Главная » Книги

Белый Андрей - Котик Летаев, Страница 4

Белый Андрей - Котик Летаев


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

tify">  снегопись серебреет на окнах.
  
  
  
  
  
  
  ТЕТЯ ДОТЯ
  
  
  Тетя Дотя с_т_а_н_о_в_и_т_с_я - тоже, появляясь сперва в зеркалах
  дальней комнаты; и в величавом спокойствии медленно оплотневает; оплотневшая
  ходит среди нас: с выбивалкой в руке.
  
  Оплотневшая тетя Дотя становится: Евдокией Егоровной; она - как бы
  Вечность.
  
  Евдокия Егоровна, Вечность, сочувственно посещает меня, обнимает меня
  своим бледным лицом - без единой кровинки; тетя Дотя - растроена: растроена
  в зеркалах; в том и этом; обнимая меня, указует на зеркало; там - она; и еще
  кто-то там: зеленоватый, далекий и маленький, в бледно-каштановых локонах; а
  тетя Дотя мне шепчет:
  
  - "Чужие..."
  
  Становится все очень странно, а тетя Дотя садится к огромному, черному
  ящику; открывает в нем крышку; и одним пальцем стучит мелодично по белому,
  звонкому ряду холодноватеньких палочек -
  
  
  
  
  
   - "То-то" -
  
  
  
  
  
  
  
  - что-то тети-до-ти-но...
  
  . . . . . . . . . .
  
  Мне впоследствии тетя Дотя является: преломлением звукохода; тетя Дотя
  мне: мелодический звукоход; а все прочие ходы суть грохоты; и особенно папин
  ход: г_р_о_х_о_х_о_д - п_а_п_а_х_о_д...
  
  Тетя Дотя - минорная гамма; или - строй торчащих чехлов; и кресло в
  чехле - называю "Е_г_о_р_о_в_н_о_й" я; и мне каждое кресло -
  "Е_г_о_р_о_в_н_а"; строй "Егоровен" - Вечность... Он ряд повторений:
  э-м_о_л_ь; и тетя -" Дотя - э-м_о_л_ь: повторение одного и того же. Тетя
  Дотя - как гамма, как тиканье, как падение капелек в рукомойнике, как за
  окнами с_т_р_о_й солдат без офицера и знамени; ее назвал "д_у_р_н_о_й
  б_е_с_к_о_н_е_ч_н_о_с_т_ь_ю" знаменитейший Гегель.
  
  
  
  
  
   НЯНЮШКА АЛЕКСАНДРА
  
  
  Непротканное звездами бледное небо, дневное - за окнами смотрит;
  непроглядная тень на полу: это нянюшка Александра со мной.
  
  Точней - воздух нянюшки: вселенная, продышавшая многим; и - прогнанная;
  ее прогнали: я плакал.
  
  Все было в нянюшке правильно нам: и внедырно, и комнатно (она дозирала
  за дырами: трубочист - ее кум) ; я, бывало, ее теребил; я просил ее: мне
  позвать трубочиста; нянюшка мне молчала: ни слова. И голоса я не помню ее;
  да и нрава не помню, но -
  
  
  
   - дозирающий облик из теней, углов и простенков, в
  
   тускловатой мгле серых стен передо мною встает, как реликвия
  
   древности.."
  
  . . . . . . . . . .
  
  Смутно помнится: -
  
  
  
   - что букетиками васильковых обой - передо мной
  встали стены и что тарелочка с манной кашкой откушана мною; и - перемазан я
  весь (нянюшка на меня заворчала: меня подтирает). Мне немного грустно и
  пусто; вот он кованый, жестяной сундучок; около него, под часами, в
  пунцово-сером платье сидит она -
  
  
  
  
   - с изможденным, пожелклым, изборожденным
  лицом; и - с желтыми скулами; я валюсь на подушки, потому что я -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  
   недоволен; мне говорили потом, что в это время был болен я, что
  
   меня мучил жар; жара нет; и - события нет; то есть нет ничего уже;
  
   а... кашка... откушана... мною; я кушал - в будни; откушал: и - те
  
   же все будни; мне хочется плакать; в тиканьях перемогается время:
  
   уж сумерки.
  
  Нянюшка на меня посмотрела; и забегали над чулком вязальные, ясные
  спицы -
  
  - Манная кашка меня обманула; тяготится желудочек и нападают
  
   сонливости; я простираюсь за помощью; нянюшка склонилась ко мне;
  
   вместо ее головы -
  
  
  
   - над воротом пунцового платья, без колпака, торча,
  
   меня лижет, мне блещет и синеньким огонечком моргает мне, дышит
  
   отверстием: ламповое стекло! -
  
  
  
  
  
   - А нянюшка с ясными, вязальными
  спицами - только смотрит!
  
  
  
  
  
  
  ПРОГУЛКА
  
  
  Нянюшка Александра и я пробираемся по коридору - из детской: в
  коридорной печи - залетали огни; краснопалое пламя показало нам палец; мы
  проходим в столовую: на летящих спиралях с обой онемели давно лепестки белых
  лилий легкотенным изливом: проходим в гостиную: она - в красных креслах; на
  стенах из огромных гирлянд багрянеют, грозясь: кисти красные роз заревыми
  роями; мы - на кухню: шепоты, шумы, шипы, огни, пары, гари; там на кухне
  стоит, там на кухне бурлит - дымно-шинный котел; и огонь бьет в котел,
  прободая железную вейку; ломти мягкого мяса малиновеют на столике; кровоусая
  кошечка с красным куском в зубах - уж косится; и - морковина сочно трется о
  терку... -
  
   - Афросинья, замахиваясь рукой над огнем, описывает кочергою дугу,
  
   вся в отсветах кудрявого пламени, вылезающего на нее из печи
  
   легкой гривой; в печке - красная ярая морда оскалилась углями; -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  
   и мне кажется: -
  
  
  
   - Афросинья там борется с гадом, приползающим к
  
   черному отверстию печки; будет - будет нам гибель: кричу; и
  
   выводят меня в коридор.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Нянюшка Александра и я пробираемся по коридору - из кухни; я - прижался
  к подолу; за нами бродят по стенам огромные великаны; то - тени; съеживаясь,
  переменяясь, метаются; а коридор - бесконечен; странно мне это шествие -
  нянюшки Александры, меня - по коридору и комнатам опустевшей квартиры в
  сопровожденьи двух спутников, теней, немых и бесшумных; настроение это мне
  переживалось впоследствии, при созерцанье рисунка, изображавшего шествие по
  храмовым коридорам ведомого пленника в сопровождении птицеголового мужчины с
  жезлом.
  
  Я впоследствии мальчиком ждал: вот откроется дверь; и - войдет:
  птицеголовый мужчина; и родимый клекот его огласит мою детскую.
  
  
  
  
  
  
  ОБМОРОК
  
  
  Наши комнаты: коридор, кабинет, кухня; и - далее, далее; но - еще есть
  комнаты; их убрали; и их расставляют, как ширмы; только выйдем мы с няней из
  коридора на кухню, как уже в столовую быстро ворвутся губастые черные рожи -
  а_р_а_п_ы: и - раздвигают все кресла; на опростанном месте они учреждают
  "в_е_р_т_е_п": и - обставляют вертеп: кумачами; и папа в парчовом халате, в
  короне и с шаром в руке, появляется сам восседать в золоченом там кресле; и
  - мама становится д_а_м_о_й; и - ходит за папой; подают пузатую чашу и
  открывают паркеты; и опускают туда: под паркеты; под паркетами - синеродные
  воды играют струею; под паркетами плывет водовоз, попирая ногами бубновую
  бочку; и быстроливным ведром наливает в пузатую чашу: сестренок; папа с
  мамой танцуют кадриль, а сестренки их просят: "Отдайте нас Котику!"
  
  По ночам иногда я не сплю: и в столовой мне слышатся стуки: танцуют
  кадрили - в "в_е_р_т_е_п_е"; утром встает с золоченого кресла мой папа; и
  запирает сестренок моих в крепкий шкап; и д_а_м_а становится м_а_м_о_й:
  проходит за папой; "вертеп" разбирают а_р_а_п_ы; я ищу его...
  
  Где он, где?..
  
  . . . . . . . . . .
  
  Тоже вот: -
  
  
   - будет, будет нам гибель: попадают плитки паркетов - в миры
  новых комнат!..
  
  В ожидании катастрофы я шил; она и случилась однажды: -
  
  
  
  
  
  
  
  
   - мы, паркетные
  плитки и я, - мы попадали в обморок (это было во сне); падать в обморок с
  той поры означало: падать в чужую квартиру, под нами, где доктор Пфеффер
  проказникам дергает зубы и откуда грозится нам чернобровая девка, Ардапкц
  "Проказничать больше нельзя..."
  
  Помню я этот сон: -
  
  
  
   - выбегаю в столовую я, а за мной моя нянюшка с
  криками: "Обморок..." И этот обморок вижу я: он - дыра в лакированном нашем
  паркете; и я вижу в дыре: там - гостиная; она - в красных креслах, как наша;
  на стенах из огромных гирлянд багрянеют, грозясь: кисти красные роз заревыми
  роями; я туда падаю; шепоты, шумы, шипы, огни, пары, гари влетают в открытую
  дверь; и появляется сам доктор Пфеффер в короне; и чернобровая девка Ардаша
  становится дамою; и доктор Пфеффер кричит из отверстия усатого-бородатого
  рта:
  
  - "Я твой папа".
  
  А чернобровая девка, Ардаша, стреляет глазами:
  
  - "Я - мама".
  
  . . . . . . . . . .
  
  Метафоры понимаю я точно: упал в обморок - значит! упал, куда падают; а
  ведь падают - вниз; внизу - пол; под полом доктор Пфеффер проказникам
  дергает зубы; и - попадают к нему.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Ощущение зыбкости стен и таимого мира под ними объяснимо, по-моему,
  крепнущим порогом сознания, беспрепятственно простертого прежде в
  бессознательный мир, где я, з_а_п_о_р_о_ж_е_ц, сшибался со всяким
  т_а_т_а_р_и_н_о_м, - в с_у_б_л_и_м_и_н_а_л_ь_н_о_е п_о_л_е, усеянное
  костями:
  
  
  
  
   "О поле, поле, кто тебя
  
  
  
   "Усеял мертвыми костями?"
  
  
  Эти кости - порог, а блуждание сознания по костям
  
  прежде павших существ - стены комнат; сознания в нашем смысле; но
  раздвигаемы кости; мне порог сознанья стоит передвигаемым, проницаемым,
  открываемым, как половицы паркета, где самый о_б_м_о_р_о_к, то есть мир
  открытой квартиры, в опытах младенческой памяти наделяет наследством, не
  применяемым ни к чему, а потому и забытым впоследствии (оживающим, как
  п_а_м_я_т_ь о п_а_м_я_т_и!) в упражнении новых опытов, где древние опыты в
  новых условиях жизни начинают с_т_а_р_у_ш_и_т_ь_с_я в_н_е м_е_н_я и меня -
  тысячелетнего старика - превращают в младенца: то, что я - маленький,
  случайное несчастие, что ли: не истина, а - социальное положение среди
  более, чем я, позабывших и именуемых - в_з_р_о_с_л_ы_м_и; мне, младенцу
  (старику ненашего мира), они объясняют игрушки; и объяснение их игрушек
  перетягивает внимание от во мне живущего мира - к играм, затеянным вне меня;
  и - создается п_о_р_о_г. -
  
  
  
   - Я его помню открытым.
  
  
  
  
  
   ДРЕВНЯЯ ТАЙНА
  
  
  На лакированной поверхности шкапчика линии деревянных волокон
  сбежались: -
  
   - темнородным пятном перепиленных суков -
  
  
  
  
  
  
  
   - как бы в две фигуры,
  склоненные смутными ликами из разлетевшихся складок - друг к другу: что-то
  поведать друг другу -
  
  
  
  - таить, молчать, вспоминать: какую-то древнюю правду,
  которой касаться нельзя:
  
  
  
   - "Ни-ни-ни!" -
  
  
  
   - которую вспоминаешь ты, так же вот, поклоняясь
  без шепота: образы посвященных переживались мной впоследствии так, как
  полное тайны склонение покровенных фигурок на шкапчике... из разлетевшихся
  складок; и - образы склоненных волхвов в великолепных коронах над ясным
  Дитятей: в киоте; и моргает киот самоцветным рубином; и от рубина потянутся
  красные, ясные лучики; один волхв - трубочист: черен ликом и красен губами;
  и красные губы раскрылись, как будто поет он; и мне говорят про волхва, что
  он - Мавр -
  
   - на лакированном шкапчике линии деревянных волокон сбежались к
  двум пятнам: перепиленных суков; и эти пятна - не пятна, а м_а_в_р_ы, то
  есть, темные богомольные лица: волхвов.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Невыразимое чувство: -
  
  
  
  
  - я его впоследствии узнавал, неоткрытым в своей
  остроте, но мне глухо-звучащим под образами и событиями жизни - в
  произведеньях искусства, в грохоте городов, между двух подъездных дверей;
  более всего - на ребре Хеопсовой пирамиды, в час тихий вечера, когда солнце
  Египта зловеще отускневало в подпирамидной пыли; и - плавали золото-карие
  сумерки; плавали главы пальм, занесенных песчаною пылью; и - будто
  бесствольных; чернея с громадных ступеней, феллах подымал на меня одиноко
  гортанный свой голос... -
  
  
  
   - Много раз приходило ко мне мое странное
  чувство...
  
  . . . . . . . . . .
  
  По утрам из кроватки, бывало, смотрю: на узоры стоящего шкапчика; я
  умею скашивать глазки (смотреть себе в носик) ; узоры, бывало, снимаются с
  мест: прилипают мне к носику линии деревянных волокон двумя темнородными
  пятнами перепиленных суков; и мне кажется: две фигуры склонились своими
  неясными ликами, как два Мавра, - из разлетевшихся складок: над маленьким
  мальчиком; пальчиком трогаю их; но легко и воздушно сквозь лики проходит мой
  пальчик; моргну -
  
  
   - и темнородные пятна перелетают на шкапчик...
  
  Среди дня я на них посмотрю - тысячелетием древнего мира мне немо
  склонились фигурки; и мне кажется, что у меня за спиною - не стены, а такие
  же точно миры, как на маленьком лакированном шкапчике: волокнисто-темнеющие,
  золото-карие, где все плавают сумерки меж бесствольными кущами; и чернея
  оттуда, зовет о_н (а кто - я не знаю); и - одиноко подымет гортанный свой
  голос - повертываюсь: -
  
  
  
   - вместо золото-карего мира - стена: этажерочка (та
  же!) стоит себе; и на ней - строй солдат; оловянные гренадеры мои серебрятся
  мне лицами... Сидит моя нянюшка.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Среди ночи, бывало, лежу; и повешено мне на стенке окошко; там - стылая
  ясность вечернего неба; и стылая ясность вечернего неба дрожит; и -
  
  - самоцветная звездочка -
  
  - мне летит на постель; и - уколется усиком; я потру кулачком свои
  глазки: и возникнет в закрытых глазах моих центр; и - исходят из центра мне
  трепеты молний; а центр раздвигается: строятся светлые комнаты; из центра
  несутся: центр ширится - раздвигается в синий глаз: синий глаз - добрый
  глаз; но... я глазки открою: -
  
  
  
  
   - и вижу: -
  
  
  
  
  
   - нянюшка моя под киотом; кладет там
  поклоны; и красным рубином моргает протканная риза; и - Мавр протянул свои
  руки: над ясным дитятей разводит ладонями - из разлетевшихся складок.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Я впоследствии взрослым смотрел с ожиданием на лакированный шкапчик:
  две фигуры, склоненные смутными ликами, там слагались по-прежнему; и -
  ничего не могли мне поведать; пересчитывал я деревянные волоконца под лаком;
  и рассматривал темнородные пятна перепиленных суков.
  
  
  
  
  
  
  ЦЕРКОВЬ
  
  
  Спины, склоны, поклоны -
  
  
  
  
  - как полное тайаы сложение деревянных фигурок
  на шкапчике... -
  И за спинами - голоса: -
  
  
  
   - подъемлют какую-то огромную, но позабытую истину:
  
   древнюю; мне когда-то открытую в храме (когда это было?).
  
  Громкий зов я забыл: забыл солнцевый голос!
  
  И - вот он раздался: -
  
  - дергаю бабушку за края ватерпруфа и собираюсь расплакаться...
  
  Но меня приподняли (и - мне узреть!): -
  
  
  
  
  
  
   - блистающее, как золотое
  светило небесное, чернобородое божество там стояло перед распахнутой дверью
  - в т_а_и_м_у_ю к_о_м_н_а_т_у блесков; и, подымая высоко десницу, с
  блистательной лентою, провозгласило: голосом, от которого чуть не лопнули
  стены... -
  
   - блеско-громное, огромное Солнце, на котором я жил, опустилось на
  нас: провозглашенным глаголом - провозглашенным единственный раз, потому что
  мир не способен вторично услышать гласимого: он, наверно, провалится... там
  - в сияющей синеватости дымов вставали светящие: б_л_а_г_а и
  ц_е_н_н_о_с_т_и... неописуемых, непонятнейших форм; там, оттуда, - на миг
  показалась т_а с_а_м_а_я Древность в сединах; и пышные руки свои развела: из
  Золотого Горба; и казалося мне, что стоял перед нами: Золотой Треугольник;
  две руки, как лучи, протянулись направо-налево от белого лика:, белый лик,
  точно око, глядел в золотом треугольнике; и - миры миров там чинились: под
  багряной завесою; человекоглавое серебро из руки затеплило звезду; золотою
  планетою дориносилася Книга... к престолу, сквозь разрывы завесы; но
  таинница строгих дел там закрылась; и -
  
  
  
  
  
   - красные, кудлатые люди в огне, по
  
   бокам, как загаркали в ужасе!.. -
  
  
  
  
  
  
  - Тут меня опустили под спины, но
  еще долго мне слышались какие-то багровые ревы; серебрились и синились
  дишканты: точно четыре животных подхватили провозглашенные вопли; и катали
  их... п_о м_и_р_а_м; из подкинутой чашечки на серебряной цепи вылетали
  душистые клубы... над спинами; как крылами, громами бил храм; и в глаголы
  облекся, как в светы...
  
  . . . . . . . . . .
  
  Очень скоро за узренным раздаются глаголы и мне: об ангелах, рае и...
  Боженька; окончательно выясняется мне, что таимая комната - Церковь, где
  староста Светославский обходит с тарелочкой; в Золотом Горбе, у престола
  подъемлющий руки, есть "б_а_т_ю_ш_к_а", или - священ* ник; когда он без
  парчи, то он - "п_о_п"...
  
  П_о_п, п_о_п_ы, п_о_п_а_д_ь_я, п_р_о_с_ф_о_р_а, п_р_о_с_в_и_р_н_я
  слова, которые меня просветили; главным образом - бабушка; тут она знала
  толк; я ее считал - п_о_д_п_р_о_с_в_и_р_н_е_ю; бывало - она перекрестит;
  бывало - подсунет мне в ручку пузатенький хлебик: "п_р_о_с_в_и_р_к_у";
  поминаньице -
  
  
  - лиловая книжечка -
  
  
  
  
   - все, бывало, с ней рядом; и даже она
  понесет поминаньице, лиловую книжечку, с просфорой на поднос: и ее унесут: в
  миры блеска; и даже, бывало, пошутит она с попадьею; и - даже! - пройдет с
  крестным ходом: за ним, з_а с_а_м_и_м, - - за Иоанникием, Митрополитом
  Коломенским и Московским.
  
  . . . . . . . . . .
  
  Мне дорога жизни протянута: через печную трубу, коридор, через строй
  наших комнат - в Троице-Арбатскую Церковь, где наш староста, Светославский,
  обходит с тарелочкой...
  
  
  
  
  
   СТРОГИЕ СТРОИ
  
  
  Все, возникающее из-за коврика, было мне не на пользу; там, оттуда -
  шли поступи; и галопада времен приближалась; она разбивалась о правило: о
  мой завет с нянюшкой -
  
  
  
  - мне жить по закону; и - в правиле: около угла,
  
   сундучка, при часах; слушать тихое тиканье; то есть: жить в
  
   строгих строях; не перетягивать цепочки за гирю; не останавливать
  
   тиканье; не искать новых комнат; галопируя, не забегать в коридор;
  
   и не щелкать под креслами; не залезать под подол; и пушистую
  
   кисиньку не таскать за приподнятый хвостик; главное чтобы бабушка
  
   не сломалась, как сломалась однажды она, как недавно мной
  
   сломанный слоник: -
  
  
  
  
  - как она к нам подсела; и подзывала меня: ее
  
   тиснуть; ну, - я ее тиснул; она же сказала: "Сломаюсь". Я тиснул
  
   еще ее; и - сломал; хохотали все: папа, мама и няня; но я...
  
   сломал бабушку!.. -
  
  
  
  
  - словом, мне быть: не шалить; проживать
  формалистом; и даже... буддистом.
  
  Что-то и доселе живет во мне в фуге Баха и в белой дорической колоннаде
  от моего мира с нянюшкой; и от вечного тети-дотина мира.
  
  В более позднем младенчестве этот мир строгих строев (строевая служба
  моя) представляется мне миром зданий, гамм, руляд, крамеровских этюдов и
  Ч_е_р_н_и (экзерсисы Ч_е_р_н_и вы помните?); особенно: государственных
  учреждений, массивных и каменных, без орнаментной лепки, но с колоннадою:
  николаевских серых и белогжелтых казарм, александровских и мариинских
  институтов, гуляющих парами, в пелеринках, больниц, богаделен; и даже -
  пожалуй - мне розовый Вдовий Дом напоминал этот мир (неподалеку от
  Пресненской части, где выскакивал бородатый-рогатый козел и,
  бодаясь-брыкаясь, летел впереди вестового, предшествуя "Части"; и где
  бродил он степенно от Пресни и до... Горбатого Моста); все богаделенки няни;
  вдовы же, то есть старые девы (что то же), представляются мне до сих
  пор... и_н_т_е_р_е_с_а_м_и Веры Сергеевны Лавровой: -
  
  
  
  
  
  
  
   -
  Вера
  Сергеевна
  Лаврова - знакомая тети Доти, пахла прелыми яблоками; и загадывала на...
  Бабашкина; выходило всегда, что Бабашкипу предстоят и_н_т_е_р_е_с_ы;
  и_с_п_о_л_н_е_н_и_е и_н_т_е_р_е_с_о_в - четыре десятки ложилось не редко...
  
  . . . . . . . . . .
  
  Этот строй мне знаком; противопоставлен он р_о_ю; с_т_р_о_й оковывал
  р_о_й; с_т_р_о_й - твердыня в бесстроице; все остальное - т_е_ч_е_т, как,
  например... дети Ветвиковы: притекают откуда-то к нам - колесить и дразнить.
  Все это на меня налетит, обестолковит и схлынет. И останется тихий мой мир;
  и в нем - я, надо всем -
  
  
  
   - стрекотание спиц из простенка и темные орбиты
  
   нянюшки Александры: из-под белого чепчика.
  
  
  
  
   ФУНДАМЕНТ АЛИКОВ-ЧЕМОДАНИКОВ
  
  
  Фундаменталиков-Чемодаников, ученик ремесленной школы, - этот был
  безобразник; на металлический сундучок приходил он посиживать из угла
  коридора; и разговаривал с нянюшкой о ремесленной школе; о воспитанниках
  этой школы; и о том, - сколько их...
  
  Мне казалось, что они грохотали у нас по ночам; в лабиринте из комнат с
  толпами - вот таких же точно, как и они, безобразников; это были д_и_к_и_е
  п_л_е_м_е_н_а, населявшие миры дальних комнат; я с волнением взирал на
  сидящего б_е_з_о_б_р_а_з_н_и_к_а, учиняющего в ночных переходах ужасные
  нападения на детей; (с Фундаменталиковыми-Чемоданиковыми грозно бьются в
  огнях трубочисты! отражая их черные полчища, нам грозящие и угаром й
  сажами).
  
  Папа его отчитал:
  
  - "Знаете: вы - молодой человек...
  
  - "Ученик ремесленной школы...
  
  - "И - ай, ай - что вы сделали!
  
  - "За такие поступки вам, сударь мой, в нос проденут кольцо: и -
  потащат по улицам с городовыми..."
  
  Мне все думалось после: Фундаменталиков-Чемодаников -
  
  
  
  
  
  
  
  
   - ай, ай, ай! -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  п_о_с_т_у_п_и_л, то есть позволил себе своевольно т_я_ж_е_л_у_ю
  п_о_с_т_у_п_ь: н_а_р_о_ч_н_о гремел по паркету; мне открылось тогда: кто
  н_а_р_о_ч_н_о гремит по паркету, тот свершает поступок; за поступок же
  всякий! - огромных размеров кольцо продевается в нос; и тут вспомнилось мне,
  что поступил еще хуже я: щелкнул во мрак пустых комнат; оттого-то и
  прибегал Дорионов: мне продеть в нос кольцо; и - утащить за собою...
  
  . . . . . . . . . .
  
  И уже значительно позже: -
  
  
  
  
   - видя черные рожи индейцев с продетыми в
  носу кольцами, понимал я отчетливо: все они - безобразники: с тяжелою
  поступью: Фундаментал

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (27.11.2012)
Просмотров: 475 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа