Курицын Валентин Владимирович - Томские трущобы

пришла предложить устроить хороший гешефт.

   - То есть! - вопросительно поднял брови Шельмович.

   - Я рекомендую вам девочку, молоденькую, хорошенькую. При моем посредстве вы можете ее увезти с собой в Иркутск, или куда там, без всяких почти затрат.

   Шельмович недоверчиво покосился на свою посетительницу. Слишком выгодное предложение показалось ему подозрительным.

   - У ней, у этой девицы, есть родители? - спросил он.

   - Старуха мать... люди бедные. Мне они обе доверяют вполне! - спокойно отозвалась Катя, доставая из ридикюля папироску.

   Шельмович предупредительно поднес ей зажженную спичку.

   - Благодарю! - кивнула головой Катя, и выпустила густой клуб дыма.

   - Очень молодая ваша протеже?

   - Шестнадцать лет. Воплощение невинности! - деловым тоном заметила Катя.

   - Но как вы это собираетесь устроить?

   - Очень просто: я назову вас своим знакомым еще по Москве. Скажу, что вы имеете держать антрепризу где-нибудь в Восточной Сибири. Набираете для этой цели труппу. Старуху можно соблазнить хорошим жалованьем, дать ей денег, а девчонка... что она понимает! Она будет даже рада уехать из Томска - посмотреть белый свет.

   - С документами недоразумений не будет? - осведомился Шельмович.

   - Никаких! Все это устроим.

   - А сколько вы желаете иметь за комиссию?

   - Ну, об этом не будем сейчас говорить! Вы увидите девчонку, и тогда мы условимся, - несколько смущенно выговорила Катя, - я думаю, что вы меня не обидите.

   - А когда я ее увижу?

   - Назовите часы и я приду с ней хоть завтра.

   Шельмович прошелся по комнате, потирая руки. Ему улыбалась перспектива заработать хороший куш.

   - В таком случае, я прошу вас пожаловать завтра утром в это же время. Весьма благодарен за содействие.

   Теперь, когда роли их были взаимно выяснены, они оба - аферист, искусившийся в разных темных делах и женщина, готовая так вероломно погубить невинную девочку, чувствовали себя как-то неловко. Чтобы замять эту неловкость, Шельмович деланно развязно обратился к Кате:

   - Я бы предложил вам выпить рюмочку чего-нибудь, если вы только не спешите. Погода на дворе холодная, да и вообще по правилам следует каждую сделку спрыснуть.

   Катя поднялась со стула, сбросила шарф и, оправляя прическу, ответила:

   - Что ж, я не прочь выпить коньяку! Погода действительно мерзейшая: холодно, ветер.

   - Вот и прекрасно! - засуетился Шельмович, - позвольте я помогу вам раздеться! Вот так... Садитесь сюда к столу, виноват, не знаю вашего имени, отчества.

   - Катерина Михайловна.

   - Я могу предложить настоящий заграничный коньяк, мартель. Привез с собой несколько бутылок из Владивостока, там он дешев.

   На столе появилась бутылка, оплетенная соломой, рюмки, сыр, и большая, уже раскупорен-ная бутылка коньяку, коробка шоколада.

   - Пожалуйте, Екатерина Михайловна! - угощал Шельмович, наполняя рюмки. Они выпили... - Закусите, - подвинул Шельмович коробку шоколада. - Это я своих клиентов угощаю.

   От выпитого коньяка приятная теплота распространилась по телу Кати.

   Она прищурила глаза, выбирая конфету, все еще ощущая вкус крепкого, ароматного коньяка. Шельмович, наполняя рюмки, окинул критическим взглядом прекрасно сложенную фигуру Кати, ее выразительное лицо, на котором выступили нежные розовые пятна от выпитого.

   Недурна бабенка! - подумал он. И с огоньком, должно быть!

   - Пожалуйте, Екатерина Михайловна, по второй, чтобы не хромать!

   - Будьте здоровы! - церемонно чокнулась Катя, принимая рюмку.

   - Скажите, пожалуйста, вы вот давеча упоминали про Москву, жили вы там.

   - Я и родилась в Москве, - ответила Катя, закуривая папироску.

   - Да... что же вы там делали?

   - Я пела в хоре... последнее время у Омона, - пояснила Катя.

   - Скажите пожалуйста! Приличное жалование получали?

   - Немаленькое. Я была солисткой...

   - Даже солисткой! У Омона! - чуть не подпрыгнул Шельмович, - голубушка, Екатерина Михайловна, плюньте вы на Томск. Поедемте со мной в Читу. Я там вам место устрою! Будете первой в хоре. 75 Жалованье и 20% дохода с песни: да что я говорю! Если бы шансонетки по старой памяти распевать будут, так ведь тамошние гулеваны по четвертной на ноты кидать будут.

   Катя задумчиво покачала головой.

   - Нельзя мне уехать из Томска... Никак нельзя!

   Но она думала о своем любовнике.

   - Отчего нельзя!.. Все можно, голубушка... - прошептал Шельмович, жадным загоревшимся взглядом окидывая пышный бюст Кати...

     

     

   После неудачного похищения Кати Сенька Козырь, получив установленную сумму, загулял с предварительного разрешения Александра. Гулянка продолжалась около недели и окончилась лишь тогда, когда в кармане Козыря не осталось ни гроша. С головой, еще полной угара, грязный, обрюзгший шел он домой.

   Иван Панфилыч только сердито плюнул, увидев нашего героя.

   - Хорош, нечего сказать! - презрительно покосился на Сеньку Александр. Он в это время сидел на кухне в пальто и в шапке, подпоясанный гарусным шарфом, очевидно собравшийся куда-то идти. - Легок на помине, - продолжал он, когда Сенька виновато опустил свою голову, присел к столу. - Мы с Иваном Панфилычем. Только сейчас про тебя говорили!

   - Друг сердечный! Дай ты мне половинку... Надо поправиться малость! - прохрипел Сенька.

   - Дай ему, старина, стаканчик! Пускай отведет душу, - кивнул головой на Сеньку Александр.

   Иван Панфилыч нехотя потянулся в шкафчик и достал графин.

   - На, лопай, ненасытная утроба! - проворчал он.

   Козырь трясущимися руками налил себе стакан и жадно опрокинул его. Немного погодя, повторил этот прием.

   - Ф-у! Как-будто отошел! - сплюнул Сенька и уже бодро посмотрел на пройди света.

   Тот улыбнулся. Сам он хотя и пил, но никогда не знал похмелья. Голова у него была железная.

   - Поправился и ладно! - отозвался он. - Ты пришел как раз кстати, мне тебя нужно.

   Козырь выпил еще, крякнул и пошарил у себя в карманах.

   - Пусто! Все "кругляки" (рубли) спустил! Зато и погулял уж всласть! А теперь за дело надо приниматься! Собирайся сейчас. Пойдем с тобой на заимку.

   Сенька удивленно посмотрел на Пройди-света:

   - На какую заимку? - переспросил он.

   - А вот придешь, там увидишь!

   - Наши сборы невелики: лег - свернулся, встал - встряхнулся, - поднялся Козырь, берясь за шапку. - Табачку вот захватить надо на дорогу.

   - Ладно, на дорогу возьмешь в лавочке.

   Александр поправил опояску, взял рукавицы.

   - Ну, оставайся, старина! Домовничайте, тут с Митькой. Идем, Козырь!

   На дворе около крыльца стояла простая телега, запряженная одной лошадью. В телеге лежало несколько каких-то деревянных ящиков.

   Александр взял вожжи.

   - Садись, Семен, поедем!

   Панфилыч запер за ними ворота... Телега затряслась по мерзлым выбоинам улицы.

   - Снежку бы теперь хорошо, - заметил Козырь, тщетно стараясь сохранить равновесие при ежеминутных толчках телеги.

   - Да... дорога скверная! - согласился Пройди-свет.

   Часа через полтора езды по городским улицам они выбрались в поле.

   Дорога была пустынная. Темные свинцовые тучи низко опускались на землю.

   - Будет снег, - решил Козырь, оглядываясь.

   Александр промолчал и стеганул лошадь. Он был, видимо чем-то озабочен.

   - Ты умеешь стрелять? - спросил он после некоторого молчания.

   - Как стрелять? - не понял его Козырь.

   - Как! Из ружья, конечно, дурья голова!

   Козырь обиделся:

   - Чего лаешься! Вестимо дело умею.

   Они замолчали. Телега въехала в бор. Дорога вилась здесь между вековыми соснами, темная зелень которых переплеталась и передавала мрачный колорит картины.

   В воздухе замелькали снежинки. Становилось холодно.

   - Далече до заимки, - поинтересовался Сенька.

   Его, одетого в легкое коротенькое пальто, начинал прохватывать цыганский пот.

   - Верст пять осталось, - кратко ответил Сашка.

   - Жалко, не захватили мы с тобой водки: погода больно холодная! - крякнул Козырь. - Авось не замерзну!

   - Но, но, ты, чертова порода! - крикнул Александр на лошадей.

   - Важный лес, - заметил Козырь, пряча озябшие руки в рукава пальто, - прямо сказать. Тайга!

   - Ну, тоже! Какая это тайга! - тряхнул головой Пройди-свет. - Вниз по Енисею, так вот там действительно тайга, есть такие места, где нога человеческая еще не бывала... а это что... Глушь, прямо в небо дыра... кедровник в три обхвата. Пихтач!!!

   Козырь свернул папироску, чиркнул спичкой.

   - А я тебя не спросил, где ты, по каким местам свой заработок устукал! - обратился к Сеньке Пройди-свет.

   Сенька блаженно улыбнулся, вспоминая пережитое удовольствие.

   - Везде помаленьку был! И у Никиты Рыжего и в других местах... Поколобродил вдоволь!

   - С товарищами встречался?

   - Знамо дело! Не один же пил! Тебя звал, так что-то ты загордился.

   - Времени не было... Лишнего не сболтнул ничего спьяну?

   - Ну вот... что я, малый ребенок!

   Наконец путники наши добрались до цели своего путешествия.

   На большой поляне, которую тесным кольцом обхватывал дремучий бор, глазам наших героев предстала заимка.

   Старые, почерневшие от времени постройки, окружал плотный частокол, верхушки которого были обиты гвоздями. На дворе звонко залаяла собака, услышавшая приезжих... Александр выскочил из телеги и постучал кнутовищем в ворота. Лай собак достиг наивысшего напряжения.

   - Ну, здесь ночным делом поживиться трудно, - заметил Козырь, обратив внимание на гвозди вверху частокола и на массивные ворота из вершковых плах.

   - Кто стучится? - послышалось из-за ворот.

   - Свои! Отворяй живее!

   Ворота со скрипом отворились. Рослый широкоплечий мужик, без шапки, в тулупе, накинутом на плечи, цыкнул на собак и угрюмо проворчал:

   - Заезжайте, что ли!

    - Выпряги лошадь, парень, а мы пойдем в избу: надо согреться да перекусить чего-нибудь! Шагай за мной, Семен!

   Они вошли в сени, разделявшие одноэтажный бревенчатый флигель на две части. Из одной половины доносилось громкое пьяное пение...

     

   "Э-э-э... Жил я, ма-альчик..."

    

    - Загуляли ребята без хозяина! - усмехнулся Александр, берясь за скобку двери...

    

     

   - Здорово, молодцы! - громко крикнул Александр, переступив порог.

   В большой комнате с низкими, закопченным потолком и бревенчатыми темными стенами, на мгновение стало тихо. Сидящие за столом, их было четверо, повернули головы к двери.

   На дворе уже темнело, два узенькие оконца слабо освещали комнату. В этом неясном отблеске сумерек, фигуры собутыльников - рослых как на подбор - казались еще более внушительными и мрачными.

   Один из них - рыжебородый мужик с лицом, изрытым оспой, в сером коротком бешмете, перетянутом ремнем, поднялся из-за стола и сделал несколько шагов по направлению к двери.

   - Что, не узнали, ребята, своего есаула, - продолжал Сашка Пройди-свет, - сколько же без меня водки вылакали?

   - Ах, ты, леший тебя задави! - хлопнул рыжий детина руками, - и впрямь не узнали!

   - Богату быть, - заметил один из ребят.

   - Ну-ка, товарищи, принимайте нас в вашу компанию! Угощайте - чем бог послал!

   Пройди-свет разделся, и, оставшись в одном кожаном пиджаке охотничьего покроя, подошел к столу.

   Козырь последовал его примеру.

   - Компании почтение! - тряхнул он головой, косясь на стол, на котором его опытный взгляд усмотрел нечто весьма приятное для голодного и озябшего человека: наполовину опорож-ненную четвертную бутыль водки и целое стегно жареной баранины.

   - Милости просим! - отозвались в один голос ребята и подвинулись, чтобы дать место вновь пришедшим.

   - Вот, братцы, рекомендую вам нового товарища: ругают его Сенькой Козырем. Парень - ухо! Нож в брюхо или руку в карман - все содействовать может! - весело заговорил Пройди-свет, наливая себе стаканчик.

   - Знакомых у тебя тут нет? - спросил Козыря Сашка, отрезая большой кусок баранины.

   Козырь оглядел соседей.

   - Как будто не предвидится... - пробормотал он.

   - Не в одной тюрьме сидели! - хрипло рассмеялся один из парней, ростом косая сажень, кривой на левый глаз. Он протянул руку через стол и обратился к Сеньке. - Поздоровкаемся, братан!

   Они обменялись рукопожатиями. Сенька, как человек, знающий "политичное" обхождение, поспешил тоже самое проделать и с остальными новыми знакомыми.

   - Ну-ка, Филя, плесни ему чарку для первого знакомства!

   Кривой налил Сеньке объемистый стакан.

   - Пей, братан!

   - Будьте здоровы! - и Козырь одним духом выпил предложенное.

   Утолив первый голод, Пройди-свет закурил папироску. И деловым тоном осведомился.

   - Ну, как у вас, все готово?

   Рыжий утвердительно кивнул головой.

   - Свинца хватило.

   - Сотни три патронов зарядили...

   - Достаточно будет!

   - Вот что, ребята, - продолжал Пройди-свет, - кончайте водку, да слушайте меня: надо нам сговориться окончательно.

   - Ладно! Кончили уж! - отозвались ребята. - В четверти-то дно видно!

   - Сверим-ка давай часы, Федор! - начал Пройди-свет. - У тебя сколько?

   Рыжебородый детина вынул из внутреннего кармана бешмета серебряные часу и щелкну крышкой.

   - Без четверти шесть!

   - Подведи на пять минут... Зажгите кто-нибудь лампу! - властным тоном приказал Сашка.

   В преступном мире понятие о дисциплине, хотя бы и среди организованных шаек, почти отсутствует, и в обыкновенное время главарь шайки держит себя с остальными членами организации запанибрата. В тех случаях, когда предстоит работа, обсуждается план предприятия, власть атамана делается неограниченной.

   Лампа была зажжена и все столпились около стола, на котором Пройди-свет разложил лист бумаги. Здесь был изображен план местности, который должен был служить театром операции шайки.

   Разъясняя план, Александр говорил, обращаясь, главным образом к Федору, который был его первым помощником.

   - Вот видишь! Здесь дорога делает поворот.

   - Это около сухой осины, - заметил кто-то.

   - Да... Отсюда поезжайте влево - вот так! Тут перелеском до лога будет сажень двести. Затем опуститесь в овраг и по нему поедете до самой заимки. Оставите тут лошадей с одним человеком, вот, хоть, с Сенькой, для первого начала, сами выждете время - ровно до полночи.

   - Понял!

   - Часов в десять стало быть можно выехать, - вопросительно посмотрел на Пройди-света Федор.

   - В два часа доехать успеете. Ну, так я говорю, ровно в полночь, вылезайте из оврага, идите вот к этому углу заимки, здесь как раз огород выходит. - Александр указал на плане упомянутое место. - Перелезайте через заплот и тихим манером ползите по огороду, вот к этому окну, левее от крыльца... Один ста ставень будет открыт. Здесь я встречу вас. Двух с винтовками поставить, обведя вокруг дома, вот против этих окон. Ну, да там я сам устрою...

   - А ежели собаки лай подымут? - нерешительно спросил Федор.

   - С собаками и караульными я сам справлюсь! Это уж не ваша печаль.

   Помните одно: зря руки не марать; без моей команды не стрелять!

   - Трусу не праздновать, - многозначительно обвел глазами присутствующих Федор.

   - Ну что там! Нешто впервой!

   - Главное, не перепутайте плана и помните: ровно в полночь.

   - Ну, я еду, сбегай-ка, Иван, в конюшню, посмотри, обедала ли лошадь.

   Пройди-свет подпоясался.

   - Пойдем, Федор! Зажги фонарь: посвети мне. Да вот еще что, Козырю тоже дайте винтовку!

   Они вышли в сени.

   Пока Федор возился, зажигая фонарь, Александр зашел в другую половину флигеля и вернулся с двустволкой в руках. Через плечо у него висел ягдташ.

   - Ну, идем! Лошадь готова, - спросил Сашка у Ивана.

   - Оседлана. У крыльца стоит!

   Свет фонаря выхватил из темноты лошадиную голову и переднюю луку седла.

   - Ну, час добрый! - произнес Александр, ставя ногу в стремя. - Темень-то какая: зги не видать! Самая разбойная ночь!..

    

     

   Глухо шумит ночной ветер в вершинах соснового бора. Звезд не видно: небо обложено тучами.

   Время еще десять часов вечера, а уже крепкие ворота заимки, принадлежащие томскому купцу и заводчику Захару Емельяновичу Ковригину, заперты на замок. На дворе спущены с цепей собаки.

   Тишину осенней ночи порой нарушают звуки колотушки - это караульный пахом обходит дозором обширный двор и многочисленные постройки заимки.

   Окна большого двухэтажного помещения ярко освещены. Из города, дня три тому назад, прибыл сам хозяин с целой кучей гостей.

   Днем эта публика занималась охотой: стреляла рябчиков в соседнем бору, а по ночам резалась в карты. Так и в этот вечер.

   Большая комната, оклеенная темными обоями, полна клубами табачного дыма. Мебель беспорядочно сдвинута с места. На полу окурки, пробки. Вдоль стены - два сдвинутых вместе стола сплошь заставленные всевозможными винами и закусками. Посредине комнаты большой круглый стол, обитый зеленым сукном.

   Сам Ковригин и человек пять гостей играют в макао. Висячая лампа льет Из-под матового колпака яркий свет на зеленое сукно стола, на карты, разбросанный по нему, на кучи ассигнаций.

   Углы комнаты тонут в полумраке. Игра ведется сосредоточенно. Говорят вполголоса...

   - Сто рублей в банке, - объявляет спокойным тоном высокий сухощавый брюнет, с длинным носом и черной эспаньолкой. Одет он безукоризненно в черную тужурку, из верхних боковых карманов которой протянута золотая цепочка, с массивным брелком-медальоном. Это один из городских гостей - Рудольф Карлович Кравер. За три дня своего пребывания на заимке он не убил ни одного рябчика, зато довольно успешно подвигался на зеленом поле и выиграл уже весьма значительную сумму.

   - Что мало ставишь, - спросил его хозяин, нестарый еще человек с красивым русского типа лицом.

   - Будет с тебя. На все идешь.

   - Давай карту!

   - Изволь...

   - Купи себе!

   - У меня только пять очков! - сосчитал Кравер, передавая колоду.

   Ковригин потянул к себе кучу смятых кредитных билетов.

   - Жаль, мало ты ставил! - пробормотал он.

   - Небось Кравер знает, когда ему поставить.

   - Верхним чутьем берет! - отозвался один из игроков, богатый прасол-гуртовщик, страстный любитель карт.

   - Верно говоришь, Саша, - хлопнул его по плечу Ковригин. - Нако тебе тот же куш.

   - Катеньку, значит! Сыпь.

   Карта была бита.

   Протянув три карты и сняв рублей около 700, Ковригин весело крикнул: - Будет с меня! Мало-мало ладно: а по сему случаю идем господа, выпьем.

   - Следует во благовремение!

   Застучали отодвигаемые стулья... Игроки направились к столу пропустить по рюмочке.

   - Вот, господа, рекомендую вам попробовать этой настоечки, - хозяин указал на графинчик, наполненный темно-зеленой жидкостью, - на сорока травах настоена.

   - Ну, что касается меня, то я предпочту выпить коньяку - заметил Кравер, отрезая кусочек лимона.

   - Давай-ка сюда - попробую, - потянулся к зеленому графину один из гостей, юркий подвижной старикашка, с лицом румяным, как маринованная вишня, с волосами, белыми, как снег.

   Он выпил рюмку и закашлялся.

   - Не настойка, а яд!

   - На голом спирту ведь настояна! - пояснил хозяин.

   - Ну-с, давайте продолжать! Время - деньги...

   - Еще по одной, господа, - угощал Ковригин.

   Вновь выпили и закусили.

   - Что-то долго не возвращается Сергей Николаевич из города, - сказал Ковригин, когда они вновь уселись за игорный стол.

   Кравер усмехнулся.

   - Должно быть, незачем.

   - Как, то есть, незачем? - переспросил Ковригин, тасуя карты.

   - Денег нет! - кратко ответил Кравер и щелкнул портсигаром, доставая папиросу.

   - Действительно, бедняга проигрался здорово! Одному тебе, Рудольф Карлыч, за эти три дня он тысяч пять проиграл!

   - Около того, - процедил сквозь зубы Кравер.

   Речь шла о Сергее Николаевиче Загорском, в доме которого нашел себе временный приют Сенька Козырь. Загорский большой приятель и компаньон Ковригина, как по охоте, так и по картам, был приглашен последним, в числе прочих гостей на заимку.

   Спустив в два вечера все имевшиеся при нем деньги, Загорский уехал в Томск за резервом...

   - Утром, надо быть, приедет! - высказал свое предположение Ковригин.

   Игра продолжалась.

   Часовая стрелка на больших стенных часах показывала уже половину первого, когда хозяин, спохватившись, оторвался от карт и посмотрев на часы, заметил:

   - Ого, здорово мы заигрались: пора ужинать!

   В это время, где-то в дальних комнатах раздался треск - точно ломали двери. Игроки недоумевающе подняли головы.

   - Что это там такое! - поднялся Ковригин.

   Не успел он сделать и двух шагов, как на пороге показалась чья-то темная фигура.

   - Руки вверх! - прогремел грозный окрик.

   Присутствующие онемели от испуга и удивления. В комнату вбежало четыре вооруженных незнакомца. Трое из них молча вскинули на прицел свои винтовки, направив дула на растеряв-шихся игроков. Четвертый, с черной маской на лице и с револьвером в правой руке, еще раз крикнул.

   - Руки вверх! Ни с места!

   Шесть пар трясущихся от волнения рук послушно поднялись кверху.

   - Предупреждаю вас, господа, - внушительным тоном заговорил человек в маске, - что достаточно одной попытки к сопротивлению - и все вы будете мертвы.

   Ни Ковригин, ни его гости не пробовали протестовать. Вид ружейных дул, мрачные неподвижные фигуры бандитов, - все это нагоняло ужас...

   - Мы возьмем только ваши деньги! - продолжал человек в маске.

     

     

   - Пронеси, господи, и помилуй! - шептал Ковригин побелевшими от страха губами...

   Человек в маске подошел к столу и, неторопливо начал забирать разбросанные по нему деньги.

   - Триста, четыреста рублей! - хладнокровно считал он, - семьсот, тысяча, сто! Игра у вас, господа, шла, очевидно, серьезная!

   В это время, один из игроков, желая изменить позу, опустился на стул.

   Это неосторожное движение едва не стоило ему жизни: один из разбойников готовился уже спустить курок, но предводитель своевременно остановил его.

   - Стой!.. Стрелять не нужно... Сопротивление никто не оказывает.

   Гробовая тишина стояла в комнате. Можно было уловить, как сильно бились сердца захваченных врасплох игроков. Забрав со стола деньги, замаскированный атаман подошел к их владельцам.

   - Теперь, господа, - начал он, я должен обыскать ваши карманы. Стойте и не шевелитесь, иначе пуля в лоб! Обыскивайте.

   Карманы как самого хозяина, так и его гостей, были вывернуты наизнанку. Содержимое кошельков и бумажников перешло в объемистую сумку, висевшую через плечо атамана.

   Обыск был закончен.

   В конце его разыгрался такой инцидент:

   - Расстегните ворот вашей рубашки, - предложил Краверу человек в маске, после того, как бумажник Рудольфа Карловича был опустошен самым безжалостным образом.

   - За-зачем! Зачем это! - испуганно протестовал Кравер.

   - Я вам приказываю!

   Холодная сталь револьвера зловеще блеснула перед глазами Кравера...

   Волей-неволей он должен был повиноваться. Дрожащие руки не сразу смогли расстегнуть запонки.

   - Ну-ну, поживее! - безжалостно торопил его атаман.

   Наконец, манишка была сброшена, ворот нижней сорочки расстегнут.

   - Что это у вас на шее? - показал атаман рукой на продолговатый пакет из лосиной кожи, висевший на шее Рудольфа Карловича.

   - Это... Это ладанка...

   - Что вы в ней храните?

   Кравер, молча, моргал глазами.

   - Отвечайте на мой вопрос!

   - Это симпатическое средство от лихорадки, - с отчаянием погибающего выпалил Кравер.

   Человек в маске иронически усмехнулся.

   - Гм, средство от лихорадки... интересно. Покажите-ка ваше средство!

   Бедняга молча повиновался и, отстегнув заветную ладанку, подал ее атаману.

   - Посмотрим, что за средство, - насмешливо продолжал тот, отстегивая пуговку на внутренней стороне ладанки. - Ого, средство действительно недурно! - воскликнул атаман, вынимая из ладанки толстую пачку сторублевых бумажек. - Да и недешево оно стоит - целых шесть тысяч, - заключил атаман, пересчитав деньги.

   Ах, черт! - подумал Ковригин, - где он деньги носил! Это те, надо полагать, деньги, которые он у Загорского выиграл!..

   - Эй, ребята, давайте сюда веревки! - крикнул атаман, обращаясь к своим помощникам.

   Один из разбойников молча исполнил приказание. Он принес из прихожей целый пук английской бечевы.

   - Простите, господа, - обратился атаман к своим пленникам, - я должен подвергнуть вас неприятной операции: связать вам руки и ноги. Это необходимо в интересах нашей безопасности! Вам придется потерпеть немного.

   Утром, вероятно, вы сумеете так или иначе выбраться.

   Ковригин и его гости облегченно вздохнули, поняв, что жизни их не грозит опасность.

   - Рыжий, - отдал приказание атаман, указывая рукой на веревку, - действуй.

   Разбойник положил на стул свой винчестер и быстро приступил к исполнению приказанного.

   - Живо, живо, - торопил его атаман, в котором наши читатели без сомнения узнали Сашку Пройди-света.

   Минут через 15 на полу комнаты неподвижно лежали шесть человек, крепко окутанных по рукам и ногам.

   - Ну-с! Наше дело сделано. До приятного свидания, господа! Не советую вам звать на помощь: зря только кричать будете.

   - Идем, ребята!

   Шайка быстро и бесшумно удалилась из комнаты. Связанные игроки жадно ловили удаляющиеся шаги разбойников.

   Все тише и дальше...

   Вот наконец, совсем замолкли, очевидно, грабители покинули дом.

   Из прихожей по полу тянуло холодом: дверь на улицу осталась незакрытой.

   Сильно запахло керосином - догорали лампы.

   - Господи боже мой! Мать пресвятая богородица! Заступница! - пробормотал один из гостей - седенький старикашка, приходя мало-помалу в себя. - Приведет-ли бог утро видеть!

   - Ну, заскулил! - сердито оборвал его Ковригин. - Жив, ведь остался, так и лежи!

   - Лежи! - грозно огрызнулся Кравер, делая усилие перевернуться на другой бок. - Хозяин! Дом свой как охраняешь! Пришли, как кур передавили!

   Где у тебя караульный был, где прислуга!

   - Ума не приложу, - кряхтел Ковригин, - стало быть, они и караульного и дворню всю связали. Диво. Как собаки не лаяли!..

   - Кто-то развязывать нас будет...

   - Ох, батюшки, ломит меня всего: так скрутили, злодеи!..

   Медленно тянулось время; казалось, что ночи не будет конца...

     

     

   Два дня спустя после событий, описанных в предыдущей главе, Сергей Николаевич Загорский расхаживал по своему кабинету о чем-то сосредоточенно думал...

   Ярко пылал камин.

   За ночь в городе выпал первый снег и от этого в комнате было светлее обычного. На мебели были беспорядочно разбросаны предметы мужского туалета. На письменном столе, рядом с патронташем, стоял наполовину отпитый и остывший уже стакан кофе.

   Загорский ожесточенно курил и насвистывал сквозь зубы какой-то мотив, что служило у него выражением внутреннего недовольства. Вчера он проиграл в клубе более трех тысяч рублей. Карта упорно не шла к нему... Всякий большой проигрыш действовал на Загорского раздражающим образом: он злился и на себя, и на счастливых партнеров.

   Не веселые размышления Загорского были прерваны стуком в дверь.

   - Кто там? - окликнул Загорский, останавливаясь среди комнаты.

   Вошел Иван Панфилыч.

   - Письмо вам, сударь! - протянул он конверт.

   - Хорошо; ступай!

   - Там посланный ответа дожидает...

   Загорский нервно разорвал конверт.

   Письмо было от Кравера, который приглашал его сегодня к двенадцати часам дня, заехать в "Европу": поговорить об одном деле и кстати позавтракать.

   - Скажи посыльному, что я буду.

   Иван Панфилович вышел из комнаты, Загорский посмотрел на бронзовый будильник, стоящий на письменном столе. Стрелки показывали половину двенадцатого.

   Надо одеваться - решил Загорский и не теряя времени приступил к туалету. Помощи прислуги он не переносил...

   Одевался он быстро и ловко. Минут через 15, облаченный в черную пару, плотно облегающую его стройную фигуру, освежив лицо одеколоном, Сергей Николаевич вышел из кабинета.

   - Я ухожу! - бросил Панфилычу, ожидавшему его приказаний.

   На улице было довольно свежо, но Загорский в своем дорогом пальто на скунсовом меху не чувствовал холода.

   Выездных лошадей он не держал, находя для себя неудобным возиться с конюшней.

   В те дни, когда он жил в Томске, у него был нанят извозчик-лихач, который подавал экипаж к десяти часам утра.

   Так и теперь: у ворот дома Загорского стояли легкие щегольские сани под медвежьим пологом. При виде Загорского, выходящего из калитки, извозчик зашевелился на сидении и приветствовал барина, снимая шапку.

   - С санным путем вас!

   - Да... это хорошо. Надоела уже бездорожица.

   - Куда прикажете? - пошевелил извозчик вожжами.

   - В "Европу".

   - Слушаюсь.

   Темно-серый иноходец плавно взял с места и понесся по улице, далеко отбрасывая копытами комки свежего липкого снега...

   На почтамтской царило оживление: взад и вперед сновали экипажи.

   Томичи, обреченные по воле судеб, целую осень тонуть в грязи, спешили воспользоваться первопутком...

   Загорский обменялся поклонами с несколькими из своих знакомых, встретившись на улице...

   - Подождать прикажете, - спросил извозчик, останавливаясь у подъезда гостиницы.

   Загорский молча кивнул головой, в вестибюле гостиницы его встретил швейцар.

   - Сергей Николаевич! - отвесил он низкий поклон, бросаясь снимать пальто, - давно не изволили бывать у нас!

   - Здравствуй, Матвей! Верно, что давно я не был у вас! Охотился; уезжал из Томска... Что, Кравер здесь?

   - Здесь-с! Минут десять, как приехали...

   Загорский быстрыми шагами поднялся по лестнице и вошел в общую залу. Был час завтраков и поэтому публики в зале было порядочно. Несся смутный гул голосов, стук приборов, хлопанье пробок. Громадный оркестр в углу залы хрипло и нестройно исполнял марш тореадора.

   Загорский остановился у входа и окинул взглядом столики. Кравер, сидящий в одиночестве за одним из столиков, первым увидел Загорского и окликнул его.

   Они обменялись рукопожатиями.

   - В чем дело, добрейший Рудольф Карлович? - начал Загорский, усаживаясь против своего собеседника. - Вы, кажется, не совсем здоровы, - продолжал он, вынимая портсигар. - У вас такой нехороший вид!

   Действительно, Кравер был желт, как лимон. События той памятной ночи и потеря денег сильно подействовали на беднягу. У него разлилась желчь, да и, вообще, чувствовал он себя неважно.

   - Скажите лучше, как я еще остался жив! - с горечью отозвался Кравер, нажимая кнопку звонка.

   - Я вас не понимаю! - пожал плечами Загорский.

   Кравер начал бойко рассказывать, но в это время к их столу подошел лакей.

   - Что вы съедите? Я ограничусь яйцом всмятку и бульоном. Нужно держать диету. Я положительно нездоров.

   Кравер сделал кислую гримасу.

   - Я закажу лангет... соус пикан, понимаешь...

   Лакей молча поклонился.

   - И дайте полбутылки лафита.

   - Слушаю-с!

   - Вы не можете себе представить, что с нами случилось на заимке у этого Ковригина, когда вы уехали в город... - начал Рудольф Карлович, морща свой орлиный нос.

   - А именно?

   Кравер подробно рассказал, с некоторыми даже преувеличениями, историю дерзкого нападения, жертвой которого сделался он и его друзья на заимке.

   - Ваше счастье, что вы уехали в Томск и избежали общей участи, - так закончил свой рассказ Кравер.

   Легкая ироническая улыбка скользнула по лицу Загорского.

   - Ну, я то, положим, мало чем рисковал: ведь карманы мои были уже опустошены никем иным, как вами, многоуважаемый!.. Скажите же, однако, как вам удалось освободиться.

   - Мы пролежали до утра... Продрогли до последней степени. К нашему счастью, из города приехал кучер Ковригина, с письмом от его супруги... Он нас и освободил. Караульный оказался также связанным. Остальная дворня мертвецки пьяна, ничего не помнит - очевидно их одурманили...

   - Ловко сделано! И следов никаких нет! - Кравер махнул рукой. - Точно сквозь землю провалились! Но довольно об этом: неприятно даже вспоминать! Пригласил я вас сегодня, чтобы потолковать о важном деле...

   Кравер понизил голос до шепота...

     

     

   - Предстоит случай хорошо выиграть!

   &nbs