| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 11
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год строи его сближались, разделялись или заходили
один за другой, как будто движущиеся стены. В одном месте толпы
сгущались, в другом редели... Казалось, что всем этим управляла
какая-то невидимая рука и двигала людьми, как куклами. В самом же
деле все это производилось посредством ракет. На центре
подымалась ракета, на левом фланге понимали ее, отвечали таковою
же и потом исполняли, что следовало: приступ, отступление и проч.
Протяжение целого строя было, по крайней мере, верст на десять;
следственно, сношение посредством адъютантов было бы слишком
медлительно. Но ракеты служили тут воздушными маяками. Надобно
признаться, что французы большие мастера драться в общем
сражении, однако ж Веллингтон и Кутузов изобрели другого рода
тактику, против которой они устоять не могут. Теперь нередко
малая война побивает большую. На учебных маневрах только можно
видеть такое стройное отступление, какое совершали войска наши в
целый день, в глазах неприятеля. Так уклоняется лев от толпы
охотников.
Графу Милорадовичу опять поручено было остаться в арьергарде и
прикрывать отступление армий. Колонны наши пошли боковою дорогою
на Лебау, чтоб выйти потом у Рейхенбаха на большую Герлицкую
дорогу. Мы проходили Гохкирху, и достопамятное 1758 года сражение
живо представилось воображению нашему. Другие колонны шли большою
дорогою, которая прямее; их прикрывал известный генерал Раевский
с гренадерами.
К ночи неприятель совсем остановился; мы от него далеко ушли.
Граф Милорадович уехал к государю, который вблизи оттуда
находиться изволил. Французы зажгли свои биваки и окрестные
деревни. Все небо обложилось багрянцем. Пехота наша медленно
тянулась; мы могли нагнать ее во всякое время; голод мучил нас;
недалеко в стороне показался неразоренный господский дом, и мы
вчетвером решились заехать туда попросить куска хлеба. По
счастию, хозяин, добрый саксонец, имел еще кое-что более. Он дал
нам бутылку вина и миску картофельного супу. Надобно не есть два
дня, чтоб почувствовать, в какой цене приняли мы этот дар. Бедные
лошади наши приводили нас также в жалость: двое суток они ничего
не ели, кроме гнилой соломы с старых шалашей, и двое суток, день
и ночь, были в езде. Сострадательный хозяин вынес им охапку сена;
мы остались на час покормиться. Между тем усталость наша так была
велика, что всякий, как будто от какого волшебного прикосновения,
кто где сидел, так и уснул. Различные смешанные сновидения:
кровь, огонь, гром пушек и поля сражений представлялись
встревоженному воображению моему. Вдруг раздался треск;
необыкновенный свет блеснул в глаза - и я проснулся. Вышед на
крыльцо, я увидел, что ближайшая деревня загорелась, и по всем
окрестностям Бауцена пламя разливалось, как море!.. Народ,
выбежав из домов, стоял толпами. Мужчины с пожитками, матери с
грудными детьми на руках, старцы, белеющие в сединах, и кучи
малых детей в каком-то ужасном оцепенении, без воплей и без слез,
смотрели на сгорающую землю и раскаленное небо. Глубокая ночь,
повсеместный пожар, войска, проходящие мимо, как тени, и длинный
ряд блестящих вдали штыков представляли какую-то смешанную
картину ужасов.
Я пошел опять в дом разбудить товарищей, чтоб ехать; заглянул
нечаянно в боковую комнату и оцепенел от удивления!.. Прекрасная,
очень молодая девушка, сидя на стуле и положа обе руки и голову
на стол, спала самым приятным сном. Русые волосы, рассыпанные по
плечам, не закрывали белой груди, которая тихим колебанием
показывала, что сон ее был покоен, как сон невинности. Щеки
алели, на губах порхала улыбка. Среди ужасного пожара целой
области, в виду тающих окрестностей, невинность спит покойным
сном, и в минуты всеобщего разрушения чистая совесть забавляет ее
веселыми мечтами!.. Бедное дитя! думал я, ты спишь на краю
пропасти, не имея понятия об опасности. Невинный, кроткий агнец!
Убегай скорей отсюда!.. Скоро, скоро ворвутся алчные волки - и
жизнь твоя угаснет!..
В это время треск пожара раздался еще сильнее; несколько домов
вдруг рухнули - и уничтожились!.. Старая женщина, испугавшись,
выбежала из другой комнаты; молодая красавица проснулась. Тут
увидел я ее прелестные голубые глаза; слезы сверкнули на них.
Раздался голос тихий и приятный; я услышал: "Боже! как пылает
отечество наше!" Так говорила молодая девушка старухе, продолжая:
"Чем виновны бедные саксонцы, что король их впал в заблуждение?
Министры, министры совратили его с пути истины!.. О, король наш!
Несчастный король! Для чего мирное и долголетнее царствование
твое оканчивается такими ужасами?.. Для чего омочил ты седые
волосы свои слезами и кровию твоего народа?.. (Warum hast du
deine graue Haaren mit Tranen und Blute deines Volkes
benetzt?..)" Вот собственные слова девушки. Они и теперь
отзываются в ушах моих. Можешь судить, в какое удивление пришел я
от них тогда. До сих пор меня не видали. Но тут не вытерпел я,
вошел и спросил старуху: кто эта молодая девушка, которая с таким
очаровательным умом и красноречием говорила о судьбе своего
отечества? "Это бедная сиротка, живущая здесь в доме и трудами
рук своих получающая себе пропитание", - отвечала старуха. Лицо
молодой девушки облилось румянцем скромности. "Сколько вам лет?"
- спросил я. "Четырнадцать", - отвечала она. Суди же, друг мой! о
воспитании прекрасного пола в Саксонии, когда четырнадцатилетняя
бедная саксонка умеет говорить с таким пленительным
благоразумием. Между тем товарищи мои проснулись. Мы советовали
женщинам уйти скорее в горы; они хотели убраться туда на заре.
Потом распростились с хозяином и под блеск зарев, пробираясь
между лесистыми горами, достигли передовой колонны нашей.
10 мая
Хотя, по распоряжению Главнокомандующего, графу Милорадовичу и
можно было оставаться в Лебау до половины дня и соединиться с
Раевским у Рейхенбаха около вечера, но граф, рассмотрев
внимательнее карту и поговорив с жителями, почувствовал, что
неприятель, а особливо такой, как французы, может прервать,
наверное, сообщение его с большою дорогою и отрезать его от нее.
Посему, не теряя времени, повел войска, привыкшие не знать с ним
усталости. Путь от места сражения при Бауцене на Лебау почти
вдвое далее прямой дороги, оттуда же чрез Вюршен в Рейхенбах.
Счастливое соображение графа было спасительно для арьергарда и
корпуса Раевского; неприятель точно покусился разделить их и
отрезать. Наполеон, как говорят пленные, взбешен будучи столь
малым успехом великого Бауценского сражения, укорял маршалов, для
чего не взяли они у нас ни одного даже значка, ни одной пушки, и
в горячности сказал им: "Я вам покажу, как бить русских и
отнимать у них трофеи!" Сказал и повел сам отборные войска.
Гвардейская кавалерия его, вовсе не участвовавшая во вчерашнем
деле, пущена была вперед. Перестрелка началась с рассветом.
Генерал Раевский отражал по возможности превосходные силы
неприятеля; но, будучи сильно утеснен при Вейсен-Берге, ускорил
несколько отступление свое, и потому не мог уже быть на одной
высоте с графом Милорадовичем. Но сей между тем, сближась к
пункту соединения, удалялся от опасности быть отрезанным. Ничего
не зная, что делается с Раевским, арьергард наш, состоявший из
корпуса принца Виртембергского и кавалерии князя Трубецкого,
пришел к Рейхенбаху около полудня и начал располагаться на отдых
в глубокой долине, от которой высота горы заслоняла большую
дорогу. Вместе с некоторыми из наших адъютантов взъехал я на
гору, чтоб взглянуть на город и дорогу - и как удивились мы,
увидя так рано корпус Раевского уже подле нас! Все показывало
какое-то смятение. Войска поспешно проходили. Храбрый полковник
Криштафович [10*] , покрытый потом и пылью, ведя свой
Екатерининский полк, остановился и рассказал нам, что они несут
неприятеля на плечах; что генерал Раевский, со всею храбростию и
благоразумием своим, едва мог избегнуть, чтоб не быть окруженным.
А это что за кавалерия скачет по долине? "Это французы! - говорил
он. - Они уже несколько раз старались перерезать нам дорогу".
Наполеон послал эту кавалерию с повелением втесниться между двух
дорог и, укрываясь под закрытием лесистых гор, пробраться к
самому Рейхенбаху, чтоб захватить его прежде нас. Намерение было
хитро и дерзко, но неудачно! Граф Милорадович, сведав о прибытии
Раевского, дает ему знать о себе - и в минуту делает
распоряжения. Кавалерийские полки наши, расположившиеся для
отдыха, поспешно садятся на лошадей, кричат "ура!", скачут вперед
и опрокидывают неприятеля, который увидел тогда, что и сам попал
в западню! Войска становятся в ружье. Всю пехоту взводят на
высоты; на выгоднейших из них ставят батареи. Неприятель
остановился в самом жару своего стремления. Город Рейхенбах вовсе
неудобен к защищению. Все войска переведены за оный на лучшие
высоты. Корпус гренадер поставлен в резерве.
Солнце было еще высоко. Неприятель, беспрестанно показываясь в
новых силах, тянул слева пехоту свою к лесам, а кавалерию вел
справа по долинам. По всем обстоятельствам, ожидали великого дела
и в ожидании не ошиблись. Оно началось сильным с обеих сторон
действием батарей. Неприятель, сосредоточивая орудия, ставил по
сорока и более пушек вместе. Бомбы вредили даже резервам нашим;
гранаты и ядра осыпали высоты. Арьергард, упорно сражаясь,
мало-помалу отступал, занимая каждую высоту и на каждом месте
выдерживая жаркий бой. По словам пленных, три сильных корпуса,
при личном присутствии самого Наполеона, дрались в сей день
против нас. Но невзирая на стремительное наступление свежих
войск, на жестокий огонь многочисленной артиллерии, на быстрое
движение колонн, беспрестанно обходивших наши фланги, арьергард
выдержал весь натиск и остановил неприятеля в шести верстах от
Герлица, вопреки всем усилиям его, чтоб занять этот город. В пылу
самого жаркого боя Наполеон, раздраженный неуступчивостию наших
войск, спросил с сердцем у своих: "Кто командует русским
арьергардом?" "Генерал граф Милорадович!" - отвечали ему. Он
нахмурился и начал доказывать маршалам, что нас можно было
отрезать. Но в сие самое время ядро, пущенное с батареи нашей,
коснулось маршала Мармонта, вырвало живот герцогу Фриульскому
(Дюроку) и зашибло до смерти одного дивизионного генерала. Так
рассказывали пленные, и то самое подтвердил после французский
бюллетень. С нашей стороны ранен храбрый генерал князь Сибирский.
В сей достопамятный день конница наша покрылась ранами и славою.
Многие отличнейшие офицеры, в виду, водили отряды свои в атаку.
Ротмистр Орлов, с эскадронами разных полков, несколько раз делал
смелые нападения, рубился с французскими офицерами и получил
тяжелые раны. Другой брат его лишился ноги в битве Бородинской.
Третий брат их - известный партизан, а четвертый, адъютант его
императорского высочества Константина Павловича, находился с нами
при графе во всех арьергардных делах. Все эти Орловы, с
прекрасным воспитанием и дарованиями, поддерживают славу имени
своего. Большое число лошадей досталось победителям, пространное
поле сражения покрыто трупами и два эскадрона лучших гвардейских
гусар, в богатых красных мундирах, взяты в плен. Сегодняшнее
сражение, начавшееся в 6 часов утра, продолжалось почти
беспрерывно до 10 вечера, следственно, 16 часов! Все мы третьего
дня, вчера и сегодня были в огне, не сходя с лошадей, всякий день
с лишком по 12 часов!..
Поздно уже замолкло сражение. С наступлением ночи полил дождь, и
мы приехали в Герлиц. Я зашел с товарищами к прежнему хозяину,
который с такой же добротою, как и прежде, принял пас к себе. С
нами стал вместе Денис Васильевич Давыдов и читал нам свои стихи.
Приятные звуки лиры его заставили всех, забыв усталость и шум
сражений, пленяться ею.
Между тем, для избежания тесноты по узкой дороге и в улицах
города, граф Милорадович приказал войскам тихо сняться и перейти
на ту сторону города и реки Нейса. Впереди оставлены одни только
отводные караулы и генерал Корф с легкою конницею.
11 мая
С первым лучом света выбрались мы из Герлица. С нами ехал
полковник Давыдов и показывал нам подробную топографическую карту
тех мест. На ней означены были все поля сражений 7-летней войны.
Мы отыскивали и нашли близ Герлица ту продолговатую гору, на
которой дрался генерал Винтерфельд. Путешественники отыскивают
следы древних зданий и городов. Умный и чувствительный Мориц
искал в Италии места жилищ Горация, Цицерона и Вергилия, а мы
отыскиваем места, где лилась кровь!.. Все почти поля сражений
означаются на военных и исторических картах двумя накрест
положенными шпагами. Скоро, кажется, вся карта Германии
испестрится такими знаками, ибо нет почти места, где бы в ней не
дрались. При одном Ландсгуте, где так славно защищался несчастный
Финк, стоят три знака сражений; там дрались в 1745, в 1757 и 1760
годах. Сколько крови усыряло тамошнюю землю!.. Германия есть
классическая земля военных действий, так как Италия земля
древностей. Читая творения славного Жомини [11] и смотря на те
места, которые мы теперь проходим, можно живо воображать
Семилетнюю войну - училище военных людей.
Неприятель сегодня стал наступать очень рано, но не с тем уже
жаром, как накануне. Передовые посты, подкрепленные артиллериею,
достаточны были к удержанию его. Около первого часа колонны
французские стали обходить город вправо и занимать оный, но
генерал граф Милорадович успел уже в сие время передвинуть войска
фланговым маршем с Бунцлавской на Лаубанскую дорогу. Защищение
большой Бунцлавской дороги предоставлено прусским войскам. Они
должны идти на Бунцлау, Гайнау,Лигниц, Яуер и Стригау, а русские
войска следовали кратчайшею, параллельною сей дорогою чрез
Лаубан, Левен-Берг, Гольд-Берг и далее. Целию всеобщего движения
и точкою соединения армий есть известная, разоренная французами
крепость Швейдниц.
12 дрались мы еще в последний раз у Лаубана, а оттуда граф
Милорадович, у которого глаза совсем опухли от трудов и
бессонницы, поехал в Главную квартиру, где государь император
весьма милостиво приглашал его провести несколько дней в покое.
Начальство над арьергардом принял отличный воинскими дарованиями
своими граф Пален. И вот каким образом после 20-дневного
пребывания под ядрами очутились мы при Главной квартире, где все
покойно и где бури передовых битв слышны только издалека. Не могу
описать тебе, как приятна была та ночь, в которую я мог скинуть
мундир и надеяться, что никакая тревога не прервет уже сна!..
Свист полевых птиц после свиста пуль казался райским пением.
Немудрено было заболеть и графу! Он каждые сутки переменял по 6
лошадей, и каждая доходила под ним до крайней усталости. Один он,
казалось, не уставал.
Не правда ли, что у нас роскошные господа и на охоту не ездят по
двадцати суток сряду, а мы с лишком двадцать суток провели в
сражениях!! Но малейший отдых заставляет забыть величайшие труды!
Теперь, как я тебе сказал уже вначале, сижу я под цветущими
липами у светлого ручья и, вынув из кармана целую Германию[12*],
вспоминаю по ней о прошлых тягостях и опасностях, как Улисс[13] о
своем странствии по морям. Наконец и военное перо мое, при всей
грубости своей, иступилось. Прощай! И не пеняй на слог: право,
некогда повторять риторики и правил.
Рейхенбах. Мая 25, дни перемирия
Перемирие утверждено. Всякий спешит отдыхать после неописанных
трудов сей войны. Граф уехал в Теплиц. Государь пожаловал ему на
дорогу 1000 червонных. Начальник штаба полковник Сипягин
отправляется туда же. Наши все кто куда - кто в Альт-Вассер, кто
в Ландек, иные в окрестные деревни дышать свежим воздухом и
любоваться картинными видами гор.
Я сижу в тесном Рейхенбахе и роюсь в пыльных бумагах. Мне
поручено составить описание действий авангардных и арьергардных
войск в прошедшей и нынешней войне. Проводя дни в беспрерывных
трудах, хожу и я по вечерам за город восхищаться величественною
природою. Спешу также пользоваться близким соседством, в котором
теперь случай поместил на время людей различных чинами,
состоянием, дарованиями и свойствами. Мы все здесь - один подле
другого. Нередко бываю у почтенного Егора Борисовича Фукса и,
беседуя с ним, живо воображаю величайшего из героев. Вижу
Суворова на высотах Альпийских, в борьбе с бурными стихиями, с
врагами Отечества и с страстьми собственных врагов своих. Видаюсь
с земляком нашим А. В. Энгл.г.рт.м.[14]. Я почитаю этого человека
за то, что он, имея все средства покоиться на розах и приобретя
полное на то право с лишением одной ноги, продолжает, однако ж,
служить неутомимо и ревностно. Но чаще всего делю уединение мое с
человеком, которого приязнь, к неописанному удовольствию моему,
недавно только приобрел. Я уже писал тебе о нем. Ты легко
угадаешь, что я хочу сказать об Александре Ивановиче Данилевском.
В таких молодых летах, как он, нельзя соединять вместе более ума,
опытности, учености и любезности.
Он разумеет почти все европейские языки и почти всю Европу
объехал с замечанием. Но чаще всего говорим мы с ним об Италии. И
все то, что изображала кисть Розы-Тиволи, перо блестящего Дюпати
и славного Морица, нахожу я в живописных и умных его рассказах.
Кажется, полетел бы знакомиться с италиянскою природою в цветущих
садах ее долин, на берегах величественных озер и на хребтах
поднебесных гор ее. С каким восторгом обозрел бы я древние
области, прославленные историками и стихотворцами!.. Но мне ль,
рыцарю пустого кошелька, мечтать о сем! Где способы, где
средства? Недаром некоторые живописцы изображают бедность в виде
крылатого человека с гирями на ногах! Вместе с Александром
Ивановичем Данилевским живут Щ.рб.н.н.[15], служащие при генерале
К. Ф. Толе. Это умные, любезные молодые люди. Здесь нашлись и
кадеты, наши милые, добрые товарищи и прекрасные офицеры:
почтенный Алек. Григ. Краснокутский, исправляющий важную
должность при графе М. И. Платове, Н. В. Сазонов, братья Граббе и
проч... и проч... С нетерпением ожидаю сюда прибытия Д. И.
Ахшарумова [16] , его дружба еще более украсит мое уединение.
Покамест прощай! Не пеняй на нескладный слог.
Мая 30. Город Нимч
Я был сегодня на прощальном обеде и прощался с почтенным
человеком. Генерал Фукс отъезжает в Санкт-Петербург. Чиновники,
служившие под начальством его, осыпанные его ласками и получившие
чрез посредство его знаки отличий, смолвились сердцами провожать
отъезжающего несколько миль и угостить его на дороге обедом. Что
может быть приятнее, как видеть начальника, приемлющего дань
сердечной благодарности от подчиненных своих[17*]? По приглашению
добрых приятелей я был свидетелем сегодня такого зрелища. Я видел
слезы благодетеля и облагодетельствованных: слезы удовольствия и
благодарности. Счастлив тот начальник, который при отъезде своем
не видит ни длинных лиц, ни нахмуренных бровей; его спутник -
благословение осчастливленных им! Но много ль найдется таких?
Распростясь с почтенным Егором Борисовичем, я уговорился с
другими взобраться на Цобтен, которого вершина, вон там,
чуть-чуть не касается облаков.
Побуду там и опишу тебе гору эту.
Цобтен
Угадай, откуда, с какого места прусской Силезии вижу я
необозримую долину до самого Бреславля и за Бреславль, к Одеру и
за Одер. Вижу тысячи деревень, множество городов, крепостей,
местечек, башен, церквей и палат. Вижу величественный Одер и
светлую Нейсе. В отдаленной картине вижу Варту, Глац и горы,
межующие Силезию от Моравии. С другой стороны, к западу, вижу
волнистую цепь возвышений, начинающуюся холмами, которые,
становясь выше и выше, достигают наконец степени высочайших,
называемых Исполинами гор. Самая отдаленная и высоко за облака
унесшая верх свой есть снежная гора. Догадываешься ли, что я стою
на Цобте. Так, Цобтен есть одна из высочайших гор, между
Бреславлем, Швейдпицем и Рейхенбахом. В нескольких словах
расскажу тебе нашу поездку на сию гору. Мы поехали из Нимча, чрез
Иорданс-Мюле, в маленький бедный городок Цобт, где обыкновенно
путешественники берут проводников. Тот, которого мы взяли, повел
нас самою отлогою и покойнейшею дорогою, по которой совершаются
крестные ходы два раза в год. Вся эта дорога разделена на 12
притин. В них расставлены иконы, страсти Христовы изображающие.
Каждый из богомольцев перед каждою из сих икон становится на
колена, читает три раза "Отче наш" и потом уже идет далее.
Французы, в бытность свою в сих местах, поступали совсем иначе:
они били камнями и стреляли из ружей в эти образа. Большая часть
из них и теперь еще стоят расстрелянными, доказывая нечестие
врагов веры и возбуждая против них справедливое негодование в
набожном народе. Впрочем, всходя на Цобтен, нельзя не отдохнуть,
по крайней мере, 12 раз. В продолжение пути проводник
рассказывает истории, или, лучше сказать, басни, о сей горе. Но
всего лучше во время роздыха любоваться видами. Посмотришь к
Бреславлю - он весь как на ладони; смотришь на Швейдпиц - и
восхищаешься разнообразностию его окрестностей; взглянешь на
Исполинские горы - и содрогнешься пред величеством дикой природы.
Три горы: Штульберг, Мительберг и Энгельберг кажутся снизу равны
Цобтену, а с нее представляются ничтожными холмиками. Жаль очень,
что во всех местах сплетение дерев не позволяет наслаждаться
прелестными картинами природы. Надобно, чтобы вкус, вооруженный
секирою, прошел по Цобтену и открыл лучшие виды. Во многих местах
густота дерев окружает вас темнотою ночи, вы идете ощупью и вдруг
нечаянно вправо или влево, сквозь раздвинутые ветви видите океан
сине-лазуревого света! Взойдя наверх, мы подумали, что уже
достигли неба. Великое пространство земли, подобно обширной
картине, с реками, ручьями, озерами, лесами, городами и селами
распахнулось пред нами. Как все кажется мало, когда смотришь с
высоты! Замки казались хижинами; палаты - карточными домиками; а
люди - муравьями! И сам Рейхенбах казался тогда точкою!.. Мы
видели Гольд-Берг, Неймарк, Лигниц, Яуер и прочие за
демаркационною линиею французами занимаемые города. Но французов
не видать было, ни их генералов, ни их фельдмаршалов, ни всех их
великих людей! Цобтен не превышает еще облаков, а люди уже так
малы с него кажутся! Каковы же должны они казаться жителям
неба?.. Эти бурные движения народов, их ссоры, кровопролитные
брани; это борение вооруженных страстей не должно ли казаться
небожителям движением, подобным тому, которое мы видим в
муравейнике или столпе комаров?.. Что ж после этого весь гром
подлунной славы, все великие дела тех, которые прочут себя только
для здешнего мира; что сам Наполеон!.. Теперь верю, что жители
высоких гор должны иметь мысли и понятия возвышенные. Пустынник
на вершине Цобта легко может позабыть все земное. Страсти бушуют
у ног его. Спокойствие сияет над ним в лазури небес. Чтоб быть
счастливым, должно воображать, что стоишь на Цобтене, и видеть
вещи таковыми, как они с высоты его кажутся. Тогда ни знатность,
ни величие, ни блеск украшений не возбудят в сердце твоем бури,
называемой завистью. Ты будешь доволен внутренним чувством, что
разгадал загадку земного величия мечтаний, надежд и счастия
людского. Чтоб наслаждаться чистым воздухом, должно всходить на
высокие горы; чтоб вырваться из вредного тумана страстей,
предрассудков и заблуждений, должно привыкнуть возвышаться духом.
Стоя на Цобте, невольно предаешься мечтаниям о древних
переворотах мира. Сии необозримые долины, которые по
справедливости можно назвать сухими морями, напоминают о том
мрачном периоде времен, когда большая часть Германии была морем,
и Цобтен, сохранивший и поныне наименование великой скалы, может
быть, плавал в пучинах. Где слышен был вечный свист вихрей - там
раздается теперь пение птиц; где свирепствовали бурные волны -
там пасутся стада! Вот как все изменяется! Тацит представляет нам
Германию, покрытую дремучими лесами и болотами, а нынешнего
времени историк назовет ее цветущим садом, но, увы! орошенным
кровию! Что сказать исторического о Цобте? В XII столетии некто
датчанин Петр Пфласт получил гору сию в подарок от герцога
Бреславского, построил на ней замок и жил со своею женою.
По-видимому, был он великий любитель природы и картинных видов.
После смерти замок его достался монахам, которые, не стерня
зимней стужи, переселились к подошве горы, в селение Гуркау.
Замок опустел. Хищные рыцари засели в нем и производили долгое
время набеги на окрестности, пока наконец Бреславские и
Швейдницкие жители, соединись вместе, осадили гору, взяли замок
приступом и превратили его в развалины. Теперь едва-едва приметны
следы сих развалин. За 200 пред сим лет один аббат поставил на
самой высоте церковь, которая и теперь существует, несмотря на то
что высота Цобта достойна быть украшена гораздо красивейшим
зданием. Но вершину сию украшают облака, вокруг нее ходящие, и
зарницы с молниями, в них играющие. В древнейшие времена на Цобте
был языческий храм и гора сия называлась тогда Субботка. В 1335
году Польша уступила Силезию королям Богемии. От них вместе с их
собственною землею перешла она к австрийцам, а от сих последних
досталась Фридриху и была причиною Семилетней войны. По мере как
мы сходили вниз, Штульберг, Мительберг и Энгельберг, смиренно
лежавшие у ног наших, возвышались более и более. Наконец, когда
мы очутились совсем внизу, они по-прежнему заслонили от нас
Цобтен и казались равными ему. Не так ли и в обществе людей
мелкие страсти заслоняют великие добродетели? Не так ли ничтожные
способности затеняют высокие дарования?
1 июля. Альт-Вассер
Вчера вздумали мы побывать под землею. Здесь, в Альт-Вассере,
можно это сделать, ибо тут копают так называемые горные и
земляные уголья. Мы садимся в лодку и вплываем в отверзтый свод,
сквозь дикий камень прорубленный и в подземелье ведущий.
Проводник наш вместо весел действует руками, упираясь о стены, и
лодка бежит. Мы прощаемся с светом, постепенно от нас отстающим,
и видим мрак, бегущий к нам навстречу. Взятые с нами ночники и
свечи слегка только разгоняют темноту. Видим красноцветную воду -
она купоросная. Невысокий и не более 4 аршин в широту имеющий
свод похож на наши Киевские пещеры. Плывем версту, плывем другую,
все под землею!.. Там и там встречаются горные люди с
краснопламенными факелами. Одни провозят лодки, нагруженные
углем, другие вырубают уголь из земли. Везде скрипят веревки,
гремят цепи, движется механика. Вот один черный человек вертит
колесо, другой врубается в черную стену. Внутреннее устроение в
сих подземельях точно как в рудокопнях - те же и трудности. Для
чего ж, когда и кем сделан этот подземный свод? Один немецкий
граф за 25 лет пред сим, возвратясь из Англии, привез с собою
план и тайну для устроения сих подземных сообщений, которые
делают гораздо успешнейшими горные работы. Прежде и теперь в том
месте, где достают уголь посредством машин прямо из-под земли на
поверхность, всякий работник, при всех усилиях, может выставить
не более сорока мер в день, тогда как посредством сего канала
каждый вывозит до 160 мер - это вчетверо!.. Целые горы угля лежат
на поверхности подле ям. Безлесная Германия все расхватывает и
пожигает. Разумеется, что это приносит несметный доход владельцу;
а что получают бедные работники: по два злота в сутки! Однако ж
бергманы[18] и сами довольны, и целые семейства охотно посвящают
себя этой трудной работе, сопровождаемой всегда болезненною
старостию. Часто случается, что брат, дядя и отец задавлены
глыбами или умерли от горной чахотки, а сын идет по их же следам
- таковы люди!..
Трудно описать чувство 
| |
| Просмотров: 425 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры