Габорио Эмиль - Рабы Парижа

и это польстило его фамильной гордости.

   - Я бы не потерпел вашего удара, отец, - твердо проговорил молодой маркиз.

   Тогда старик, сохранивший геркулесовскую силу воинственных предков, схватил Норберта за шиворот, поднял его, отнес на второй этаж и втолкнул в одну из комнат.

   - Двадцать четыре часа вам на размышление! - прорычал герцог и запер дверь, оставив Норберта в заключении.

   - Никогда! - крикнул юноша вслед отцу.

   Теперь маркиз чувствовал себя настоящим дворянином: он боролся до конца и остался несломленным. Он еще больше полюбил Диану за то. что она пробудила в нем мужество и чувство собственного достоинства.

   Но как сообщить ей о том, что произошло? Надо предупредить девушку, чтобы она была готова ко всему!

   Кроме того, надо срочно посоветоваться с Доманом: что делать, какими способами ему, несовершеннолетнему, противиться воле отца?

   - Норберт стал думать о побеге.

   Тяжелая дубовая дверь была по-средневековому крепка. Окно было слишком высоко от земли и к тому же выходило в вымощенный булыжником двор замка.

   Юноша внимательно осмотрел комнату, но не обнаружил ни одного предмета, который мог бы заменить веревку.

   Поразмыслив, он нашел выход из положения. Если ему на ночь дадут постель, то в его распоряжении окажутся две простыни, с помощью которых, как он читал в каком-то романе, нетрудно спуститься из окна.

   После этого надо бежать к Доману. А Диане передать через адвоката записку, потому что ночью с ней встретиться не удастся, а до рассвета Норберт хотел успеть вернуться в свою камеру.

   Приняв такое решение, он с легким сердцем уселся в кресло и стал ждать.

   За всю его недолгую жизнь никогда у него не было так хорошо на душе, как сейчас. Он порвал узду, в которой держал его отец. А это - главное!

   Все прочие препятствия на пути к Диане уже казались ему пустяками.

   В эту самую минуту герцог, закончив в одиночестве ужин, вызвал своего доверенного слугу и мрачно сообщил ему:

   - Господин Норберт заперт у меня на втором этаже, в желтой комнате. Вот ключ. Отнеси ему ужин.

   - Сию минуту, ваша светлость.

   - Погоди, Жан!

   - Слушаю, господин герцог.

   - Ты проведешь всю ночь вместе с ним. И не смыкай глаз, будет он спать или нет. Если он захочет бежать, ты его остановишь. При необходимости можешь применить силу: я тебе приказываю. Не справишься - зови на помощь. Я сам приду. Все. Ступай.

   Эта предосторожность герцога разом перечеркнула все планы и надежды несчастного узника.

    

    

   - Быть не может, чтобы Норберт сам до этого додумался! - ворчал герцог. - Тут непременно замешана женщина. Но кто она?

   Он понимал, что спрашивать об этом сына бесполезно.

   Обращаться к посторонним старому аристократу не позволяла гордость.

   Но как же ему узнать имя негодяйки?

   Вдруг де Шандоса осенило:

   - У меня же есть Бруно! Он знает дорогу и приведет меня прямо к цели!

   Герцог припомнил, что Норберт обычно уходил в лес вскоре после полудня, и решил дождаться этого часа. Удачная мысль привела его в хорошее настроение. Де Шандос пообедал, приказав накормить и заключенного. Затем приставил к нему на время своего отсутствия еще несколько слуг и свистнул Бруно.

   Пес недолюбливал старика и тому пришлось приложить немало усилий, чтобы заманить собаку на тропинку, по которой всегда уходил в лес молодой охотник.

   Дальше все пошло само собой. Бруно неторопливо бежал привычной дорогой, уверенно сворачивая с одной тропинки на другую. Герцог без труда поспевал следом.

   Вскоре они пришли на то место, где Норберт когда-то чуть не застрелил Диану. Тут пес, покружившись и понюхав воздух, неожиданно уселся на траву и долго сидел, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

   "Очевидно, здесь они обычно встречаются, - подумал де Шандос. - Укромное местечко!"

   Он спрятался и стал ждать.

   Когда эта женщина придет, он как следует запугает ее и заставит отказаться от всяких притязаний на маркиза. Мало того, пусть она сама посоветует Норберту покориться воле отца!

   Старик испытывал удовольствие, предвкушая легкую победу: слишком уж неравны силы у слабой женщины и у герцога де Шандоса, одного из самых знатных дворян Франции.

   Интересно, какого звания эта потаскушка? Скорее всего, хитрая простолюдинка, позарившаяся на громкий титул неопытного мальчишки...

   Пес прервал его размышления веселым лаем.

   - Ага! - прошептал герцог, выходя из-за куста. - Это, должно быть, она!

   На поляне появилась девушка и, увидев отца вместо сына, испуганно вскрикнула.

   Старик был поражен ничуть не меньше. Вместо безродной авантюристки он увидел перед собой мадемуазель Диану, дочь маркиза де Совенбурга.

   К ней герцог не решился бы применить те меры, которые только что собирался обрушить на голову коварной простолюдинки... Задача его осложнилась еще и тем, что гораздо труднее бороться с влиянием девушки красивой и образованной.

   А что, если маркиз де Совенбург знает об этой любви и, не дай Бог, одобряет ее?

   - Вы не слишком- то рады встрече со мной, дитя мое, - осторожно начал старик.

   - Ваша светлость...

   - Ничего, ничего... Вы искали сына, а нашли отца. Понимаю ваше разочарование. Но не обижайтесь на Норберта: не его вина, что он не смог прийти на свидание.

   Смутить Диану было не так-то просто. Под ее внешностью античной красавицы скрывалось не меньше энергии и собственного достоинства, чем у герцога. Невозможно описать, как ее огорчило и оскорбило появление старого де Шандоса вместо молодого, но на лице девушки не отразилось ни одно из этих чувств.

   - Вы не ошиблись. Я действительно хотела видеть вашего сына. Но так как его здесь нет, позвольте мне удалиться, - сказала Диана и сделала герцогу грациозный реверанс.

   Старик остановил ее:

   - Нам не мешало бы поговорить, дитя мое, и к тому же довольно серьезно.

   - Я слушаю вас, - ответила девушка совершенно спокойным и естественным тоном.

   - Известно ли вам, почему Норберт сегодня не пришел?

   - Нет.

   - Я запер его под замок и приставил к нему охрану, которой приказано применить силу, если он попытается освободиться.

   Диана, не моргнув глазом, выдержала и этот удар.

   - Я могу вам сообщить и причину такого жестокого обращения с сыном, единственным наследником моего имени и состояния,- продолжал де Шандос, все больше и больше повышая голос. В его глазах сверкали молнии.

   - Сделайте одолжение, - небрежно ответила мадемуазель де Совенбург.

   - Извольте. Я выбрал сыну спутницу жизни. Это молодая девушка ваших лет, брак с которой мог бы осчастливить и принца. Она хороша собой, умна, богата...

   - И, без сомнения, очень знатна, - насмешливо добавила Диана.

   Герцог вышел из себя.

   - Полтора миллиона приданого стоят любого герба, - отрезал он грубо.

   Он прибавил бы еще многое, но вовремя вспомнил, что его знатная собеседница не имеет приданого.

   - Я не позволю сыну отказаться от этого брака.

   - И правильно сделаете, господин герцог, если только вы уверены, что это принесет ему счастье.

   - Вот уж это меня меньше всего волнует! Каждый из де Шандосов должен в этот век денежных мешков отставить в сторону все личные чувства и думать только об интересах рода. Поэтому Норберт обязан во что бы то ни стало жениться на этой девушке!

   - И как он отнесся к вашему приказу?

   Герцог был так возмущен этим дерзким вопросом, что решил не щадить больше Диану.

   - Не беспокойтесь, он послушается! Особенно если я представлю ему в истинном свете некоторых особ, которые, пользуясь своим громким именем, охотятся за богатыми мужьями...

   Диана побледнела.

   - А я, господин герцог, теперь представляю себе в истинном свете некоторых знатных дворян, которые, пользуясь своим громким именем, оскорбляют ни в чем не повинных девушек только за то, что у них есть сердце!

   Де Шандос пожал плечами.

   - Я терпеть не могу, мадемуазель, когда мне становятся поперек дороги. Я прошу вас одуматься и не мешать мне. Иначе я никогда не прощу вам любовных похождений с моим сыном!

   Диана уже готова была пожертвовать всем - честью, самолюбием, всем своим будущим, - лишь бы отомстить этому противному старику, который так хорошо разгадал ее и так долго над ней издевался. Она сбросила маску оскорбленной невинности и с горящими гневом глазами бросила ему прямо в лицо:

   - Так знайте же, господин герцог: я поклялась, что Норберт будет моим мужем, - и он им будет, я вам за это ручаюсь! Запирайте его, сколько хотите, но все равно вам не удастся вырвать у него согласие! И только потому, что так хочу я!

   Девушка отошла на несколько шагов и, сделав герцогу иронический реверанс, закончила:

   - Поберегите, ваша светлость, честь вашего сына, прежде чем пытаться бросить тень на мою репутацию. Помните, что настанет день, когда вам придется назвать меня своей дочерью. До свидания, господин де Шандос!

   И она исчезла за поворотом тропинки.

    

    

   Герцог долго посылал вслед Диане самые ужасные про клятия, думая, что остался один.

   Но он жестоко ошибался. В кустах, укрывшись за огромным пнем, сидел вездесущий месье Доман.

   Адвокат узнал от Франсуазы об участи молодого маркиза и решил поговорить с Дианой.

   Он не сомневался, что в замок Совенбург его не пустят, а написать о семейных делах герцога де Шандоса хотя бы строчку он не решился бы ни за какие блага. Оставался только один выход: ждать девушку на известной ему поляне, где она обычно встречалась с Норбертом.

   Доман как раз успел к началу сцены, описанной в предыдущей главе.

   Он видел и слышал все.

   Когда Диана в порыве гнева открыла свое истинное лицо, адвокат понял, что она обязательно придет к нему обсудить дальнейший ход военных действий.

   "Очень важно, чтобы она не догадалась, что я тоже был в лесу! Надо опередить ее!" - решил Доман и, прячась от герцога за кустами, со всех ног кинулся домой.

   Громкий треск хвороста под ногами убегающего ростовщика заставил де Шандоса прервать поток ругательств и оглядеться.

   - Кто тут ходит? - громко крикнул герцог и пошел на шум.

   Ответа не последовало.

   Если бы Бруно его слушался, старик бы послал пса вдогонку за шпионом.

   - Черт возьми! Кто бы это мог быть? Неужели Норберт вырвался из-под стражи?

   Де Шандос поспешил в замок.

   Там он крикнул первому попавшемуся слуге:

   - Где мой сын?

   - Наверху, господин герцог,

   Только тут старик перевел дух и несколько успокоился.

   "Тогда кто же подслушивал нас в лесу?" - подумал он К нему обратился слуга:

   - Ваша светлость, я должен вас предупредить, что молодой хозяин в довольно плачевном состоянии.

   - Что с ним?

   - Ему было угодно попытаться убежать. Жан позвал на помощь и мы вшестером едва удержали господина Норберта.

   - Ему не причинили вреда?

   - Конечно, нет. Ведь вы же так приказали, ваша светлость. Молодой хозяин кричал, вырываясь, что ему нужно только два часа свободы и что иначе пострадают его честь и вся его последующая жизнь.

   "Неужели девчонка права? - думал де Шандос, поднимаясь по лестнице. - Ничего! Сейчас я положу конец всем этим бредням!"

   Верный Жан отворил ему камеру сына.

   Герцог в изумлении остановился на пороге.

   В комнате царил неописуемый беспорядок. Вся мебель была перевернута, а многое из нее - сломано.

   На изорванной в клочья постели лежал Норберт, повернувшись лицом к стене.

   Несколько слуг горестно разглядывали свою истерзанную одежду.

   - Оставьте нас, - приказал герцог.

   Слуги вышли.

   - Встаньте, Норберт.

   Молодой человек повиновался.

   Когда он оказался на ногах, отец увидел, что его одежда находится в не меньшем беспорядке, чем все остальное.

   - Что это значит, господин маркиз? - сурово спросил старый де Шандос. - Вам недостаточно моих приказаний? Чтобы вы меня не ослушались, к вам должны применять силу?

   Норберт не отвечал.

   - Я хочу вас спросить, сын мой, чего вы надеетесь добиться своим упрямством? Каковы ваши планы на будущее?

   - Желаю оставаться свободным.

   - Ваше упрямство показывает, - сказал ему на это отец, - что женщина, которая хотела воспользоваться вашей неопытностью, поощряла в вас гордость и успешно льстила вашему самолюбию, чтобы крепче прибрать вас к рукам.

   Герцог помолчал, ожидая какой-то реакции сына, но ничего не дождался и продолжал:

   - Я отыскал сегодня эту женщину в Бевронском лесу. Это оказалась Диана де Совенбург.

   - Что вы ей сделали?

   - Объяснил, что я думаю о девушках, которые стараются выгодно выскочить замуж, вскружив голову желторотым глупцам вроде вас!

   - Отец!

   - Что, не нравится? Ловко бы вас провела эта вертихвостка! Неужели вы верите, что она действительно любит вас? Как бы не так! Она точит зубы на наше богатство и непрочь получить в будущем титул герцогини! Но, слава Богу, я еще с вами и не допущу этого! Я сказал ей, куда отправляют таких девушек, чтобы они не сбивали мальчишек с пути истинного!

   Старик забыл, что он произнес эту фразу после ухода Дианы.

   - Вы ей это сказали? - задыхаясь от злобы, крикнул Норберт. Лицо его покрылось смертельной бледностью. - Вы посадили меня под замок, чтобы без помех оскорблять женщину, которую я люблю?... Берегитесь! Вы доведете меня до того, что я перестану считать вас отцом.

   - Проклятие! Вы что. угрожаете мне?

   Кровь ударила в голову старому де Шандосу и он замахнулся на сына своей суковатой палкой.

   К счастью, юноша успел подставить руку и отклонить удар, который пришелся бы ему в висок. Все же палка довольно сильно поранила щеку.

   Молодой маркиз кинулся было на отца, но вдруг увидел, что дверь после ухода слуг осталась открытой.

   Это был путь к свободе!

   - Диана! - крикнул Норберт, одним прыжком выскакивая из комнаты.

   Герцог приказал вернуть узника в камеру, но слуги не догнали его.

    

    

   Доман, запыхавшись, прибежал домой. Пот градом катился у него со лба.

   - Эй, ты! - крикнул он своей экономке. - Ко мне никто не приходил?

   - Нет.

   - Если тебя спросят, выходил ли я сегодня из дому, говори, что весь день сидел у себя в кабинете!

   - Ладно, - отвечала служанка, привыкшая уже не удивляться никаким выходкам чудаковатого хозяина.

   Старый лицемер быстро вытер лицо, переоделся в халат, уселся в кресло и заменил на столе бутылку вина книгой законов.

   Вскоре послышался легкий стук в дверь.

   Это была Диана,

   Она вошла в кабинет и в полном изнеможении упала в кресло напротив адвоката.

   - Месье Доман. - устало проговорила девушка. - мне нужен ваш совет. Только что я была в лесу на нашей поляне. Вместо господина Норберта я увидела там...

   - Герцога де Шандоса. - неожиданно закончил за нее адвокат. - Я знаю все.

   Диана посмотрела на него с ужасом.

   - Да, да, - продолжал старый негодяй. - Я знаю, что господин маркиз под арестом, что вы виделись с герцогом в Бевронском лесу и что содержание вашего разговора...

   - Вы знаете, о чем мы говорили?!

   - И это тоже.

   - Но кто же мог нас услышать?

   - О, мадемуазель, лес - не самый надежный хранитель тайн. Он хуже предателя: вы думаете, что никого нет и громко, не стесняясь, высказываете самые сокровенные мысли. А между тем за каждым деревом, за каждым кустом могут скрываться чужие уши. Именно такое несчастье и случилось с вами. Четверо дровосеков шли с работы, услыхали ваши голоса и, разумеется, не отказали себе в удовольствии прослушать вас до конца. Я хорошенько припугнул того из них, который заглянул ко мне по делу, чтобы они не болтали языками. А впрочем, кто их знает! Чего доброго, расскажут по секрету женам, а там - сами понимаете. Женщинам рты не завяжешь.

   Доман сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на прекрасную собеседницу. Он мог быть доволен: ее лицо выражало беспредельную муку.

   - Я пропала! - прошептала она.

   Адвокат наклонил голову в знак согласия.

   Но если бы девушка сдалась без борьбы, то она не была бы Дианой де Совенбург. Минуту спустя она уже схватила месье Домана за руку и быстро заговорила:

   - Может быть, еще можно что-то сделать! Норберт скоро станет совершеннолетним, и все устроится? Я так хочу! Надо попробовать!

   - Что именно?

   - Откуда я знаю? Придумайте! Я согласна на все: мне терять больше нечего. Раз уже все будут знать, что этот низкий человек так грубо оскорбил меня, то пусть же все знают и то, что я отплатила герцогу вдвое! Только помогите мне в этом!

   - Тише, умоляю вас! Говорите, пожалуйста, тише! - зашептал адвокат, делая вид, что он очень испуган.

   - Вы, кажется, его боитесь? - презрительно спросила Диана.

   - Да, боюсь, мадемуазель де Совенбург. Очень боюсь и не скрываю этого. Если бы вы раньше сталкивались с герцогом - как это произошло, на мое горе, со мной, - то знали бы, что это - человек с железной волей, и что в борьбе против тех, кого он ненавидит, де Шандос способен на все!

   - Но раньше вы готовы были служить нам против него. Что же мешает вам продолжать то, что вы уже начали? Вы поступаете нечестно: сначала вырвали у меня и Норберта нашу тайну, а теперь бросаете нас на произвол судьбы, да еще в самый трудный момент!

   - Мадемуазель, за что вы меня так обижаете?

   - А впрочем, делайте, как хотите: пока Норберт мой, я ничего не боюсь!

   Доман грустно покачал головой.

   - Не ошибитесь только в своих расчетах. Откуда вы знаете, что молодой маркиз еще не дал герцогу своего согласия? Будущее всегда так обманчиво...

   Адвокат старательно подливал масла в огонь, пылающий в душе оскорбленной девушки.

   - Не смейте так говорить! - бросила она. - Чтобы Норберт изменил своему слову? Да он скорее позволит убить себя! Правда, он очень робкий, но какое вы имеете право подозревать его в подлости? Любовь ко мне поможет ему! Он добьется разрешения отца и мы поженимся!

   - Нам с вами хорошо рассуждать на свободе, сидя в удобных креслах. А каково ему в тюрьме? Вы не забыли, что его там мучают не только морально, но и с применением физической силы? В таких условиях и твердые характеры не выдерживают.

   - Предположим - но только предположим, месье Доман, - что вы правы, что Норберт меня бросит и женится на другой, а я останусь обесчещенной в глазах всей округи. И что же вы думаете, я это так и оставлю?

   - Вам, мадемуазель, останется только...

   - ...Месть, господин Доман, месть - и целая жизнь, которую я целиком посвящу осуществлению этой мести!

   Тон, которым говорила Диана, показал адвокату, что она действительно способна выполнить то, что сказано, и ему уже на самом деле стало страшновато.

   - Когда-то и я думал так же, Но вот уже пять лет я не перестаю грозить кулаком его проклятому замку. И что же? Ему от этого не холодно и не жарко. А я так и не нашел против него в законах ни одного крючка, за который можно было бы зацепиться.

   - Я поищу в другом месте, - мрачно проговорила мадемуазель де Совенбург.

   - И это не выйдет. Сколько уже молодцов пошло на каторгу за то, что пытались убить его, а герцогу - хоть бы что!

   Старый негодяй помолчал, как бы обдумывая слова, которые на самом деле были им заранее заготовлены, и шепотом продолжал:

   - А, между тем, какое множество людей избавила бы от горя и слез смерть такого вредного человека!

   Диана притихла и побледнела. То, что говорил адвокат, слишком точно совпадало с преступными мыслями, поселившимися в ее душе.

   - Но все это - пустые разговоры, - продолжал месье Доман. - Герцог переживет не только меня, но и вас. Затем мирно скончается у себя в замке, а вся округа будет с почтением провожать его на кладбище.

   В руке негодяя появился маленький флакончик темного стекла.

   - Герцог де Шандос похоронит нас всех. - ворчал он, осторожно открывая флакон. - Если...

   - Если что?

   - ...Если кто-нибудь не похоронит его раньше.

   - Но как?

   - Одной капли этого вещества вполне достаточно.

   Несколько минут они молча глядели в глаза друг другу. И каждому казалось, что он слышит, как тяжело и беспокойно стучит сердце другого.

   - Это ужасно, - прошептала Диана.

   - Вещество не причиняет страданий. Несколько секунд - и все. Достаточно одной капли в кофе или другую еду. Ни вкус, ни запах, ни цвет пищи при этом не меняется, - сказал адвокат, тщательно закрывая флакон с ядом.

   - А если его обнаружат врачи?

   - В Париже - может быть, но здесь, в деревне, знающих докторов нет. Не волнуйтесь: во всей Франции только два-три врача смогли бы отличить действие этого яда от последствий апоплексического удара.

   После этих объяснений мадемуазель де Совенбург придвинула свое кресло поближе к месье Доману.

   Оба понизили голос до едва слышного шепота.

   - Значит, не откроют?

   - Нет. Это - очень большая редкость.

   - Но у вас же есть! Почему не может быть у других?

   - Исключительный случай. Я оказал очень важную услугу одному ученому.

   - Он вас не...

   - Нет. Он давно умер.

   - Давно?

   - Лет десять назад.

   - Вы не опасаетесь...

   - Ослабления действия?

   - Да.

   - Нет.

   - Откуда вы знаете?

   - Недавно пробовал.

   - Вы кого-то...

   - Что вы! Я человек мирный и благонамеренный.

   - Тогда как же...

   - Тут бегала бешеная собака и пыталась всех кусать. Я бросил ей кусок мяса.

   - С начинкой?

   - Конечно.

   - И?...

   - Я же сказал: несколько секунд.

   - Боже мой!

   - Вы можете предложить что-нибудь другое? А если нет, то почему же вы...

   Диана вдруг вскочила и ладонью зажала адвокату рот.

   За дверью послышались чьи-то торопливые шаги.

   Мадемуазель де Совенбург выхватила из рук месье Домана флакон, быстрым движением спрятала его у себя на груди - и упала в кресло.

   На все это ей потребовалось одно мгновение.

   В дверь постучали.

    

    

   В кабинет адвоката вбежал Норберт.

   Диана и Доман ахнули в один голос: вид юноши был страшен. Одежда разорвана и испачкана кровью, глаза блуждают, на лице рана...

   "Уж не совершил ли он какое-то преступление? - подумал Доман. - Это, пожалуй, было бы очень кстати!"

   - Вы ранены, господин маркиз? - спросил он, боязливо приближаясь к разгоряченному гостю.

   - Да.

   - Кто же это сделал?

   - Отец.

   - Опять герцог? - воскликнула девушка.

   - Он! Всегда и везде - он!

   - Чем был нанесен удар? - осведомился адвокат.

   - Палкой!

   - Позвольте, я осмотрю вашу рану, - сказала девушка и, с трепетом прикоснувшись к голове Норберта, повернула ее так, чтобы лампа как следует осветила рассеченную щеку.

   - Господи Иисусе! Какая ужасная рана! И волосы запеклись в крови... Доман, дайте скорее воды и чистое полотенце, да пошлите за доктором!

   Норберт осторожно отстранил ее руки.

   - Оставьте, Диана, - решительно произнес он. - Этими пустяками мы займемся потом. Сейчас - некогда. Меня чуть не убил отец!

   - За что? - спросила она.

   - За то, что я угрожал ему.

   - Почему?

   - Он осмелился, оскорбив вас, прийти и рассказать мне об этом. Клянусь Создателем, он сошел с ума! Или забыл, что в моих жилах тоже течет кровь де Шандосов!

   - Что вы с ним сделали?

   - С ним? Ничего. Я только ответил на эту низость угрозой. А он в ответ ударил меня палкой!

   Мадемуазель де Совенбург залилась слезами.

   - И все это - из-за меня!

   - Из-за вас? Да вы же, может быть, спасли ему жизнь! Я бы, по всей вероятности, уложил его на месте, но увидел* что дверь не заперта - и бросился к вам, Диана!

   Девушка продолжала рыдать.

   - Меня, маркиза де Шандоса, бить палкой, как лакея?

   Разве я бы это так оставил, если бы мною не владела одна только мысль - как бы поскорее увидеть вас!

   - Что же вы намерены предпринять? - поинтересовался Доман.

   Я ушел от отца навсегда. Ноги моей больше не будет в замке, пока он жив! Рассказывают, какие беды приносят детям проклятия родителей... Я думаю, что проклятие сына не менее действенно!

   - И больше ничего? - с тревогой спросил адвокат.

   - Бог с ним! Он мне теперь не отец! Я хочу окончательно забыть о нем!

   Диана зарыдала громче.

   Норберт посмотрел на нее, помолчал и прибавил:

   - А если уж помнить, то только для того, чтобы ненавидеть и мстить...

   За всю свою богатую острыми ощущениями жизнь Доман никогда не испытывал такой неистовой радости. Сбывались его самые сокровенные мечты, которые он лелеял столько лет и на осуществление которых уже почти перестал надеяться.

   Адвокат был доволен собой и имел для этого все основания. Конечно, и сами обстоятельства складывались в его пользу, но как он ловко ускорил и направлял события, приближая роковой исход!

   "Эшафот построен. Топор наточен. Связанный преступник лежит на плахе. Пора приступать к делу!" - решил старый негодяй.

   - Ничего, господин маркиз! Правду говорит пословица: нет худа без добра.

   - Какое уж тут добро! - буркнул Норберт. обнимая девушку.

   - А вот какое. Ваш отец совершил поступок, который дорого ему обойдется.

   - И что же изменилось, кроме моей щеки?

   - А то, - с торжеством произнес Доман, - что теперь уже не мы в руках у герцога, а он - в наших руках! О, господин герцог, если бы вы знали, какое великолепное оружие дали вы нам против себя!

   - Что вы хотите этим сказать?

   - Все очень просто, господин маркиз. Завтра же мы подадим жалобу в суд с приложением медицинского свидетельства о том, что вы действительно ранены, а могли бы быть и убиты. Затем...

   - Стойте! - перебил его Норберт. - Эта жалоба даст мне право жениться без его согласия?

   Адвокат знал, что при столь жестоком обращении отца с сыном нетрудно получить от суда такое право. Но ему было выгодно, чтобы юноша этого не знал.

   - Нет, - не моргнув глазом, солгал Доман.

   - В таком случае, к чему эта жалоба? Де Шандосы всегда судили друг друга сами. Почему же я должен нарушать этот обычай предков?

   Норберт говорил твердым, не допускающим возражений тоном. Но адвоката это не смутило.

   - Осмелюсь все-таки дать вам совет, господин маркиз, - вкрадчиво начал он.

   - Совет? - переспросил юноша. - Хватит с меня ваших советов! Я принял решение и не намерен его менять. От вас мне нужно только одно: достаньте деньги. Тысяч двадцать, не меньше. И немедленно! Сможете?

   - Почему бы и нет, господин маркиз? Найду. Но это обойдется вам дорого.

   - Мне все равно, лишь бы скорее.

   Мадемуазель де Совенбург перестала плакать и хотела что-то сказать, но юноша жестом остановил ее.

   - Погодите, Диана. Не будем отвлекаться от главного. Нам надо уехать.

   - Что вы говорите? - вскричал испуганный Доман.

   Все его планы рушились... Только бы Диана не предала своего сообщника и не согласилась на побег!

   - Говорю то, что есть. Здесь нас ожидают только все новые и новые страдания. Неужели не найдется на свете уголок, где мы могли бы жить спокойно и счастливо?

   - Вы сошли с ума!

   - А вы как думаете, Диана? - спросил Норберт.

   Девушка молчала, опустив голову.

   - Вас будут искать и найдут, где бы вы ни были. Неужели вы этого не понимаете? Герцог де Шандос и маркиз де Совенбург поднимут на ноги полицию всей Европы: денег у них хватит!

   - Замолчите? - резко оборвал Домана юноша.

   Он упал перед любимой на колени и страстно заговорил:

   - Диана, счастье мое, неужели вы боитесь довериться мне? Клянусь вам перед самим Господом Богом, что все мои помыслы и надежды принадлежат вам! Я на коленях молю вас бежать со мной отсюда!

   В душе Дианы шла отчаянная борьба. Она могла выбирать из двух вариантов, и оба были преступны.

   Что же ей делать? На что решиться?

   - Нет, - сказала она наконец. - Я не могу бежать с вами. Не требуйте от меня этого.

   Доман облегченно вздохнул.

   Норберт порывисто вскочил на ноги.

   - Так вы не любите меня? - в отчаянии закричал он. - Я, дурак, вам верил! А вы, оказывается, никогда меня и не любили!

   Диана медленно подняла к небу прекрасные глаза, полные слез.

   - Боже, ты слышишь? - проговорила она с глубокой скорбью. - Кто же любит его, если не я?

   - Если вы меня любите, то почему же отказываетесь от единственного пути, который ведет к счастью?

   - Неужели я должна унизиться до оправданий? - упрекнула Норберта девушка.

   - Вас пугает мнение света? - настаивал молодой человек. - Родительские предрассудки?

   - Я давно уже пренебрегаю ради вас всеми приличиями и условностями. Разве я не ходила с вами под руку средь бела дня, на глазах у всех? Свет уже осудил меня окончательно, хотя все, что было между нами, я, не краснея, могу рассказать кому угодно. А между тем, в Бевроне меня уже не называют иначе, чем любовницей молодого де Шандоса! Чего же мне еще бояться?

   Диана проговорила это так искренне, так мягко и убедительно, что растрогала даже Домана. Он почувствовал у себя на реснице готовую скатиться слезу - и тут же с изумлением увидел, что девушка подает ему знак, чтобы он поддержал ее.

   Адвокат не верил своим глазам. Вот это актриса!

   "Девочка далеко пойдет!" - подумал он и стал искать повод, чтобы вставить слово.

   Норберт ничего не заметил.

   - Кто вас так называет? Кто посмел? - кричал юноша вне себя от ярости.

   - Увы, мой друг, все. Завтра же будет еще хуже...

   - Хуже быть не может!

   - Увидите. Несколько часов назад, когда ваш отец осыпал меня оскорблениями, четыре человека слышали все, что он обо мне говорил.

   - Откуда вы знаете?

   - К несчастью, это правда, - сказал Доман. - Мне сказал об этом один из них.

   Мадемуазель де Совенбург знаком велела адвокату выйти из комнаты и оставить их с Норбертом наедине. Он тут же выдумал предлог для своего ухода и поспешил к уже известной читателю щели, через которую мог видеть и слышать все, что происходит в его кабинете.

   - Как! Отец даже не убедился в том, что вокруг никого нет? Неужели он не понимает, что, оскорбляя вас, покрыл себя позором? Или он это сделал нарочно, чтобы заставить меня жениться на дочери этого выскочки де Пимандура? Так я уже возненавидел ее всеми силами своей души, хотя она ни разу не попадалась мне на глаза!

   Диана вздрогнула. Это имя обожгло ей сердце, как раскаленное железо. Пять миллионов! Понятно, отчего рассвирепел герцог!

   - Так это мадемуазель Мари вам предлагают в жены...

   - Скорее, не ее, а миллионы ее отца. Если бы герцог нашел скотницу, еще более богатую, чем эта Мари, то женил бы меня на скотнице! Но я отдал свою руку вам. Диана, и пусть она у меня отсохнет, если я предложу ее этой разбогатевшей мещанке! Вы слышите меня?

   Девушка грустно улыбнулась и прошептала:

   - Бедный Норберт!

   Даже такой неопытный юноша не мог не понять, что она хочет этим сказать.

   - Какая вы жестокая! - с горечью отвечал маркиз. - Чем я заслужил такое недоверие? Что плохого я вам сказал? Какими святыми мне еще поклясться, что никто, кроме вас, не будет моей женой? Вы отказываетесь уехать со мной... Что же вам мешает согласиться?

   В ответ Диана гордо подняла голову и отчеканила:

   - Чувство собственного достоинства.

   Норберт был сражен этими словами. До сих пор он еще надеялся на счастье. Теперь же он понял, что рассчитывать больше не на что. Ничто на свете не заставит Диану взять такие слова обратно.

   Пользуясь его молчанием, девушка продолжала:

   - Да, Норберт, это так. Как ни сильна моя любовь к вам, но и она не в силах заглушить во мне это чувство, поднимающее меня над людьми. Я утрачу его, если убегу. Вот почему я отказываюсь последовать за вами...

   У нее от волнения перехватило дыхание.

   Норберт молчал, подавленный.

   Девушка овладела собой и снова заговорила:

   - Если бы я была одинока, я бы еще подумала. Но у меня есть семья, честь которой должна остаться незапятнанной.

   - Эта самая семья принесла вас в жертву ради брата!

   - Да будет так, - вздохнула Диана. - С чего вы взяли, что добродетели легко живется в этом мире? Но меня удерживает и другое чувство.

   - Какое?

   - Инстинкт самосохранения. Если я уступлю вам сегодня, вы перестанете уважать меня завтра.

   &nbs