| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 22
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год окончу последними чертами,
означающими отчасти дух жителей Парижа в роковой для них день. 1)
Один капитан, смело ведя роту из города в Бельвиль, вдруг узнает,
что перемирие положило конец войне. С чувством глубокого
прискорбия вонзает он шпагу в землю и, сказав: "Солдаты! Нам
нельзя уже сражаться за отечество, так будем плакать о нем!",
закрывает лицо руками и плачет. 2) Ученики Политехнической школы,
не имевшие еще, по молодости лет, довольно сил управлять оружием,
с большою храбростью защищали мост в Шарантоне. 3) Когда русские
входили в Бельвиль, один шестидесятилетний старик до тех пор
стрелял и бросался на гренадер с ножом, не приемля пощады, покуда
не упал мертв к ногам их. На другой день пришло на то место
большое семейство оплакать и похоронить убитого[7*] . Довольно
этих примеров, чтоб опровергнуть клевету, впоследствии
сплетенную, что будто Париж уловлен хитростью и, не желая
защищаться, покорил себя добровольно.
Нет! Он защищался - и побежден!.. Русские покорили столицу
Франции мужеством, а удивили ее великодушием. Никто не отнимет у
них славы, победы и славы, добродетели!
Шалон-на-Марне, 2 июня
Скучная квартира и скучное положение наше вдруг переменилось.
Брат пошел к коменданту и узнал в нем совоспитанника своего по
Морскому корпусу Н. Ногаткина. Этот прелюбезный молодой человек
всеми здесь любим и уважаем. Нам отвели прекрасную квартиру у
предоброго хозяина, начальника здешних почт, господина Дюленя. С
удовольствием записываю имя его: оно сохранится не в одной
записной книжке, но в сердце и в памяти моей. Он принял, обласкал
и угостил нас так, как будто самый добрый саксонец. Во Франции не
имели мы вовсе такого приему.
Шалон, 3 июня
Все войска возвращаются из Парижа и спешат оставить Францию.
Сегодня прибыл граф Милорадович сюда, в Шалон. Он приобрел новые
лавры, украшен новыми знаками отличия, но принял нас с прежнею
благосклонностью. Мы получили позволение съездить в Париж. С нами
едет одни молодой француз Б...м из Лангра, знакомый Но - ну.
Шалон
Я просидел целую ночь напролет! К нам зашел с вечера бывший в
корпусе майор Бровков да адъютант наш С**. Речь зашла о Париже.
Разговор о нем неистощим. Мы рассматривали план и бродили по
улицам, площадям, садам и гуляньям. Много видели они в Париже
любопытного; немало хорошего и очень много худого. На Париж
должно смотреть как на самый шумный, многолюдный и запутанный
лабиринт. Французы раскинули все сети, расставили все приманки и
не щадили никаких уловок, никаких средств, чтоб только наших
заманить, очаровать и обобрать!.. По общему совету располагали
мы, где лучше остановиться по приезде в Париж и что за чем
осматривать, чтоб в самое малое время осмотреть как можно больше.
Вот какую сделали мы записку:
1) Остановиться в Отель де Валуа, в улице Ришелье, насупротив
Пале-Рояль, чтоб быть поближе к Тюльерийскому дворцу.
2) Взять в услужение на время N. Ипполита.
Осматривать:
1) Музеумы; 2) площадь карусельную; 3) чрез мост Пон-Неф, в
древнюю церковь de Notre Dame; 4) сад растений; 5) Пантеон; 6)
дом инвалидов; 7) Законодательного сословия палаты; 8)
Люксембургский дворец; 9) площадь Вандомскую; 10) сад Тиволи, где
гулянье и освещение бывает по четвергам и воскресеньям ввечеру.
Тут и оптические картины. Потом театры: 1. Большая опера; 2.
Французский; 3. Фейдо; 4. Варьете и проч., и проч. Не знаю, успею
ль я все это увидеть, ибо долго в Париже быть не могу.
Город Шатотъери, 5 июля
Шампания, известная своими прекрасными винами, не есть прекрасная
область. Она пуста и песчана. В местечке Эперне пили мы самое
лучшее шампанское, и я должен был признаться, что до этого
времени не пил настоящего. Оно не мутится и не имеет кислорезкого
вкуса, потому что не подделано; не бушует, потому что без поташа.
Тихо льется оно в стаканы алою или златовидную струею, услаждая
обоняние и вкус. Деревня Аи производит лучшее шампанское. Досюда
ехали мы в двухколесных почтовых тележках. Завтра поместимся в
огромную почтовую карету, которую здесь называют дилижансом.
Город Мо, 6 июля
Дилижанс - преогромная и превыгодная карета, в которой всяк за
сходную цену может нанять себе место. Тут сидишь, как в комнате,
в обществе пятнадцати или шестнадцати разного звания, разных
свойств и часто разных наций людей. Монах, лекарь, офицер,
дряхлый старик и молодая девушка нередко случаются тут вместе.
Всякий делает, что хочет. Один читает, другой говорит, третий
дремлет, четвертый смеется, пятый зевает. Я смотрел окрестности,
отыскивал места недавно бывших боев и любовался течением Марны.
Резвая Марна, разгуливая по долинам, бежит вместе с нами к
Парижу. Сперва видели мы ее справа (по выезде из Шалона); потом
вдруг перерезала она нам дорогу (в Шатотьери) и замелькала слева;
потом должны были мы еще раз ее переехать; и теперь она уже течет
все левою стороною. Сена ожидает подругу свою с отверстыми
объятиями в ближайших окрестностях Парижа, близ Шарантона.
Тут дрались русские, говорили мне французы, указывая на
Шатотьери. Они пришли из Шалона, прямою дорогою чрез Этож на
Монмираль и, заняв слева цепь гор, отрезали французскому корпусу
дорогу у Лаферте, успев прежде него занять высокую гору, на
которой стоит селение Жуар. О, и русские умели находить дороги во
Франции!
Лаферте-су-Жуар значит в переводе Лаферте под Жуаром, то есть
деревня Лаферте у подошвы, а село Жуар на вершине горы. Тут холмы
одеты виноградниками, украшены рощицами, долины населены и
обработаны. Здесь почти нет места, где бы не дрались. В Мо также
было сражение <¿>
Трактир в Бонди
Вот уж мы под самым Парижем! Слышим, как он шумит; кажется,
чувствуем, как шевелится; но еще не видим его. Он там скрывается
за высокими холмами и не хочет быть виден издалека. Наконец,
думал я, увижу и я тот город, в который стекаются любопытство,
золото и страсти из самых дальних краев Европы; город, который
называется столицею света, источником просвещения и вкуса,
жилищем роскоши и мод. Такой город должен быть огромен,
великолепен, чист, светл, просторен и опрятен. Еще несколько
минут - и завеса вскроется! Поверю в описание, рассказы молвы;
увижу и узнаю. Дилижанс остановился на несколько минут у трактира
в селении Бонди. Так это водится. Все подорожные зашли в трактир
отдыхать или прохлаждаться. Я смотрю пристально на окрестности.
Окрестности в городе то же, что предисловие в книге. Парижские
довольно приятны для глаз; а для воображения, напитанного
французскими романами, они должны казаться восхитительны. Рыцари
Крестовых походов, воспетые Тассом, не с такою приятною тревогою
чувств приближались к цели дальних походов и великих трудов
своих, как питомцы французского воспитания приближаются к столице
Франции. Что шаг, то напоминание!.. Проезжают чрез лес Бондийский
(foret de Bondi) - и тысячи приключений, случившихся в нем, по
сказанию романов, представляются воображению их. Увидят Венсен -
и послышат тайное щекотание в сердце: им представляется, как
известный счастливец в любви Ришелье заманивал в этот лес жен и
дочерей маршалов и герцогов, княгинь и княжон; забавлял их
пирами, музыкою, освещениями без ведома их мужей; шалил с ними,
как с аркадскими пастушками, и вовлекал их в приятные глупости
(des folies agreables), и проч., и проч.[8*]. Но с этого времени
окрестности Парижа доставлять будут русским и веем благомыслящим
европейцам воспоминания чистейшие и благороднейшие. Здесь, скажут
они, смотря на Монмартр, Бельвиль, Пантень и Сент-Винсен, здесь
покрыли себя бессмертною славою герои союзных народов в глазах
государей своих! Все села и деревни около Парижа обстроены
хорошо; замки, сады, палаты, рощи, водопроводы, фонтаны и Уркский
канал пестрят и украшают окрестности. Поселяне живы, веселы, поют
и говорят без умолку; живут в красивых домиках. Молодые девушки
гуляют хороводами или прыгают поодиночке с корзинками в руках.
Они не столько прекрасны, как миловидны. Стройная кофточка,
передник и соломенная шляпка или красивый чепчик составляют их
наряд. Словом, около Парижа увидели мы гораздо более довольства,
нежели где-нибудь во Франции. Только по всей дороге к Парижу и в
окрестностях несносный запах часто заставляет зажимать нос.
Тысячи худо зарытых тел и множество совсем не зарытых лошадей,
разрушаясь на жару, заражают воздух. Французы в утешение себе
говорят, что это русские и немцы тлеют на их земле. Да кто бы ни
были, а их надобно погребсти порядочно! Своевольные ветреники
судят по-своему, они говорят: "Это дело правительства!"... Но
дилижанс готов, все садятся - едем в Париж!
---------------------------------
[1*] Бауцен назывался прежде Будисином и на старинных картах под
сим именем означен.
[2] Магазин - вдесь: военный склад для хранения огнестрельных
припасов и продовольствия.
[3*] Генерал Милорадович сделал 200 верст в два дня, когда вел
войска из Калуги к Вязьме.
[4] Шинок (устар.) - небольшой питейный дом.
[5*] Уверяют, что славный актер Тальма учил Наполеона накануне,
как представлять лицо нежного отца и супруга.
[6*] Известно, что Наполеон первые познания в военном искусстве
приобрел в Бриенской школе.
[7*] Этот случай рассказал мне самовидец оного Ахтырского
гусарского полка ротмистр Пороховников.
[8*] Смотри на французском книгу: "Тайные похождения герцога
Ришелье", соч. Рюльера.
-----------------------------------
00, Интернет-проект "1812 год". Текст подготовлен Эдуардом Фрелихом.
V
ОПИСАНИЕ ПАРИЖА
Париж
Он засинелся перед нами, как пространный разлив воды да гладкой
долине или как дремучий лес в отдалении. Многие города блестят
издали кровлями дворцов, палат и раззолоченными главами храмов;
Париж темнеет в густоте теней. На необозримом протяжении над 20
000 как будто вместе слитых домов выказывается готическая
башня-церковь (Notre Dame); возвышается кругловидный Пантеон и
сияет в позолоте купол Инвалидного дома. Все прочее серо и
пасмурно. Мы въехали в старинные ворота Сент-Мартен. Дилижанс
остановился в обыкновенном своем заездном доме. Нас высадили.
Молодой француз Б *, сопутник наш, прыгал от радости, видя себя в
первый раз в Париже!
"Что вам угодно, милостивые государи! Господа путешественники!
Что вам угодно?" - кричали со всех сторон прислужники за деньги.
Нам надобен фиакр (карета) - и явился. Мы положили свои чемоданы
и велели вести себя в улицу Ришелье, в отель де Валуа, что против
Пале-Рояль.
"Так это-то Париж!" - думал я, видя тесные, грязные улицы,
высокие старинные, запачканные домы и чувствуя, не знаю отчего,
такой же несносный запах, как и за городом от тлеющих трупов и
падали. Это-то превозносимый, великолепный, прелестный город!..
Но чем далее в средину, тем лучше и красивее. Наконец
остановились мы подле огромного дома, гостиницы Валуа (hotel de
Valois). Француз Б* выпрыгнул из фиакра и побежал к хозяину
справиться о комнатах, о цене и о прочем. Торг скоро кончен,
чемоданы наши внесены, а деньги с нас за все взяты. И вот мы уже
в Париже и на квартире!.. За три великолепно убранные комнаты со
всеми выгодами, с постельми, диванами, люстрами и зеркалами с нас
берут 15 руб. в сутки. Это дорого, но так берут только с русских!
Французы в обыкновенное время платят за такие квартиры вдвое
меньше: и тогда это дешево!
Нас проводили в комнаты и забыли про нас! Одни, без слуг и без
знакомых, мы бы могли просидеть целые сутки, и никто бы об нас не
позаботился. В немецких трактирах иначе: трактирные служители
входят очень часто к приезжему, предлагают свои услуги,
спрашивают, не надобно ль кофе, пуншу и проч., и проч. Тут опять
совсем другое: в доме, где отдают покои в наем, ничего не держат.
За кушаньем, кофе и проч. посылать надобно своего человека в
ресторации, кофейные домы и проч., а для всего этого и необходимо
иметь лон-лакея. Мы тотчас по приезде спросили об Ипполите,
который служил у адъютантов наших Паскевича и Сакена, но нам
обещали представить его не иначе, как завтра. "Вы видите, -
говорили нам с сердцем, - сегодня в Париже ничего ни найти, ни
достать не можно!"
В самом деле я заметил, что в Париже случилось что-то очень
необыкновенное: в нем не видать было ни того шуму, ни того
движения, которым он обыкновенно наполнен бывает: Париж приутих!
Это случилось с ним в 20 лет в первый раз! Король из уважения к
великому празднику (Fete Dieu) приказал запереть все лавки,
трактиры, питейные домы и даже самый Пале-Рояль; отворить же
велел только одни церкви. Хвала государю, обращающему внимание на
нравственность народа!.. Но при всех важных переменах нужна
чрезвычайная осторожность. Раны на теле закрываются не вдруг, а
постепенно!! Французы теперь очень похожи на спутников Улисса,
превращенных в свиней: купаются в грязи разврата и ропщут за то,
что их хотят сделать опять людьми! Однако, несмотря на
повсеместное закрытие лавок в городе, товарищ наш Б* сбегал в
Пале-Рояль и привел нам человека с готовым платьем. Мы купили
сюртуки, круглые шляпы, чулки, башмаки, тоненькие тросточки и
вмиг нарядились парижскими гражданами. Так все наши делают; ибо
русский офицер в мундире встречает везде косые взгляды и тысячу
неприятностей. Разумеется, что с нас взяли втрое за все, что мы
купили. По записке, которую сделали в Шалоне, узнали мы, что
недалеко от нашей квартиры ресторация Бовилье. Идем к нему
ужинать. Прощай!
Париж. Вечер
Я сейчас был в парижской ресторации и признаюсь, что в первую
минуту был изумлен, удивлен и очарован. На воротах большими
буквами написано: "Бовилье". Вход по лестнице ничего не обещал. Я
думал, что найду, как в Германии, трактир пространный, светлый,
чистый - и более ничего. Вхожу и останавливаюсь, думаю, что не
туда зашел; не смею идти далее. Пол лаковый, стены в зеркалах,
потолок в люстрах! Везде живопись, резьба и позолота. Я думал,
что вошел в какой-нибудь храм вкуса и художеств! Все, что роскошь
и мода имеют блестящего, было тут; все, что нега имеет
заманчивого, было тут. Дом сей походил более на чертог сибарита,
нежели на съестной трактир (Restauration). Хозяйка, как некая
могущественная повелительница в приятной цветочной рощице, среди
множества подле, около и над нею расставленных зеркал, сидела на
несколько ступеней возвышенном и ярко раззолоченном стуле, как на
троне. Перед нею лежала книга, в которой она записывала приход и
расход. В самом деле она в своей ресторации царица. Толпа слуг по
одному мановению ее бросается в ту или другую сторону и выполняет
все приказания. Нам тотчас накрыли особый стол на троих; явился
слуга, подал карту, и должно было выбирать для себя блюда. Я
взглянул и остановился. До ста кушаньев представлены тут под
такими именами, которых у нас и слыхом не слыхать. Парижские
трактирщики поступают в сем случае как опытные знатоки людей: они
уверены, что за все то, что незнакомо и чего не знают, всегда
дороже платят. Кусок простой говядины, который в каких бы
изменениях ни являлся, все называют у нас говядиною, тут,
напротив, имеет двадцать наименований. Какой изобретательный ум!
Какое дивное просвещение! Я передал карту Б*. Он также ничего не
мог понять, потому что, говорил он, у нас в губернских городах
мясу, супу и хлебу не дают никаких пышных и разнообразных
наименований: эта премудрость свойственна только Парижу. Отчего
ж, скажешь ты, мы так затруднялись в выборе блюд? Оттого, что
надлежало выбрать непременно те именно, которые тут употребляются
в ужине. Попробуй спросить в ужине обеденное блюдо, которое тебе
пришлось по вкусу, и тотчас назовут тебя более нежели варваром,
более нежели непросвещенным: назовут тебя смешным (ridicule).
Тогда ты уже совсем пропал: парижанин скорее согласится быть
мошенником, нежели прослыть смешным! Предварительные наставления
приятелей наших в Шалоне вывели, однако ж, нас из беды. Мы
выбрали кушанья, поели прекрасно, заплатили предорого, получили
несколько ласковых приветствий от хозяйки и побежали через улицу
в свою квартиру.
Париж. Ночь
Взгляд на Пале-Рояль
Здесь в полночь еще очень рано, а в 2 часа ночи - не поздно. Сижу
у растворенного окна и смотрю на Пале-Рояль, который еще
светится, но не шумит. Король не велел ему сегодня шуметь.
Двадцать лет сряду он бесился день и ночь и в первый только раз
замолк.
Вот огромный дом, вот замок, вот целый город, называемый
Королевскими палатами (Пале-Рояль). Напиши подробную историю
Пале-Рояля, историю его владельцев - и будешь иметь историю всех
важнейших перемен во Франции, историю изменения нравов и упадка
их.
В 1636 году кардинал Ришелье воздвиг огромное здание в улице
Сент-Оноре и назвал его Кардинальскими палатами. Многие нашли
название это высокомерным, неприличным. Об этом происходили
жаркие споры, но Анна Австрийская пресекла их, назвала палаты
вместо Кардинальских Королевскими (Royal) и поселилась в них.
Людовик XIV отдал на время дом сей брату своему, герцогу
Орлеанскому, который и назвал было его своим именем. Во время
революции назывался он палатами равенства (palais d'egalite). Но
наконец, гораздо прежде, нежели сам король Французский, вошел он
в древние права свои и стал называться опять Королевским. В
сем-то Пале-Рояле человек может найти все, что нравится
благородному и низкому вкусу; все, что очаровывает, острит и
притупляет чувства; все, что крепит и разрушает здоровье; все,
что украшает и зарезывает время[1*]; и, наконец, все, что питает
развратные склонности и выманивает из сердца добрые навыки, а из
кошелька деньги! Развертываю книгу "Указатель Парижа" и смотрю,
что в ней сказано о Пале-Рояле. "Честь и добродетель изгнаны из
мест сих. Алчность к золоту, картежная игра, плуты, обманщики и
целые толпы прелестниц со всеми силками и приманками их встречают
тут неопытную юность! - так говорит писатель о верхнем этаже и
продолжает: - Обманутые иностранцы называют Пале-Рояль
средоточием деятельности, удовольствий и забав Парижа; а человек
благоразумный назовет его средоточием соблазнов!" Вот что говорят
сами французы о Пале-Рояле в книгах своих, продающихся в самом же
Пале-Рояле. Завтра осмотрю и опишу это любопытное здание, а
теперь уже поздно. Прощай! <¿>
Площадь Карусельская
Вот чистая, пространная, красивая площадь, которая теперешнее
название получила оттого, что еще Людовик XIV, в молодости своей,
забавлялся на ней рыцарскими играми древних каруселей. Наполеон,
уничтожив кучу старых строений, придал, ей много красоты и
пространства. Здесь-то любил он дивить и забавлять народ
парижский блестящим строем своей гвардии. Известный Изабе
обессмертил в знаменитой картине Наполеона и гвардию, представя
их в полном, воинском блеске на этой площади, которая,
расстилаясь пред самым дворцом Тюльерийским, ограждена красивою
решеткою. О площади довольно, но скажем о том, что почитается
главнейшим украшением ее. Против самой средины устроены пышные
триумфальные ворота по образу знаменитых врат Септимия Севера; и
на сих-то воротах представлена колесница, управляемая двумя
позлащенными богинями побед и запряженная четырьмя бронзовыми
конями. Ни колесница, ни победы, новыми французскими художниками
сделанные, не остановят знатока, но кони заслужат полное
удивление его, дивя и изумляя даже и не знатоков.
Они полны огня и жизни, сии четыре коня!.. Какая красота в
статях, какая правильность в размере!.. Мы видим их на полном
бегу, или лучше сказывать, в полете!.. Кажется, слышишь, как
храпят и сарпают, и видишь с искрами дым! Сие совершенное
произведение древнейших художников переходило из века в век и
почиталось драгоценнейшим трофеем разных побед. Чудесна судьба
сих коней! Сотворенные одним из величайших художников греческих,
долго украшали они великолепный Коринф. Победоносный Рим, отняв у
Греции свободу и сокровища, почитал коней сих перлою добыч своих.
Рим гордился ими, доколе Константин, перенеся престол в Византию,
велел перевезти туда и их. Из Константинополя перешли они на
площадь святого Марка в Венецию, а оттуда на площадь
Тюльерийского дворца! Приятно видеть такое уважение народов к
великим произведениям искусств. Но странно, что, уважая творение,
часто забывают творца. Гомер и Корреджио, которых произведения
живут в веках, умерли с голоду! Где дарование, которое бы вполне
награждено было при жизни?
У людей часто нужно только умереть, чтоб сделаться бессмертным. И
начинают жить со дня, как будут мертвы!
Так сказал о великих людях один из почтенных отечественных
писателей наших. <...>
Опера
Кардинал Мазарини первый ввел во Францию оперу, известную дотоле
только в Италии. В 1646 году итальянские актеры в первый раз
забавляли Двор. Вскоре изобретены удивительные машины, которые
впоследствии усовершенствовались до чудесности. Музыкальные
творения Люлли и Рамо долго были единственными сокровищами этого
театра. Глюк и Пуччини появились после них. Каждый из обоих имел
за себя множество голосов. Французы спорили с жаром о
преимуществе дарований, и сей-то спор произвел две стороны,
известные под именем глюкистов и пуччинистов. Но спор прошумел и
кончился, а сочинения обоих музыкантов обогатили навсегда оперу
французскую. В другом отношении прославились Вестрис и Гардель.
Первый, особенно в чудесных плясках своих, искусными
телодвижениями умел выражать все оттенки чувств и страстей, умел,
так сказать, говорить глазам зрителей. Теперешний Оперный дом
построен уже в 1793 году. Снаружи нельзя узнать, чтоб это был
храм муз, но зато, побывав внутри, признаешься, что это точно
храм муз и вместе храм очарований.
Здесь-то представляются восхищенным глазам вашим все изменения
природы, все чудесные картины этого и того света. Тут часто видят
светлый Олимп, украшенный всем, что небо имеет в себе
прелестного, и вслед за сим является мрачный ад со всем, что
только есть в нем ужасного. Вечное пламя стелется по глубоким
мракам подземной ночи: картина ужасная! Но вдруг является картина
очаровательная: вечная весна, неувядаемая зелень, прелестное
жилище радостей представляется глазам вашим, и узнаете поля
Елисейские!.. Теперь, как мы были в опере, повторилось в балете
пред глазами нашими плавание Клеопатры по реке Сидну. Мы вошли в
ложу, очарование махнуло волшебною ширинкою - и 18 веков исчезли.
Поднялся занавес, пролилась река - и я увидел корабль Клеопатры.
Это точно тот, на котором плыла сия чудесная женщина! Розовые,
лиловые, белые и голубые паруса вместе с радужно-цветными флагами
веяли от дуновения зефиров. Серебряные весла двигались по звуку
златострунных лир. Амуры порхали по снастям. Все было в золоте, в
хрусталях и в освещении!.. До ста особ появились вдруг на сцене в
пестрой толпе действующих лиц. Телодвижения или пантомимы
довольно совершенны. Только жена Антониева, кажется, уж слишком
ломалась. Чтоб представить ослепленному страстию супругу святость
его обетов, несчастие детей и собственную скорбь, ей было
довольно указать на небо, на детей и на сердце свое.
Чрезвычайными певцами опера похвалиться теперь, кажется, не
может. Здешнее пение не введет русского в такой восторг, чтоб он
мог забыться, забыть своего Самойлова, Злова и не вспомнить о
Сандуновой. Но машины в декорации неподражаемы, чудесны! <¿>
Взятие Парижа
Есть слова (говорит Фонтенель), которые воют от ужаса и удивления
непонятною судьбою сближенные два слова: взятие Парижа! Как,
почему и кем взята столица сия? Да разве знаменитый Монтескю не
сделал замечания, что местное положение Парижа есть самое
выгодное для собственной его и целой Франции безопасности? Разве
у нас не было с одной стороны моря, с другой высоких гор, а с
третьей двух грозных рядов неприступных крепостей для защиты
столичного города? Разве не было у нас храбрых, многочисленных
легионов, чтоб отстоять его грудью? Кто ж мог преодолеть все сии
препоны и достигнуть до стен столицы, какой из народов Европы? -
Целая Европа! - Какая ж была причина столь неожиданного события?
- Честолюбие одного человека. Любовь к отечеству, усилясь до
степени страсти в сердце моем, заставляет меня и на краю
могилы [2*] принимать живейшее участие во всех его несчастиях,
надеждах и превратностях. Часто обозревал я в уме все бедствия,
могущие постигнуть столицу Франции; но никогда не смел
вообразить, чтобы она пала под оружием чуждых войск. В течение
XIII веков слыла она непокоримою. Разумеется, что я не считаю
покорением нечаянного занятия Парижа при Карле VII. Одни крамолы
призвали и ввели, а глупость короля и измена поддержали тогда
англичан. В наше время нетрудно было предвидеть, что Франция,
выхлынувшая из пределов своих и, подобно великому разливу вод,
потопившая Европу, Франция, изнуренная страшными налогами,
бесчисленными пожертвованиями, изнемогающая под тяжкою ношею
окровавленных лавров, должна была ожидать всеминутно великого
удара судьбы! Вся Европа восстала на притеснителя. Соединенные
армии ее, ища мира, пришли войною на берега Сены. В 15 месяцев
совершились события, которых, по обыкновенному ходу дел, довольно
б было и на 1-5 лет! Из всех зрелищ, которые были когда-нибудь
показаны французам (ибо у них все сделалось театральным
зрелищем), любопытнейшее и вместе ужаснейшее было, конечно,
зрелище ве 
| |
| Просмотров: 486 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры