Главная » Книги

Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 20

Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

v>
  
  Годовой доход с города 500000 флоринов. Франкфурт можно почесть
  средним магазейном Европейской торговли и общею меновою конторою
  Германии и Франции. Положение на Майне и при Рейне делает его к
  сему способным. Мятежи беснующейся Франции нанесли много вреда и
  благоразумному соседу ее Франкфурту. В 1796 году город был
  бомбардирован французами; но жители вели себя как люди вольные и
  честные.
  
  Франкфурт удостоен присутствием человека, который жил некогда в
  великолепных дворцах, управлял пространным государством и
  славился делами. Теперь он в двух комнатах Английского трактира;
  управляет только своими страстями и славится - великодушною
  твердостию, с которою сносит превратности своего, жребия...
  
  Согласись, друг мой! что наш век есть век великих превратностей:
  никогда общества людей не были подвержены таким бурям, волнениям
  и переменам. Одна только великость души не подвержена никаким
  бурям жизни, никаким превратностям случая. Давно ли минули
  времена тихие, когда спокойствие почивало над главами народов?
  Цари в великолепном могуществе своем сияли на престолах, как
  солнцы в небесах; мир, правосудие, чистая вера и наследственные
  добродетели делили благоденствие поровну между всеми состояниями
  людей. Тогда еще не имели понятия о великих ударах рока, о
  злополучии государей, о кровавом праве войны, о смешении племен и
  народов... Люди чех счастливых времен в каком-то приятном
  усыплении провождали беспечный век свой. Они, конечно, не могли
  чувствовать всей сладости безмятежного благополучия своего, ибо
  человек тогда только узнает настоящую цену здоровья, когда
  постигают его болезни; а цену счастия познает во время бед! Но
  настоящее поколение людей, рожденное в бурях, в дни ужаса,
  смятений, великих страхов и тяжких печалей, когда ничего более не
  слышно, кроме звуков оружия и стонов человечества, неутешно
  рыдающего в бедствиях войны; нынешнее поколение, говорю я, не
  может вспоминать без сердечной грусти о благополучии времен
  протекших. Каких превратностей не были мы свидетелями? Слепое
  счастие водило иноплеменных завоевателей из края в край земли;
  сила наглою стопою попирала древние рубежи царств; безбожие,
  смеясь, разрушало алтари веры, но, пораженное громом небесным,
  само упадало у подножия его. Никогда не был так переменен вид
  Европы: мирные города мгновенно ограждались стенами; древние
  стены и твердыни мгновенно рассыпались в прах, природные государи
  становились простолюдинами; люди из глубокой неизвестности,
  раздвигая толпы мятущихся народов, восходили на троны их. Но
  торжество порока, при всех превратностях мнений людских, никогда
  не сравняется с торжеством добродетели; никакой блеск, никакое
  могущество не могут защитить первого от тайной ненависти людей;
  никакое злополучие не может лишить последней ее достоинства и
  уважения благородных душ...
  
  Во Франкфурте имели мы удовольствие встретиться с генерал-майором
  Рейхелем, бывшим полковым командиром в Апшеронском полку. На это
  время занимал он почетное звание военного коменданта в городе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Маинц
  
  Звон колоколов, стук проходящих конных и пеших войск, бряцание
  оружия и шум народа неслись навстречу нам из-за высоких окопов
  Маинца, когда мы приближались к нему. Недавно ревела там смерть.
  Рейн, величественный Рейн явился тут глазам нашим. В великолепном
  течении своем орошает он прекраснейшие страны Германии. Сколько
  народов жили и погреблись на брегах сей древней реки; сколько
  столетий гляделись в водах ее!..
  
  Едем чрез длинный на судах мост; справа замечаю ряд плавучих
  мельниц. Входим в Маинц. До какого жалкого безобразия можно
  довести прекрасный город!.. Лучшие палаты, дома и церкви
  превращены или в арсеналы, или в казармы, или в магазейны.
  Бледность - общий цвет лиц, и даже прекрасного пола, который
  здесь опять прекрасен. Велико было несчастие жителей маинцких.
  Они только что вырвались из страшных когтей смерти!.. Ужаснейший
  мор свирепствовал в стенах осажденного града. В течение трех
  месяцев умерло 6000 жителей и, как говорят, до 20000 солдат.
  Первых хоронили по кладбищам; других с утра до вечера возили
  возами, как дрова, и бросали, как ничтожных тварей, по рвам и
  вертепам за городом. Хищники Европы валялись в снедь хищным
  вранам, и на распутиях, казалось, земля не хотела принимать
  отягченных преступлениями. Ужаснейший разврат, лютейший самой
  язвы, свирепствовал в сии дни гнева небесного. Воспаленные огнями
  сладострастия солдаты врывались в дома, исторгали трепещущих
  дочерей из рук их родителей и увлекали в змеиные норы свои. Часто
  груды тлеющих трупов служили им постелью. Ни слезы, ни моления
  невинности не умягчали злодеев, отнимавших у нее жизнь и честь.
  Замученные жещины валялись по улицам.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Франция
  
  "La belle France! Прелестная Франция! - восклицают беспрестанно
  французы-учители. - Вот земной рай!.. Переезжайте Рейн, и вы
  увидите цветущую землю, счастливый народ, на каждом холме -
  виноград, в каждой долине - деревню! На что ни взглянете, все
  удивит, утешит и очарует вас. Там (во Франции) деревья обременены
  плодами, нивы - волнующимися жатвами, окрестности веселящимся
  народом. Переезжайте за Рейн, и вы увидите страны благополучные,
  изобилием и многолюдством кипящие". Вот в чем уверяют бродяги
  французские и вот чему, к несчастию, верят люди русские!..
  Переезжают за Рейн - и где votre belle France! Где ваша
  прелестная Франция...Ужасно опустелые края, земля нагая, деревья
  увядшие и повсеместное безлюдье. Вот что представляется глазам:
  вижу пространство, но не вижу деревень; поля необработаны,
  окрестности унылы, тернии и волчцы растут на месте жатв!
  
  В городах лучшие дома - казармы или больницы. Толпы нищих
  встречают, провожают и всевозможными хитростями и уловками
  нападают на кошелек и сердце проезжего. Один пугает вас своими
  ранами, другой рассказывает о своем увечье, третий кричит,
  четвертый поет. "Вот бедная сирота! - говорит какая-нибудь
  старуха, подводя к вам маленькую девочку. - У нее нет ни отца, ни
  матери; одно сострадание проезжающих кормит и одевает ее"...
  Просительную речь свою говорит она целую четверть часа, а в
  заключение восклицает: "Дайте ей франк!" "Что-нибудь убогому
  старику!", "Что-нибудь бедному мальчику!", "И мне!..", "И мне!.."
  или "Купите у меня цветов!", "У меня сладких пирожков!", "У меня
  ягод" и проч., и проч. Вот что услышите, приехав на станцию. Но
  тут уж лучше просто давать милостыню, нежели что-нибудь покупать,
  ибо продавщицы цветов и лакомств с прегрязными руками и в
  презапачканных лохмотьях.
  
  Странно, что во всех местах, которые мы проехали, только и видны
  дети да старики, женщин множество. Где ж цвет юношества? Он
  подкошен косою смерти на полях войны! Народ и благоденствие его
  поглощается военным правительством. Что есть тут хорошего, так
  это большие дороги: чудесные дороги! Проезжаем несколько станций,
  не спускаясь, не возвышаясь, все по ровной глади, как по
  натянутому холсту; ничто не остановит повозки, нигде не получишь
  толчка. Дорога чиста, как ток: на ней, как говорится, ни сучка ни
  задоринки. Я в первый раз отроду по такой прекрасной еду. Около
  себя видишь горы, а под собой не чувствуешь их. Чудесная здешняя
  дорога проведена в виде огромной толстой плотины или наподобие
  крепостного вала. В прямом направлении пробитые горы, срезанные
  холмы, засыпаны рвы и овраги и проложен гладкий путь, шоссе. Это
  шоссе в некоторых местах на два, на три и на четыре аршина от
  горизонта от земли возвышается. Суди ж, сколько должно было
  приложить тут трудов и сколько тысяч рук занято сею необъятною
  работою!.. Но во Франции никогда не было мало рук и счастлива
  была она, пока руки сии не сделались хищными, дерзкими и не
  окунулись в крови! Сперва руки поселян возделывали нивы в долинах
  и лелеяли виноград по горам; руки рабочих строили города, дома и
  дороги; руки ремесленников ткали прекрасные шелки свои; руки
  воинов поднимали оружие только в защиту отечества; руки вельмож с
  честью управляли шпагою и пером; а руки государя крепко держали
  скипетр. Тогда умы были остры, сердца веселы, души благочестивы.
  Франция молилась, пела и любила государей своих. Но когда это
  было? Очень давно!.. Настали другие времена и привели с собою
  другие правы: половинное просвещение затмило здравый ум;
  непомерная роскошь вельмож и богачей расстроила поселян и
  огорчила бедных; уроки лжеумствователей зажгли страсти;
  вольнодумство потрясло алтари веры. Тогда излишество рук,
  употреблявшееся на украшение областей, обращено на совершенное их
  опустошение. Оружие заменило и плуг, и косу, и мирный посох.
  Ужасная буря, возраставшая из самого сердца Франции,
  разрушительными вихрями понеслась по всем концам. Революцией
  назвали великий перелом древнего порядка вещей, ниспровержение
  трона и расторжение всех союзов с богом, добродетелями и тишиною.
  
  Революция значит переворот - и конечно во Франции все
  переворотилось и превратилось!.. "Guerre aux chateaux (война
  замкам) et paix aux cabannes (и мир хижинам)!" - кричали
  защитники равенства под предводительством генерала Кюстина и
  нещадно разоряли и грабили дворцы и палаты. "Да здравствует
  король!" - кричали защитники трона и дрались как львы с
  нарушителями прежнего порядка. "Свобода! братство! равенство! или
  смерть!" - кричал беснующийся народ - и свобода, братство и
  равенство были только на языке и в мечтах, а смерть на самом
  деле. Война, смерть и разрушение, взявшись за руки, ходили по
  цветущим берегам величественного Рейна. Их след был след кипящей
  лавы и всепожирающей саранчи. Нож стал тогда любимою забавою
  безумной Франции: она резала им других и себя. Бури мятежей
  согнали многие тысячи народа с родной земли под чуждые небеса,
  конскрипция, или перепись, влекущая молодых людей поочередно на
  убой, повергла земледелие и хозяйство в крайний упадок. Бури,
  секира, дожди и времена искоренили, истребили, смыли и сгладили
  сады, винограды и даже следы жилищ человеческих. Левый берег
  Рейна, всегда улыбавшийся, видя себя столь благополучным в
  цветах, виноградах и жатвах своих, теперь мрачен, пуст, печален,
  показывает раны и опалы свои от молний мятежной войны. Вот в
  каком состоянии нашли мы преддверие мнимопрелестной Франции.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   22 мая
  
  Проселком, влево от Маинца, проехали мы чрез города Киршгейм,
  Винвайлер и Кайзер-Лаутерн, где, вспав на большую дорогу, идущую
  из Мангейма, поехали на Гамбург. Пустота, необработанность,
  безлюдье, дичь - вот слова, из которых путешественник должен
  составить описания свои страны сей. Кто бывал в польско-жидовских
  городах, тот разве может иметь понятие о нечистоте, поражающей
  взоры и обоняние в здешних. Во многих местах видал я на улицах
  босоногих мальчишек, в лохмотьях, играющих в карты на навозных
  кучах! Другие полощутся в лужах или валяются в грязи, ни о чем не
  заботясь. От Кайзер-Лаутерна до Гамбурга, на 28 верстах,
  встретили мы только трех человек, копающих дикую ниву: двух,
  работающих волами, и одного, собирающего травы. Где ж земля,
  кипящая народом? А французы все кричат, что им тесно жить!..
  
  Местоположения здесь есть прекрасные; но не очаровательные. По
  обеим сторонам дороги холмы и высоты, покрытые развалинами и
  лесом. Во многих местах, по дороге, встречаются порядочные дома
  без окон и дверей! Здешние деревни совсем не то, что немецкие:
  тут нет ни красивых улиц, ни светлых домиков, ни порядка, ни
  опрятности. Один изрядный дом какого-нибудь барона или маркиза в
  средине, а около него кучи вместе слепленных, старинною поседелою
  черепицею покрытых, низких, убогих и часто курных лачужек; улицы
  в навозе, народ в лохмотьях... Вот картина деревни здешнего
  края!..
  
  Нашу Россию не называют прекрасною; а селы ее по Волге и Оке в
  самом деле прекрасны. Дожди здесь сильны, шумны, внезапны и
  скоропреходящи - не такова ли и слава французов!..
  
  
  
  
  
  
  
  23 мая. Город Сент-Ароль
  
  От Рейна и до сих мест язык французский не есть еще общим и
  единственным: большая часть жителей говорит по-немецки; но с
  Сент-Ароля начинается уже повсеместное владычество этого языка.
  Очаровательные звуки его гремят в палатах и хижинах, на площадях,
  в лачугах и шинках[4]!...
  
  Здесь, (в Сент-Ароле) язык французский сыграл со мною прекрасную
  шутку! Приезжаю в трактир, мне отводят комнату; вхожу и слышу
  самый чистый и плавный выговор французский. Привыкнув слышать
  язык сей всегда в лучших наших обществах, невольно предаюсь
  мечтам и воображаю, что там, за стеною, сидит какая-нибудь
  знатная женщина, женщина воспитанная, потому что говорит
  по-французски, и верно, милая, потому что так нежно произносит
  слова... Уступаю любопытству, иду заглянуть в другую комнату -
  это кухня; а та, которой слышал голос, ничего более, как кухарка:
  но какая кухарка? - не немецкая, а неопрятная, в грязи, в крови и
  в саже запачканная растрепа! Очарование исчезло, но представилось
  рассуждение: сколько, подобных этой, кухарок, прачек и проч., и
  проч. выезжают к нам в наставницы! Возьми запачканную
  француженку, брось ее в России, где-нибудь на поле: не пройдет
  недели - и ты увидишь ее в богатом доме, в роскоши и в почестях.
  Я читал одну небольшую французскую комедию, где представляется,
  что на Новом мосту (Pont-Neuf) в Париже сходятся несколько мужчин
  и женщин. Всякий горюет о своем горе. Из мужчин одни ушли из
  тюрем, другим приходилось не миновать их; из женщин некоторые
  обокрали госпож своих, другие потеряли все способы жить на счет
  своих прелестей. Те и другие по разным причинам, из страха и
  отчаяния, предвидя казнь, стыд и голод, решаются кинуться в Сену
  и все пороки и проступки свои утопить с собою вместе. Уже они
  готовы, берутся за руки, хотят кидаться... как вдруг послышался
  знакомый голос: "Безумцы! Что вы делаете? Вы отнимаете у себя
  жизнь, в которой можете найти еще тысячу радостей, тысячу
  наслаждений... Вы страшитесь бедности и презрения; оглянитесь
  назад - богатство и уважение ожидают вас! За мною, товарищи! за
  мною: я укажу вам земной рай для французов; переселю вас в
  страну, где ласки, подарки и деньги посыплются на вас как дождь!"
  "Что за страна эта?" - восклицают все в один голос. "Россия!..
  Россия!.." - отвечает бродяга. "В Россию! В Россию!" - кричат все
  вместе и бегут садиться в дилижансы или почтовые коляски. Я это
  читал; а те, которые живали в Париже, говорят, что можно это
  видеть, и видеть не на театре, а на самом деле.
  
  Нет ничего противоположное, как француз, женатый на немке: это
  буря с тишиною. Сердит на русских, нагл в обращении, говорлив и
  хвастлив - верно француз!.. "Отчего у вас так разорено и пусто?"
  "Где!" - говорят французы и дивятся: им кажется, что земля их
  цветет и блаженствует. Однако лучший из писателей их, Делиль (в
  своем L'Homme des champs), горько оплакивает упадок земледелия,
  явно жалуется на разорительные последствия войны и громко
  порицает растление нравов. "Франция, - говорит он, - подобна
  кораблю, который буря гонит по неизвестным морям и ветры терзают
  со всех сторон". В другом месте уподобляет он отечество свое
  увенчанной лаврами могиле: извне обманчивая зелень, внутри тление
  и смрад! Этих стихов, однако ж, нет в изданиях парижских.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   24 мая
  
  "Не ездите чрез Мец: там бунтуют и режут русских!" - твердили нам
  на всех почтах. Мы из Курсета взяли правее и выехали прямо на
  Гравло, оставя Мец слева. "А! Вот куда собрались они, вот где
  можно видеть людей!" - сказал я сам себе, подъезжая к Мецу.
  Множество домов, мыз, деревень, садов, рощиц, перелесков, дорог,
  обсаженных высокими деревьями, и туда и сюда идущих, едущих и
  гуляющих по них людей представляется глазам в окрестностях Меца.
  Окрестности эти в самом деле красивы и живописны, и если б вся
  Франция была подобна им, то и я невольно воскликнул бы:
  прелестная Франция! Тут под каждым холмом деревенька, на каждой
  высоте дом с башнями; скат каждой горы одет виноградником. Сам
  Мец - старинный город, окруженный огромными валами, которые
  заросли садами и деревьями. Пушки покоятся под тению рощей.
  Теперь в нем буря и буйство. Мы переехали прекрасную речку
  Мозель. Франция есть земля вин: Мозельское славится между
  прочими. Его получают тут, около Меца. И здесь дороги
  удивительны: французы растворили горы, чтоб их провести; а где
  утесы слишком высоки, там дорога извивается улиткою по ребрам их
  и нечувствительно возводит вас на самый верх.
  
  Опять по-прежнему: "Та же пустота!" - сказали мы, проехав с милю
  за Meц. С высоты горы, по которой шла дорога, видны открытые
  холмистые и ровные поля; но ни больших сел, ни садов, ни
  Виноградов уже не видно было. Здесь-то не научиться земледелию!
  "Как зовут эту реку (Мозель)?" - спросил я у своего извозчика.
  "Рекою!" - отвечал он и уверен был, что дал самый
  удовлетворительный ответ. Я не знаю, в чем нельзя уверить
  французов! Люди, порядочно одетые, стало не простые крестьяне,
  спрашивали у меня на последней станции, известно ли нам, русским,
  что пленные французы, сосланные в Сибирь, соединились с турками и
  разоряют Россию!.. Хорошо знают географию!!!
  
  "От кого можем мы получить квартиру для ночлега?" - спросили мы,
  приехав в Гравелот. "От господина мэра!" - отвечали нам. "А где
  ваш господин мэр?" - "В своем присутствии". Идем вслед за
  проводником - и что ж за присутствие, где заседает мэр? Простая
  изба-мазанка, в сенях коровы и свиньи; около - навоз. Сам мэр
  завешен фартуком и шьет сапоги. Около него несколько мальчиков
  твердят склады. Этот мэр вместе и школьный учитель. Господин мэр
  принимает нас довольно ласково, отпускает несколько острых слов
  на счет русских, оставляет шило, берет перо и пишет нам билеты
  для квартир. Благодарим, хотим уйти... "Постойте, постойте,
  милостивые государи! - закричал он нам вслед. - Вы недавно из
  России: скажите, какие меры приняты против французов,
  соединившихся с турками?" "Отсутствие войск наших, - отвечали мы,
  - не позволяет принять надлежащих мер, и новое бедствие угрожает
  еще России: беспокойные крымские татары вступили в тесный союз с
  сердитыми чукчами"... Ты смеешься, а господин мэр и учитель
  поверил - и мы расстались. Невежество мэра напомнило мне о
  невежестве одного француза, который в письме (перехваченном нами
  в прошлом году) советовал сыну своему, чтоб он вперед писал к
  нему именно, в какой части света и в каком государстве находится
  Кенигсберг. Билеты господина мэра не принесли нам никакой пользы:
  хозяйки домов, высокого роста, с сердитыми глазами, с большими
  крестами на груди и с бранью на устах, стали у дверей и, ругая
  мэра, объявили, что не пустят нас ни за что без заплаты. "Да мы
  заплатим вам охотно!" И двери отворились. Сколько проехал - я не
  знаю, как одеваются французские женщины. Деревенские обертывают
  голову какою-нибудь тряпицею и называют это bonnet; их обувь -
  деревянные башмаки (sabot), выдолбленные колодки на ноги. Наши
  лапти гораздо красивее, легче и покойнее. Но вывези к нам сабо и
  - чего доброго! - они как раз войдут в моду и будут в чести! <¿>
  
  
  
  
  
  
  
  
   Шалон-на-Марнв
  
  Шалон - большой старинный город на Марне. Он кажется лучше всех,
  доселе виденных нами; однако красивыми домами - и чистотою улиц
  он похвалиться не может. При самом въезде сломалась у нас
  повозка; нам отвели квартиру в глухой улице, в бедном доме. Ни с
  кем не знаком, идти некуда, что делать? Сижу, думаю, вспоминаю,
  соображаю то, что считал, с тем, что слышал; распутываю
  происшествия, пристально смотрю на карту и рисую тебе картину
  военных действий от Рейна до Парижа. Покуда люди, известные
  ученостию и прославившиеся в военном ремесле, начертают
  пространное историческое изображение сей знаменитой войны, ты
  получишь некоторое о ней понятие, взглянув со вниманием на
  картину, начертанную слабым пером твоего друга. Разумеется, что
  при этой картине должна быть и верная карта: ты ее имеешь.
  
   Картина военных действий от перехода союзников чрез Рейн до
  
  
  
  
  взятия Парижа.
  
  
  
  
  (Писана в Шалоне-на-Марне)
  
  "Чтоб лучше представить себе страх, отчаяние и смятение жителей
  Москвы теперь, как мы (французы) уже заняли Смоленск, то вообрази
  себе, друг мой, что вдруг каким-нибудь несодеянным случаем
  русские вторглись бы во Францию и заняли Шалон-на-Марне: что б
  тогда было в Париже!"... Так писал в августе месяце 1812 года
  один французский офицер из окрестностей Смоленска к другу своему
  в Париж. "Но, - продолжает он, - многие веки пройдут в вечность,
  прежде нежели нога северных варваров ступит на землю прекрасной
  Франции. Париж, столица вкуса и веселий! Наслаждайся покоем в
  приятном шуме забав твоих; долго, долго не посмеет коснуться
  слуху твоему беспокойный шум оружия" И проч., и проч. (Слова из
  перехваченного французского письма).
  
  На слова француза скажем его же пословицу: предполагает человек,
  а располагает бог! Не веки протекли в вечность; но едва прошел
  год и семь месяцев, и русские не только что в Шалоне, но и в
  самом Париже!!! Так, никогда действия провидения, для
  подкрепления правых и уничижения противников их, не были
  очевиднее, как в эту войну Европы с Францией. Казалось, что
  десница божия, объемлющая все сердца царей, соединила их воли и
  оружие народов их для покорения преступнейшего из вождей
  ослепленного народа. Не более как в три месяца союзники пришли от
  Рейна к Парижу и преклонили буйную голову Франции к стопам
  законного короля, не вонзая, однако ж, меча мщения в мятежное
  сердце ее. Последний месяц 1813 года был только свидетелем
  вступления союзников во Францию. С января 1814 начались важнейшие
  действия и кончились в марте важнейшим из всех происшествий -
  взятием Парижа. Итак, окинув глазами декабрь прошедшего,
  рассмотрим внимательно январь, февраль и март настоящего года.
  
  
  
  
  
   1
  
  Месяц декабрь 1813 года застал Европу в крови и пламени, но
  радующуюся о изгнании лютого виновника бедствий ее. Еще дымились
  свежие раны, еще пугало повсеместное разорение, но уже не было
  разорителя. Рука великодушных отвела змея от сердца Европы, из
  которого в течение стольких лет сосал он жизнь и кровь. Прошли
  времена сердитые, смягчился гнев судеб; победные клики из-за
  Рейна разносились по всей Германии.
  
  
  
  
  
   2
  
  Большая союзная армия из австрийцев, под начальством князя
  Шварценберга, и россиян, под предводительством Барклая-де-Толли
  состоящая, направляясь вверх по правому берегу Рейна, вступила в
  Швейцарию, дабы напасть с слабейшей стороны на Францию. Грозный
  ряд рейнских крепостей почитался оплотом необоримым, и никто не
  ожидал, чтоб буря и беда вошли во Францию со стороны Альпийских
  гор. 8-го и 9-го чисел декабря сия армия союзников в числе 180000
  человек, перейдя Рейн, в разных местах между Базелем и
  Шафгаузеном, разные отделения свои по разным дорогам во
  внутренность Франции вдвигала. Тогда каждый день был днем занятия
  большого пространства зарейнских областей, 16-го числа уже
  союзники владели Вализскою землею.
  
  
  
  
  
   3
  
  Около сего же времени и Блюхер, с силезскою армиею приближавшийся
  к Франции справа, переходит Рейн, между Майнцом и Кобленцом у
  Кауба, и тотчас, обложив частию своих войск крепости Люксембург,
  Тионвиль, Мец, Верден и Лонгви, идет с остальными к Нанси, дабы,
  усилив себя сближением с главною армиею, предприятия и действия
  свои с движениями и действиями ее согласить. Армии, во Францию
  вступившие, старались одна другой подать руку и не спускать друг
  с друга глаз. Но не одна только Франция была тогда полем
  сражений. Глухие отзывы войны в разных местах по Европе еще
  слышны были, и возженные прежде пожары на севере и юге пылали.
  Принц Шведский сражался, переговаривал и опять возобновлял бои с
  датчанами. Австрийцы воевали в Италии. Веллингтон бился с
  маршалом Сультом у подножия Пириней и готов был вести толпы
  неустрашимых испанцев и свои английские войска в южные пределы
  Франции. Все крепости по Висле, вместе с мечтами и надеждами
  народа, пали. Дух польский отложил ретивость свою. Долго
  противился Данциг: французы называли его оплотом необоримым; но и
  он устоять не мог. В один и тот же день, то есть 21 декабря,
  россияне вступили в сию крепость, а австрийцы заняли Женеву.
  Таким образом, войска, тысячьми верстами разделенные, но одну
  мысль, одно желание и одну цель имевшие, как будто по некоему
  тайному условию, в важные города на двух противоположных концах
  Европы входили. Таковы происшествия, и в Отечественной войне в
  России неоднократно случавшиеся, наблюдательный потомок не
  отнесет к пустой случайности; но предпишет невидимому содействию
  провидения, в кровавой тяжбе за счастие человечества правую
  сторону покровительствовавшего.
  
  
  
  
  
   4
  
  В таком состоянии были дела Европы в последних днях последнего
  месяца 1813 года. Но обратимся опять за Рейн и встретим 1814 год
  под веяньем знамен союзных уже на древних рубежах Франции. Первые
  дни января текущего года увидели большую армию союзников,
  миновавшую Альзас и достигшую в Шампании до Шалона и Лангра, где
  некогда Юлий Кесарь одержал столь знаменитую победу над храбрыми
  народами Гельвеции. Блюхер 3-го числа вступил в Навей. Таким
  образом, пространные области между Рейном, Мозелем и Моасом
  заняты и одним только смелым движением союзников, без пальбы и
  крови, покоряемы были. 12-го числа Мюрат, король Неаполитанский,
  предложивший уже усердие и оружие свое на защиту правого дела,
  занял Рим. И в сей же день, по приказанию князя Шварценберга, 3-й
  и 4-й корпусы напали при Бар-Сюр-Обе, между Коломбо и Фонтенем,
  на французского маршала Мортье. Нападение увенчалось успехом.
  Полки французской армии расстроены, и маршал отступил к Труа и
  Шалону; а главная квартира союзников перенесена в Бар 18 января.
  Фельдмаршал Блюхер, с своей стороны, старался также в ходе и
  подвигах от главной армии не отстать. С большою поспешностью шел
  он от города Туля вверх к реке Марне. 11-го числа он велел
  дивизии князя Щербатова сделать мимоходом приступ к Биньи и
  укрепленный сей город взять, 13-го тот же князь Щербатов выбил
  неприятеля из Сент-Дизье и преследовал его до Витри; а 14 пошел
  влево к городу Бриенне для соединения с войсками генерала Сакена.
  Генерал Ланской, с небольшим конным отрядом, удерживал
  Сент-Дизье, поджидая прусского генерала Йорка.
  
  
  
  
  
   5
  
  Таковы были первые шаги союзников во Франции. Пространство
  исчезало под стопами их; Рейн был уже далеко назади, а Париж
  почти в глазах!.. Наполеон находился в Париже и громкими
  воззваниями, льстивыми словами и пышными обещаниями забавлял и
  о

Категория: Книги | Добавил: Armush (27.11.2012)
Просмотров: 411 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа