Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 4 - Книги

д слева. Пожар начал было распространяться и здесь, но

густым снегом и усердием наших солдат был потушен. Тут также

оставляется комендант, которому поручено сзывать жителей на

прежние их жилища. Надо видеть наших солдат, без ропота сносящих

голод и стужу, с пылким рвением идущих на бой и мгновенно

взлетающих на высоты окопов, чтоб иметь понятие о том, как

принято освобождать города своего Отечества! 4-го Егерьского

полка майор Русинов, получа рану в руку при начале штурма, велел

поддерживать себя солдатам и продолжал лезть навал; через

несколько минут ему прострелили ногу, и солдаты вынуждены были

снести его в ров. Но этот храбрый офицер до тех пор не приказывал

уносить себя далее и не переставал ободрять солдат, пока не

увидел их уже на высоте победителями. Это тот самый, который

вышел одним выпуском прежде нас из корпуса.

Представь себе, друг мой, что я теперь только в 60 верстах от

моей родины и не могу заглянуть в нее!.. Правда, там нечего и

смотреть: все разорено и опустело! Я нашел бы только пепел и

развалины; но как сладко еще раз в жизни помолиться на гробах

отцов своих! Теперь сходен я с кометой, которая не успеет

приблизиться к солнцу, как вдруг косвенным путем удаляется опять

от него на неизмеримые пространства. Завтра мы едем отсюда, но не

в Смоленск, а боковыми, неизвестными путями и дорогами, через

леса и болота... После узнаешь ты об этом искусном и, конечно,

гибельном для французов движении наших войск.

7 ноября. На поле близ Красного

Видишь ли, какой мы сделали шаг! От Дорогобужа прямо к Красному.

Смоленск и Днепр остались у нас справа. Тихо подкрались мы к

большой дороге, из Смоленска в Красное. Неприятель полагал нас за

тридевять земель; а мы, как будто из-под земли, очутились вдруг

перед ним! Это впрямь по-суворовски! Теперь называют это

фланговым, или боковым, маршем, 3-го числа ноября показались мы

из лесов против деревни Ржавки. Неприятель шел по большой дороге

спокойно и весело: наступившая оттепель отогрела жизненные силы

этих питомцев благодетельного климата их отечества. Великие обозы

с северными гостинцами тянулись между колонн. Генерал Милорадович

приказал тотчас нападать. Неприятель остановился, сыпнул в овраги

и паростники множество стрелков, выставил, между берез, по

высотам дороги, легкие орудия; а тяжелой артиллерии и обозам, в

сопровождении своей конницы, велел спасаться вперед. Наши

наступили с обыкновенным мужеством - и дело загорелось! Но,

несмотря на великое превосходство в силах неприятеля перед нами,

он был мгновенно сбит с большой дороги, поражаем в полях и

одолжен спасением одной только темноте ночной и ближним лесам, в

которых скрылся. Знамена, пушки, пленные и множество обоза

наградили победителей, на первый раз, за трудный фланговый марш.

Впереди нас видна была деревня; генерал Милорадович хотел в ней

провести ночь, ему говорят, что там еще французы. Он посылает

казаков истребить их - и мы там ночевали. После этого 4, 5 и 6-го

числа, три дня сряду, проводили в беспрерывных сражениях. Всякий

вечер отбивали у французов ночлег в нескольких верстах от большой

дороги. С каждой утренней зарей, коль скоро с передовых постов

приходило известие, что колонны показались па большой дороге, мы

садились на лошадей и выезжали на бой. Наполеону очень не

нравилось, что генерал Милорадович стоит под дорогой и разбивает

в пух корпуса его; но делать нечего!.. Последняя рана, нанесенная

ему вчера, чувствительнее всех прочих. Вчера. - О! Восхищайся,

друг мой, столь знаменитой победой: вчера генерал Милорадович

разбил совершенно тридцатитысячный корпус под предводительством

искуснейшего из маршалов Наполеона - Нея, недавно прозванного им

князем Москворецким. Неприятельский урон черезвычайно велик. Все

четыре начальствовавших генерала убиты. Места сражений покрыты

грудами неприятельских тел. В эти четыре для нас победоносные дня

потеря неприятеля, наверно, полагается убитыми до 20000, в плен

взято войсками генерала Милорадовича: генералов 2, штаб- и

обер-офицеров 285, рядовых, сколько ты думаешь? - 22000; пушек -

60!.. Поля города Красного в самом деле покраснели от крови. В

одержании этих четверодневных побед много участвовали генералы

Раевский и Паскевич. Храбрые их войска многие неприятельские

толпы подняли на штыки. Отважными нападениями конницы

предводительствовал генерал Уваров. Артиллерия оказала громадные

услуги. Полковник Мерлин командовал ею в авангарде. Его рота и

рота отважного капитана Башмакова покрыли себя славой. Действия

пушек искусного и храброго Нилуса под Смоленском и Гулевича под

Вязьмой останутся навсегда памятны французам. Остальные 600 из

разбитого Неева корпуса, укрепившиеся с пушками в лесах, прислали

уже поздно к вечеру переговорщика сказать, что они сдадутся

одному, только генералу Милорадовичу, а иначе готовы биться до

последнего. Французы называют Милорадовича русским Баярдом;

пленные везде кричат ему: "Да здравствует храбрый генерал

Милорадович!" Его и самые неприятели любят, вероятно, за то, что

он, сострадая об них по человечеству, дает последний свой запас и

деньги пленным. После всего этого ты видишь, что трофеев у нас

много; лавров девать некуда; а хлеба - ни куска... Ты не

поверишь, как мы голодны! По причине крайне дурных дорог и

скорого хода войск наши обозы с сухарями отстали; все окрестности

сожжены неприятелем, и достать нигде ничего нельзя. У нас теперь

дивятся, как можно есть! и не верят тому, кто скажет, что он ел.

Разбитые французские обозы доставили казакам возможность завести

такого рода продажу, о которой ты, верно, не слыхивал. Здесь, во

рву, подле большой дороги, среди разбитых фур, изломанных карет и

мертвых тел, кроме шуб, бархатов и парчей, можно купить

серебряные деньги мешками!! За сто рублен бумажками покупают

обыкновенно мешок серебра, в котором бывает по сто и более

пятифранковых монет. Отчего ж, спросишь ты, сбывают здесь так

дешево серебро? - Оттого, что негде и тяжело возить его. Однако ж

куплею этой пользуются очень немногие: маркитанты и прочие

нестроевые. Но там, где меряют мешками деньги, - нет ни крохи

хлеба! Хлеб почитается у нас единственной драгоценностью! Все

почти избы в деревнях сожжены, и мы живем под углами в шалашах.

Как жалко смотреть на пленных женщин! Их у нас много. Наполеон

вел в Россию целый вооруженный народ! Третьего дня видели мы

прекрасную женщину, распростертую подле молодого мужчины. Однако

ядро лишило их жизни, может быть, в минуту последнего прощания.

Тогда же, в пылу самого жаркого боя, под сильным картечным огнем,

двое маленьких детей, брат и сестра, как Павел и Виргиния[15],

взявшись за руки, бежали по мертвым телам, сами не зная куда.

Генерал Милорадович приказал их тотчас взять и отвести на свою

квартиру. С того времени их возят в его коляске. Пьер в Лизавета,

один 7, а другой 5 лет, очень милые и, по-видимому,

благовоспитанные дети. Всякий вечер они, сами собой, молятся

богу, поминают своих родителей и потом подходят к генералу

целовать его руку.

Теперь эти бедняжки все вовсе сироты. Вчера между несколькими

тысячами пленных увидели они как-то одного и вдруг вместе

закричали: "Вот наш батюшка!" В самом деле это был отец их,

полковой слесарь. Генерал тотчас взял его к себе, и он плачет от

радости, глядя на детей. Мать их - немка - убита. Рассказать ли

тебе об ужасном состоянии людей, которые давно ль были нам так

страшны?.. Но меня зовут к генералу. Прости до первой свободной

минуты!..

Оттуда же и того же дня

Мой друг! В самых диких лесах Америки, в области каннибалов, едва

ли можно видеть такие ужасы, какие представляются здесь ежедневно

глазам нашим. До какой степени достигает остервенение человека!

Нет! Голод, как бы он ни был велик, не может оправдать такого

зверства. Один из наших проповедников недавно назвал французов

обесчеловечившимся народом; нет ничего справедливее этого

изречения. Положим, что голод принуждает их искать пищи в

навозных кучах, есть кошек, собак и лошадей; но может ли он

принудить пожирать подобных себе. Они нимало не содрогаясь и с

великим хладнокровием рассуждают о вкусе конского и человеческого

мяса! Зато как они гибнут: как мухи в самую позднюю осень!.. У

мертвых лица ужасно обезображены. Злость, отчаяние, бешенство и

прочие дикие страсти глубоко запечатлелись на них. Видно, что сии

люди погибали в минуты исступления, со скрежетом зубов и пеною на

устах. На сих лицах не успело водвориться и спокойствие

смерти[16*] . Те, которые не совсем еще обезумели, беспрестанно

просят есть; а накорми их досыта теплым кушаньем - умирают! Но

большая часть из них совсем обезумели; бродят, как слепые. Вчера

я видел одного, который, в самом пылу сраженья, с величайшим

хладнокровием мотал клубок нитки и сам с собой разговаривал,

воображая, что он сидит дома у своей матери. Но вчерашняя ночь

была для меня самая ужасная! Желая немного обсушиться, мы

оправили кое-как одну избу, законопатили стены, пробитые ядрами,

и истопили печь. Сотни стенящих привидений, как Шекспировы тени,

бродили около нас. Но едва почуяли они теплый дух, как с страшным

воплем и ревом присыпали к дверям. Один по одному втеснилось их

несколько десятков. Одни валялись под лавками и на полу, другие

на верхних полатях, под печью и на печи. Мы принуждены были

помостить себе несколько досок с лавки на лавку. Отягченные

усталостью, уснули на них. Перед светом страшный вой и стоны

разбудили меня. Под нами и над нами множество голосов, на всех

почти европейских языках, вопили, жаловались или изрыгали

проклятие на Наполеона! Тут были раненые, полузамерзшие и

сумасшедшие. Иной кричал: "Помогите! Помогите! Кровь льется из

всех моих ран! Меня стеснили!.. У меня оторвали руку!" "Постойте!

Удержитесь! Я еще не умер, а вы меня едите!" - кричал другой. В

самом деле, они с голоду кусали друг друга. Третий дрожащим

голосом жаловался, что он весь хладеет, мерзнет; что уже не

чувствует ни рук, ни ног! И вдруг среди стона, вздохов, визга и

скрежета зубов раздавался ужасный хохот... Какой-нибудь безумный,

воображая, что он выздоровел, смеялся, сзывая товарищей: бить

русских! А вслед за этим слышен был в другом углу самый

горестный, сердце раздирающий плач. Я слышал, как один молодой

поляк, увидев, конечно, во сне, родину свою, говорил громко,

всхлипывая: "Я опять здесь, о матерь моя!.. Но посмотри,

посмотри, как я весь изранен! Ах! Для чего ты родила на свет

несчастного?"

Когда рассвело, мы нашли несколько умерших над нами и под нами и

решились лучше быть на стуже в шалаше. Между сими злополучными

жертвами честолюбия случился один заслуженный французский

капитан, кавалер Почетного легиона. Он лежал без ноги под лавкой.

Невозможно описать, как благодарил он за то, что ему перевязали

рану и дали несколько ложек супу. Генерал Милорадович, не могший

равнодушно сидеть сиих беспримерных страдальцев, велел все, что

можно было, сделать в их пользу. В Красном оправили дом для

лазарета; все полковые лекари явились их перевязывать; больных

обделили последними сухарями и водкою, а те, которые были

поздоровее, выпросили себе несколько лошадей и тотчас их съели!

[17*] Кстати, не надобно ль в вашу губернию учителей? Намедни

один француз, у которого на коленях лежало конское мясо,

взламывая череп недавно убитого своего товарища, говорил мне:

"Возьми меня: я могу быть полезен России - могу воспитывать

детей!" Кто знает, может быть, эти. выморозки пооправятся, и наши

расхватают их по рукам - в учители, не дав им даже и

очеловечиться...

10 ноября. Местечко Баево

Вчера перенесли мы знамена свои за древние рубежи нашего

Отечества. Перейдя речку Мерейку, мы вступили уже в Могилевскую

губернию. Теперь главная квартира авангарда в местечке Баево, что

на одной высоте с м. Лядами, на большой дороге. И так ныне уже

ясно и никакому сомнению не подвержено, что одно постоянное

продолжение сей войны увенчивает ее столь блистательными

успехами. Если б заключили мир при Тарутине, как бы ни был он

выгоден, Россия не имела б ни лавров, ни трофей, ни

драгоценнейшего для всякого уверения, что Наполеон уже никогда не

возвратится разорять пределы ее. Теперь можем мы вздохнуть

спокойно!.. Меч, висевший над головами нашими, исчез. Тучи,

ходившие по русскому небу, быстро несутся назад. Мы видим над

собой ясную лазурь безмятежного свода, отколе всевышний

благословляет оружие правых на славном поприще его побед.

Известно, однако ж, что Наполеон, прежде нежели: решился оставить

Москву, истощал все усилия для заключения мира. Мудрый Кутузов

заводил в сети ослепленного страстями и гордостью этого нового

Навуходоносора. Он старался выиграть время, доколе подоспеет к

нам вернейшая союзница - зима!

Но твердость государя в этих смутных обстоятельствах достойна

хвалы и удивления современников и потомства. Исполненный духом

предвидения, он пребывал непоколебим, как гранитный утес среди

мятежных морей!

"Я прежде соглашусь перенести столицу мою на берега Иртыша и

ходить в смуром кафтане, чем заключу теперь мир с разорителем

Отечества!"

Так отвечал монарх на предложение о мире. Слух об сем дошел к нам

в армию. Такие изречения государей подслушивает История и с

благоговением передает отдаленнейшим родам.

Мой друг! Настоящее повторяется в будущем так, как прошедшее - в

настоящем! Пройдут времена; лета обратятся в столетия, и настанет

опять для некоего из царств земных период решительный, подобный

тому, который ныне покрыл Россию пеплом, кровью и славою...

14 ноября. Город Борисов

Ушла лисица, только хвост в западне остался!.. [18] Никакой

человеческий ум не может сделать соображений лучше тех, какие

сделаны были князем Кутузовым, и принять лучших мер, какие принял

он для поимки Наполеона у реки Березины в городе Борисове. Одна

непостижимая судьба могла спасти его, может быть для того, чтобы

карать им еще человечество! Адмирал Чичагов с армией своей слева

вниз, а граф Витгенштейн справа вверх по течению реки, сближались

один против другого, дабы сомкнуть войска свои, как две стены, в

том месте, где мог переправиться неприятель, за которым шла армия

Кутузова и которого неослабно преследовали граф Платов с

казаками, генерал Милорадович с авангардом, генералы Ермолов и

Бороздин с летучими отрядами.

Все эти дни погода была самая бурная и ненастная. Морозы

достигали до 20 градусов. Мы шли проселочными дорогами.

Артиллерия наша прорезывала пути по глубоким снегам; пехота и

конница пробирались дремучими лесами, и при всем этом несколько

переходов сделано по 40 верст в день. Не забудь, что в зимний

день!

Дух великого Суворова, конечно, веселился, взирая с высот на

столь быстрое шествие победоносных россиян. Сбылся стих великого

поэта:

Где только ветры могут дуть,

Проступят там полки орлины!

Жаль, однако ж, что все наши труды были напрасны!.. Наполеон уже

за Березиной!.. Граф Витгенштейн тем же самым громом, который

бросал на Клястицких полях [19] , отбил у переправлявшегося

неприятеля один из задних его корпусов, и 12 тысяч, увидев себя

окруженными, положили оружие. Мы остановились в разоренном и еще

дымящемся от пожара Борисове. Несчастные наполеонцы ползают по

тлеющим развалинам и не чувствуют, что тело их горит!.. Те,

которые поздоровее, втесняются в избы, живут под лавками, под

печьми и заползают в камины. Они страшно воют, когда начнут их

выгонять. Недавно вошли мы в одну избу и просили старую хозяйку

протопить печь. "Нельзя топить, - отвечала она, - там сидят

французы!" Мы закричали им по-французски, чтоб они выходили

скорее есть хлеба. Это подействовало. Тотчас трое, черные как

арапы, выпрыгнули из печи и явились перед нами.

Каждый предлагал свои услуги. Один просился в повара; другой - в

лекаря; третий - в учителя! Мы дали им по куску хлеба, и они

поползли под печь.

В самом деле, если вам уж очень надобны французы, то вместо того

чтоб выписывать их за дорогие деньги, присылайте сюда побольше

подвод и забирайте даром. Их можно ловить легче раков. Покажи

кусок хлеба - и целую колонну сманишь! Сколько годных в повара, в

музыканты, в лекаря, особливо для госпож, которые наизусть

перескажут им всего Монто; в друзья дома и - в учителя! И за

недостатком русских мужчин, сражающихся за отечество, они могут

блистать и на балах ваших богатых помещиков, которые знают о

разорении России только по слуху! И как ручаться, что эти же

запечные французы, доползя до России, приходясь и приосанясь, не

вскружат

голов прекрасным

россиянкам, воспитанницам

француженок!.. Некогда случилось в древней Скифии, что рабы

отбили у господ своих, бывших на войне, жен и невест их. Чтоб не

сыграли такой штуки и прелестные людоеды с героями русскими!..

16 декабря. Вильна

В начале октября был я несколько сот верст за Москвою, в Рязани,

в Касимове, на берегах Оки. В ноябре дрались мы уже на границах

Белоруссии, а 16 декабря пишу к тебе из Вильны. Так мыкается друг

твой по свету! Такими исполинскими шагами шло войско наше к

победам и славе!.. Но сколько неслыханных, невообразимых трудов

перенесло войско! Сколько вытерпел друг твой! Однако ж я здоров!

Через шесть дней буду в Гродне. Армия остается еще здесь, чтоб

взять хоть малейший роздых. Авангард идет в Гродню, которая, со

всеми магазинами своими, сдалась партизану Денису Давыдову.

Наполеон бежит к Неману.

На сих днях изволил прибыть сюда государь император. Победоносное

воинство и отягченный лаврами князь Смоленский встретили его.

Вскоре прибыл и цесаревич. Радость сделалась общей. Все окрестное

дворянство стеклось в город - и город заблистал разноцветными

огнями освещений. Различные прозрачные картины представляли

Россию торжествующей, Александра - милующим преступных, Наполеона

- бегущим. Известно стало, что эти картины рисовал тот самый

живописец, который за несколько перед этим месяцев изображал те

же лица, только в обратном смысле, для освещения и в честь

Наполеону. Так же профессор, который протрубил теперь негромкую

оду в честь русским, славил прежде французов. Таковы люди!

Трудно достигнуть человеку до степени славы, какою озарен Князь

Светлейший! Но еще труднее быть, как он, столько ж славну, как и

любиму. Он позволил офицерам тепло одеваться в морозы и

веселиться, где можно, - и очаровал души! Недавно докладывали

ему: не прикажет ли запретить офицерам забираться в трактир,

находившийся против самых его окон, где они привыкли играть,

шутить и веселиться? "Оставьте их в покое, - отвечал Князь, -

пусть забавляются, мне приятно слышать, как они веселятся! Люди,

освободившие Отечество, заслуживают уважение. Я не люблю, чтоб

главная квартира моя походила на монастырь. Веселость в войске

доказывает готовность его идти вперед!"

О! Он знает сердце человеческое! Он знает, что одной ложкой меда

больше можно сманить мух, нежели целой бочкой уксуса.

18 декабря

Я два раза навещал одного из любезнейших поэтов наших, почтенного

В, А. Жуковского. Он здесь, в Вильне, был болен жестокой

горячкой; теперь немного обмогается. Отечественная война

переродила людей. Благородный порыв сердца, любящего Отечество,

вместе с другими увлек и его из круга тихомирных занятий, от

прелестных бесед с музами в шумные поля брани. Как грустно видеть

страдание того, кто был таким прелестным певцом во стане русских

и кто дарил нас такими прекрасными балладами! Мой друг! Эта война

ознаменована какой-то священной важностью, всеобщим стремлением к

одной цели. Поселяне превращали серп и косу в оружие

оборонительное; отцы вырывались из объятий семейств, писатели -

из объятий независимости и муз, чтоб стать грудью за родной

предел. Последние, подобно трубадурам рыцарских времен или бардам

Оссияна, пели и под шумом военных бурь.

21 декабря. На пути в Гродно

Не правда ли, что очень приятно найти прекрасный куст розы в

дикой степи? Точно так же радует нас хороший дом в разоренной

стороне. Мы испытали приятность такой находки, проезжая из Вильны

в Гродню. Гродня есть прекрасный сельский дом сестры покойного

короля, графини Тишкевичевой. Везде и во всем виден изящный вкус:

в выборе места для дома, в расположении комнат и в уборке их; но

более всего понравились нам картины.

Захочешь насладиться приятным утром - взглянешь на стену - и

видишь в картине все прелести его. Как синь и прозрачен этот

воздух! Как легки эти дымчатые облака! Как хороши первые лучи

солнца! Кажется, видишь, как эти лучи яснеют, как воздух

становится светлее; туман редеет, цветки просыпаются, птички

стрясают с крылышек жемчужную росу, и все в улыбке! В дополнение

видишь невинность. В виде прелестной пастушки, с свежим, утренним

румянцем на щеках и с пестрым стадом. Тут же вечер: как хорош! Не

волшебник ли какой-нибудь собрал сизые тени вечерних сумерок и

бросил их на холст? Они так живо изображены! Вот подлинник

лучшего из польских живописцев. Вижу сражение, конный бой или,

лучше сказать, жаркую схватку, в которой отличается один человек

на дикой лошади, которая скачет через груды тел, бесится и,

кажется, стремится опрокинуть и стоптать все, что ни встречает.

Кто же этот человек, у которого епанча свалилась с плеч; который

в бешенстве ратном растерзал на себе одежду и обнажил до половины

тело свое? С длинным ножом в руке, которым бьет лошадь и

неприятелей, скачет он, как безумный, сквозь пули и картечи, пена

клубится у рта. Ясно видно, что судьба его зависит от выигрыша

сражения. Он стремится во что бы то ни стало одержать победу.

Герой покоен в бою: победа сама находит и венчает его лаврами; а

это, верно, не герой, ибо силится сорвать венец награды; верно,

не полководец, ибо, забывая себя, хочет победить одной неистовой

храбростью. Кто ж это такой? Картуш! Кисть живописца прекрасна и

смела; но краски, кажется, слишком блестящи, и вообще видна

какая-то щеголеватость в картине. Нет простоты, свойственной

великим художникам.

На стенах других комнат видны римские развалины, прекрасные виды,

водопады, которые, кажется, брызжут на того, кто на них смотрит.

В этом прелестном доме вижу я живописную Италию - и теряюсь в

сладких мечтах о ней. Я вижу страшную Этну, в черной ночи, в

красных заревах, с желтыми оттенками; вижу, как блещут изломчатые

молнии, как кипит свирепая лава; как огненное жерло стреляет

вверх буграми, как трескают на воздухе громады и сыплется

камедный дождь! Вижу - и пугаюсь: так это все живо!..

Как прелестны искусства! Они обворажают смертных; они очаровали и

нас, странников!

26 декабря. Гродно

На этих днях графиня Орлова-Чесменская прислала генералу

Милорадовичу меч и саблю, подаренную великой Екатериной покойному

родителю ее, графу Алексею Григорьевичу, за истребление флота при

Чесме. В то время когда неприятель опустошал окрестности Москвы,

генерал Милорадович, узнав, что вблизи находится имение графини

Орловой, заслонил его своими войсками и, отразив врага, не

допустил расхитить сел ее и попрать гроб знаменитого Орлова. Он

сделал это, следуя первому порыву чувства уважения к заслугам

Чесменского, убежден будучи, что могила храброго отечеству

священна! Но дочь, благоговеющая к праху родителя, приняла в

полной цене этот подвиг и, при лестном письме, прислала

драгоценный меч герою, которому за несколько перед этим лет

благодарный народ Валахский [20] поднес меч "за спасение

Букареста". Действительный статский советник Фукс, с свойственным

ему красноречием, описал случай этот в нескольких строках,

которые тебе и посылаю.

"Двора их императорских величеств фрейлина, графиня Анна

Алексеевна Орлова-Чесменская, прислала к генералу от инфантерии

Михаилу Андреевичу Милорадовичу саблю, всемилостивейше

пожалованную в бозе почивающею императрицею Екатериной

Алексаидровною покойному родителю ее, графу Алексею Григорьевичу,

за истребление при Чесме турецкого флота, при письме, лестных для

него выражений исполненном, за спасение им в нынешнюю войну

деревень ее, а особливо той, где погребен родитель ее. Меч сей

дарован великою Екатериною герою Чесменскому за истребление

оттоманского страшного морского ополчения на водах Азии, в виду

берегов древние Эллады и Ионии. Там в первый раз возвеял флаг

Российский: гром с севера ударил, флот исчез, и луна померкла.

Сей меч, украшенный драгоценнейшими камнями, щедротами

бессмертные монархини, есть бесценное знамение величия тогдашней

славы России и неистлеваемый памятник в роде родов Орловых. Но

дочь, благоговеющая к памяти родителя своего, к священному для

нее праху его, подносит блистательный залог сей знаменитому

воину, не допустившему нечестивого врага коснуться сей гробницы.

Милорадович приемлет

оный с глубочайшею, живейшею

признательностью; но обещает ей извлечь оный токмо за пределами

Отечества на поражение возмутителей спокойствия народов, буде

провидению паки угодно будет избирать его орудием, и не прежде

возложить на себя, доколе не соделается достойным подарка,

полученного из рук россиянки, пламенеющей любовью к Отечеству и

отцу".

28 декабря

"Выступил, ушел, вырвался, убежал!" из отечества нашего новый

Катилина. Наполеон за Неманом! Уже нет ни одного врага на земле

русской! Александр Первый готов положить меч свой; но Европа,

упадая перед ним на колени и с воздетыми к небу руками, молит его

быть ее спасителем и, подобно древнему Александру, рассечь мечом

новый Гордиянский узел тяжелых вериг ее плена. Некогда монарх

сказал Кутузову: "Иди спасать Россию". Теперь, кажется, слышен в

небесах голос самого бога, вещающий Александру Первому: "Гряди

освобождать Европу!" Итак, зачем приходил Наполеон в Россию? Вот

вопрос, для разрешения которого будут писать целые книги. "Удача

в мире сем священнее всех прав!" - думал вождь галлов. - Так

думал и вождь татар! Батый и Наполеон по кровавому морю хотели

приплыть к храму славы. Но кровь пролита; а храм славы заперт для

них. Их мавзолей - проклятие народов!

Сам Цицерон, если б он воскрес теперь, не мог бы, кажется, лучше

изобразить насильственного вторжения врагов в землю русскую,

твердости государя, народа и ужасного гнева раздраженного бога,

постигшего эти разноплеменные орды среди торжеств и злодеяний их,

как все это изображено в манифесте, обнародованном в Вильне. Он

начинался такими словами: "Бог и весь свет тому свидетель и

проч., и проч., и проч.".

Р. S. Новый порядок устанавливается в дежурстве нашем: всякий

будет иметь свою определенную часть.

Храбрый полковник Потемкин, исправлявший должность начальника

штаба, произведен в генералы и назначен командиром лейб-гвардии