Вельтман Александр Фомич - Странник, Страница 8 - Книги

bsp;

"О, это правда! - сказала одна юная дева, прекрасная, как невеста Океании.- Мужчины? - льстецы!.. мужья? - тираны!".

- Как эти речи странны мне!

Не понимаю! верно, вам уж

Не раз случалось, хоть во сне,

Влюбленной быть и выйти замуж? -

сказал я эфирному созданию, которое произнесло оскорбительные слова на весь мужской человеческий род.

Не знаю, понравился ли ей ритурнель, приделанный мною к ее песне о мужчинах, потому что, сказав, я в то же мгновение своротил на другую дорожку, остановился подле виноградного куста, сорвал зрелую, наливную, покрытую как будто инеем кисть и... вручаю ее тебе, милая, прелестная читательница! тебе, ангелу, подле которого и самое грешное существо освятилось бы новыми, высокими чувствами!

CCXIII

О юноша, оставь свои мечты!

Забудь коварные надежды и желанья!

Здесь радостей твоих заплетены цветы

В цепь неразрывную печали и страданья!

Оставь доверчивость и пристально смотри,

Как изменяются на всем от света краски:

Жди дня, о юноша, во время ли зари

Нам распознать любовь и непритворность ласки!

CCXIV

Не объясняя причины, по которой наскучил мне сегодняшний день, я предложил солнцу скорее скатиться на запад и осветить все заатлантические известные и неизвестные страны, где человек, по системе Кабаниса¹⁰⁰, должен был первоначально быть растением, потом полипом, потом насекомым, потом орангутангом, потом диким человеком...

Стадо диких людей, которое мирно пасется на лугах, орошаемых алмазными струями реки...

Стадо диких людей, которое живет в мире со всеми животными...

Стадо диких людей, у которых нет долгов на земле, а людей на небе...

Это стадо... но что такое счастие и спокойствие без того, что рождает несчастие и беспокойствие?

ССХХ

- Ты слеп!

- Ложь!

- Видишь ли ты?

- Ничего не вижу, потому что ничего не видно!

- Поди уверь, что солнце не свеча,

Что бледная луна не тусклая лампада,

Что звезды светлые не золотые блестки

И не отличия, дарованные небу!..

Впрочем, слепота не грех. Но от этого шуму, от этой ветрености сердца, от этой болтливости языка, от этих нескромных взоров, от этого века, навьюченного ношею бедствий, я удаляюсь и, подобно Язону¹⁰¹, с моими аргонавтами сажусь на корабль, сделанный из зеркала.

От пристани г. Галаца я отправляюсь вниз по Дунаю, по устью прекрасному в Понт, потом в Пропонт; потом в Геллеспонт; потом, не задевая ни за один остров моря Эгейского и Средиземного, прямо к устьям Нила; Нилом к Мемфису; от Мемфиса, перенеся на плечах корабль свой,- по тому же тракту, по которому аргонавты переносили свои корабли,- на море, отделяющее земли Египетские от Обетованных, спускаюсь по оному до океана, орошающего и Аравию, и Иран, и Индию; океаном до слияния Тигра и Евфрата, и, наконец, плыву медленно вверх по последней реки до самого рая...

Я был в раю...

CCXVI

Тогда был вечер;- и теперь уже вечереет; а так как люди вообще привыкли полагаться на завтрашний день как на начало будущих благ, то и я обращаюсь к читателям с вопросом: вы, верно, устали?

- Ах, нисколько! - отвечают они, задыхаясь от усталости.

Благодарите же богов,

Когда не шли вы, как обозы,

Пустыней дикою стихов

Или распутицею прозы!

День XXIX

CCXVII

Итак, друзья мои, вы уже слышали, что сказал полководец Хабрий. Теперь дайте мне телескоп, я взгляну на позицию всех моих читателей... Хуже пары слепых глаз!.. обезображивает все, как критика пристрастного журналиста!.. протрите ему стеклы!¹⁰²

Хорошо! теперь слушайте диспозицию:

"10-ти тысячный отряд юного моего воинства переправляется через Дунай в Никополе. От Никополя, своротив к Систову, он должен восхититься местоположением; но не блуждать в садах фруктовых и виноградных, не срывать ни одного румяного листа с розовых кустов, украшающих горы, скаты, холмы,- не идти быстро мимо Рущука. Если неприятель сделает вылазку, то с презрением посмотреть на него и потом следовать далее чрез Разград по дороге к Шумле.

"Другой 10-ти тысячный отряд идет через Силистрию. Переправа не остановит храбрых. Напомнив сей крепости 1810 год¹⁰³, отряд продолжает идти чрез Акадапар, Эмбелер, Экизчи к правому флангу к. Шумлы.

Сам я, предводительствуя главными силами моих читателей, иду чрез Базарджик.

- "Пятитысячный отряд преклонных летами и вооруженных всеми градусами очков наблюдает крепость Варну с утесов при с. Франки. В предводители сего отряда избирается старец, украшенный и царем и временем, знающий наизусть все походы Миниха, Румянцева, Суворова, Потемкина, Каменского, Кутузова ¹⁰⁴..."

Прочитав диспозицию, разумеется, все возвратились по местам; - несколько избранных говорливых читательниц пробарабанили устами своими поход, и все двинулись!

CCXVIII

15 тысяч отборных юношей и прелестных воинственных красавиц со иною! - Песельники, вперед! - закричал я. - Ах, господа, у меня душа обмерла от наслаждения, когда запевальщик, прелестный, как она, перелился весь в арию: Di piacer mi belza il cor {От удовольствия сильно бьется сердце (итал.).}.

Быстро двигаюсь я от Базарджика к Ушенли чрез густой лес и хребет гор, скрывающих от Козлуджи север.

Здесь, друзья мои, под предводительством царя, шли мы в 1828 году. Спускаясь с горы, пред Козлуджи, открылись взорам нашим разновидные гряды Балканов. Сквозь лиловое отдаление и светлую будущность я уже чВидел тогда, как развевались на Эмосе¹⁰⁵ благословенные знамена русские и как русская воля подавала законы владычеству Магометову.

CCXIX

Покуда первые два отряда приблизятся к Шумле, мы сделаем дневку в садах Козлуджийских.

Дика наружность здесь природы!

На юг - дорога на Проводы...

Нельзя здесь, други, не вздохнуть:

Ведет далеко этот путь!

Там... древний мир гиероглифов!

Чернеет Эмоса гряда!

Там спорных праотцев и скифов

Паслися мирные стада!..

День XXX

CCXXI

Так как рассветать будет еще в следующей главе, то до восхождения солнца я думал о Чжинд-чженской фарфоровой фабрике, о веселом взоре и ясной наружности - явных признаках мудрости, о лжи и упрямстве - пороках, которые должно искоренять с самого младенчества, о выражении Плиния¹⁰⁶: ut externus alieno non sit hominis vice {и для чужестранца не будет чужим в образе человека (лат.).}, об уме и глупости умных и о глупости и уме глупых... и т. д.

CCXXII

Утро было очаровательно. За завесой туманов Балканы... отдельные холмы, белеющие скалы по долине Давно... ущелья правого берега долины Проводской; высоты над Мадардой и Шумлой, освещенные солнцем... Мечеть Козлуджийская в садах... лагерь моих читателей... Какие виды!

Я вышел из своего шатра, невольно взглянул на шатер Царь-Девицы, с золотой маковкой... сердце затрепетало желанием битвы, и я вскричал:

Лейб-Амазонский эскадрон

Построить близ моей палатки!

Дежурный

Нельзя-с, большая часть больны.

Как!.. чем?

Медик

От действия луны...

Вот кстати лунные припадки!

Но должно им скорей помочь,

Мы выступаем в эту ночь!

Медик

Есть способ легкий, хоть старинный:

Поить водою розмаринной;

Но натуральный термин..,

Ох, с амазонками беда!

Не подражать бы им Минерве!¹⁰⁷

Но мы оставим их в резерве -

Походный с нами гошпиталь.

Однако ж это очень жаль!..

Без них мне скучно!..

CCXXIII

Скучно, скучно!.. нет, без них ни шагу вперед! готов отложить поход к Шумле хоть до конца 3-й части! О, чтоб совершать дела великие, нужно терпение!.. ангельское... дьявольское... думаете вы? нет, мое - т. е. среднее между ними.

Как терпелив тот, который, утолив жажду и голод, чувства, ум и сердце, ложится в пуховые волны и, уже засыпая, чувствует, что что-то ползет по лицу, но боится пошевелиться, протянуть руку, чтоб, спугнув насекомое, не спугнуть и усыпления с очей своих... как терпелив он!

Это еще не все, ибо все более целой Вселенной. Это не конец и не начало... Покажите мне в чем-нибудь начало и конец, я скажу: нет, это продолжение.

CCXXIV

Подобные переходы уподобляются известным переходам... или, еще лучше, известному моцартовскому аккорду в увертюре Титово милосердие¹⁰⁸. Разумеется, что тот, кто не знает генерал-баса чувств человеческих, не может понимать правильности резких переходов; для понятий его доступна только простая гамма... Хайдн¹⁰⁹, выражая создание мира, прежде всего изобразил Хаос... Во всем стройность создается из нестройности... Мысли, мнения, речи, дела, вся жизнь, все подвержено этому закону.

CCXXV

Дневка казалась мне вечностью... Грустен и задумчив сидел я... Беда быть без дела!.. Взяв Лаватера¹¹⁰, стал я сравнивать физиогномию всех великих людей; но - умственная величина зависит от фокуса понятий и от точки, с которой мы на нее смотрим. Тут я опять задумался... Мысли мои, как прикованные, не оставляли меня; я был доволен. Но все, что имеет крылья, не создано для постоянства. Скоро мысли мои вспорхнули, понеслись быстро... Где же настиг я их? На очах, на устах, на улыбке, на румянце ланит, на персях, на задумчивости существа, которое так хорошо, как неиспытанное блаженство. Они хотели даже проникнуть в сердце его, во все изгибы сердца... Остановитесь, дерзкие! там ночь!.. тайны сердца совершаются во мраке"... С трудом вывел я на свет мысли свои из подземелий, в которых они уже блуждали, - и стал писать письмо.

О ваших слышал новостях

От бывшего у нас в гостях

Товарища-приятеля!

Что вы здоровы все подряд,

Я этому сердечно рад,

Благодарю Создателя!

И то с восторгом слышал я,

Что вы, как добрая семья,

Соединились дружбою.

С пером иль с книгою в руках

Проводите часы в трудах

И занимаясь службою.

И в дополненье к похвалам,

Вы ровно к девяти часам

Приходите в чертежную;

И соблюдаете вы в ней

Со рвеньем службы долг своей

И тишину возможную¹¹¹.

CCXXVI

- Хотелось знать бы вам весьма

И продолжение письма,

Любезные читатели.

Но продолжать нет сил и слов;

Таких уродливых стихов

Набор рекрутский к стати ли?

Мое житье, мое бытье,

Ты путешествие мое,

Моя энциклопедия!

Пусть свет тебя возьмет, прочтет

И от души произнесет:

Ей-богу - ну комедия!

Конец второй части¹¹².

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Auteur de "St.....". Que pensez vous de топ livre?

Une dame... Je fais comme vous, monsieur, je ne pense pas.

"Lucius Apuleus" Rivarol {*}.

{* Автор "Ст.....". Что думаете вы о моей книге?

Дама... Я поступаю как вы, мсье, я не думаю.

"Луций Апулей" Ривароля (франц.).}

ОГЛАВЛЕНИЕ

День XXXI

Явление Странника Аполлону. Мотылек. Пучина памяти. Маре Калабалык. Умственный архипелаг. Философический камень. Пословица

День XXXII

Вселенная. Быть или не быть? Чистый воздух. Терпение. Середина. Pudet ulcere {Стыдно говорить (лат.).}

День XXXIII

Оракул. В чем счастье. Умственная живопись. Продолжение CCI главы. Рымник. Аталанта

День XXXIV

Ювента-Геба. Шабас {Еврейская суббота (украин.).}

День XXXV

Женщины. Шатер. Царь-Девица. Диспозиция земная и небесная

День XXXVI

Моя рать. Как счастлив тот, кому не помогают падать. Шумла. Реляция. Алэф

День XXXVII

Варна. Владислав IV. Взятие Варны

День XXXVIII

Hippoerate. И т. далее......? Чудная беседа. Чудный скачок. Может быть и быть не может. Тоска. Русская единица. Настоящий, век и дни давние. Пленный турок Эмин. Альмэ. Итог

День XXXIX

Заара. Не хочу я хлеба. Гоби

День XL

Свой своему невольно друг. Мы вошли в палатку. Сбитенщик. Военная зависть. Заблуждение. Дорога в Стамбул. Мангалия. Развязанный узел. Октавий Август и Овидий Назон в бане

День XLI

Вечер. Его бы она расцеловала? Бисерная и мозаичная работа. Свекла равна сахарному тростнику. Продолжение поэмы о Мариолице. Нескромность. Смотрите и внимайте! Кистенджи. Петр

День XLII

Пустырь Булгарии. Карамурат-киой или Дана-киой? Покойная квартира

День XLII

Правило жизни. Четки памяти. Красноречивое молчание. Пауза. Галац. В Яссы

День XLIV

Природа и человек. Лучшие минуты жизни. Взгляд на Яссы. Копо. Москаль и молдаванка. Математическая истина. Путевые правила. Улица-маре {Главная улица (молд.).}. Жестокое внимание и насильственное убеждение. Чемодан. Человек-грек капитан Микулай. Гулянье в Яссах: дупа-обычулуй {как водится, или: по обычаю (молд.).}

День XLV

Превращение Любви во Вселенную, а Вселенной в Любовь. Эней и Лавиния. Сердечные полюсы. Кого я видел. Остров любви. Нубия. Москва

День XXXI

Γ τὸ μέγα εν, ἀλλα, τὸ εὔ μέγα. {*}

{* Не огромное благо, но благая огромность (новогреч.).}

CCXXVII

(На берегах Фригии¹ Аполлон в рубище таскает на носилках камни для построения Трои².)

<pre>

Поденщик

Источник света и лучей!

Аполлон

Скажи мне попросту: изгнанник! {*}

{* Аполлон был в изгнании с Олимпа (прим. автора).}

Поденщик

Светлейшей ясности твоей

Представиться желает странник]

Аполлон

Теперь некстати эта честь!

Где он?

(Странник входит, в пестром переплете, обремененный типографическими ошибками³.)

Странник

Всепресветлейший.........

Аполлон

Лесть!

Прошу обыкновенным слогом!..

Странник

Я - я.......

Аполлон

Ты - ты? Довольно, с богом!

(Странник выходит в свет.)

</pre>

CCXXVIII

Ah! ah! (il rit) {*}

{* Ах! ах! (он смеется) (франц.).}

Все встречные хотели знать цель его, спрашивали: куда идешь? Посмотрите, отвечал он, на этого мотылька, который летит по одной со мной дороге.

Мгновенный гость существованья!

Зачем и ты летишь на свет?

Ужели и тебе во тьме покоя нет,

Как пылкому уму гордейшего созданья?

Смотри, вся даль алмазами горит:

Не подлетай, златые крылья вспыхнут!

Луч таинства твой взгляд навеки ослепит,

И поздно гордые мечты твои утихнут!

И все и всех судьбы в пределы облекли,

Не преступить заветную границу!

Как рвется узник дух подняться от земли!

Как силится увлечь на небо и темницу!

Глас внутренний твердит, гремит его уму:

"Законы вечные Вселенной не случайны!"

И мысли, слабые светильники! сквозь тьму.

Хотят прозреть завесу вечной тайны!

Прошли века, пройдут века веков,

На общем кладбище улягутся народы;

Но не постигнет ум Создателя миров,

И тайны занавес не снимется с природы!

CCXXIX

В пространной пристани Трои, нагрузив корабль (сделанный, как уже было выше сказано, из зеркала) всем невещественным, я невольно должен был подумать также и о невещественном балласте, столь необходимом для тяжести и равновесия. Всякий может понять, что я говорю про пустословие, балласт умственный; и потому, без дальнейших объяснений, я отправляюсь в Архипелаг.

Подобно мне, несомому по волнам Геллеспонта, в которых некогда отсвечивалась Ида⁴ и ее подножие, украшенное паросским мрамором и садами Трои, мысли мои несутся по пучине памяти.

В ней отражается бывшее; чертоги Приама⁵, высокие стены и башни, огромные храмы и тот певец, который родился в Смирне, в Родосе, в Колофоне, в Саламине, в Хиосе и в Афинах⁶; и его песни о славе Ахилла и Одиссея, и его Батрахомиомахия⁷, и его Гимн Церере, погибавший в неизвестности в продолжение 2760 лет и, к счастию, отысканный в конце прошедшего столетия Христианом-Фридрихом Маттеем⁸ в Патриаршей ризнице в Москве.

ССХХХ

Continova, s. f.- continuation

(Nuovo Dizionario portatile) {*}.

{* Continova, сущ. ж. р.- продолжение. (Новый карманный словарь), (итал.-франц.).}

Так! все прошедшее отсветилось в памяти моей!

Вот, близ мыса Сигейского, на могиле славной Трои, светятся степы Александрии. И они исчезли! - Вот на могиле Александрии, орошаемой Скамандром, чернеют хижины Бунар-баши. И они исчезнут! Инш-Алла! (будь воля божия!).

Как Солиман, сын Оркана⁹, перед походом в Херсонис Фракийский взошел на груду камней, бренных останков Трои, подивился на них и отправился далее, покорять Галлиполи¹⁰, так и я, насмотревшись на развалины истинного просвещения, отправляюсь с моим караваном в дальнейший путь по земному шару.

ССХХХI

Маре Калабалык! {*}

(Молдаван.)

{* Ну и Неразбериха! (молд.).}

Счастлив тот, кого судьба отклонила от бурь морских, сердечных, житейских и от всех родов бурь, сопровождаемых громом, молниею, вихрями, словами, угрозами и ударами.

Пробираясь между попутными и противными ветрами во время поднимавшихся со всех сторон туч, я причалил к берегу, оглянулся на море. Какая картина! Представьте себе море синее, белое, красное или черное, все равно. Вот туча помрачает горизонт и предвещает близкую бурю. Вот раздаются уже громовые удары, молнии рассекают воздух. Вдали корабль - жертва бездны! Ветры сорвали с него паруса, снасти лопнули, молния ударила в мачту, мачта разлетелась вдребезги, огонь коснулся до порохового запаса, корабль взорван. Смотрите на огненную тучу! Вот рог изобилия, из которого сыплются в море люди, бочки, камни, бревны, золото, пушки, ядры и все, все, кроме нескольких сот пуд губительного состава, изобретенного Шварцем¹¹. Он повис на воздухе. Где ж прежняя тяжесть его?

Страшно быть взорванным! Я это испытал:

Холодность сносна лишь при муже;

Но вдруг она, день ото дня,

Со мной все хуже, хуже, хуже...

Как это взорвало меня!

CCXXXII

Море, о море, о пространное море!

(Фигура усугубления. ¿ 56

Краткой риторики)

Когда буря утихла, тучи пронеслись за пределы южного горизонта, а море поглотило все, что было тяжелее вод его, я пустился далее. Корабль, управляемый своенравным кормчим, летел, как мысль; огненная борозда струилась вслед за ним. День уже скрылся, но поверхность вод искрилась и казалась обширным полем света; а волны оделись блестящею пеной. Подобно Форстеру¹² и многим другим естествоиспытателям, я хотел проникнуть в таинственность этого света; думал, думал и, наконец, решил, что не светящиеся рыбы, не черви, не мокрицы, не полипы и не икра причиною оного, а трение вод, рождающее пену, блестящую и осыпанную жемчугами мать Афродиты¹³.

CCXXXIII

Wus hat Er gesakt? (Ein Jude) {*}

{* Что он сказал? (Еврей) (идиш).}

Быстро летел корабль мой; так быстро, что на вершине мачты показалась Елена. Нужно ли напомнить догадливому главу CLI и то, что я, как торопливый путешественник, с таким же вниманием взглянул на рассеянные острова по Архипелагу", как торопливый читатель на главы, рассеянные по моему Страннику. Их разделяет друг от друга пучина вод; сообщение между ними трудно, я согласен; но виновен ли я, что мое воображение произвело умственный Архипелаг? Не от понятия ли читателя зависит: в Фазосе отыскать золотые и алмазные мины; в Лемносе взглянуть на вулканы; в древней Евбее вкусить роскошных плодов и меду; в Саламине вспомнить морскую битву¹⁵, бывшую за 480 лет до Р. X.; в Эгине поучиться у мирмидонян муравьиному трудолюбию; в Идре, или в Нио - морскому искусству; в Андросе принести жертву Бахусу¹⁶; в Китносе взять целебную ванну; в Делосе взойти на развалины храма Аполлонова и пожалеть, что нельзя уже вопросить оракула о судьбе своей; в гористом Микони оплешиветь; на роскошных лугах Станфалии нарвать цветов и свить венок для любимого существа... Все это зависело от читателя. На всех этих островах, и особенно на Имбро и Мило, есть много дичи... но - о господа охотники! берите ружья, снаряжайтесь! я вас заведу в такие места, где у бекасов носы длиннее, чем у всякого обманувшегося или обманувшего политика, хитреца и волокиты.

CCXXXIV

Я заметил, что одно только воспоминание пишет хорошо, красноречиво и плавно. Ему и перо в руки! Точно, ему и перо в руки! И это перо будет подобно мечу Скандер-бега¹⁷. Какой Магомет в состоянии владеть оным? И сверх того:

Поэтом тот себя не числи,

Кому полет на небо труд

И у кого с пера текут

Одни чернилы, а не мысли!

CCXXXV

Гай-гай! Ион! И_о_н-же-и_о_н!

(Малор. воскл.)

Между тем как слово Счастие водит за нос своих поклонников, точно так же, как и Щастие, а они хотят сорвать с радуги золото и драгоценные камни, - я с горестию смотрю на обманчивый блеск Изиды¹⁸, вижу, как он обращается в крупные капли дождя и мочит искателей, и - продолжаю писать о том,

Что стало злой забавой света,

Что всякий знает наизусть,

Что так приятно для Поэта

И что в него внушает грусть.

Часто душа ищет для себя пищи в разнообразии предметов. Следуя ее влечению, я отправляюсь к источнику философии, известному у одних под именем добра, а у других под именем зла; сажусь подле него на камень и смотрю на алхимическое производство обращения всего в золото. Честь, совесть, истина, дружба, любовь, все обращается в благородный, звонкий металл - и счет короток!

CCXXXVI

2 жды 2=4

"Это старо!" - скажешь ты? Но кто бы ты ни был, смертный или божество, как говорит странствующий Телемак¹⁹, дай мне руку, умолкни на несколько мгновений, склони очи к земле и обрати ко мне слух твой!

Не верю я торговой чести,

Пословица ужасно лжет:

Какой дурак товар и вести

За что купил, за то и продает?

CCXXXVII

Завтра! завтра!

День XXXII

Good dawning! {*}

{* Доброе утро! (букв.: рассвет) (англ.).}

CCXXXVIII

В двадцатый день странствования своего я размышлял о Вселенной.

Что такое Вселенная?

Нет ничего труднее умного и здравого ответа; и потому с той поры, в которую человек начинает обращаться с вопросами к самому себе, душа становится грустною, небо жизни начинает покрываться тучами, рассудок, как придворный, должен хитрить пред царствующим сердцем и часто льстит любимцам-страстям, чтоб достигнуть цели своей.

Если бы вздумалось мне спросить у какого бы то ни было существа, одаренного светом разума, что такое Вселенная? посмотрел бы он на меня, как на неука, с видом удивления и, не отвечая, отворотился бы от меня, как ученик верхних классов, которого самолюбие затронули обидным вопросом: что такое грамматика? К кому же после подобного события во Вселенной обратиться мне с вопросом, как не к самому себе?

Представьте же теперь, любезные народы, что Вселенная есть не что иное, как то прелестное, совершенное существо, та дочь вечности, с которой воображение срисовало все виды и образы мечты и которая носится в пространстве, одинокая, то грустная, то радостная, то грозная, то величественная, смотря по расположению духа того, кто об ней думает.

Сбросит ли с себя когда-нибудь эта красавица все блестящие, украшающие ее разноцветные солнцы и вечно-голубую, прозрачную одежду свою?

Разве тогда только, когда предсказанный дракон пролетит в пространстве, вихрями крыльев своих смахнет с неба луну и звезды, опрокинет сосуд света и, сдавив в когтях Землю, вознесется, как орел, и с высоты опустит ее...