людей. Подъ заглав³емъ "Buscapie", онъ издалъ будто-бы брошюру, въ которой хотя и осторожно, но осязательно, далъ понять, что забавная, повидимому, книга заключаетъ ѣдкую сатиру на важнѣйшихъ придворныхъ людей и преимущественно на любимца короля, герцога Лермы и Кальдерона "придворнаго". Если слухи эти справедливы, то они доказываютъ только, что Сервантесу хотѣлось привлечь публику лакомымъ кускомъ, а вовсе не то, чтобы сатира на королевскихъ придворныхъ была его настоящею цѣлью.

   Остроумная критика цѣлые два столѣт³я пыталась истолковать по своему Донъ-Кихота и навязать его автору тенденц³и и взгляды, отъ которыхъ онъ былъ также далекъ, какъ его время отъ нашего. Только полнѣйшее неумѣнье оцѣнить произвольное и непроизвольное творчество Сервантеса могло привести къ подобнымъ абсурдамъ. Намѣрен³е его заключалось, по всѣмъ вѣроят³ямъ, въ томъ, чтобы показать противуположность между поэз³ей и прозой въ человѣческой натурѣ, или между геройствомъ и великодуш³емъ съ одной стороны и холоднымъ эгоизмомъ съ другой, откуда и беретъ начало то заблужден³е, что онъ хотѣлъ изобразить дѣйствительную жизнь. Но, какъ сказалъ совершенно справедливо Тикноръ, метафизическ³я тонкости совсѣмъ не соотвѣтствуютъ духу его времени, которое не было нисколько склоннымъ такой общей и философской сатиры и, кромѣ того, не соотвѣтствуютъ и личному характеру Сервантеса, насколько мы его знаемъ. Онъ былъ, повидимому, полонъ дружеской довѣрчивости и человѣческой доброты; а также и вся жизнь его противорѣчила лишающему бодрости отрицан³ю всего возвышеннаго и великаго, которое необходимо предполагается при такомъ объяснен³и Донъ-Кихота. Критика, которая хочетъ быть справедливою, должна судитъ преимущественно по самому сочинен³ю, по собственнымъ словамъ писателя. Уже въ предислов³и къ первой части совершенно ясно говорится: "Сочинен³е это не имѣетъ никакой другой цѣли, кромѣ той, чтобы уничтожить авторитетъ и уважен³е, какимъ пользуются рыцарск³е романы у читающей публики и вообще въ свѣтѣ", а черезъ десять лѣтъ Сервантесъ заключаетъ вторую часть словами: "У меня не было другаго намѣрен³я, какъ возбудитъ отвращен³е людей къ лживымъ и безсмысленнымъ сказкамъ, въ формѣ рыцарскихъ романовъ, значен³е которыхъ уже подорвано истор³ею моего правдиваго Донъ-Кихота и скоро должно пасть окончательно". Почему-же намъ не вѣрить этому заявлен³ю автора, если мы знаемъ, какимъ значен³емъ пользуется въ Испан³и каждая отдѣльная вѣтвь литературы?

   Очевидно Сервантесъ хотѣлъ написать только сатиру противъ упомянутыхъ романовъ и предать ихъ общему осмѣян³ю, чтобы люди, убѣдившись въ ихъ нелѣпости, перестали придавать прежнее значен³е. Но перо ген³я, по остроумному замѣчан³ю Гейне, всегда выше его: оно захватываетъ гораздо больше его случайныхъ намѣрен³й и поэтому Сервантесъ, самъ ясно того не сознавая, написалъ великую сатиру противъ человѣческаго самообольщен³я. Если съ нами согласятся въ этомъ, то мы допускаемъ смыслъ Сервантесова Донъ-Кихота, вычитанный въ немъ эстетикою: это произведен³е представляетъ борьбу между идеализмомъ и реализмомъ; длинный и тощ³й ламанхск³й рыцарь есть воплощен³е идеальной восторженности вообще, а толстый оруженосецъ реальный разсудокъ и оба они въ тоже время представляютъ парод³ю собственнаго пафоса. Фиганръ видитъ даже въ Донъ-Кихотѣ и его оруженосцѣ не разноглас³е между единичнымъ мечтателемъ и единичнымъ прозаикомъ, а вѣчную противуположность односторонняго идеализма и реализма и хвалитъ это сочинен³е, какъ настоящее художественное произведен³е, потому что въ немъ индивидуальность окраски соединяется съ универсальностью значен³я.

   Чтобы осуществить идеалъ рыцарства, Сервантесъ представляетъ ламанхскаго дворянина съ мозгомъ воспламененнымъ чтен³емъ рыцарскихъ романовъ, но въ тоже время представляющаго настоящую рыцарскую фигуру, человѣка, исполненнаго чувства чести и восторженности, бодрости, отваги и достоинства. Онъ соединяетъ въ себѣ всю отвагу героевъ, всѣ добродѣтели цѣлаго рыцарства, имѣя передъ глазами фантастическ³е образы, которые свели его съума. Онъ хочетъ осуществить еще разъ золотое время странствующаго рыцарства, давно уже превратившагося въ прахъ. Вѣрный рыцарскимъ обычаямъ, онъ выбираетъ себѣ оруженосца, представляющаго съ нимъ полнѣйшую противуположность, - хотя добродушнаго и честнаго, фанатически преданнаго своему господину, но невѣжественнаго и легковѣрнаго, неуклюжаго и эгоистичнаго, обжору и лжеца, словомъ - реалиста съ ногъ до головы.

   Вполнѣ вооруженные и снабженные пров³антомъ, оба выѣзжаютъ изъ родной деревни на поиски приключен³й, которыя разгоряченная фантаз³я рыцаря видитъ и находитъ на каждомъ шагу: вѣтряныя мельницы принимаетъ онъ за великановъ, стадо овецъ - за цѣлое войско, галерныхъ каторжниковъ - за испанскихъ ноблей и каждый шинокъ - за дворецъ; тогда какъ оруженосецъ его по своей непосредственности, не сознавая даже своего юмора, превращаетъ чудныя видѣн³я своего господина въ голую прозу дѣйствительности. Это постоянное столкновен³е идеала съ суровою прозой дѣйствительной жизни, пафоса стараго времени съ настоящимъ должно приводить въ самымъ страннымъ результатамъ, которые постоянно подтверждаетъ справедливость ген³альныхъ словъ: du sablime au ri'd'cule il u y' a qu ùn pas, пока наконецъ наши представители идеализма и реализма, помятые и тѣломъ и душою, возвращаются на родину. Но на этомъ, какъ поясняетъ Сервантесъ, истор³я ихъ далеко еще не кончена. Этимъ заключается первая часть. Послѣ ея появлен³я мы не имѣемъ никакихъ свѣдѣн³й о Сервантесѣ почти въ течен³е восьми лѣтъ; только въ 1613 году, когда онъ издаетъ свои новеллы, мы встрѣчаемъ его имя и, въ предислов³и въ этому собран³ю прекрасныхъ сочинен³й, онъ обѣщаетъ вторую часть Донъ-Кихота. Но когда онъ дошелъ до 58 главы въ Фарагонѣ (1614), появилась вторая часть Донъ-Кихота. Авторъ ея былъ извѣстный Алонзо Фернандецъ де Авеллаведа изъ Тардезильяза, подъ именемъ котораго скрывалось какое-то духовное лицо и вмѣстѣ съ тѣмъ писатель комед³й. Въ этомъ литературномъ фактѣ, единственномъ въ своемъ родѣ, удивительно то, что подражатель и продолжатель какъ будто угадываетъ содержан³е еще неоконченнаго образца. Книга, написанная безъ ген³я Сервантеса, хотя автору ея и удавалось по временамъ попадать въ тонъ съ Сервантесомъ, не заслужила бы никакого вниман³я, еслибы образецъ не получилъ уже такого громаднаго значен³я. Но самъ авторъ уничтожилъ себя, стараясь всѣми силами унизить образецъ и насмѣхаясь надъ поэтомъ, надъ его старостью, страдан³ями и даже надъ его ранами, заслуживающими глубокаго уважен³я. Къ сожалѣн³ю, раздражен³е, возбужденное въ Сервантесѣ этимъ возмутительнымъ литературнымъ подлогомъ, о которомъ онъ много говоритъ во второй части, не осталось безъ вл³ян³я на дальнѣйшую обработку его произведен³й. Сервантесъ работалъ быстро до конца и пришелъ къ нему гораздо раньше, чѣмъ предполагалъ. Вторая часть, оконченная въ февралѣ 1615 г., появилась осенью слѣдующаго года. Такимъ образомъ Донъ-Кихотъ представляетъ пятнадцатилѣтн³й трудъ и если первая часть его есть произведен³е шутника, то вторая, появившаяся спустя десять лѣтъ, есть произведен³е философа. Въ этой второй части Донъ-Кихотъ снова выходитъ искать приключен³й, которыя становятся еще богаче и фантастичнѣе и носятъ еще болѣе романтическ³й характеръ, чѣмъ въ первой части, но здѣсь они не имѣютъ такой типической физ³оном³и, не такъ глубоко запечатлѣваются въ народной памяти, вслѣдств³е чего первая часть стала такъ популярна, что послужила источникомъ возникновен³я множества пословицъ и поговорокъ.

   Во второй части истор³я еще долго стоитъ на томъ же уровнѣ, какъ и въ первой, но наконецъ, - какъ говоритъ Френцель,- на одномъ роковомъ мѣстѣ комед³я переходитъ въ трагед³ю. Пока Донъ-Кихотъ вводится въ заблужден³е и обманывается собственными глазами, которыми онъ видитъ все, какъ настоящ³й странствующ³й рыцарь, мы попадаемся съ нимъ въ тѣже сѣти. Но когда друг³е начинаютъ съ нимъ злыя шутки, когда они съ намѣрен³емъ наталкиваютъ его на заблужден³е и печальныя ошибки для собственной потѣхи, тогда этотъ блестящ³й умъ меркнетъ и Донъ-Кихотъ становится для насъ жалкимъ помѣшаннымъ, годнымъ лишь для дома сумасшедшихъ въ Севильи. Чарльзъ Ламбъ сказалъ совершенно справедливо: Гонерилья покраснѣла бы, сдѣлавъ что-нибудь подобное отрекшемуся королю и волчица Регана, не смотря на свой слабый разсудокъ, не могла бы продолжать своихъ шутокъ, а Донъ-Кихотъ вытерпѣлъ все это отъ недостойной королевы. Какое низкое, негодное общество! Герой Авелланеды могъ и долженъ былъ покончить такими заблужден³ями, но Сервантесъ никогда не могъ ошибаться подобно ему. Если похвалы шуткамъ Санчо, который здѣсь, какъ и у Авелланеды, выступаетъ на первый планъ, могли заставить его сдѣлать этотъ характеръ средоточ³емъ дальнѣйшаго разсказа, то этого достаточно, чтобы въ большей половинѣ второй части уничтожилось сострадан³е къ герою. Поэтому мы не можемъ понять, какъ историкъ испанской литературы, Джоржъ Тикноръ, отдаетъ несравненное преимущество сравнительно съ первою, если только мы признаемъ, что онъ придаетъ большее значен³е художественной композиц³и, а не идеальному содержан³ю.

   Мы забываемъ о той скукѣ при чтен³и одной части второй половины романа, а не о великомъ создан³и цѣлаго, про которое Фишеръ могъ сказать: безсмертная заслуга Сервантеса состоитъ въ томъ, что онъ въ одномъ произведен³и съ художественною ирон³ею создалъ комическ³й и вмѣстѣ съ тѣмъ естественный романъ. Это осмѣян³е рыцарства дѣлаетъ его народнымъ романомъ, потому что народъ возбуждается имъ къ осмѣян³ю отжившаго идеала аристократ³и".

   Яснѣе нельзя выразить значен³е этой книги для всей литературы.

   Обратимся еще разъ къ личности самого поэта. Сервантесъ въ 1606 г. пр³ѣхалъ въ Мадридъ, слѣдуя, вѣроятно, за испанскимъ дворомъ; тамъ онъ оставался постоянно и выѣхалъ изъ него однажды, незадолго передъ смертью.

   Не смотря на высок³я заслуги поэта, онъ жилъ постоянно въ очень стѣснительныхъ услов³яхъ, поддерживаемый только милостью двухъ своихъ покровителей, арх³епископа Толедскаго и графа Линозскаго. Дворъ не сдѣлалъ ничего для величайшаго ума своего времени. О самомъ поэтѣ не думали вовсе, тогда какъ книгой его не могли начитаться досыта. Разсказываютъ, что Филиппъ III, стоя однажды на балконѣ своего дворца, увидѣлъ на берегу Мансанареса студента, который съ удивлен³емъ читалъ какую-то книгу, постоянно прерывая чтен³е неудержимымъ смѣхомъ, и король сказалъ тотчасъ-же: "этотъ человѣкъ или дуракъ или читаетъ Донъ-Кихота". Королевское остроум³и оказалось справедливымъ, но никому изъ придворныхъ не пришло въ голову обратитъ вниман³е короля на бѣдность, въ которой находился авторъ знаменитой книги.

   Послѣдн³е годы своей жизни Сервантесъ посвятилъ вполнѣ музамъ. Начатые уже въ Севильи двѣнадцать нравственныхъ разсказовъ ("Novelas ejemplares", которые также можно считать мастерскими разсказами) появились въ 1613 г. въ Мадридѣ. Всѣ эти новеллы, ивъ которыхъ маленькая Мадридская цыганка особенно дорога для германцевъ, вслѣдств³е "presiosa" Вольфе и Вебера, возникли на свѣжей и богатой почвѣ народныхъ характеровъ и выражаютъ собою всю полноту настоящей испанской живости и отличаются такою прелестью языка, что и до сихъ поръ, остаются недосягаемымъ образцомъ, хотя это самыя ранн³я изъ испанскихъ новеллъ. Сервантесъ достигъ уже преклонной старости, когда онъ создалъ свое послѣднее сочинен³е "Периллесъ и Сигизмунда", серьезный романъ, который онъ считалъ лучшимъ произведен³емъ своего пера; для насъ онъ имѣетъ только историческ³й интересъ и появился уже черезъ годъ послѣ его смерти.

   Весною 1616 года онъ переѣхалъ въ Эсквив³аръ, гдѣ находилось маленькое имѣн³е, оставленное ему женою. Въ началѣ апрѣля онъ возвратился въ Мадридъ смертельно больной. Дорогой встрѣтился ему студентъ медицины и далъ ему совѣтъ, какъ дѣйствовать противъ водяной, которой онъ страдалъ, на что Сервантесъ возразилъ ему: "пульсъ у меня бьется такъ сильно, что къ воскресенью все должно кончиться. И въ самомъ дѣлѣ, такъ и случилось. 16 апрѣля совершено было надъ нимъ соборован³е. На слѣдующ³й день онъ написалъ, исполненное юмора и проникнутое истиннымъ мужествомъ, посвящен³е "Периллеса и Сигизмунды" графу фонъ-Деносу, и четыре дня спустя его не стало. Онъ умеръ въ домѣ, находившемся въ улицѣ Calle de Leon, и домъ этотъ украшенъ по настоящее время медальоннымъ портретомъ Сервантеса. Умеръ онъ въ объят³яхъ своей жены, за десять дней до смерти Шекспира, своего единственнаго соперника. Его схоронили въ монастырѣ ордена св. Троицы. Монастырь этотъ отошелъ впослѣдств³и отъ ордена и когда позднѣе хватились могилы Сервантеса, то ее уже не нашли. Но за то имя его сохранилось въ памяти современниковъ и потомковъ, окруженное такой славой, на которую едва-ли можетъ претендовать какое-либо другое имя въ литературѣ, за исключен³емъ Шекспира. Не знаемъ на основан³и какихъ документовъ, но испанская библ³ограф³я утверждала даже въ послѣднее время, что въ промежутокъ съ 1605 по 1857 годъ въ Испан³и выпущено было не менѣе четырехъ-сотъ издан³й его сочинен³я; переводныхъ издан³й его на англ³йскомъ языкѣ 200, на французскомъ - 168, на итальянскомъ - 96, на португальскомъ - 80, на нѣмецкомъ - 70, на шведскомъ - 13, на польскомъ - 8, на датскомъ - 6, на русскомъ 5 и на латинскомъ - 1. Мы не считаемъ подражан³й, передѣлокъ для сцены, въ формѣ драмъ, оперъ и даже балетовъ. Словомъ, обширность этой литературы вполнѣ доказываетъ популярность книги и ея героя.

&n