Габорио Эмиль - Рабы Парижа

а, что никого не захотела лишить праздника.

   - Хорошо, можешь идти, - сказал Норберт и продолжил свои горькие размышления.

   "Почему Мари не может мне изменить? Она кажется мне образцом добродетели... Но ведь все обманутые мужья верят в порядочность своих жен! Почему бы мне не воспользоваться советом, чей бы он ни был? Взять, да и спрятаться напротив ворот парка..."

   Герцог покачал головой.

   "Нет, я не унижусь до роли шпиона! Это было бы не менее подло, чем писать подобное письмо. Но, Боже мой, если кухарка написала правду, то честь де Шандосов все равно погибла..."

   Он снова позвал Жана.

   - Я сейчас же еду в Париж.

   - Из-за письма? - почтительно и печально спросил старый слуга.

   - Да.

   - Оклеветали госпожу герцогиню, ваша светлость?

   Норберт погрозил ему кулаком:

   - Откуда ты знаешь?

   - Я слышал ваш разговор с нищим, а потом вы мне задавали вопросы. Угадать было нетрудно...

   - Подай мне дорожный костюм и вели запрягать карету.

   - Так нельзя, господин герцог.

   - Почему?

   - Кто-то из слуг может тоже догадаться, в чем дело, если увидит ваш поспешный отъезд на ночь глядя.

   Норберт взволнованно ходил по комнате.

   - Может быть, ты и прав, - проворчал он.

   - В письме, надеюсь, одна лишь клевета, ваша светлость. Но что если вы, убедившись в этом, вернетесь сюда - и узнаете, что по всему Мезону уже ходят слухи, возникшие по вашей неосторожности?...

   - Что же делать? - испуганно спросил герцог.

   - Если вы не желаете отказаться от поездки...

   - Не желаю.

   - ...то должны совершить ее тайно, чтобы все думали, будто вы здесь.

   - Как это устроить?

   - Я незаметно выведу из конюшни самую лучшую лошадь.

   - Возьми Ромула.

   - Слушаюсь, господин герцог. Я его оседлаю и буду ждать вас у моста.

   - Торопись. У меня мало времени.

   - Вот ваш дорожный костюм.

   Жан вышел.

   Из коридора донесся его громкий голос:

   - Ужин господину герцогу!

   Норберт надел костюм для верховой езды, сапоги, плащ, шляпу.

   Достал пистолет, зарядил его и сунул в карман.

   Потом тихо ушел через черный ход.

   Ночь была темная.

   Моросил осенний дождь.

   На дороге стояли лужи.

   Норберт кое-как добрался до моста.

   Жан был уже там.

   - Меня никто не видел, - сказал он.

   - Меня тоже.

   - Я пойду домой и буду подавать ужин, как будто вы у себя в комнате. А съем его сам, чтобы никто ни о чем не догадался.

   - Приятного аппетита!

   Слуга вздохнул.

   - Неужели господин герцог в состоянии шутить, когда честь его рода в опасности?

   - Мне не до смеха. Это просто нервы.

   - Простите.

   - Ничего, старый Жан. Кто заботится о чести де Шандосов больше, чем ты?

   - Когда вернетесь, постучите хлыстом в окно. Я сразу же выйду.

   - Хорошо, - сказал герцог и пришпорил Ромула.

   Этот конь недаром выиграл на скачках первый приз.

   Он скакал стремительным галопом, по-птичьи вытянув шею.

   "Что, если это письмо - всего лишь злая шутка бывших собутыльников? - размышлял герцог, подпрыгивая в седле. - Тогда они заставят меня часок-другой помучиться в засаде, а сами придут посмотреть на мой позор. Весь Париж будет хохотать над глупой ревностью де Шандоса... Надо быть поосторожнее".

   Он решил не ехать прямо к дому, а сделать большой крюк по набережной.

   Только сейчас он сообразил, что есть одно затруднение, которого они с Жаном не предусмотрели. Что делать с лошадью?

   Герцог уже подумывал, не привязать ли Ромула к ближайшему дереву, когда заметил у входа в кабачок солдата.

   - Эй, любезный!

   - Что вам угодно?

   - Окажи мне услугу.

   - Меня отпустили ненадолго. Я хочу посидеть в кабачке за чаркой. У хозяина недурное вино!

   Норберт соскочил с коня.

   - Я заплачу двадцать франков.

   - Ого! А что надо сделать?

   - Постереги мою лошадь и поводи ее, чтобы не замерзла, пока я вернусь.

   - Только вы не очень долго. Если я опоздаю в казарму, меня накажут.

   - Ладно.

   ...Герцог притаился на углу улицы Барбе-де-Жуи, прямо напротив входа в собственный парк.

   Перед этим он обошел соседние кварталы, а улицу Барбе-де-Жуи осмотрел дважды.

   Никого.

   Де Шандос понял, что письмо - не розыгрыш бывших друзей. Он участвовал с ними во множестве подобных развлечений и знал, что они бы притаились где-то поблизости, чтобы насладиться глупым видом ревнивого мужа.

   Может быть, это просто клевета?

   Норберт решил подождать до полуночи. Если за это время никто не придет, то он признает невиновность герцогини и уедет обратно.

   Три окна в совершенно темном дворце были слабо освещены.

   Это были окна спальни Мари.

   Она сейчас, наверно, сидит одна у камина со слезами на глазах.

   Так проходят все ее вечера.

   - Неужели эта женщина может поджидать любовника? - прошептал герцог. - Это невозможно!

   И все-таки он не двинулся с места.

   - А если бы она действительно ждала? - продолжал де Шандос. - Я женился на ней против ее воли. Я ненавидел ее и любил другую, почти не скрывая ни того, ни другого. Если она после всего этого и ждет мужчину, то что я могу ей сказать? По закону, конечно, право на моей стороне. А по совести?

   Герцог стоял на холодном ветру, прижавшись к каменной стене.

   Сколько он уже мерзнет тут?

   Он вынул часы из кармана, но едва разглядел собственную руку.

   Куранты Дома Инвалидов пробили половину неизвестно какого часа.

   Норберт собрался уходить...

   И вдруг услышал шаги.

   Это не была твердая походка человека, имеющего право идти туда, куда он направляется.

   Поступь выдавала неуверенность ночного путника.

   "Неужели это он?" - подумал герцог.

   Шаги смолкли напротив, у входа в парк де Шандосов.

   В ночной тишине резко проскрипели петли ворот.

   Норберт не хотел верить своим ушам, тем более, что его глаза ничего не видели.

   "Может быть, это вор? Нет. Иначе он не полез бы во дворец, не поставив сообщника покараулить у ворот... Жених какой-нибудь служанки? Но все служанки на свадьбе и их женихи, наверное, там же...''

   В парке неизвестный трижды хлопнул в ладоши.

   Свет начал перемещаться из спальни герцогини в вестибюль.

   Де Шандосследил за тем, как одни окна темнеют, а другие освещаются, выдавая движение его жены ко входной двери.

   Сомнений больше не было.

   Мари ждала любовника. Он подал условный сигнал и она пошла открыть ему дверь.

   Герцог уже не чувствовал холода. Голова его горела, кровь стучала в висках.

   Как наказать негодяев, порочащих его честь? Какая кара соответствует тяжести их преступления?

   - Нет на земле такой казни, - прошептал Норберт. - которой было бы достаточно!

   Он бросился к воротам и огромными прыжками помчался во дворец.

    

    

   Герцогиня де Шандос действительно ждала в этот вечер Жоржа де Круазеноа.

   Бедняжка, наконец, попала в западню, ловко подстроенную Дианой де Мюсидан, которую она продолжала считать своей лучшей подругой.

   Накануне она встретилась с Жоржем в салоне графини. Им удалось поговорить наедине - и Мари, не устояв перед страстной мольбой любимого, назначила ему свидание.

   - Будь что будет, - сказала она. - Завтра в половине одиннадцатого вечера приходите через парк. Ворота будут не заперты. Под моим окном хлопните три раза в ладоши.

   - Как я узнаю ваше окно?

   - Во всех остальных будет темно.

   Мадам де Мюсидан, как всегда, их подслушивала.

   Она не пропустила ни единой подробности, касающейся предстоящего свидания.

   Диана ликовала: ее час настал!

   Теперь надо было сообщить Норберту, когда и где его жена ожидает любовника, и проследить за Мари, чтобы она не смогла отменить встречу.

   Два дня мадам де Мюсидан под разными предлогами не отходила от своей подруги, пока не наступило назначенное время.

   Несчастная Мари горько раскаивалась в своей минутной слабости. Она готова была отдать что угодно, лишь бы взять обратно свое обещание, но не имела такой возможности.

   Наконец, Диана уехала. Мадам де Шандос хотела побежать к воротам и запереть их, пока Жорж еще не пришел.

   Она взяла свечу и ключ от ворот, но не успела сделать ни одного шага, как под окном раздались три условных хлопка.

   Если бы Жорж знал, что он наносит три удара в истерзанное сердце любимой!

   Герцогиня поспешно наклонилась к камину, чтобы зажечь свечу. Руки ее тряслись от волнения, горячий воск обжигал нежную кожу, а фитиль все не загорался...

   - Господи, - шептала она, - только бы он не вошел сюда! Нет, он не войдет, он же не знает, что во дворце никого нет! Он подождет меня в парке!

   Мари ошиблась.

   Диана, как бы между прочим, сказала Жоржу, что вечером герцогиня останется одна.

   Иначе он никогда бы не решился войти без приглашения.

   Маркиз подошел к двери и потянул за ручку. Дверь была не заперта.

   Он вошел во дворец герцогов де Шандосов и стал ощупью подниматься по лестнице.

   Когда Мари, наконец, удалось зажечь свечу, она кинулась в парк, чтобы остановить Жоржа и упросить его немедленно уйти. Она готова была даже солгать, что с минуты на минуту должен приехать муж.

   Герцогиня распахнула дверь на лестницу...

   Перед ней стоял маркиз - бледный, смущенный, дрожащий от возбуждения.

   Мари в страхе отпрянула.

   - Бегите прочь, иначе мы погибли! - хотела крикнуть она, но не смогла произнести ни звука.

   Жорж шагнул вперед.

   Она попятилась.

   Маркиз двинулся за ней.

   Она отступила еще на шаг.

   Так они достигли ее спальни.

   Войдя туда следом за мадам де Шандос, молодой человек закрыл за собой дверь.

   Мари только сейчас смогла заговорить:

   - Маркиз, вы должны немедленно уйти. Вчера я поддалась эмоциям, но сегодня опомнилась. Вы слишком великодушны, чтобы воспользоваться моей вчерашней слабостью.

   Жорж умоляюще смотрел на нее - и не двигался с места.

   - Уходите же!

   - Мари!

   - Оставьте меня навсегда...

   - Но я люблю вас!

   - И я вас тоже, - вырвалось у герцогини.

   - И вы меня гоните?

   - Я бы с радостью отдала жизнь за то, чтобы хоть один год быть вашей женой. Но я - жена герцога де Шандоса, перед Богом и людьми, ныне и вовеки...

   Маркиз опустил голову.

   - Я люблю вас, Жорж, но не могу нарушить свой долг. Может быть, я умру от горя, но зато с чистой совестью и незапятнанной честью... Прощайте!

   - Я не могу вот так расстаться с вами, - прошептал Жорж.

   - Если вы меня по-настоящему любите, - продолжала герцогиня, - то моя честь должна быть вам так же дорога, как ваша собственная. Уйдите. И больше не ищите встреч со мной. Я не умею ни обманывать, ни изменять.

   Она в этот миг была прекрасна. Но это была красота мученицы, возносящей молитвы Богу во время пыток...

   Де Круазеноа овладел собой.

   - О какой измене вы говорите? - спросил он. - Да, я презираю женщин, которые улыбаются мужьям - и в то же время обманывают их. Лицемерные ласки изменницы - это преступление. Но женщина, которая смело бросает все, чтобы соединиться с любимым человеком, благородна и мужественна! Мари! Оставьте здесь ваше имя, титул, богатство - и уедем вместе!

   Мадам де Шандос печально улыбнулась.

   - Я слишком люблю вас, Жорж, чтобы разбить вашу жизнь. Обязательно придет день, когда вы раскаетесь в том, что связали свою судьбу с обесчещенной женщиной.

   Маркиз понял ее по-своему.

   - Вы сомневаетесь во мне. Боитесь, что я когда-нибудь вас брошу, опасаясь за свою честь. Хорошо, у меня ее тоже не будет! Сегодня же я пойду играть в карты и начну так отчаянно плутовать, чтобы все это заметили. Меня обвинят в нечестной игре и вызовут на дуэль. Я ничего не отвечу. Мне надают пощечин - и я уйду с поникшей головой, под градом насмешек, радуясь про себя, что достиг своей цели. Согласны ли вы после этого бежать со мной?

   - Куда?

   - Далеко. Так далеко, как вы захотите.

   - Нас будут искать.

   - Мы сменим имена, - ответил Жорж, беря Мари за руку.

   Она не противилась.

   - Так вы согласны?

   - Это было бы прекрасно...

   - Было бы?

   - Да.

   - Но почему?

   - Это невозможно, мой милый Жорж, - сказала Мари со слезами на глазах.

   Де Круазеноа обнял ее за талию и стал утешать.

   Она горестно вздохнула.

   - Что же вас останавливает? - спросил он.

   - Если бы вы знали...

   Герцогиня не решалась признаться в том, что она беременна.

   Об этом пока еще не знал и Норберт, отец будущего ребенка.

   Маркиз наклонился к плачущей женщине и хотел поцеловать ее, но вдруг заметил, что она с ужасом смотрит через его плечо.

   Жорж обернулся.

   На пороге неподвижно стоял де Шандос.

   Положение маркиза было безвыходным. Он находился ночью в чужом доме, в спальне чужой жены, да еще и не имел при себе оружия.

   - Не подходите! - крикнул он.

   Герцог захохотал.

   Де Круазеноа стало стыдно за свое смущение и нервный выкрик.

   Он положил почти бесчувственную Мари в кресло и поймал на себе ее взгляд, полный любви и страдания.

   Этот взгляд вернул ему обычное хладнокровие.

   Маркиз круто повернулся на каблуках и с достоинством сказал герцогу:

   - В том, что вы видите, виноват я и только я. Малейшее подозрение по отношению к герцогине будет совершенно несправедливым. Я пришел сюда без ее ведома и содействия, зная, что во дворце никого нет.

   Де Шандос молчал.

   Ему нужно было собраться с мыслями.

   Он уже знал, что застанет у жены любовника.

   Но могло ли ему прийти в голову, что ее возлюбленным окажется самый ненавистный для него человек?

   До сих пор Норберт считал Жоржа любовником Дианы и сходил с ума от ревности. Но там он не имел никаких прав, здесь же все права были на его стороне.

   Здесь он отомстит за свою неудачу там!

   Есть буйные помешанные, которые между припадками поражают своей уравновешенностью. Именно такого рода было кажущееся спокойствие де Шандоса.

   Де Круазеноа скрестил руки на груди и смело продолжал:

   - Я вошел сюда за минуту до вашего прихода. Жаль, что вы не слышали весь разговор, который здесь состоялся. Тогда бы вы поняли, какую благородную женщину имеете честь называть своей женой. Что же касается меня, то я готов дать вам любое удовлетворение, какое вы пожелаете.

   Последние слова маркиза вывели Норберта из оцепенения.

   Он вошел в комнату, запер дверь и положил ключ в карман.

   - Вы мне предлагаете дуэль? - спросил герцог, - То есть, обесчестив меня сегодня вечером, хотите убить меня завтра утром? Это очень любезно с вашей стороны!

   - Господин герцог!

   - Может быть, я и дикарь, как вы однажды сказали мадам де Мюсидан, но я не так глуп, чтобы не воспользоваться всеми выгодами своего положения. В той игре, которую вы здесь затеяли, ставкой является жизнь. А вы проиграли!

   Норберт все больше и больше распалялся.

   - Если я вас убью, то моя честь будет восстановлена? Нет! Если вы меня убьете, то надо мной еще и посмеются. Какая же мне выгода от дуэли? Я застал вас ночью в спальне моей жены, и я попросту застрелю вас! Закон меня оправдает!

   Де Шандос вытащил из кармана пистолет и прицелился в безоружного маркиза.

   Тот не двигался.

   Норберт заколебался.

   Пауза затягивалась.

   - Стреляйте же! - крикнул маркиз.

   - Нет.

   Герцог опустил пистолет.

   - Я передумал.

   - Вы хотите надо мной поиздеваться? - спросил де Круазеноа.

   - Ваш труп будет мне мешать, - холодно отозвался де Шандос.

   Жорж был готов пожертвовать своей жизнью ради Мари, но нерешительность безумца была страшнее смерти.

   Маркиз вышел из себя и схватил врага за руку.

   - Кончайте, месье! Мое терпение тоже имеет границы. Чего вы хотите еще?

   - Хочу убить вас! - с ненавистью закричал Норберт. - Но не пулей, которую вы даже не успеете почувствовать!

   Герцог отодвинулся от человека, которого совершенно напрасно считал любовником Дианы, и продолжал, пылая неукротимой злобой:

   - Говорят, что кровь смывает грязь. Это - ложь! Если я выжму из вас всю кровь, каплю за каплей, то и тогда из моего прошлого не исчезнет то, что вы сделали. Я хочу, чтобы вы исчезли бесследно. Тогда никто не узнает, что здесь произошло.

   - Придумайте, как это сделать, - ответил маркиз.

   Некоторое время Норберт размышлял.

   - Я нашел один способ, - с сомнением проговорил он, - но могу ли я быть уверен, что никто не знает, где вы находитесь?

   - Можете быть уверены.

   - Вы клянетесь?

   - Всем, что для меня священно.

   Де Круазеноа взглянул на герцогиню.

   - Тогда я согласен на дуэль, - сказал Норберт.

   - Я уже отдал себя в ваше распоряжение, - отозвался маркиз, ничем не выдавая облегчения, которое испытал при последних словах де Шандоса.

   - Только мы будем драться немедленно и без секундантов, - добавил герцог.

   - Условия назначаете вы.

   - Значит, сейчас же, в парке, на шпагах.

   Жорж взглянул в окно.

   - Темно, - сказал он.

   - Тем лучше.

   - Мы не увидим клинки шпаг.

   - Не беспокойтесь, маркиз, там будет достаточно света, чтобы разглядеть, чей труп лежит на земле.

   - На это, пожалуй, хватит...

   - Один из нас останется там навсегда.

   - Я понял. Идемте, - сказал де Круазеноа.

   - Вы слишком торопитесь, господин маркиз. Это еще не все условия.

   - Говорите.

   - Мы пойдем в самый дальний конец парка. Там есть довольно большой пустырь. Каждый из нас возьмет шпагу и лопату. За несколько минут мы выроем могилу для того, кто будет убит. Только тогда мы возьмемся за шпаги и будем драться до тех пор, пока один из нас не упадет. Земля там сырая и скользкая... После этого тот, кто остался на ногах, зарежет упавшего, если он еще жив, столкнет в могилу и завалит землей.

   Де Круазеноа содрогнулся.

   - Я не приму подобных условий, господин герцог. Они не соответствуют законам дуэли.

   - Тогда берегитесь: я воспользуюсь правом хозяина, заставшего ночью в своем доме незваного гостя.

   Норберт снова навел пистолет на маркиза.

   - Посмотрите на эти часы, - продолжал де Шандос. - Через четыре минуты они пробьют одиннадцать. Если за это время вы не согласитесь на все мои условия, то при первом же ударе я спущу курок.

   На лице Жоржа не дрогнул ни один мускул.

   - Время идет. Соглашайтесь!

   - Вы дали мне четыре минуты на размышление?

   - Да.

   - Так не мешайте мне размышлять.

   Лицо герцога перекосилось от злобы. Все же он немного помолчал.

   Потом не выдержал и снова пригрозил:

   - Вам осталось жить две минуты.

   Де Круазеноа повернулся к нему спиной. Теперь прямо перед ним была герцогиня. Она лежала в кресле и тихо стонала.

   "Я готов умереть, чтобы спасти Мари, - подумал Жорж. - Но этот сумасшедший, закопав меня в яму, загонит ее в гроб. Поэтому у меня есть только один выход: убить герцога на дуэли, какие бы идиотские условия он ни ставил".

   Маркиз оглянулся.

   Норберт стоял в той же позе.

   - Я буду драться, - сказал де Круазеноа. Раздался первый удар часов.

   - Благодарю вас, - холодно произнес де Шандос.

   - Но я тоже хочу выдвинуть свои условия.

   - По правилам дуэли все решает тот, кого оскорбили. Вы не отрицаете, что из нас двоих обесчещен я?

   - Нет, - ответил Жорж. - Но и вы согласитесь, что нельзя требовать от другого соблюдения законов, которые сам нарушаешь. А вы только что это сделали.

   - Вы приняли мои условия. Говорить больше не о чем.

   - Вы еще кое-что не учли.

   - Что же?

   - Сейчас я вам объясню. Мы будем сражаться в вашем парке, на пустыре...

   - Немедленно и без свидетелей! - нетерпеливо подтвердил де Шандос.

   - ...И на краю могилы, которую предварительно сами выроем. Хорошо.

   - Тот, кто остается жив, зароет труп другого и уничтожит все следы.

   - Допустим. Но уверены ли вы, что земля сохранит эту тайну навеки?

   Норберт презрительно пожал плечами.

   - Вы разве не знаете, к чему это приведет? - удивился де Круазеноа.

   - К чему же?

   - Того, кто останется в живых, обвинят в убийстве.

   - Возможно.

   - Его посадят в тюрьму, предадут суду присяжных и приговорят к каторжным работам.

   - Я тоже так думаю.

   - И вы надеялись, что я пойду на такой риск?

   - Именно эта опасность является гарантией того, что живой сохранит тайну, - ответил герцог. - И хватит разговоров, иначе я приму вас за труса!

   - Я боюсь не вас, а обвинения в убийстве.

   - Такая же опасность грозит и мне! - отрезал де Шандос.

   Маркиз не уступал.

   - Если погибну я, то никому не придет в голову искать мой труп в вашем парке. Но что делать, если будете убиты вы? Могут заподозрить герцогиню. Тогда честь вашего имени пострадает не меньше, чем от моего появления здесь.

   - Вы сделаете тогда все, чтобы отвести от нее подозрения. Дайте мне слово, - потребовал Норберт.

   - В чем? Что я пойду в суд и возьму вину на себя? Но этого-то я и боюсь, как уже имел честь вам объяснить. Мне остается только одно: отказаться от дуэли. Весь Париж будет говорить о вашем таинственном исчезновении, полиция будет идти по моему следу, я буду с минуты на минуту ждать ареста, бесчестия и каторги... Лучше смерть, чем такая жизнь.

   - Вы должны старательно уничтожить все следы дуэли и сровнять с землей мою могилу. Полиция ничего не найдет.

   - Может быть, вы еще попросите герцогиню, чтобы она приказала садовникам никогда и ни под каким предлогом не копать ямы на пустыре?

   Де Шандос призадумался.

   Выхода из положения он не нашел, зато вспомнил об анонимном письме.

   Женщина, которая его прислала, знает все.

   Она может разгласить тайну...

   - Что вы предлагаете? - обратился герцог за помощью к своему врагу.

   - Пусть каждый из нас напишет своей рукой условия дуэли, не упоминая ее причин. Потом мы подпишем оба протокола и обменяемся ими.

   - Решено.

   Норберт достал из секретера бумагу, перья и чернильницу.

   Через несколько минут протоколы были готовы.

   - Мне пришла в голову еще одна удачная мысль, - сказал де Круазеноа.

   - Говорите, - отозвался герцог, уже убедившийся в том, что маркиз дает хорошие советы. - Только поскорее и покороче.

   - Надо затруднить полиции поиски исчезнувшего.

   - Как?

   - Направить ее по ложному следу, уводящему далеко от Парижа и не имеющему конца.

   - У нас нет времени.

   - А его и не нужно.

   - Что для этого потребуется?

   - Ничего.

   - Совсем ничего?

   - Все, что нужно, у нас уже есть. Возьмем еще по два листа бумаги и напишем на каждом из них письмо.

   - Кому?

   - Любому из близких друзей.

   Де Шандос схватил перо и нетерпеливо спросил:

   - Что писать?

   - Первое письмо мы пишем якобы из Марселя.

   - Пусть будет так, - пробурчал Норберт, надписывая адрес.

   - И в нем мы сообщаем, что срочные дела требуют нашего присутствия где-нибудь на краю света... Например, в Каире.

   - В Каире, - повторил герцог, быстро записывая то, что говорил де Круазеноа.

   - Готово?

   - Да.

   - Не забудьте поставить подпись и дату.

   - Какую?

   - Через неделю.

   - Все в порядке.

   - Теперь берем по второму листу. Это письмо должно прийти уже из Каира.

   - И что будет в нем?

   - Мы сообщаем, что непредвиденные и чрезвычайно важные обстоятельства побуждают нас немедленно выехать с караваном в Центральную Африку.

   - Дальше что?

   - Все. Тот, кто останется в живых, должен отправить письма убитого из названных городов. Пусть ищут.

   Окончив писать, Норберт встал.

   - Еще два слова. Около Дома Инвалидов меня ждет солдат с лошадью. Это Ромул, который взял приз на скачках. Если убьете меня, возьмите коня себе, - сказал он Жоржу.

   - Возьму.

   - Я обещал солдату двадцать франков.

   - Они будут уплачены.

   - Идемте.

   Де Шандос открыл дверь и пропустил маркиза вперед.

   Герцог хотел уже последовать за ним, как вдруг почувствовал, что кто-то тянет его сзади за плащ. Он обернулся.

   Мари ползла за ним на коленях.

   - Пощадите, Норберт! - еле слышно молила она из последних сил. - Я невиновна, клянусь вам в этом Пресвятой девой! Вы ведь не любите меня! Зачем же вам драться? Я завтра же уйду в монастырь, только отмените эту ужасную дуэль!

   - Просите Бога, чтобы ваш любовник убил меня. Тогда вы будете свободны, - ответил де Шандос и грубо оттолкнул жену.

   Она упала на пол и зарыдала.

   Герцог запер дверь.

    

    

   В течение всего разговора с маркизом де Шандос едва сдерживал гнев.

   Он знал, что парижане частенько потешались за глаза над его грубостью и вспыльчивостью. И хотел показать своему врагу, что умеет хладнокровно, как истинный дворянин, обсуждать условия дуэли.

   Норберт торопливо провел противника в оружейную, снял со стены несколько шпаг, бросил их на стол и сказал:

   - Выбирайте.

   Жорж, взбешенный хамским обращением де Шандоса с Мари, схватил первую попавшуюся.

   Герцог взял другую.

   Когда они вышли в парк, Норберт остановился и крепко выругался.

   - Невозможно биться на шпагах в такой темноте, - проворчал он.

   Де Круазеноа молчал.

   - А вы как думаете?

   - Я буду думать так, как вы пожелаете, - иронически ответил Жорж.

   - Темнота нам не помешает, - сказал герцог после непродолжительных размышлений. - Постойте тут.

   Он сходил в конюшню и принес яркий масляный фонарь.

   - Вы не боитесь, что кто-нибудь заметит свет?

   - Во дворце никого нет, а от соседей пустырь не виден.

   Противники пересекли парк по диагонали.

   У самого забора, среди огромных куч хвороста, соломы, навоза и сухих листьев, Норберт остановился и повесил фонарь на дерево.

   - Тут, в соломе, садовники прячут лопаты... Вот они. Берите одну себе.

   - Где будем копать? - спросил маркиз, снимая плащ.

   - Здесь, около стога. Когда все будет кончено, прикроете могилу соломой.

   - Как скажете.

   Герцог привычным жестом воткнул лопату в землю и сказал:

   - Приступим к делу.

   В одиночку де Круазеноа не выкопал бы могилу и до утра. Норберт же легко выворачивал большие глыбы и с остервенением отбрасывал их в сторону.

   Минут через сорок яма была готова.

   - Хватит, - выдохнул де Шандос, отшвырнул лопату и вытер пот со лба.

   Затем он взял шпагу.

   - Вы готовы?

   Маркиз безмолвствовал, не в силах оторвать взгляд от зияющей могилы.

   - Защищайтесь! - грозно крикнул Норберт.

   - Погодите.

   - Что еще? У нас мало времени: скоро придут домой слуги!

   - Через несколько минут один из нас будет лежать там, - торжественно произнес Жорж де Круазеноа, указывая на могилу. - Перед лицом смерти не лгут. Я клянусь своей жизнью и честью, что герцогиня де Шандос ни в чем перед вами не виновата!

   Герцог нетерпеливо топнул ногой.

   - Вы мне это уже говорили! - прорычал он. - Зачем повторять?

   - Я повторяю это потому, что моя безрассудная страсть опорочила в ваших глазах самую чистую и благородную из женщин. Вам нечего ей прощать. Если вы убьете меня, будьте с ней человечны, не превращайте ее жизнь в бесконечные мучения.

   - Довольно болтать! - прервал маркиза Норберт. - Или я назову вас трусом!

   - Ну, так пусть же нас рассудит Бог! - воскликнул де Круазеноа, хватая шпагу.

   Он был известен как хороший фехтовальщик и имел за плечами множество побед.

   Де Шандос же мог полагаться на унаследованную от отца физическую силу, которая намного возросла от крестьянской работы. Он фехтовал грубо, неровно, неправильно и этим сбивал с толку своих противников.

   Освещенное фонарем пространство было слишком мало для боя. Стоило одному из бойцов отступить на пару шагов и он оказался бы во тьме, едва ли не в полной безопасности, оставив врага в круге света.

   Именно так и поступил герцог, как только маркиз бросился в первую атаку.

   Она же оказалась и последней.

   Норберт отпрыгнул назад, в тень, и стал почти невидимым для хорошо освещенного де Круазеноа.

   Де Шандос тут же воспользовался своим преимуществом и всадил маркизу шпагу между ребер.

   Жорж выронил оружие и упал.

   Трижды он пытался подняться, один раз ему даже удалось сесть, но силы оставили его.

   Он растянулся во весь рост у самого края ямы.

   Кровь хлынула из его горла.

   Начались предсмертные судороги.

   Герцог следил за агонией своего врага, опираясь на уже ненужную шпагу.

   Вскоре он понял, что перед ним лежит труп.

   Норберт весь дрожал.

   Его мучил страх при одной мысли о том, что сюда может прийти кто-то из слуг, привлеченный светом фонаря.

   Но не меньший ужас вызвала у герцога необходимость прикоснуться к мертвому телу, чтобы сбросить его в могилу.

   Де Шандос долго стоял, не шевелясь, и собирался с духом, чтобы выполнить последнее условие дуэли.

   Наконец, он решился.

   Взявшись непослушными пальцами за одежду маркиза, Норберт приподнял труп и столкнул его вниз.

   Тело упало на дно ямы с глухим стуком, от которого волосы герцога встали дыбом.

   Им овладело то страшное опьянение, которое порою заставляет убийц издеваться над трупом жертвы.