| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 10
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 годразделяла только
одна река. По ею сторону благословляли добродетельного защитника
прав Европы, по ту со стоном покорялись врагу. Французские
офицеры, богато одетые, расположив в разных местах музыку,
прогуливались в набережном саду с дрезденскими женщинами. Они,
конечно, хотели осуществить мечту о золотом веке и доказать, что
тигры могут гулять с агнцами! Хотя с их и с нашей стороны
стреляли только вдоль по мосту, однако пули и картечи хватало
далеко через, и они свистали по улицам. С нашей стороны на конце
моста возвышен был земляной траверс[7]. Пули жужжали, как пчелы,
везде носилась смерть. Можно было быть убиту на гулянье, у окна,
переходя из улицы в улицу, сидя в кругу мирного семейства; за
столом, за стаканом мороженого...
Опасность была одинакова для обеих сторон. Многие из французских
офицеров, подходившие на линию выстрелов упадали мертвые к ногам
своих красавиц. Музыка мешалась с пальбою; стоны умирающих с
песнями веселящихся; жизнь с смертию. Многие граждане, даже
женщины и малые дети, ранены - вот в каком состоянии была
прелестная столица Саксонии!.. К вечеру, когда пальба начала
несколько затихать, вздумали мы взойти на мост, где так часто
наслаждались весенними сумерками; но едва дошли до половины, как
французы открыли по нам огонь; пули засвистали... Мы присели на
каменную скамью подле сквозной железной решетки; щедрые приятели
на каждого из нас троих выпустили десятка по два пуль; большею
частию они летели через, иные, однако ж, попадали в решетку подле
самых наших голов. Наконец смерклось, все утихло; месяц начал
посребрять город, и мы пошли в свою квартиру. Однако ж и там не
менее безопасны были от пуль и картечи, ибо дом, где стоял
генерал Милорадович, был на самом берегу. Ему старались дать о
сем заметить; но генерал, хранимый своим ангелом, надеющийся на
бога, как Суворов, не знал страха и спал спокойно под тучею
смертей. За великие труды, понесенные им в течение последних
дней, к нему по всей справедливости можно было применить стих
одного из лучших стихотворцев наших, что:
Светило дня и звезды ночи
Героя видят на коне...
Бессонница и заботы подействовали на его здоровье. Он заболел,
известил о сем Главнокомандующего графа Витгенштейна, созвал всех
генералов и сдал начальство над арьергардом старшему по себе
князю Горчакову. Итак, мы на несколько дней будем покойны. Ночь и
безмолвие уже повсеместны, свеча догорает, полно писать,
задремлем, пока еще возможно!..
27 апреля, 4 часа пополуночи
Сейчас дунул в растворенное окно свежий весенний ветерок, окурил
комнату ароматами расцветающего сада, и я проснулся! Утро
прекрасно; солнце только что взошло; неизъяснимая сладость
распространяется в воздухе. Спят люди, спят страсти их, и перуны
молчат. В ближней улице поет соловей. Смотрю в окно - вижу Эльбу
спокойною и природу величественною. Боже! Как прелестно творение
твое! Но для чего так мятежны люди! Отколе сие смешение добра и
зла? Для чего прекрасная весна твоя вместе с розою и соловьем
оживляет ядовитого змея?.. Спешу насмотреться на сии прелестные
картины природы, спешу запечатлеть их в памяти и сердце моем.
Душа с жадностью наслаждается ими. Никто, никто не отымет у нее
сего мгновенного и единственного наслаждения.
Жизнь и деятельность пробуждаются в городе. В разных местах
показываются граждане и поселяне, а французы еще спят! Но вот
идет один с коротким ружьем и будит других на зеленом окопе близ
моста. Они встают один за другим, хватают ружья и приветствуют
утро стрельбою и кровопролитием... Вот и около пушек
засуетились!.. Вот и выстрел! - другой картечью... Шумят ядра...
Небеса дымятся - и бледнеет жизнь и природа!.. Вот густые облака
пыли движутся по течению Эльбы: верно, французы идут туда
переправляться. Пальба усилилась. Генерал Милорадович услышал - и
забыл болезнь свою! Он велит седлать лошадей, и все мы едем в
дело. Оно будет жарко. Прощай!
28. Деревня Вейсиз
Вчера имели мы жаркое сражение. Оно началось тем, что французы,
под прикрытием сильного картечного огня с бастиона, на их стороне
находившегося, нося фашины и доски к пролому большого моста,
показывали вид, будто хотят переправиться в городе, и до тех пор
толпились на мосту, пока несколько удачных наших выстрелов не
смели их дочиста с оного. Эта переправа была ложная. В самом же
деле Наполеон, подвинув армию свою за четыре версты влево, вниз
по течению реки, приказал ей переправляться в глазах своих под
покровительством великого множества пушек, которыми унизан был
высокий в том месте берег. С нашей стороны граф Сент-Приест с
отрядом оставлен в самом городе, а прочие войска небольшого
арьергарда нашего поспешили сопротивляться многочисленным войскам
Наполеона. Роты артиллерии Нилуса и Башмакова подоспели туда же -
и сражение загорелось. Неприятель засыпал нас бомбами, гранатами
и картечью. Наша артиллерия действовала искусно и удачно. Солдаты
дрались с неимоверною храбростию. Оторванные руки и ноги валялись
во множестве на берегу, и многие офицеры и солдаты, лишась рук и
ног, не хотели выходить из огня, поощряя других примером своим.
Целый день кипело сражение; Наполеон истощил все усилия, но не
переправился. К вечеру бой укротился, и мы возвратились
по-прежнему в Нейштат ночевать. Мы бы могли еще держаться, но в
общем плане положено не удерживать, а только замедлить переправу
французов. Посему-то, отступив, стоим теперь верстах в десяти от
Дрездена, в деревне Вейсиг. Французы не беспокоят нас сегодня.
Передовые посты молчат.
Вчера, во время самого жаркого дела, поселяне ближайших
окрестностей пахали землю. Еще страннее: едучи в город с
приказанием, я видел в одной аллее, очень недалеко от того места,
куда падали ядра, порядочно одетого человека, спокойно читающего
книгу под страшным громом сражения. Должна быть очень любопытная
книга!
Оттуда ж
Несколько наших адъютантов заняли пустую избу. Все поселяне,
боясь французов, скрылись в ближние горы, но узнав, что не
французы, а русские к ним пришли, многие хозяева возвратились в
дома, в том числе был и наш. Добрый Вильгельм принес с собою
хлеба, достал спрятанное в земле масло, кофе, потчевал нас с
непритворным усердием. Вчера я сам слышал, что, когда солдаты
наши, утомленные сильным жаром, просили у жителей воды, добрые
люди говорили им: "У нас есть еще для вас пиво; с русскими готовы
делиться последним: вы наши защитники!" Вот как обходятся с нами
саксонцы! Между прочими книгами в крестьянской библиотеке нашего
хозяина нашли мы одну книжку под заглавием "Политические
разговоры европейских государей". Она была написана немецкими
стихами и в лицах. Разумеется, что Наполеон занимал здесь первое
место; все государи благоговели пред великим могуществом великого
народа и великой армии. Вот какими средствами действует Наполеон
на души и умы всякого состояния людей. Хозяин наш прочитал нам
почти всю эту книжку наизусть; однако ж он не считает Наполеона
великим, а только - страшным.
29. В окрестностях Бишефс-Верды
Сегодня в час пополудни неприятель начал затрагивать наши
передовые посты. Часа с два продолжалась перестрелка; потом
великими силами начал он теснить отовсюду наш арьергард. Мы
отступали по узкой мощеной дороге, имея справа и слева лес, холмы
и болота. Артиллерия наша занимала каждую выгодную высоту, и
неприятель чувствовал искусное действие ее. Вопреки всем его
усилиям, он подвигался вперед только на такое пространство, какое
начальник арьергарда, по довольном защищении, за благо рассуждал
уступать ему. Стрелки неприятельские в великом множестве, как
ртуть, растекаясь в густоте леса, обходили наши фланги и нередко
заставляли даже резервы вступать в дело. Но сии храбрецы лесные
останавливались при первой полянке: русский штык и поле всегда им
страшны.
1 мая. Деревня Рот-Наустиц
Вчера дрались мы целый день, защищая дорогу. Истоща все усилия
сбить нас с одной высоты, неприятель вздумал было обойти ее
долиною. Покушение дорого ему стоило. Генерал Милорадович,
показывая, будто не примечает его движения, сделал все, что нужно
было. Едва спустилось несколько колонн в лощину, как вдруг,
дозволя им пройти, со всех сторон открыли по ним страшную пальбу
из потаенных и открытых батарей. Расстрелянные колонны, потерпев
великий вред, тотчас рассыпались и побежали в леса. Неприятель,
полагая, что мы будем держаться в Бишефс-Верде, пустил на нее
тучу бомб и гранат - и вмиг несчастный городок превратился в
огромный столп огня и дыма. Сегодня мы опять покойны. Неприятель
перевязывает вчерашние раны.
Вчера неустрашимый полковник наш Сипягин, занявшись обозрением
мест за городом и проезжая потом через оный, вдруг был отрезан
толпою ворвавшихся со стороны французов. За ним ехал
Александрийского гусарского полка поручик Пороховников и
Лубянского гусарского корнет Григорьев. Две колонны пустили по
них батальный огонь: они были в дожде пуль - и остались
невредимы! Это, однако ж, не редко встречается в войне.
По словам пленных, неприятель потерял очень много убитыми и
ранеными в последние два дня. Слова пленных: "Против нас
командуют Макдональд и вице-король Италиянский. Войска имеют они
в своем авангарде сорок тысяч, да сверх того большие колонны
вправо и влево".
Передовые караулы наши и отряд графа Сент-Приеста перед местечком
Бишефс-Вердою, а в четырех верстах за оным и весь небольшой
арьергард наш
расположен при деревне Рот-Наустиц.
2 мая. Там же
Здесь жители не так смелы, как в Дрездене; все ушли в горы. Села
опустели. У нас все покойно: неприятель стал воздержнее в
преследовании нас и до сих пор ничего еще не предпринимает. Со
времени выступления нашего из Дрездена, в целые пять дней,
неприятель, невзирая на великое превосходство сил его, не мог
отодвинуть нас более четырех здешних миль или двадцати восьми
наших верст; следственно, мы уступали ему не более пяти верст в
день... Притом, несмотря на повседневные сражения с 21 апреля и
по сие время, арьергард имел самый малый урон в людях и во
множестве тесных проходов по самым трудным путям не потерял ни
одной повозки из своих обозов. По сему можешь судить, как искусно
пользовался местоположением, как храбро сражался и с какою
твердостию отражал все усилия неприятеля арьергард наш. Такой
арьергард, доставляя всевозможные выгоды, время и спокойствие
армии, которую он отстаивает грудью, приобретает полную
благодарность и, обращая на себя внимание даже самого неприятеля,
по всей справедливости заслуживает место в воинских летописях
будущих времен.
2 мая. Там же
Сейчас привезли генералу Милорадовичу Высочайший Рескрипт, в
котором его императорское величество за важные услуги Отечеству
всемилостивейше жалует его и с будущим потомством графом
Российской Империи. Рескрипт наполнен лестнейшими выражениями,
какими только может великодушнейший из монархов осчастливить
вернейшего из подданных. Один Суворов получал такие Рескрипты от
Великой Екатерины, в блистательный век ее[8*].
Итак, генерал, отличенный знаменательными заслугами, получает
теперь новый блеск с новым достоинством. Весь арьергард радовался
атому, как собственному благополучию. Солдаты окружали нового
графа и кричали ему: ура!..
8 мая, ввечеру. Город Бауцен
В шесть часов поутру на передовой отряд наш учинено нападение. По
упорной перестрелке, неприятель сильными колоннами начал обходить
оба фланга его, имея, однако ж, более направления на левый.
Передовой отряд, сходственно с повелением, уклонился к выгодной
позиции арьергарда, где неприятель встречен перекрестными
выстрелами всех наших батарей, действием которых и остановлен. Он
опять было устремился на левый фланг наш к горам, но стремление
его не имело никакого успеха. Генерал-майор Юзефович, с частию
кавалерии, ударил в правый фланг неприятеля столь счастливо, что
тотчас опрокинул его. Такой же успех имели и на правом фланге
кавалерийские атаки князя Трубецкого и генерал-майора Лисаневича.
Вообще вся кавалерия, под начальством генерал-адъютанта Уварова,
показала в сей день, какой великий вред может претерпеть
неприятель от блистательной храбрости ее в стремительных, смелых
и удачных нападениях. Харьковский и Каргопольский драгунские
полки наиболее отличились. Истребленные колонны и много пленных
были плодами кавалерийских атак. Известный отличною своею службою
генерал-майор Еммануель, действуя в сей день из-за гор в правый
фланг неприятеля, взял также пятьсот пленных, сверх коих много
переколото. Получа новое подкрепление, неприятель с большим
стремлением начал развивать сильные колонны свои вправо и влево,
угрожая опять обойти паши фланги. Уступая превосходству сил, но
сражаясь, однако ж, за каждый шаг земли, арьергард медленно
отступал к городу, пред которым расположился на биваках, заставив
и неприятеля сделать то же. По словам пленных, в одном из их
пехотных полков урон простирался до трехсот человек; вся же
потеря неприятеля в сей день достигала до четырех тысяч. С нашей
стороны урон не превышал двухсот пятидесяти человек. Вот выгоды
оборонительного отступления: уступая пространство, сохраняешь
людей. Смотря теперь на солдат наших, отличающихся не одними
минутными порывами храбрости, но постоянным мужеством, твердостию
духа и безропотным терпением, нельзя не признаться, что война
образует войско.
В течение священной Отечественной войны и настоящего похода за
границу солдаты совершенно привыкли к трудам и опасностям. Они
бодры, терпя голод и нужду; в самом пылу сражения, под ядрами и
гранатами, наблюдают совершенную стройность в движениях и,
отступая, уверены в победе. Всего важнее то, что солдаты наши
вовсе перестали бояться французов. В сражении 3 мая полковник
Керн хотел было сменить цепь стрелков, бывших уже несколько часов
в деле. "Не сменяйте нас! - кричали солдаты, - мы еще можем
стоять до вечера, пришлите только патронов!" При многих атаках
кавалерии пехота спешила бегом подкреплять ее и довершать
истребление неприятельских колонн штыками. Штык и сабля теперь в
совершенном согласии. Сражение 3 мая сдружило пехоту с конницею.
Таким образом, опыт, пример и внушения храбрых и благоразумных
начальников действуют к возвышению духа и усовершенствованию
солдат. И после этого можно уже понять, отчего горсть войска,
составлявшая арьергард, могла быть столь страшною для
неприятельской армии. Я забыл тебе сказать, что главная армия
наша давно уже стояла за Бауценом, отдыхала и укреплялась на
высотах.
4 мая, 5 часов пополудни
Итак, мы опять в Бауцене, в том прекрасном Бауцене, где я имел
такую покойную квартиру, такого ласкового хозяина, который
разговаривал со мною о Тридцатилетней войне, о гуситах... Но вот
выстрел!.. Еще другой!.. Пальба! Видно, неприятель наступает.
Бросаю перо и сажусь на лошадь. Прощай!
Там же - вечером
Неприятель сделал только попытку, или, говоря военным языком, он
сделал усиленное обозрение левого нашего крыла и средины. Колонны
его подходили на пушечный выстрел к городу, и некоторые батареи
наши действовали по ним.
5 мая. Бауцен
Чрез целый день с обеих сторон все было покойно. Примечено только
в войсках неприятельских беспрестанное движение. Колонны их
тянулись то вправо к Каменцу, о чем извещал партизан Давыдов, то
на левый наш фланг к горам. С нашей стороны занимались устроением
батарей на правой стороне города.
6 мая
Лишь только старая хозяйка наша принесла нам кофе и хотела
наливать, как раздался гром пушек; окна в доме затряслись, у
доброй старушки задрожали руки и кофейник выпал из них. Между тем
народ суетился; конные взад и вперед скакали по улицам; мы тотчас
на лошадей и за графом к батареям. Но дело кончилось ничем;
неприятель выглянул и опять скрылся за гору. Движение в войсках
его не прекращается; он затевает дело не на шутку. По вечерам
видны большие огни и слышны музыка и песни. Соседи наши живут
весело, только не слишком сыто: по словам пленных, они крайне
нуждаются в хлебе и фураже. Разные сборные дружины в войске
Наполеоновом крайне неохотно ходят в дело. Многие, как сказывают,
сами себя ранят, чтобы иметь причину выйти из рядов. Кроаты[9]
уходят целыми ротами.
7. Там же, под вечер
В четыре часа пополудни весь авангард наш стал в ружье; некоторые
батареи изредка действовали, и стрелки заводили перепалку. Все
сие было сделано для того только, чтоб привлечь па нас внимание
неприятеля и тем способствовать генералу Барклаю-де-Толли
поражать идущий на соединение к своим корпус Лористона, далеко от
нас вправо. Сегодня насладился я приятнейшим зрелищем: в первый
раз видел короля, которого народ любит как отца. Король Прусский
еще не стар, свеж, бодр и имеет весьма приятное лицо. Рядом с
нашими и своими офицерами стоял он опершись на батарею и
пристально смотрел в трубу на движение неприятеля, нимало не
заботясь о том, что ядра летали над самою головою его. Вот
государь, о котором, пройдя всю Южную Пруссию, нигде, начиная от
хижины и до палат, не слыхал я худого слова!..
8. Рано поутру
Среди беспрерывной работы в авангарде мы заросли было бородами,
сейчас цирюльник-немец выбрил, остриг и причесал нас. Вдруг
слышим выстрелы!.. Велим подавать лошадей. Итак, мы сегодня не
нарочно подражали великому Ксенофонту, который всегда щегольски
одевался перед сражением. Но может быть, дело кончится опять
военным обозрением: пушечною пальбою!..
13 мая, д. Зейхау
Вот где уж отозвался я тебе! Пять дней молчал: четыре дня были мы
в самых жарких сражениях. Ад, со всеми огненными бурями своими,
свирепел около нас. Голод, бессонье и усталость отнимали у меня
способность мыслить, не только писать. Теперь мы в тишине, в
деревне, я сижу под липами у светлой воды и могу писать. Как
очутились мы здесь, о том речь впереди, а теперь опишу по порядку
то, что было. Нет! Не военное только обозрение, не перепалка была
8 числа у Бауцена, но самое жаркое, упорное сражение. В 9 часов
утра множество колонн французских вдруг из-за горы двинулись к
Бауцену: одни двинулись штурмовать город, другие обходили его.
Ядра и гранаты посыпались, как самый сильный град.
Граф Милорадович имел предписание от Главнокомандующего, чтобы,
не давая окружать себя в городе, оставить оный и уклониться к
твердой позиции главной армии, наводя на нее неприятеля. Так было
сделано пред великим сражением Бородинским. Наши и здесь вызывали
французов на общее или генеральное сражение. Вскоре неприятель,
овладев одною высотою на правом фланге, выставил большое число
орудий и начал действовать вкось. Другие батареи открылись за
городом, и выстрелы сделались перекрестными, и не было места, где
бы не падали ядра, где бы не разрывало гранат. Я еще теперь не
могу надивиться, как мы уцелели. Несмотря на все это, арьергард
отступал медленно и в обыкновенном порядке. Около половины дня
государь император сам изволил выехать и стать на одном высоком
холме, чтоб быть очевидным свидетелем сражения. Между тем
неприятель вывез пушки на одну высоту, которую мы ему только что
уступили - и ядра начали доставать до того места, где стоял
император. "Уехал ли государь?" - спросил граф. "Нет, - отвечали
ему, - он стоит неподвижно под ядрами". Можно ль было допускать
далее опасность? "Вперед!" - закричал граф и во всю прыть своей
лошади поскакал к самым передним колоннам. Вскоре миновали мы,
картечный выстрел и очутились в пулях у стрелков; и граф стал на
одной черте опасности с прапорщиком. Но какое неописанное
действие производит присутствие генерала! Я видел артиллерийских
офицеров, у которых пыль и порох запеклись на лицах, которые едва
стояли на ногах от усталости, вдруг оживотворившихся как бы новою
силою и подвигавших пушки свои вперед. Я видел, как раненые
возвращались назад и становились в ряды; слышал, как кричали
офицеры и солдаты: "Граф велит идти вперед; посмотрите, он сам
здесь! Его ли здесь место?" - говорили многие - и цепи стрелков,
одни других перегоняя, крича "ура!", бежали вперед, артиллерия
подкрепляла их. В эту минуту всеобщего исступления можно б было
взять Бауцен штурмом, но это совсем не нужно было. Граф велел
стрелкам остановиться. С длинным султаном на шляпе, окруженный
конвоем, долго разъезжал он под страшным дождем пуль и картечи, и
сражение кипело на одном месте. "Стойте крепко! - кричал граф
солдатам. - Государь на вас смотрит!" Они стояли, и неприятель не
мог выиграть ни аршина земли. Во все это время государь император
не оставлял прежней высоты. Когда начали падать ядра, он приказал
свите удалиться, а сам остался! Народ русский! Как содрогнутся
сердца твои, когда ты узнаешь, что государь, надежда твоя, столь
великим опасностям подвергает жизнь свою! Усугуби моления в
жертвы твои во храмах божиих: да сохранит десница всевышнего
неоцененные дни отца народа, друга человечества, освободителя
царств! Около третьего или четвертого часа пополудни неприятель
приостановился, и сражение начало угасать.
Вспорхнул жаворонок, вылетел из дымного облака и запел прекрасную
песнь свою в высоте. За час на сем месте свистали пули. В
стороне, где стоял наш лагерь, выехал крестьянин обрабатывать
поле. Бедный! думал я, обманутый мгновенною тишиною, ты не
знаешь, что скоро опять загремят перуны, и нива твоя потонет в
крови!.. Французы в целодневном сражении обыкновенно
приостанавливаются на час времени, чтоб с сугубым потом
стремлением возобновить нападение. Так затихает огнедышущий
вулкан, готовясь поглотить целую область!.. К вечеру большие
колонны их засинелись у подошвы горы на левом нашем фланге.
Намерение неприятеля было овладеть горами, с высоты которых он
мог бы стрелять вдоль главной нашей позиции и сбивать целые
полки. Семилетняя война, Гохкирхенское сражение и сами собою горы
сии показывали, сколь они важны. Там поставлен был небольшой
корпус принца Виртембергского. Но неприятель потянулся к горам,
как грозная туча, с силами ужасными, и граф Милорадович должен
был послать еще несколько полков в подкрепление нашим, растянув
между тем по всем противолежащим холмам баталионы пехоты и
эскадроны конницы. Известно, что издали каждый баталион, стоящий
на гребне холма, может показаться колонною - и это называют
французы: (faire paroitre les masses) выдвинуть толпы, чтоб
показать, что у нас много!.. Часто мера сия останавливает
неприятеля в дерзких его намерениях обходить фланги и проч. Граф
Милорадович, привыкший сражаться с французами, нередко поражает
их - их же оружием. В горах началось самое жаркое дело.
Спустились сумерки, и мелкий огонь заблистал в них. Гром то
возвышался, то сходил вниз, по мере того как неприятель занимал
высоты или наши сбивали его. Наконец нашла мрачная ночь и стала
между теми и другими. Сражающиеся, с обеих сторон, так близко
одни от других расположились на ночлег, или, лучше сказать, от
усталости попадали на землю, что одна только темнота разделяла
их. Граф остановился на бивак в Лубенском, храброго генерала
Мелиссина полку, которым на то время командовал полковник
Давыдов. Развели огни, и мы без сил попадали около них. Кусок
хлеба был тогда великою драгоценностию. Привели пленного. Граф
велел мне расспросить его, и этот сержант 7-го линейного
пехотного полка объявил, что в горы послано вдруг восемь больших
колонн; что они впотьмах стреляли по своим; что потеряли в одном
этом месте до пяти тысяч; и наконец, что Наполеон сам провожал
сии колонны, разъезжая на маленькой белой лошадке в простой
солдатской шинели с красным воротником. Этот же пленный уверял,
что они целые восемь дней не имели хлеба (слова свои подтверждал
он, с жадностью пожирая полусырые картофели, бывшие у огня); он
прибавил, что войска не хотели драться; что Наполеон, распустив
слух, что заключил перемирие, вывел их будто для общего смотра,
обещал хлеба и вдруг, указав на Бауцен, сказал: "Возьмите его!"
9 мая было у нас общее большое сражение, о котором подробное
описание будешь ты читать в газетах и потом в журнале, о
действиях большой армии, когда оный будет сочинен. Я не
распространяюсь даже и в описании отличных действий, покрывшего
себя в сей день блистательнейшею славою, левого фланга, которым
командовал граф Милорадович, ибо и об этом будет особо
напечатано. Но не могу вытерпеть, чтоб не заплатить дани
удивления неимоверной храбрости графа Остермана, командовавшего
войсками в горах. Генерал сей, известный своею неустрашимостью,
превзошел самого себя в сей день. Не выходя из опасности, забыв о
смерти, ни на шаг от цепи стрелков, а часто даже опережая оную,
он дорого продавал неприятелю каждую сажень земли. Будучи тяжело
ранен в плечо, с пулею в теле, сражался еще три часа, пока его
вывели полумертвого. Генерал-майор князь Сибирский, находясь во
все время при нем, участвовал в опасностях сражения и в славе
победы. В начале дела граф Милорадович, объезжая полки, говорил
солдатам: "Помните, что вы сражаетесь в день Святого Николая! Сей
угодник божий всегда даровал русским победы и теперь взирает на
вас с небес!.." В самом деле левый фланг стоял с необыкновенного
твердостию. Дело, бывшее на сем фланге, может почесться отрывком
Бородинского сражения. Фланг сей, отразив все усилия неприятеля,
готов был сам идти, опрокинуть его и разбить. Уже граф
Милорадович заготовлял большую колонну, которую сам с бывшими тут
генералами хотел вести прямо на город... Неприятель с своей
стороны показывал великое искусство и точность в действиях.
Многочисленные 
| |
| Просмотров: 448 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры