Габорио Эмиль - Рабы Парижа

nbsp;  

    

   Когда мадам Пуальве сказала, что художник взбесился, она не была так уж далека от истины.

   Все, кто в это время видел высокого молодого человека, стремглав несущегося через Елисейские Поля, наверняка были бы с нею согласны.

   Черты его лица были искажены выражением ужаса и страдания, так что прохожие невольно оглядывались на него.

   Добежав до угла улицы Матиньон, в двух шагах от дома Мюсиданов, Андре остановился. На улице было уже темно. Тускло светил уличный фонарь.

   Улица Матиньон, застроенная домами аристократов, и днем была пустынна, а сейчас там не было видно ни души.

   Андре был в отчаянии. Надо было узнать хоть что-нибудь о любимой и не скомпрометировать ее при этом.

   Он стал прохаживаться вдоль решетки со смутной надеждой что, может быть, удастся увидеть Модесту.

   Промерзнув на февральском ветру, он совсем уже было отчаялся, но тут вспомнил о бароне. Ведь то, что представлялось невозможным для бедного художника, было легко достижимым для барона Брюле-Фаверлея.

   К счастью, визитная карточка барона оказалась в кармане, и Андре полетел на другой конец города.

   Поспешно войдя в прихожую огромного, ярко освещенного особняка, он обратился к лакею:

   - Мне необходимо видеть...

   - Барона нет и скоро не будет, - с презрением оглядев его, ответил лакей.

   Андре догадался. Вынув из кармана визитку, написал прямо на ней карандашом: "Нужна ваша помощь. Андре".

   - Передайте вашему господину, когда он вернется.

   Андре не сомневался, что он не успеет дойти до ограды, как его вернут.

   Через минуту его проводили в кабинет барона.

   При одном взгляде на него тот догадался, что случилось несчастье.

   - Что?...

   - Сабина умирает!

   Задыхаясь, он рассказал о записке.

   Лицо барона становилось все мрачнее.

   - Я понимая ваше положение. Неизвестность мучительна. Но, к сожалению, должен вас огорчить. Я сейчас не знаю, чем бы мог вам помочь. Ведь я вчера послал ее отцу отказ от женитьбы, что само по себе равносильно оскорблению. Ведь он может посчитать, что она умирает от горя.

   - Черт! Я и не подумал об этом!

   Брюле не меньше Андре был потрясен известием о болезни Сабины. Лихорадочно перебирал разные варианты... Наконец, он вспомнил о существовании одной общей с Мюсиданами родственницы, виконтессы Буа-д'Ардон.

   - Придумал! - воскликнул он. - Сейчас мы с вами поедем к моей кузине, она будет рада оказать нам услугу и пошлет кого-нибудь узнать о здоровье Сабины! Она достаточно глупа, но сердце у нее доброе. Кстати, карета стоит у подъезда.

   Когда барон сел в карету с этим "проходимцем", лакеи были буквально ошеломлены. И сошлись на мысли, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

   Молча они доехали до дома виконтессы. Барон; попросив Андре подождать его, кинулся в переднюю.

   - Виконтесса у себя? - спросил он у слуги, отлично его знавшего.

   - Принимают...

   Розовая, пухленькая, с белокурой головкой и прелестными глазками, виконтесса Буа-д'Ардон слыла самой обольстительной женщиной Парижа. В свои тридцать лет она жила легко и независимо, никогда ни о чем не задумывалась, вызывая безумную зависть у своих приятельниц, которые, конечно же, обливали ее за глаза всевозможной грязью.

   На свои туалеты она тратила более сорока тысяч в год и постоянно плакалась мужу на то, что ей буквально нечего надеть,

   Готовая на любые безрассудства, допуская множество промахов с точки зрения света, приписывавшего ей десятки любовников, на самом деле она была просто невинным ребенком, обожавшим удовольствия.

   Она была безумно влюблена в своего мужа, позволявшего ей прыгать и кружиться в этом вихре удовольствий, но так, что она всегда ощущала его сильную, властную руку, и, что греха таить, побаивалась.

   Такова была виконтесса Буа-д'Ардон, ее родственница барона Брюле-Фаверлея.

   Сидя в маленькой гостиной, она рассматривала туалет, только что присланный от Ван-Клопена. Она собиралась надеть его после возвращения из оперы, чтобы поехать на бал к австрийскому посланнику. При виде барона она захлопала в ладоши. Она очень любила кузена. В детстве они вместе целыми месяцами гостили у дяди - барона Фаверлея.

   - Ах, это вы, Гонтран! - закричала она, так как они привыкли называть друг друга по имени. - В такой час? Что с вами? У вас такой расстроенный вид!...

   - Я очень обеспокоен. Дело в том, что, как я узнал, мадемуазель Мюсидан опасно больна!

   - Боже мой! Представляю, каково вам! Но что же с бедняжкой?

   - Я затем и приехал к вам. Клотильда, дорогая, пошлите, пожалуйста, кого-нибудь узнать, что там случилось...

   Виконтесса широко открыла свои огромные глаза.

   - Вы шутите? Что же мешает сделать это вам самому?

   - Я не могу. И, ради Бога, не спрашивайте у меня, почему. Иначе я вам вынужден буду солгать. И, умоляю, сделайте так, чтобы Мюсидан не узнал, что это делается по моей просьбе.

   Виконтессу съедало любопытство. Но тем не менее она промолчала.

   - Пусть будет так, как вы хотите. Но мне кажется, что лучше уж самой мне отправиться туда. Дайте мне только пообедать. Муж терпеть не может сидеть за столом один.

   - Весьма благодарен. Итак, я возвращаюсь к себе в надежде сегодня же получить от вас ответ.

   - К себе? Нет, нет и нет! Вы пообедаете вместе с нами!

   - Это невозможно. Я не один. В карете меня ожидает товарищ.

   По тону барона виконтесса поняла, что настаивать бесполезно. А потому заявила, что уж в другой раз она его не выпустит.

   - Сегодня вечером вы получите от меня записку, а сейчас можете отправляться к своему противному товарищу!

   Брюле крепко сжал ее маленькую ручку и бросился к карете.

   - Ну, что? - воскликнул Андре, едва завидя его.

   - Терпение, - отвечал барон. Мы получим от нее ответ сегодня же. Но о болезни Сабины ей ничего не известно, что само по себе - добрый знак.

   - Господи! - простонал Андре так, будто ему предстояло ждать не часы, а века.

   - Согласен, что не так срочно, как хотелось бы, но что делать? Я надеюсь, вы не откажетесь побыть со мной, пока нам принесут ответ. Отобедаем вместе...

   Андре молча кивнул головой. Ему сейчас все было безразлично. Где быть, с кем, все это сейчас не имело значения.

   Когда барон появился у подъезда опять в сопровождении этого блузника, прислуга пришла в смятение.

   Увидев же их за одним столом, да еще после того, как барон выгнал всех из столовой, они решили, что их господин сошел с ума.

   Сами они так и не смогли есть. Разговор, едва начавшись, прервался. Положение обоих было таким тягостным, что они даже не замечали всех странностей ситуации и реакции на них окружающих.

   После обеда Андре уселся на стул в уголке. Он не сводил глаз с часов.

   Барон расположился у камина, яростно ворочая в нем уголья.

   К десяти чесам в передней послышался шорох шелкового платья, и в двери, как вихрь, ворвалась виконтесса Буа-д'Ардон.

   Приход ее в такое время был более, чем странен, но для нее не существовало странностей.

   - Послушайте, Гонтран! - начала она своим звонким голосом, - я приехала к вам только потому, что не могла не сказать, что вы недостойны имени честного человека по отношению к Сабине!

   - Клотильда!

   - Молчите! Вы изверг! Теперь я понимаю, почему вы не смели поехать сами... Вы отлично знали, как будет воспринято ваше письмо!

   Брюле с улыбкой обернулся к Андре.

   - Видите, я был прав, - грустно заметил он.

   Увидев незнакомого человека, виконтесса смутилась.

   - Как? Вы не один? - вскрикнула она, - я предполагала, что тут никого нет...

   - Предполагайте то же самое, - серьезно проговорил барон, - этот человек из числа друзей, от которых я не имею тайн.

   Взяв за руку Андре, он подвел его к виконтессе.

   - Дорогая Клотильда, позволь рекомендовать тебе господина Андре, художника и наверняка будущую знаменитость.

   Андре поклонился виконтессе, которая была до того растеряна, что решительно не знала, что предпринять. Его костюм, ситуация, сама эта встреча - все приводило ее в недоумение.

   - Итак, нас не обманули, - делая ударение на слове "нас", - поспешил начать Брюле, - мадемуазель Мюсидан действительно больна...

   - Увы, очень опасно!

   - Вы ее видели?

   - Конечно! И это все - последствия вашего отказа! Бедная Сабина! Она даже не узнала меня. Глаза воспаленные, ни одного движения, ни одного слова за целые сутки! Ее можно принять за мертвую, если бы не слезы!

   Андре не выдержал и закрыл лицо руками.

   - Она не встанет! Я чувствую, она не встанет!

   Он задыхался от слез.

   Взрыв этого горя тронул даже, эту беззаботную и ветреную женщину.

   - Право, сударь, - с участием обернулась она к нему, - вы преувеличиваете! Я просто еще не успела всего рассказать. Доктора находят, что положение тяжелое только с виду. Но фактически это не опасно. Это бывает с чересчур нервными девицами после какого-нибудь нервного потрясения.

   - Но что же с ней произошло? - допытывался Андре.

   Мадам Буа-д'Ардон вместо ответа с негодованием посмотрела на кузена. И в то же время она с любопытством взглянула на Андре. Она никак не могла понять, кто это такой и почему так трагично воспринимает все, что происходит с Сабиной.

   - В принципе, мне никто не говорил, что ее болезнь вызвана размолвкой вот с ним, - погрозила она пальцем барону, - это мое предположение...

   - Нет, - вскинулся барон, - этого не может быть!

   - Однако...

   - В этом я совершенно уверен. Потому я и обеспокоен. Отчего могла произойти такая болезнь? Вы не спрашивали? Вам ни о чем не говорили?

   - Меня сильно насторожило то, что если Сабина выглядит полумертвой, то Октав с женой выглядят не лучше. Они обмениваются такими взглядами, что мне, глядя на них, стало страшно. У меня такое впечатление, что там явно что-то случилось...

   Барон нетерпеливо смотрел на хорошенькую болтунью.

   - Что они ответили на ваш вопрос о Сабине?

   - Мать рассказывала, что все утро Сабина была чем-то очень взволнована...

   - Мы знаем, чем она была взволнована! Что дальше? - торопил барон.

   - Знаете! Ну, тогда я могу передать только то, что услышала дальше. После обеда она пришла к себе в комнату и упала на руки Модесты, это ее горничная. В бреду бормотала какие-то бессвязные слова, а потом упала в обморок, из которого ее никак не могут вывести...

   Андре смотрел на виконтессу так, будто от ее слов зависела его жизнь.

   Барон владел собой лучше. Он тщательно вслушивался в слова, пытаясь понять, что же произошло на самом деле.

   - И это все? - спросил он.

   - Конечно...

   - Честное слово?

   Молодая женщина опустила глаза.

   - Послушайте, Клотильда! Я вас знаю намного лучше других. Свет считает вас ветреной и легкомысленной. Но я-то знаю, что вы всего-навсего беззаботны. И я глубоко уверен в том, что вы добры и благородны...

   Виконтесса подняла голову.

   - Что же на самом деле кроется за вашими комплиментами? - смеясь, спросила она.

   - Кузина! Я же вижу, что вы не вполне искренни! Вы что-то узнали. И если вы поделитесь своим секретом, мы поделимся своим! Вы вполне достойны узнать его...

   - Благодарю вас, Гонтран. Благодарю, вы действительно хорошо меня знаете.

   Но Андре подошел к графу и еле слышно спросил:

   - Вы не боитесь, что раскрыв нашу тайну...

   - Моя честь настолько в этом деле связана с вашей, что вам нечего опасаться.

   И, повернувшись к виконтессе, настойчиво повторил:

   - Смелее, кузина!

   - Насколько я вас знаю, вы никогда не причините зла невинному человеку, поэтому я могу говорить смело. Модеста сказала мне, что после вас к графу приезжал барон Кленшан.

   - Этот старый сумасброд?

   - Именно он. Они с Октавом так кричали друг на друга, что старика в карету пришлось потом нести на руках. После его ухода Октав устроил графине такую сцену, что во всем доме стекла тряслись. Как раз в то время Сабина вернулась в комнату. Модеста подозревает, что она узнала что-то очень неприятное...

   Это сообщение вполне совпадало с подозрением Брюле.

   Он, в свою очередь, объяснил Клотильде, кто такой Андре и в чем состоит его, барона Брюле-Фаверлея, роль в этой истории.

   Виконтесса была в восторге от столь романтической и благородной истории.

   Как только рассказ был окончен, она протянула барону руку.

   - Простите меня, Гонтран, за те несправедливые упреки... Зато теперь я всецело на вашей стороне и готова помогать вам во всем!

   - Но, зачем вам это? - грустно спросил Андре.

   - Как это-зачем? - возмутился Гонтран. - Раз уж я отказался от брака с Сабиной, так это только ради вашего счастья, а совсем не для того, чтобы она попала в беду! Прежде всего мы должны узнать, что именно так потрясло Сабину в разговоре родителей. И Клотильда, безусловно, нам в этом поможет.

   - Это будет нелегко! - произнесла виконтесса.

   - Лишь бы вы, милая, были с нами заодно!

   Виконтесса была очень довольна. Роль покровительницы влюбленных льстила ей.

   - С Сабиной нельзя хитрить, - продолжал барон, - пусть Андре напишет ей письмо с предложением выйти за него замуж. Ей сразу же станет лучше.

   - Ну, мой милый кузен, - насмешливо проговорила виконтесса, - ваш план никуда не годится!

   - Вы действительно так считаете?

   - Пусть Андре нас рассудит.

   - Мне кажется, виконтесса права. Как мы смеем предпринимать что-либо без согласия самой Сабины? Единственное, о чем я бы хотел попросить виконтессу, чтобы она передала Модесте, что завтра я буду ее ждать около двенадцати часов на углу улицы Матиньон. Мне будет вполне удобно держать связь с Сабиной через нее.

   - Согласна, - отозвалась виконтесса, - завтра утром я передам вашу просьбу.

   Она взглянула на часы и всплеснула руками.

   - Мне уже надо быть у австрийского посланника, а я еще не одета!

   Кокетливо накинув шаль, она заторопилась.

   - До завтра, до завтра! По дороге в лес я к вам заеду!

   Успокоенные ею барон и Андре еще долго сидели у камина. Барон предложил ему свой экипаж, чтобы добраться домой, но Андре отказался, попросив его дать набросить что-нибудь сверху, так как впопыхах забыл свое пальто.

   - Завтра я увижу Модесту, и она расскажет, что там случилось, - думал он.

   Виконтесса сдержала свое обещание. К двенадцати часам Модеста ждала его. К сожалению, ничего нового он не узнал, так как Сабина все еще не пришла в себя. А Модеста знала только то, что передала виконтесса.

   Еще два дня Сабина не приходила в себя. Эти два дня Андре фактически провел у барона Брюле-Фаверлея.

   Наконец, на третий день Модеста сообщила, что Сабина очнулась, но у нее сильнейшая нервная горячка.

   Модеста и Андре так были заняты разговором, что совершенно не обратили внимания на Флористана, который как раз отправлял письмо господину Маскаро.

   Андре до того потерял голову, что барон Фаверлей вынужден был провожать его до дома.

   Наконец, как-то вечером, прийдя по обыкновению на свидание с Модестой, они увидели ее бегущей к ним навстречу. Она кричала:

   - Уснула, уснула! Доктора сказали, что она спасена!

   У Андре все поплыло перед глазами. И он обязательно бы грохнулся прямо на мостовую, если бы не сильная рука барона. Тот буквально дотащил его до ближайшей скамейки.

   Всю эту сцену с живейшим интересом наблюдали Маскаро и Флористан.

   - Так этот длинный дылда и есть любовник твоей молодой госпожи? - спросил Маскаро.

   - Я же вам говорил...

   - Послушай, Флористан, ты знаешь, я хорошо плачу за услуги. Мне нужно знать его имя...

   Флористан ухмыльнулся.

   - Еще три дня назад я выследил его. Он художник. Зовут его Андре. Живет на улице Оверн, на четвертом этаже.

   Маскаро сравнил то, что ему сказал Флористан и то, что он узнал от кухарки, служившей у Розы... Получалось, что Андре знал прошлое и Розы и Поля. Значит, он мог стать опасным свидетелем. Тантен тоже докладывал ему об Андре...

   Маскаро стал наблюдать за художником.

   Молодой человек пришел в себя и с жаром что-то доказывал Модесте.

   - А кто это с ним? - обратился Маскаро к Флористану.

   - Как, кто? Вы разве не знакомы? Это барон Брюле-Фаверлей!

   - Тот самый, что должен был жениться на твоей госпоже? Силы небесные! Так они что, друзья?

   Для того, чтобы вывести из себя Маскаро, нужно было что-то сверхъестественное. Но сейчас он был испуган и изумлен.

   Чем больше он наблюдал за этой группой на углу улицы Матиньон, тем пасмурнее становилось его лицо. Было ясно, что Андре и барон - друзья.

   - Быстро, однако, Брюле утешился после отказа, - заметил Маскаро.

   - Да кто ему отказывал? - удивился Флористан. - Это он сам отказался еще четыре дня тому назад! Я просто забыл вам сообщить об этом!

   На этот раз Маскаро даже не нашелся что ответить.

   Он молча сжимал кулаки, и в голове его билась одна мысль:

   - Он стал мне поперек дороги. Ну, погоди же... Тем хуже для него...

    

    

   Доктор Ортебиз давным-давно перестал спорить с Маскаро. Он привык подчиняться Маскаро и считал, что так и должно быть.

   Маскаро приказал ему не спускать глаз с Поля. Свозив его к Мартен-Ригалу пообедать, он на обратном пути привез Поля к себе, предложил переночевать у него, вместе скоротать время.

   Утром доктор встал часов в одиннадцать и уже предвкушал роскошный завтрак, который их ожидал, как слуга доложил, что пришел дядюшка Тантен.

   Поль покраснел от злости и выскочил в приемную к старику.

   - А-а, наконец-то я смогу с вами посчитаться! - закричал он.

   - Посчитаться? - удивился тот.

   - Не станете же вы утверждать, что не по вашей вине эта сумасшедшая Лупиас посчитала меня вором?!

   Тантен пожал плечами, а Ортебиз расхохотался.

   Поль смутился. Он понял, что теперь, когда он стал своим человеком в этой милой кампании, его выходка была явно неуместна. Он отвернулся и замолчал.

   - Даже если мой приход вам и не по вкусу, то я должен сообщить, что меня прислал патрон, - заговорил Тантен.

   - Значит есть новости? - спросил Ортебиз.

   - Мадемуазель Мюсидан лучше, маркиз Круазеноа может приступать к выполнению своих намерений, но появилось обстоятельство, заставляющее ускорить наши действия.

   Да, еще... Патрон просит Поля не покидать вас. Взять свои вещи из гостиницы и перебраться пока к вам.

   При этом доктор скривился. Тантен, заметив это, поспешно добавил:

   - Разумеется, на время. Мне приказано подобрать ему квартирку и меблировать ее соответственно. Чтобы молодому человеку можно было жить в ней, не компрометируя себя.

   Поль не подал виду, что это предложение доставило ему удовольствие. Иметь свою квартиру, свою обстановку!...

   - Надеюсь, дорогой Тантен, вы выполнили все поручения? Садитесь с нами завтракать, - предложил доктор.

   Но старик покачал головой.

   - Спасибо, но я уже позавтракал. А дело герцога Шандоса не терпит... Мне необходимо увидеть Перпиньяна.

   Незаметно для Поля он сделал знак Ортебизу выйти. В передней он тихонько сказал ему:

   - Не спускай глаз с этого молодчика. Завтра я сменю тебя. И главное, продолжай его накручивать.

   - Будь спокоен, все будет в порядке.

   Перпиньян, к которому так спешил Тантен, был довольно популярен в Париже.

   При рождении он получил имя Исидора Крошто. Но почему-то присоединил к нему название города, в котором родился. В сорок пять лет, будучи главным поваром довольно большого ресторана, он был пойман на мошенничестве и осужден на три года.

   Сидя в тюрьме, он не терял время попусту, и обдумал план, который на воле привел в исполнение.

   Через неделю после возвращения из тюрьмы, он дал объявления во все дешевые газеты и листки Парижа:

   "Справки, розыски и наблюдения! Каждому хоть один раз в жизни, необходим свой агент для секретных поручений! Розыск должников, скрывающихся от кредиторов! Сведения о сыновьях, проматывающих ваше состояние! Получение сведений о членах вашей семьи! Все, кому требуется такой агент, могут обратиться к господину Перпиньяну, имеющему достаточный жизненный и юридический опыт!"

   Таким образом, он открыл частное бюро. Главным занятием его было сообщение сведений ревнивым мужьям.

   Предприятие это оказалось выгодным, и к концу первого года у него было на службе уже восемь человек, набранных из всевозможного сброда.

   Будучи человеком свободным от всякой нравственности, он, получив заказ от какого-нибудь мужа на слежку за женой, первым делом шел к ней и объявлял:

   - Мне предлагают кругленькую сумму, чтобы я собрал компрометирующие вас доказательства. Сколько вы мне заплатите, чтобы я дал сведения в вашу пользу?

   Немудрено, что пути Перпиньяна и Маскаро часто переплетались.

   Правда, служащие Маскаро, будучи выше уровнем, легко переигрывали Перпиньяна.

   Маскаро подозревал, что у того есть и другие источники дохода. Очень уж он сорил деньгами и любил драгоценные украшения.

   - Перпиньян обычный мошенник, - рассуждал сам с собой Тантен, - если бы не боязнь каторги, он бы грабил на дорогах. Знакомство с ним весьма компрометирует человека, а Катен обратился к нему за помощью. Надо будет обоих привести к повиновению...

   Дойдя до нужного дома, Тантен позвонил в дверь. Ему открыла необыкновенно толстая женщина, очень грязно одетая.

   - Месье Перпиньян...

   - Его нет дома.

   - А когда он будет?

   - Не знаю. Думаю, не раньше вечера.

   - Это я и сам знаю. Но, может, вы подскажете, где я смогу увидеть его раньше?

   - Он мне не докладывает, куда идет. Но если вы хотите обратиться в агентство...

   - Может, он на фабрике?

   - Вам и это известно?

   - Конечно. Он там?

   - Возможно.

   - Спасибо, побегу...

   И, поклонившись хозяйке, он ушел.

   - Нечего сказать, очень приятно в моем возрасте отмахать целую милю! Правда, сооблазнительно застать его врасплох. Спеши, Тантен!

   Едва не сломав себе шею, обходя какие-то развалины трущоб, он вышел на улицу де Алуэт и, глубоко вдохнув, с удовольствием сказал:

   - Здесь!

   Он стоял перед трехэтажным домом. Двор был завален мусором. Забор наполовину сгнил. Дом казался необитаемым. Место было подозрительным настолько, что даже опытный и бесстрашный Тантен задумался.

   Заблеяла привязанная к забору коза. Тантен решил все-таки войти. Внутренний вид дома вполне соответствовал его мрачной наружности.

   Перед очагом стояла отвратительная грязная мегера. Лицо ее явно свидетельствовало об употреблении горячительных напитков в количестве, явно превышающем ее возможности. В руке ее была палка, которой она мешала угли. На очаге кипел горшок с какой-то снедью.

   Тут же, возле очага, стояла железная кровать, на которой лежал худенький ребенок лет десяти. Ребенок был болен и стонал. Личико его резко выделялось среди грязных лохмотьев своей бледностью. Глаза горели лихорадочным огнем.

   - Больно, больно... - плакал ребенок.

   Старуха грозила ему палкой.

   - Надо было больше приносить, тогда бы не били, - прошипела она.

   - Отведите меня к маме, - плакал ребенок, - зачем вы меня забрали...

   Тантен предупреждающе кашлянул.

   - Кого вам? - зло крикнула она.

   - Хозяина. Я хотел бы знать, когда он придет.

   - Да почем я знаю! Это зависит только от него! Если вы по делу, обратитесь к Полюшу!

   - Это кто такой?

   - Учитель, - объяснила она.

   - Где мне его найти?

   - О, Господи! Наверху, в консерватории, - и глянув на кипящий горшок, грязно выругалась.

   Тантен отправился искать лестницу, ведущую в "консерваторию". Одно название приводило в недоумение и вызывало смех.

   Вскоре он нашел лестницу. Правда, безопасно по ней могли бы ходить только кошки. Старик сплюнул и пошел, старательно балансируя.

   Чем выше он поднимался, тем явственнее слышались какие-то странные звуки. Скорее всего это походило на кошачий концерт или скрип несмазанной телеги.

   Поднявшись, наконец, наверх, Тантен остановился перед дверью, висевшей на одной петле. Отворив ее, он очутился в комнате, которую старуха именовала "консерваторией". Громадный зал с пятью окнами. В трех стекла еще были. Два других были заколочены досками. Никакой мебели, кроме одного стула, на котором лежал хлыст, в комнате не было. Здесь стоял отвратительный запах.

   Тантен увидел больше двух десятков детей. Страшно худые и оборванные, в возрасте от семи до двенадцати лет, забитые, запуганные, в лохмотьях, едва прикрывавших тело. Несчастные дети держали в руках жалкие подобия инструментов - скрипок, флейт, кларнетов...

   Посередине зала стоял человек лет тридцати, длинный, худой и уродливый. Одет он был в шинель оливкового цвета и держал в руках скрипку.

   Это и был Полюш, учитель музыки.

   - Внимательно слушайте, - кричал он этой оборванной шеренге маленьких страдальцев, - и повторяйте за мной! Тебе начинать, Асканио!... Ну, все за мной!

   И он запел, аккомпанируя себе на скрипке.

   - Проклятие! - заорал он вдруг, - сколько раз говорил я тебе, чертенок...

   Но чертенок указывал учителю грязным пальцем на постороннего в зале.

   Быстро обернувшись назад, Полюш нос к носу столкнулся с Тантеном.

   - Что вам нужно? Кого вы ищете? - спросил он довольно смущенно.

   - Успокойтесь и продолжайте занятия. Мне нужен ваш хозяин. Я - один из его друзей. Мне надо ему кое-что передать по делу...

   Полюш облегченно вздохнул.

   - Присядьте, сударь, - обратился он к Тантену, придвигая ему единственный стул. - Хозяин скоро будет.

   Но Тантен решительно отказался от стула и сказал, что он с удовольствием послушает урок стоя.

   - О, - живо отозвался учитель, - урок уже закончен! Теперь старая Бютор даст перекусить моим пострелятам...

   И, обернувшись к своей оборванной армии, закричал:

   - Кладите инструменты и марш завтракать!

   Дети кинулись к лестнице. Они надеялись, что занятый беседой учитель забудет о наказанных.

   Но тот крикнул во все горло:

   - Тетушка Бютор! Мореля не кормить! Ревулье - только полпорции!

   Отдав эти приказания, он с чувством выполненного долга повернулся лицом к гостю.

   - Я на сегодня свободен, - объявил он. - Беда с этими иностранцами! Приходится наказывать. А их с некоторого времени стали приводить все чаще. Хозяин считает, что они обходятся дешевле.

   Хорош, что лицо Тантена наполовину было скрыто очками, иначе было бы заметно, как он был изумлен.

   Эта отрасль "промышленности", построенная на страданиях детей, была для него новостью.

   - Представляю, как вам тяжело, - обратился он к учителю.

   - Одному Богу известно, - пожаловался учитель. - Патрон требует, чтобы я обучал их без нот, с голоса, как чижиков!

   Тантен слушал со все возраставшим любопытством.

   - Представьте! Приводят к вам оцепеневшего от страха, голодного ребенка, который в жизни не видел инструмента, а патрон требует, чтобы через две недели он уже что-то пиликал! Вот и приходится прибегать к помощи этого, - указал учитель на хлыст.

   Тантен задумался. За свою жизнь он немало перевидал всякого, но то, что он увидел здесь, ему явно не нравилось.

   - Вы думаете, я не понимаю, что здесь делается, - продолжал учитель, - да, все я понимаю! Но что мне оставалось? В Париже нет ни одного театра, где бы не лежали мои оперы, а я умирал с голоду! Да еще моя наружность... А он платит мне ежедневно пять франков да еще два су за каждого ученика...

   Тут он вдруг замолчал, прислушался и испуганно произнес:

   - Идет! Я знаю его шаги. Если вам надо с ним переговорить, так спуститесь вниз. Он сюда не поднимается, боится лестницы...

    

    

   Достаточно было взглянуть на Перпиньяна один раз, чтобы испытывать крайнее отвращение. Маленького роста, толстый, с лицом красно-синего цвета, с отвисшей нижней губой, с вульгарной физиономией и наглым, циничным взглядом.

   Узнав Тантена, которого он не раз видел с Маскаро, Перпиньян пришел в смятение.

   - Дьяволы! И как только они разнюхали, - пронеслось у него в голове.

   Вслух же он сказал:

   - Я в восторге, дорогой Тантен, что вижу вас у себя! Чем могу быть полезен? Не просто так же вы забрались сюда!

   - О, не беспокойтесь, сущие пустяки...

   - Нет-нет, я очень уважаю и даже люблю господина Маскаро! Я был бы счастлив...

   Снизу слышались чьи-то рыдания.

   - Черт возьми! - заорал Перпиньян, - в чем дело?

   - Я оставил двоих без завтрака, - отозвался Полюш.

   - Что! Да как вы посмели?

   - Но вы же сами...

   - Сейчас же накормите детей!

   С этими словами хозяин взял Тантена за руку и увлек в небольшую комнату, которая служила конторой "фабрики бродячих артистов".

   В конторе стоял стол и три стула. Белая полка с канцелярскими принадлежностями была единственным украшением.

   Гость и хозяин уселись на стулья, и каждый стал размышлять, с чего бы начать.

   - Как вы меня разыскали? - начал Перпиньян.

   - О, совершенно случайно, - беспечно ответил Тантен. - я столько бегаю по городу, что вполне естественно, если время от времени и набредаю на что-нибудь интересное. К примеру, я даже узнал, совершенно случайно, конечно, что вы приняли меры предосторожности, чтобы ваше заведение не могло вас скомпрометировать.

   - Вы о чем?

   - Ну, хотя бы о том, что ваше предприятие зарегистрировано на имя мужа вашей экономки. В случае неприятностей вы исчезнете, растаете как дым, а добродушный Бютор будет отчитываться перед полицией. Знаете, как идея - это может быть и неплохо, но вот на практике...

   Подумав, он добавил:

   - Когда я говорю о "практике", то имею в виду, что до тех пор, пока у вас нет умного врага - вы в безопасности.

   Бывший повар был достаточно умен, чтобы понять, куда гнул Тантен.

   - Тысяча чертей! - выругался он про себя. - они что-то пронюхали.

   Вслух он сказал совсем другое.

   - Ко мне все это не имеет никакого отношения. Моя совесть чиста. Сами понимаете, я с удовольствием имел бы другое дело, но средства мои ограничены. А в городе квартиры неудобны и дороги...

   - Настолько неудобны, - подхватил Тантен, - что вполне могло бы статься, что кто-нибудь из соседей мог услышать, как вы обращаетесь с детьми...

   Перпиньян сделал вид, что не понял.

   - Опять же журналисты. Пронюхав о моих занятиях, они бы не дали мне покоя. Можно подумать, что у меня такие уж барыши...

   - Ну, барыши у вас порядочные, - заметил Тантен.

   - Разумеется, мне хватает на жизнь, но посчитайте, какие расходы!

   - Скажите на милость!

   Тон посетителя, наконец, вывел хозяина из себя.

   - Черт возьми, - заорал он, - если вы считаете, что это так выгодно, так почему вы с Маскаро не займетесь? Сразу узнаете, чего стоит добыть этих пострелят! Нужно ехать в Италию! Сманить! Рискуя, контрабандой вывезти сюда! Половина их в дороге заболеет! А теперь можете посмотреть на того чертенка на кухне, который изволит болеть, вместо того, чтобы приносить те самые барыши!

   Перпиньян остановился, чтобы перевести дух. Он уже пожалел о своей горячности, понял, что хватил через край.

   - Ну, и сколько же у вас таких? - невозмутимо продолжал спрашивать Тантен.

   - От сорока до пятидесяти.

   - Гм, неплохо, вы играете по-крупному. Если считать, что каждый из них должен в день принести три франка, получается совсем неплохо!

   - Вы всерьез считаете, что они каждый день мне столько приносят?

   - Даже и не сомневаюсь. А если кто из них не сможет выплакать нужную сумму, то у вас есть способ объяснить ему, что он должен сделать завтра...

   - Что вы хотите этим сказать? - забеспокоился бывший повар.

   - Ровным счетом ничего обидного для вас. Я хотел вас только спросить, читаете ли вы иногда "Судебный Вестник"? Если нет - то напрасно. Он очень нехорошо относится к таким, как вы. Например, недавно один хозяин таких же, как у вас, учеников получил пять лет тюрьмы за жестокое обращение с ними. Только за жестокое обращение... - старик захихикал.

   Перпиньян из пунцового стал белым. Руки у него затряслись.

   - Чтоб меня поразила молния, если я понимаю, о чем речь! - крикнул он.

   Но испугать Тантена было трудно. Не повышая голоса, он продолжал с прежним хладнокровием.

   - Не понимаете? Сейчас я вам объясню. Например, вы остались недовольны кем-нибудь из своих маленьких невольников и в наказание заперли его в подвал, а сами отправились спать. Ночью в подвале лопнула труба. Вы приходите утром, чтобы выпустить маленького невольника, а вместо него вынимаете трупик, ребенок утонул...

   Перпиньян едва держался на ногах.

   - Дальше, - задыхаясь, произнес он, - дальше...

   - А дальше возникает вопрос... что делать с несчастным? Ну, не полицию же звать! Копай дыру, затолкай туда труп, много ли ему надо места? А за то, что никто не слышит и не видит, можно поручиться.

   Перпиньян ничего не ответил. Шатаясь, он дошел до двери, запер ее и остановился перед Тантеном.

   - Поистине вы слишком много знаете, сударь, - произнес он. Вид его был страшен. Но Тантен был спокоен и весел.

   - Это еще что, - продолжал он, - за это вам могут дать пять лет каторги, но я знаю нечто получше! Мне известно ваше путешествие в окрестности Нанси! Что вы скажете об этом?

   Тот