Сенкевич Генрик - Огнем и мечом

nbsp;   - Но, - продолжал Жендян, - тот не столько виноват, так как его вызвал сам Богун, не зная, на какую саблю наткнется. Но там был другой шляхтич, величайший враг Богуна, который увез от него княжну.

   - А тот кто такой?

   - Да тот - старый пьяница, который притворялся другом Богуна.

   - За это он будет повешен! - воскликнул Бурлай.

   - Дураком буду, если я не обрежу уши этому глупцу, - проворчал Заглоба.

   - Его так изрубили, - болтал Жендян, - что другой не перенес бы таких ран, но у нашего атамана рогатая душа, и он выздоровел, хотя с трудом добрался до Влодавы и там он не помог бы себе, если б не мы. Мы его отправили на Волынь, где господствуют наши, а нас он послал за девушкой

   - Ой, погубят его эти чернобровые,- проворчал Бурлай,- я ему давно предвещал это. Не лучше ли было ему по-казацки поиграть с девушкой, а затем камень на шею да и в воду, как мы делали это на Черном море?

   Володыевский едва удержался, так оскорбился он за честь всех женщин. Заглоба рассмеялся и сказал:

   - Конечно, было бы лучше.

   - Но вы добрые друзья, сказал Бурлай, - вы его не оставили в нужде; а ты, малый, - обратился он к Жендяну, - ты лучше всех, я тебя знал еще в Чигорине и видел, как ты ухаживал за нашим соколом и голубил его. Знайте, что я и ваш друг; говорите, что вам нужно, молодцов или лошадей? Я вам дам, чтобы вас не обидели на обратном пути.

   - Молодцов нам не нужно, полковник,- мы свои люди и поедем своей стороной; а не дай Бог какой-нибудь встречи, то с большой ватагой нам будет хуже, чем с маленькой; но быстрые лошади пригодятся.

   - Я дам вам таких, что их не догонят и ханские.

   Жендян воспользовался случаем:

   - Денег-то атаман дал мало, потому что у него у самого не было, а за Брацлавом мера овса, стоит талер.

   - Ты иди со мной в кладовую, - сказал Бурнай.

   Жендян не заставил себя ждать и исчез вместе со старым полковником за дверью, а когда через минуту он вернулся назад лицо его сияло от радости и синий жупан оттопыривался на животе.

   - Ну, теперь поезжайте с Богом, - отозвался старый казак, - а как возьмете девушку, то на обратном пути заезжайте ко мне, пусть и я взгляну на Богунову зозулю.

   - Это невозможно, господин полковник, - смело ответил Жендян, - эта ляшка ужасно строптива: она раз уж ткнула себя ножом. Мы боимся, чтобы с нею не случилось чего-нибудь нехорошего. Пусть уж лучше сам атаман делает с нею что хочет.

   - И сделает; не будет она его бояться. Ляшка белоручка! Казак-запорожец противен ей - ворчал Бурлак - Поезжайте с Богом! Недалеко уж вам ехать.

   Из Ямполя было уже недалеко до Валадынки, но дорога была трудная, или скорей - бездорожье, так как в то время тамошние; окраины были еще пустынны и только кое-где заселены людьми и застроены. Поэтому от Ямполя они шли на запад удаляясь от. Днестра, чтобы идти по течению Валадинки к Рашкову, только этим путем и можно было попасть в яр, Начинался уже рассвет, когда кончился пир у Бурная, и Заглоба рассчитал, что до захода солнца они, пожалуй, и не найдут яр, но это было ему на руку: он хотел, чтобы освобождение Елены совершилось ночью. Уехав от Бурлая. Заглоба вспоминал бурлаевский пир и говорил о счастье и благополучии, сопутствовавшим им всю дорогу.

   - Смотрите, как казаки живут дружно и поддерживают во всем друг друга. Я не говорю о черни, которой они пренебрегают, а если черт им поможет, отнять от нас власть над ними, то они будут управлять ею хуже нас; ко, живя в братстве, они готовы броситься друг за друга в огонь, не то что наша шляхта.

   - Где же? - возразил Жендян. - Я жил долго между ними и видел, как они, точно волки, дерутся друг с другом; и если б не Хмельницкий, который держит их в повиновении силой и политикой, то они перегрызлись бы. Однако Бурлай - славный воин, и сам Хмельницкий уважает этого старика.

   - А ты, верно, очень расположен к нему, потому что он позволил обобрать себя. Ох, Жендян, Жендян! Тебе не умереть своей смертью

   - Что кому суждено, господин; ведь провести своего врага и похвально, и Богу угодно.

   - Да я не это порицаю в тебе, а твою жадность. Это мужицкое чувство, недостойное имени шляхтича, и за это ты будешь наказан.

   - За это я не пожалею Богу на свечку, чтобы Ему была корысть от меня и чтобы он благословил меня и впредь; а что я помогаю родителям, это не грех

   - Что за негодяй этот юноша!- воскликнул Заглоба, обращаясь к Володыевскому. - Я думал, что вместе со мной будут схоронены в могиле и мои фортели, но вижу, что он еще остроумнее. Благодаря хитрости этого слуги, мы освободим княжну из рук Богуна с его позволения и прокатимся на бурлаевских бехметах. Видели вы что-нибудь подобное?.. Посмотрев на Жендяна, кажется, не дал был за него и трех грошей.

   Последний самодовольно улыбнулся и ответил:

   - Разве нам от этого хуже?

   - Ты понравился мне, и если б не твоя алчность, я взял бы тебя к себе на службу; но если ты провел Бурлая, то я прощаю тебе, что ты назвал меня пьяницей.

   - Да ведь это не я так назвал, а Богун.

   - Бог его за это и наказал, - возразил Залтоба.

   В этих разговорах прошло утро, и когда солнце поднялось высоко на горизонте, нашими путешественниками овладела задумчивость; через несколько часов они должны были увидеть Валадынку. После долгого путешествия они были наконец у цели, но тревога, естественная в подобных случаях вкрадывалась в их сердца. Жива ли еще Елена? Если жива, найдут ли они ее в яре? Горпина могла увезти ее или в последнюю минуту скрыть в неизвестных им пещерах или даже умертвить. Препятствия не были еще устранены, опасность еще не миновала. Правда, они имели все знаки доверия Богуна, и Горпина должна была признать их как послов, исполняющих его волю, - но если духи или черти предостерегут ее? Этого боялся больше всего Жендян, и Заглоба, хоть и изучил магию, думал об этом не без волнения В таком случае они застали бы яр пустым или, еще хуже, казаков из Рашкова, скрытых в засада Сердца их тревожно бились, и когда несколько часов спустя они заметили издали блестящую длинную ленту воды, красное лицо Жендяна немного побледнело.

   - Это Валадынка, - сказал он глухим голосом.

   - Неужели? - тихо спросил Заглоба - Как мы уж близко!

   - О Господи! Храни нас!.. - сказал Жендян.- Но начинайте ваши заклинания, а то я боюсь.

   - Глупости заклинания! Перекрестим реку и пропасть - это больше поможет.

   Володыевский был спокойнее всех но молчал; он только осмотрел пистолеты и подсыпал свежего пороху на полки, попробовал, легко ли выходит сабля из ножен.

   - В этом пистолете у меня есть освященная пуля, - сказал Жендян. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа - вперед!

   - Вперед! Вперед!

   Вскоре они очутились на берегу реки и повернули лошадей по ее течению. Здесь Володыевский остановил их на минуту и сказал:

   - Пусть Жендян возьмет пернач, потому что колдунья знает его, и пусть он первый переговорит с ней, чтобы она не испугалась нас и не убежала с княжной в какую-нибудь трущобу.

   - Как хотите, господа, но я не поеду первым,-сказал Жендян.

   - Так поезжай, дурак, последним.

   С этими словами Володыевский поехал первым, за ним Заглоба и, наконец, слуга со свободными лошадьми, беспокойно озираясь во все стороны. Лошадиные копыта стучали по камням; вокруг царствовала глубокая тишина, только саранча и стрекозы, скрытые в щелях и расселинах, трещали не умолкая; день был знойный, хотя солнце значительно клонилось к западу. Наконец путешественники въехали на гору наподобие рыцарского щита, на которой громоздились распавшиеся и выветрившиеся скалы, похожие на развалины дома или церковные башни; можно было подумать, что это замок или город, разрушенный только вчера неприятелем,

   - Это заколдованное урочище, - сказал Жендян,- я узнал его со слов Богуна. Ночью здесь никто живым не пройдет.

   - Если не пройдет, то, может быть, проедет, - возразил Заглоба. - Тьфу, что за проклятый край! Но мы хотя бы на верной дороге!

   - Да уж недалеко! - сказал Жендян.

   - Слава Богу, - произнес Заглоба; и мысль его помчалась к княжне.

   При виде диких берегов Валадынки, пустыни и глуши Заглоба не верил, что княжна, для которой он перенес столько трудов и опасностей и которую он так любил, что после вести о смерти ее не знал, что делать со своей жизнью и своей старостью, была уже совсем близко. Но человек привыкает даже к, несчастью, и Заглоба за это долгое время освоился с мыслью, что она похищена и находится где-то далеко, в руках Богуна; а теперь он не смел даже подумать, что пришел конец грусти, розыскам, что теперь начнется радость и спокойствие; много мыслей приходило ему в голову: что она скажет, когда увидит его? не расплачется ли? После такого продолжительного заключения она будет потрясена своим неожиданным спасением. "Бог может все устроить, - подумал Заглоба, - наказать злых и наградить хороших. Бог отдал Жендяна в руки Богуна, а потом подружил их Бог так устроил, что война, эта злая мачеха, отозвала дикого атамана из этой пустыни, где он скрыл свою добычу, как волк Бог выдал его в руки Володыевского и опять сблизил с Жендяном, и так все устроилось, что теперь, когда княжна, может быть, теряет последнюю надежду на свое освобождение, помощь тут как тут! Наконец-то кончатся твои страдания, моя доченька,- думал Заглоба,- и ждет тебя необыкновенная радость. Ой, как ты будешь благодарна нам!"

   И она предстала перед его глазами как живая; старик расчувствовался и погрузился в размышления о том, что вскоре случится. В это время Жендян дернул его за рукав.

   - Послушайте! - сказал он.

   - Что?- спросил Заглоба, недовольный, что Жендян прервал его размышления.

   - Вы видели? Волк перебежал нам дорогу.

   - Ну так что ж, что перебежал?

   - Но настоящий ли это волк?

   - Так поди спроси его и поцелуй в нос

   В эту минуту Володыевский сдержал лошадь.

   - Не заблудились ли мы? Ведь уже должно быть...

   - Нет! - возразил Жендян. - Мы едем так, как говорил мне Богун. Дал бы Бог, чтобы всему был уже конец.

   - Вероятно, скоро будет, если только мы едем по верной дороге.

   - Я еще хотел просить вас, - отозвался Жендян, - когда я буду говорить с колдуньей, обращайте внимание на Черемиса, это величайший негодяй, но зато великолепно стреляет из мушкета.

   - Не бойся - вперед!

   Едва путешественники сделали несколько шагов, как лошади их навострили уши и начали храпеть. У Жендяна кожа сделалась как у гуся; он ждал каждую минуту, что из-за скалы раздается вой упыря или выползет какой-нибудь ужасный гад но оказалось, что лошади храпели только потому, что проходили мимо логовища спугнутого волка, который так обеспокоил юношу.

   Кругом царствовала тишина, даже саранча перестала цыкать, а солнце перекатилось на другую сторону неба. Жендян перекрестился и успокоился.

   Володыевский вдруг опять сдержал коня

   - Я вижу ущелье, - сказал он, - заваленное скалой, а в ней отверстие.

   - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!- шепнул Жендян. Это здесь!

   - За мной! - скомандовал Володыевский погоняя лошадь.

   Через минуту они остановились у ущелья и проехали в отверстие под каменный свод. Перед ними открылся глубокий яр, густо поросший по бокам зеленью и расширяющийся вдали в полукруглую равнину, окруженную гигантскими стенами. Жендян начал кричать во всю мочь:

   - Богун, Богун! Выходи, ведьма, выходи! Богун!

   Все сдержали лошадей и стояли в молчании; а Жендян продолжал кричать:

   - Богун, Богун!

   Вдали послышался лай собак.

   - Богун, Богун!

   С левой стороны яра, на которую падали пурпуровые и золотистые лучи солнца, зашелестели листья густых кустов боярышника и дикой сливы, и вскоре показалась почти на самом обрыве человеческая фигура, которая присела и, прикрыв глаза рукой, пристально всматривалась в прибывших

   - Это Горпина, - сказал Жендян и, сложив руки у рта, снова закричал:

   - Богун, Богун!

   Горпина начала сходить со скалы, перегибаясь для равновесия назад. Она шла скоро, а за ней спускался какой-то коренастый человек с турецким мушкетом в руках.

   Под тяжелыми ногами ведьмы ломались кусты, камни с шумом скатывались на дно яра; освещаемая лучами заходящего солнца, она действительно казалась каким-то сверхъестественным существом.

   - Кто вы? - спросила она грубым голосом, спустившись на дно яра.

   - Как поживаешь. Бандура? - спросил Жендян, к которому при виде людей, а не духов вернулась вся его смелость.

   - А это ты, слуга Богуна? Я узнала тебя, малыш. А это что за люди?

   - Друзья Богуна.

   - А какая красивая ведьма!- проворчал про себя Володыевский?

   - А зачем вы приехали сюда?

   - Вот тебе пернач, перстень и нож; ты ведь знаешь, что это значит?

   Исполинка взяла все три предмета в руки и начала пристально рассматривать их

   - Да, эти самые, - сказал она - Вы за княжной?

   - Да. Здорова ли она?

   - Здорова. Но почему Богун не приехал сам?

   - Богун ранен.

   - Ранен? Я это видела в воде, на мельнице.

   - Зачем же ты спрашиваешь, если видела? - резко спросил Жендян.

   Ведьма улыбнулась, показав свой белые волчьи зубы, и ткнула кулаком в бок Жендяна.

   - Ты, малый!

   - Пошла прочь!

   - А когда вы возьмете княжну?

   - Сейчас, только лошади отдохнут.

   - Так берите... и я поеду с вами.

   - Зачем?

   - Моему брату смерть суждена; его ляхи посадят на кол. Я поеду с вами.

   Жендян нагнулся в седле, как бы для того, чтобы удобнее было говорить с ведьмой-гиганткой, и незаметно положил руку на рукоять пистолета.

   - Черемис, Черемис! - сказал он, обращая на него внимание своих спутников.

   - Зачем ты его зовешь? Ведь у него отрезан язык.

   - Я не зову, а только любуюсь его красотой. Ведь ты не уедешь без него - он твой муж.

   - Он мой пес.

   - И вас только двое во всем яре?

   - Двое - княжна третья.

   - Это хороша Но ты все-таки не уедешь без него?

   - Я сказала, что уеду, - и уеду.

   - А я говорю, что нет.

   Голос юноши прозвучал как-то подозрительно, и ведьма беспокойно повернулась на месте.

   - Что ты? - спросила она.

   - Вот что я! - ответил Жендян и выстрелил ей прямо в грудь из пистолета так близко, что пороховой дым покрыл ее всю, и пуля засела в груди.

   Горпина отскочила назад, раскрыв руки; ее глаза выкатились из орбит, а она издала какие-то нечеловеческие звуки и упала на землю.

   В ту же минуту Заглоба ударил Черемиса саблей по голове так, что череп его раскололся от удара; Черемис даже не крикнул, а только, свернувшись, как червь, начал конвульсивно вздрагивать, пальцы его рук корчились и раскрывались наподобие когтей рыси.

   Заглоба вытер полой жупана окровавленную саблю, а Жендян соскочил с коня и, схватив камень, бросил его на грудь Горпины, а затем начал что-то отыскивать у себя за пазухой.

   Тело исполинки еще вздрагивало, ее лицо исказилось судорогой, оскаленные зубы покрылись кровавой пеной, из горла выходило глухое хрипенье. Между тем слуга вынул из-за пазухи кусок освященного мела и, начертав им на камне крест, сказал:

   - Теперь не встанет.

   Затем Жендян вскочил на лошадь.

   - Вперед! - скомандовал Володыевский.

   Все помчались, как вихрь, вдоль ручья, протекавшего среди яра; они миновали дубы, разбросанные по дороге, и глазам их представилась изба, дальше - высокая мельница с блестящим колесом. У избы две черные собаки, привязанные на цепи, лаяли и рвались к приезжим. Володыевский подъехал первым; соскочив с лошади, он толкнул дверь ногой и ворвался в сени, побрякивая саблей; из нее, направо, виднелась просторная изба, наполненная стружками, с разложенным посредине дымившимся костром; налево находилась запертая дверь. "Верно, она там", - подумал Володыевский и подскочил к двери.

   Он дернул ее за ручку и, отворив, остановился как вкопанный на пороге избы.

   В глубине комнаты, опершись на спинку кровати, стояла Елена Курцевич, бледная, с распущенными, волосами; ее испуганные глаза остановились на Володыевском как бы спрашивая: "Кто ты и зачем?" Она никогда прежде не видала маленького рыцаря, - он же был поражен ее красотой и видом комнаты, убранной бархатом и парчой.

   Наконец он пришел в себя и сказал:

   - Не бойтесь, княжна, мы друзья Скшетуского!

   - Спасите меня! - вскричала она, складывая руки и опускаясь на колени.

   В ту же минуту в комнату вбежал запыхавшийся Заглоба, красный и дрожавший.

   - Это мы! - кричал он. - Мы с помощью!

   Услышав эти слова и увидев знакомое лицо, княжна наклонилась, как подрезанный цветок, руки ее бессильно свесились, глаза закрылись длинными бархатными ресницами, и она упала в обморок.

  

  

  

   Еле дав лошадям передохнуть, они неслись с такой быстротой, что, когда на небе появилась луна и озарила степь, были уж в окрестностях Студенки, за Валадынкой. Впереди ехал Воледыевский, внимательно осматриваясь во все стороны, за ним - Заглоба, возле Елены, а сзади Жендян, который вел вьючных и верховых лошадей, захваченных им из конюшни Горпины. Заглоба не переставал говорить, так как у него действительно было о чем рассказать княжне, которая, запертая в Диком Яре, ничего не знала обо всем происшедшем. И вот шляхтич рассказывал ей, как ее искали, как Скшетуский ходил искать в Переяславль Богуна, о ране которого не знал, как наконец Жендян допытался у атамана, где она находится, и привез эту новость в Збараж,

   - Милостивый Боже, - говорила Елена, подымая свое прелестное бледное лицо, - так господин Скшетуский ездил за мной до самого Днепра?

   - До Переяславля, говорю тебе. И, наверно, прибыл бы сюда вместе с нами, если бы не то обстоятельство, что у нас не было времени посылать за ним, так как мы хотели сейчас же идти к тебе на помощь. Он еще ничего не знает о твоем спасении и ежедневно молится за твою душу, но ты не жалей его. Пусть еще некоторое время погрустит, раз его ожидает, такая награда.

   - А я думала, что все забыли про меня, и просила у Бога смерти.

   - Мы не только о тебе не забыли, но все время только и думали, как бы прийти к тебе на помощь Что я и Скшетуский ломали над этим голову, так это натурально, но удивительно то, что вот этот рыцарь, который едет впереди нас, так же охотно не Щадил ни своих трудов, ни рук.

   - Да наградит его за это Бог!

   - Должно быть, вы оба обладаете чем-то особенным, что люди к вам льнут, но Володыевскому ты действительно должна быть благодарна, потому что, как я уже говорил, мы вдвоем изрубили Богуна, словно щуку.

   - Мне Скшетуский еще в Разлогах говорил о господине Володыевском как о самом лучшем своем друге.

   - И говорил правду. Это великая душа в малом теле. Теперь он как-то поглупел, видно, твоя красота его одурманила, но погоди, пусть он освоится и придет в себя. Мы с ним немало орудовали во время избрания.

   - Значит, уже новый король.

   - И этого ты, бедняжка, не знала, сидя в той проклятой пустыне? Возможно ли! Ян-Казимир избран еще прошлой осенью и правит вот уже восьмой месяц. Теперь будет большая война с казаками, но дай Бог, чтобы счастливая.

   - А господин Скшетуский пойдет на войну?

   - Он истинный воин, и не знаю, сумеешь ли ты его удержать. Мы оба с ним таковы, что когда до нас донесется запах пороха, то никакая сила нас не удержит. Эх, в прошлом году мы здорово колотили казаков. Ночи не хватило бы, если бы рассказывать все. как было. Разумеется, мы пойдем на войну, но уже бодро, так как мы нашли тебя, бедняжку, без которой нам жизнь была в тягость.

   Княжна повернула свое прелестное лицо к Заглобе.

   - Не знаю, - промолвила она, - за что вы меня полюбили, но, наверно, вы пюбите меня не меньше, чем я вас

   Заглоба стал сопеть от удовольствия.

   - Ты меня так любишь?

   - Очень.

   - Да наградит тебя Бог за это! Для меня старость будет" легче... Правда, еще и теперь на меня поглядывают женщины; в Варшаве, во время избрания, это не раз бывало. Володыевский свидетель! Но я, наперекор горячей крови, охотно буду довольствоваться отцовским чувством.

   Настало молчание, только лошади стали сильно фыркать одна за другой, что всадники считали хороший предзнаменованием.

   Ночь была ясная. Луна подымалась все выше по небу, усеянному мигающими звездами, и становилась все меньше и бледнее Измученные скачкой лошади убавили шагу, и ездоками стала овладевать усталость; Володыевский первым остановил коня

   - Пора бы отдохнуть, - проговорил он, - скоро рассвет.

   - Пора, - повторил Заглоба. - Со сна мне чудится, будто у моей лошади две головы.

   Однако перед тем как отдохнуть, Жендян позаботился об ужине; он развел огонь, затем, сняв с лошадей вьюки, стал вынимать из них съестные припасы, взятые у Бурлая в Япмоле: хлеб из кукурузы, мясо и вино. При виде двух кожаных мехов. наполненных вином, Заглоба забыл про сон; остальные тоже охотно принялись есть и пить. Съестных припасов с избытком хватило на всех Когда путники насытились, Заглоба утер губы попой и сказал:

   - До самой смерти не перестану повторять: неисповедимы пути Господни! Вот ты, барышня, свободна, а мы, радостные, сидим себе здесь и пьем вино Бурлая. Не скажу, чтобы венгерское не было лучше, так как это пахнет кожей, но в дороге и оно пригодится.

   - Одного я не могу понять, - промолвила Елена, - почему Горпина так легко согласилась меня выдать?

   Заглоба стал посматривать на Володыевского, потом на Жендяна и сильно заморгал глазами.

   - Она согласилась, - сказал он наконец, - потому что должна была согласиться. Впрочем, нечего скрывать, так как это не стыд, что мы их обоих с Черемисом убили.

   - Как так? - со страхом спросила княжна.

   - А разве ты не слышала выстрелов?

   - Я слышала, но думала, что это Черемис стреляет.

   - Это не Черемис, а вон этот юноша застрелил чародейку. Правда, в нем сидит черт, но он не мог иначе поступить, так как чародейка, не знаю почему, непременно хотела ехать с нами. Нельзя же было на это согласиться, потому что она сейчас смекнула бы, что мы едем не в Киев. Он застрелил ее, а я зарубил того Черемиса. Это настоящее африканское чудовище, и я думаю, что Бог не поставит мне этого в вину. Должно быть, и в аду встретят его не особенно любезно. Перед самым отъездом из яра я поехал вперед и оттащил их немного в сторону, чтобы ты не испугалась трупов и не сочла их дурным предзнаменованием.

   - В это ужасное время, - ответила княжна, - я видела слишком часто смерть близких мне людей, чтобы бояться убитых, но все же я предпочла бы не оставлять за собой крови, чтобы Бог не покарал нас за нее.

   - Не рыцарское это было дело, - резко заметил Володыевский, - и я не пожелал в нем участвовать.

   - Что об этом говорить, проговорил Жендян, - коли иначе не могло быть. Иное дело, если бы мы умертвили кого-нибудь хорошего, но врагов Бога - можно. Ведь я сам видел, как эта чародейка имела дело с дьяволами. Мне не этого жаль!

   - А чего же вам жаль, господин Жендян? - спросила княжна.

   - Да там зарыты деньги, о которых мне рассказал Богун, а вы, господа, так спешили, что не было времени их откопать, хотя я хорошо знал это место, около мельницы. У меня также сердце разрывалось с досады, что пришлось оставить столько всякого добра в той комнате, в которой вы, княжна, жили.

   - Взгляни-ка, какой у тебя будет слуга, - сказал Заглоба. - За исключением своего господина, он с самого черта содрал бы шкуру, чтобы сшить из нее воротник

   - Даст Бог, господин Жендян не будет жаловаться на мою неблагодарность, - ответила Елена.

   - Покорно вас благодарю! - сказал Жендян, целуя княжне руку.

   Володыевский все это время молча сидел и пил вино, так что вскоре это необыкновенное молчание бросилось в глаза Заглобе.

   - А господин Володыевский, - заметил он, - все молчит. - Тут старый шляхтич обратился к княжне: - Вот видишь, разве я не говорил тебе, что твоя красота отняла у него ум и язык

   -- Вы бы лучше легли спать, - сказал, смутившись, рыцарь и стал шевелить усиками, точь-в-точь как заяц, который хочет придать себе храбрости.

   Но старый шляхтич был прав. Необыкновенная красота княжны как бы одурманила маленького рыцаря. Он смотрел на нее, смотрел и спрашивал в душе: неужели возможно, чтобы такая красавица существовала на земле? Ибо в жизни своей он много видел красавиц: красивы были Анна и Варвара Збараские, удивительно красива была и Анна Барзобогатая, и Скоропадская, но ни одна из них не могла сравниваться с этим чудным степным цветком. В присутствии тех женщин господин Володыевский был весел и разговорчив, а теперь, когда он смотрел на эти бархатные глаза, сладостные и томные, на эти шелковые ресницы, тень которых падала на щеки, на эти рассыпавшиеся по плечам волосы, на стройную фигуру, на выпуклую, слегка колеблемую дыханием грудь, от которой веяло сладостным теплом, - когда на все это смотрел Володыевский, то он действительно немел и, что еще хуже, сам себе казался неловким, глупым, а главное, маленьким до смешного. "Это княжна, а я мальчуган!" - думал он с некоторой горечью, и ему очень хотелось, чтобы случилось какое-нибудь приключение, чтобы из темноты показался какой-нибудь гигант, ибо лишь тогда показал бы бедный Володыевский, что он не такой маленький, как кажется. Его раздражало и то, что Заглоба, очевидно довольный тем, что его дочь так привлекает людские взоры, ежеминутно откашливался и уже начинал подшучивать и странно моргать глазами.

   А тем временем княжна сидела у костра, озаренная его розовым пламенем и бледным светом луны, нежная, спокойная и еще более прекрасная.

   - Признайтесь, господин Володыевский, - говорил на следующий день утром Заглоба, когда они на минуту остались одни, - что другой такой красавицы не сыскать во всей Республике. Если вы мне покажете такую другую, то я позволю вам назвать меня дураком.

   - Я этого не отрицаю, - ответил маленький рыцарь. - Это и правда такая красавица, какой я еще никогда не видывал, так как даже те статуи богинь, которые мы видели во дворце Козановских, не могут выдержать с ней сравнения. Теперь меня не удивляет, что лучшие рыцари дерутся из-за нее, - она стоит того.

   - А что? - говорил Заглоба. - Ей-Богу, неизвестно, когда она красивее, утром или вечером, потому что она всегда прекрасна, как роза. Я ведь вам рассказывал, что и я некогда был необыкновенно красив, - но и тогда по красоте должен был ей уступить, хотя иные говорят, что она замечательно на меня похожа.

   - Идите вы к черту! - крикнул маленький рыцарь. - Вот еще что выдумали!

   - Не сердитесь, господин Володыевский, не сердитесь. Вы посматриваете на нее, как козел на капусту, а между тем постоянно хмуритесь: кто-нибудь поклялся бы, что вас обуревают страсти, но она не про вас

   - Как вам не стыдно, - сказал Володыевский, - на старости лет говорить такие глупости!

   - Так зачем вы хмуритесь?

   - Потому что вам кажется, будто все дурное пронеслось, как птица в воздухе, и что мы уже в полной безопасности, а между тем вам надо хорошенько пораздумать, как бы избежать одного, миновать другое. Нам предстоит еще очень большой путь, и Бог знает, что с нами может случиться, так как местность, в которую мы едем, наверно, до сих пор в огне.

   - Когда я похитил княжну из Разлог, было хуже, так как нас преследовали сзади, а впереди был бунт, однако мне удалось пройти через всю Украину, точно через пламя, и достигнуть до самого Бара. Для чего же у нас голова на плечах? В самом худшем случае не так уж далеко до Каменца.

   - Да, но туркам и татарам до него так же недалеко.

   - Что вы мне говорите!

   - Говорю, что есть, и говорю, что стоит об этом подумать. Для нас лучше будет миновать Каменец и двинуться к Бару, так как казаки относятся с уважением к перначам; с чернью мы справимся, но если нас заметит хотя один татарин, то все пропало! Я давно знаю их и сумею нестись впереди чамбула вместе с птицами и волками, но если бы мы попали прямо на чамбул, тогда и я уже ничего не мог бы поделать.

   - В таком случае идем на Бар или в окрестности Бара, пусть этих каменецких татар и черемисов чума передушит. Вы, наверно, не знаете, что Жендян взял у Бурлая пернач. Мы всюду между казаками свободно пройдем, даже с песнями! Самые худшие пустыни мы уже проехали, теперь войдем в населенный край. Надо подумать и о том, чтобы останавливаться в хуторах обыкновенно к вечеру, так как это будет удобнее и приличнее для княжны. Но мне кажется, господин Володыевский, что вы видите вещи в черном цвете. Черт возьми, чтобы три таких молодца, как мы, не сумели управиться в степи! Соединим нашу хитрость с вашей саблей - и гайда! Нам не остается ничего лучшего. У Жендяна есть пернач Бурпая, а это главное лак как теперь Бурлай правит всей Подолией Нам только перейти бы Бар, а там уж стоят полки Ланцкоронского. Не будем терять времени. Гайда!

   Путники не теряли времени и во весь дух неслись к северо-западу. Вскоре они вступили в более населенный край, так что по вечерам нетрудно был найти хутора или деревни, в которых они останавливались на ночлег, но утренние румяные зори всегда заставали их на конях и в дороге. К счастью, лето было сухое, дни знойные, ночи росистые, и по утрам вся степь серебрилась, словно покрытая инеем. Воды в реках было немного, и потому наши путники переезжали их без труда. Подвигаясь некоторое время вдоль и вверх по Лозовой, они остановились на более продолжительный отдых в Шарограде, в котором стоял один из казацких полков, находившихся под командой Бурлая. Там они застали его послов и, между прочим, сотника Куну, которого видели на пиру у Бурпая. Сотник немного удивился, что они едут на Брацлав, Райгрод и Сквиру в Киев, но у него ни на минуту не явилось подозрение, тем более что Заглоба объяснил ему, что они не поехали по той дороге из боязни встретиться с татарами, которые намеревались двинуться со стороны Днепра. Куна говорил им, что Бурлай послал его в полк, чтобы объявить поход, и что сам он не сегодня-завтра направится в Шароград со всеми войсками, стоявшими теперь в Ямполе, и с будякскими татарами, откуда тотчас двинется дальше.

   К Бурлаю прибыли гонцы от Хмельницкого с вестью, что началась война, и с приказом, чтобы все попки двинулись на Волынь. Бурлай уже давно хотел идти на Бар и только поджидал татар, так как под Баром дела восставших шли не особенно удачно. Ланцкоронский сильно разгромил значительные отряды инсургентов, взял город и в замке поставил гарнизон Там на поле брани, пало несколько тысяч казаков, и за них именно старый Бурлай хотел отомстить или, по крайней мере, отнять замок.

   Куна, однако, говорил, что последние приказы Хмельницкого относительно движения на Волынь воспрепятствовали осуществить этот план и что теперь казаки не будут осаждать Бар, разве уж если татары непременно будут настаивать на этом.

   - А что, господин Володыевский? - говорил на следующий день Заглоба. - Перед нам Бар, и я мог бы второй раз спрятать там княжну, но, черт его возьми! Теперь я уже не верю ни Бару и никакой крепости с того времени, как оказалось, что у неприятели больше пушек, чем в наших войсках. Меня, однако, очень беспокоит, что около нас собираются тучи.

   - Не только собираются тучи, - ответил рыцарь, - но вслед за нами несется буря, то есть татары и Бурлай, который, если бы нас догнал, был бы очень удивлен, что мы едем не в Киев, но в противоположную сторону.

   - И он готов указать нам иную дорогу. Пусть же сначала черт ему покажет, по какой дороге можно скорее всего попасть в ад. Господин Володыевский, условимся так: я буду за всех вас действовать с казаками и чернью, а с татарами - вы.

   - Вам, конечно, легче будет с казаками, которые принимают нас за своих, - ответил рыцарь. - Что касается татар, то единственный теперь совет - как можно скорее удирать, чтобы, пока еще есть время, ускользнуть из западни. Лошади у нас хорошие, но если удастся, купим еще по дороге, чтобы иметь постоянно свежих

   - На это хватит кошелька Лонгина Подбипенты, а если даже не хватит, то возьмем у Жендяна данные ему Бурлаем, а теперь - вперед!

   И они ехали еще скорее, так что бока лошадей покрылись пеной, которая, точно снежные хлопья, падала на траву. Проехали Дэрпу и Ладаву. В Парке Володыевский купил новых лошадей, но не оставил старых, полученных в дар от Бурлая, так как они были очень хорошей породы. Теперь они все более и более сокращали время на отдых и ночлег. Здоровье всех было в отличном состоянии; и даже княжна, хотя и утомленная дорогой, чувствовала, что у Нее с каждым днем прибывают силы В яре она вела замкнутую жизнь и почти не выходила из своей вызолоченной комнаты, не желая встречаться с бесстыдной Горпиной и слушать ее уговоры, - теперь же свежий степной воздух возвращал ей здоровье. Щеки ее зарумянились, и хотя лицо ее покрылось загаром, но зато в глазах появился блеск; и когда по временам ветер развевал ее волосы, кто-нибудь мог бы подумать, что это цыганка, прекраснейшая чародейка или цыганская королева едет по степи и перед ней цветы, а за нею рыцари.

   Господин Володыевский мало-помалу осваивался с ее необыкновенной красотой, а так как путешествие их сближало, он постепенно привык к ней. Он опять стал весел, разговорчив и часто, будучи возле нее, рассказывал о Лубнах, но более всего о своей дружбе с Скшетуским, так как заметил, что она с удовольствием слушает его, иногда же дразнил ее, говоря:

   - Я - друг Богуна и везу вас к нему.

   А она, точно от страха, с умоляющим видом складывала руки и сладостным голосом просила:

   - Не делайте этого, милый рыцарь, лучше сразу срубите мне голову.

   - О, нет, этого нельзя! Я сделаю так, как сказал, - отвечал свирепый рыцарь.

   - Срубите! - повторяла княжна, закрывая свои прелестные глаза и протягивая к нему шею.

   В такие минуты у маленького рыцаря мурашки бегали по спине. "Эта девушка возбуждает меня, как вино! - думал он. - Но я не опьянею от него, так как оно чужое". И честный Володыевский только вздрагивал и отъезжал в сторону. А лишь только рыцарь погружался с конем в высокие травы, как тотчас мурашки исчезали и все его внимание обращалось на дорогу: безопасна ли она и не предстоит ли какое-нибудь приключение. Тогда он подымался на стременах, смотрел и прислушивался, как татарин, который в Диких Полях рыщет среди бурьяна.

   Заглоба был в самом бодром настроении.

   - Теперь нам легче удирать, - говорил он, - чем тогда, около Каганлыка, когда мы должны были бежать пешком, как собаки с высунутыми языками. У меня в то время до такой степени высох язык, что я мог бы им строгать дерево, а нынче, слава Богу, и отдыхаем ночью, и есть чем освежить глотку.

   - А помните, как вы меня на руках переносили через воду? - спросила Елена.

   - Даст Бог, и ты дождешься того, что будешь носить кого-нибудь на руках! Об этом позаботится Скшетуский.

   Жендян засмеялся.

   - Прошу вас. перестаньте говорить об этом, - прошептала княжна, краснея и опуская глаза.

   Так вот они беседовали в степи, чтобы сократить время в дороге. Наконец за Барком и Иолтушком они выехали в край, только что разоренный войной. Там до сих пор рыскали вооруженные отряды инсургентов, и там же недавно Ланцкоронский жег и рубил головы, так как только дней десять тому назад он отступил к Збаражу. Наши путники узнали от местных жителей, что Хмельницкий и хан со всеми своими войсками двинулись на ляхов или, вернее, на полковников, полки которых бунтуют и не хотят иначе служить, как только под предводительством Вишневецкого. Все притом предвещали, что теперь уже, когда батька Хмельницкий столкнется с Еремойло окончательно погибнут или ляхи, или казаки. Тем временем весь край был точно в огне. Все жители хватались за оружие и тянулись на север, чтобы присоединиться к Хмельницкому. С низовьев Днестра двигался Бурлай со всем своим войском, а по дороге к нему приставали разные полки, стоявшие в городах и селениях, так как всюду были посланы приказы. И вот шли отдельные сотни, отряды, полки, а возле них волнами плыла недисциплинированная чернь, вооруженная цепами, вилами, ножами и пиками. Здесь были конюхи, чабаны, пасечники, дикие рыбаки из днестровских камышей и охотники из дремучих лесов. Деревни, посады и города опустели. В трех воеводствах остались в селениях только пожилые бабы да дети, так как даже молодицы шли за своим молодцами на ляхов. Одновременно с востока, точно зловещая буря, приближался с главными сипами Хмельницкий, разоряя по дороге замки, города и убивая оставшихся в живых от прежних разгромов.

   Миновав Бар, полный грустных для княжны воспоминаний, наши путники поехали по дороге, ведущей на Латичов, Плоскиров до Тарнополя и далее до Львова Здесь им все чаще встречались то военные обозы, то пешие и конные казацкие отряды, то бесчисленные стада волов, подымавшие облака пыли, гонимые для продовольствия татарских и казацких войск. Дорога становилась теперь опасной, так как их то и дело спрашивали: кто они, откуда и куда идут. Заглоба им показывал пернач Бурлая и говорил:

   - Мы послы Бурлая, везем Богуну молодицу.

   При виде пернача грозного полковника казаки обыкновенно расступались, тем более что каждый из них понимал, что если Богун жив, то он, наверно, находится где-нибудь около Збаража и Константинова. Но гораздо труднее было путникам с чернью, с отрядами диких пастухов, пьяных и почти не имеющих никакого понятия об охранных грамотах и знаках, выдаваемых казацкими полковниками для безопасного проезда. Если бы не Елена, эти полудикие люди считали бы Заглобу, Володыевского и Жендяна за своих и за старших, да так иногда бывало, но княжна всюду обращала на себя внимание как своим полом, так и необыкновенной красотой, вследствие чего возникали опасности, которые с величайшим трудом приходилось преодолевать.

   Поэтому иногда Заглоба показывал пернач, а иногда Володыевский саблю, и ему не одного из пристававших пришлось зарубить до смерти. Несколько раз только великолепные скакуны Бурлая спасли их от опасности. Таким образом, путешествие, столь благополучное вначале, с каждым днем становилось все труднее для Елены, хотя она по натуре была мужественна, однако от постоянной тревоги и бессонницы начала недомогать и на самом деле казалась пленницей, против воли везомой в неприятельский стан. Заглоба потел, придумывая все новые фортели, которые маленький рыцарь тотчас приводил в исполнение, и оба они утешали княжну, как могли.

   - Только бы нам проехать еще вот эту местность,- говорил маленький рыцарь - и достигнуть Збаража, пота Хмельницкий и татары не займут его окрестностей.

   По дороге Володыевский узнал, что польские войска сосредоточились в Збараже и намерены в нем защищаться. - вследствие чего путники направились туда в надежде, что и князь Иеремия присоединится к войскам со своей дивизией тем более что часть его сил, и притом значительная, обыкновенно квартировала в Збараже.