там-то -
- в кусочке-то! -
- мурашки: -
- красные! -
- ползают! -
-
папа
придвинул свой нос, и, подпирая очки двумя пальцами, он заерзал лицом и
воскликнул:
- "Ай! Какая гадость: мурашки!"
Сам же он поразвел на дому всяких функций на листиках (до функций
Лагранжа включительно), и существа иных жизней во всем: и в буфетных щелях,
и в паутине под шторой -
- видел я там брюхоногую функцию: -
- папа пестрит
своей ф_у_н_к_ц_и_е_й белые листики; ф_у_н_к_ц_и_и с листиков расползаются
по дому; листики бросит в корзиночку; я же листики вытащу; и - Раиса
Ивановна мне из них нарежет ворон; все вороны мои не простые, а - пестрые; и
- на себе они носят; многое множество растанцевавшихся иксиков; мне надоели
вороны; и я - гляжу в иксики: -
- в иксиках - не бывшее никогда!
В них - предметность отсутствует; и - угоняются смыслы...
Вечер: мне - пора спать. Мамы нет (она на "Маскотт" - в бенуаре); мы с
Раисой Ивановной за вечерним столом вместе с бабушкой и Серафимой
Гавриловной, старушонкой; папа там, под самоваром, бормочет: у чайницы,
черной, лаковой и китайской; на этой к_и_т_а_й_н_и_ц_е - вижу я: золотые
сады, многокрышие домики, золотые птицы и люди - китайцы.
Все одно: золотой Китай или... чай.
Папа выставит на Серафиму Гавриловну из-за книги и таинственно
подмигнет ясноглазым лицом:
- "Серафима Гавриловна: Страшного Суда-то не будет".
- "А как так не будет?"
- "Судную-то трубу украл, видно, черт: переполохи на небе... Об этом
писали в газетах".
И Серафима Гавриловна нам обиженно пожует блеклым ртом.
- "Переполохи и неприятности: у Николая Угодника с Михаилом
Архангелом..."
И тут примется утапатывать в коридор повеселевший вдруг папа: и уже -
-
"Почистите сюртучок!" -
- раздается оттуда; мне - не весело: что-то будет!
Папы нет; папа в клубе: один; и все - в бесподобиях; переполохи в
углах; и неприятности - под полом; и лишь один потолок в световых кружевах;
комнаты, как ковши, зачерпнули за окнами мраку; и, как ковши, - полны мраку;
Серафима Гавриловна спряталась в листья лапчатой пальмы: озираться,
топтаться и, содрогаясь, бояться - темнотного топота; тихонравная бабушка -
ушла в кухню; переливается звездами неосыпное небо.
И - ползает функция.
Раиса Ивановна меня уложит в постельку.
. . . . . . . . . . .
Мне не спится... Повешено мне на стенке окошко: там - стылая ясность
вечернего неба и стылая ясность вечернего неба дрожит; и -
-
самоцветная
звездочка -
- мне летит на постель; глазиком поморгает; усядется в локонах;
усом уколется в носик: чихну.
А звездоглазое небо моргает в окошке.
Вот откроют форточку, и, как безгорбое облако, тихо-плавно войдет
синий холод; остужать синеродом: -
- и певчая стаечка звезд - к нам
ворвется; кружить по углам и наполнить все щебетом: -
- две от
стаечки отделятся и начнут порхать друг над другом, затеяв веселую
драку, а какая-нибудь сядет к Боженьке в уголок; трогает крылышком
огонек и пробует маслица из лампадки: -
- все же другие блистающим
одеяльцем опустятся на меня: распевать небесные песни: -
Сплю... -
. . . . . . . . . .
А за окнами все подтянуто, втянуто: в синеродную вышину, а она-то
носится звездами, то - под собою их гонит; катится наливная звезда за
перекладину рамы; и быстротечное небо несется, чтобы прогнаться под утро:
уйти восвояси.
ВПЕЧАТЛЕНИЕ
Впечатления первых мигов мне - записи: блещущих, трепещущих пульсов; и
записи - образуют; в образованиях встает - что бы ни было; оно - образовано.
Образование меняет мне все: -
- и точки моих впечатлений дробятся -
-
душою
моею! -
- и риза мира колеблется; по ней катятся звездочки законами пучинного
пульса; и безболезненно гонится смысл любого душевного взятия метаморфозами
красноречивого блеска, где точка -
- понятие! -
- множится многим смыслом; и
вертит, и чертит мне звенья летящей спирали: объяснение - возжение блесков;
понимание - блески в блеснах, где ритм пульса блесков мой собственный,
бьющий в стране танца ритмов и отражаемый образом, как -
-
п_а_м_я_т_ь о
п_а_м_я_т_и!
Преображение памятью прежнего есть собственно чтение: за прежним
стоящей, не нашей вселенной; впечатление детских лет - пролеты в небывшее
никогда; и - тем не менее сущее; существа иных жизней теперь вмешались в
события моей жизни; подобия бывшего мне - сосуды; ими черпаю я - гармонию
бесподобного космоса.
П_а_м_я_т_ь о п_а_м_я_т_и - такова; она - ритм; она - музыка сферы,
страны -
- где я был до рождения!
Воспоминания меня обложили; воспоминание - музыка сферы; и эта сфера -
вселенная. Впечатления - воспоминания мне моей мимики в стране жизни ритмов,
где я был до рождения.
СИНИЙ ГЛАЗ - ДОБРЫЙ ГЛАЗ
- "Сколько надежд дорогих", - поет мама, бывало...
- "Сколько счастья", - подхватит, бывало, двоюродный мой дядя.
- "Благих", - сливаются голоса...
Светослужение - начинается; -
- свои глазки закрою я; их потру
кулачками; и возникнет в закрытых глазам моих центр -
-
желто-лиловый,
бьющийся, светлый! -
- и трепеты молний, из центра летящих спиралями и
исходящих мне точками блесков, дробимых метаморфозами красноречивейших
светочей.
Желто-лиловый центр - счастье; а светопись молний - мои дорогие
надежды; образуют мне - светлую ризу под веками; я потру кулачками глаза; и
светлая риза колеблется; по ней катятся звездочки и развивают хвосты светлых
блесков - вокруг лилового центра; и из светочей вылагаются: образы и подобия
комнат; это - комнаты космоса; это - таимые комнаты; это - церковь,
перенесенная мне под веки; папа там на мгновение возникает; перебегает мне
комнаты: кивает, как память о чем-то; и образует проход - в иной мир:
желто-лиловый центр мчится навстречу мне, раздвигается в синий глаз; синий
глаз - добрый глаз: он моргает ресницами блесков, он - ширится; и
громаднейшим синим кругом несется навстречу; мгновение: -
- я бросаюсь туда, в
эти звенья летящих спиралей и в ритм пульса блесков (мой собственный), где я
-
- был до рождения!..
Мгновение - я забылся: и с открытыми глазками протянул свои ручки
навстречу: -
- из-под моргающих вен улетел космос света; и - васильковая
комната передо мною: все та же,
"Сколько надежд дорогих,
"Сколько счастья!.."
Блески - счастье: они - дорогие надежды; и синий глаз - добрый глаз! -
небо; и небо люблю я; люблю лучики; миллионами светлых пылинок клокочут они;
я тянусь к ним: их взять моей ручкой; и - свободно проходит рука в ясном
блеске пылинок; огоньки свечей и, главным образом, мамины алмазные серьги
вызывают воспоминанье во мне: моих замкнутых глаз и под веками светлого
желто-лилового центра, бьющего блеском молний и открывающего мне проход -
- в
иной мир.
. . . . . . . . . .
Синий глаз узнаю я и после: он - глаз в треугольнике; этот глаз - в
церкви Тихона-на-Тупичках - видел я.
САМОСОЗНАНИЕ
Самосознание этих мигов - отчетливо: -
- самосознание: пульс; мыслю
пульсом без слова; слова бьются в пульсы; и каждое слово я должен расплавить
- в текучесть движений: в жестикуляцию, в мимику; понимание - мимика мне; и
трепет мысли моей: -
- есть ритмический танец; неизвестное слово осмысленно в
воспоминании его жеста; жест - во мне; и к словам подбираю я жесты; из
жестов построен мне мир; передо мной пробегают слова: папы, мамы, Дуняши,
профессора, которого я запомнил в то время (он - в желтом) и слова
напечатаны на душе мне неведомым гиероглифом: -
- и смысл звуков слова
дробится -
- душою моею, -
- и понимание мира не слито со словом о мире; и
безболезненно гонится смысл любого словесного взятия; и понятие прорастает
мне многообразием передо мною гонимых значений, как... жезл Аарона; гонит,
катит значенья; переменяет значенья...
Объяснение - воспоминанье созвучий; пониманье - их танец; образование -
умение летать на словах; созвучие слова - сирена: -
- поражает звук слова
"Кре-мль": "Кре-мль" - что такое? Уж "крем-брюлэ" мной откушан; он -
сладкий.; подали его в виде формочки - выступами; в булочной Савостьянова
показали мне "Кремль": это - выступцы леденцовых, розовых башен; и мне ясно,
что -
- "к_р_е" - крепость выступцев (к_р_е-мля, к_р_е-ма, к_р_е-пости), а: -
м, м_л_ь - мягкость, сладость: и потом уже из окошка черного хода (ведущего
в кухню), где по утрам водовоз быстроливным ведром наполняет нам бочку, -
показали мне: на голубой дали неба - кремлевские бащнки: розоватые, крепкие,
сладкие: -
- эти башенки - животечные звуки слов, восстающие подкидною линией
красок; и - самоглавым собором; линии - беги ритмов, цветущих мне
сонно-знакомою мимикой, -
- свои глазки закрой; и - потри кулачки:
животечная светопись молний из лилово-желтого центра - летает,
блистает; центра пульсирует молньями: -
- животечная светопись
молний - слова; а пульсация - смыслы; животечная светопись слов гонит в сон;
гонит в комнаты смысла: -
- понятие (душевное взятие слова) есть светопись
дробимого ритма; она ветвится, как древо; и возжигается блеском образов,
точно свечек на елочке; но ритм пульса блесков - мой собственный, бьющий в
стране танца ритма и отражаемый образом, как п_а_м_я_т_ь о п_а_м_я_т_и.
И впечатления слов - воспоминания мне.
ВАЛЕРИАН ВАЛЕРИАНОВИЧ БЛЕЩЕНСКИЙ СГОРАЕТ ОТ ПЬЯНСТВА
- "Валериан Валерианович Блещенский..."
- "Что такое?"
- "Сгорает от пьянства".
И Валериан Валерианович Блещенский встает предо мною: черноусый, в
мундире со шпагою, и - в треуголке с плюмажем - в огнях; звенья ярких
спиралей трескучего пламени возжигают в нем блески; Валериан Валерианович
Блещенский дробится огнем светлых дымов и уж гонится он -
-
метаморфозами
дымных пеплов на небе; или он прогоняется мне под веки (кулачком потру я
глаза) и там крутится он на фонтанных огнистых хвостах, в пьянстве светов, в
метаморфозах красноречивого блеска: его - нет; он сгорел; мир сгорит от
огня; светопреставление - гибель вселенной в пламенных ураганах на нас
летящего ока; Валериан Валерианович - мне уже преставился в свете: сгорел в
беге блесков.
От него остался лишь пепел.
И вот снова звонится к нам Валериан Валерианович Блещенский, как ни в
чем не бывало.
Валериан Валерианович все равно что полено: деревянная кукла он;
деревянная кукла в окне парикмахера Пашкова мне известна: она похожа на
Блещенского; Блещенских продают саженями; и потом их сжигают; Поликсена
Борисовна Блещенская покупает себе Валериан Валериановичей саженями; и
постепенно сжигает их: одного за другим.
И пока один из них к нам заходит с визитом, другой уже -
- растрещался в
камине в спиралях летящего пламени и выгоняется метаморфозами дымов под
небо: сгорает от пьянства.
Объяснение - возжение блесков; понимание - свет под веками; и Валериан
Валерианович Блещенский возникает в глазах из желто-лилового центра
спиралями молний.
МАМОЧКА ЕДЕТ НА ВАЛ
Моя милая мамочка - молодая; и - ходит се5е именинницей; а бледноустая
тетя Дотя разводит... грустины н праздноглазо уставится в мамочку: мамочка
скажет ей:
- "И в кого ты такая".
Щечки мамины - полнокровный, розовый мрамор; и твердые руки - в
трещащих браслетах: с Поликсеней Борисовной Блещенской, в великолепной
карете, поедет - на предводительский бал: веера, сюра, тюли! в мочках ушек
алмазные, мелкогранные серьги слезятся перебегающим пламенем; мамочка - в
бальном, бархатном платье, к опопонаксовом воздухе, из нежно-кремовых кружев
Склонила свою завитую головку и веющим веером: на меня гонит холод...
Тетя Дотя разводит кислятину; старая бабушка курит опопонаксом; из
пульверизатора вылетает струя; из пульверизатора прытко прыщутся шипры; и
этими смесями душится мамочка; завитые валиком волоса -
- пуф-пуф-пуф! -
-
покрывает пудрой пуховка: двенадцатисвечие - в зеркалах (по четыре свечи - в
трех углах: по четыре свечи в зеркалах!). Зажмешь глазки; текучая
светопись самородного блеска уже закачалась в закрытых ресницах: -
- и мне
кажется: -
- мамочка, в великолепной карете, от нас проедет под аркою: в иной
мир и в светлые сферы мазурок, где Миловзорпков в малиновом
ментике гремит ясной шпорой, а красногрудый гвардеец, Гринев,
гордо выпятил грудь, где, раскинувши в воздухе фалды фрака,
двубакий Азаринов завивает вальс в белом блеске колонн; и неслышно
несутся за ним - на легчайших спиралях...
И Поликсена Борисовна Блещенская позвонилась... за мамочкой; мамочка в
ротонде проходит; карета несется по улицам; за каретой ряды огней: ряды
убегающих дней - в рой теней; -
- людоедное время хоронится там, в туманных
роях; людоедное время погонится на черноярых конях...
. . . . . . . . . .
Мамины впечатления бала во мне вызывают: трепетания тающих танцев; и
мне во сне ведомых; это - та страна, где на веющих вальсах носился я в белом
блеске колонн; и память о блещущем бале - одолевает меня: свет* лая сфера не
нашей, за нами стоящей вселенной, где... -
- раскинувши в воздухе фалды
фрака, вьет вальсы Азаринов, где красногрудый гвардеец Гринев
гордо выпятил грудь в белом блеске колонн, где Владимир Андреевич
Долгорукий... -
- блещущие существа посещают нас и смещают мне
представления: драгун, дракон - то же; появился однажды он: в розово-рдяных
рейтузах; я все трепетно ждал: вот он будет из уст нам выкидывать пламень;
но этого не случилось,,, И был - Глянценродэ (огромная шапка с султаном!):
носолобый, запутанный в серебро; впечатление блещущих эполет было мне
впечатлением: трепещущих танцев; и потянулся я все к колесикам шпор;
воспоминание это мне - музыка сферы, страны -
- где я жил до рождения!
ПАПА
Быстроглазый мой папа: приземистый, головастый, очкастый; множит нам
толчею; и - угоняет нам смыслы.
Распахивает столовую дверь; и оттуда он смотрит, как... память о
памяти; п_а_м_я_т_ь о п_а_м_я_т_и такова: она - проход в иной мир; и папа
вторгается из проходов поговорить, пожить с нами; и образуется - что бы ни
было; образования - строи; папа - строит нам строи мыслей, приподымая при
этом очки и вперяяся добродушно на нас; это он - учит мамочку:
- "Математика - гармония сферы... Риза мира колеблется строем строгих
законов: по ней катятся звезды... От ближайшей звезды лучевой пучок
пробегает к нам, знаешь, три года..."
В очках дрожит солнышко; я - закрываю глаза; и - умножаются блески; и -
светлая риза колеблется; пролетели все смыслы, а папа стоит, открыв дверь в
кабинетик, оттуда он смотрит.
И поплачу я за окно - в ясноглавое облачко.
Вот, бывало, заря; вот - оконная рама; вот - я: бабушка, мама и я - мы
живем своей жизнью; а папа врывается... из-за книжного шкафа; и - убегает
обратно: к корешкам толстых томов, таящих в себе все какие-то гиероглифы: -
-
дифференциал, интеграл! -
- я их знал: до рождения!
- "Математика - гармония сфер..."
А мы папу не слушаем; и нос уткнет в книгу он: вертит - чертит на
листики звенья какой-то спирали; а войди к нему в комнату: он в распахнутом,
пыльном халате целится в толстый томик: в него бьет пыльной тряпкой: моргает
в закаты...
Вижу я мамочкин взгляд, переведенный на папу.
Бабушка оправляет косынку; мамочка оправляет наряд; мамочка моя, как...
картинка; папин опущенный взгляд: папа у нас как бы... "так". Я - не рад,
видя мамочкин взгляд, переведенный на папу: -
- воспоминания облагают меня;
это - не бывшее никогда; и точно - бывшее прежде; папа мне - существо иной
жизни; ходит с согнутым томиком, и, махая рукой, ею черпает гармонию
бесподобного космоса: -
- папа мой - математик Летаев; и папа - мой папа:
только мой, ничей иной; математик Летаев не может быть папою никому на
земле; он - папа мне; и почему это так, что папа мой - математик Летаев?
Разве я виноват?
И поплачу я - за окно: в ясноглавое облако.
. . . . . . . . . .
Знаю я: -
- математику чистится сюртучок; и он, быстротечный, несется
посиживать: -
- в Университет,
- в Совет! -
- если же математику не сидится на месте, то
математик забродит; без толку и проку по кабинетику - от книжной полки до
полки; барабанит пальцами: по углу, по столу, по стене; прибормочет,
пришепчет - приземистый, темноглавый, очкастый:
- "Эн-эм два на це три!"
Тарарах-тах-тах-тах!
- "И по модулю шесть..."
Тарарах-тах-тах-тах!
И тонко очинённым карандашиком чертит-чертит на листиках.
И что он набормочет, нашепчет, то - расскажет им всем: Василисимову,
Притатаенке и Брабаго.
Василисимов - "к_о_н_г_р_у_и_р_у_е_т".
Серафима Гавриловна, с бабушкой и старой девою Верой Сергеевной
Лавровой, на математиков собираются посмотреть: из гостиной; и разводят
руками на них - из-за листьев лапчатой пальмы.
- "Математики... Ученые... Головы..."
- "Все у них там - свое..."
- "Дифференцируют там они!"
. . . . . . . . . .
А бывало, папа, прояснясь, наклонится великаньим лицом; и -
ясновзорным, и - добрым, с растормошенными космами и устало раскосыми
глазками; и уставится ими в душу; на заморщиненный выпуклый лоб приподнявши
блеск очков, осторожно положит мне ручку на свои большие ладони и из
усатого-бородатого рта надувает тепло под рукавчик; и легкодышащим ртом
что-то шепчет про небо:
- "Оно - сфера: гармония бесподобного космоса - в нем: по нем катятся
звезды законами небесной мехапики..."
И чертит и вертит под носом моим карандашиком звенья спирали; и
впечатлеет мне в душу; и точки моих впечатлений - дробятся; и риза мира