y"> - Мне надо знать через него, с кем сообщается и что делает Николаев.
- Зачем? - живо поинтересовалась Маня.
- Затем, что этот Николаев сейчас оскорбил меня, не приняв и выслав ко мне пьяного Ореста! Но этого еще мало! Ему стали известны вещи, которые не должен знать никто и которые могут погубить меня!
- Значит, вы считаете Николаева своим врагом? - спросила Маня.
- И довольно опасным.
- И вы будете действовать против него?
Андрей Львович подошел к ней, положил руку ей на голову и провел по волосам.
- Ты знаешь, что я замечаю? - с расстановкой произнес он. - Что каждый раз, когда между нами заходит разговор об этом Николаеве, ты становишься более оживленной, как будто он для тебя не просто посторонний, а...
- А что?
- Точно ты вспоминаешь о нем с удовольствием, чтобы не сказать больше... Или вечера, проведенные с ним, не прошли бесследно?
- Может быть, и не прошли! - загадочно ответила Маня.
- И ты...
Андрей Львович приостановился, Маня взглянула на него.
- И ты могла бы полюбить его? - спросил Сулима.
Маня улыбнулась одними губами, серьезно посмотрела на Андрея Львовича.
- Я не понимаю, - ответила она, - этих возвышенных чувств, которые бывают лишь, кажется, только в книжках, а на самом деле не существуют... Что я - девчонка из института, чтобы увлекаться красивым мальчиком без рода и племени? Я - графиня Савищева!
- Так ты никогда не вышла бы за него замуж? - спросил Сулима.
- Никогда!..
- Даже несмотря на то, что он богат?
- Я и сама теперь не бедна.
- Значит, что же тебе нужно?
- Пока я с вами - ничего! - просто ответила Маня.
- Да нет! Я не говорю сейчас, сию минуту, но вообще, чего бы ты потребовала в первую очередь от мужа? Все-таки молодости и красоты?
Маня покачала головой и ответила:
- По-моему, красота для мужчины - его мужественность и сила! А молодые - они влюбчивы, размякнут сейчас же или начнут разыгрывать страсти, теряют голову и ведут себя, как дети!.. Нет, для меня молодость - не главное!
- Тогда титул? - предположил Андрей Львович.
- Да, конечно, я бы желала переменить свое графство на фамилию, которая была бы не ниже. И это для меня - одно из существенных условий.
Андрей Львович любовно, одобрительно посмотрел на нее и произнес:
- Молодец ты, Маня! Таких девушек, как ты, очень немного встречается! С твоим умом и силой воли ты можешь многое в жизни сделать, если найдешь опору в достойном тебя человеке. Из всех женщин, которых мне приходилось встречать на своем веку, только одна могла равняться с тобой по энергии; но она не достигла своей цели и погибла, потому что вышла замуж за незначительного, слабого человека, который совсем не соответствовал ей. Слабовольный, лишенный ума и сообразительности, он помешал ей в жизни и привел к падению; но и тут она сумела бороться и если не вышла из этой борьбы победительницей, то, во всяком случае, обставила все же себя более или менее сносно.
- Кто же это такая? - полюбопытствовала Маня.
- Госпожа де Ламот.
- Госпожа де Ламот?
- Да, Жанна Валуа, графиня французская, вышедшая замуж за господина де Ламот. Я всегда удивлялся ее энергии, хотя мы никогда не были друзьями и даже теперь она враждует со мной и думает, что сильна настолько, что в состоянии противодействовать мне.
- Как? Она враждует с вами? - удивилась Маня. - Я, кажется, читала, или кто-то рассказывал мне, что она умерла в Лондоне, выбросившись из окна...
- Это история, которая была подстроена ею, чтобы избежать агентов французского управления полиции. Когда она, заключенная в Сальпетриер, бежала из него и очутилась в Лондоне, она имела смелость напечатать свои записки, в которых не пощадила Марии Антуанетты, королевы французской. Записки разошлись в огромном количестве экземпляров и читались во Франции, что называется, нарасхват. Французское правительство не могло открыто схватить госпожу де Ламот в Англии, но оценило, так сказать, ее голову и подослало убийц. Ее преследовали так неотступно, что ей пришлось пуститься на хитрость и раз и навсегда освободиться от преследований. Ею была разыграна комедия падения из окна и мнимой смерти. Ее преследователи успокоились, а сама она переселилась в Крым с одной восточной княгиней, кажется, грузинкой, воспитывавшейся в Петербурге в институте.
- Так она теперь живет в России? - спросила Маня.
Андрей Львович ответил, помедлив:
- Да, в Крыму, вместе со своей княгиней и даже руководит оттуда, или, вернее, воображает, что руководит, целой организацией. Ее муж сейчас в Париже, он вернулся туда во время революции, но он не знает, что его жена жива...
- И она еще решается вступать в борьбу с вами?!
- Она не подозревает, что мне известно, кто она, и что я поэтому держу ее в руках, - ответил Андрей Львович. - Пусть она пока потешится, если это ей так нравится. Когда будет нужно, я назову ее и открою клеймо, выжженное ей палачом на теле.
- Ах! Ужасно с нею обошлись! - проговорила Маня.
- Она сама виновата, потому что слишком понадеялась на себя одну и решила соединить свою судьбу с таким человеком, как Ламот.
- Да, в этом, несомненно, была ее ошибка! - воскликнула Маня. - К сожалению, женщины еще поставлены так, что нуждаются в поддержке более сильного мужчины!
- Не говори так, Маня! - возразил ей Андрей Львович. - И мужчина тоже нуждается в поддержке женщины. Ты не можешь даже вообразить себе, как бывает подчас одному трудно...
- Но выбор жены зависит от мужчины. Ему дана возможность выбирать и он свободен, а женщина, к сожалению, должна только соглашаться или нет с этим выбором...
- Опять не так, Маня. Иногда мужчина сделает выбор, но даже не решается сказать об этом избранной им девушке...
- Какой же он тогда будет сильный мужчина, если станет робеть перед девушкой? - воскликнула Маня.
- Это не робость, - ответил Сулима, - но уверенность, что такой шаг будет попран и поэтому не стоит делать этого. Что бы ты ответила, если бы я, например, был не Андреем Львовичем Сулимой, а на самом деле носил титул выше графского и предложил бы тебе руку и сердце, как это принято выражаться?
- Я ответила бы: верните себе скорее свой титул...
Андрей Львович подошел к ней и взял за руку.
Маня подняла голову, посмотрела ему прямо в глаза и, выдержав его пристальный взгляд, молча кивнула ему головой.
- Тогда, - воскликнул Андрей Львович, - ты отправишься за границу и там станешь женой дука Иосифа дель Асидо, князя Сан-Мартино!
Через неделю после этого разговора великолепнейшая дорожная карета отъезжала от ворот дома Андрея Львовича Сулимы. В карете сидела Маня и, высунувшись из окна, махала платком и, улыбаясь, кивала головой.
Андрей Львович стоял на балконе и со счастливым лицом посылал ей вслед приветствия...
- До скорого свидания! - крикнул он ей.
Поздно вечером в тот же день у того же дома стояла толпа, с беспокойством следившая за валившими из-под его крыши темными клубами дыма!
Горело в верхнем этаже.
В толпе шел разговор:
- Ахти, никак, братцы, пожар-то знатный! Теперь дому не устоять...
- Не устоять!
- А дом-то богатый, каменный!
- Чей он?
- Я нездешний.
- Сказывали, генерал тут живет.
- Может и генерал - никто от бедствия не изъят...
- А как же это в таком доме и не доглядели? Мало народа, что ли?
- Да, чем больше народа, тем вернее не доглядишь. Один на другого надеется...
Но народа, вероятно, в этом доме было мало, потому что движения в нем заметно не было... только на дворе слышались крики, да из ворот выбежала баба с громким воплем.
- Поджог, пожалуй! - догадывались в толпе.
- Может, и так. Всяко бывает. А, может, и само собой загорелось?..
- Пойти пособить что ли?
- Чего пособить?
- Вещи вынести, али там, может, еще душа живая есть... спасти надо.
- Сунься-ко до полиции! Она тебе пропишет живую душу! Сказано, чтобы до полиции ни-ни... Она явится и сама разберется...
- Да когда явится твоя полиция-то?
- Когда нужно будет, во благовремении...
- Пожарные и то до сих пор не едут!
- Тоже и им собраться надо. Скоро-скоро, а время- то пройдет. Летом у меня кум горел, так, пока ехали пожарные, ось у ихней бочки сломалась. Большая задержка была...
Среди дыма показался красный язык пламени, лизнул карниз, исчез, метнулся в другую сторону и вдруг сразу в нескольких местах засветило и затрещало, и взвились к небу клочья и извивающиеся полосы огня.
Над дымом пролетела стая каркавших, странно освещенных снизу ворон. Дом занялся и вспыхнул, как костер...
- Важно горит! - послышалось в толпе.
- Теперь все до последней нитки погибнет. Ничего не спасти.
- Говорят, сам генерал-то, владелец, тут...
- Где?
- В доме.
- Горит?
- О Господи!
- Никто не видит его. Ищут. Говорят, не спасся... В доме остался...
- Верно, деньги вынести хотел, вот и замешкался. Богатый!..
- Да уж тут чего богаче - эдакий дом!
- Конец-то какой... Вот она - жизнь человеческая!
- Что твой мыльный пузырь. Дунул - и нет ее!..
- Вельможа, а умирает хуже простого.
- Все мы рождены одинаково и первый голос одинаково обнаружили плачем, потому и сказано - покайтеся!..
- Ты тут чего язык развязал? Ступай-ка лучше воду таскать!
- Ведра нет.
- Я те покажу ведро!.. Осади назад!..
- Слышишь, долой с дороги - пожарные едут!
- Пожарные, пожарные, пожарные!..
Приехали пожарные с гиком, со звоном, с шумом... Их факелы засверкали и быстро стали перемещаться с места на место.
- Чего засуетились, голубчики, поздно!!.
Правда, было поздно.
Крыша с треском рухнула, взвился высокий столб искр, высоко пахнул, как из огромного вдруг открывшегося жерла, дым и море пламени огненными волнами разлились над домом.
Стало светло, как днем. Если бы кто-нибудь был в доме - все было кончено!
Толпа ахнула.
- Батюшки, отцы родные!.. Барин-то ведь там... Ведь не поспел выйти, - говорил человек, видимо, из домашних барина, не поспевшего выйти. - Он уже спать лег, а у спальни дверь-то была на замке. Он всегда запирался на ночь... Ваше благородие, наш барин сгорел...
- Ври!
- Вот побожиться, не вру - сгорел. Он спать лег. Дверь спальни на замке была. Он запирался на ночь...
- Взять этого человека для показаний!
- Помилуйте, ваше благородие, за что же? Я говорю только, что барин сгорел!..
- Веди в участок! Пусть он там свои доводы разъясняет...
- Какие же доводы? Я ни в каких доводах не замешан! Помилосердствуйте, ваше благородие!
- Тащи!!
.....................
Целую ночь пожарные возились. Загорелся соседний маленький деревянный домик, но его смогли отстоять...
Наутро от красивого барского дома торчали только обгорелые, оголенные столбы...
Произведя розыск, нашли в том месте, где была спальня, обуглившиеся кости Андрея Львовича Сулимы...
Темные силы как будто победили его, тем самым оказавшись побежденными сами!..