Главная » Книги

Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 19

Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

iv align="justify">  чувствую, что с одним только тобою могу возвратить опять
  потерянное счастие. Почитатель бога, которого мы не ведаем, не он
  ли наделил тебя чудесною силою покорять одним взором сердца?
  Прелестный християнин! Ты очаровал душу мусульманки. Сын хладного
  Севера! Откуда занял ты тот пламень, который поселил в сгорающее
  сердце мое? Но перестань, перестань долее терзать слабую девицу!
  Согласись быть моим супругом, и я охотно соглашусь забыть все,
  что ни имею здесь драгоценного. Я оставлю могилу матери, лишу
  себя нежности отца, оставлю богатые чертоги, вечно благоухающие
  сады и поплыву с тобою по мятежным морям в страну бурь, снегов и
  мразов, на хладную родину твою. Твой бог будет моим богом, и твое
  отечество моим отечеством!"
  
  Можно ль было противиться столь очаровательному голосу любви и
  страсти? Но Глейхен был верен супруге. Ах! Кто поручится за
  собственное сердце свое! Воин, не уступавший никому победы в
  боях, не мог устоять в своей твердости и пал в объятия прелестной
  мусульманки. Исторгшись из оков и темницы и сопровождаемый
  ангелом-хранителем, своею избавительницею, он направляет путь к
  отечеству.
  
  Но там ожидала его прежняя супруга, супруга верная и нежная.
  Сколько раз, с высоких башен горного замка своего, смотрела она
  на синюю даль: не подымается ли пыль по дорогам; не блещет ли
  рыцарей строй; не едет ли милый ее!.. В тоске заставала ее
  румяная весна, и слез по супругу не осушало жаркое лето. Она
  любила мрачную осень и снежные бури зимы. Сколько раз чрез
  путников, идущих по святым местам, чрез рыцарей, ехавших на
  брань, посылала она вести к другу своей души! Сколько раз
  поверяла грусть свою ветрам, веющим от севера на юг; птицам,
  улетающим от хладной зимы, и даже струям рек, бегущим в дальние
  моря, за которые поплыл супруг ее. Возвращались путники и рыцари,
  прилетали птицы назад, дули ветры от юга; но никто не приносил
  вести печальной супруге о милом друге ее. Наконец прибыл он сам,
  и прибыл не один! Кто напишет картину первого свидания их! Кто
  опишет жаркий спор новой любви и благодарности с прежними
  обязанностями и верностью супружескою!.. Это был спор сердца с
  рассудком, страсти с должностью. Наконец великодушие одержало
  верх, обе жены согласились жить в дружбе, и. Папа благословил сей
  тройственный союз. Нежный супруг построил для каждой жены по
  особому замку, а сам жил в третьем и навещал каждую особо. Там,
  говорили мне, влево от дороги, едучи к Рейну, увидите вы
  развалины этих трех замков.
  
  Дорога к Эрфурту усеяна батареями. Наполеон прикрывал ими тыл
  свой. Но русские, обходя сторонами, отнимали целые области,
  стесняя его к Рейну. Здесь, в Эрфурте, Наполеон приостановился
  было на короткое время, сбирая, на обширных полях, под выстрелами
  возобновленной крепости, по разным дорогам бегущие войска свои,
  но союзники наступали со всех сторон, Блюхер с силезскою армиею
  справа; прочие по большой дороге и с уклонением влево шли
  окружить Эрфурт; а между тем полководец баварский Вреде, еще 4
  октября, в первый день Лейпцигской битвы, пошел самым поспешным
  ходом, со многими войсками, с берегов Инна к Рейну, чтоб отсечь
  обратный путь Наполеону. Сей последний, предчувствуя опасность,
  не стал усугублять ее медленностию: бросил сильный отряд в Эрфурт
  и потянулся к Готе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Мая 13
  
  Мы едем по следам недавно прошедшей войны. Дорога идет по полям;
  но слева тянется цепь синеющих гор, которые, говорят, у Эйзенаха
  заступят нам путь. Обозы горных жителей отличаются от прочих: их
  повозки на двух колесах. Сохи здесь также на колесах. Тут
  углаживают нивы большими качалками. Здесь уже не так, как в
  Саксонии: на всяком шагу не встретишься с красавицею. Саксония -
  земля красоты и порядка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Гота
  
  Бывают сады в городах, а это город в саду. Прелестный город! Пока
  заготовляли лошадей, мы до крайней устали гуляли по прекраснейшим
  аллеям неостриженных дерев; смотрели на высокобиющие водометы;
  встречались с светлыми ручьями, бегающими по зеленым долинам
  сада, и любовались разновидностию ближних гор. Сад окружает
  город, а поля окружают сад. Из города идешь в сад, а из сада в
  поле, из поля опять в город и не заметишь, как очутишься там и
  там. Мы подходили к древнему готическому замку герцога и всходили
  на превысокие насыпи, которым подобных, кроме Английских в
  Виндзоре, нет во всей Европе. Вид оттуда чудесный! Пространство
  вблизи города усеяно цветущими рощицами; а даль украшается
  синевой гор. Гота принадлежит тому же герцогу, который владеет и
  Альтенбургом. Он живет здесь. Герцог чрезвычайно добр: он отец
  стотысячного семейства, то есть сто тысяч подданных считают его
  отцом. Здесь я сам видел, что родной брат герцога ездит в простой
  одноколке. Министры ходят во дворец пешком - и народ счастлив!!
  
  Первые колонны бежавшей в прошлом году французской армии вошли в
  Готу 11 октября. Наездники наши бились с ними. Полковник
  Храповицкий захватил французского министра С. Эньяна, взял 73
  офицера, 900 рядовых и подорвал обоз с порохом. Наполеон спешил в
  Эйзенах, а оттуда влево к Франкфурту. Мы поедем по этой же самой
  дороге.
  
  Дорога к Эйзенаху сперва по полям, потом чрез горы. Подошвы гор
  украшены селениями; вершины их дики и пасмурны. Слева синеет, как
  дальняя туча, гористый Тюрингский лес.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эйзенах
  
  Нечаянная и приятная встреча! Идем явиться к коменданту, и в
  коменданте узнаем любезного товарища нашего по корпусу и по
  службе Фр-а! Он ранен под Кацбахом, бросясь на выручку меньшого
  брата, над которым уже сверкали французские сабли; он получил две
  раны в голову, одну в руку; лечился в Бреславле и находится
  теперь военным комендантом здесь. Добрый сделался любимцем добрых
  немцев. Он рассказывал нам о сражении Кацбахском, происходившем
  под шумом мрачной бури и в проливном дожде; рассказывал о
  Блюхере, которого солдаты наши прозвали генералом Форвертс
  (вперед!), потому что во время боя он беспрестанно кричал
  "Форвертс!" и вел полки вперед. Жители Бреславские приняли
  раненых наших чрезвычайно хорошо. Ф-к осыпан был ласками от всех
  и подарками от некоторых.
  
  Наговорясь о прошедшем, мы спешили насладиться настоящим и пошли
  гулять за город. Какая бесподобная прогулка в окрестностях
  Эйзенаха! Горы на несколько верст превращены в прекраснейший сад.
  Дороги, просади, пещеры, мостики, проходы сквозь каменные скалы -
  все тут ecть! Горы и долины очаровывают зрителя. Взобравшись на
  высоту горы, мы увидели весь город под ногами и на одной огромной
  скале прочитали надпись, начертанную творцом Вертера. Сердце
  тотчас почувствовало красоту этой надписи; память удержала смысл
  ее; а перо друга твоего передает ее тебе, как умеет, в переводе.
  "Кто имеет сердце незараженное пристрастием ко всему
  искусственному, сердце нерастленное роскошью и страстьми; кто
  любит простую, но величественную природу; кто имеет душу чистую,
  способную наслаждаться дарами ее - тот уклонись в сии зеленые
  дубравы. Чувствительный смертный! Здесь сокрыт ты от треволнений
  мира. Отсюда виден город, но не слышен шум его. Даже бури, мимо
  текущие, и ревущий гром не дерзают возмущать спокойствия,
  почивающего над сими сводами, из твердого гранита сооруженными. В
  безмятежные часы утра цветы своим благоуханием, ветерки
  прохладою, а птицы пением нечувствительно восхитят дух твой и
  преисполнят сердце благоговейною благодарностию к творцу
  вселенной!" Так, несравненный Гете! В прелестных садах природы,
  восхищаясь красотами ее, можно забыть о всем на свете. Кто
  пленяется изящным, тот уже не может быть злодей. Глядя на
  превосходную картину, слушая очаровательную музыку и гуляя в
  цветущем саду, кажется, нельзя и подумать о злодеянии. В
  невежестве черствеют чувства; все изящное умягчает их. О, да
  будет благословенно все, что только может сделать сердце добрым и
  чувствительным!!
  
  Эйзенах есть участок герцогства Веймарского. И здесь уста и
  сердца всех и каждого согласно хвалят добродетели Марии Павловны.
  Фр-к пленил нас рассказом о ее обхождении с русскими. Каждый раз
  после обедни она разговаривает со всеми офицерами, приветствует
  солдат и осыпает ласками раненых. У тех, которые ранены в ноги,
  спрашивает, не высоко ль отводят им квартиры, и всегда
  подтверждает коменданту, чтобы помещать таких в нижних жильях, в
  самых чистых и покойных комнатах. Она сама заботится, чтобы
  содержание раненым было лучшее; всех русских называет своими
  милыми гостями, приглашает их гулять в зеленых садах и откушать
  хлеба, соли в палатах своих. Мой друг! Ты знаешь русских и можешь
  судить, как восхищаются они таким обхождением с ними! Русскому
  одно ласковое слово царя государя любимого дороже злата и
  серебра!
  
  
  
  
  Как обходятся здесь с нашими
  
  Немцы очень любят русских. Получа известие о взятии Парижа, одна
  богатая графиня Эльма сделала великолепный праздник. Комендант
  города Ф *** приглашен уже поздно; он входит после всех, и что ж?
  Его встречают десять прекраснейших девиц, поют хор и с словами "В
  лице вашем увенчаем всех русских офицеров, освободителей Европы!"
  надевают на него лавровый венок. Он должен был носить его
  несколько часов на голове и теперь бережет на память.
  
  Еще пример: несколько русских солдат, ускользнув из плена,
  скрывались в лесистых вертепах около Эйзенаха, занятого
  французами. Знатнейшая из здешних женщин, сведав о сем, всякий
  день, под видом прогулки, ходила навещать несчастных. Она
  приносила им в корзинах пищу, одежду и деньги - и это
  продолжалось около трех месяцев. Ну, как же русским не любить
  здешних!
  
  На сих днях проезжали здесь великие князья Николай и Михаил
  Павлович. Общий голос говорит, что они так же добры, умны и милы
  в обхождении, как и венценосная сестра их! Питомцы добродетельной
  матери оправдают неусыпные попечения ее об них.
  
  Любопытные путешественники ходят смотреть на одной, из здешних
  скал чету окаменелых любовников. В глубокой древности, говорит
  предание, на двух противоположных скалах существовали тут два
  монастыря: один мужской, другой женский. Строгий надзор с обеих
  сторон полагал вечную преграду между близкими соседями. Но любовь
  не знает преград: с тонкою струею ветра прокрадывается она в
  мелкие скважины железных ворот; легкою ласточкою перелетает чрез
  высоту огромных стен, и где только есть сердца, является и она с
  очарованием своим. Молодой монах и соседка его виделись сперва
  издалека, смотрели друг на друга, кланялись, потом изъяснялись
  глазами, вздыхали... При каждом из сих свиданий сердце более и
  более брало верх над рассудком. Они подходили друг к другу ближе,
  ближе и наконец встретились вон там - на той скале. Вечер был
  прекрасный; владычество весны повсеместно. Все ожило для любви и
  радости. Касатки, гоняясь друг за другом, вились над мшистыми
  зубцами черных башен; горные горлицы, воркуя, лобызались на
  расцветающих ракитах. Юная чета имела также сердца. Сильно
  забились они при общем ликовании природы; невольно раскрылись
  объятия, невольно заключили они в них друг друга. Уста хотели
  что-то сказать и сблизились - они поцеловались!.. Но, о боже!
  Какая ужасная казнь за сей поцелуй! Небеса меркнут... свет
  исчезает... все темнеет в их глазах... непостижимый холод быстро
  пробегает из сердца по всем направлениям жил и медленно, вместе с
  цепенеющей кровью, возвращается опять к умирающему сердцу. Мраз и
  ужас пронизают до мозга костей! Они стынут, цепенеют, как светлый
  источник в последний день осени; нет жизни, нет движения - они
  окаменели!!!
  
  От Эйзенаха до Фаха и Гундфельда природа дикая, гористая. Стороны
  эти ужасно разорены войною; даже нивы не возделаны!.. Люди бедны,
  лица бледны; довольства не видать. Мальчишки в лохмотьях бегают
  толпами и самым странным охриплым голосом кричат: "Гир-гер
  крейцар!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Фульда
  
  Очень красивый город. Тут бы должно посмотреть дворец, церкви и
  мало ль еще что! Но мы проехали через город, не останавливаясь в
  нем: перемена лошадей в деревне.
  
  Шлюхтер небольшой городок. Если увидишь в здешних местах
  запустевшие поля, бедных поселян и проч., то и не спрашивая знай,
  что это - Вестфалия. Брат Наполеонов оглодал ее, как кость. Не
  знаю, каково в Касселе; но здесь зато во всякой деревне сельская
  гвардия в оборванных кафтанах с пиками! Наполеон и товарищи его
  хотели всех людей сделать воинами, а свет превратить в казарму!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Сальмюнстер
  
  Город, бывший некогда епископским. Кому теперь принадлежит
  Сальмюнстер? Фульде. А Фульда? Покамест еще никому! Сколько стад
  без пастырей! И как пострадали стада за то, что пастыри
  дрались!.. Тут ночевали мы у монахов в старинном монастыре, в
  мрачной зале за тесными перегородками, которые замыкаются, как
  шкафы, на выдвижных монашеских постелях. Ветер чрез целую ночь
  расхаживал по коридорам, выл.
  
  Недалеко от Гебгаузена обедали мы в прекрасном доме у человека,
  одетого в топкое сукно, с премилою его дочерью, девушкою очень
  воспитанною - у кого же бы это, ты думал? У простого крестьянина!
  Так живут здесь крестьяне; а за несколько отсюда миль в
  Вестфальских горах - нищие! Счастие народа зависит от правителей
  его. Здесь, на квартире, стоял один французский офицер и подписал
  на стене свое имя, название своего полка, год, месяц и число,
  когда он тут был. Французское самолюбие воображает; что это для
  всякого очень любопытно!
  
  Ганау, пространный, красивый и прелестными окрестностями
  украшенный город. Собственно, о нем не скажу ничего потому, что
  пробыл в нем не более получаса; но здесь очень кстати описать
  тебе бывшее сражение у баварского генерала Вреде с войсками
  Наполеона; а чтоб яснее описать самое сражение, обратимся назад и
  посмотрим предшествовавшие ему обстоятельства.
  
  
   Обстоятельства, предшествующие битве при Ганау
  
  Наполеон оставил Эрфурт 13 октября 1813 и пошел к Готе. 14
  октября большая армия союзников двинулась вслед за неприятелем.
  Австрийские войска и российская гвардия пошли влево чрез
  Шмалканден по Тюрингскому лесу. Князь Шварценберг имел в сей день
  главную квартиру свою в деревне Ельлебен, на пути между Веймаром
  и Арнстатом. Войска графа Витгенштейна и прусского генерала
  Клейста получили повеление обложить Эрфурт. Фельдмаршал Блюхер 14
  числа пошел, с силезскою армиею, к Готе и Эйзенаху, нанося
  беспрестанный вред задним войскам отступавшей армии. Храбрый
  генерал Рудзевич, настигнув неприятельский отряд у Готы, отхватил
  две тысячи в плен, а прусский генерал Йорк, став на дороге, в
  долине Горзельской, близ Эйзенаха, отнял у неприятельской пехоты
  Эйхрод и, устремя все силы свои против 4-го французского корпуса,
  отбросил его от Эйзенаха и загнал в Тюрингский лес, из которого
  он, окольными путями, едва мог пробраться к Ваху.
  
  
  
  Отступление французской армии к Рейну
  
  Французская армия с такой поспешностью отступала чрез Фульду к
  Франкфурту, что передовые войска союзных армий с большим трудом
  могли иногда только настигать ее. Солдаты сей бегущей армии
  обнаруживали тогдашнее состояние ее: везде мертвые и умирающие;
  везде оставленные пушки и брошенные обозы. Леса и горные ущелья
  наполнены были больными и ранеными, усталыми и скитающимися
  бродягами французскими. Смятение и беспорядок были почти таковы,
  как в прошлом году на реке Березине. Конные войска союзников,
  сторожа под дорогою, всякого, кто только от толпы отлучался,
  хватали и часто на целые колонны, из узких мест выходящие,
  нападали храбро. Проворные казаки, с графом Платовым и генералом
  Иловайском, заскакивая вперед, бегущим пути копьем и саблею
  загораживали. Но столь решительной, жаркой и славной битвы, как в
  1812 году 6 ноября под Красным, не было. Однако ж много причинено
  вреда бегущим истреблением хлебных запасов, оттого-то они сотнями
  умирали с голоду.
  
  Генерал Чернышев 13-го, а граф Платов 15-го нападали внезапно:
  первый при Ельстероде, близ Эйзенаха; а второй, между Гейсом и
  Гунфельдом, при Роздорфе. Желанный успех увенчал оба нападения,
  15-го числа генерал Чернышев, соединись с Иловайским, ударил с
  крыла на выходящую из Фульды молодую французскую гвардию.
  Полковник Бенкендорф, отряженный вперед, привел 500 пленных и
  сжег магазин[2] с хлебом.
  
  С сего времени армия французская ускорила и без того поспешный
  ход свой; ибо Наполеон, как мы сказали выше, предчувствовал
  приближение Вреде, долженствовавшего отсечь ему путь к Маинцу. С
  усугублением скорости хода усугублялось число усталых и
  отставающих.
  
  Оба союзные императора неотлучно находились при главной своей
  армии, князем Шварценбергом предводимой. Армия сия, пройдя
  Смалканден и Мейнинген, потянулась к Франкфурту по двум дорогам,
  разделясь на две половины: одна проходила Фульду, Шлюхтер и
  Гебгаузен; другая следовала чрез Швейнфурт и Ашафенбург.
  Фельдмаршал Блюхер не оставлял наносить удары правому
  неприятельскому крылу, обходя оное чрез города Гиссе и Ветцлар.
  Граф Витгенштейн выступил из Готы 18-го; а Эрфурт облегли войска
  генерала Клейста; принц же Шведский с особою армиею пошел чрез
  Кассель на север Германии, дабы, воюя отдельно от прочих, те
  страны от многих и сильных еще неприятелей очистить. Между тем
  время обратить взор на войска баварские, храбрым генералом Вреде
  предводимые. Три дивизии пехоты и три бригады легкой конницы
  баварцев да две пехотных и одна конная дивизия австрийцев
  составляли армию Вреде. 3 октября генерал граф Вреде как принял
  главное над нею начальство, так и выступил тотчас в поход, 5-го
  главная квартира его была в Ландсгуте, 6-го в Необурге, 7-го в
  Донауверте, 8-го в Нердлингене, 9-го в Динкельсбюле, 10-го в
  Аншпахе, а 11-го в Оффенгейме. Таким образом войска сии в восемь
  дней сделали более 40 немецких миль, то есть около 300 верст[3*].
  И в хорошее время года поход сей почелся бы довольно поспешным,
  но среди дождей и непогод осенних, по скользким горным путям он,
  конечно, показался бы для войск несносным, если б не подстрекало
  их желание достичь цели и биться с врагом. 10 октября Вреде
  получил приятное известие о великой победе, одержанной союзниками
  на полях Лейпцигских. Баварцы приняли весть сию с восторгом и
  общим голосом просили боя. Прекрасно укрепленный город Вирцбург
  стоял у Вреде на пути. Должно было продолжать чрез него путь
  силою и оружием. Главнокомандующий сделал все нужные к тому
  распоряжения. Два раза посылали к коменданту, требуя сдачи; но
  гордый француз не хотел и слышать о ней. Тогда вместо мирных
  убеждений генерал Вреде употребил другие, приличнейшие
  обстоятельствам средства. Он подвез 82 пушки и, щадя сколько
  возможно город, открыл пальбу по замку. Три тысячи выпущенных
  бомб и ядер и все приготовления к приступу склонили коменданта к
  уступчивости; он оставил город и засел в нагорном замке.
  Генерал-майор Спретти, со многими баталионами, обложил
  неприятеля, 15-го генерал Вреде прибыл в Ашафенбург, а 16-го
  велел одному легкоконному баварскому полку занять Ганау.
  
  
  
  
  
  Бои при Ганау
  
  Вреде никак не предполагал, что встретит целую армию Наполеона;
  но высланные наездники вскоре донесли ему о приближении ее в
  грозных, сильных и великих еще толпах. Тогда генерал баварский
  решился стать при дороге и наносить идущим мимо всевозможный
  вред, не вступая, однако ж, в открытый бой, столь для него
  неравный. Между тем разные бродящие ватаги французов, выходя из
  ближних лесов, бросались в Ганау, и некоторым из них удавалось
  отнимать город у легких баварских войск. Ганау переходил из рук в
  руки. Разные бои, с переменным счастием, происходили впереди и
  около города. Наконец 17-го числа Вреде, призвав генералов
  Чернышева и Орлова-Денисова с их казаками, а полковника Менсдорфа
  с его партизанами, основал главную квартиру в самом Ганау и все
  свои войска в сем месте сосредоточил. В сие же самое время сделал
  он двоякое распоряжение: приказал, во-первых, графу Рехберху идти
  из Ашафенбурга чрез Зелингенштат, Офенбах и Сахзенгаузен вперед
  для занятия и удержания за собою Франкфурта; а потом велел
  австрийской бригаде, с генералом Волькманом, двинуться к
  Гельгаузену для нападения на неприятеля сбоку. Дивизия Ламота
  подвинулась туда же; отряд оный занял городок Лангензельбольд.
  Несколько батарей устроены в приличных местах. Такие
  приготовления сделаны к бою. Густые леса скрывали и ход и силы
  неприятеля. Наконец, в 3 часа пополудни, показался он. Это был
  сам Наполеон: он шел страшен и лют, как дикий зверь; грозен, как
  гневная туча, мечущая во все стороны молнии свои. Из России бежал
  он робким оленем!.. Баварцы, стоявшие в лесу, вступили было в
  бой; но, видя, что левое крыло французов начало обходить их,
  уступили место. Неприятель пустил на городок Лангензельбольд тучу
  бомб и гранат и вырвал его из рук баварцев. Одна дивизия Ламота
  устояла на своем месте.
  
  Несмотря на сии, по-видимому, неудачи, союзники забрали у
  неприятеля в плен 100 офицеров и до 5000 рядовых. Если сравнить
  Лейпцигское сражение с Бородинским, а Кульмское с
  Мало-Ярославским, то нельзя не сравнить и сих боев Ганавских с
  боями, бывшими при Красном. Но должно согласиться, что война
  Отечественная (1812) числом великих пожертвований и блеском
  успехов своих превосходит войну заграничную (1813).
  
  С 17-го на 18-е число Наполеон ночевал в Лангензельбольде. С утра
  произошла авангардная схватка; а потом Вреде построил войска к
  важнейшему бою, сбоку от города. Правое крыло свое оградил он
  речкою Кинцигом, впадающею в Маин; а левое поставил на самой
  Гельдгаузенской дороге. На сей же дороге выставлено большое
  количество пушек, чтоб сбивать неприятеля, выходящего из лесов.
  Под выстрелами сих пушек устроена конница; запасной же отряд
  стоял на левом берегу Кинцига и подкреплялся бригадою австрийцев,
  занимавших город.
  
  В самый полдень многочисленные колонны французские показались на
  опушке леса. Они хотели было прорваться сквозь средину союзников;
  но залп из шестидесяти орудий тотчас обратил их назад. Видя, что
  ничего не выиграет тут густым строем, неприятель начал
  действовать врассыпную. Две тысячи стрелков высыпали из леса на
  правое крыло союзников; но после жаркой перепалки и сии были
  сбиты и загнаны обратно в лес. Таким образом, все усилия
  французов идти вперед не имели никакого успеха до трех часов
  пополудни. Но к сему времени все войска Наполеоновы собрались уже
  вместе: число их простиралось до 60000, следовательно, вдвое
  против войск Вреде.
  
  Наполеону некогда было заниматься великими движениями и вступать
  в общее сражение, ибо армии союзников следовали по пятам; ему
  надобно было только пробиться. На сие-то и решился он, склубя все
  войска вместе и выдвинув 120 пушек вперед. Генерал Нансути, с 12
  тысячами конницы, первый бросился напролом. Буря картечи, а потом
  и вся конница баварская встретила, расстроила и отбросила было
  его назад; но генерал Друет, прискакав с 50 пушками, восстановил
  бой, и неприятель всеми силами двинулся на левое крыло союзников.
  Столь сильный натиск Наполеона и недостаток в зарядах заставили
  Вреде уступить противнику своему дорогу; он отслонил сперва левое
  крыло, потом средину и, наконец, и все войска перевел за Кинциг и
  расположился на ночлег при мызе Лергоф. Города же Ганау он,
  однако ж, из рук не выпустил и вверил оборону оного бригаде
  австрийцев. Первые часы ночи прошли спокойно; но к свету французы
  начали бросать в город бомбы и гранаты, зажигать дома и врываться
  в улицы. Австрийские гренадеры отражали наглость силою и стояли
  храбро; но число наступающих беспрестанно возрастало и стрельба
  по городу увеличивалась.
  
  Тогда Вреде, щадя прекрасный город Ганау, приказал уступить его
  без драки, опасаясь, чтоб французы в злости не выжгли всех домов;
  но 4-й французский корпус, не довольствуясь снисходительностью,
  начал вызывать баварцев на бой и жестоко нападал на правое крыло
  их. Сражение загорелось и продолжалось чрез целый день. Французы
  при всяком разе, когда бывали отбиты, укрывались в городе, где,
  подкрепясь новыми силами, выступали на новый бой. Тогда генерал
  Вреде, желая положить всему конец и взять город с тем, чтобы уже
  никогда его опять назад не отдавать, повел войска на валовой
  приступ. Тут нужна была храбрость, и военачальник баварский
  показал ее в лице своем. Взяв баталион австрийских гренадер и
  баварских егерей, он сам первый бросился с восклицанием "ура!" к
  воротам Нюренбергским; ворвался в улицы и занял вмиг половину
  города, несмотря на то что все улицы завалены были повозками и
  защищаемы стрелками. Оставалось взять Кинцигский мост. Неприятель
  столпился за оным и палил по союзникам гранатами. Неустрашимый
  Вреде невзирал ни на что: он идет впереди всех, и неприятель
  приходит уже в смятение, как вдруг ружейная пуля тяжело ранит
  этого храброго генерала и лишает на время войско присутствия его.
  Но баварцы, мстя за кровь любимого вождя, бросаются с отчаянием
  на мост и на пушки; австрийские гусары пускаются вплавь чрез
  Кинциг, и неприятель, отовсюду стесненный, бежит, зажегши мост.
  
  Генерал Фреснель принял начальство после Вреде. Лишь только город
  был занят, то правое крыло союзников, сделав, в свою очередь,
  жестокий удар на левое крыло французов, завладело совершенно
  полем сражения.
  
  Между тем Наполеон целый день тянул войска свои мимо Ганау чрез
  Вильгельмсбад и Гогхстет, откуда сворачивал опять влево на
  большую дорогу.
  
  На другой день вломился он во Франкфурт и вскоре очутился за
  Рейном, где почувствовал почти то же, что и по переходе за
  Березину. Трофеями несколькодневных битв при Ганау были 15000
  убитых и раненых и 10000 пленных. При Красном в 1812 году
  победители насчитали пленными и убитыми более этого числа в один
  только день 6 ноября, когда генерал Милорадович истребил войска
  маршала Нея. Чрез несколько дней большие армии союзников прибыли
  во Франкфурт, где, постояв нарочито долгое время, потянулись
  вверх и вниз к Рейну для вступления с разных сторон во Францию.
  
  Дорога от Ганау до Франкфурта настоящий сад. Длинные просади из
  острых тополей, пруды, деревни, башни, замки представляют картину
  самой живописной, цветущей и счастливой страны. Здесь нет клочка
  земли, который бы не был нивою, и нет нивы, которая не обещала бы
  богатой жатвы. Справа остался у нас Вильгельмсбад, где, говорят,
  так весела природа, что самый задумчивый, самый угрюмый человек
  не может не улыбнуться, гуляя там. Слева провожала нас до самого
  Франкфурта прелестная река Майн.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Франкфурт-на-Майне
  
  Франкфурт прекрасный, великолепный, величественный и вольный
  город. В стенах его заключается целый народ. Жителей считают до
  50000, в том числе 7000 жидов. В правительстве участвуют две
  воли: воля старшин и воля народа. Такое правительство называется
  Аристо-демократическим...

Категория: Книги | Добавил: Armush (27.11.2012)
Просмотров: 443 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа