Габорио Эмиль - Рабы Парижа

орят, - произнес врач, четко выговаривая каждое слово.

   - Кажется, я довольно вас слушал!...

   - Нет, не довольно. Садись и слушай!...

   По лицу Катена нельзя было заметить того бешенства, которое клокотало у него внутри. Его бледное лицо сохраняло достоинство.

   Он сел.

   - Ну, так я вас слушаю...

   Достойный поставщик прислуги, ощупав на носу очки, продолжал:

   - Прежде, чем вдаваться в подробности самого дела, я хотел бы спросить нашего друга: считает ли он себя по-прежнему близким нам человеком?

   - Это не вопрос. Это скорее утверждение того, что вы мне не доверяете, а между тем все, что я когда-либо делал, приносило вам только пользу!

   - Дело не в словах. Нам нужна твоя помощь, совет...

   - Я уже вам дал один.

   - Да, не зная наших шансов и будучи неуверен в успехе нашего предприятия. Пойми, что если мы доведем это дело до конца, то у каждого из нас к окончанию будет минимум по миллиону.

   А Ортебиз про себя лихорадочно требовал:

   - Решайся же, Катен! Говори - да или нет?

   По лицу Катена было заметно, что мысль его усиленно работает.

   - Нет! - произнес он решительно. - Повторяю, я хорошо все просчитывал, и я никогда не скажу "да".

   - А! - произнесли Маскаро и Ортебиз вместе. В этом восклицании не было удивления или досады, в нем ясно слышалась вражда на всю жизнь.

   - Если хотите, Я вам еще раз объясню, почему я не считаю возможным согласиться на ваше предложение...

   - Скажи лучше, что ты попросту изменил нам!

   - А хоть бы и так! Дело не в том, как это называется! Можно подумать, вы не знаете, как я к таким вещам отношусь. Разве я не твержу вам целых десять лет, что подобные занятия при настоящем положении дел не имеют никакого смысла?

   - Что и говорить, ты всегда был осторожен, правда, это не мешает тебе делить с нами прибыль, когда дело выгорает, - зло проворчал Маскаро.

   - Конечно, довольно выгодно получать, ничего не вкладывая, - добавил Ортебиз.

   Но эти аргументы нимало не смутили Катена.

   - Правда, я беру то, что мне положено. Но разве я совместно с вами не создавал эту контору? И разве она не пользуется известностью, разве она не работает, как хорошо отлаженная машина? Да, с нее одной мы имеем, пусть не очень большой, но зато верный доход, и если вы согласитесь этим довольствоваться - я в вашем распоряжении!

   - Нечего сказать, лестное предложение!...

   - Ну, как хотите, только на меня не рассчитывайте. Дай Бог, чтобы вам не пришлось раскаиваться, но я хочу вам напомнить, что двадцать лет, в течение которых Фортуна была к вам благосклонна, - слишком большой срок! В любой момент она может повернуться к вам спиной, что довольно обычно в делах такого рода...

   - Пожалуйста, без предсказаний, - раздраженно заметил Маскаро.

   - Пожалуйста. Я могу и замолчать, но время у вас еще есть для того, чтобы остановиться. Безнаказанность, как и все на земле, имеет свои пределы... И учтите, нужно совсем немного, чтобы все полетело в пропасть.

   Ортебизу от всех этих предсказаний было явно не по себе.

   - Легко тебе говорить, - заметил он Катену, - ты богат!

   - То есть у меня есть на что жить; кроме заработка я имею двести тысяч капитала. И если бы вы сегодня дали мне слово покончить со старым, клянусь, я бы разделил его поровну!

   Маскаро, который до сих пор едва прислушивался к разговору, понял, что пришло время говорить серьезно.

   - Бедный друг, так у тебя всего двести тысяч?

   - Может, немного больше.

   - И две трети ты предлагаешь нам? Благородно! Поистине мы были бы неблагодарными скотами, если бы нас это не тронуло... Только мне кажется...

   Он поправил очки.

   - Мне кажется, что если ты дашь нам по пятьдесят тысяч, то у тебя останется ровно миллион сто тысяч!

   Катен залился смехом.

   - Ведь что только не придумает человек, - проговорил он, продолжая смеяться.

   - А если я это смогу доказать? - спросил Маскаро.

   - Любопытно было бы послушать, как ты станешь доказывать?

   Достойный Маскаро порылся в столе, достал лист бумаги с какими-то расчетами и подал товарищу:

   - Проверь, тут подробная запись всего, что у тебя есть.

   Катен заглянул в бумагу, и глаза его загорелись злостью.

   - Ну, что же, даже если это и так! Тем более глупо было бы с моей стороны идти на риск. Вам завидно? Я же не виноват, что родился не таким, как вы. Мы начинали вместе с мелочей. Но я всю жизнь собирал, а вы транжирили. Теперь, когда у меня есть состояние, а вы по-прежнему нищие, я должен плясать под вашу дудку? Да вы сошли с ума! Если вам так хочется, продолжайте идти своей дорогой и не мешайте мне идти своей. Между нами все кончено!

   Катен потянулся к своей шляпе... но взгляд Маскаро остановил его.

   - Послушай, если я говорю, что ты нам нужен, значит, это действительно так.

   - Очень жаль...

   - А если я, действительно, очень захочу этого?

   - Кажется, ты мне угрожаешь? Ты не забыл, что мы одинаково в руках друг друга?

   - Ты уверен в этом?

   - Настолько, что еще раз могу повторить: "Между нами все кончено".

   - Да, ну! Сдается мне, что ты все-таки несколько ошибаешься. Ну, например, что можешь сказать по поводу того, что я уже больше года содержу некую девицу, которую зовут Клариссой?

   Катен вздрогнул. И перешел на шепот:

   - Кларисса! Как ты догадался, как?!

   Маскаро улыбался.

   - Боже, какой я дурак, будто я не знаю ваших способов!

   - Да, пожалуй, ты прав, - заметил Маскаро, - но согласись, что я хорошо рассчитал, понимая, что рано или поздно ты захочешь порвать с нами. Я вынужден был принять меры предосторожности.

   Доктор от удовольствия потирал руки.

   - Да, именно это и доказывает, что судьбу предугадать невозможно, - заметил он весело.

   - Нечего греха таить, ты слишком успокоился, Катен. Не думал я, что так легко поймаю тебя. Целый год воротишь от нас нос и вдруг так легко попадаешься. Прямо невероятно!

   Невероятно, - как эхо повторил доктор.

   - Впрочем, все это вполне естественно... Ты давно перестал читать "Судебный вестник"? Вчера я прочел в нем интересную историю, очень смахивает на твою. Буржуа, сластолюбивый и сытый, известный своей неподкупностью - выписал себе из деревни молоденькую, красивую служанку. Девушка была здоровья отменного. И вот через несколько месяцев к ужасу этого порядочного человека она оказалась беременна. Что делать? Представляешь? Ведь его честное имя будет трепаться соседями, дворником, кухаркой... Подумали и решили - ребенка умертвить, а мать выгнать.

   - Батистен! Хватит!

   - И ведь какая неосторожность! Ведь еще не было случая, чтобы такие вещи не открылись! Представь себе: твоему садовнику в Шампиньи пришла в голову фантазия окопать землю как раз возле того куста, под которым...

   - Довольно, - произнес Катен, - я сдаюсь.

   Маскаро, поправив очки, задумчиво произнес:

   - Ты сдаешься? Еще не совсем... Ты просто пока хочешь отвести руку, которая может нанести тебе удар.

   - Уверяю тебя...

   - Избавь себя от этого труда. Впрочем, твой собственный садовник в настоящую минуту не найдет там уже ничего.

   Адвокат стал бледен, как мел. Только теперь он понял, в какую жуткую западню он попал.

   - Не найдет ничего, - приятель продолжал говорить, - а между тем не подлежит никакому сомнению, что в январе прошлого года одной темной ночью ты сам выкопал под этим кустом небольшую яму и опустил в нее труп младенца, завернутый в шаль. Да-да, в ту самую шаль, которой и соблазнил его бедную мать. Куплена эта шаль в магазине у Пигмаленка, что могут засвидетельствовать служащие этого магазина. Но и ее там уже нет...

   - Значит, ты ее вынул? Она у тебя?

   - Нет, не я, - спокойно отвечал приятель, - Тантен. За кого ты меня принимаешь? Я осторожен. Но где скрыт труп, я знаю. И будь спокоен, он цел и схоронен в надежном месте. Малейшая твоя попытка изменить вызовет появление в газетах статьи следующего содержания: "Вчера землекопы, работающие там-то, нашли в земле труп новорожденного младенца. Комиссар полиции, прибывший к месту происшествия, принял все меры к розыску виновных".

   Злость сменилась унынием. Катен, который все и всегда в своей жизни взвешивал и, казалось, никогда не мог позволить застать себя врасплох, потерял голову и не мог найти ни одного выхода. Отчаяние его было безгранично.

   - Вы меня режете, - бормотал он, - убиваете в ту самую минуту, когда я, наконец, хотел воспользоваться плодами своего труда, ведь двадцать лет лишений и труда...

   - Хороши труды, слышите, Ортебиз! - издевательски заметил Маскаро.

   Но время шло. Издеваться над разбитым наголову врагом было уже некогда. С минуты на минуту могли прийти Поль и маркиз Круазеноа.

   - Это мы хотим тебя зарезать? С какой это стати? Мы, напротив, приглашаем тебя принять участие в деле, которое имеет все шансы на успех. Ортебиз сначала, как и ты, упирался, но когда я разъяснил ему весь механизм, согласился.

   - Это верно, - подтвердил доктор.

   - Стало быть, тебе нечего бояться, тем более, что мы знаем тебя, ты ведь великолепно играешь в подобные игры и наверняка принесешь выгоду и нам и себе.

   Катен заставил себя улыбнуться.

   - У меня нет выбора, валяйте, рассказывайте, - произнес он глухим голосом.

   Маскаро на минуту задумался.

   - Самое интересное, что нам нужна от тебя услуга, которая ни в коем случае не может тебя скомпрометировать. Нам надо, чтобы ты составил договор, о пунктах которого я тебе сейчас расскажу, а потом, если захочешь, можешь вести это дело сам.

   - Хорошо.

   - Теперь слушай. Ты получил от герцога Шандоса одно весьма трудное и вместе с тем щекотливое поручение, которое состоит в том, что ты должен разыскать некое лицо, но так, чтобы об этом никто не узнал?

   - Ты и об этом знаешь? - с ужасом вскричал Катен.

   - Я всегда интересуюсь тем, что может быть полезным для нас. Я не понимаю только одного, почему ты вместо нас обратился к Перпиньяну, человеку весьма и весьма скомпрометировавшему себя...

   - Что именно тебя интересует в этом деле?

   - Совсем немного. Дай мне слово, что ты ничего не сообщишь герцогу раньше меня.

   - Хорошо.

   Примирение состоялось. Ортебиз был в восторге. Было ли оно искренним, кто знает? Во всяком случае взгляды, которыми обменивались Маскаро с Ортебизом, вряд ли свидетельствовали об этом.

   Между тем в двери постучали, и Ортебиз, ходивший открывать, вернулся с Полем.

   - Позволь тебе представить моего нового друга, - произнес Маскаро как ни в чем не бывало, дружески обращаясь к Катену, - этот парень остался без родителей, и я решил взять его под свое крылышко.

   При этой рекомендации Катен подпрыгнул на стуле. Все стало понятно.

   - Черт возьми! Давно бы сказал мне обо всем, - чуть не вырвалось у него.

    

    

   Маркиз де Круазеноа всегда заставлял себя ждать. Это его правило. Но ведь известно, что деловой человек должен являться точно в срок. К сожалению, не многие понимают это.

   Маркиз де Круазеноа был приглашен Батистеном Маскаро к одиннадцати часам. Было уже далеко за полдень, когда он вошел к нему. В новых перчатках, с лорнетом, помахивая тросточкой, с видом того лицемерного, дерзкого и развязного добродушия, которое свойственно глупцам, оказывающим кому бы то ни было снисхождение. С их точки зрения, конечно.

   В свои тридцать пять лет Генрих Круазеноа казался беспечным двадцатилетним ребенком. Эта ветреная манера служила ему неплохой защитой. Ему легко прощали его "шалости".

   Многие, зная его далеко не детские поступки, тем не менее говорили:

   - Он ветреник, большой шалун, но ему можно все простить, он так добр, у него превосходное сердце!...

   Сам же он, вероятно, смеялся, выслушивая о себе подобные мнения света.

   В высшей степени расчетливый, этот любезный джентльмен имел только одно хорошее качество: он никогда не верил первому впечатлению.

   Под маской легкой непринужденности и легкомыслия, этот человек скрывал редкую жестокость; сплетни, разносимые им, больно жалили, а в хитрости он превосходил даже своих ростовщиков, которых нередко надувал.

   Если он был разорен, то только из-за того, что стремился подражать некоторым своим друзьям в роскоши, а те были раз в десять богаче его.

   Вращаясь в самом блестящем обществе, Круазеноа также решил участвовать в пари на скачках.

   Из всех способов спустить свое состояние этот - самый быстрый и верный.

   Легкомысленный маркиз разорился. Он испробовал все способы поправить свои дела и уже готов был куда-нибудь скрыться, как вдруг Маскаро протянул ему руку помощи.

   Тот с отчаяния ухватился за нее. Утопающий готов ухватиться и за раскаленное железо...

   Испытывая определенное беспокойство по поводу, этого знакомства, он вида не подавал, и сейчас заявил Маскаро самым непринужденным тоном:

   - Я, возможно, заставил вас подождать, мне очень жаль, но у меня были дела... Теперь я к вашим услугам, и если вам угодно поговорить со мной, то я с удовольствием подожду, пока вы закончите с этими господами...

   Фраза была в высшей степени дерзка, но достойный Батистен не был этим оскорблен...

   Сильные долготерпеливы. Всегда следует простить все какому-нибудь фату, когда знаешь, что он полностью за-' висит от тебя.

   К тому же Маскаро нуждался в Генрихе Круазеноа, пешке в своей игре.

   - Мы уже почти отчаялись вас увидеть, - отвечал он, - я говорю - "мы", потому что эти господа здесь - для вас, для вашего дела.

   Маркиз не потрудился скрыть своей досады.

   - Эти господа, - продолжал Маскаро, - мои компаньоны. Это - доктор Ортебиз, это - господин Катен - принадлежит к сословию адвокатов Парижа; этот господин, - и он указал на Поля, - наш секретарь.

   Эта рекомендация имела какую-то комическую важность.

   Если де Круазеноа было досадно увидеть четырех поверенных вместо одного, то Катена раздражало то, что их товарищество стало известно какому-то незнакомцу.

   Секрет - вещь легкая, нежная, он более летуч, чем эфир, который испаряется из наглухо закрытых банок:

   Ортебиз, во всем слишком доверчивый, выразил удивление.

   Что касается Поля, то он просто ничего не понимал.

   И лишь один Маскаро был абсолютно хладнокровен. У него была цель, и он шел к ней с непоколебимостью пушечного ядра, выпущенного по неприятелю.

   - Маркиз, - продолжал он, когда Круазеноа уселся, - я не хочу оставлять вас в недоумении. Дипломатия между нами ни к чему...

   Маркиз заметил с насмешкой:

   - Вы мне льстите, любезный хозяин.

   Если бы ветреный маркиз был более внимателен, то заметил бы легкое движение очков почтенного Маскаро. Очки эти будто говорили:

   - Ты же просто жалок!

   Ортебиз предполагал, что очки почтенного Маскаро "умели говорить", и в этом он был прав.

   Напрасно плуты, страшась, что глаза могут их выдать, прячутся под очками. Очки составляют как бы часть того, кто их носит. Они могут высказать то, что пытаются спрятать под ними глаза.

   - Я могу откровенно сказать, - говорил Маскаро, - господин маркиз, что свадьба ваша состоится, когда мы этого захотим, то есть, мои товарищи и я. Мы можем вам поручиться за деятельное содействие графа и графини де Мюсидан. Остается только получить согласие невесты...

   Круазеноа сделал движение...

   - О! Я получу это согласие, - бросил он, - в этом я ручаюсь! Есть тысячи приемов обольщения женщин, я изучил их все! Я пообещаю ей самых лучших лошадей, ложу в итальянской опере, неограниченный кредит у Ван-Клопена и полную свободу... Какая молоденькая девушка устоит против такого обольщения? Да, я буду иметь успех... Ах! Еще одно условие. Я желал бы иметь покровительство особы, пользующейся некоторым влиянием в доме...

   - Вы полагаете, что виконтесса де Буа-Ардон будет приличной свахой?

   - Черт возьми!... Я думаю, что да, ведь она - родственница графа!...

   - Итак... Значит, мадам де Буа-Ардон будет поощрять вас и восхвалять до небес.

   Маркиз выпрямился с торжествующим видом.

   - В таком случае, - сказал он, - в таком случае, дело в кармане!

   Поль растерялся. Не спит ли он? Ему обещали богатую невесту, да, ему! А теперь вот хотят женить и другого...

   "Эти люди, - думал он, - не только поставляют в дома прислугу обоего пола, но еще, кажется, получают деньги, занимаясь "брачным промыслом"...

   Между тем маркиз, вопросительно глядя на Маскаро, думал - высказывать ли ему все.

   - О!... Говорите, - ободрил его этот достойный человек,- здесь нет чужих!

   - Остается только, - начал Круазеноа, - назначить, как бы это сказать, куртаж, плату за комиссию.

   - Я только что хотел приступить к этому вопросу.

   - Итак, мой милый хозяин, мне остается немного сказать. Я уже говорил, что дам вам четверть приданого. На другой день после свадьбы я подпишу вексель ценой в эту обещанную четверть.

   На этот раз Поль, казалось, все понял.

   "Наконец, главное слово произнесено, - подумал он. - Если я и женюсь на Флавии, то должен буду разделить приданое с этими честными господами. Теперь я понял их внимание ко мне и их ласку."

   Но предложение маркиза не удовлетворило Маскаро.

   - Мы далеко не сходимся в расчетах, - произнес он.

   - Ну, так я согласен заплатить чистыми деньгами, включая и то, что я вам должен.

   Маскаро покачал головой, к великому отчаянию Круазеноа, который продолжал:

   - Вы хотите третью часть?... Хорошо, я согласен и на это.

   Холодное лицо Маскаро не изменилось.

   - Нам не нужно трети, - заговорил он, - ни даже половины. Всего приданого нам не достаточно. Вы все оставите себе, как и то, что вы мне задолжали... Если только мы с вами договоримся...

   - Что вы хотите? Говорите... говорите.

   Маскаро поправил свои очки.

   - Я вам скажу, - отвечал он, - но сперва необходимо рассказать вам историю нашего общества, главой которого я являюсь.

   До сих пор Катен и Ортебиз слушали почти не двигаясь, молча и важно, точно римские сенаторы. Они, казалось, присутствовали на одной из тех комедий, которые часто разыгрывал перед ними Батист Маскаро. Комедии эти были разнообразны, но развязка - всегда роковая.

   Слушая разговор Маскаро с Круазеноа, они испытывали злое удовольствие, подобное тому, которое чувствуют некоторые люди, наблюдая игру кошки с мышью.

   Но когда Батист Маскаро объявил, что откроет их тайну, оба вдруг привстали с негодованием и испугом.

   - Ты сошел с ума?!

   Маскаро пожал плечами.

   - Нет еще, - ответил он спокойным тоном, - и я прошу вас разрешить мне продолжить.

   - Черт возьми! Однако же, - начал Катен, - мы тоже имеем здесь право голоса.

   - Довольно! - жестко сказал Маскаро, - я здесь хозяин, не правда ли?

   И с горькой иронией он прибавил:

   - Разве нельзя все говорить в присутствии этого господина?

   Доктор и адвокат сели на свои места.

   Круазеноа подумал, что надо бы успокоить их.

   - Между честными людьми, - начал он...

   - Мы - не честные люди, - прервал его Маскаро.

   Потом, как бы в ответ на полнейшее смущение маркиза, он прибавил с особым ударением:

   - Впрочем, вы ведь также?

   От этого грубого замечания кровь прилила к лицу маркиза. В высшем свете неприлично, да и вообще не принято говорить правду в глаза.

   Он готов был рассердиться, но боялся все потерять. Маркиз решил перенести это оскорбление, превратив его в шутку.

   - Ну, по-моему, это мнение слишком жестоко, - произнес он.

   Но почтенный хозяин сделал вид, что не заметил его трусости, которая заставила улыбнуться Ортебиза.

   - Я вас попрошу, маркиз, слушать меня внимательно.

   Потом обратился к Полю:

   - И вас также, мой милый.

   Наступила тишина, только из соседней комнаты доносились голоса клиенток, которые толпились вокруг Бомаршефа.

   Ортебиз и Катен казались смущенными.

   Круазеноа остолбенел и потушил сигару. Поль дрожал от страха.

   Батистен Маскаро совершенно преобразился.

   Это уже не был благосклонный хозяин. Чувство собственного могущества переполняло его, очки сверкали.

   - Такими, какими вы нас видите, маркиз, - начал он, - мы были далеко не всегда.

   - Двадцать пять лет тому назад мы были молоды, честны, полны юношеских мечтаний и веры, поддерживающих человека во всех испытаниях; нам была свойственна смелость, поддерживающая солдат, идущих в атаку. Мы жили в бедной квартирке на улице де ла Гарп и любили друг друга как братья.

   - Как давно это было! - прошептал Ортебиз. - Как давно...

   - Да, давно, - продолжал Маскаро, - а между тем, это было самое светлое время для меня. Сердце мое сжимается, когда я сравниваю наши надежды и теперешнюю действительность. Мне кажется, друзья мои, что это было только вчера... Мы были бедны тогда, маркиз, и свет манил нас самыми обманчивыми красками. Хозяева всех теплиц, предназначенных для выращивания молодежи, нашептывали на ухо каждому из нас: "Ты будешь иметь успех..."

   Круазеноа сдержал улыбку, рассказ казался ему мало интересным.

   - Так вы много учились? - начал он.

   - Да, и упорно... Я должен вам сказать, что каждый из нас подавал блестящие надежды. Катен в ожидании места адвоката, получил награду за свою диссертацию "О передаче имущества". Ортебиз был награжден за сочинение "Анализ подозреваемых веществ", которое потом было приведено в сочинении знаменитого Орфилы, в его "Трактате о ядах". Я сам довольно успешно писал стихи и был магистром словесности.

   - К несчастью, Ортебиз поссорился с родными, родители Катена были крайне бедны, а у меня семьи не было. Мы почти умирали от голода. Из нас троих я один зарабатывал немного денег репетиторством...

   - Получая тридцать пять су в неделю, половину заработка ремесленника, я должен был вбивать в головы своих учеников знание алгебры и геометрии, а их родители смеялись над моей худобой и поношенным платьем...

   Тридцать пять су! На них надо было накормить трех человек, да еще у меня была возлюбленная, которую я любил до безумия, а она умирала от чахотки...

   Кто бы мог подумать, что это говорит человек по имени Батист Маскаро!

   - Я буду краток, - продолжал он, - однажды у нас не было ни сантима, а Ортебиз объявил мне, что моя возлюбленная умрет от недостатка в питании, ей необходимо мясо, вино, жиры...

   - Хорошо же!... - сказал я, - ждите меня, друзья, я сумею достать денег!

   ...Не зная еще, что делать, я выскочил на улицу в совершеннейшем бешенстве. Я не знал - стать ли мне с протянутой рукой или задушить кого-нибудь из-за кошелька. Я бежал по набережной Сены и вдруг, как молния, меня озарила мысль...

   Я вспомнил, что сегодня среда, день, когда воспитанники политехнической школы отпускаются по домам. Я подумал, что если я пойду в Пале-Рояль и там зайду в кафе Лемблена... Там я смогу встретить кого-нибудь из своих бывших учеников, которые не откажутся занять мне монету в сто су... Сто су! Это совсем немного, не правда ли, маркиз?... Увы!... В тот день от этих ста су зависела моя жизнь. Жизнь моих друзей и моей возлюбленной... Были ли вы когда-нибудь голодны, маркиз?

   Круазеноа вздрогнул. Нет, он никогда не испытывал голода. Но знал ли он, что ожидает его в будущем, его, у которого нет средств, и завтра он может с высоты своего кажущегося величия упасть прямо на мостовые Парижа, в грязь...

   - Когда я пришел в кафе Лемблена, - продолжал Маскаро, - то не увидел там никого из своих знакомых. Слуга, к которому я обратился, сперва презрительно оглядел меня с ног до головы...Моя одежда состояла из лохмотьев... Но потом, узнав, что я - репетитор, он ответил мне, что эти господа уже здесь были и, вероятно, скоро вернутся. Он спросил, что мне подать, я ответил, что мне ничего не надо, и сел в уголке...

   С тех пор, как я вышел из дому, голова моя горела огнем, теперь же я почувствовал небольшое облегчение. У меня появилась надежда. Я прождал минут пятнадцать, как вдруг в кафе вошел человек, лицо которого мне никогда не забыть. Он был бледен, как полотно. Черты лица искажены. С блуждающими глазами и полуоткрытым ртом он был похож на умирающего.

   У него было какое-то горе, это было видно сразу.

   Но он был богат.

   Когда он опустился на диван, к нему подбежали слуги, спрашивая, чего бы он хотел.,

   Хриплым голосом, едва шевеля губами, он приказал:

   - Бутылку водки и перо с бумагой!

   История, которую рассказывал Маскаро, явно не могла быть им выдумана, слишком он волновался. Маскаро остановился. Никто не произнес ни слова...

   Даже бравый, всегда улыбающийся Ортебиз, сидел, нахмурившись.

   - Вид этого человека, - продолжал Маскаро, - утешил меня. Так уж мы устроены, что несчастье другого человека как бы уменьшает наше собственное. Для меня было ясно, что незнакомец нестерпимо страдал и внутренне я радовался этому.

   Мучения испытывают не только отверженные! Им подвержены богачи!

   Между тем ему принесли водку, бумагу и чернила.

   Незнакомец налил большой стакан водки и выпил, как воду.

   Результат был поистине жутким. Он весь побагровел и, казалось, потерял сознание.

   Я наблюдал за ним с каким-то странным чувством. Мне казалось, что между нами возникала какая-то тайная связь. Я вдруг почувствовал, что этот человек станет мне полезен, но вместе с тем я почему-то испугался этого. Я уже собирался уйти, но меня мучило любопытство.

   Наконец, незнакомец пришел в себя.

   Он схватил перо, написал несколько строк, потом, видимо, остался недоволен написанным, вынул из кармана огниво и сжег лист.

   Второе письмо также его не устраивало, как и первое. В сердцах он смял его и положил в карман жилетки.

   Третье письмо он начал писать, сначала приготовив черновик. Я наблюдал, как он то мучительно задумывался, то зачеркивал написанное. Было ясно: он не осознает, что с ним и где он. Размахивая руками, он произносил какие-то глухие, отрывочные фразы, будто он был наедине с собой и никто его не мог слышать.

   Прочитав еще раз написанное, он остался им доволен. Еще раз переписал и разорвал черновик в мелкие клочья, которые бросил под стол.

   Аккуратно запечатав письмо, он позвал слугу:

   - Вот вам двадцать франков, - сказал он, - отнесите это письмо по адресу. Ответ принесете мне домой. Вот моя карточка. Поторопитесь...

   Слуга быстро скрылся, а незнакомец сразу же поднялся и, расплатившись, ушел.

   Что же за драма разворачивалась передо мной? Должно быть, одна из тех мрачных интриг, что потрясают домашнюю жизнь. Этот человек - вероятно, обманутый муж, разорившийся игрок или несчастный отец, которого обесчестил любимый сын.

   Меня смущали эти клочки бумаги, что он бросил под стол. Я очень хотел их поднять и узнать, что в них.

   Однако я уже говорил вам, что я человек чести, и все мое естество противилось этому.

   Наверное, я победил бы это искушение, если бы не появление одного из тех ничтожных существ, которые иногда решают нашу судьбу...

   Слуги сновали взад и вперед, из открывшихся дверей потянуло сквозняком. Это вошел один из них. Я решился. Подняв узкую полоску бумаги, прочел слова: "Застрелюсь."

   Значит, я не ошибся? Передо мной предстала ужасная загадка, и от меня зависело ее разгадать! Впервые я не мог преодолеть свое навязчивое, гадкое любопытство. Я будто попал в руки неведомой силы и более уже не думал, что делаю...

   Слуги не обращали на меня ни малейшего внимания, и я развернул еще два обрывка. На первом было всего два слова: "Стыда и ужаса", на втором: "Сто тысяч франков".

   Я замер. Меня мучила жажда узнать секрет. И вот я его почти знаю. Ведь эти три фразы, вернее, обрывки фраз, говорили все!

   Подобрав все клочки и составив их воедино, я прочел эту коротенькую записку:

   "Шарль, сегодня вечером мне нужны, необходимы сто тысяч франков. Только у тебя я могу их просить, чтобы избежать стыда и ужаса. Можешь ли ты собрать эту сумму через два часа? Смотря по тому, каков будет ответ, я спасен или застрелюсь".

   Вы, верно, удивляетесь моей хорошей памяти, маркиз, однако вы должны знать: есть вещи, которые не забываются! Сейчас я будто вижу этот черновик, я могу указать в нем все запятые и все зачеркнутые слова...

   Несколько строчек и подпись одного богатого промышленника, весьма известного, почти знаменитого, что пользовался всеобщим уважением. Однако с ним случился один из тех ужасных кризисов, когда разом лишаешься всего - состояния, чести и даже жизни.

   Маскаро на минуту остановился: слишком тягостны были для него эти давнишние воспоминания. Никто не осмелился сказать хотя бы слово. Блестящий Круазеноа бросил свою сигару...

   - Должен вам сказать, - продолжал Маскаро, - мое открытие меня очень заинтересовало. Я уже не думал о собственном горе, я думал о горе этого незнакомца. Не испытываем ли мы с ним нечто сходное: он страдал из-за ста тысяч франков, я - из-за ста су!

   Адская мысль пришла мне в голову. А нельзя ли извлечь выгоду из украденного мною секрета? Мысль вдохновила меня. Поднявшись, я спросил "Парижский адрес-календарь". Выписав адрес промышленника, я ушел. Несчастный жил на улице Шоссе-д' Антен.

   С полчаса ходил я мимо прекрасного дома, где он жил. Меня не покидала мысль: что с ним?

   Наконец, я решился войти. Слуга в ливрее грубо ответил мне, что господин не примет меня. Сейчас он обедает со своим семейством.

   - Ах, если так! - закричал я, - то скажите своему господину, что некий бедняк принес ему тот черновик, что он писал в кафе Лемблена! - Я был так возмущен, что говорил очень резко, и лакей тотчас же повиновался.

   Однако он вскоре вернулся и испуганно сказал мне:

   - Поторопитесь - господин вас ждет.

   Я вошел в обширный кабинет и увидел промышленника с бледным, искаженным лицом. Я растерялся.

   - Вы подняли тот черновик, что я разорвал? - спросил он.

   Я кивнул и показал лист бумаги, где были наклеены собранные клочки.

   - Что вы хотите за это письмо? - произнес он, - я предлагаю вам тысячу франков.

   - Клянусь, господа, я вовсе не намерен был продавать этот секрет, мои желания были скромнее. Я хотел сказать этому человеку: "Иной на моем месте, найдя письмо, употребил бы его во зло. Я же возвращаю его вам. Услуга за услугу: одолжите мне пятьдесят - сто франков..."

   Однако увидев, как он смотрит на меня, я пришел в ярость и сказал:

   Хочу две тысячи франков!

   Он открыл ящик и вынул из огромной пачки банковских билетов два. Скомкав их, он бросил их мне прямо в лицо,сказав:

   - Возьми, несчастный!

   Поль и Круазеноа были настолько потрясены, будто каждый из них получил по кинжалу для совершения убийства.

   - Передать вам не могу, - продолжал Маскаро, - что я почувствовал, получив столь незаслуженное оскорбление. Я был способен в эту минуту совершить преступление. Этот человек, что стоял передо мной, в тот миг видел смерть, как никогда, близко. Рядом на бюро лежал каталонский нож, я схватил его и хотел зарезать обидчика.

   Однако, вспомнив свою возлюбленную, умирающую от чахотки, я остановился. Бросив на пол нож, я вышел...

   В этот проклятый дом я входил бедным, но полным гордости, я входил честным... но вышел обесчещенным!

   Присутствующие, за исключением Поля, хорошо знали изнанку жизни. Однако и они не остались равнодушными, слушая этот рассказ.

   - Когда я выбежал на улицу, - продолжал Маскаро, - то конвульсивно сжимал два банковских билета, которые все-таки поднял... Мне казалось, что у меня в руках раскаленное железо. Поспешил к меняле, который, наверное, принял меня за сумасшедшего или за убийцу. Наверное, он не задержал меня потому, что побоялся. Вместо двух билетов он дал мне два мешка серебра - по тысяче франков в каждом. С этой ношей я возвратился в нашу бедную квартиру. Ортебиз и Катен ждали меня с огромным нетерпением. Помните ли вы это, друзья мои? Чувствовали вы, как я страдал?

   - Вы бросились ко мне, но я грубо оттолкнул вас.

   - Отстаньте, - закричал я, - я ничтожество, но нуждаться мы больше не будем!

   Я бросил мешки на пол, один из них развязался, серебро высыпалось, и монеты покатились по полу.

   Друзья смотрели на меня с ужасом. Им казалось, что я пошел на преступление.

   Я успокоил их:

   - Нет. Это не преступление. Закон к этому не имеет никакого отношения. Но эти деньги - цена моей чести.

   Мы не спали всю ночь.

   И когда день застал нас за столом, уставленным бутылками и едой, мы - жалкие, разбитые этой жизнью, объявили обществу войну, поклялись всеми средствами добиться богатства, не отступая ни перед чем. И эту клятву мы сдержали...

    

    

   Если Маскаро хотел вызвать чувство ужаса у Поля и Круазеноа, то план его вполне удался. Они были раздавлены.

   Ортебиз и Катен, которые считали, что хорошо знают своего друга, беспокойно и удивленно поглядывали друг на друга. Они никак не могли понять: говорит он от чистого сердца или разыгрывает комедию, смысл которой им не был ясен.

   Да, всегда было непросто понять Маскаро.

   Сам он нисколько не заботился о том, какое впечатление произвел на своих слушателей. Лицо его приняло обычное спокойное выражение. Он поправил очки.

   - Надеюсь, маркиз, вы не рассердились за это предисловие? Это была, так сказать, сторона романтическая, теперь перейдем к практической...

   - Итак, в ту ночь мои товарищи и я решили отказаться от той морали, которая, как утверждают, правит жизнью. План наш основывался на том, что в нашем утонченном обществе нет ни одной семьи, у которой не было бы своей тайны - смешной или печальной. Теперь представьте себе человека, владеющего этими секретами!

   И вот я сказал себе, что стану этим человеком.

   Круазеноа был знаком с Маскаро несколько месяцев, но никогда не задумывался, чем тот занимается.

   - Но это же... шантаж, торговля чужими тайнами, - прошептал он.

   Маскаро иронически улыбнулся.

   - Совершенно верно, - ответил он. - И ничего нового тут нет. Торговля чужими тайнами стара, как мир, ее породивший. И если все, что старо, достойно уважения, значит и шантаж тоже!

   Как вы думаете, чем жил "божественный Аретен"? Этот непристойный поэт, который величал себя "бичом королей"? Он получал деньги за неразглашение королевских тайн! Но все со временем становятся демократами, маркиз. И мы довольствуемся получением подобной платы с народа, конечно, только с богатых людей.

   Это признание показалось Круазеноа таким циничным, что кровь прилила к его лицу.

   - Но, месье, - запротестовал он, - месье...

   - Ба, - вскричал Маскаро, - как вы стыдливы! Вы так не можете? Ну так вспомните, как в клубе, зимой, вы поймали молодого иностранца на явном шулерстве! Что вы тогда ему сказали? Вы на другой день пошли к нему занять десять тысяч. И заняли! Вы собираетесь их ему возвращать?

   Круазеноа чуть не упал со стула.

   - Изумительно, - бормотал он, - ужасно...

   - Мне известно, - продолжал Маскаро, - в одном только Париже около двух тысяч человек, которые живут именно такой торговлей.

   Случалось ли вам видеть, как на бульваре принц С. встр