| Главная » Книги |
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции..., Страница 12
Глинка Федор Николаевич - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год, произведенное в нас появлением света,
когда мы опять к отверстию приближались. Он очаровал, восхитил и
усладил нас. Издали представился он нам в виде серебряной луны,
которой длинные лучи глубоко в подземелье проникали. С
приближением нашим лучи сокращались, а круг света, возрастая,
уподоблялся солнцу. Как приятно увидеть свет после тьмы и сквозь
тьму - это вовсе необыкновенный свет! Такого нигде не увидишь,
кроме картин Корреджио и Конто-ди-Ротари. Невольник, выходящий из
темницы, может только иметь понятие о таком свете.
2 июля. Алът-Вассер
С величайшим трудом, взбираясь вверх более двух верст, достиг я
вершины горы, где стоял главный маяк против Альт-Вассера. Какой
обширный горизонт!.. Цепи тор, снежные вершины, Яуер, Швейдниц,
даже Бреславль среди необозримых равнин своих - все видно! Всхожу
наверх - горы унижаются предо мною; схожу наниз - они растут,
высятся и, кажется, хвастают своею высотою. Не так ли царедворец,
карабкаясь из мрачной ничтожности на высоту честей, видит, как
упрямые вельможи и вся окрестная знать унижается его возвышением?
Одно слово - гордый временщик быстро скользит с вершины вниз и в
падении своем видит, что все перерастает, все становится выше
его; даже и те, которых он не примечал у подножия своего,
гордятся, высясь над его головою!..
7 июля. Фюрштенштейн и Фюрштенбург
В пяти верстах от Альт-Вассера, с версту от большой Швейдницкой
дороги, можно и должно видеть древний замок Фюрштенштейн.
Посмотрев на здание замка и на местоположение его, вы не долго
будете в нерешимости, чему отдать преимущество: тотчас последнее
предпочтете первому. Какие виды! Какая природа!.. За несколько
десятков лет пред сим надменное искусство, со всеми приманками,
затеями и вычурами своими, явилось было здесь, чтоб, под видом
украшения, перестроить и перерядить по-своему при роду. Но
природа громко возопила против сего. Явно возроптали столетние
дубы, увидев уничижительные орудия готовые отсекать их древние
ветви; сетовали густые рощи и скорбели из черных пропастей до
светлого неба достигающие скалы. "Мы возросли свидетелями
беспримерного величия ее, мы покоили под тению своею людей, с
которыми ныне никто не посмеет сравниться ни в крепости сил, ни в
твердости духа, ни в чистоте нравов и обычаев, людей, которые не
имели даже понятия о том, что значит таять в роскоши и можно ль
быть рабом, будучи германцем! Мы не хотим надеть на себя
позлащенных цепей искусства, чтоб пленять взоры питомцев неги.
Нет! Лучше пусть огни небесные пожгут нас, или бури разрушения
искоренят!" Тут нечего было делать. Искусство уступило природе.
Оно предложило ей только услуги свои тем, чтоб дать средство
любопытному путешественнику удивляться диким красотам ее.
Например: искусство сделало несколько тысяч ступеней, чтоб ходить
по крутизне скал; провело множество дорожек сквозь частые
перелески; настроило мостиков; расчистило полянки; рассеяло по
местам цветы и насадило плодоносные деревья среди вековых елей и
дубов. Оно коснулось огромных скал - и загремели ключи и брызнули
водопады... Вот что сделало здесь искусство. Оно только раскрыло
природу. Посмотревши на огромный новый замок, имеющий 365 окон,
вы увидите насупротив развалины Фюрштенбурга и непременно
захотите побывать на том месте, где люди жили за 500 пред сим
лет. С лестницы на лестницу, с уступа на уступ, среди плодоносных
дерев, множества цветов, мимо оранжерей спускаетесь вы ниже и
ниже, и места становятся мрачнее и дичее. Во глубине рва
переходите ревущий ручей, а змеистые дорожки ведут вас на
противулежащую крутизну. Вы видите скалу, висящую над вами...
Несколько минут, и вы уже на ней! То проходите вы около самой
бездны, то уходите от нее вверх; то, между тем как цветы
улыбаются вокруг вас, нависшие громады скал хмурятся и грозят
рассыпаться над главою вашею... Но я чувствую, что рассказ мой
совсем холоден, не живописен, не похож на то, что я видел и хотел
выразить. Для чего я не волшебник? Для чего не могу схватить и
бросить на холст сих горных ручьев, чтобы можно было видеть, как
быстро они текут, как растут от дождей; как сердятся от
препятствий; как сражаются с камнями: то с стоном пробираясь под
разрушенную скалу, то с шумом и пеной летят через нее!.. Для чего
я не могу нарисовать всех прелестных видов Фюрштенштейна? Чтоб
замок казался под облаками, тогда как я стою в глубоком рве,
которого каждая отлогость есть сад. Или чтоб сей новый замок
очутился у ног моих и заплатил бы за труд взбираться на старый
Фюрштенбург. Пройдя рощи, переправясь через ручьи, следуя по
дорожкам то вверх, то вниз, то сквозь отверстия, пробитые в
скалах, вы наконец достигнете своей цели в приятной усталости.
Взойдем чрез сей подъемный мост в этот древний готический замок.
Издали мы полагали его необитаемым и крайне удивились, увидя
противное. Престарелый смотритель предлагает нам показать весь
замок - пойдем за ним. Вот зала, гостиная, ряд комнат в точном
вкусе XII века. Все уборы того времени: обои, кресла, люстры - из
оленьего рога; по углам большие серебряные подсвечники. Вот
присутственная зала. Стол, покрытый красным сукном, и 12 кресел
показывают нам место, где некогда рыцари совершали страшный суд
истины. Взойдите по двум крутым лестницам вверх башни: там
любопытство ваше будет рассматривать и дивиться хотя небольшому,
но редкому собранию оружия. Древние луки, пищали, ружья и
пистолеты без кремней, трением огонь производящие, все рыцарские
доспехи, а более всего в 100 и 200 фунтов латы удивят вас. Были
же люди, которые носили их! Углубляясь в рассматривание сих
остатков древности, невольно переносишься мыслию ко временам
рыцарства. Воображение рисует картины домашней жизни сих
необыкновенных людей... В холодный осенний вечер, когда ветры
свистели в скалах и целые леса шатались над пропастями, когда
буря, восставшая от севера, чрез необозримые леса и пустыни
древней Германии протекшая, свирепым дыханием своим, казалось,
сдувала солнце с горизонта, гася свет лучей его и распуская по
небу черные тучи, гостеприимный замок рыцаря представлял
надежнейшее убежище от бурь. Заглянем в него. Множество свеч
теплются в высоких серебряных подсвечниках, огни пылают в
каминах, и древний рыцарь, которого голова поседела под тяжким
шлемом, в кругу семейства своего, цветущего здоровьем и красотою,
не чувствует непогоды. Вдруг слышится звук рога. Из сторожевой
башни дают знать о прибытии рыцаря-гостя. С громом опускается
подъемный мост и - входит странник. Все узнают рыцаря, живущего
за сто верст - это почиталось тогда недальним соседством.
Приветливость встречает его. Он снимает черный шлем, верхние латы
во сто фунтов и садится в кругу веселого семейства. Белогрудая
дочь рыцаря, цветущая свежестию и красотой, подносит ему сок
винограда, на южных долинах растущего, или потчует пенистым
медом, которого соты в пустотах древних дубов и в ущелиях скал
дикими пчелами приготовляются; а рыцарь между тем рассказывает о
дремучих лесах, чрез которые проезжал, о свирепых реках, которые
переплывал, о лютых зверях, с которыми сражался. Он рассказывает
о замках хищных рыцарей, о юных красавицах, которых молодость и
красота увядает в заключении. Съезжаются другие рыцари, заседают
в судилище, рассуждают о добродетелях рыцарей, избирают молодого
витязя к освобождению страждущей красоты. Другому поручают
прервать неволю великодушного защитника невинности, томящегося в
подземном заключении. Или все вместе назначают в забаву себе
охоту на дикого зверя, распространившего ужас среди окрестных
поселян. Скачут по безднам и оврагам чрез горы и поля. Вой псов
сливается с воем ветров, и отзывами стонут леса. Но если
иноплеменник дерзал угрожать свободе отечества, если гремела
труба военная, то в то же мгновение тысячи рыцарей, на бодрых
копях своих, составляли величественные строи. Грозно звучали их
копья и брони, и прелестно волновались радужноцветные перья на
шлемах. Так жили сии древние сыны Германии, защитники невинности,
добродетели и красоты. Фюрштенбург существует уже 500 лет. Время
и война обратили его в развалины, по теперешний граф *** вновь
отделал верхнее жилье. Мы, однако ж, видели подлинные остатки
пятивекового здания, сходя под самые нижние своды. Тут можно
видеть в саду и террасу, где некогда, может быть, сражались
рыцари и где за 13 пред сим лет прелестная Луиза, королева
Прусская, присутствовала на карусели, представлявшей подражание
древним забавам рыцарей. И теперь еще видны места, где сидела
королева с знатнейшими женщинами своего двора. Окрестности
Фюрштенштейна прекрасны. Взгляд на долину близ Фрейбурга
восхитителен. Взоры теряются в необозримости сей прелестнейшей
долины; множество ручьев, домиков и целые рощи плодовитых дерев
испещряют ее.
Город Нейроде
Из Рейхенбаха в Нейроде дорога чрез горы. Между деревнями
Штейн-Кунцендорфом и Гаусдорфом должно проходить по узкой и
каменистой дороге высочайшую гору. Но подоблачные здешние горы
отменно живописны, обработаны и населены. Нейроде приятный,
чистый городок, и как ни мал, но все лучше больших польских
городов. Тут есть прекрасные суконные фабрики.
Здесь опять надобно дивиться искусному обхождению горных жителей
с водами. Версты за две не доезжая Нейроде, слышите вы подле
дороги шум и журчание, но не видите воды: это подземный ручей. Он
имеет причину прятаться, ибо едва только покажется на свет, как
жители хватают его, обуздывают насыпью по берегам, замыкают в
латоки и водят туда и сюда по пространству двух или трех верст. В
средине города видите вы большую мельницу, на три постава день и
ночь действующую. На какой она реке? спросите вы, и вас не
поймут. Ибо здесь мельницы не на реках, а на ручейках. Тот самый
ручей, который попался мельникам в руки еще за городом, проведен
ими сюда по латокам. Будучи возвышен на две и больше сажени от
горизонта, он движет собою всю огромность мельницы. Но ручей сей
полезен не одним мельникам. Боковыми латоками отводят воды его на
огороды, сукновальни, сукноделъни и красильные фабрики. Если б
дети богатых наших, господ ездили путешествовать единственно для
пользы себе и своему отечеству, то, вместо того чтоб ринуться в
блеск и разврат Парижа, они заезжали б в эти горы. Здесь
научились бы они, что можно сделать прилежанием и трудом. Здесь
увидели бы, как один рабочий ручеек может быть полезнее больших
рек, праздно в дачах их протекающих. Здесь увидели бы они, как
всякое почти семейство имеет свою фабрику. Отец с сыном сидят за
станом и ткут по осьми аршин в день сукна. Мать прядет шерсть на
ручной прядильной машине, две малолетних дочери обрабатывают
шерсть. У них есть все потребные снадобья для обрабатывания,
чески и очищения шерсти - вот и все!.. Купцы здешние весьма
благородны в обращении. Они имеют свой театр. На площади
прекрасный фонтан, куда в ясные летние вечера сходятся брать воду
и беседовать молодые девушки из всего почти города после дневных
своих трудов на сукнодельнях. В горах воздух и нравы чище, нежели
в долинах. Но это все не Саксония!..
Рекрутский набор в Силезии
"Что это за торжество?" - спросил я у поселян, проезжая мимо
одного дома, подле которого развевались знамена, украшенные
разноцветными лентами, и в котором веселились. "Из этого дому
берут в рекруты", - сказали мне. Вот как здесь это дело делается:
набиратели приходят в дом к хозяину и объявляют, что сыну его по
очереди достается идти на службу государю, на защиту отечества.
Обрадованный отец выставляет лучшее вино на стол, и все празднуют
избрание молодого
человека в защитники отечества.
Таким образом, здесь все вооружаются. Я видел молодых людей, от
15 до 20 лет, весело играющих новым оружием своим. Я видел в
Нейроде целую седоглавую колонну - 900 инвалидов, служивших еще с
Великим Фридрихом, несмотря на бремя ран и лет, подняли теперь
древнее оружие свое.
Так стремятся пруссаки защищать свое правительство!.. И как не
защищать этого кроткого, на мудрости и точности основанного
правительства? Представьте, что здесь не имеют даже понятия о
взятках и о том, как можно разживаться должностию и как кривить
весы правосудия за деньги!.. Несмотря на все мятежи военные,
здешнее правительство исправнее и правильнее в домашних делах
своих, нежели мои французские часы в ходе.
8 июля
Перемирие отсрочено до августа. Воспользуемся сим и съездим еще
раз в Альт-Вассер, только чрез горы: дорога по полям скучна. Едем
- Швейдниц остается у нас вправо. Мы сворачиваем в горы. С
первого взгляда они кажутся совсем пусты: гранитные скалы и
высокие сосны, торчащие на них, придают всему дикий и мрачный
вид. Но как удивишься, увидя среди сих скал и лесов, во глубине
диких оврагов, прелестнейшую обитаемость. Деревни здесь очень
часты. Каждая из них, по причине узкого пространства в тесноте
гор, бывает от одной до двух верст длиною, и все они вместе
составляют почти беспрерывную цепь селитьбы. Вот мы въезжаем в
одну горную деревню. Глубокий овраг, так сказать, насыпан
прекраснейшими домиками. Некоторые из них как будто утонули в
зелени кустов, одни только раскрашенные кровли мелькают. Другие
разбросаны по скалам; иные под навесом оных; а большею частию
расположены они по обоим скатам оврага на берегах ручья, который
при малейшем дожде становится рекою. Множество красивых мостиков
перегибаются с скалы на скалу, с берега на берег. Горные ключи
журчат и брызжут из-под скал, голубые волны ручьев прыгают по
камням - и все это вместе составляет полную картину лучшего
английского сада. Чем далее в горы, тем они выше: с обеих сторон
видишь горы на горах, леса, нависшие над лесами. Сердитые воды с
шумом перебегают дорогу. Пещеры зияют из-под скал. Вейстриц есть,
может быть, прекраснейший на горных ручьев: как быстро течение,
как чиста лазурь волн его! Это точно Оссияновский ручей!
Кстати о здешних ручьях. Здесь каждая речка приносит удивительную
пользу. Немцы дружны с гидравликою. Речка, протекающая близ
селения, становится совершенно рабою жителей его. Ее сворачивают
с природного течения и разделяют на множество ручьев, которые
всякий употребляет по надобностям и произволу своему. Иной ведет
свой ручей через огороды и, отпирая заставки, наводняет их.
Другой пускает воды на поля. Разные ручьи вертят колеса разных
машин и мельниц и, окропив сады, нивы, луга, наполнив все
домашние фонтаны, вырываются наконец из селения; но удержаны
будучи большою плотиною, образуют озеро и ворочают огромные
колеса мельницы, пильни, сукновальни или бумажной фабрики.
Большая река в другом Крае не приносит столько пользы, как здесь
безыменный ручей: вот польза искусств и трудолюбия!
Рейхенбах, июля 25
Исполняю просьбу твою. Вот несколько образчиков слога и
содержания того занятия, над которым трудился я почти во все
время перемирия. Целое покажется в свое время, теперь взгляни
покамест на части. Я выбрал нарочно такие места, которые,
изображая разные обстоятельства Отечественной войны, могут быть
занимательны и понятны для всех и для каждого в кругу своем. На
слог не пеняй! Ему ли цвести в военных записках при знойном
дыхании войны!.. Препровождаемые тебе выписки могут послужить
немалым объяснением и для всех прежних моих описаний.
ВЫПИСКИ, СЛУЖАЩИЕ ОБЪЯСНЕНИЕМ ПРЕЖНИХ ОПИСАНИЙ 1812 ГОДА
Отступление армии к Вязьме, Гжатску и далее. Дух народа, войск и
проч.
Отступление армий наших продолжалось далее и далее. Все
пространство между Вязьмой и Гжатском отдано неприятелю, который
час от часу становился дерзостнее и наступал сильнее. Все
окрестное дворянство, оставляя поместья свои, удалялось большею
частью в замосковные губернии. Великолепные дома стояли пусты, и
самые поселяне, покидая в жертву неприятеля мирные хижины, в
которых родились, и драгоценнейшее наследие предков, нивы,
обогащенные обильной жатвой, удалялись с семействами своими от
мест их родины. Многие из сих прямо русских поселян сделали себя
в полной мере достойными благодарности Отечества. Целые селения,
укрываясь в густоту лесов и превратив серп и косу в
оборонительные оружия, без искусства, единым мужеством отражали
наглые нападения врагов. Ужас предшествовал неприятелю;
опустошение сопровождало его. Каждая ночь освещалась ужасными
заревами пожаров: неприятель истреблял все мечом и огнем. С
горьким, неизъяснимым чувством прискорбия солдаты наши видели
землю русскую, объятую пламенем; видели храмы божий разрушаемые,
иконы и алтари обесчещенные и веру отцов своих поруганную. С
горестью видели они себя принужденными уступать хищному
неприятелю села, города и целые области. Они разделили скорбь,
повсюду распространявшуюся; они видели и слезы сограждан своих, и
слышали обеты и моления их к богу, управляющему судьбою браней.
Обе армии одушевлены, преисполнены были единым желанием -
желанием стать твердою ногою на одном месте и, выдержав
решительный бой, умереть или спасти Отечество. Есть случаи, в
которых люди охотно жертвуют своею жизнью! Жертва эта тем важнее
и благороднее, чем более клонится к пользе и спасению сограждан.
Так и во время отступления армии каждый воин желал лучше умереть,
нежели
заслужить
укорительное нарекание
потомства.
Описание ночи, предшествовавшей Бородинскому сражению
С 25 на 26 августа 1812 года ночь, предшествовавшая великому
сражению, проведена была совершенно различно в наших и
неприятельских армиях. Солдаты наши, спокойные в совести,
уверенные в помощи бога, защитника правых: одни - после жаркого
вчерашнего боя, другие - от дневных трудов спокойно отдыхали при
потухающих огнях. Глубокое безмолвие ночи, по всему протяжению
стана русского, ничем не прерывалось, кроме протяжного отзыва
часовых и глухого стука работающих на окопах.
Напротив того: ярко пылали удвоенные огни в стане неприятелей;
музыка, пение, трубные гласы и крики наполняли отзывами
окрестности. Через целую ночь продолжалось у них движение.
Известно, что в сию ночь Наполеон, император французов,
осматривая все свое войско, объявлял иному, что намерен дать
решительное сражение, и говорил речи, в которых обещал мир и
отдохновение в Москве, преисполненной забав и роскоши. Армия
Наполеона, составленная из различных народов, разных обычаями,
наречием, нравами и верой, завлеченных в дальние пределы чуждых
стран не для защиты отечества, не для возвращения свободы, но
единственно по ослеплению через хитрости честолюбивого вождя, -
такая армия имела нужду в убеждениях. Должно было льстить
страстям и потакать распутству, Наполеон не щадил ни вина, ни
улещений. Обещанием победы и неизсчетных выгод оной умел он
очаровывать многочисленное воинство свое и поощрить его к
отчаянному нападению.
Приближение армии к Москве
Между тем главная армия находилась уже в ближайших окрестностях
Москвы. В виду сей древней столицы собран военный совет, в
котором присутствовал сам Светлейший Князь со многими другими
генералами для совещания о участи ее. Возможность не
соответствовала пламенному желанию русских сохранить мать и красу
городов своего Отечества; ибо столь огромный город, как Москва,
не имеющий ни укреплений, ни выгодных мест для боя, почти
совершенно неудобен к защищению; всякий ему подобный город легко
может быть обойден и отрезан от сообщений вместе с армией,
которая вздумала бы защищаться в нем. А важнее всего то, что в
случае отступления войск во время бою они легко бы могли
разойтись по всем тем разным дорогам, на пересечении которых
стоит Москва, тогда как единственное средство в то время, для
надлежащей обороны, было совокупление оных вместе. Вот причины,
которые с первого раза могут представиться всякому рассуждающему
о сдаче Москвы; причины же, принятые в совете, о которых, конечно
упомянуто будет в истории Отечественной войны, суть бессомненно
несравненно сих важнее.
Впрочем, Москва, опустелая, мрачная, унылая, не была уже тем
блестящим, многолюдным, великолепным городом, которым привыкла
славиться Россия. Все вельможи, все богатые люди выехали в
дальние губернии; большая часть сокровищ увезена. Оставшееся
купечество и толпа народу готовы были еще защищать священные
стены древних зданий, храмы божий и гробы царей российских; но,
видя отступающую армию, оставляя все, следовали за оною. Многие
показали такие примеры пренебрежения собственных выгод и
преданности к общей пользе, которые удивляли нас только в
истории. Сии усердные сыны Отечества сожигали собственные дома
свои, дабы не дать в них гнездиться злодеям.
Москва занимается неприятелем без боя
Между тем наступал решительный час, в который сия российская
столица, в течение двух столетий не только в стенах, но даже и в
окрестностях своих не видавшая врагов иноплеменных, должна была
перейти в чужое владение. Неизменна воля свыше управляющего
царствами и народами. В пламенном, сердечном уповании на сего
правителя судеб россияне с мужественной твердостью уступили
первейший из городов своих, желая сею частною жертвою искупить
целое Отечество. Около вечера неприятель, вступая с большою
осторожностью и на каждом шагу останавливаясь, начал
распространяться по улицам и занимать город.
Действия Кутузова по оставлении Москвы
Светлейший Князь, оставляя Петербургскую и прочие дороги, которые
из разных застав Москвы ведут в разные концы России, избрал
среднюю между ими - Рязанскую. Полководец не столь искусный,
вероятно, устремился бы защищать и оспаривать у неприятеля дорогу
Петербургскую, открыв через то набегам его все прочие области
России, из которых армия пользовалась всеми жизненными средствами
и получала подкрепления; но Кутузов, как вождь, летами и опытами
умудренный, сделал движение, совершенно тогдашним обстоятельствам
приличное. Ибо если бы неприятель и вздумал идти на Петербург, то
вся армия, ступая шаг вправо, стала бы у него в тылу; а движением
влево (разумеется, когда войска стоят лицом к Москве) войска наши
могли совершенно заслонить от всех покушений неприятеля
изобильнейшие губернии России.
Последствие, исполненное счастливейших для нас успехов, оправдало
во всех отношениях сие искусное движение, которое, будучи
спасительно для жителей, вышедших из Москвы, прикрывало также и
все государственные и частные сокровища, по той дороге
отправленные.
Наполеон в Москве; Кутузов скрытно передвигает войска,
направляясь к неизвестной для неприятеля цели
5 сентября. Уже два дня владеет неприятель столицею. Армия наша
кажется ему отступающей по Рязанской дороге, ведущей за Оку,
Волгу и далее в беспредельность России.
Дорога С.-Петербургская обороняется отрядом барона Винценгероде;
Владимирская - частию отступающих по ней войск; Можайская
совершенно во власти неприятеля; Тульская и обе Калужские открыты
ему.
Теперь увидим, на что решится Наполеон и что предпримет Кутузов.
Чтоб судить о последствиях, должно определить главную причину
действия. Для сего представляют два предположения: пришел ли
Наполеон в Россию с тем, чтобы завоевать и покорить ее; или не с
тем ли пришел он, чтобы, наполнив Европу громом сей единственной
войны, опламеня ею многие области России и захватя, наконец,
самую столицу, предписать выгоднейший для себя мир, не
простираясь далее в завоеваниях?
Известия о состоянии армии неприятельской, уверения пленных и все
прочие соображения оправдывали совершенно последнее из сих двух
предположений. Наполеон оставался в Москве - и Москва, обагренная
кровью, наполненная злодеяниями, неистовством и грабежами его
войск, исчезла в глазах его, как великолепный призрак среди
неугасимых пожаров. Что же предпринимает в это время Кутузов? Все
то, что глубокая проницательность, долговременная опытность и
хитрость воинская внушить полководцу могут.
Он спешит передвинуть войска на Тульскую и Калужскую дороги, дабы
прикрыть сии города, как врата обильнейших областей России, из
которых в то время двинулись навстречу армии большие обозы с
продовольствием и много старых и вновь набранных войск.
Тарутино
23 сентября армия, совершив благополучно все движения свои,
достигнув цели, преднамеренной искусным вождем, остановилась за
рекой Нарою при селе Тарутине, принадлежащем Анне Никитишне
Нарышкиной.
Армия, расположенная лицом к Москве, по обеим сторонам большой
дороги на правом берегу реки, имела все выгоды пространного
стана; и сие есть одно из преимуществ местоположения Тарутинского
перед Бородинским, в котором войска крайне стеснены были.
Крутые берега Нары, которая здесь почти такова же, как река
Москва у Бородина, доставляли в некоторых местах природную
оборону; а весь стан укреплен был искусством превосходным
образом. Нара, текущая от Можайской через старую и новую
Калужские дороги, близ Серпухова впадает в Оку. Если б вместо
речки Нары была тут другая в широте и глубине река, то воинский
стан при Тарутине мог бы почесться неприступным. Однако ж все
меры для соделания его таковым были приняты. Все пространство на
правом крыле армии до самой Оки, пересекающей Тульскую, Каширскую
и Рязанскую дороги, оберегаемо было цепью легких отрядов;
ополчения всех губерний, лежащих между Волгой и Окой, выдвинуты
на правый берег сей последней и расставлены в ближайшем
расстоянии от реки, составляя сторожевую линию от Серпухова к
Кашире, оттуда к Коломне и далее к Рязани. Извещательные стражи и
маяки, по берегу устроенные, готовы были тотчас развестить по
всему пространству о появлении неприятеля в каком-нибудь одном
месте.
Сих предосторожностей слишком довольно было для правого крыла;
ибо нельзя было ожидать, чтоб неприятель сделал теперь то, чего
он с самого Немана еще не делал, то есть чтоб решился обходить
нас справа: он потерялся бы тогда в неизмеримости русской земли,
которую русские готовы были превратить в пустыню до самой Волги
для того только, чтобы сделать ее гробом враждебных тысяч. Итак,
оставалось заботиться о левом крыле. Взглянем на оное. Село
Тарутино почти на одной черте с Боровским на новой Калужской
дороге и с Георгиевским, что на дороге Медынской. Извещательные
отряды должны были тотчас дать знать при появлении неприятеля в
сих местах; и коль скоро открылось бы покушение его прорваться в
Калугу, то фельдмаршал удобно мог передвинуть косвенным путем все
войска влево и силам неприятельским противопоставить свои.
В таком-то положении были русские при Тарутине. Армия, отовсюду
обеспеченная, под щитом благоразумия, наслаждалась столь нужным и
полезным для нее отдохновением, укрепляясь самым бездействием
своим и становясь час от часу могущес 
| |
| Просмотров: 394 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры