Вельтман Александр Фомич - Странник, Страница 12 - Книги

Надежный взаимодавец! верный должник наш!

Свободен, здоров духом и телом тот, кто обручился с тобою духом; и телом!

CCCVIII

Испытали ли вы, друзья мои, те минуты, в которые окружало вас земное бедствие со всеми своими видимыми и незримыми свойствами и принадлежностями; но сердце ваше было неприступно для него, как небо, и вы улыбались, как ангелы, присутствию терпения и надежды?

Это лучшие минуты жизни. В эти мгновения

Я не земной, я чем-то полон.

Для мысли места нет во мне!

И рад я, мирен! ибо мысль

Есть тайный в пас зародыш горя.

Вздох о потерянном блаженстве

Беспамятен в душе моей,

И будущность... но что мне счастье?..

По образу своих желаний

Создам и возгнушаюсь им!

CCCIX

Mes regards voulent penetrer dans la

profondeur du passe; mais je n'y vois qu'une

lucur incertaine, semblable a celle des rayons

de la lune reflechis par la surface d'un

lac eloigne. La brillent les flambeaux de la

guerre; ici je vois une generation faible et

vile, passer dans le silence, sans marquer

les annees d'aucune action eclatante.

Cathloda. Chant. III {*}

{* Мои взоры стремятся проникнуть в глубину прошлого; но я вижу там только неопределенный отблеск, похожий на отражение лунных лучей от поверхности отдаленного озера. Там горят огни войны, здесь я вижу поколение слабое и жалкое, идущее своей дорогой, не отмечая годы каким-либо блестящим деянием.

Катлода¹⁰². Песнь III (франц.)}

Теперь я, милые мои, на почте Борда, ожидаю с нетерпением, покуда мне запрягут четырех тощих пай {лошадей (молд.).}. Но я вижу уже речку Бахлуй и г. Яссы с его протяжной улицей-маре, с его княжеским сгоревшим дворцом, с его церквами и монастырями, которые, как отдельные древние замки, возвышаются на холмах, одетых виноградником; - вижу за городом пространный зеленый ковер...

Копо, Копо, зеленое Копо\ Где бог любви явился Мититикой! Где кобзы зык и звуки песни дикой И поо-поо-померани-по!¹⁰³

О сила воображения! Представьте себе, мне кажется, что я уже в толпо красавиц Молдавии, иду по полю, очарованному их прелестью! Вот та, которая всех лучше, отдалилась от общества, я преследую ее, она останавли-, вается, я тоже, она оглядывает окрестную природу Ясс, и я также...

<pre>

Как мир величествен, чудесен!

Взгляните вдаль!

Чу, в роще звук веселых песен,

(показывая на сердце),

А здесь... печаль!

Надежду на удел счастливый

Пришлось забыть!

(после молчания)

Вы что-то слишком молчаливы?

Она

Что ж говорить?

Что говорить? а! это ново!

Но я пойму,

Что сказано на место слова:

Конец всему!

Она

Не знаю, чем вы недовольны?

Ничем и всем!

Для вас... мои слова не больны,

Язык мой нем;

И потому... Но вы ласкали,

С ума свели!

Чего во мне вы так искали

И не нашли?

Быть может, чем-нибудь наружным

Не нравлюсь я?..

Иль не сходна с климатом южным

Любовь моя?

Или... пресытясь спозаранка...

Но вас мне жаль!

Понятно все: вы молдаванка,

А я москаль!

</pre>

Прощайте!

CCCX

Все это было не что иное, как мечта на пути к Яссам; но мысленное равнодушие красавицы так на меня подействовало, что я велел остановить лошадей, выскочил из каруцы и пошел в сторону, в лес - воображая, что удаляюсь от жестокой молдаванки.

- Как! - вскричал я, остановись пред глубоким оврагом. "Как!" - отозвалось в лесу.

Я оглянул все кругом себя.

"Где же она?" - Нет ее и не было, - сказало мне сердце, пришедшее в память.

- Как! - повторил я, - неужели горе, тоска, грусть, исступление могут родиться одинаково от причин истинных и от причин воображаемых?

"Да, - сказал мне Математик, - потому, что а² происходит одинаково от (а)Х(а) и от (-а)Х(-а)".

- Понимаю.

Убежденный таким ясным доводом, я возвратился к моей почтовой каруце, сел в нее, суруджи хлопнул по лошадям бичом своим, они замялись, дернули врозь, второй удар согласил их - и я понесся.

CCCXI

В надежде, что капли мудрости, падающие с неба, проточат когда-нибудь камень невежества и преткновения, огромный, как твердь земная, я еду, не оглядываясь назад.

Для жизни, как и для дороги, одно правило:

Не торопись; смотри постоянно перед собою; озирай даль, чтоб не сбиться с дороги; с горы не гони, чтобы не сесть под горою; встречным кричи заблаговременно: держи право! съедешься - посторонись; лают собаки - не дразни; ползет змея - не наступи и не слушай, что она шипит; попутчикам, умному не говори, что он умен, глупому, что он глуп, - не отделаешься от них; не выказывай ни доброты своей, ни золота - обкрадут; и т. д.

Но это правило для людей обыкновенных... впрочем, кто считает себя человеком обыкновенным? Я умолкаю: люди необыкновенные, то есть гении, есть кометы, которые совершают путь неопределенный, не подлежат общим законам.

СССХII

Лошади мои пристали, сбруя покрылась пеною, пар стлался над ними, как туман. Суруджи, также усталый, тщетно оббивал волосяной конец арапника и кричал: хи-мэ! мурилэ! {пошла! дохлятина! (молд.).} Таким образом тянулся я по улице-маре, через поду Могушой {мост Могушой (молд.).}.

Вправо и влево бросались мне в глаза то бакалеи с широкими окопчинами, то кафенэ, в которых сквозь двери и стеклянные простенки видны были прямо: черный очаг, уставленный различной величины кофейниками; посредине: жаровня; по сторонам: диваны; на диванах, в чалмах, кушмах и фесях, в фермелэ {кацавейка, одежда без рукавов (молд.).} и в мейтанах, усатые гости. Молча играют они в куонхину, в трик-трак¹⁰⁴ и, глотая кофе, обдают себя табашным дымом.

Почти из каждого окна знаменитой улицы выглядывало женское лицо и провожало Странника любопытными взорами с мыслию: москаль! Я тешился, замечая различие этих выставлявшихся не на показ головок. То в шляпке с цветами - я видел только глаза; то в платке, опутывающем черную косу - свежесть и здоровье; то в мушках, осыпанных жемчугом и обложенных золотым кованым плетешком - протяжное слово: wus? {что? (немец.).}; то в белом или красном фесике - следы утомления; то в огромных накладных буклях - Пентефриеву жену, когда она смотрит на Иосифа¹⁰⁵; то под прозрачным покрывалом - ложную стыдливость; то с приглаженными и заплетенными в косу волосами - смиренное бездушие; то с всклокоченными кудрями - загоревшее чадо табора.

Но вот наружность улицы постепенно лучше и лучше. При повороте влево, от сгоревшего дворца господарского, встречаются совсем другие предметы.

Расцвеченные венские коляски снуют взад и вперед. Купоны и купоницы, разряженные в атлас, в мусселин, в органди, в гроденапль, в gros-de berlin, в gros-de-tour, в satin-turc, в gros d'orient, в satin de la reine, в batiste d'ecosse {сорта материй (франц.).}, в тюль, в кисею, в креп, в газ, в перкаль, в кашемир... в блондах, в кружевах, в шалях, в платках, в пелеринах, в шемизетках, в канзу, в шарфах, в корсажах, в вуалях, в колеретках, a la vierge, a la gardiniere, а l'anglaise {по-девичьи, как у цветочницы, по-английски (франц.).}, в перьях а l'Inca {как у инки (франц.).}, в платьях с рукавами в виде берета, в виде cotesdemelon, oreilles d'elephant {боков дыни, ушей слона (франц.).} .......... Устал!.. словом сказать, во всех изменениях орнитологии, по системе венской, парижской и лондонской, купоны и куконицы куда-то торопятся. Беззаботные, самодовольные лица с пылкими очами, с природным и китайским румянцем, с собственною и свинцового белизною сыплют взоры вправо и влево. Я еду.

CCCXIII

Для прохожих мало места на улицах, покрытых деревянного мостовой. Только простому народу и иноземцу не стыдно идти пешком.

CCCXIV

Qui prouve trop ne prouve rien.

(Axiome) {*}

{* Кто слишком много доказывает, тот никого не убеждает. (Аксиома) (франц.).}

Но вот направо и налево - лавки и магазины, наполненные изделиями Турции и Австрии. Штемпели Вены и Лейпцига, Стамбула, Измира ручаются за дешевизну и доброту.

Не довольствуясь тем, что необходимость и желание перевести деньги наполняют лавки и магазины покупщиками, сидельцы ловят вас на улице, уговаривают, влекут насильно в лавку, соблазняют дешевизной, уступкой, и, прежде нежели вы решились купить то, на что взглянули, товар уже отмеряй, взвешен, отрезан, завернут и всунут вам в руки; - что же остается вам делать? - платить.

После этого верьте вышеозначенной аксиоме! Кто больше жида уверяет, что товар его ganz fain? {самый лучший (идиш).} А вы принимаете все за чистые деньги.

К проезжающим мимо лавок - то же жестокое внимание, то же насильственное угождение.

Не успели еще усталые лошади мои сделать нескольких шагов между длинными строями лавок, и уже потомки Израиля обсыпали мою бричку и набросали в нее всего, что по догадливости своей они считали нужным мне продать. Что было мне делать? Лошади мои, как будто подкупленные жидами, стали, и я должен был выслушать цену товаров: - Батист, батист!- кричал рыжий еврей, - ganz gut, fain! {самый хороший, лучший! (идиш).}, восемь червонцев за штуку! - Голландское полотно! - кричал другой, с витыми пейсами, - ach! funf Dukaten Stuck! {эх, пять дукатов за кусок! (идиш).} Сукно Sedan, пятнадцать левов локоть. Шаль! бур-де-суа! четыре червонца! кэртс ди вист ку карикатурь! {визитные карточки с карикатурами! (молд.).} опту-спре-зечи лей! кумпара, кумпара, боерь! {восемнадцать лей! купи, купи, господин! (молд.).} Kausen Sie, kausen Sie, mein lieber Herr!{Купите, купите, дорогой господин! (идиш).}

- Сараку-ди-мини! {Бедный я! (молд.).}

CCCXV

На улице-маре, против дома Пашкана, в котором жил главнокомандующий, была отведена мне квартира. После восьмимесячной кочевой жизни в пустынях булгарских широкие диваны бояра Ионы Некульчи-Муто показались мне нежнее дружеских объятий. В одно мгновение я успел на каждом из них присесть, прилечь, свернуть под себя ноги a la turc {по-турецки (франц.).}, развернуть, протянуться и быть во всех положениях лени, неги и спокойствия.

Вот и чемодан мой! и он порадуется спокойствию, и ему протерли бока.

<pre>

Денщик и суруджи вдвоем

Втащили в комнату мой дом.

Суруджи

- Хэ! маре драку! {большой черт (прим. автора).}

Денщик

- Тяжеленек!

- Да,- думал я,- не мудрено!

В нем все, что богом мне дано,

Все, кроме радостей и денег!

</pre>

CCCXVI

Ласковые хозяева приняли меня, как родного.

Вскоре явилось ко мне с вином на подносе, с дульчецом, и кофием, и с трубкою дюбеку презанимательное лицо.

"Пуфтим, боерь! - сказало оно мне, - кала краси! дульцец, кафэ ши люлэ!" {Пожалуйте, господин!.. отличное вино! варенье, кофе и трубка! (смесь новогреч. и молд.).}

- Благодарю, друг мой. Скажи, пожалуйста, ты здешний? "Еу целовек грек, капитан Микулай; ам винка, коптел мулт! {имею жену, много детей (прим. автора).} нам камее, нет стран! {нет белья, нет одежды (прим. автора).} дают кукон си куконица стран си камее; турци мынкать со! {турки все съели (прим. автора).}

- Жаль; выпей с горя вина.

"А, халоса! кала ине краси! {Славное вино! (греч). (прим. автора).} Капитан Микулай слузил государски... {был в службе русской (прим. автора).} сол антелериски, такой большой тунуруле! {шла артиллерия, большие пушки (прим. автора).} еу показит дорога: дела Хотин, на Бендерь, мерже на Измаил... Инарал командирски {Генерал, начальник (прим. автора).} дают на капитан Микулай эна хартия].. такой пальсой пумаг!.. пецатлуит: и проци и проци и проци! {напечатано: и проч. и проч. и проч. (подорожная) (прим. автора).}... Кульерски пумаг!.. ги!.. гуляй на поцта кульерски!.. динь, динь, динь, динь! пасоль, пасоль!.. и дают инараль командирски другой пумаг... халоса!.. писит: капитан Микулай слузил государски, хал оса... дают цин капитан, халоса цин, государски!.. Сто пайдот на Царьград?"

- Пойдем.

"Си еу пайдот!.. я был на баталия ку немца! {с немцами (прим. автора).}... на Фоксань! {при Фонтанах (прим. автора).} Кнезь паслот менэ с провиантски каруца на Кобурски! {Князь послал меня с провиантским обозом к принцу Кобургскому (прим. автора).}... Немца идот, идот, идот!.. так! Венгерски гусарски... так... халоса!.. Бозе мой!! Турци!!! многа, многа!! Визирь ку кавалерия, на армасарь Анатольски!! {Визирь с кавалерией на анатольских жеребцах (прим. автора).} идот! Я лезит на карэ {Я лежал в каре (прим. автора).}. Бум, бум, бум! тунурулэ. А! страсна!.. я лезит на земля... Бозе мой, бозе мой! пропадит немца!.. Венит Суворов!!! {Идет Суворов (прим. автора).} Бум, бум, бум!!! пжи-жи-жи-жи, пжи-жи-жи-жи!!! Хи! Фужит драку турци!! {Убежали черти турки (прим. автора).}"

Пылкое воображение целовека грека, недовольное смешением греческого, молдаванского и русского языка, дополняло слова представлением всего в лицах. Для изображения визирской кавалерии и венгерского гусарского полка указательный и средний палец правой руки седлали указательный палец левой.

При слове идот! правая ладонь плавно двигалась параллельно земле, а голова Микулая поднималась гордо вверх, как у всадника. С словом: еу {я (молд.).} лезит на земля - он распростирался по полу и лежал несколько мгновений молча, неподвижно. При слове венит Суворов] весь корпус целовека грека встряхнула радость о избавлении от гибели.

Дорого бы дал иной италианский импрезарио, чтоб иметь право показывать капитана Микулая на площади.

Насмеявшись вдоволь, я прервал рассказ его о взятии Хотина, о пришествии турок в Яссы, о битве этеристов при Скулянах.

- Где тут бывает гулянье? - спросил я его.

"Гуляй?.. ни улица. Куноница мулт {много (молд.).}, молдаванка, грецанка, ирмэнь {армянка.}".

- Хороши куконицы?

"Халоса? гуляй... так... Хэ! Капитан Микулай знай... Мой тата си мама зивот на Царьградски бурика {Бурика по-молдавански - пупок; по выражению: в самой средине Царьграда (прим. автора).}. Их! там девка халоса! Бозе мой! какой халоса!"

- Прощай, я иду гулять. "Бун, бун, боярилэ {Хорошо, хорошо, боярин (прим. автора).}".

CCCXVII

Счастия миг, юность лови!

Путай себя в цепи любви!

Время, как молния, быстро летит,

Юность увянет, сердце сгорит.

(Эпиграмма)

С этою мыслию сел я на дрожки и пустился в Копо. Два ряда экипажей совершенно стеснили улицу, мне не хотелось тянуться в рядах, - мимо!

Кто знает московские гулянья, тот может себе представить, что в Яссах всякий день, без исключения... виноват... исключая бурные дни... подобные гулянья в экипажах составляют некоторую обязанность почти всех классов жителей. Это род моциону от засидения, от скуки; род выставки по части промышленности сердечной; род far niente {безделия (итал.).}, от нечего делать; род привычки, основанной, как большая часть постановлений и законов молдаванских, на слове дупа обычулуй {по обычаю (прим. автора).}.

Два рода экипажей тянутся от сгоревшего господарского дворца вверх s вниз по улице-маре, чрез поле Копо.

Природа красится присутствием людей,

А жизнь чистейшею любовью;

Но что же жизнь, когда должны мы в ней

Предать все чувства хладнокровью!

И потому я ехал, рассматривая внимательно все, чем движущиеся оранжереи были наполнены.

День XLV

Cimmeriae tenebrae {*}

{* Мрак кромешный (лат.).}

CCCXVIII

В пылкие, неопытные лета юноша горделиво воображает, что он создан разгадать тайну мироздания. "Много прошло времени от начала мира, - думает он, - может быть, еще более остается до конца его... Были великие люди, соединявшие в себе ум и чувства целых народов и целых столетий... они разгадали кое-что... Должен же родиться на свет гений, у которого зрение будет телескопическое, слух подобен фокусу эллиптическому, память велика, как книга Вселенной, ум ясен и основателен, как формула алгебраическая, а рассудок верен, как вывод... Почему знать... может быть... я..."

Таким образом рассуждая, молодой человек внезапно встречает небольшое существо, лет... но лета ничего не значат... нежное, чувствительное, полное жизни и красоты. Забыта высокая цель существования! С этого мгновения не тайну создания разгадывает юноша, а сердце чудной своей встречи. С каждым ударом пульса, с каждым словом, с каждым взглядом, шагом и вздохом она увеличивается в глазах и понятиях юноши до бесконечности и, наконец, обращается во Вселенную, а вся Вселенная, постепенно уменьшаясь, принимает на себя вид ее. Какой переворот!

CCCXIX

<pre>

Твой друг с тобой, моя Лавиния¹⁰⁶!

С тобой! но ты -

Таишь следы Какой-то грусти и уныния?

Любовь моя!

Ужели я

Покину рай мой и Италию?

Как честный грек,

Я твой навек!

Не убивай себя печалию!

</pre>

Ainsi parloit Enee, les larme aux yeux: cependant sa flotte voguoit a pleines voiles...

Eneide {*}.

{* Так говорил Эней со слезами на глазах: в это время его флот уплывал на всех парусах. Энеида (франц.).}

CCCXX

Я не могу скрыть от вас, мои читательницы, что человеческое сердце имеет совершенное подобие с земным шаром. Так же, как и на Земле, на нем есть полюсы, а потому-то, разложив его по методе Меркатора¹⁰⁷ на плоскость, мы увидим, что оно имеет поясы жара и холода и что сердечные крайности, так же как и земные, никуда не годятся. Из сего что заключаете вы? То, что тогда только хорошо жить в чьем-нибудь сердце, когда занимаем в нем пояс умеренный, в котором не задушат вас ни объятия, ни проклятия.

Кажется мне, что это справедливо?

(Все молчат.)

Глупо было бы думать в нынешнем веке, что молчание есть знак со* гласил.

CСCXXI

Может быть, спросят меня: что я видел в Копо?

Что видел я, не помню, право:

Как на круженье колеса,

Смотрел я прямо, влево, вправо,

Ничто не бросилось в глаза!

Там, как в созвездье Козерога,

На небе, очень много звезд,

Изрядных женщин было много

И куча зреющих невест.

Скучно было мне ездить одному, без знатока в красавицах ясских. К счастию, попадается мне навстречу товарищ. - Покажи мне всех, расскажи мне все!

"Хорошо", - отвечал он. Но память его была уже потеряна в рядах экипажей. Долго еще ездили мы взад и вперед, как вдруг товарищ мой вскрикнул: '~ч ~

Ах, вот Елена молодая!

Соперница сирийских роз!

Не та ль, которую увез

Парис у грека Менелая?

Он

Ах нет!.. блуждающий огонь,

Арабский своенравный конь!..

Во всем чудна, во всем примерна,

Нежна, как вздох {*}, быстра, как серна,

{* Товарищ сказал: как вздох любви; но

любовь его не уместилась в стихе (прим. автора).}

Досадна так, как звук не тронь!

CCCXXII

Commeun ver, qui devient chrysallide, aurelie,

nymphe, et enfin papillon.

Em. Swedenborg {*}

{* Подобно козявке, пресуществляющейся в яичко, гусеницу, куколку и наконец - в бабочку. Эм. Сведенборг¹⁰⁸ (франц.).}

Точно так же... но... Время идет ни тише, ни скорее. Чувства, вспыхнув от радости, что встретили спокойствие и негу, оживленные новостию жизни ясской, вскоре пришли в обыкновенное свое положение. Опять отражались в них то временное довольствие, то беспокойная грусть. Все чего-то недоставало им; обманываясь желаниями, они видели одну только скуку в исполнении желаний. Однажды, отягченный думами, спустился я с террасы загородного сада Михайлаки Стурдзы¹⁰⁹, обошел кругом пруд, перебрался по легкому мостику на островок, скрывавший акациями пасмурную беседку...

CCCXXIII

Amore (solo sedente a pie dell'albero)

...Che bella avventura! che vergogna! cue

ridicolo!...

Le Grazie. Corned, del S. Saint Foix {*}.

{* Любовь (одиноко сидящая у подножия древа).

...Какое прекрасное приключение! какой позор! как смешно!..

Грации. Комед. С. Сен-Фуа. (итал.)}

CCCXXIV

Δός μοὶ χαρτί κονσύλι καί μελάνι! {*}

{* Дайте мне клочок бумаги и чернилы! (новогреч.).}

(Нубия)

Вообразите себе, друзья мои, что, засидевшись дома, вы вдруг подумаете: "Пройдусь для моциону", и велите седлать своего коня.

- Куда? - спрашивают вас.

- Так! - отвечаете вы.

Во время подобной прогулки вы Странник; впечатления ваши легки и непостоянны.

CCXXV

(Москва)

Мой конь устал, устал и я!

П РРРР/УУУУУ - молвил Странник вдруг и спешил.

Довольно, милые друзья,

Своею скачкой вас потешил.

Конец третьей части

ПРИМЕЧАНИЯ

"СТРАННИК"

Первую часть романа Вельтман передал в цензурный комитет в начале января 1831 г. О предстоящем выходе произведения из печати еще ранее сообщил "Московский телеграф". Публикуя в No 20 за 1830 г. фрагмент романа под заголовком "Отрывок из рукописи: Странник, или Путешествие по географическим картам", издатель писал в примечании: "Мы просили любезного автора познакомить предварительно с его сочинением читающую публику через Телеграф. Он подарил нас описанием Кишинева. Мысль прекрасная и новая: автор путешествует, сидя в кабинете и только разложа перед собой географическую карту. Читатели могут сами судить об исполнении. Рукопись г-на Вельтмана скоро поступит в печать". В данном номере журнала были помещены главы XXXV-L "Странника"). Текст предварял эпиграф:

Смотрите пристально на карту:

Вот Бессарабия, вот свет!

Я в нем, чуть-чуть не десять лет,

Как шар катался по бильярду.

В дальнейшем это четверостишие как часть стихотворения было помещено в главе X романа. Расхождения между журнальным вариантом и отдельным изданием сводились к следующему: в главе XLVIII, напечатанной в "Московском телеграфе",после слов "опустил очи свои, вспомнив", вместо прозаического рассуждения, имеющегося в отдельном издании, шли стихи:

Иди во храм! Там не молитв слова,

Не умиления алмазы там нависли;

Там ищет нежный взгляд отвлечь от божества

И соблазнить твои святые мысли.

В той же журнальной главе отсутствовало стихотворение "О как мила! как богомольна!" - на странице был пропуск.

В первую часть романа автор включил стихотворения, напечатанные ранее в No 1 журнала "Сын Отечества" за 1828 г. под названиями "Ожидание" и "Юная грешница". Без заголовков они появились в главах XIV и XLVIII "Странника". Кроме того, названные стихотворения были перепечатаны в альманахе "Северная звезда" за 1829 г., а "Юная грешница" - еще и в 1831 г. в альманахе "Денница".

Во втором номере "Московского телеграфа" за 1831 г. была напечатана поэма "Эскандер" (под рубрикой "Стихотворения"). В том же году в альманахе "Сиротка" появились "Лагерные картины" без подписи автора: это была публикация глав CCLXXIV и CCLXXV романа, а в альманахе "Денница" - фрагмент под заголовком

"Отрывок из 2-ой части "Странника". День 18. CXXXVI". Он соответствовал главам CL, CLIII-CLVII.

Последней публикацией отдельных страниц романа в периодической печати начала 1830-х годов явился напечатанный в "Московском телеграфе" (1832, ч. 48) "Диалог Овидия и Августа". Это была глава ССХС произведения.

Часть I романа впервые была издана в марте 1831 г. (цензурное разрешение-23 января 1831 г.), часть II - осенью того же года (цензурное разрешение 20 августа 1831 г.), часть III - в декабре 1832 г. (цензурное разрешение - 6 октября 1832 г.).

В 1840 г. часть I "Странника" вышла вторым изданием (цензурное разрешение 12 августа 1838 г.). В этом же году выпустили новое карманное издание романа (цензурное разрешение 25 октября 1835 г.). Таким о