Сервантес Мигель Де - Дон-Кихот Ламанчский (Часть первая)

значило бы думать, что теперь ночь, и требовать этого отъ насъ, значило-бы требовать отъ козла молока

   - Когда такъ, гнѣвно воскликнулъ Донъ-Кихотъ, то клянусь, донъ негодяй, донъ Генезилъ Парапильск³й, или чортъ тебя знаетъ, какъ тебя тамъ зовутъ, ты пойдешь одинъ поджавши хвостъ, съ цѣпью на шеѣ и наклоненной головой.

   Пассамонтъ, человѣкъ отъ природы задорный, къ тому же не замѣчавш³й, что рыцарь какъ будто не въ своемъ умѣ, - это лучше всего доказывала Пассамонту полученная имъ свобода, - мигнулъ брат³и, которая, отбѣжавши въ сторону, забросала Донъ-Кихота каменьями;- защищаться отъ нихъ, помощью одного шлема, у рыцаря не хватило рукъ. Бѣдный же Россинантъ доведенъ былъ до того, что обращалъ теперь столько вниман³я на шпоры, какъ будто онъ былъ вылитъ изъ бронзы. Санчо спрятался за своего осла, и этимъ живымъ щитомъ прикрылся отъ града каменьевъ, осыпавшихъ оруженосца и рыцаря. Щитъ рыцаря оказался однако хуже щита оруженосца и Богъ вѣсть сколько счетомъ каменьевъ обрушилось на него съ такою силой, что они свалили его, наконецъ, на землю. Едва лишь онъ упалъ съ коня, какъ въ туже минуту на него вскочилъ каторжникъ, въ школьной формѣ, - снялъ съ головы его тазъ, которымъ онъ, кстати, хватилъ Донъ-Кихота три или четыре раза по плечамъ, потомъ ударилъ этимъ тазомъ нѣсколько разъ по землѣ, намѣреваясь разбить его въ куски, и вспомоществуемый остальною брат³ей, снялъ съ рыцаря его шолковый съ двойными рукавами камзолъ, который онъ носилъ поверхъ своихъ латъ, и обобралъ бы его до чиста, до самыхъ чулковъ, еслибъ непомѣшали ему кирасы и друг³я вооружен³я Донъ-Кихота. Сняли каторжники и съ Санчо кафтанъ, оставивъ его чуть не въ одной рубашкѣ, и подѣливъ между собою добычу, разбрелись въ разныя стороны, заботясь больше о томъ, какъ бы не наткнуться на святую Германдаду, чѣмъ о томъ, чтобы съ цѣпью на шеѣ отправиться въ Тобозо и представится тамъ Дульцинеѣ. На мѣстѣ побоища оставались теперь только Донъ-Кихотъ, Санчо, оселъ и Россинантъ; оселъ задумчивый, съ опущенною внизъ головой, хлопая по временамъ ушами, точно будто камни продолжали еще сыпаться на него; Россинантъ, распростертый рядомъ съ своимъ господиномъ, потому что и его каменья сшибли съ ногъ; Санчо безъ кафтана, дрожа отъ страха, при мысли о святой Германдадѣ, и наконецъ самъ рыцарь Донъ-Кихотъ, терзаемый мыслью о томъ, какъ отплатили ему каторжники за его благодѣян³е.

  

  

   Въ этомъ грустномъ положен³и, Донъ-Кихотъ сказалъ своему оруженосцу: "Санчо! постоянно твердили мнѣ, что благодѣтельствовать негодяямъ все равно, что подливать въ море воды. Если бы я повѣрилъ тебѣ, я бы избѣжалъ этой непр³ятности, но дѣло сдѣлано, поэтому призовемъ на помощь терпѣн³е и постараемся извлечь изъ настоящаго полезный урокъ для будущаго".

   - Ну ужь вы то извлечете, развѣ когда я стану туркомъ, отвѣтилъ Санчо. Но такъ какъ вы сами говорите, что повѣривши мнѣ, вы избѣжали бы теперешняго несчаст³я, то повѣрьте мнѣ, въ эту минуту, и вы избѣгнете гораздо худшаго, потому что святая Германдада плюетъ на всѣхъ вашихъ рыцарей, и я ужь слышу въ ушахъ своихъ свистъ ея стрѣлъ.

   - Ты трусъ, Санчо, и больше ничего, сказалъ Донъ-Кихотъ, но чтобы ты не сказалъ, что я упрямъ и никогда не слѣдую твоимъ совѣтамъ, поэтому я послушаюсь тебя, но только съ однимъ услов³емъ, что никогда, живой или мертвый, ты не скажешь никому, будто я удалился отъ грозившей намъ опасности изъ страха, но что сдѣлалъ это, единственно, во исполнен³е твоихъ просьбъ. Если ты скажешь противное, ты солжешь, и я, отнынѣ на всегда, и отъ всегда до нынѣ, бросаю тебѣ въ лицо эту ложь, и не перестану повторять, что ты лжешь, и будешь лгать, пока будешь утверждать что-нибудь подобное. И не возражай мнѣ на это, потому что при одной мысли, будто я ухожу изъ страха отъ опасности, въ особенности отъ нынѣшней, что во мнѣ явилась хоть тѣнь испуга, меня беретъ охота остаться здѣсь, и ожидать одному не только святую Германдаду, или то братство, которое ужасаетъ тебя, но даже братьевъ двѣнадцати колѣнъ Израиля и семь братьевъ Макавѣевъ и близнецовъ Кастора и Полукса и всевозможныхъ брат³й съ ихъ братствами.

   - Господинъ мой, отвѣчалъ Санчо, удаляться - не значитъ убѣгать, и не особенная въ томъ мудрость ожидать опасность, превосходящую всяк³я силы и всякую возможность оттолкнуть ее; гораздо умнѣе беречь себя сегодня на завтра, и не заключать всего себя въ одинъ день. И право, ваша милость, мое глупое, холопское разумѣн³е понимаетъ немного какъ человѣку слѣдуетъ распорядиться собой. Не раскаивайтесь же въ томъ, что думаете послѣдовать моему совѣту, а поскорѣе валѣзайте на Россинанта, если это подъ силу вамъ, если же нѣтъ, я вамъ помогу, я не долго думая, поѣзжайте за мной: право сердце говоритъ мнѣ, что теперь ноги намъ нужнѣе рукъ.

   Донъ-Кихотъ послѣдовалъ совѣту своего оруженосца, взлѣзъ ни говоря ни слова на своего коня, и предшествуемый на ослѣ Санчо, направился въ тѣснины С³ерры Морены, отъ которыхъ они были не далеко. Санчо намѣревался проѣхать сквозь всю цѣпь этихъ горъ и выѣхать въ Вазо или въ Альнодоваръ-дель-Кампо, укрываясь нѣсколько дней въ горныхъ пустыняхъ отъ поисковъ святой Германдады, въ случаѣ, еслибъ она пустилась розыскивать ихъ. Онъ тѣмъ охотнѣе отправлялся теперь въ горы, что котомка его, наполненная съѣстнымъ, избѣгла рукъ грабителей, - счаст³е, которое онъ считалъ рѣшительнымъ чудомъ, судя потому, какъ неистово освобожденная брат³я грабила все, что попадалось ей подъ руку и приходилось по вкусу.

   Въ туже ночь наши искатели приключен³й забрались въ самую глубь С³ерры Морены. Санчо рѣшился остановиться здѣсь, чтобы перевести духъ и даже отдохнуть нѣсколько дней, по крайней мѣрѣ, на сколько хватитъ у него провиз³и. Рыцарь и оруженосецъ расположились на ночлегъ между двумя скалами и множествомъ голыхъ пней. На бѣду ихъ судьба, на скрижаляхъ которой, по учен³ю невѣрныхъ, заранѣе предначертано чему случиться здѣсь, привела славнаго вора Гинеса Пассамонта, освобожденнаго отъ каторги безум³емъ и доблестью Донъ-Кихота, и не безъ причины страшившагося теперь преслѣдован³я святой Германдады на то самое мѣсто, на которомъ расположились ночевать Санчо и Донъ-Кихотъ. Пройдоха узналъ ихъ въ туже минуту и рѣшился обождать, пока они мирно заснутъ себѣ. И такъ какъ негодяи всегда неблагодарны, такъ какъ на свѣтъ ихъ рождаетъ нужда, и настоящее закрываетъ предъ ними будущее, то и не мудрено, если Гинесъ, у котораго благодарности было столько же, сколько благородства, рѣшился украсть у Санчо осла, не заботясь о Россинантѣ, показавшемся ему такою дрянью, которую ни продать, ни заложить. Дождавшись минуты, когда Санчо захрапѣлъ, славный этотъ воръ увелъ его осла, и прежде чѣмъ занялась заря, его уже и слѣдъ простылъ, - поминай какъ звали.

   Взошла заря, возрадовалась земля и опечалился Санчо. Не находя нигдѣ своего милаго осла, онъ принялся такъ громко и горько вопить, что разбудилъ Донъ-Кихота, услышавшаго какъ несчастный оруженосецъ его, хныкая, приговаривалъ: "о сынъ моего сердца, рожденный въ моемъ собственномъ домѣ, забава дѣтей моихъ, услада жены, зависть сосѣдей, помощникъ въ трудахъ моихъ и кормилецъ цѣлой половины моей, потому что заработываемыми тобою двадцатью шестью мараведисами ты покрывалъ на половину мои расходы". Донъ-Кихотъ, видя рыдающаго Санчо, и узнавъ причину его гора, принялся утѣшать его чѣмъ могъ и обѣщалъ дать ему письмо на получен³е трехъ ослятъ изъ пяти, оставленныхъ имъ въ своей конюшнѣ. Это нѣсколько утѣшило Санчо, осушило его слезы, утишило стенан³я, и онъ поспѣшилъ поблагодарить своего господина за великую милость его.

   Донъ-Кихотъ, между тѣмъ, забравшись въ горы, которыя казались ему какъ будто нарочно созданными для того рода приключен³й, которыхъ онъ искалъ теперь, преисполнился невообразимой радостью. Онъ припоминалъ разныя удивительныя происшеств³я, случавш³яся съ странствующими рыцарями въ такихъ дикихъ мѣстахъ, и эти воспоминан³я наставляли его забывать все на свѣтѣ. Санчо же, попавъ въ безопасное мѣсто, помышлялъ только о томъ, какъ бы ему наполнить желудокъ остатками отъ добычи, захваченной у монаховъ, сопровождавшихъ мертвеца. Онъ шелъ теперь пѣшкомъ, позади своего господина, таща на себѣ все, что таскивалъ недавно его оселъ, и перекладывая разные кусочки изъ котомки въ свой желудокъ; и такъ по душѣ приходилось ему это пѣшеходное путешеств³е, что ни гроша не далъ бы онъ ни за какое другое приключен³е.

   Спустя немного, поднявъ глаза, онъ увидѣлъ, что господинъ его, остановившись, пытается остр³емъ своего копья поднять съ земли как³я-то вещи. Поспѣшивъ къ нему на помощь, онъ увидѣлъ, что Донъ-Кихотъ приподнялъ чемоданчикъ и подушку, связанные вмѣстѣ, всѣ въ дырьяхъ и на половину сгнивш³е. Все это было довольно тяжело, такъ что Санчо принужденъ былъ взять чемоданъ на руки, и рыцарь велѣлъ ему посмотрѣть, что въ немъ положено. Оруженосецъ поторопился исполнить это приказан³е, и хотя чемоданъ былъ запертъ на ключь, онъ легко однако разсмотрѣлъ черезъ дырья все, что въ немъ находилось. Тамъ лежали четыре рубахи тонкаго голландскаго полотна, разное щегольское платье и, что лучше всего, свертокъ съ червонцами. "Да благословенно же будетъ все небо, ниспосылающее намъ такое приключен³е, въ которомъ есть наконецъ чѣмъ поживиться" воскликнулъ Санчо, при видѣ этой находки. И принялся онъ теперь съ двойнымъ вниман³емъ разглядывать все въ найденномъ имъ чемоданѣ, въ которомъ, кромѣ денегъ, бѣлья и платья, нашелъ еще богато переплетенный альбомъ.

   - Дай мнѣ этотъ альбомъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, деньги же дарю тебѣ.

   Въ знакъ благодарности Санчо поцаловалъ ему руку, и принялся послѣ того перекладывать вещи изъ чемодана въ свою котомку.

   - Санчо, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, мнѣ кажется, да иначе и быть не можетъ, что это вещи какого-нибудь заблудившагося путешественника, настигнутаго въ горахъ разбойниками, похоронившими его въ этой пустынѣ.

   - Этого не можетъ быть, сказалъ Санчо, разбойники не оставили бы денегъ.

   - Правда твоя, замѣтилъ Донъ-Кихотъ, и я рѣшительно не понимаю, что бы это такое могло быть. Посмотримъ еще альбомъ; не откроетъ ли онъ намъ этой тайны. Съ послѣднимъ словомъ рыцарь развернулъ альбомъ, и первое, что попалось ему на глаза было, какъ будто на черно набросанное красивымъ почеркомъ, стихотворен³е, которое Донъ-Кихотъ громко прочелъ; вотъ оно:

  

   Иль слѣпъ амуръ, иль нѣтъ въ немъ состраданья,

   И въ жертву случаю я принесенъ;

   Или мои не вѣдомы ему страданья,

   Или не по грѣхамъ моимъ караетъ онъ.

   Но ежели въ любви, какъ говорятъ, сокрыта

   Частица божества, хранящаго насъ всѣхъ,

   То кѣмъ-же это сердце рано такъ разбито?

             Причина скрыта.

  

   О, Фили! Ты-ль меня лишила всѣхъ отрадъ?

   Нѣтъ, нѣтъ, не отъ тебя слеза изъ главъ прольется;

   И я не небомъ вверженъ въ этотъ адъ.

   Смерть! лишь тебя теперь мнѣ остается,

   Какъ радость въ жизни ждать;

   Боль отъ причинъ безвѣстныхъ удается

             Лишь чуду изцѣлять.

  

   - Ну, изъ этой пѣсеньки трудновато что-нибудь узнать, замѣтилъ Санчо, если только начиная съ филина, о которомъ здѣсь поется, мы не доберемся до самаго соловья.

   - Про какого филина ты говоришь? спросилъ Донъ-Кихотъ.

   - Кажись, вы тамъ про филина что-то читали, отвѣтилъ Санчо.

   - Про филина? воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Ты, кажется, Санчо, перепуталъ; тутъ сказано Фили, вѣроятно имя дамы этого пѣвца, а вовсе не филинъ. Стихи же право ничего себѣ, продолжалъ онъ, или я ничего не смыслю въ стихахъ.

   - Какъ, ваша милость, сказалъ удивленный Санчо, развѣ и вы стихи сочиняете?

   - Больше чѣмъ ты думаешь, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, и это ты вскорѣ увидишь, относя письмо мое въ Дульцинеѣ Тобозской, написанное стихами сверху до ниву. Узнай, Санчо, что всѣ, или по крайней мѣрѣ, большая часть странствующихъ рыцарей минувшихъ временъ были знаменитые трубадуры, т. е. велик³е поэты и музыканты. Безъ этихъ двухъ талантовъ или даровъ небесныхъ немыслимы влюбленные странствователи. Правда, стихи старыхъ рыцарей отличаются большей силой, чѣмъ грац³ей.

   - А прочтите за еще что-нибудь, сказалъ Санчо, можетъ быть мы найдемъ тамъ что-нибудь интересное для насъ.

   Донъ-Кихотъ перевернулъ листъ.

   - Здѣсь проза, сказалъ онъ, что-то въ родѣ письма.

   - Тоже, пожалуй, послан³е какое-нибудь, замѣтилъ Санчо.

   - Судя по началу, это, должно быть, какое-то любовное письмо, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.

   - Потрудитесь, ваша милость, громко прочитать его, сказалъ Санчо, потому что, страхъ какъ люблю я эти любовныя писан³я.

   - Изволь, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, и вслѣдъ за тѣмъ громко прочелъ:

   "Твоя измѣна и мое несчаст³е заставляютъ меня удалиться въ такое мѣсто, откуда слухъ твой поразитъ скорѣе вѣсть о моей кончинѣ, нежели мое проклят³е. Неблагодарная! ты предпочла мнѣ человѣка, обладающаго большимъ, но не большаго, чѣмъ я. Если-бы благородство чувствъ считалось здѣсь богатствомъ, тогда я не завидовалъ-бы чужому счаст³ю, и не оплакивалъ-бы погибшаго моего. Очарован³е, производимое твоей красотой, затмѣвается твоими поступками. Прельщенный красотой, - я видѣлъ въ тебѣ ангела небеснаго, въ твоихъ поступкахъ - узналъ въ тебѣ женщину. Но живи себѣ въ мирѣ ты, вызывающая меня на брань; дай Богъ, чтобы никогда не раскрылся коварный обманъ твоего мужа, и тебѣ не пришлось раскаиваться въ твоемъ поступкѣ, или страшиться моего удара въ отмщен³е за то, чего ужь я не ищу".

   - Изъ этого письма мы узнали еще меньше, чѣмъ изъ стиховъ, замѣтилъ Донъ-Кихотъ. Ясно только, что это писалъ какой-то отверженный влюбленный.

   Принявшись за тѣмъ перелистывать весь альбомъ, онъ нашелъ въ немъ нѣсколько другихъ стиховъ и писемъ, част³ю перечеркнутыхъ, част³ю совершенно ясныхъ. Но во всѣхъ ихъ встрѣчались только проклят³я, жалобы, упреки, удовольств³я, огорчен³я, отказы и ласки, и все это воспѣвалось, восхвалялось и проклиналось.

   Тѣмъ времененъ, какъ Донъ-Кихотъ разсматривалъ альбомъ, Санчо разсматривалъ чемоданъ и подушку, обшаривши въ нихъ всѣ уголки, всѣ складки, распоровъ всѣ швы, разглядѣвъ и ошупавъ всяк³й кусокъ ваты, словомъ, не оставивъ безъ тщательнаго разсмотрѣн³я ничего; такъ разожгли его любопытство, найденные имъ червонцы, число которыхъ превышало сотню. И хотя онъ не нашелъ ничего больше ни въ чемоданѣ, ни въ подушкѣ, тѣмъ не менѣе примирился теперь и съ памятнымъ для него одѣяломъ; и съ ф³ербрасовскимъ бальзамомъ, и съ дубинами и кулаками погонщиковъ муловъ, и съ похищен³емъ котомки, и съ кражей кафтана, и съ голодомъ, жаждой, трудами, словомъ рѣшительно со всѣмъ, что привелось ему испытать за службѣ у своего добраго господина. Найденные имъ червонцы съ лихвой вознаграждали его за всѣ испытанныя имъ потери и лишен³я.

   Рыцарю печальнаго образа, между тѣмъ, ужасно хотѣлось узнать, это бы такой могъ быть хозяиномъ найденнаго имъ чемодана; заключая по деньгамъ, бѣлью, стихамъ и письмамъ, что это должно быть какой-нибудь влюбленный, знатной фамил³и, доведенный до отчаянья измѣной своей возлюбленной. Но такъ какъ въ этомъ суровомъ и пустынномъ мѣстѣ, трудно было собрать как³я-нибудь свѣдѣн³я на этотъ счетъ, поэтому онъ рѣшился ѣхать дальше, предоставляя выборъ пути воли Россинанта, выглядывавшаго, гдѣ ему можно поставить безопасно одну ногу впереди другой. Рыцарю все мерещилось, что среди этихъ горъ, покрытыхъ хворостникомъ, его ожидаетъ какое-нибудь удивительное приключен³е. Погруженный въ эти мысли, онъ нечаянно увидѣлъ между кустарниками человѣка, пробиравшагося съ необычайной легкостью съ холма на холмъ. Онъ казался полунагимъ, съ черной всклоченной бородой, длинными, безпорядочно раскинутыми волосами, съ обнаженной головой и голыми ногами. Правда, на бедрахъ его висѣли как³е-то желтые бархатные штаны, но так³е порванные, что они открывали тѣло въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Хотя двигался онъ чуть не съ быстротою молн³и, тѣмъ не менѣе рыцарь печальнаго образа отлично разсмотрѣлъ фигуру и нарядъ его, и хотѣлъ, во что бы то не стало, послѣдовать за нимъ, но не Россинанту-же было пробираться сквозь окружавш³е его камни и хворостникъ, къ тому-же онъ и вообще-то двигался куда какъ не быстро. Донъ-Кихоту показалось,. что незнакомецъ этотъ долженъ быть хозяинъ потеряннаго чемодана, и онъ рѣшился всюду искать его, хотя-бы для этого ему пришлось цѣлый годъ разъѣзжать по горамъ. Приказавъ Санчо обогнуть гору съ одной стороны, самъ онъ рѣшился слѣдовать по другой, надѣясь помощью этого маневра поймать незнакомца, такъ быстро скрывшагося у него изъ виду.

   - Не могу я этого сдѣлать, отвѣчалъ Санчо, потому что какъ только я покидаю вашу милость, такъ передъ главами у меня начинаютъ мерещиться тысячи привидѣн³й, и, съ перепугу, просто душа въ пятки уходитъ. И это я вамъ говорю разъ на всегда, ваша милость, не удаляйте вы меня отъ себя.

   - Согласенъ, отвѣчалъ рыцарь печальнаго образа, и восхищенъ тѣмъ, что питаешь такое довѣр³е къ моему мужеству, на которое ты всегда можешь расчитывать, даже въ ту минуту, когда тѣло твое не могло бы расчитывать на свою душу. Ступай же позади меня шагъ за шагомъ, или какъ тебѣ будетъ удобнѣе, и обрати глаза свои въ фонари. Мы объѣденъ кругомъ эту гору и, быть можетъ, настигнемъ этого, только что мелькнувшаго передъ нами человѣка; ему, вѣроятно, принадлежитъ сдѣланная нами находка.

   - Къ чему же исвать его въ такомъ случаѣ, сказалъ Санчо; вѣдь если онъ окажется хозяиномъ этихъ червонцевъ, тогда, что же я то стану дѣлать? Право, ваша милость, лучше намъ обойтись безъ этихъ ненужныхъ объѣздовъ, и оставаться съ найденными деньгами, пока не отыщется настояш³й хозяинъ ихъ самъ собою. Къ этому времени я, дастъ Богъ, издержу уже всѣ эти деньги, такъ что отдать мнѣ придется развѣ то, что я истратилъ.

   - Санчо! ты судишь въ этомъ отношен³и очень ошибочно, сказалъ Донъ-Кихотъ. Если у насъ можетъ зародиться хотя мысль о томъ, что этотъ неизвѣстный человѣкъ - хозяинъ найденныхъ нами денегъ, въ такомъ случаѣ, мы должны отыскать его и возвратить то, что ему принадлежитъ. Если же мы не станемъ отыскивать его, въ такомъ случаѣ, хотя бы онъ и не былъ даже хозяиномъ найденныхъ нами вещей, мы будемъ виноваты передъ нимъ, какъ передъ настоящимъ владѣльцемъ, потому что есть данныя предполагать, что владѣлецъ этотъ ни это иной, какъ встрѣченный нами незнакомецъ. По этому, другъ мой, Санчо, ищи его безъ горя, чтобы не заставить горевать меня, не отыскавъ этого человѣка. Съ послѣднимъ словомъ, онъ пришпорилъ Россинанта, а Санчо послѣдовалъ за нимъ пѣшкомъ, неся на спинѣ своей, благодаря Гинесу Пассамонту, все, что составляло недавно ношу его осла.

   Когда рыцарь и его оруженосецъ почти уже окончили объѣздъ кругомъ горы, они неожиданно наткнулись, на берегу ручья, на трупъ мула, лежавшаго еще съ уздою и сѣдломъ, но уже на половину съѣденнаго волкани и воронами; это еще болѣе убѣдило ихъ, что мелькнувш³й передъ взорами ихъ человѣкъ былъ никто иной, какъ владѣлецъ погибшаго мула и найденнаго ими чемодана. Тѣмъ временемъ какъ ваши искатели приключен³й съ любопытствомъ осматривали трупъ мула, они услышали свистъ, похож³й на свистъ пастуха, сзывающаго свое стадо; и почти въ туже минуту увидѣли, по лѣвую сторону отъ себя, огромное стадо козъ, за которыми шелъ довольно пожилой пастухъ. Донъ-Кихотъ громко кликнулъ его, прося подойти къ себѣ. Пастухъ также крича, спросилъ рыцаря, какъ попалъ онъ въ такое мѣсто, куда кромѣ козъ, волковъ и хищныхъ звѣрей не заглядывалъ никто. "Приди сюда", крикнулъ ему Санчо, "и тебѣ скажутъ все, что нужно".

   Пастухъ послушался, и подойдя къ Донъ-Кихоту, сказалъ ему: "готовъ биться объ закладъ, что вы разсматриваете теперь этого мертваго мула. Вотъ ужь шесть мѣсяцевъ, какъ онъ лежитъ здѣсь. Но, скажите на милость, не встрѣтили ли вы гдѣ-нибудь его хозяина?"

   - Ничего мы не встрѣтили, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, кромѣ чемодана и подушки, найденныхъ нами недалеко отсюда.

   - Я ихъ тоже находилъ, отвѣчалъ пастухъ, да только и дотрогиваться ни хотѣлъ, боясь какъ бы еще бѣды съ ними не нажить, не обвинили бы меня чего добраго, въ кражѣ; чортъ вѣдь всегда готовъ подставить вамъ что-нибудь подъ ноги, и повалить насъ ни за что, ни про что.

   - Это самое и я думалъ, сказалъ Санчо; я тоже нашелъ этотъ чемоданъ, и тоже побоялся даже подойти въ нему; и какъ тамъ все было, такъ все и оставилъ, потому что не въ моей это натурѣ привязывать собакамъ погремушки.

   - Скажи мнѣ, добрый человѣкъ, спросилъ Донъ-Кихотъ пастуха, знаешь ли ты хозяина этихъ вещей?...

   - Все что я знаю, отвѣчалъ пастухъ, это то, что около полугода тому назадъ, пр³ѣхалъ въ ваши пастушьи шатры какой то молодцоватый господинъ на этомъ самомъ околѣвшемъ мухѣ и съ тѣмъ самымъ чемоданомъ, который вы нашли на дорогѣ, и, какъ говорите, не тронули. Онъ просилъ насъ показать ему самое дикое и пустынное мѣсто въ горахъ. Мы указали ему на это, потому, говорили мы ему, что если вы проѣдете еще съ полмили, то, быть можетъ, уже и не выберетесь оттуда; и удивляемся мы только, какъ это вы попали сюда, гдѣ нѣтъ и слѣда дороги. Не далъ онъ на это никакого отвѣта, продолжалъ разсказчикъ, а повернулъ своего мула и словно стрѣла улетѣлъ отъ насъ; и невольно подумали мы тутъ, чего бы ему такъ спѣшить? Съ той поры не было о немъ ни слуху, ни духу; какъ вдругъ остановилъ это онъ разъ, ни съ того, ни съ сего, одного изъ нашихъ пастуховъ, далъ ему нѣсколько пинковъ руками и ногами, потомъ кинулся къ его ослу, забралъ все, что тамъ было хлѣба и сыру и быстрѣе оленя убѣжалъ въ горы. Узнавъ это, рѣшили мы, собравшись вмѣстѣ - искать его здѣсь, въ самомъ густомъ лѣсу, и въ вечеру другаго дня нашли его въ дуплѣ одного дерева. Увидѣвъ насъ, онъ скромно такъ подошелъ въ намъ, только весь въ лохмотьяхъ, загорѣвш³й такой, просто лица за немъ нѣтъ, то есть такъ это онъ весь перемѣнился, что еслибъ не платье его, хотя и изодранное, то право не знали бы мы, тотъ ли это самый человѣкъ, котораго мы искали. Ласково поклонившись, сказалъ онъ намъ, какъ человѣкъ разсудительный, чтобы мы не удивлялись такой жизни его, потому что онъ кается здѣсь по обѣту, замаливая въ этой пустынѣ мног³я свои прегрѣшен³я. Мы просили его сказать намъ, кто онъ? да только напрасно; сказали ему на счетъ пищи, что пусть онъ только укажетъ намъ куда приносить ее, и мы будемъ дѣлать это аккуратно и отъ чистаго сердца; а если это ему не нравится, то пусть онъ проситъ ее у насъ, а не отнимаетъ силою. Онъ поблагодарилъ насъ, просилъ простить ему, что не хорошо онъ такъ обошелся недавно съ однимъ нашимъ пастухомъ и клялся намъ, во имя Бога, что будетъ просить теперь пищу у насъ, и не станетъ отнимать ее ни у кого. На счетъ же того, гдѣ онъ живетъ, онъ сказалъ намъ, что у него нѣтъ другаго жилья, кромѣ тѣхъ мѣстъ, на которыхъ застанетъ его ночь; и такъ жалостно заплакалъ онъ, что, право, если-бы мы были каменные, то и тогда слезы его разжалобили бы насъ. Къ тому же довольно было увидѣть, чѣмъ онъ сталъ теперь противъ того, какимъ мы видѣли его въ первый разъ. Тогда онъ быхъ молодой, красивый такой господинъ; по его разговору и учтивости видно было, что онъ принадлежитъ къ благородной фамил³и; такъ что мы передъ нимъ были мужики мужиками. Между тѣмъ, заговоривши съ нами, онъ вдругъ остановился, снова онѣмѣлъ, уперся глазами въ землю, и долго такъ стоялъ. Мы съ удивлен³емъ глядѣли на него, ожидая чѣмъ все это кончится; и все большая и большая жалость брала насъ къ нему; а онъ все тамъ стоитъ, ни словечка не промолвитъ, и только то подвинетъ, то опуститъ глаза, да вдругъ, словно найдетъ на него что-то такое; начнетъ кусать себѣ губы, да хмурить брови; тутъ стало ясно намъ, что не спроста все это такъ дѣется съ нимъ. И скоро увидѣли мы, что-точно не спроста, потому поднялся это онъ вдругъ, какъ бѣшеный, съ земли, на которой было прилегъ, да какъ кинется на перваго попавшагося ему подъ руку нашего товарища, такъ еслибъ мы не вырвали этого бѣдняка изъ его рукъ, то тутъ бы онъ его и уходилъ своими кулаками и зубами, и все онъ кричалъ: "а, измѣнникъ Фернандо, ты заплатишь мнѣ наконецъ за тотъ позоръ, которымъ ты покрылъ меня. Я вырву наконецъ это злодѣйское сердце, полное обмана и измѣны". И много еще кричалъ онъ кое-чего, все честя измѣнникомъ и обманщикомъ этого Фернанда. Мы отняли у него наконецъ нашего товарища, и тогда, не промолвивши ни слова, онъ со всѣхъ ногъ убѣжалъ отъ васъ, скрывшись такъ быстро между скалами и хворостникомъ, что намъ никакъ нельзя было услѣдить его. Такъ и ушли мы, ничего не добившись отъ него, и узнавши только, что по временамъ съ нимъ дѣлается что-то не доброе и что должно быть этотъ Фернандъ чѣмъ то очень ужь досадилъ ему. И увѣрялись мы въ этомъ все больше и больше всяк³й разъ, когда намъ доводилось встрѣчаться съ нимъ, когда онъ приходилъ къ намъ просить хлѣба, или силою отбирать его, потому что ужь когда найдетъ на него такая несчастная минута, въ ту пору ничего не возьметъ онъ добромъ, какъ ни предлагай ему, а нее наровитъ добыть кулаками. Когда же случится ему быть въ полномъ разсудкѣ, тогда ласково проситъ онъ насъ - ради Бога, и поблагодаритъ, и заплачетъ потомъ. И могу вамъ по чистой правдѣ, сказать, господа, продолжалъ пастухъ, что вчера я и еще четверо пастуховъ нашихъ - двое друзей и двое работниковъ моихъ - рѣшили искать его, и если найдемъ, то думаемъ добровольно или насильно отвезти въ городъ Альмодоваръ, до котораго будетъ миль восемь отсюда. Тамъ мы хотимъ попробовать лечить его, если только бѣдняка этого вылечитъ ужь что-нибудь, или, по крайней мѣрѣ, сговорились мы узнать отъ него: это онъ, и есть ли у него родные как³е, которыхъ мы могли бы извѣстить о его несчаст³и. Вотъ, господа, все, что я могу вамъ сказать объ этомъ человѣкѣ. Теперь вы можете увѣряться, что хозяинъ найденныхъ вами вещей, тотъ самый человѣкъ, который убѣжалъ отъ васъ какъ молн³я, да отъ чего ему и не бѣгать какъ молн³я, когда онъ не носитъ на себѣ никакого платья.

   Донъ-Кихотъ, сказавш³й передъ тѣмъ пастуху, какъ быстро скрылся отъ него въ хворостникѣ странный незнакомецъ, чрезвычайно удивленъ былъ тѣмъ, что услышалъ о немъ. Чувствуя все болѣе и болѣе возраставшее желан³е узнать, кто былъ этотъ таинственный человѣкъ, онъ рѣшился послѣдовать своему первому внушен³ю и искать незнакомца въ горахъ, рѣшительно вездѣ, не оставляя безъ осмотра ни одной трещины и ни одной пещеры. Но судьба устроила дѣло лучше, чѣмъ онъ ожидалъ, потому что въ эту самую минуту, таинственный незнакомецъ показался въ горномъ проходѣ, выходившемъ вамъ разъ на тотъ лугъ, на которомъ находился теперь Донъ-Кихотъ. Несчастный подвигался впередъ, бормоча что-то такое, чего нельзя было разобрать и вблизи. Нарядъ его былъ таковъ, какъ мы уже описали, только когда онъ былъ уже очень близко отъ Донъ-Кихота, послѣдн³й разсмотрѣлъ на плечахъ его слѣды камзола, висѣвшаго теперь въ лохмотьяхъ и, какъ видно было, сдѣланнаго изъ дорогой душистой замши; вещь, ясно показывавшая, что господинъ этотъ принадлежалъ къ весьма порядочному обществу. Приблизившись къ рыцарю, онъ поздоровался съ нимъ очень вѣжливо, но какимъ то глухимъ, отрывистымъ голосомъ. Донъ-Кихотъ, съ своей стороны, чрезвычайно вѣжливо раскланялся съ нимъ, сошелъ съ коня, приблизился къ незнакомцу и горячо обнявъ его, продержалъ такъ нѣсколько минутъ, прижавши къ своей груди, точно встрѣтилъ въ немъ стараго друга послѣ долгой разлуки. Незнакомецъ, котораго мы могли бы смѣло назвать оборванцемъ жалкаго образа, подобно тому, какъ Донъ-Кихотъ назывался рыцаремъ печальнаго образа, освободясь наконецъ изъ объят³й рыцаря и положивъ на плечи ему свои руки, стадъ пристально осматривать, какъ-бы желая узнать его; удивленный, быть можетъ, костюмомъ, оруж³емъ и всею фигурою Донъ-Кихота еще болѣе, чѣмъ Донъ-Кихотъ - оборванной и несчастной фигурой незнакомца. Послѣ нѣсколькихъ минутъ молчан³я, несчастный пустынникъ заговорилъ первый, что именно, это мы увидимъ въ слѣдующей главѣ.

  

  

   Истор³я передаетъ, что Донъ-Кихотъ съ чрезвычайнымъ любопытствомъ слушалъ несчастнаго рыцаря горъ, который между прочимъ сказалъ ему: "милостивый государь, это бы вы ни были, потому что, правду сказать, я васъ вовсе не знаю, я тѣмъ не менѣе очень благодаренъ вамъ за принятое вами во мнѣ участ³е, и желалъ бы отблагодарить васъ за него не однимъ только желан³емъ."

   "Я намѣренъ только служить вамъ чѣмъ могу," отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, "и желан³е это такъ сильно во мнѣ, что я рѣшился было не покидать этихъ горъ, пока не открою и не узнаю отъ васъ самихъ: можно ли чѣмъ-нибудь помочь вашему горю, о которомъ краснорѣчиво говоритъ теперешн³й вашъ образъ жизни? И если ваше несчаст³е изъ тѣхъ, для которыхъ не существуетъ утѣшен³й, то я готовъ хоть немного облегчить ваше горе, присоединяя къ слезамъ вашимъ мои, потому что имѣть вблизи себя брата, сочувствующаго вашему несчаст³ю, значитъ до нѣкоторой степени ослабить его. И если вы сколько-нибудь довѣряете моимъ намѣрен³ямъ, то заклинаю васъ именемъ того, кого вы любили, или любите больше всего за свѣтѣ, откройте мнѣ: что заставило васъ жить здѣсь, какъ звѣря пустыни? клянусь," продолжалъ Донъ-Кихотъ, "моимъ рыцарскимъ орденомъ, въ который, хотя и грѣшникъ, я удостоился вступить, клянусь моимъ зван³емъ странствующаго рыцаря, что если вы согласитесь довѣриться мнѣ, то я буду отнынѣ самый пламенный, самый преданный слуга вашъ, и не перестану заботиться о томъ, чтобы уврачевать ваше горе, или, если это невозможно, оплакивать его вмѣстѣ съ вами."

   Пока говорилъ рыцарь печальнаго образа, рыцарь лѣса только оглядывалъ его съ головы до ногъ, и наконецъ наглядѣвшись, какъ видно, вдоволь, сказалъ, обращаясь къ окружавшимъ его лицамъ: "дайте мнѣ, ради Бога, если есть у васъ, чего-нибудь поѣсть; когда я закушу, тогда въ благодарность за принимаемое во мнѣ участ³е, я сдѣлаю и скажу все, что хотите." Въ ту же минуту Санчо и пастухъ достали изъ своихъ котомокъ все, что нужно было для утолен³я голода несчастнаго скитальца, который кинулся на пищу, намъ звѣрю подобный дикарь, и принялся пожирать ее съ такимъ остервенен³емъ, что казалось, будто онъ только глоталъ, а не ѣлъ. Во все это время и самъ онъ и всѣ окружавш³е его хранили глубокое молчан³е. Но уничтоживши все, чѣмъ его угостили, оборванный незнакомецъ, знакомъ пригласилъ все общество слѣдовать за нимъ, и привелъ его на свѣж³й, зеленый лугъ, разстилавш³йся у подошвы одной скалы. Здѣсь, по прежнему, не говоря ни слова, онъ легъ на траву, окружавшее его общество послѣдовало его примѣру, и всѣ молчали, пока наконецъ не заговорилъ, устроившись на своемъ мѣстѣ, таинственный скиталецъ.

   "Господа," сказалъ онъ, "если вамъ угодно, чтобы я въ немногихъ словахъ разсказалъ вамъ всѣ мои велик³я несчаст³я, то обѣщайте не прерывать меня ни словомъ, ни движен³емъ, потому что въ ту минуту, какъ вы меня прервете, прервется и разсказъ мой."

   Это вступлен³е невольно напомнило Донъ-Кихоту недавнюю сказку Санчо, оставшуюся неоконченной, благодаря ошибкѣ въ счетѣ перевозимыхъ черезъ рѣчку козъ.

   Попросивъ не прерывать его разсказа, незнакомецъ, какъ бы въ оправдан³е свое добавилъ: "я принимаю эту предосторожность, единственно изъ желан³я разсказать вамъ какъ можно скорѣе повѣсть моихъ несчаст³й; потому что вспоминать о нихъ, значитъ только усиливать ихъ; и чѣмъ меньше вы будете меня спрашивать, тѣмъ скорѣе я все разскажу, не упустивъ ничего, что могло бы сколько нибудь интересовать васъ." Донъ-Кихотъ обѣщалъ ему отъ имени всей компан³и не прерывать его, и таинственный отшельникъ такъ началъ разсказъ свой.

   "Зовутъ меня Карден³о; родился я въ благородномъ семействѣ, въ одномъ изъ главныхъ городовъ Андалуз³и. Хотя родители мои богаты, но несчаст³е мое такъ велико, что еслибъ они узнали о немъ, то слезъ ихъ не осушили бы всѣ ихъ сокровища; богатство безсильно помогать испытан³ямъ, ниспосылаемымъ намъ небомъ. Въ одномъ городѣ со мною жилъ ангелъ небесный, на котораго любовь излила всѣ свои дары, и въ обладан³и которымъ заключались мое счаст³е и моя гордость. Этимъ перломъ была Лусинда; она происходила также изъ благородной и богатой фамил³и, какъ и я, но только была счастливѣе меня и менѣе постоянна, чѣмъ я того заслуживалъ. Съ самаго дѣтскаго возраста, я любилъ, боготворилъ ее. Она тоже любила меня съ тою невинностью и наивностью, которыя составляли прелесть ея младенческихъ лѣтъ. Родители наши замѣчали нашу взаимную склонность и не обращали на нее вниман³я, понимая очень хорошо, что по выходѣ изъ отроческихъ лѣтъ, склонность эта окончится любовью, которая приведетъ насъ подъ брачный вѣнецъ. Одинаковое богатство и одинаковое благородное происхожден³е наше уничтожали всякое препятств³е къ этому союзу. Съ лѣтами любовь наша только усиливалась, и отецъ Лусинды, изъ прилич³я, нашелъ нужнымъ отказать мнѣ отъ своего дома, подражая въ этомъ случаѣ родителямъ многопрославленной поэтами Тизбы. Это запрещен³е, ставившее преграду нашимъ свидан³ямъ, только усилило нашу склонность и зажгло въ сердцахъ нашихъ новый пламень, потому что если мы не могли говорить, то могли свободно писать: а перо въ иныхъ случаяхъ полнѣе и искуснѣе языка умѣетъ извлекать сокровенныя чувства изъ глубины нашихъ душъ. Въ присутств³и любимаго предмета онѣмѣваютъ иногда самыя смѣлыя уста, и стынетъ самое пламенное рѣшен³е. О, Боже, сколько въ это время переслалъ я ей записокъ; сколько милыхъ и нѣжныхъ отвѣтовъ я получилъ взамѣнъ. Сколько пѣсень, сколько стиховъ полныхъ жгучихъ желан³й, тайныхъ тревогъ, свѣтлыхъ воспоминан³й и сладкихъ порывовъ вылилось тогда изъ моей души. Но довѣденный однако до отчаян³я, не чувствуя болѣе возможности не видѣть той, которую я такъ любилъ, я рѣшился просить руки Лусинды у ея отца; этимъ я надѣялся добыть наконецъ такъ давно желанный и заслуженный мною кладъ. Отецъ ея отвѣчалъ мнѣ, что онъ вполнѣ сознаетъ ту честь, которую я ему дѣлаю, желая вступить въ родственный союзъ съ его семействомъ, но добавилъ, что такъ какъ отецъ мой живъ еще, поэтому подобное предложен³е должно быть сдѣлано имъ. "Свадьба эта быть можетъ не понравится ему", говорилъ онъ, "а дочь моя не намѣрена похитить себѣ мужа, или быть похищенной сама." Я нашелъ, что онъ совершенно правъ, благодарилъ его за прямоту его намѣрен³й и надѣялся, что за соглас³емъ отца моего дѣло не станетъ. Въ этой увѣренности я отправился къ своему отцу, но войдя къ нему въ кабинетъ, засталъ его съ письмомъ въ рукахъ, которое онъ мнѣ подалъ прежде, чѣмъ я успѣлъ что-нибудь вымолвить.

   "Карден³о", сказалъ онъ мнѣ, "прочитай это письмо, изъ него ты убѣдишься, что герцогъ Рикардо желаетъ тебѣ добра." Герцогъ Рикардо, какъ какъ извѣстно, господа, одинъ изъ богатѣйшихъ грандовъ Испан³и и обладаетъ имѣн³ями въ очаровательнѣйшихъ мѣстностяхъ Андалуз³и. Прочитавши письмо его, я увидѣлъ, что отцу моему нельзя было не согласиться на предложен³е герцога, который просилъ прислать меня къ нему сейчасъ же, какъ компаньона своего старшаго сына, обѣщая доставить мнѣ такое положен³е, которое вполнѣ бы выказало его расположен³е ко внѣ. Отвѣтить на это предложен³е я ничего не могъ, особенно когда отецъ сказалъ мнѣ: "черезъ два дня, Карден³о, ты отправишься къ герцогу, и благодари Бога, что тебѣ открывается перспектива достигнуть того, чего ты заслуживаешь." Къ этому онъ присовокупилъ, какъ водится, нѣсколько родительскихъ совѣтовъ. Ночью, наканунѣ моего отъѣзда, я успѣлъ увидѣться съ Лусиндой, и передать ей все, что произошло у насъ въ домѣ. Я разсказалъ объ этомъ также ея отцу, и просилъ ею держать въ тайнѣ все предложен³е, пока я не узнаю, чего хочетъ отъ меня герцогъ Рикардо. Онъ обѣщалъ мнѣ это, а Лусинда подтвердила слова его тысячью клятвъ и обмороковъ.

   Пр³емъ, сдѣланный мнѣ герцогомъ, возбудилъ всеобщую зависть ко мнѣ въ его придворныхъ; они начали страшиться, чтобы я не заслонилъ ихъ собой. Но кто невыразимо обрадовался моему пр³ѣзду, такъ это второй сынъ герцога донъ-Фернандъ, блестящ³й, щедрый, красивый и легко увлекающ³йся молодой человѣкъ. Онъ вскорѣ до того подружился со мною, что дружба наша обратила на себя общее вниман³е. Старш³й братъ его также любилъ меня, но далеко не показывалъ той страстной преданности во мнѣ, какъ донъ-Фернандъ. И такъ какъ между друзьями нѣтъ тайнъ, поэтому донъ-Фернандъ раскрывалъ мнѣ все, что у него было на сердцѣ, и между прочимъ нѣсколько тревожившую его любовь - къ одной прелестной молодой крестьянкѣ, подданной его отца. Это была такая прекрасная, добрая, умная, милая дѣвушка, къ тому же богатая, что знакомымъ за трудно было рѣшить, какое изъ этихъ качествъ первенствовало въ ней. Столько прелестей, соединенныхъ въ молодой крестьянкѣ, до того очаровали донъ-Фернанда, что онъ обѣщалъ - видя безуспѣшность всѣхъ другихъ попытокъ овладѣть ея сердцемъ - жениться на ней. Какъ другъ донъ-Фернанда, я убѣждалъ его всевозможными доводами, как³е только представлялись моему уму, отказаться отъ этого намѣрен³я, и видя, что увѣщан³я напрасны, рѣшился открыть все его отцу. Но хитрый и ловк³й Фернандъ догадался объ этомъ, очень хорошо понимая, что, какъ честный слуга, я не могъ скрыть подобнаго дѣла отъ герцога. Поэтому, желая отвести мнѣ глава, онъ сказалъ, что не видитъ другаго средства забыть свою любовь, какъ уѣхать на нѣсколько мѣсяцевъ, и просилъ меня отправиться съ нимъ вмѣстѣ къ моему отцу, подъ предлогомъ покупки нѣсколькихъ лошадей въ моемъ родномъ городѣ, въ которомъ, какъ извѣстно, водятся великолѣпнѣйш³я въ м³рѣ. Я не могъ не одобрить намѣрен³я Фернанда, не могъ не согласиться, что это было лучшее, что онъ могъ придумать. Оно доставляло мнѣ притомъ возможность увидѣться съ Лусиндой, и я ему съ чистой совѣстью посовѣтовалъ безъ замедлен³я привести въ исполнен³е его намѣрен³е, находя, что разлука въ подобныхъ случаяхъ всегда производитъ свое благотворное дѣйств³е. Въ послѣдств³и я узналъ, что донъ-Фернандъ сдѣлалъ мнѣ это предложен³е, обольстивъ уже молодую, очаровавшую его крестьянку, поклявшись жениться на ней; и теперь искалъ случая скрыться куда-нибудь, страшась послѣдств³й своего обмана и гнѣва герцога. Такъ какъ любовь большей части молодыхъ людей можетъ быть названа не любовью, а мимолетнымъ желан³емъ наслажден³я, которое быстро охлаждаетъ ихъ сердца, чего нельзя сказать о любви истинной, поэтому едва лишь донъ Фернандъ достигъ успѣха у молодой крестьянки, какъ уже страсть насытилась и огонь его потухъ, такъ что если прежде онъ желалъ удалиться, чтобы удержать себя отъ обѣщан³я, то теперь онъ удалялся за тѣмъ, чтобы не сдержать его. Герцогъ дозволилъ ему уѣхать, и поручилъ мнѣ сопровождать его. Отецъ мой сдѣлалъ донъ-Фернанду пр³емъ, достойный такого высокаго гостя. Къ несчаст³ю, я открылъ мою тайну донъ-Фернанду, и такъ восторженно описывалъ красоту, умъ, характеръ Лусинды, что у него явилось желан³е увидѣть эту прелесть, такъ щедро осыпанную дарами природы. И злому ген³ю моему угодно было, чтобы, однажды, ночью, при свѣтѣ восковой свѣчи, я показалъ моему другу Лусинду у того окна, у котораго происходили наши свидан³я. Онъ увидѣлъ ее и позабылъ въ эту минуту всѣхъ видѣнныхъ имъ и волновавшихъ его красавицъ; и сталъ онъ съ тѣхъ поръ молчаливымъ, задумчивымъ, погруженнымъ въ самаго себя, нечувствительнымъ ни къ чему. Онъ полюбилъ мою невѣсту, какъ это вы увидите изъ моего грустнаго разсказа. Чтобы воспламенить еще сильнѣе эту внезапно вспыхнувшую любовь, о которой вѣдалъ лишь Богъ, судьбѣ угодно было, чтобы въ руки его попало письмо, въ которомъ Лусинда предлагала мнѣ просить руку ея у ея отца, - письмо, полное такой любви, сдержанности и очарован³я, что только въ одной Лусиндѣ, сказалъ мнѣ донъ-Фернандъ, прочитавши это письмо, онъ нашелъ - соединен³е ума и красоты, которые находятся какъ-то въ разладѣ въ другихъ женщинахъ. Онъ былъ совершенно нравъ, но я долженъ теперь сознаться, что я не совсѣмъ былъ доволенъ, слушая эти похвалы изъ устъ Фернанда, и даже началъ какъ будто бояться его. Онъ между тѣмъ то и дѣло упоминалъ о Лусиндѣ, и о чемъ бы не зашелъ у насъ разговоръ, донъ-Фернандъ всегда умѣлъ свести его на мою невѣсту. Это начинало пробуждать во мнѣ нѣкоторую ревность. И хотя мнѣ казалось, что я вовсе не боюсь измѣны Лусинды, однако, въ сущности, я смутно страшился уже того, что мнѣ готовила судьба. Нужно вамъ сказать еще, что донъ-Фернандъ подъ тѣмъ предлогомъ, будто его чрезвычайно интересуетъ наша умная и милая переписка, читалъ всѣ наши письма. Между тѣмъ Лусинда попросила у меня какъ-то свою любимую рыцарскую книгу Амадиса Гальскаго.

   Едва лишь Донъ-Кихотъ услышалъ слово рыцарскую, какъ въ туже минуту воскликнулъ: "еслибъ вы въ самомъ началѣ сказали, что Лусинда любитъ рыцарск³я книги, тогда вамъ не къ чему было-бы столько расхваливать и возносить умъ этой прелестной дѣвушки, которая, кстати сказать, и не могла-бы вмѣщать въ себѣ столькихъ достоинствъ, еслибъ не любила такого умнаго и интереснаго чтен³я. Разпространяться теперь о ея умѣ и другихъ достоинствахъ, совершенно излишне; мнѣ достаточно знать ея вкусъ, чтобы видѣть въ ней одну изъ прекраснѣйшихъ и умнѣйшихъ женщинъ на землѣ. Я бы только желалъ, чтобы, вмѣстѣ съ Амадисомъ Гальскимъ, вы послали ей этого добраго донъ-Ругеля Греческаго. Я увѣренъ, что ваша милая дѣвушка чрезвычайно заинтересовалась-бы и Дараидой и Гара³ей, и милыми сужден³ями пастора Даринеля, и его чудными буколическими стихами, которые онъ такъ изящно, умно и мило распѣвалъ подъ музыку, но время еще не ушло, и ошибка ваша можетъ быть исправлена, потому что, если вамъ угодно будетъ отправиться со мною въ мою деревню, то я предложу вамъ болѣе трехъ сотъ книгъ, составляющихъ лучшее удовольств³е моей жизни, хотя впрочемъ помнится мнѣ, что изъ всѣхъ этихъ книгъ у меня не осталось тетерь ни одной, благодаря злобѣ и зависти преслѣдующихъ меня волшебниковъ. милостивый государь" продолжалъ Донъ-Кихотъ, "провгу извинить меня, что я не сдержалъ своего обѣщан³я, и прервалъ вашъ разсказъ, но что дѣлать? едва лишь услышу я слово рыцарство, какъ ужь долѣе удерживать себя становится не въ моей власти; мнѣ это также невозможно какъ солнечнымъ лучамъ не испускать теплоты, а лунѣ сырости. Теперь, сдѣлайте милость, продолжайте вашъ разсказъ". Тѣмъ временемъ какъ Донъ-Кихотъ говорилъ, Карден³о опустилъ голову на грудь, и какъ будто задумал