| Главная » Книги |
Белый Андрей - Котик Летаев, Страница 2
Белый Андрей - Котик Летаев погибшем, о старом: воет ветер в трубе о
довременном сознании); между д_ы_р (моим прошлым и будущим) пошел ток
перегоняющих образов: съеживались, распространялись, переменялись, метались
и, обливая меня кипятком, в меня влипали они (их остатки - стенные обои: и
по ночам они гонятся мне, как прогоняется звездное небо)... Предлиннейший
гад, дядя Вася, мне выпалзывал сзади: змееногий, усатый, он потом
перерезался; он одним куском к нам захаживал отобедать, а другой позже
встретился:
на
обертке
полезнейшей книжки "В_ы_м_е_р_ш_и_е
ч_у_д_о_в_и_щ_а"; называется он "д_и_н_о_з_а_в_р"; говорят - о_н_и вымерли;
еще я их встречал: в первых мигах сознания.
Вот мой образ вхождения в жизнь: коридор, свод и мрак; за мной гонятся
г_а_д_ы -
- этот образ родственен с образом странствия по храмовым коридорам
в сопровождении быкоголового мужчины с жезлом... -
. . . . . . . . . .
Врезал мне э_т_о в_с_е голос матери:
- "Он горит, как в огне!"
Мне впоследствии говорили, что я непрерывно болел дизентериею,
скарлатиной и корью: в т_о и_м_е_н_н_о в_р_е_м_я...
ДОКТОР ДОРИОНОВ
Помню комнатку: в ней предметов не помню; но - беспорядок во всем; все
- раскидано, разворочено, взрыто, как... в душе моей - затрепетавшей,
встревоженной, вспугнутой, потому что... -
- бабушка там, потрясаемая
испугами, но испуги тая от меня и меня заражая испугами, - посиживает и
набивает себе папиросы: без чепчика, лысая; морщинится ее лоб, когда она,
приподымая глаза над очками, поглядывает на меня исподлобья - в коричневатом
капоте, выделяющемся на стене - из табачного дыма; и капот, и лысина в
слабых мерцаниях свечки мне не кажутся добрыми. Знаю я - скверновато: даже
совсем скверновато; а почему - этого не могу я понять; потому ли, что
открыто мне неприличие бабушки (вместо чепчика с лиловыми лентами вовсе
голая голова), потому ли, что целая половина стены отсутствует вовсе: не
четыре стены - три стены; четвертая - распахнулась своим темнодонным оскалом
со множеством комнат -
- все комнаты, комнаты, комнаты! -
- в которые, если
вступишь, то - не вернешься обратно, а будешь охвачен предметами, еще не
ясно какими, но, кажется, креслами в сероватых, суровых чехлах,
вытарчивающих в глухонемой темноте; суть же не в креслах, а, так сказать, в
протяжениях материи воздуха и в открытой возможности ощутить холодноватый
бег сквознячка из комнаты в комнату, увидать прыжок в зеркало... кресла.
Словом - скверные комнаты!
Между тем: сознавая немыслимость там водиться, кто-то все же наперекор
всему там завелся; и - безалаберно возится среди кресел - посиживает,
похаживает, погромыхивает и правит - пустопорожний свой шаг, едва уловимый
отсюда, по дальним пустотам...
Если быть вовсе тихим, то шаг не захочет приблизиться, потому что
привольней ему там стучать одному, чем томить нас в ужасных возможностях
переживать наступление шага; и - главное: чувствовать - неотделенность
стеною от шага; можно в таком положении жить; двигаться тоже можно, пожалуй;
но - без единого стука; стукни; и - примется он: пристукивать, притоптывать,
крепнуть, перерождаяся в грохоты.
Чувствую невозможность дальнейшего пребывания без единого звука: хочу
издать звук; бабушка, задрожав, как осиновый лист, мне грозится рукою:
- "Этого нельзя: ни-ни-ни!"
Я - громко щелкаю: и - ай! - что я сделал!
Оно - совершается; оно уже совершилось, потому что он, кто там жил,
вызываемый стуком, он - прёт уже; и он уже крепнет; издалёка-далека он мне
отвечает на вызов; и - ти:-те:-та:-то:-ту! - вытопатывает он мне: т_о_т
с_а_м_ы_й (а кто, я не знаю)... Это было многое множество раз: из темноты
перли грохоты бестолкового, сурового шага; если бы добежать до постельки и
если бы, завернувшись, уснуть, то ничего и не будет: все кончится; засыпая
уже, буду слышать я разрушение грохота в тихий свист и похрапыванье кого-то,
успокоительно спящего...
Поздно... -
- выбежал из чернотного грохота мне навстречу -
-
весьма
прозаичный толстяк, с короткой шеей блондин, здоровяк: поворачивал он
брюшком; на меня он поблескивал золотыми своими очками; и - золотою
бородкою; он впоследствии появился и в яви: это был Дорионов, Артем
Досифеевич, доктор мой; мне впоследствии говорили, что я непрерывно болел; и
в то самое время. У доктора Дорионова, помню я, - были огромных размеров
калоши, подбитые чем-то твердым: и, попадая в переднюю, производил ими
грохот он; я всегда его узнавал по громоносному топоту, по огромной енотовой
шубе, висящей в передней, и по резкому звонку во входную дверь; перед его
появлением у меня поднималась: ноющая ломота в ногах; он прописывал рыбий
жир; и при этом он шлепал - себя по коленям, надсаживаясь от добродушного
хохота; кажется, разводил на дому канареек; и когда слышал пение
вьется ласточка сизокрылая под окном моим,
под косящатым, -
- то заливался слезами он: с
отцом игрывал в шашки, а над бабушкою он подшучивал и утверждал, что мы
живем не на шаре, а - в шаре.
. . . . . . . . . .
Думаю, что погоня и грохоты: пульсация тела; сознание, входя в тело,
переживает его громыхающим великаном; события этого сна объяснимы мне так.
И - думаю... -
И ДУМАЮ...
- Переходы, комнаты, коридоры напоминают нам наше тело, преобразуют нам
наше тело; показуют нам наше тело; это - органы тела... вселенной, которой
труп - нами видимый мир; мы с себя его сбросили: и вне нас он застыл; это -
кости прежних форм жизни, по которым мы ходим; нами видимый мир - труп
далекого прошлого; мы к нему опускаемся из нашего настоящего бытия -
перерабатывать его формы; так входим в ворота рождения; переходы, комнаты,
коридоры напоминают нам наше прошлое; прообразуют нам наше прошлое; это -
органы... прошлой жизни... -
- переходы, комнаты, коридоры, мне встающие в
первых мигах сознания, переселяют меня в древнейшую эру жизни: в пещерный
период; переживаю жизнь выдолбленных в горах чернотных пустот с бегающими в
черноте и страхом объятыми существами, огнями; существа забираются в глуби
дыр, потому что у входа дыр стерегут крылатые гадины; переживаю пещерный
период; переживаю жизнь катакомб; переживаю... подпирамидный Египет: мы
живем в теле Сфинкса; комнаты, коридоры - пустоты костей тела Сфинкса;
продолби стену я... мне не будет Арбата: и - мне не будет Москвы; может
быть... я увижу просторы ливийской пустыни; среди них стоит... Л_е_в:
поджидает меня...
. . . . . . . . . .
Вообразите себе человеческий череп: -
- огромный, огромный, огромный,
превышающий все размеры, все храмы; вообразите себе... Он встает перед вами:
ноздреватая его белизна поднялась выточенным в горе храмом; мощный храм с
белым куполом выясняется перед вами из мрака; неповторяемы кривизны его
стен; неповторяемы его точеные плоскости; неповторяемы архитравы колонн его
входа: колоссального, точеного рта; многозубоколонный рот - вход открывает
безмерности сумраком овеянных зал: черепных отделений; каменистые пики
встают в сумрак свода; перекликаются гулким шумом костяные своды его; и -
опускают объятия; и - образуют огромную полифонию творимого космоса; и
тяжковесно, отвесно нисходят уступы; падают взоры в оскалы провалов -
многовидных дыр, - уводящих быстрою линией переходов в лабиринт
п_о_л_у_к_р_у_ж_н_ы_х каналов; вы выходите в алтарное место - над ossis
sphenodei... {Наименование одной из костей черепа.} Сюда придет иерей; и -
ожидаете вы: перед вами внутренность лобной кости: вдруг она разбивается; и
в пробитую брешь в серо-черном, в обсвистанном, в ветром облизанном мире
несутся: стены света, потоки; и крутнями вопиющих, поющих лучей они падают:
начинают хлестать вам в лицо:
- "Идет, идет: вот - идет" -
- и уносятся под ноги космы алмазных
потоков: в пещерные излучины ч_е_р_е_п_а... И вы видите, что Он входит... Он
стоит между светлого рева лучей, между чистыми гранями стен; все - бело и
алмазно; и - смотрит... Тот Самый... И - тем самым в_з_г_л_я_д_о_м...
который вы узнаете, как... то, что отдавалось в душе: исконно-знакомым,
заветнейшим, незабываемым никогда...
Голос: -
- "Я..."
Пришло, пришло, пришло: пришло - "Я..."
. . . . . . . . . .
Вы представьте скелет: крестообразно раскинул он руки - кости; и -
неподвижно простерт, чтоб... восстать в т_р_е_т_и_й д_е_н_ь... Вы
представьте: -
- вы - маленькин-маленький-маленький, беззащитно низвергнутый
в нуллионы эонов - преодолевать их, осиливать - схвачены черным свистом
пустот и стремительным пунктом несетесь (это первая прорезь сознания:
воспоминание его держит прочно и точно описывает); дотелесная жизнь обнажена
ужасно и мрачно; за вами несется с_т_а_р_у_х_а; и ураганом красного мира она
протянула свои гигантские руки; а вы - беспокровны; вдруг - толчок: вы -
малюсенький-маленький вдруг ударились о скелетное тело храма; вы спасаетесь
во внутренность храма; и слышите, как разбиваются о него океаны красного
мира: там склонилась с_т_а_р_у_х_а; она не может войти -
- вы представьте: вы
входите; и - поднимаете голову: справа и слева симметрично бегущие своды
ребер; изогнуты прихотливо их плоскости; встают перед вами, как
п_а_м_я_т_ь... о п_а_м_я_т_и; чудесные дуги скелетного храма; впереди -
проход... к белому алтарю; и там - череп; из огромности гулких зал, среди
белого великолепия выступов вы повертываетесь назад - к выходу; миры бреда
горят там; изумление, смятение, страх овладевает: действительность, откуда
вы выпали - и не мир.
И нахождение себя в храме подобно вопросу:
- "Как?..
- "Зачем?
- "Почему?
- "Как сюда ты попал?"
Из алтаря проливается свет: это "Я", иерей, совершает там службы; и -
воздевает он руки:
- "Я, Я".
Вы узнали Его.
Как он "Я" там стоит: и простирает навстречу - пречистые руки... Этот
жест - жест захожего иерея - жест воздетых рук отпечатлели, конечно,
надбровные дуги: по окончании светлой утрени Иерей уйдет; вы его года не
увидите... Он вернется на родину...
. . . . . . . . . .
Созерцание черепа странно: и он - п_а_м_я_т_ь о п_а_м_я_т_и
великолепного скелетного храма, выдолбленного нашим "Я" в скалах черного
мрака; в храме тела - лежат планы храмов; и восстанет, я верую, из храмовых
обломков: храм тела.
Так гласит нам писание...
. . . . . . . . . .
Созерцание черепа утешает, напоминает; и - смутно учит чему-то; жест
надбровных дуг ведом нам; это жест окрыленного "Я", вставшего из гробовой
покрышки, пещеры, чтобы некогда вознестись; чтоб... вернуться на родину...
ЛАБИРИНТ ЧЕРНЫХ КОМНАТ
После первого мига сознания предстают: коридоры и комнаты -
-
все
комнаты, комнаты, комнаты! -
- в которые, если вступишь, то - не вернешься
обратно, а будешь охвачен предметами, еще не ясно какими, но, кажется,
креслами в сероватых, в суровых чехлах, вытарчивающих в глухонемой темноте;
множество немых кресел: под любым можно жить; все - мне ведомо; где-то я
проходил тут -
- может быть... внутри тела, ощущеньями перебегая от органа к
органу и охваченный прорастающей жизнью, еще не ясно какою, но
кажется... в_ы_р_а_с_т_а_ю_щ_е_й; ее глухие наросты вытарчивали
мне суровыми образами в глухонемой темноте; перебегал я от органа
к органу и уходил в огромное материнское тело утробного мира... -
-
странно ведомы стены, уводящие в неизмеримые глуби: уводящие к
"м_а_т_е_р_я_м", где все образы тают в без_о_бразном... -
-
Коридоры и
комнаты, в которые если вступишь, то не вернешься обратно, а будешь охвачен
предметами, еще не ясно какими, но... кажется... креслами...; сознавая
немыслимость здесь водиться, я завелся, однако, наперекор всему, вздрагивая
в глухонемой темноте; и действительность комнат восставала мне - отложением
расширения ощущений, отбежавших в "Я" и оставивших во все стороны следы
свои: стены; из морей безобразия поднялись континенты; моря убежали под
ноги; под полом бушевали они; угрожали разбить все паркеты: затопить меня.
Казалося: - в отдалении, среди комнатной анфилады, сидит моя бабушка;
бегают нити на спицах (она вяжет чулок) ; и - бабушка мне грозится среди
скверненьких сквознячков, перебегающих из комнаты в комнату; далее - в
глубине переходов еще бегает бестолочь; и гремит кто-то древний; все-то
ломится он; все-то ищет меня; в торопливых поисках правит он пустопорожний
свой шаг: по дальним пустотам; он - чужой: Артем Досифеевич Дорионов,
быкообразный, брюхатый, - бегает в бесконечности лабиринтов; то подбегает он
близко; а то отбегает - в неизмеримые дали ходов, где еще не обсохла
действительность, и гад, дядя Вася, купается в грязи там. По ближайшим
комнатам кто-то водит меня; молчаливо, сурово; кто-то светочем освещает мне
путь, впоследствии становится ясным: это мама иль няня проводят меня из
коридора... в мою детскую комнатку...; вспоминаю я это шествие; мне казалось
оно бесконечным; напоминало оно: шествие по храмовым коридорам в
сопровождении быкоголового мужчины с жезлом -
- (я впоследствии видел изображения таких шествий; изображениями этими
пестрят подземные гробницы Египта; и я видел ведущих: песьеголовых,
быкоголовых мужчин с длинными жезлами в руках...) Мне казалося: -
- переходы квартиры ведут к бездне мрака; и все там обрываются: далее -
чернотные грохоты, по которым несется старуха, стреляя дождями карбункулов
(переживание это меня охватило однажды: при прохожденьи земли чрез комету);
я когда-то там проносился; о_н_а м_ч_а_л_а_с_ь з_а м_н_о_ю; меня вытащили из
громов космических бурь; и - повели коридором; так тянулись века: все-то
гнались за нами; странно было это суровое шествие по коридору квартиры - в
сопровождении человекоподобного существа со свечою в руке.
. . . . . . . . . .
Еще долго за мною протянута память туда - в лабиринт черных комнат, к
ч_у_ж_о_м_у: все чужие - оттуда; еще долго спустя подозрительно я
встречаю... гостей; а когда узнаю про Тезея и про быка Минотавра, то
становится ясно мне: Артем Досифеевич - Минотавр; я же, щелкнувший в мрак
пустых, пустых комнат, - Тезей.
ЛЕВ
Среди странных обманов, туманно мелькающих мне, передо мной возникает
страннейший: передо мною маячит косматая львиная морда; уж горластый час
пробил: все какие-то желтороды песков; на меня из них смотрят спокойно
шершавые шерсти; и - морда; крик стоит:
- "Лев идет..."
. . . . . . . . . .
В этом странном событии все угрюмо-текучие образы уплотнились впервые;
и разрезаны светом обмана маячивших мраков; осветили лучи лабиринты; посреди
желтых, солнечных суш узнаю я себя: вот он - круг; по краям его - лавочки;
на них темные образы женщин, как - образы ночи; это - няни, а около, в свете
- дети, прижатые к темным подолам их; в воздухе - многоносое любопытство; и
среди всего - Л_е_в -
- (Я впоследствии впдывал желтый песочный кружок -
между Арбатом и Собачьей Площадкой, и доселе увидите вы, проходя от Собачьей
Площадки, обсаженный зеленью круг; там сидят молчаливые няни; и - бегают
дети)...
. . . . . . . . . .
Образ этот - мой первый отчетливый образ; до него - неотчетливо все;
неотчетливо - после; мутные, мощные, мрачные, переменные миги мои мне рисуют
события, со мною не бывшие вовсе; мне действительность города возникает
впервые гораздо позднее; но осколок ее мне - тот желтый кружок, перекинутый
от... Собачьей Площадки... в мой мир марева: посередине желтого круга мы
встретились: я и л_е_в.
Мне отчетливо: -
- Лев есть Л_е_в: не собака, не кошка, не утка; смутно
помнится: льва я где-то уж видел; и видел - огромную, желтую морду.
Да я знал ее прежде: я ждал ее...
Это событие встречи упреждает отчетливо мне встречу с близкими ликами:
мамы, папы и няни... Среди образов снов еще нет этих образов; есть их
запахи, голоса, ощущение; есть движение с ними в пространстве: вот несут
меня, переносят, укладывают, гасят свет, защищают от тьмы; переносящих не
вижу я вовсе; и я знаю объятия; папа, мама и няня мне спрятали свои лики;
сквозь объятия их мне просунуты все какие-то полулюди: вот ужасный толстяк
Дорионов, старуха и гад дядя Вася; правда, помнятся: тетя Дотя и бабушка:
тетя Дотя протянута в зеркалах с выбивалкой в руке; бабушка - и грозна, и
лыса. Больше образов нет...
Почему же л_е_в мне знаком?
. . . . . . . . . .
Я отчетливо помню, что -
- линии блещущих лавочек, солнце и желтая суша
- куда-то отъехали перед львом; лев растет; и - заслоняет мне все; ужасаюсь
я: рухнули все преграды меж нами; все, что пряталось, появилось - под
солнцем. Покров солнца на мраке не защищает от мрака; солнце бросило в мрак
желтый круг; и из мрака ночей повылезали на желтую сушу все дети и няни:
отдохнуть от опасностей; и тогда-то вот из желтеющей кучю песку, из-под
круга на круг вылезать стал на нас головастый зверь, лев: и все снова -
пропало; солнце спряталось; снялось желтое пятно круга; и няни, и дети
снялись; все снялось: и продолжилась тьма.
. . . . . . . . . .
Я впоследствии, четырех-пяти лет, проходил по кружку; и тогда вспоминал
уже я, что мне снилось когда-то (когда - я не помню) -
- вот здесь встретил Льва я...
ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ -
ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ДВА ГОДА
Через двадцать лет: -
- мне отчетливо кинуто снова: событие с "Львом";
углублено мне отчетливо; косматая морда опять предо мною; невероятности
бреда мне врезаны в вероятное; сон стал фактом; понял я до конца: бреды -
факты; и сны суть действительность; через двадцать лез сызнова Лев стоит
предо мною.
. . . . . . . . . .
Я любил рассказывать сны: пояснять свои миги сознания; и первые миги я
вспомнил в то время; я любил погружаться в их темное, грозное лоно; научился
я плавать в забытом; извлекать темнодонное: изучать его; в это время я много
читал: о дне океанов и гадах; п_а_л_е_о_н_т_о_л_о_г_и_я открывает мне свои
тайны; я - естественник; мои товарищи - тоже; собираемся мы дружным, тесным
кружком; и забавляемся небылицами.
Помню я: уж весна; на носу экзамены; жарко; лаборатория опустела;
темнеет; уж весенний вечер в окне; угасает жужжание электрической печи;
бросаем реторты; в прожженных тужурках идем к подоконнику; начинаются
разговоры о снах; яркими красками рисую жизнь детства: с_т_а_р_у_х_у и
г_а_д_о_в; говорю о к_р_у_ж_к_е и о л_ь_в_е: о его желтой морде...
Товарищ смеется:
- "Позвольте же... Ваша л_ь_в_и_н_а_я м_о_р_д_а - фантазия".
- "Ну да: сон..."
- "Да не сон, а фантазия: россказни..."
- "Уверяю вас: этот сон видел я".
- "В том-то и дело, что сна вы не видели..."
- "?".
- "Просто видели вы сан-бернара...",
- "Льва..."
- "Ну да: "Л_ь_в_а..."
- "?"
- "То есть "Л_ь_в_а" сан-бернара..."
- "Как так?"
- "Этого "Л_ь_в_а" помню я..."
- "?"
- "Помню желтую морду... не "л_ь_в_а", а - собаки..."
- "??"
- "Ваша львиная морда - фантазия: принадлежит она сан-бернару, по имени
"Л_е_в".
- "А откуда вы знаете?"
- "В детстве и я проживал около Собачьей Площадки... Меня водили гулять
- на кружок; там и я видел "Л_ь_в_а...". Это был добрый пес; иногда забегал
на кружок он; в зубах носил хлыстик; мы боялись его: разбегалися с
криком..."
- "И вы помните крик "Л_е_в - и_д_е_т"?
- "Разумеется, помню..."
. . . . . . . . . .
Мой кусок странных снов через двадцать лет стал мне явью... -
- (может
быть, лабиринт наших комнат есть явь; и - явь змееногая гадина:
г_а_д д_я_д_я В_а_с_я; может быть: происшествия со старухою -
пререкания с Афросиньей, кухаркой; ураганы красного мира - печь в
кухне; колесящие светочи - искры; не знаю: быть может...)
Товарищ смеялся:
- "Около Собачьей Площадки есть дом: сан-бернары не переводятся в этом
доме; около Собачьей Площадки и теперь они бегают; их же праотец - "Л_е_в".
. . . . . . . . . .
Очень скоро впоследствии, проходя по Толстовскому переулку, выходящему
на "к_р_у_ж_о_к", встретил я: желтоногого сан-бернара с шершавой, слюнявою
мордою...
"Л_е_в" продолжился - в нем...
Но душа глухо дрогнула:
- "Л_е_в - идет: близко знаменье".
В это время я читывал "Заратустру".
. . . . . . . . . .
И - прошло лет двенадцать: тридцатидвухлетие отделило меня: от первого
появления Льва, и тогда, в т_р_е_т_и_й р_а_з, появился он: встал воочию и -
угрожал мне, погибелью...
ВСЕ-ТАКИ
Из сумятицы жизни, в толпе, среди делового собрания, сколько раз я
повертывался к странному явлению "Л_ь_в_а": в дальнем детстве, теперь и во
время студенчества.
И - глаза мои расширялись; невидящим взором глядел я в пространство;
толкали прохожие; качал головой собеседник: я отвечал невпопад; изумление,
смятение, страх овладевали мной.
Я себе говорил: -
- "Действительность эта - не сон: но она - не
действительность..."
- "Что все это: и - где оно было?"
- "Приходил д_е_т_с_к_и_й лев: и опять, и опять".
- "Ты с ним встретился..."
. . . . . . . . . .
Явственно: никакой собаки и не было. Были возгласы:
- "Лев - идет!"
И - лев шел.
. . . . . . . . . .
В это детское время сознание изобразимо мне так: провалился я; и -
повис в черной древности: блистать в черной древности; иногда вокруг сны -
дымят: и бегут лабиринты из комнат; и припадают к лицу; и узором обой
остановятся передо мною; и узором обой прямо смотрят мне в душу; отступят:
опять провалился; повис в черной древности; все отряхнуто - стены, кресла,
предметы; все - грозно; все - пусто; действительность - дыра в древнем мире;
миг - и снова они: лабиринты из комнат; и изо всех лабиринтов глядится:
т_о_т с_а_м_ы_й; а кто - ты не знаешь: и тянет к нам руки; до ужаса узнанной
бурей несется без слов:
- "Вспомни же: это я - старая старина..."
| |
| Просмотров: 545 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры