| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 2
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год чтоб передать имя его в бесконечность времен. Помнишь, как мы
восхищались неподражаемым местом в Мармонтелевом Велисарии [7],
где он представляет сего великого мужа проходящим через те самые
области, которые спас от гибели, и повсюду собирающим бесценные
дани нелестного усердия народа. О, как различна слава бичей и
спасителей народов!
18 августа
Наконец прибыл сей лаврами и сединами увенчанный вождь! Некоторые
из почтенных гжатских купцов привезли его сами па прекрасных
своих лошадях в село Царево-Займище. Я сейчас видел Светлейшего
Голенищева-Кутузова, сидящего на простой скамье подле одной избы,
множество генералов окружили его. Радость войск неописанна. У
всех лица сделались светлее, и военные беседы вокруг огней
радостнее. Дымные поля биваков начинают оглашаться песнями.
20 августа
Как нетрудно понравиться солдату! Должно показать только ему, что
заботишься о судьбе его, что вникаешь в его состояние, что
требуешь от него необходимо нужного и ничего излишнего. Когда
Светлейший Князь объезжал в первый раз полки, солдаты засуетились
было, начали чиститься, тянуться и строиться. "Не надо! Ничего
этого не надо! - говорил князь. - Я приехал только посмотреть,
здоровы ли вы, дети мои! Солдату в походе не о щегольстве думать:
ему надобно отдыхать после трудов и готовиться к победе". В
другой раз, увидев, что обоз какого-то генерала мешает идти
полкам, он тотчас велел освободить дорогу и громко говорил:
"Солдату в походе каждый шаг дорог, скорей придет - больше
отдыхать будет!" Такие слова главнокомандующего все войско
наполнили к нему доверенностью и любовью. "Вот то-то приехал наш
"батюшка"! - говорили солдаты, - он все наши нужды знает: как не
подраться с ним"; в глазах его "все до одного рады головы
положить". Быть великому сражению!
Все обстоятельства предвещают сражение, долженствующее решить
судьбу отечества. Говорят, что в последний раз, когда Светлейший
осматривал полки, орел явился в воздухе и парил над ним. Князь
обнажил сединами украшенную голову; все войско закричало "ypa!".
В сей же день главнокомандующий приказал служить во всех полках
молебны смоленской божьей матери и для иконы ее, находившейся при
армии, сделать новый приличный кивот. Все это восхищает солдат и
всякого!
На этих днях смоленский помещик Реад привез двух сынов,
прекрасных молодых людей, и просил определить их в службу[8*].
Другой смолянин, ротмистр Клочков, оставя прекрасную жену и
пятерых детей, приехал служить и определился к почтенному
генералу Лихачеву, который, от тяжкой боли едва передвигая ноги и
почти совсем не владея руками, ездит на дрожках при своей дивизии
и бывает в сражениях.
Вот что значит война отечественная!..
21 августа
Мне кажется, я переселился совсем в другой свет! Куда ни
взглянешь, все пылает и курится. Мы живем под тучами дыма и в
области огней. Смерть все ходит между и около нас! Она так и
трется промеж рядов. Нет человека, который бы не видел ее каждый
день, и каждый день целые тысячи достаются ей на жертву! Здесь
люди исчезают как тени. Сегодня на земле, а завтра под землей!..
Сегодня смеемся с другом; завтра плачем над его могилой!.. Тут
целыми обществами переходят из этого на тот свет так легко, как
будто из дома в дом! Удивительно, как привыкли здесь к смерти, в
каких бы видах ни являлась: свистит ли в пулях, сеется ль в граде
картечи или шумит в полете ядер и вылетает из лопающихся бомб -
ее никто не пугается. Всякий делает свое дело и ложится в могилу,
как в постель. Так умирают сии благородные защитники отечества!
Сии достойные офицеры русские. Солдаты видят их всегда впереди.
Опасность окружает всех, и пуля редкого минует!..
22 августа
Поутру полки расположились около Колоцкого монастыря[9]. Там еще
оставались два или три поседелых монаха. Я был у вечерни. Унылый
стон колокола, тихое пение, синеватый сумрак, слегка
просветляемый темной лампадою.
Вид пылающего отечества, бегущего народа и неизвестность о
собственной судьбе сильно стеснили сердце. Я вышел и смотрел на
заходящее солнце, которое усиливалось сохранить блеск свой в
мутных облаках, гонимых холодным ветром. Ужели, думал я, и
древняя слава России угаснет в бурях, как оно!.. Нет! Восстал дух
русской земли! Он спал богатырским сном и пробудился в
величественном могуществе своем. Уже повсюду наносит он удары
злодеям. Нигде не сдается, не хочет быть рабом. Он заседает в
лесах, сражается на пепле сел и просит поля у врага, готовясь
стать и биться с ним целые дни.
Все признаки великого сражения час от часу более становятся
видимы. Неприятель, совокупляя силы свои, каждый день с большею
дерзостью надвигает. Силы его несметны!.. Они ширятся вправо и
влево и темнеют, как дремучие леса, или ходят, как тучи, из
которых, по временам, стреляет гром!..
23 августа
"Тут остановимся мы и будем сражаться!" - думал каждый, завидя
высоты Бородинские, на которых устроили батареи. Войска перешли
Колочу, впадавшую, здесь же, в селе Богородице, в Москву-реку, и
установились на протяжении холмов, омываемых слиянием этих двух
речек. Стало войско - и не стало ни жатв, ни деревень: первые
притоптаны, другие снесены. "Война идет и метет!" Так говорится
издавна в народе. Может ли быть бедствие лютейшее войны?..
Наступает вечер. Наши окапываются неутомимо. Засеками городят
леса. Пальбы нигде не слыхать. Там, вдали, неприятель разводит
огни; ветер раздувает пожары, и зарево выше и выше восходит на
небеса! По последнему расположению войск у нас на правой руке
Милорадович; на левой князь Багратион; в середине Дохтуров. Глава
всех войск Князь Кутузов, под ним Барклай-де-Толли. Ожидает ют
неприятеля и сражения. Прощай!
24 августа
Отдаленный гром пушек приветствовал восходящее солнце. Генерал
Коновницын, с передовыми полками, схватился с неприятелем под
стенами Колоцкого монастыря. Вот идут они: один искусно
уклоняется, другой нагло влечет гремящие тысячи свои прямо на
нас. Толпы его, тянувшиеся по дороге, вдруг распахнулись вправо и
влево. Смотрите, какая необозримость их движущихся стен!.. Поля
дрожат, кажется, гнутся под множеством конных; леса насыпаны
стрелками, пушки вытягиваются из долин и кустарников и, в разных
местах, разными тропами пробираясь, на холмы и пригорки въезжают.
Многочисленное неприятельское войско колеблется: кажется, в
нерешимости. Вот пошатнулось было влево и вдруг повалило направо.
Огромные полчища двинутся на левое наше крыло. Русские спокойно
смотрят на все с укрепляемых своих высот. Пыль, взвившаяся до
небес, уседается. Даль яснеет. Неприятель к чему-то готовится.
Посмотрим к чему...
24 августа. Поздно ввечеру
Неприятель, как туча, засипел, сгустившись, против левого нашего
крыла и с быстротой молнии ударил на него, желая все сбить и
уничтожить. Но князь Багратион, генерал Тучков, храбрый граф
Воронцов и прочие, призвав на помощь бога, укрепясь своим
мужеством и оградясь русскими штыками, отбросили далеко пехоту,
дерзко приступавшую к батареям. Пушки наши действовали чудесно.
Кирасиры врубались с неимоверной отважностью. Раздраженный
неприятель несколько раз повторял свои нападения и каждый раз был
отражен. Поле покрылось грудами тел. Во все время как мелкий
огонь гремел неумолчно и небо дымилось на левом крыле. Князь
Михаила Ларионович сидел на своей деревянной скамеечке, которую
за ним всегда возили, у огня, на середине линий. Он казался очень
спокоен. Все смотрели на него и, так сказать, черпали от него в
сердца свои спокойствие. В руках его была нагайка, которою он то
помахивал, то чертил что-то на песке. Казалось, что весь он
превратился в слух и зрение, то вслушиваясь в гремящие переходы
сражения, то внимательно обозревая положение мест. Часто
пересылался с ним Багратион. Ночь прекратила бой и засветила
новые пожары. Прощай до завтра!
25. Утро
Все тихо, неприятель отдыхает; перевязывает вчерашние раны и
окапывает левое крыло свое. И наши не дремлют - готовятся.
25. Сумерки
Я почти целый день просидел на колокольне в селе Бородине. Оттуда
в зрительную трубку - все как на ладони! Они роются, как кроты, в
земле; строят преогромные редуты, а пушек, пушек, и сказать
страшно! На одном только окопе насчитал я - сто! Но не один я
задержан был любопытством на колокольне: многие генералы всходили
туда же. Общее мнение было, что неприятель для того огораживает
левое крыло свое, чтобы свести все войска на правое и с сугубым
усилием ударить на левов наше. На середину также ожидали
нападения. Но вот уже сумерки! Ветер поднимается с воем и гудит
по шалашам. Французы оговорились и засветили огни. Я забыл
сказать, что почти целый день шайки их стрелялись с нашими
егерями: наши не давали им пить из Колочи. Прощай - темно! Иду
доставать свечи.
С 25 на 26. Глубокая ночь
Все безмолвствует!.. Русские, с чистой, безупречной совестью,
тихо дремлют, облегши дымящиеся огни. Сторожевые цепи пересылают
одна другой протяжные отголоски. Эхо чуть вторит им. На облачном
небе изредка искрятся звезды. Так все спокойно на нашей стороне.
Напротив того: ярко блещут устроенные огни в таборах [10*]
неприятельских; музыка, пение, трубные голоса в крики по всему их
стану разносятся. Вот слышны восклицания! Вот еще другие!.. Они,
верно, приветствуют разъезжающего по строям Наполеона. Точно так
было перед Аустерлицким сражением. Что будет завтра? Ветер гасит
свечу, а сон смыкает глаза. Прощай!
29 августа. Окрестности Москвы
Застонала земля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля,
но сердца спокойны были. Так началось беспримерное Бородинское
сражение 26 августа. Туча ядер, с визгом пролетавших над нашим
шалашом, пробудила меня и товарищей. Вскакиваем, смотрим - густой
туман лежит между нами и ими. Заря только что начинала
зажигаться. Неприятель подвез несколько сот орудий и открыл целый
ад. Бомбы и ядра сыплются градом. Треск и взрывы повсеместны.
Одни шалаши валятся, другие пылают! Войска бегут к ружью в огонь.
Все это происходило в середине, а на левом нашем крыле давно уже
свирепела гроза в беспрерывных перекатах грома пушек и мелкого
оружия. Мы простились с братом. Он побежал со стрелками защищать
мост. Большую часть этого ужасного дня проводил я то на главной
батарее, где находился Светлейший, то на дороге, где перевязывали
раненых. Мой друг! Я видел это неимоверно жестокое сражение и
ничего подобного в жизнь мою не видал, ни о чем подобном не
слыхал и едва ли читывал.
Я был под Аустерлицом, но то сражение в сравнении с этим -
сшибка! Те, которые были под Прейсиш-Эйлау, делают почти такое же
сравнение. Надобно иметь кисть Микеланджело, изобразившую
страшный суд, чтоб осмелиться представить это ужасное побоище.
Подумай только, что до 400 тысяч лучших воинов, на самом тесном,
по их многочисленности, пространстве, почти, так сказать,
толкаясь головами, дрались с неслыханным отчаянием: 2000 пушек
гремели беспрерывно. Тяжко вздыхали окрестности - и земля,
казалось, шаталась под бременем сражающихся. Французы метались с
диким остервенением; русские стояли с неподвижностью твердейших
стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам
и дальним походам, загрести сокровища, им обещанные, и
насладиться всеми утехами жизни в древней знаменитой столице
России; другие помнили, что заслоняют собой эту самую столицу -
сердце России и мать городов. Оскорбленная вера, разоренные
области, поруганные алтари и прахи отцов, обиженные в могилах,
громко вопияли о мщении и мужестве.
Сердца русские внимали священному воплю сему, и мужество наших
войск было неописанно. Они, казалось, дорожили каждым вершком
земли и бились до смерти за каждый шаг. Многие батареи до десяти
раз переходили из рук в руки. Сражение горело в глубокой долине и
в разных местах, с огнем и громом, на высоты всходило. Густой дым
заступил место тумана. Седые облака клубились над левым нашим
крылом и заслоняли середину, между тем как на правом сияло полное
солнце. И самое светило мало видало таких браней на земле с тех
пор, как освещает ее. Сколько потоков крови! Сколько тысяч тел!
"Не заглядывайте в этот лесок, - сказал мне один из лекарей,
перевязывавший раны, - там целые костры отпиленных рук и ног!" В
самом деле, в редком из сражений прошлого века бывало вместе
столько убитых, раненых и в плен взятых, сколько под Бородином
оторванных ног и рук. На месте, где перевязывали раны, лужи крови
не пересыхали. Нигде не видал я таких ужасных ран. Разбитые
головы, оторванные ноги и размозженные руки до плеч были
обыкновенны. Те, которые несли раненых, облиты были с головы до
ног кровью и мозгом своих товарищей...
Сражение не умолкало ни на минуту, и целый день продолжался
беглый огонь из пушек. Бомбы, ядра и картечи летали здесь так
густо, как обыкновенно летают пули; а сколько здесь пролетало
пуль!.. Но это сражение неописанно: я сделал только абрис его. По
счастью, на то самое место, где случился я с братом, привели уже
около вечера нашего брата Григория. Он был ранен пулей в голову.
Рана опасна, но не смертельна. Искусный лекарь перевязал ее.
Вечер наступал, и неприятель начал уклоняться. Русские устояли!
Мы благословляли небо и поспешили проводить раненого в Можайск.
30 августа
"Так восходило оно в день Аустерлицкого сражения!" - сказал
Наполеон перед строем войск, указывая на восходящее солнце.
Надменный вождь хотел заранее читать победу в Небесах? Но
предвещания его не сбылись. О, мой друг! Какое ужасное сражение
было под Бородином! Сами французы говорят, что они сделали 60 000
выстрелов из пушек и потеряли 40 генералов! Наша потеря также
очень велика. Князь Багратион тяжело ранен. "Оценка людей, -
говорит Екатерина, - не может сравняться ни с какими денежными
убытками!" Но в отечественной войне и люди - ничто! Кровь льется
как вода: никто не щадит и не жалеет ее! Нет, друг мой! Ни берега
Дуная и Рейна, ни поля Италии, ни пределы Германии давно, а может
быть никогда еще, не видали столь жаркого, столь кровопролитного
и столь ужасным громом пушек сопровожденного сражения! Одни
только русские могли устоять: они сражались под отечественным
небом и стояли на родной земле.
Однако ж Наполеон не остановился в Бородине: он влечет пронзенные
толпы свои прямо к Москве. Там Милорадович, командуя передовыми
войсками, принимает все удары на свой щит. Здесь составляется
совещание об участи Москвы.
Что будет? Богу знать!
Р. S. Я бы писал к тебе более и пространнее, но от нестерпимой
головной боли едва могу мыслить. В течение всего этого времени,
имев всегда постелью сырую землю, я сильно простудил голову.
Лучшее описание Бородинского сражения получишь разве со временем.
Прощай!
2 сентября
Мы привезли раненого брата в Москву. Вот уже другой день, как я в
столице, которую так часто видал в блестящем ее великолепии,
среди торжеств и пирований, и которую теперь едва-едва могу
узнать в глубокой ее печали. О, друг мой! Что значит блеск
городов, очаровывающий наши чувства? Это самая тленная полуда на
меди, позолота на пилюле! Отняли у Москвы многолюдство, движение
народа, суету страстей, стук карет, богатство украшений - и
Москва, осиротелая, пустая, ничем не отличается от простого
уездного города! Все уехало или уезжает. Вчера брат мой, Сергей
Николаевич, выпроводил жену и своих детей. Сегодня жег и рвал он
все французские книги из прекрасной своей библиотеки, в богатых
переплетах, истребляя у себя все предметы роскоши и моды. Тому,
кто семь лет пишет в пользу отечества против зараз французского
воспитания, простительно доходить до такой степени огорчения в те
минуты, когда злодеи уже приближаются к самому сердцу России. Я
забыл сказать тебе, что государь, в последний свой приезд в
Москву, пожаловал ему Владимирский крест при следующих словах:
"За любовь вашу к отечеству, доказанную сочинениями и делами
вашими". Мы было все пять братьев съехались в Москву, но пробыли
вместе не более дня. Брат мой Иван уехал к князю
Лобанову-Ростовскому, который взял его к себе в адъютанты... Уже
враг в Москве! Уже французы в священных стенах Древнего Кремля!..
А мы, вслед за русскими войсками, пробираемся на Рязанскую
дорогу. Древняя столица Севера, после двухсотлетней свободы,
должна опять почувствовать тяготу оков иноплеменных!
4 сентября. Боровской перевоз
Москва в слезах; Москва уныла,
Как темная в пустыне ночь!
Так говорил я, вместе с одним из превосходнейших наших поэтов,
стоя на высоком Мячковском кургане у Боровского перевоза на
Москве-реке. Я видел сгорающую Москву. Она, казалось, погружена
была в огненное море. Огромная черно-багровая туча дыма висела
над ней. Картина ужасная!.. Войска наши предпринимают какое-то
очень искусное движение влево. Потеря Москвы не есть еще потеря
Отечества. Так скажет история, и так говорит главнокомандующий:
таков есть голос всего войска, готового сражаться до последней
капли крови! Ты знаешь, что в 1571 году, при царе Иване
Васильевиче, вся Москва разорена и была предана пламени
набежавшим с ордой крымских татар ханом Дивлет-Гиреем в день 24
мая. "Все улицы наполнены были кровью и трупами, и Москва-река
"мертвых не пронесла!" - так повествует летописец. В 1612 году
она терпела почти такую же участь и славно избавлена Пожарским!
Один знаменитый писатель [11*] говаривал часто, что время
настоящее беременно будущим. А посему-то, видя в настоящем
всеобщее вооружение, воскресший народный _дух, твердость войск и
мудрость вождей, я предчувствую, что будущее, рожденное
счастливыми обстоятельствами настоящего, должно быть некоторым
образом повторением прошедшего; оно должно возвратить нам
свободу, за которую теперь, как и прежде, все ополчается. Друг
мой! Будем молиться - и надеяться!
Сентября 10. Рязань
С какими трудами, неприятностями и препятствиями сопряжено
всеобщее бегство!.. По Рязанской губернии в нескольких местах
переправляются через одну только Оку, и ни в одном месте нет
порядочной переправы! Ни к чему не годные паромы на ветхих
канатах едва могут поднять десять лошадей и несколько человек,
тогда как сотни проезжающих ожидают на берегу. Раненые офицеры
больше всего при этом страждут. Целые семейства живут здесь на
пустом берегу в ожидании очереди переправиться. Жена одного
знакомого нам московского жителя, который простоял на переправе
трое суток, разрешилась от бремени. Положение отца было самое
печальное, ибо негде было взять никаких средств для вспоможения
болящей и младенцу. Я еще в первый раз в здешних местах и в
первый раз вижу, что Россия здесь так мало населена. Какие
обширные поля и как мало жилищ! Кажется, что вся населенность в
России сдвинулась к ее границам. Если б можно было сделать
противное, чтоб народ стеснился ближе вокруг сердца своего
Отечества, а степи отделили бы от чуждых стран, чтоб разврат и
оружие иноплеменников не так легко проникали в него!
Что сказать тебе более о нашем странствовании? Мы проехали
Коломну, очень порядочный город, пониже которого сливается
Москва-река с Окою. Я едва успел взглянуть там на древние
развалины очень красивых башен; вихрь всеобщего смятения умчал и
нас с собою далее. Мне очень хотелось найти здесь подполковника
артиллерии, двоюродного брата моего и друга Владимира Глинку,
который, помнишь, был с нами вместе в Корпусе[12]; но он уже ушел
с ротою куда-то за Оку. Мы проезжали Зарайск, прелестный городок
на берегу светлой реки Осетра, впадающей в Оку. Там осмотрел я
старинную крепость, называемую Кремлем.
Говорят, что предки наши были непросвещенны; однако ж они умели
выбирать самые выгодные места для своих Кремлей. Зарайский Кремль
служит доказательством. Стоя на возвышенном месте, он преграждает
переправу на реке и может действовать орудиями далеко по дороге,
извивающейся по чистым и гладким полям, по которой прихаживали
туда татары. Почти вся Рязанская губерния полиста и безгорна:
кое-где холмится. В каждой лощине хутор или деревенька. Ручей и
рощица - суть сокровища в сей стороне. Земля отменно хлебородна.
Женщины здешние ходят в шушунах а на голове носят остроугольные
кички, которые придают им необыкновенный рост. Они говорят
проезжим: "Добрый господин, касатик", одна другой говорят:
"Подруга ластушка". Мужчины великорослы, свежи, белотелы; в
обращении несколько суровы. Об Рязани, по причине краткого в ней
пребывания, не скажу тебе ни слова. Я заметил только, что лучший
и огромнейший из всех домов в ней есть дом откупщика. Как
разживаются у нас откупщики и французы-учители!.. Мы полагали,
что в таком городе, как Рязань, будет приют для раненых, но им
велят убираться в Касимов; мы едем с братом туда. И здесь все
волнуется. Бог знает от чего? Народ суетлив!
Сентября 11
Не припомнишь лги ты в прошлогоднем "Вестнике Европы" одной очень
остроумной статьи? - Это было какое-то сновиденье, которое теперь
можно назвать пророческим. Человек, писавший этот отрывок, сквозь
целый год будущего видал сбывающееся ныне. Он видел, - говорит
он, - во сне, что будто на Россию сделалось нашествие и Москва
окружена татарами! Стон и вопли повсеместны. Но победоносный хан
Узлу-к-узлу смягчается слезами нежного пола. Он позволяет каждой
женщине вынести на себе то, что ей всего дороже. Зритель во сне с
нетерпением ожидает, что или кого станут выносить?.. Наконец
открылись заставы и повалили толпы женщин. У большой части из них
ноши были легки: они несли шляпки, шали, ленты, кружева и прочие
освященные модою безделки. Иные тащили кипы романов, другие
уносили любимых постельных собачек, попугаев, кучи сладких
записочек и раззолоченных альбомов. Вдруг мелькает знакомое лицо
- жена любопытного зрителя.
С помощью нескольких дюжин горничных девушек тащит она на себе
преогромный короб. Вот тут-то, верно, спрятаны дети мои, думает
чадолюбивый отец и бежит вслед за женою. Молодая супруга
останавливается, бережно опускает короб, с нетерпением открывает
его, и - оттуда выскакивает... француз-учитель! Бедный муж ахнул
и проснулся. А теперь не проснешься, видя подобные случаи: ибо
видишь их наяву!.. С каким старанием сии скачущие за Волгу увозят
с собою французов и француженок! Берегут их, как родных детей!
Какое французолюбие! Несчастные! Выезжая из чумы, везут с собою
вещи, напоенные ядом ее!.. Не совсем-то хорошо и то, что по той
же самой дороге, где раненые солдаты падают от усталости, везут
на телегах предметы моды и роскоши. Увозят вазы, зеркала, диваны,
спасают Купидонов, Венер, а презирают стоны бедных и не смотрят
на раны храбрых!!
Гремит гром, но не всякий еще крестится!..
21 сентября. Село Льгово - недалеко от Рязани
Мы уже были в Касимове, но не более двух дней. Три перевязки,
сделанные искусным лекарем, встретившимся нам на дороге,
облегчили рану брата. Он не захотел тесниться в городе,
наполненном великим множеством раненых, и, почувствовав себя в
состоянии лечиться при полку, решился ехать в армию. В Касимове
любопытно видеть древнее кладбище татарских ханов и читать
надписи на обломках великолепных надгробников; но я не успел
ничего видеть. Я только видел большие барки, на которых
благородные семейства со всем домом, с каретами, лошадьми и
прочим, тянулись вниз по реке. Все уплывает, уходит или уезжает!
Вот времена! Дай бог, чтобы они скорее кончились и никогда не
возобновились!
Как странна упряжь уезжающих! Часто подле прекрасной английской
верховой лошади видим мы запряженную водовозную клячу; видим
людей богато одетых в крестьянских телегах! Теперь люди
испытывают то, о чем прежде едва ли слышали. Очень редко видим
едущих к Рязани; везде оглобли и дышла повозок и головы лошадей
обращены в противоположную сторону.
Сейчас гулял я по берегу Оки и смотрел, как буря играла синими
волнами ее и гнала их в далекое пространство открытых степей. В
разных местах приметны на берегах Оки огромные горы сыпучего
песку: кто насыпал их? веки или наводнения? Песчаные берега,
осененные темно-зелеными елями, под туманным небом представляют
унылые Оссияновские картины.
Здесь, в Ольгове, есть монастырь на превысокой скале над Окою.
Отшельник, живущий в нем, может смотреть в одно окно на Европу, в
другое - на реку и степи, идущие к пределам Азии. С одной стороны
слышит он шум страстен и стон просвещенных народов, с другой -
представляется ему молчаливая природа, в величественной важности
своей. Полудикие племена, кочующие в дальних степях, не имеют
великолепных городов и пышных палат, но зато незнакомы с заботами
и горестями, гнездящимися в них!
&nb 
| |
| Просмотров: 424 | Комментарии: 5 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры