Габорио Эмиль - Рабы Парижа

рванулся и зарычал, как зверь, которого ранили.

   - Скажете ли вы, наконец, что вам от меня нужно?!

   - Небольшой услуги! Самой маленькой услуги...

   - В самом деле? Но если она так мала, так что заставляет вас говорить мне такие вещи?

   Вместо ответа старик пожал плечами.

   - Ну, что же, в таком случае я тоже найду, что вам сказать...

   - Не стесняйтесь, пожалуйста, - сказал Тантен.

   - Для того, чтобы говорить мне в лицо подобные вещи, сударь, вы должны были быть вдвое моложе, ясно?

   Что-то блестящее, острое сверкнуло в его руке.

   Но Тантен неуловимым кошачьим прыжком оказался рядом и схватил Перпиньяна за горло. Тот посинел. Одним рывком Тантен свалил его на пол. Потом достал из кармана ремень и туго стянул толстяка.

   - Неужели ты считал, что я не знаю, с кем имею дело? - обратился Тантен к лежащему. - Дурак, ты думал, со мной так легко справиться даже с помощью ножа? Да посмотри, если бы я хотел, тебя бы уже не было!

   С этими словами Тантен достал из кармана револьвер, сунул его под нос толстяку и снова спрятал.

   - Неужели ты мог подумать, что я пойду к тебе в вертеп, не предупредив никого из наших? Да если бы со мною что-то случилось, Маскаро поднял бы на ноги всю полицию вместе с прокуратурой. Ты Богу за меня молиться должен, болван! И не вздумай сопротивляться воле Маскаро. У него и так достаточно улик против тебя. Надеюсь, ты это понимаешь?

   - Твой Маскаро - дьявол! А с дьяволом, видимо, бороться бесполезно...

   - Я всегда знал, что ты дурак. Но не думал, что настолько. Ведь я пришел к тебе с предложением довольно выгодного дела. И если ты успокоился, мы можем поговорить с тобой по-приятельски.

   - Хороши приятели, выдавите из меня все, что сможете, и бросите...

   - Хватит чушь пороть! Давай-ка я тебя развяжу. Вот так... А теперь начнем разговор сначала. Первое - ты уже несколько дней следишь за Каролиной Шимель...

   - Кто? Я?!

   - Ты, ты. Не сам, конечно. Один из твоих бродяг, под именем Амброзио, хотя сам дьявол не дал бы ему такое имя. Ну, да мне известно и настоящее...

   - Ну, а если и так?

   - Будем говорить, что он прескверно исполняет свои обязанности. Он пьет по-черному. Два дня назад наши люди напоили его и все узнали, пусть скажет спасибо, что еще и доставили его сюда.

   - А, так это были ваши? Значит, и за Каролиной тоже ваши следят?

   - Какой ты догадливый!

   - Гм, ну, кто мог знать... Сам понимаешь, своя шкура мне дороже... - он явно тянул время.

   - Ладно, ладно. Ты мне не ответил: зачем тебе нужна Каролина?

   - По правде говоря, мне не хотелось бы говорить об этом. Девиз моего агентства "Скромность и глубокая тайна".

   Тантен дернулся на стуле.

   - Послушай! Ты, видимо, решил, что я пришел поиграть с тобой в карты?

   - Нет...

   - В таком случае, чего же ты мне говоришь глупости? Я ведь знаю даже, от кого ты получил это поручение.

   - Ты уверен?

   - Как в самом себе! Клиент был от адвоката Катена.

   Перпиньян был разбит наголову. Он пришел в ужас.

   - И после этого ты станешь меня убеждать, что ваш Маскаро не сам Сатана?

   Тантен поправил очки.

   - Если бы мы знали все, ты не был бы сейчас нужен. Ты должен объяснить, каковы отношения между клиентом и Катеном. В этом и заключается твоя услуга нам.

   - Да ради Бога, - вскричал обрадованный Перпиньян. Он ожидал чего-то похуже. - Три недели тому назад ко мне пришел адвокат Катен и спросил, смогу ли я разыскать одно лицо, следы которого давно потеряны. Я, конечно, ответил, что да, ибо в том и состоит моя специальность. "В таком случае, - говорит мне он, - будьте завтра к десяти часам дома, к вам придет человек, который сообщит все остальное".

   И, действительно, на другое утро приходит старик, бедно одетый, в ветхой шинели и поношенном платье. Но только тут такая неувязка, у старика под этой бедной одеждой - великолепное белоснежное белье, превосходная обувь и маленькие аристократические руки с очень ухоженными ногтями. Я предложил ему кресло, так как меня не интересовало, зачем ему нужна была эта комедия с переодеванием. И предложил изложить суть дела.

   - "Милостивый государь, - начал он, - двадцать четыре года тому назад, по независящим от меня обстоятельствам, я сдал в воспитательный дом ребенка от женщины, которую страстно любил. Ее уже нет в живых. Я стар. Мне хотелось бы отыскать этого ребенка. Тому, кто его отыщет, я предлагаю половину своего состояния, а я богат. Не можете ли вы мне сказать, насколько это выполнимо?"

   - Конечно, я стал заверять старика, что невыполнимых задач не бывает, но он перебил меня...

   - "Катен говорил мне о ваших способностях. Но дело в том, что в тринадцать лет он сбежал из воспитательного дома и больше о нем ничего не известно. Я даже не знаю - жив ли он".

   - Неразрешимых задач действительно нет, - засмеялся Тантен.

   Перпиньян подозрительно посмотрел на него. Ему пришла в голову мысль, что то же задание получил и Маскаро. И что тот уверен в успехе...

   - Я не могу соперничать с Маскаро, - добавил толстяк, - но кроме сведений, которые вы получите из воспитательного дома, я бы мог добавить еще кое-что. Старик обещал мне это.

   - И вы получили эти сведения?

   - Нет. Мне даже показалось, что старик пришел больше за советом, чем с предложением передать это дело в мои руки...

   Дело в том, что когда мы закончили разговор, он попросил дать ему ответ через Катена. Потом вручил мне пятьсот франков, сказав, что не хочет даром отнимать время.

   Больше мне действительно ничего не известно об отношениях этого старика с Катеном.

   Тантен видел, что на этот раз Перпиньян не врет.

   - И вас не заинтересовало, кто был ваш таинственный посетитель?

   - Я шел за ним до самого дома. Это был сам герцог Шандос.

   - Ну, это не является для меня тайной, - улыбнулся Тантен. - А вот какая связь тут с Каролиной Шимель, вы мне так и не сказали.

   Перпиньян насмешливо улыбнулся.

   - Неужели? Когда я столкнулся с этим делом, то, разумеется, занялся прислугой. Но оказалось, что самые старые слуги работают в замке не больше пятнадцати лет. А дело-то было двадцать четыре года тому назад! Я случайно услышал в одном из винных погребков о служанке, которая работала у герцога двадцать пять лет тому назад и до сих пор получает от него пенсию. Ею и оказалась Каролина Шимель.

   - Очень недурно. Но что же вы думали от нее узнать?

   - Ну... Я считал, что пенсию дают за какую-нибудь услугу. Возможно, ей были известны какие-нибудь подробности рождения этого "сына любви".

   - Предположение, не имеющее под собой никакого основания, - заметил Тантен.

   - Весьма вероятно, потому что герцога я у себя больше не видел.

   - Но Катен у вас был...

   - Даже три раза.

   - И сообщил вам номер дома, куда был доставлен малютка?

   - В том-то и дело, что нет! Когда я, в последний его визит, сказал, что попусту теряю время, то он сознался мне, что, видимо, вообще напрасно ввязался в это дело.

   Тантен превосходно понял, чья это была работа, но внешне он сделал вид, что разделяет досаду и удивление Перпиньяна.

   - Видите ли... Вероятнее всего, что герцог одумался. Он ведь не хуже нас с вами знает судьбу большинства из этих детей. Кто может поручиться, что наследник короны Шандосов не кончает своего образования в одной из тюрем?!

   Перпиньян понимал, что Тантен недалек от истины. Он прекрасно знал, до чего может довести ребенка отчаяние и одиночество.

   - А досадно, - продолжал он, - что дело сорвалось! Я уже и план действий выработал. Я подумал, что обойду все крупные и мелкие города,, все приюты, и буду рассказывать об особых приметах мальчугана. И, естественно, что кто-нибудь вспомнит его...

   Тантен рассмеялся. Такая идея была довольно забавна. Правда, она отдавала египетскими пирамидами, но иногда могла оказаться действенной.

   - Недурно придумано, - заметил он.

   - Наконец-то вы признали, что я не дурак! Мне вообще-то пришла в голову еще одна неплохая идея. Если я не найду настоящего сына герцога, то вполне можно подсунуть ему чужого. Надо только обставить дело похитрее и потуманнее.

   Тантен даже подскочил на стуле.

   - Мне кажется, это будет чересчур уж смело! - проговорил он.

   Перпиньян, заметив, какое впечатление произвело на Тантена его признание, решил, что Тантен в восторге от его ума.

   - Да, вы правы, дело довольно рискованное, - продолжал он, - и я решил забросить его.

   - Поди, испугались?

   - Я! Я испугался?! Вот это забавно!

   - В таком случае, почему же вы его оставили?

   - Почему? Ха! Рад бы в рай, да грехи не пускают. Значит, есть тому причины!

   - До сих пор я их не замечал.

   - Есть, Тантен, есть! Дело в том, что у ребенка есть особая примета, по которой его можно узнать из тысяч. Но приметы этой герцог мне не сказал.

   Узнав все, что его интересовало, дядюшка Тантен собрался уходить.

   - Мне весьма жаль, дорогой Перпиньян, что я нарушил ваше уединение. Я ошибся. Мы с вами охотимся не на одного зверя. А потому - удачи вам...

   Скажу вам откровенно: вряд ли вы найдете ребенка таким способом, но если вы поведете себя с герцогом правильно, то часть его кредитных билетов станет вашими. До свидания. Прошу простить...

   - Есть особые приметы, - бурчал он себе под нос. - А я и не подозревал об этом. И Катен промолчал. Каков разбойник!

    

    

   К любому новому человеку, появлявшемуся на небосклоне Маскаро, он сейчас же приставлял, на всякий случай, соглядатая. Не избежал этого и Андре.

   Едва он расстался с Модестой, как один из шпионов уже шел за ним по пятам.

   Шпионом был приятель Бомаршефа, Кандель. Весьма надежный малый. Он получил задание следить за Андре так, чтобы тот ни в коем случае не обнаружил слежку. Правда, эта предосторожность была пока излишней.

   Андре так был погружен в мысли о Сабине, так радовался, что ей наконец-то лучше, что не видел и не слышал ничего вокруг себя. Никогда еще его надежды не казались столь осуществимыми, как сейчас. У него появились друзья: барон Брюле и виконтесса Буа-д' Ардон!

   Он ни минуты не сомневался в благожелательности и благородстве барона.

   Теперь, когда жизнь улыбнулась ему, он решил работать с удвоенной энергией, чтобы наверстать упущенное.

   Ему надо было систематизировать рисунки лепных работ, которые он взялся сделать для великолепного нового дворца старика Ганделю. Он взялся за оформительские работы во всем здании от верха до низа.

   Поднявшись на другой день рано утром и взглянув лишь одним глазом на портрет Сабины, он засел за свои картоны. К десяти часам он должен был отнести их заказчику, отцу известного нам Гастона Ганделю.

   Закончив работу, Андре вышел из дому.

   Знаменитый подрядчик (отец пустоголового и жалкого Гастона Ганделю) жил на роскошной улице Шоссе-д' Антен, неподалеку от прелестного здания театра Парижской комедии, выстроенного им же.

   Когда Андре вошел в переднюю респектабельного дома, навстречу ему вышел прилично одетый слуга и, извинившись, спросил:

   - Не могли бы вы избрать другое время для посещения? Дело в том, что он в таком состоянии, что... За все пять лет, которые я прослужил в этом доме, я впервые такое вижу! Он переломал в кабинете половину мебели. И все это началось после ухода его адвоката, Катена!

   - Ко мне это не относится, - улыбнулся Андре, - прошу вас - доложите.

   Слуга нерешительно отправился к господину, а Андре остался в приемной.

   Из кабинета доносились крики и проклятия, голос был далеко еще не старческий...

   - А, это вы?... Берите кресло, если еще осталось целое, и садитесь! Вы мне нравитесь, - серьезно продолжал старик, - у вас хорошая голова, доброе сердце и вы никогда не скучаете на работе. И самое главное, вы всего добились сами!

   - Это не совсем так. Ваш друг и мой покровитель, господин Лантье, был первым, кого я встретил в Париже и кто сделал мне так много добра...

   - Может быть. Лантье хороший человек. Но, если бы в вас ничего не было заложено, то и доброе семя не принесло бы никаких плодов.

   Андре не мог понять, что стряслось с этим весьма достойным человеком.

   - Ведь вот вышел же из вас такой прекрасный человек, что, клянусь, если бы у меня была дочь, я не желал бы лучшего зятя! Но, что поделаешь, - с горечью продолжал он, - у меня нет дочери. И мне не на кого рассчитывать, кроме самого себя...

   Андре все еще ничего не мог понять.

   Старику Ганделю никто не давал больше пятидесяти лет, хотя на самом деле ему было уже около семидесяти. Высокий, мощный, с массивными, крепкими руками... Казалось, что он тоскует по блузе мастерового, которую он носил в молодости. Этому человеку было чем гордиться. Он составил свое трехмиллионное состояние, ничем и никак не замарав себя.

   - Да, - продолжал он, - не на кого! А между тем, ведь у меня есть сын.

   Лицо его исказилось.

   - Вы знаете моего сына?

   Вот теперь Андре все понял. Он вспомнил обед у Розы, обезьяньи ухватки Ганделю-младшего, и искренне пожалел старика.

   - Да... я имел честь раза два быть в его обществе... Месье Гастон...

   Старик вздрогнул.

   - Ради Бога, неужели вы думаете, что я мог дать своему сыну такое имя?! Я окрестил его Пьером! В честь его деда, простого землекопа. Но этот болван стыдится носить это имя честного человека. Ему, видите ли, надо что-то типа конфеты! "Гастон" - звучит, как банка из под помады! Если бы только это! Он заказал себе визитные карточки. Он теперь - маркиз де Ганделю. Маркиз!!! Сын того самого Ганделю, у которого мозоли на спине еще не сошли от ящиков с кирпичами и известкой! Хорош "де"!...

   - Ну, это еще не преступление, - заметил Андре, желая утешить старика, - молодые люди любят подчас щегольнуть...

   Но старый Ганделю считал, что такие вещи задевают его честь.

   - Получается, что он стыдится своего отца! Меня, который обожает его. Ведь я ни разу, с самого детства, не сказал ему "нет". Ему милее общество плутов и пропащих женщин, которые его обирают и над ним же смеются! Идиот! Он ведь не понимает, что вся эта сволочь поклоняется не ему, а моему карману! А он считает, что его достоинствам! Скажите на милость: каким таким достоинствам?!

   Андре чувствовал себя очень неловко.

   - Человеку нет еще двадцати лет, а на кого он похож? Истаскан, лыс, ни на что не годится. Стоять прямо не может! Если бы я не знал его мать (бедная покойница!), я бы усомнился: мое ли это дитя?!

   И чего ему нужно? Полторы тысячи франков он получает от меня ежемесячно "на сигары". И при этом каждому встречному-поперечному толкует, что его отец-скряга и жмот, у которого каждый грош надо вырывать!

   Вдруг старик замолчал и прислушался. Лицо его нервно подергивалось.

   Андре тоже прислушался. Но тут дверь отворилась, и на пороге возник пестрый, надушенный и напомаженный юный Ганделю, по обыкновению очень довольный собой.

   Старик вздрогнул и пошатнулся.

   Но юный шалопай, ничего не замечая и даже не сняв шляпы, развязно произнес:

   - Здравствуй, папа, как ты сегодня чувствуешь себя?

   Несчастный отец задрожал сильнее.

   - Прочь от меня, - закричал он, - не подходи ко мне!

   Тот остановился, повернулся на каблуках и развязно заявил:

   - А, вы опять в дурном настроении...

   Подрядчик схватил трость и взмахнул ею.

   Андре бросился между ними. Но старик уже овладел собой. Отбросив трость в угол, он холодно произнес:

   - Не пугайтесь, я еще не сошел с ума.

   Гастон явно струсил, но, пытаясь сохранить достоинство, заявил:

   - Что все это значит? Хочу вам заметить, что я вовсе не желаю этих театральных сцен. Здесь не водевиль...

   Он не успел окончить. Андре сжал его руку и прошептал ему в самое ухо:

   - Молчите! Ни слова больше!

   Но идиоту-сыну такой совет пришелся не по нраву.

   - Чего он вечно придирается ко мне? Хорошо вам говорить "молчите". Он же не молчит!

   - Не молчу, потому что должен я когда-нибудь облегчить душу, - с горечью произнес старик. - Послушайте, Андре, вы поймете мои страдания. Этот несчастный, который был моей гордостью, моим счастьем, способен держать пари на мою смерть!

   - Ну, это уж слишком, - вскричал шалопай, стараясь казаться возмущенным. - Это черт знает что такое!

   Отец презрительно обернулся.

   - Может, вы скажете, что это неправда? На прошлой неделе вы объявили, что с минуты на минуту я должен умереть, и под это пари старались занять сто тысяч франков! Жалкое существо! Имей хотя бы твердость выслушать перечень своих пороков и преступлений!

   - Однако, папа...

   - Молчи! Катен - мой друг, и он не станет мне врать. Он только что был здесь. Жаль только, что я слишком поздно все это узнал!

   Затем он повернулся к Андре и продолжил свою мучительную исповедь.

   - На прошлой неделе я довольно серьезно заболел. Насколько серьезно, что решил составить завещание. Послал за адвокатом. Этой мой старый друг - Катен. А этот бандит ни на минуту, как и подобает хорошему сыну, не отходил от меня. Я про себя радовался... Значит, он меня любит! Если я умру, будет кому меня оплакать! Хорошо иметь сына!

   Увы! Я жестоко ошибался. Я только сегодня узнал, что ему нужна моя смерть, а не жизнь! Смерть, которая передаст в его руки мое состояние. Он ведь обещал своим кредиторам огромные проценты, если я проживу дольше! Если я выздоровею, он обещал уплатить не сто, а двести тысяч франков!

   Подрядчик остановился. Он задыхался от тяжести собственных слов...

   - Он подыскал даже врача, который засвидетельствовал его кредиторам мое тяжелое состояние, иначе ему не хотели верить.

   Бедный старик тяжело опустился в кресло.

   Андре подошел к нему.

   "Боже, - подумал он, - человек действительно может вынести все..."

   В то же время он подумал, что когда этот гордый старик придет в себя, вряд ли он простит себе, а заодно и ему, то, что он сейчас рассказал.

   Андре ошибался. Старик Ганделю считал, что перед человеком, которого он уважает, можно открыться.

   - И что же, - продолжал тот. - На зло всем: доктору, кредиторам, даже родному сыну, Бог поднял меня! Сделка не удалась! Мой сынок не получил обещанных ста тысяч франков!

   Закончив, оскорбленный, убитый горем, отец зарыдал.

   - И что тебе стоило, - обратился он к сыну, - накапать мне вместо двух, трех капель, десять. Это ведь яд. Тогда я бы мог не узнать то, что я теперь знаю. А при помощи мошенника-врача ты бы ускользнул от правосудия!

   Андре слушал старика, не сводя глаз с Ганделю-младшего. Но совершенно напрасно он надеялся обнаружить хотя бы следы раскаяния! Нет, Гастон казался раздосадованным, но отнюдь не печальным и раскаявшимся.

   - И, главное, ради чего все это делалось, - не унимался старик, - ради кого разваливается состояние, которое я наживал всю жизнь? Ради развратной девки, его любовницы, которой он присвоил титул "маркизы де Шантемиль". Маркиз Гастон, маркиза де Шантемиль! До стойная пара!

   На этот раз "маркиз" подскочил, как ужаленный.

   - Ну, этого я не потерплю, чтобы моя Зора...

   Отец нервно рассмеялся.

   - Скажи, пожалуйста! Ну, так обожди, пока тебе исполнится двадцать один год! А до тех пор я прикажу всех твоих маркиз и виконтесс посадить в тюрьму, чтобы они не связывались с несовершеннолетним!

   - Что? Нет, вы не сделаете этого! Папа, вы не сделаете...

   - Непременно сделаю. Спасибо, Катен объяснил мне все мои права. Вы - несовершеннолетний идиот, а ваша Зора - ловкая интриганка. Суд снизойдет к просьбе отца. А закон для таких особ ясен и неумолим. Я сам его только что читал.

   - Но, папа! Ради Бога!...

   - И не проси! Я долго терпел, но теперь вижу, надо положить конец этому безумству. Это уже не шалости, а преступление. Жалоба прокурору написана и сегодня же Катен подаст ее. Так что еще до наступления ночи ваша маркиза или виконтесса получит по заслугам!

   Последний удар оказался не по силам самозванному маркизу. Он побелел и разревелся, как ребенок.

   - Но, Зора - в тюрьме! Зора - под арестом! - всхлипывал он, захлебываясь слезами.

   - Вот именно. Сначала в полиции вместе с карманниками и пьяными воришками, а потом в Сен-Лазаре!

   Это оказалось слишком для жалкого потомка. Он закричал, забился на полу, выкрикивая:

   - Вы злоупотребляете своими родительскими правами! Так знайте, мы явимся в полицию, я с друзьями, назло вам и вашему Катену, и освищем вас обоих. Я сяду рядом с ней на скамью подсудимых. Накуплю ей бриллиантов, а когда дождусь совершеннолетия, все равно женюсь на ней. Что, взяли? Все журналы будут писать об этом! Мне это будет очень приятно!

   Отец медленно поднимался со своего места.

   В эту минуту Андре схватил юного негодяя за шиворот и вытолкал за дверь.

   - Зачем вы это сделали? - строго спросил старик. - Теперь он побежит к этой... предупредит ее, и она ускользнет от рук правосудия. Этого не должно случиться.

   - Не надо, успокойтесь, - говорил Андре, пытаясь его удержать.

   Но старик оттолкнул его и, шатаясь, вышел из кабинета.

   - Быть беде, - подумал Андре, ожидая развязки.

   Минут через десять старый Ганделю вернулся. Он стал спокойнее, но лицо его оставалось грустным.

   - Я запер его, а ключ отдал надежному слуге. К ней он теперь не попадет. Но мне от этого не легче. Ох, совсем не легче...

   - Надо проследить, чтобы он что-нибудь не сделал с собой, - обеспокоился Андре.

   Старик пожал плечами, губы его скривила жалкая улыбка.

   - Это он-то? - презрительно спросил он, - скорее от его пальто можно ждать решительного поступка, чем от него! Разве он мужчина? Посмотрите на него. Валяется на постели и льет слезы, Пора давно мне одуматься и, вместо того, чтобы потакать ему, взять его в жесткие руки. Завтра же соберу семейный совет и объявлю, чтобы никто не давал ему ни сантима! Пусть подумает над тем, что деньги в его возрасте пора зарабатывать. А его девку непременно посажу. Пусть хоть все журналы разом поднимают скандал!

   - Может быть, вы все-таки найдете другое средство... - заметил Андре.

   - Нет, другого средства быть не может. Надо научиться переносить скандалы и мнимые бесчестия, чтобы не прийти к настоящим. Не известно, с кем он связался, сам бы он до махинации с кредиторами не додумался бы.

   Любящий отец пытался найти оправдания своему непутевому сыну.

   - Пора, однако, заняться делом. Прошу вас, забудьте те неприятные минуты, которые я невольно заставил вас пережить. Идемте на стройку...

   Выходя, он оглянулся вокруг.

   - М-да, печальная картина. Все разбито вдребезги. А какая хорошая была мебель... Сколько труда в нее вложено. Видите, как нехорошо поддаваться своим эмоциям.

   Он обернулся и крепко пожал Андре руку.

   - Бог наградит вас. Сегодня вы спасли жизнь моему сыну, а следовательно и мне. Таких услуг я не забываю. Теперь займемся делом, которое нас ожидает. Но по дороге зайдем куда-нибудь перекусить...

   Андре с удовольствием принял предложение. Он гордился уважением этого простого, но глубоко честного человека.

   Прийдя на стройку, они застали там более дюжины молодых художников и скульпторов, но, против обыкновения, подрядчик не уделил им внимания. Все его мысли были на улице Шоссе-д' Антен, возле сына.

   Минут через пятнадцать он подошел к Андре.

   - Я, пожалуй, вернусь к себе, - проговорил он устало, - о деле поговорим завтра...

   И быстро ушел...

   Художники и рабочие переглянулись.

    

    

   Андре переоделся в рабочую одежду.

   Только он принялся за работу, как к нему подбежал один из учеников и сказал, что какой-то хорошо одетый господин непременно хочет его видеть.

   Андре с досадой оторвался от работы и сбежал вниз. Но вся его досада исчезла, как только он увидел барона Брюле-Фаверлея.

   - О, вас я всегда рад видеть, - воскликнул он, - извините, не могу подать руки, весь в алебастре.

   Вдруг он заметил, что барон чем-то расстроен.

   - Что случилось? - спросил он, бледнея. - Сабине плохо?

   Гонтран опустил голову.

   - Если у вас есть время, то поехали ко мне. Здоровье мадемуазель Мюсидан поправилось, но... но, час от часу не легче...

   - Господи! Что там опять произошло? - произнес потрясенный художник, - обождите, я сейчас переоденусь...

   - Да бросьте...

   - Но я же в блузе и весь испачкан!

   - Да какое это имеет значение?

   - Для вас имеет. Встретится кто-то из вашего круга, пойдут ненужные разговоры...

   - Да пусть болтают, что хотят, поехали скорее, - сказал тот и, схватив художника за рукав, потянул его за собой.

   - Что же, все-таки, случилось? - нетерпеливо спросил Андре.

   - Да потерпите же, сказать об этом я могу только дома, у себя в кабинете!

   Добравшись до дома, они тут же заперлись в кабинете, и барон заговорил:

   - Сегодня утром я случайно оказался в районе улицы Матиньон. Вдруг вижу - Модеста. Вся в слезах, она кинулась ко мне и сказала, что с двенадцати часов дожидается вас, а вы все не идете.

   - Я действительно опоздал, но это произошло помимо моей воли. Так что же случилось?

   - Вот вам письмо от Сабины.

   Андре судорожно сорвал печать и стал читать вслух:

    

   "Бесценный друг мой!

   Я никогда не перестану вас любить. Но обстоятельства таковы, что мы никогда больше не увидимся с Вами. Это письмо будет последним.

   То, что побуждает меня к этому, настолько важно, что я не могу противиться, не потеряв уважения к своему имени.

   В скором времени Вы, вероятно, услышите о моем замужестве. Не надо проклинать меня, лучше пожалейте... И помните, что как бы ни было велико Ваше отчаяние, оно все равно не сравнится с моим.

   Бог поможет перенести нам наше горе. Постарайтесь забыть меня. Я же до того несчастна, что не могу искать даже смерти.

   Позвольте мне, в последний раз, назвать Вас своим единственным, самым близким и дорогим другом, и - простимся навсегда!...

   Душой навеки ваша, Сабина".

    

   - Только не предавайтесь отчаянию, - испуганно проговорил барон, - нужно держаться...

   Но Андре не дал ему договорить:

   - Я не собираюсь отчаиваться, - сухо проговорил он, - я мог рыдать, когда она умирала. Но я мужчина и, если надо бороться за свою любовь, так я буду бороться.

   Что это за брак, на который она обрекает себя, как на заклание? Опять какая-то гнусность. Сабина не такова, чтобы испугаться угроз семьи. Она не раз говорила мне, что если они начнут злоупотреблять своей властью, так она открыто уйдет ко мне. И не будет мучиться от угрызений совести. И я верю ей...

   Нельзя сказать, что рассуждения Андре не нашли отклика у Брюле-Фаверлея. Что-то подобное складывалось и у него в сознании...

   - Давайте вспомним все, что предшествовало болезни Сабины, - продолжал художник. - Болезнь возникла ни с того, ни с сего. Вы оставили ее после своего объяснения здоровой и счастливой. Затем приезжает какой-то барон Кленшан. С вашей точки зрения - сумасшедший. Но, тем не менее, именно после его визита она поднимается к себе наверх, падает в обморок и уже не поднимается. По рассказам Модесты, сам барон уезжает далеко не в лучшем состоянии. Во время болезни Сабины граф и графиня, не отличающиеся родительскими чувствами, ни на минуту не отходят от Сабины, обмениваясь между собой странными взглядами, причем, не разговаривая между собой.

   После болезни, едва придя в себя, Сабина пишет мне это письмо. Пишет, что "не может искать даже смерти". Не ясно ли из всего этого, что она становится жертвой какой-то грязной игры. Ее ведь так легко обмануть!

   - В одном вы безусловно правы, - серьезно заметил барон, - мне всегда казалось, что в семье Мюсиданов есть какая-то семейная драма. Если Сабина, с ее ранимой душой, случайно наткнулась на нее, то, конечно, такое открытие могло потрясти ее до глубины души.

   - Вот как? Вам действительно давно это казалось? - быстро спросил Андре.

   - Да.

   - Значит мои догадки верны! Тайна существует. И ее надо раскрыть.

   Вдруг лицо его приняло озабоченное выражение.

   - Скажите, барон! Только прямо и откровенно, пожалуйста. Вам не приходила в голову мысль, что Сабина не любит меня?

   - Да как вам такое могло прийти в голову? - возмущенно ответил барон.

   - Ну, в таком случае, еще не все пропало! Я спасу мою Сабину! Давайте еще раз все взвесим...

   Он взял стул и сел напротив барона.

   - Первое. Видимо, еще до вашего отказа, граф сам готовил вам нечто подобное. Иначе почему бы ему не попробовать удержать вас? Ведь вы довольно завидный жених. Верно я говорю?

   Барон с улыбкой отвечал:

   - В принципе, да.

   - Разве приказ не принимать вас не был отдан еще до вашего письма?

   - По словам Модесты, действительно так.

   - Значит этот гнусный брак совершается не только против воли Сабины, но и против воли ее родителей! В силу той самой тайны, наличия которой не отрицаете и вы!

   Теперь ответьте мне: какими же качествами должен обладать этот человек, чтобы жениться не только против воли девушки, но и ее родителей. Да ведь только полнейший негодяй может пойти на такое!

   Собственно говоря, что-то подобное крутилось в голове и у барона, просто он еще не мог так четко сформулировать свои ощущения.

   - Вполне логично. - заметил он. - но все-таки, что же нам предпринять?

   - Пока ничего, - ответил Андре. - Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем имени этого подлеца. Вначале я было подумал, что надо найти его и убить, как собаку. Но потом решил, что этого делать нельзя.

   - Еще бы, - заметил барон, - после этого ваш брак с Сабиной просто стал бы невозможен.

   - Сабина просит меня забыть ее. Я постараюсь этого не делать. Я выслежу мерзавца и выведу его на чистую воду. Надеюсь, что вы поможете мне в этом. После всего, что вы для меня сделали...

   Барон был взволнован. Его жизнь, до того бесцветная и одинокая, наполнялась поистине рыцарским содержанием. Помогать бывшему сопернику, защищать счастье той, что была дороже всего на свете... Это ли не достойное дело для дворянина!

   - Я ваш, - ответил он. - понадобятся деньги - у меня их достаточно. Понадобится жизнь, я и ее отдам с удовольствием, лишь бы Сабина была счастлива!

   В дверь кто-то резко постучал. И звонкий женский голос заставил их улыбнуться:

   - Гонтран! Вы что, с ума там посходили, что ли? Почему вы не открываете мне?

   Барон бросился к дверям.

   И через минуту виконтесса Буа-д'Ардон, усталая и расстроенная, упала на диван.

   - Что случилось, Клотильда? - спросил барон.

   - Гонтран, вы можете меня спасти?

   - Если это в моих силах...

   - Мне просто необходимо прямо сейчас двадцать тысяч франков!

   Барон облегченно вздохнул и улыбнулся.

   - Перестаньте плакать, сейчас пошлю человека, через полчаса они будут у вас.

   Подойдя к столу, он набросал несколько слов на карточке и послал слугу, приказав ему обернуться как можно скорее.

   Виконтесса тут же успокоилась и вытерла глаза.

   - Кроме денег, Гонтран, мне необходим еще ваш совет.

   Полагая, что молодой женщине может быть неудобно говорить при нем, Андре встал, намереваясь выйти из комнаты.

   - Нет, нет, останьтесь, прошу вас, - сказала виконтесса. - Со мной случилась очень странная история. Сегодня утром ко мне зашел маркиз Круазеноа!

   - Брат того Краузеноа, который лет двадцать тому назад так таинственно исчез?

   - Вот именно!

   - Он что, входит в число ваших друзей?

   - Да мы с ним едва знакомы, мы и виделись раза два-три в обществе! Он приехал просто так, привез рекомендацию от маркизы де Арланж. Я думаю, вы ее знаете?

   - Конечно, бабушка прелестной графини Комарен.

   - Привез он мне от нее письмо, где она просит оказать ему услугу. У нее разыгрался ревматизм, поэтому она сама приехать не может, и вот посылает его. Он очень остроумен, мы смеялись... И вдруг вбегает Ван-Клопен, весь красный, со сверкающими глазами.

   - Ван-Клопен? Кто это?

   - Мой портной! И можете представить, с чем он ко мне явился?!

   - Я предполагаю, что ему нужны были деньги.

   - Да! Но я никогда не задерживала его платежи. К тому же он устроил мне скандал при постороннем человеке!

   - Действительно непостижимо.

   - Я приказала ему убираться вон, а этот негодяй стал кричать, что сейчас отправится к моему мужу.

   Брюле знал, что муж виконтессы, обожавший свою жену и отпускавший огромные суммы на ее туалеты, терпеть не мог, когда она делала долги.

   - Действительно, огромная угроза для вас, - полушутливо произнес барон.

   - Я попросила его об отсрочке, но он взял стул, уселся напротив меня и заявил, что не.уйдет, покуда не получит свои деньги!

   Гонтран невольно сжал кулаки.

   - А как вел себя Круазеноа? - вдруг спросил он.

   - Сначала он молчал, но потом вскочил, выхватил из кармана бумажник, бросил его прямо в лицо этому негодяю и крикнул:

   - Убирайся вон, жалкая тварь!

   - И тот ушел?

   - Да, но не сразу. Он заявил: "Получите квитанцию, сударь". Но внизу он вывел слова: "Получил от маркиза Круазеноа по счёту, представленному мною виконтессе Буа-д' Ардон столько-то!"

   - Плохо, - заключил барон, - представляю, как смело после этого он просил вашего содействия по своему делу!

   - А вот и нет! После ухода портного он тоже засобирался, и я никак не могла понять, зачем же он приходил? Пока, наконец, он не решился.

   - Так в чем же дело?

   - Он умолял представить его семье Мюсиданов, так как он без памяти влюблен в Сабину!

   Андре и Гонтран вздрогнули одновременно.

   - Это он! - воскликнули они.

   - Он? Что вы хотите этим сказать?

   - Только то, моя дорогая, что ваш приятель, - негодяй, злоупотребляющий не только вашим доверием, но и старухи де Арланж.

   - Возможно, но все-таки... Я думаю...

   - Клотильда, выслушайте нас внимательно!

   Гонтран старательно и быстро обрисовал положение, в котором, по мнению его и Андре, находится Сабина. А в конце прочел ее письмо к А