Адамов Григорий - Победители недр

  

  

  

  Григорий АДАМОВ

  

  

  

   ПОБЕДИТЕЛИ НЕДР

  

  OCR & Spellcheck by TorfNN, 2007/06/19

  

  

  

   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  

  

  

   НЕОБЫЧАЙНЫЙ ПРОЕКТ

  

  

  

   ГЛАВА 1.КНЭ

  Географические карты всех частей света, огромная, почти до потолка, карта СССР, диаграммы, чертежи, синьки, эскизы зданий, сооружений, снарядов самых необычайных форм и размеров сплошь закрывали стены и простенки большой комнаты в Доме учёных.

  На столиках, этажерках и полках разместились макеты и модели этих зданий и снарядов. Тут были диковинные гидростанции над голубыми лентами рек, вертикальные разрезы гигантских понтонов, качающихся над прозрачными морскими глубинами, плотины, прорезанные многочисленными огромными трубами, высочайшие ажурные башни с букетом ветряных колёс на вершине, коротко усечённые конусы и длинные полуцилиндрические желоба, устремлённые кверху и покрытые внутри зеркалами.

  Большой овальный стол с изогнутыми ножками стоял посреди комнаты. Он был уставлен стаканами чая, кофе, бутылками ликёров, сифонами, вазами с фруктами и конфетами, коробками папирос и сигар.

  У стен стояли мягкие диваны, в углах, вокруг маленьких столиков, были разбросаны удобные кресла; большой стол окружали лёгкие стулья.

  Комнату наполняли шум, говор, смех, весёлые восклицания. Человек двадцать мужчин и женщин, разбившись на группы, оживлённо беседовали.

  Сегодня дежурный распорядитель - Цейтлин.

  Он непомерно толст, этот Цейтлин, но его энергия и подвижность изумительны. Он весел, его толстые, красные губы улыбаются, а близорукие глаза щурятся под большими очками. Вот он схватил стакан чая и поставил возле миловидной, невысокой девушки:

  - Пейте, Ниночка, пейте, голубушка! Поправляйтесь!

  - А вы, Илья Борисович, от чая так поправились? - спросил Андрей Иванович, спокойный, смуглый человек с густой шапкой тёмных волос.

  Но Цейтлин уже не слышал. Из другого конца комнаты он тащил к столу сразу трёх человек, яростно споривших возле этажерки с моделями зеркальных приборов.

  - Да идите же к столу наконец! - кричал он. - Можете и там спорить, несчастные гелиофантасты! Конкретной пользы будет столько же...

  Николай Рощин, высокий блондин с длинным, худым лицом, быстро повернулся к Цейтлину и язвительно произнёс:

  - Я думаю, что всей ветротехники хватает только на твою энергию. В этом, кажется, и вся конкретная польза от неё.

  - Ты говоришь глупости, Николай! - У Цейтлина от обиды задрожали губы. - Моя ветроэнергетика даёт уже столько электроэнергии, сколько три Днепрогэса, а твоё гелио пока способно только сушить фрукты, давать горячую воду в банях да жарить котлеты в Средней Азии.

  - Я не спорю, - сказал, смеясь, Рощин, - ты полон ветроэнергии, но это старая, древняя, известная чуть ли не египтянам сила. Ветроэнергия просто анахронизм в нашем Клубе новой энергии. А ты так пренебрежительно относишься к гелиотехнике и её представителям, что я, кажется, внесу предложение об исключении тебя и твоей ветроэнергетики из КНЭ.

  - Подумаешь! - презрительно скривил губы Цейтлин. - Если так рассуждать, то, пожалуй, придётся распустить весь наш клуб. Здесь не представлен ни один вид энергии, которая не насчитывала бы за собою веков. Твоё гелио, Николай, ещё, говорят, Архимед пустил в ход, когда огромным зеркалом, составленным из тысяч женских туалетных зеркал, поджёг римский флот, осаждавший Сиракузы. Энергию морских приливов и отливов использовали в Англии и Нормандии ещё в четырнадцатом и пятнадцатом веках. Энергию падающей воды тоже с незапамятных времён применяли в водяных мельницах. Как же ты исключишь ветроэнергию? Нет, брат, этот номер не пройдёт!

  И, сверкнув стёклами очков, он помчался к дверям, весело приветствуя входящего:

  - Кого я вижу?! Милый, сумрачный друг мой! Где ты пропадал?

  Лицо Никиты Мареева было, в самом деле, невесёлым. Две резкие морщины залегли над переносицей, две другие - длинные, глубокие - протянулись от носа вниз, к небольшой чёрной бородке. Густые брови низко нависли над чёрными, строгими, почти жёсткими глазами.

  Увидев Цейтлина, Мареев улыбнулся. Взгляд неожиданно стал мягким.

  - Где же ты пропадал, Никитушка? - пожаловался Цейтлин, обнимая Мареева. - Ты меня подводишь. Я тебя ввёл в наш клуб, а ты на одном собрании побывал и пропал на полгода! Что же это такое?!.

  - Не сердись, дружище! - ответил Мареев. - Некогда. Я занят сейчас новым проектом. Кроме того, месяца два пробыл на нефтяных промыслах.

  - Проект? Нефтяные промысла? - с изумлением протянул Цейтлин. - И я ничего не знаю об этом?! Позор! И если проект связан с нефтью, то что у тебя общего с нашим Клубом новой энергии?

  - Не беспокойся, Илья. Я верен до гроба нашему клубу. А на нефтяных промыслах я изучал работу нового сплава "коммунист". Ты слышал о нём? Он твёрже алмаза, и любая горная порода для него значит не больше, чем масло для ножа.

  Разговаривая, они подошли к столу. Усевшись, Мареев прислушался к оживлённому разговору соседей. Нина Малевская рассказывала Андрею Ивановичу о последнем проекте ветросиловой электростанции, которую собирались установить на Мархотском перевале у Новороссийска.

  - Её мощность будет доходить до двадцати тысяч киловатт, диаметр колеса - сто двадцать метров, высота башни - девяносто метров.

  - Какая махина! Сколько металла, труда, и сколько непостоянства, случайностей! - огорчался Андрей Иванович, её собеседник. - Ваша ветроэнергетика, по-моему, сплошной пережиток старины, как паруса в век паротурбинного судоходства. Будет ветер или не будет?.. Пошлёт боженька силы или нет?.. Перешли бы лучше, Нина Алексеевна, к нам, в лабораторию "разницы температур".

  Малевская насмешливо посмотрела на Андрея Ивановича.

  - Будет ветер или не будет? Не беспокойтесь, - он всегда есть и всегда будет. Нужно только забираться повыше, где существуют постоянные ровные потоки воздуха. А металла у нас с избытком хватит. Зато, когда мы вполне освоим эти агрегаты по двадцать тысяч киловатт и установим их в достаточном количестве, мы зальём всю страну электроэнергией. Тогда о кустарщине вашей "разности температур" и говорить не придётся.

  - Ну, что же! Всё решит копейка... маленькая трудовая советская копейка. Посмотрим, у кого киловатт-час работы обойдётся дешевле, тогда и решится вопрос о преимуществе.

  Подошел ещё один запоздавший посетитель. Он молча поздоровался с Малевской и Андреем Ивановичем и потянулся за кофе.

  - Что с тобой, Виктор? - спросила его Малевская. - Молено подумать, что тебе свет не мил.

  - Мало радости... - пожал плечами Виктор Семёнов. Он крупными глотками выпил кофе, потом, внезапно взволновавшись, отодвинул от себя чашку.

  - Я не могу равнодушно слушать все эти разговоры, - слегка заикаясь, сказал он, повернувшись к Малеской. - При наличии такой огромной береговой линии, как у нас, не проявлять интереса к использованию энергии морского прибоя - это... это преступление... это вредительство... Десятки миллионов лошадиных сил каждого сильного порыва ветра пропадают зря! Если использовать только пять процентов энергии, которую развивает прибой у нашего черноморского побережья, весь Кавказ будет обеспечен электричеством для своих нефтяных промыслов, железных дорог, заводов и фабрик. А чиновники из технического совета при Госплане требуют ещё какой-то доработки моего проекта.

  - Это проект качающегося понтона? - спросил Андрей Иванович.

  - Ну да! Это же так просто. Мы сооружаем огромный понтон, состоящий в свою очередь из отдельных маленьких понтонов, насаженных на общем валу. Каждый из них соединён системой рычагов с береговыми насосами. Когда волны прибоя приводят в движение понтоны, это движение через рычаги передаётся насосам. Насосы накачивают воду в огромное водохранилище на высоком берегу, а оттуда, с высоты, вода по трубам падает на турбины электростанций... Вы понимаете, что могут дать мои понтоны, если их расставить на десятки километров вдоль самых неудобных, скалистых частей побережья, где неустанно, беспрерывно, днём и ночью с чудовищной силой грохочет прибой?! А мне говорят о какой-то доработке! Можно ли оставаться спокойным при таких бюрократических задержках!

  Длинный Рощин промолвил со своей обычной язвительной усмешкой:

  - Государственные денежки разбрасывать направо-налево тоже не следует. Надо быть вполне уверенным в целесообразности нового проекта, чтобы тратить на него средства.

  - То есть, как это "направо-налево"? - крикнул возмущённо Семёнов. - Мой проект вы считаете "направо-налево"?

  Рощин пожал плечами:

  - Я не осуждаю ваш проект, но когда есть такой неистощимый источник энергии, как солнце, которое мы уже научились хорошо эксплуатировать, целесообразно ли тратить деньги на что-то неизвестное?

  Почуяв вызов, Семёнов заставил себя успокоиться.

  - Скажите, Рощин, - подчёркнуто вежливо обратился он к противнику, - по-вашему, можно считать "неизвестным" проект, разработанный специальным институтом и одобренный весьма компетентными органами?

  - Можно только пожалеть об этом, - раздался спокойный, тихий голос Мареева.

  Спорщики невольно повернулись к нему.

  Не ожидавший этого нападения Семёнов растерялся:

  - Почему же об этом следует жалеть?

  - Потому что ваш проект, каким бы он ни был остроумным, да и все другие проекты по изысканию и исследованию новых источников энергии потеряют вскоре весь свой смысл и отпадут, как лишние.

  - Что такое? Что он говорит? Почему? - послышалось со всех сторон.

  - Может быть, вы, Мареев, изобрели наконец перпетуум-мобиле? - насмешливо спросила Малевская.

  - Ну, что вы, Ниночка! - возразил Рощин. - Никита Мареев таким шарлатанством не занимался бы. Всего вероятнее, он раскрыл тайну практического использования внутриатомной энергии. Если это так, то я разбиваю свои гелиозеркала и иду к нему в чернорабочие...

  Мареев спокойно грыз большое сочное яблоко, как будто эти насмешливые реплики к нему не относились.

  - Чего вы зубоскалите? - вмешался Цейтлин. - Говори, Никитушка, говори и заставь их прикусить языки.

  - Что же? Немного раньше, немного позлее... - задумчиво произнёс Мареев.

  Он положил остатки яблока на тарелку и неторопливо отодвинул её от себя.

  - Лучшее - враг хорошего. Обильный, дешёвый, постоянный источник энергии - вот то лучшее, что угрожает всем вашим проектам. Разве солнце везде, всегда и с надёжным постоянством даёт нам своё тепло? Летом мы получаем от него одно количество энергии, а зимой - вдвое, втрое меньше. Из каких же расчётов исходить при планировании хозяйства того или иного района? Дальше. Сегодня солнце, завтра облачно, а послезавтра начались дожди. В лучший солнечный день сила радиации меняется с каждым часом. Как же работать с такой капризной энергией? А энергия ветра - лучше?

  - Стоп, Никита! - поднял руку Цейтлин. - Осторожно! Не забывай, что я ветроэнергетик, и я не позволю...

  - Я считаю, что ты прежде всего энергетик, а потом уж и лишь до тех пор, пока это нужно родине, ветроэнергетик.

  - Это правильно! - воскликнула Малевская, ударив рукой по столу. - Тысячу раз правильно! И пусть он говорит о ветроэнергии всё, что думает.

  - Я могу сказать о ней почти то же, что сказал о солнечной энергии. Преимущество ветра лишь в том, что у нас в СССР можно его найти от полюса до Пянджа, в то время как солнце выше пятидесяти градусов северной широты, то есть почти на трёх четвертях площади СССР, неприменимо как надёжный источник энергии. Но ветер тоже непостоянен, капризен и маломощен.

  - И постоянство и мощность, - прервала Малевская, - мы найдём в верхних слоях воздуха. Надо поднять туда мощные ветродвигатели, и тогда не будет соперника у этого неисчерпаемого источника энергии.

  Мареев сдержанно улыбнулся:

  - Какую же высоту вы считаете достаточной для ветродвигателя? Какими Эйфелевыми башнями нужно покрыть землю, чтобы получить гигантское количество энергии, необходимое для нашей страны? Гелиотехники считают, что гелиостанциями необходимо покрыть десятую часть поверхности каждого района. А сколько нужно построить ветродвигателей для получения энергии одного Днепрогэса?

  - Двадцать восемь ветродвигателей мощностью по двадцать тысяч киловатт каждый; по одному агрегату на каждый квадратный километр, - ответила Малевская.

  - Но пока ещё без гарантии постоянства и надёжности работы? - допрашивал Мареев.

  - Д-да... пока без гарантии абсолютной ровности, - неохотно подтвердила Малевская.

  - Значит, есть основания для поисков чего-либо лучшего, чем ветер? Вот это лучшее и явится врагом вашей ветроэнергии.

  - Но что же это за таинственное лучшее? - закричала Малевская. - Откройте наконец ваш секрет!

  - Этот "секрет" всем вам давно известен, - резко ответил Мареев. - О нём упоминается во всех учебниках геологии, геофизики, энергетики. Но вы ищете новых источников везде - над собой, вокруг себя - и забываете только об одном...

  - О чём же? - спросил кто-то нетерпеливо.

  - Вы забываете посмотреть себе под ноги, подумать о том, что скрывается у вас под ногами...

  - Подземная теплота! - воскликнула Малевская.

  - Да! - Мареев повернулся к ней. - Подземная теплота! Источник энергии - вечный, неисчерпаемый, всегда готовый давать столько энергии, сколько нужно в любой момент для любой цели! Источник, превосходящий мощность ветра, морского прибоя, приливов и отливов! Источник, не знающий колебаний, работающий всегда - зимой и летом, ночью и днём, в ясную и облачную погоду, сегодня и через тысячелетия! Его не надо искать, он не связан с каким-либо ограниченным участком земной поверхности, он всегда тут, у вас под ногами, где бы вы ни стояли. Доберитесь только до него! Доберитесь до той температуры, какая вам понадобится - от нескольких градусов тепла до сотен и тысяч градусов, - поставьте там трансформатор тепловой энергии в механическую - и вы наводните ею и нашу страну и, в будущем, весь земной шар! Борьба за нефть, за уголь, за мощные водопады отпадет, исчезнет.

  - Старик Парсонс вам кланяется из гроба, - прозвучал насмешливый голос Рощина в наступившей тишине.

  Все вздрогнули.

  - Чарльз Парсонс? - Мареев медленно провел рукой по лбу. - Да... Парсонс - гений, далеко обогнавший свою эпоху. Он первый ещё в 1920 году предложил использовать подземную теплоту в широких масштабах.

  - Но ему пришлось отказаться от своего проекта! - продолжал Рощин.

  - Да... В проекте Парсонса две основные ошибки. Во-первых, он не учёл низкой теплопроводности горных пород. Во-вторых, при температуре в сто пятьдесят - двести градусов ни машины того времени, ни люди не смогли бы работать.

  - Следовательно, всё дело в чисто практических предложениях, которые, надеюсь, мы сейчас здесь услышим и которые, я уверен, затмят примитивные проекты Парсонса.

  Мареев посмотрел на Рощина и медленно покачал головой.

  - Сегодня я этого не намерен делать. Я ставлю пока лишь проблему... проблему, которую вы совсем забыли, разрешение которой сделает бесполезными и ненужными все ваши усилия в других направлениях. Я хотел лишь сказать: "Ищите здесь, как это делаю я! Соедините ваши силы с моими в одном направлении! Не распыляйте их! И тогда мы получим потрясающий эффект. Откроется новая эра в вековой борьбе человека с природой! Неистощимые потоки новой энергии, подчинённые интересам нашего бесклассового общества, преобразуют лик земли!"

  Мареев посмотрел на часы, висевшие на стене, внезапно поднялся и, не прощаясь, направился к выходу.

  

  

  

  ГЛАВА 2. ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ

  Три года назад разошлись пути Мареева и Брускова после двенадцати лет совместной учёбы и работы. Мареев остался геологом и горняком. Брусков от горного машиностроения перешёл к электротехнике и уехал в Туркмению, в лабораторию Ашхабадского научно-исследовательского института.

  Теперь они вновь сидели в комнате Мареева. Её убранство чем-то напоминало комнату Клуба новой энергии. На столе, на подоконнике, за шкафами лежали свёрнутые в трубки чертежи различных размеров. Всюду на стенах висели строгие и чёткие сетки схем, разрезов и рисунков. И на всех листах, маленьких и больших, повторялся разрез огромного снаряда, похожего на орудийный, - удлинённой, цилиндрической формы, с плоским днищем и конической вершиной, которую покрывали, как черепица, многочисленные острые пластинки.

  Товарищи сидели у окна перед круглым столом. Наступали сумерки. Москва рассыпалась перед ними гигантским многоцветным созвездием. Огни играли, то взвиваясь в темнеющее, наливающееся фиолетовой краской небо, то собираясь в фантастические костры и пожары. Мощный равномерный гул вносил в раскрытые окна какое-то особое чувство спокойствия, уверенности, нерушимой безопасности...

  - Не спорю, - медленно и задумчиво сказал Брусков, - всё, что ты мне изложил, - правильно. Но надеюсь, ты всё это рассказал мне не для того только, чтобы познакомить меня ещё с одним источником энергии. Очевидно, ты уже подошёл практически к проблеме использования подземной теплоты. И при этом с размахом, не меньшим, чем у Парсонса.

  - Размах гораздо больше.

  - Ого!

  - Да, Михаил! То, о чём мечтал Парсонс, перестало быть невозможным. Я вооружён лучше него.

  - Объясни, пожалуйста!

  - Вот послушай... Чтобы добраться до высоких температур, Парсонс в своё время предлагал вырыть шахты глубиной в несколько километров. Но как это сделать, указать он не мог. Современная ему металлургия и машиностроение не могли дать необходимых машин и материалов. А вопрос о металле - задача первостепенной важности.

  - И ты её решил?

  - Думаю, что да! Достигнуть области высоких температур сможет машина, сконструированная мной из новейшей легированной стали, твёрдой, чрезвычайно жароупорной, стойкой против всех химических влияний и воздействий, которые могут встретиться на пути в недра земли. Это будет стальной крот, которого не остановят ни самые твёрдые горные породы, ни сильнейший подземный жар. Он будет вгрызаться в толщу земли всё глубже и глубже, пока я его не остановлю.

  - Ну, а дальше? - Брусков подтянул своё тяжёлое кресло поближе к Марееву. - Дальше? Как ты будешь выбрасывать породу на поверхность из шахты?

  - В том-то и дело, Михаил, - улыбнулся Мареев, - что никакой шахты не будет. Мне она не нужна. В этом основное отличие моей идеи от тяжеловесного проекта Парсонса.

  - Так что же будет? - нетерпеливо спросил Брусков. - Предположим, твоя машина зароется в землю... А дальше? Что она там будет делать?

  - Она остановится на той глубине, где будет необходимая для моих целей температура. Там будут установлены термоэлементы...

  - Термоэлементы?! - Брусков привстал, схватившись за край стола. - Ты говоришь - термоэлементы?!

  - Ну да! Не стану же я прибегать к тому примитивному способу превращения тепловой энергии в механическую, который предлагал Парсонс: образованию водяного пара. Парообразование поглощает массу энергии, а отдаёт в виде полезной механической работы совершенно ничтожную её часть.

  Брусков глубоко сидел в своём кресле. Он закрыл глаза, крепко зажал в кулаке подбородок, а его большие, слегка оттопыренные уши всё больше покрывались краской.

  Мареев знал эти признаки сильного волнения и напряжённой работы мысли. Он усмехнулся и продолжал, как будто ничего не замечая:

  - Парообразование слишком неэкономный процесс, дорогой мой. Во-первых, вода, чтобы превратиться в пар, требует огромного количества тепла. Затем, водяной пар, прежде чем дойдёт до подземной паровой турбины, уже потеряет огромную часть полученной энергии. Наконец, надо учесть потери на конденсацию и потери энергии в самой машине, обычные в таких случаях. В результате не более десяти-двенадцати процентов тепла будет использовано для эффективной работы.

  - Да... да... конечно... - бормотал Брусков, - но термоэлементы... термоэлементы... Что за идея?!

  - Я пришёл к заключению, - продолжал Мареев, - что строить проект в расчёте на использование пара - невозможно. Игра не стоит свеч. Совсем другое дело термоэлементы. Здесь тепловая энергия непосредственно превращается в электрическую. А электроэнергию легко передать на поверхность земли почти без потерь.

  - Всё это хорошо... - перебил Брусков. Он вскочил с кресла и стремительно прошелся по комнате. - Но термоэлементы?! У тебя есть уже проекты, расчёты?

  - Нет, ничего ещё нет, - просто ответил Мареев. - В этой части проект ещё не разработан. Я не электротехник. Я знаю только, что термоэлементы в состоянии трансформировать до тридцати пяти процентов теплоты в электроэнергию в зависимости от разности температур между спаями. И здесь я рассчитываю на твою помощь. Я уже давно думаю об этом, собирался написать тебе. Выходит, что ты приехал очень кстати. Займись этим делом, Михаил. Идея настолько важна, что ради неё можно бросить все прочие работы.

  - Но ведь это сложнейшая проблема! Ты даже не понимаешь всей её сложности, Никита! Один лишь температурный перепад...

  Его уши горели. Он продолжал в состоянии крайнего волнения:

  - Ведь для того, чтобы простейшая термопара действовала, необходима разность температур в тех местах, где спаяны её элементы. Один спай должен быть теплее, другой - холоднее. В нынешних сложнейших по составу термобатареях чем больше эта разность температур между местами спая, тем эффективнее работа термоэлементов. Но как же получить эту разность температур на глубине в несколько километров, где царит лишь одна и притом чрезвычайно высокая температура? Понимаешь ли ты, сколько сложнейших проблем встанет при разработке этого проекта?

  - Я знаю лишь одно, Михаил, - глухо ответил Мареев, - кроме тебя, я никому не хотел поручать работу над этой частью проекта.

  Брусков стукнул кулаком по столу и бросился в кресло. После минутного молчания он выпрямился и провёл рукой по гладко выбритой голове.

  - Давай лучше продолжим разговор о твоей машине. Я всё-таки не понимаю, как она будет производить свою работу на глубине десяти или больше километров? Откуда она получит необходимую энергию? Как она потом выберется наружу? Наконец, кто и как будет ею управлять?

  - Подожди, подожди, - рассмеялся Мареев. - Давай по порядку. Как будет работать машина? Как автономный бур, несущий свой двигатель в себе самом. Снаряд должен иметь собственные моторы, приводящие бур во вращение. Источник энергии? Надземная электростанция, питающая мою машину электроэнергией по проводам, тянущимся вслед за машиной.

  - Но как же будет двигаться этот крот?

  - Несколько стальных колонн будет выдвигаться из его днища и с огромной силой вдавливать его вершину с буровой коронкой в окружающую породу.

  - Ну. хорошо, пусть так! А как же будет управляться этот необычайный снаряд?

  - Управление сосредоточено в самой машине. Управлять ею будут люди, находящиеся внутри неё.

  - Люди?! - воскликнул Брусков, схватившись за ручку кресла. - Кто же пойдёт на это?

  - Я и ты...

  Брусков вскочил.

  - Что?.. Ты с ума сошёл! Подвергать себя такому риску?!

  - Я считаю, - ответил Мареев, - что риск будет не больше, чем при переходе современной улицы. Когда ты поближе познакомишься с моими расчётами и чертежами, ты сам убедишься в этом. В моём проекте ещё многое нужно доработать. Ни мне, ни кому другому в одиночку с этим не справиться. Институт рассмотрит мою идею, выпустит проект и поможет мне свести риск до минимума. Самое важное теперь - это проект подземной термоэлектрической станции. Именно то, ради чего я строю снаряд, ради чего я готов спуститься в недра земли, то, что составляет основную цель моей идеи.

  Брусков откинулся в кресле и сосредоточенно глядел куда-то мимо него.

  Мареев, чуть улыбнувшись, продолжал:

  - Нет ничего удивительного, что первым водителем машины буду я, её автор. Было бы странно, если бы я уступил кому-нибудь другому это право. Ну, а ты... Я уверен, что ты будешь со мной. Впрочем... если ты не хочешь...

  - Замолчишь ли ты наконец?

  Брусков вскочил. Лицо его опять покрылось красными пятнами, уши горели. Он схватил шляпу.

  - Прощай! Я пойду... У меня голова готова треснуть от этих диких проектов.

  - Да подожди же, Мишук! Куда ты?

  Но Брусков только махнул рукой и исчез в дверях.

  

  

   ГЛАВА 3. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ЗА ПРОЕКТ

  Малевская подошла к длинному белому столу. Он уставлен многочисленными стеклянными банками с образцами раздробленных, превращённых в порошок горных пород.

  В каждой банке образец покрыт тонкой и твёрдой коркой. Малевская ставит на неё небольшой особого устройства динамометр и испытывает сопротивляемость корки давлению. Показания динамометра Малевская заносит в тетрадь.

  Тишина в комнате подчёркивается шумом мотора, равномерно и глухо доносящимся откуда-то из-под пола, и хлопаньем далёких дверей. Трудно представить себе, что эта комната - лишь одна из многочисленных ячеек огромного научно-исследовательского института, что кругом - внизу, вверху, рядом - сотни людей в кабинетах, лабораториях, мастерских напрягают мысль и волю, трудятся, комбинируют, исследуют тысячи веществ, явлений и законов.

  Малевская сосредоточенно работает. Время от времени она отрывается, встревоженно поднимает голову и прислушивается. Потом опять принимается за динамометр и тетрадь.

  Звонок телефона прозвучал в дальнем углу лаборатории. Малевская торопливо подбежала к аппарату.

  - Слушаю... Малевская... Это ты, Илья?.. Нет, ещё не возвратился. Да. Сама жду - не дождусь... Звонка не было. Хорошо. До свиданья.

  Послышались шаги за дверью. Малевская выпрямилась и застыла в ожидании. Вошёл Брусков. Его уши розовели, а чисто выбритая голова блестела, как шар слоновой кости.

  - Здравствуй, Нина! Никаких известий?

  - Нет.

  - Странно! Уже два часа... пора бы, как будто...

  - Когда началось заседание?

  - В восемь часов утра.

  Брусков сел в белое плетёное кресло у письменного стола и, положив на него локоть, закрыл ладонью глаза.

  - Что нового, Михаил?

  - Пока всё благополучно. Схема температурного перепада работает превосходно.

  Брусков открыл глаза и с оживлением продолжал:

  - Молодец Никита! Его идея применения жидкого водорода великолепна! Я бился до одурения над проблемой создания в глубинах разницы температур между двумя спаями термопары. Я терял надежду, возмущался Никитой, втянувшим меня в эту проклятую проблему, проклинал себя, что поддался соблазну дружбы и очарованию загадки. И вот он только намекнул как-то вскользь, что, может быть, следует доставлять к одному спаю термопары концентрированный холод с поверхности земли... Эта мысль поразила меня. Я чуть с ума не сошёл от восторга. Это гениальный человек!.. Это...

  - Я не спорю, не спорю... - улыбалась Малевская, ставя динамометр на корку нового образца. - Если бы я была другого мнения, ты меня не видел бы здесь, в его лаборатории.

  - Не только ты. А Илья? А десятки других?.. Как странно, Нина! Ведь факт существования в глубинах земли неисчерпаемых запасов энергии давно известен. А к идее практического использования их относились как к идее фантастической. Но вот взялся за неё Никита - и у меня, у тебя, у Цейтлина, у многих других глаза раскрылись. И "фантастика" становится сейчас такой реальной, такой ощутимой...

  - Ты забываешь, Михаил, ещё одно очень важное, по-моему даже решающее, обстоятельство.

  - Какое?

  - А то, что у нас, в Союзе, каждая здоровая идея быстро претворяется в действительность. Проект Никиты раскрывает такие волнующие перспективы, что всё другое сразу перестало нас увлекать.

  - Значит, и солнце, и ветер, и вода теперь окончательно дискредитированы?

  - Ну, как сказать?! Лично я, вероятно, не вернусь к ветротехнике, но другие... они, вероятно, будут выжидать результатов нашей экспедиции. Такие люди, как Рощин или Виктор Семёнов, даже в случае успеха нашей экспедиции будут продолжать поиски новых видов энергии. И кто знает? Разве есть пределы человеческой изобретательности? Может быть, они в конце концов найдут простые и дешёвые способы получения энергии от солнца и океанов. И тогда применение их будет так же целесообразно, как использование нашей подземной теплоты.

  Они помолчали. Поднявшись и заглянув в тетрадь Малевской, Брусков спросил:

  - Чем ты сейчас занята?

  - Проверяю действие различных минерализаторов на горные породы. Эти минерализаторы должны цементировать своды из размельчённой горной породы, которые снаряд будет оставлять за собой по мере продвижения в глубь земли. Без этого тяжесть нарастающего столба размельчённой породы в конце концов раздавила бы снаряд, из какого бы крепкого металла он ни был сделан... Но сейчас я ловлю себя на том, что моментами ничего не соображаю... А каково там Никите? В комиссии, я знаю, немало противников его проекта. И он один должен выдерживать бой.

  - Ну, он там не один сражается...

  - Кто сражается? Где сражается? - послышалась скороговорка Цейтлина. Он с трудом протиснулся в дверь. - Безобразие! Это не дверь, а мышиная щель! Это мышеловка какая-то!

  Усевшись на стул и широко расставив ноги, он вытирал с лица обильный пот.

  - Здравствуйте, ребята! Что слышно? Кончилось заседание?

  - Нет ещё, Илюша! - ответил Михаил, наблюдая за работой Малевской.

  - Это безобразие! Столько времени мучить людей! Не зря говорят, что в комиссию не легко попасть, а ещё труднее выйти.

  - Зато оттуда легко вылетают, Илюшенька!

  - Не все, Михаил, не все! Смотря с каким багажом явишься. А у нашего Никиты... Он выйдет оттуда с высоко поднятой головой.

  - Я думаю! - ответил Брусков. - Чего бы стоили все мы, если б дело обстояло иначе... Ты откуда, Илья?

  - Да всё оттуда - из НИМИ. Третью неделю бь мся над подвижным соединением секций снаряда. Никита хочет придать ему некоторую гибкость, чтобы не быть прикованным к вертикали. Таким образом снаряд получит способность к маневрированию.

  - Ну, и что же?

  - Приходится вносить кое-какие изменения в первоначальный проект. Гибкость вершины снаряда в проекте разработана очень хорошо, эту часть мы не тронем, а вот способ сочленения и размер секций в теле снаряда придётся несколько изменить. Никита уже согласился. Да что-то у нас не клеится с моделью. Архимедов винт, который должен вращаться вокруг тела снаряда и переносить кверху раздробленные буровой коронкой и ножами горные породы, тоже нелегко заставить работать. Правда, на модели в небольших кривизнах он уже работает, но пройдёт ещё не меньше месяца, пока мы добьёмся полного решения задачи.

  Опять раздался телефонный звонок. Брусков бросился к аппарату. Но, как это ни странно, тяжеловесный Цейтлин опередил его и перехватил трубку.

  - Слушаю... Цейтлин, да... А, Андрей Иванович!.. Что? О Марееве? Ничего... Неужели? Говорите, голубчик, умоляю вас, говорите... что он вам сообщил?

  Малевская и Брусков жадно ловили невнятные звуки, доносившиеся из трубки.

  - Одну минуточку, Андрей Иванович. Здесь Малевская и Брусков... Андрей Иванович говорит, что ему сейчас звонил секретарь комиссии, его приятель, и передавал ход заседания... Продолжайте, Андрей Иванович... Да... да... ага... два часа длился доклад Никиты?.. Вот здорово!.. Ага!.. так... С успехом? Так... так... Кто? Рощин выступал против? Из Института гелиоэнергетики?.. А-а-а... Так... так... Час говорил? Технические эксперты одобряют? Молодцы!.. Что?.. Вы слышите? Ещё восемь ораторов, заключительное слово Никиты и председателя комиссии, голосование резолюций... Бедный Никитушка! Ну и дела!..

  Цейтлин опустился в заскрипевшее под ним кресло. Все молчали. Малевская несколько раз пробовала начать работу и снова бросала. Брусков сосредоточенно ходил по комнате. Все трое думали об одном и том же. Ожидание становилось невыносимым.

  Наконец раздался осторожный стук в дверь.

  - Войдите! - громко сказала Малевская.

  На пороге показалась спокойная, корректная фигура Андрея Ивановича Потапова. Он аккуратно закрыл за собой дверь.

  - Здравствуйте, друзья мои! - неторопливо говорил он. - Неужели Никита Евсеевич ещё не пришёл? Мне полчаса назад звонил секретарь комиссии, что заседание кончается. Я и поспешил сюда.

  - Как? Значит, уже! Где же он?

  - Он, может быть, и не знает, где мы?

  - Я это предусмотрел, - сказал Андрей Иванович. - Я просил секретаря передать Никите Евсеевичу, что мы все будем его ждать в лаборатории у Нины Алексеевны. Он обязательно сюда придёт. Да вот и он!

  Мареев вошёл оживлённый, счастливый. За прошедшие полгода складки на переносице и у ноздрей стали глубже и резче, взгляд - ещё твёрже и острее. Было в его лице что-то властное, заставлявшее прислушиваться ко всему, что он скажет. Но улыбка по-прежнему как-то внезапно преображала это смуглое, худощавое лицо, придавая ему неожиданную теплоту и мягкость.

  - Ну, вот и я! - весело воскликнул он, бросая тяжёлый портфель в кресло. - Здравствуйте, друзья!

  Его встретили радостными восклицаниями.

  - Никитушка! - говорил, захлёбываясь, Цейтлин. - Ну, как? Можно поздравить? Поздравляю! Поздравляю!

  - Правда, Никита? Победа? - нетерпеливо спрашивал Брусков.

  - Ну, конечно, победа. Самая лучшая, самая симпатичная резолюция! Но какой бой, товарищи! Какой бой! Сражение титанов.

  - Да садись же, Никита! Отдохни немного, - говорила Малевская, отстраняя Цейтлина и Брускова. - Ну, отойдите же! Дайте ему отдышаться!

  - Да я нисколько не устал, Нина! Клянусь Плутоном - моим теперешним покровителем.

  - Рассказывай, Никита, скорей, - нетерпеливо сказал Брусков. - Споров было много?

  - О! Возражали много и яростно, но ничего у них не вышло. Проект получил одобрение, и, значит, друзья...

  - Будем готовиться к экспедиции?!

  - Да! Теперь успех зависит только от нас!

  

  

  ГЛАВА 4. СТРАНА СНАРЯЖАЕТ ЭКСПЕДИЦИЮ

  В вечерние апрельские сумерки, когда Москва тонула в нежной сиреневой мгле, на экране монументального здания центральной правительственной газеты появилась краткая информация:

  "Институты ВЭИ и Машиностроительный закончили детальную разработку проекта геолога Мареева. Специально сконструированный бурильный снаряд углубится в недра земли, имея внутри себя команду из трёх человек во главе с изобретателем. На глубине пятнадцати километров будут установлены термоэлектрические батареи для превращения подземной теплоты в электроэнергию. Проект товарища Мареева имеет огромное государственное значение. Совнаркомом СССР организован правительственный комитет для руководства работами по реализации этого проекта. Постройка снаряда и оборудования для подземной термоэлектрической станции поручена указанным институтам и лучшим заводам СССР. Срок исполнения - десять месяцев".

  Вечерние газеты и радио сообщали подробности проекта под самыми восторженными заголовками: "Новая победа над природой!", "Атака земных недр!", "Мы завоевываем недоступные глубины земли!", "Неисчерпаемые потоки подземной энергии на службу социалистической стране!".

  На бульварах, улицах, площадях люди собирались, жадно читали экстренные выпуски газет, обсуждая это неслыханное по смелости предприятие. Всюду вспыхивали летучие митинги, разгорались жаркие дискуссии.

  Корреспонденты иностранных газет давно не имели такой беспокойной ночи. Они осаждали институты, интервьюировали их сотрудников, охотились за Мареевым, Брусковым, Цейтлиным, Малевской, за всеми, кто имел хоть какое-либо отношение к экспедиции. Телеграф и радио не справлялись с потоком телеграмм, радиограмм, фотопередач.

  Необычайное волнение охватило весь капиталистический мир. На другой день газеты были почти целиком посвящены сенсационным сообщениям об удивительном проекте.

  На фабриках и заводах, в рудниках и шахтах, на окраинах больших городов и в рабочих посёлках друзья Советского Союза с восторгом принимали известия о решении Совнаркома, как новое доказательство силы и мощи страны социализма.

  Все интересовались личностью Мареева и его ближайших сотрудников, их портретами, их биографиями.

  Европейские и американские специалисты жаждали технических подробностей. Крупнейшие авторитеты науки и техники были вовлечены газетами и журналами в дискуссию, которая вскоре приняла самый ожесточённый характер.

  Известный металлург, профессор Кольридж из Мильвоки - США - доказывал на страницах журнала "Geological News", что никакой металл не выдержит высокой температуры подземных глубин и температуры, возникающей от трения машины о твёрдые породы, которые встретятся на её пути. По его мнению, эти факторы создадут такие условия, при которых самый тугоплавкий из известных металлов начнёт деформироваться. "Поэтому, - заключил профессор, - советская экспедиция заранее обречена на гибель, и люди, снаряжающие её и участвующие в ней, - безумцы".

  В номере журнала "La Science", вышедшем вскоре, руанский профессор Клод Шарпантье, мировой авторитет в области качественной металлургии и вечный антагонист профессора Кольриджа из Мильвоки, выступил с возражениями. Прежде всего он высмеял отсталость американского учёного, который, очевидно, совершенно не знаком с огромными достижениями советской металлургии, особенно в области высококачественных жароупорных сталей и сверхтвёрдых сплавов. Профессор Шарпантье далее доказывал, что вопрос совсем не в том, выдержит ли металл. Можно быть уверенным, заявлял он, что в этом отношении советская металлургия вполне обеспечит экспедицию. Гораздо хуже обстоит дело с вопросом, как перенесут люди, отправляющиеся на глубину пятнадцати километров, царящую там высокую температуру, как будут они работать в этих условиях. Здесь видит он главное препятствие, так как не представляет себе, какими средствами располагает советская наука для устранения этой опасности.

  К поспорившим профессорам сейчас же присоединились другие учёные. Выдвигались самые разнообразные, порой противоположные соображения.

  Одни указывали, что снаряд под тяжестью выбрасываемой им кверху земли будет на большой глубине просто раздавлен. Они приводили при этом вычисления давления в поверхностных слоях континентов, произведенные ещё В.Трабертом. По Траберту выходило, что при средней плотности этих слоев, равной 2,7, давление на глубине одного километра достигает 270 атмосфер, на глубине десяти километров равно 2700 атмосферам, а на проектируемой глубине в пятнадцать километров - 4050 атмосферам. Это соответствует давлению в 41852,7 тонны на каждый квадратный метр, чего не сможет выдержать ни один пустотелый снаряд.

  Другие критики сомневались, смогут ли люди, добравшись до намеченной глубины, установить там термоэлектрическую станцию. Ведь для этого, говорили они, необходимо некоторое свободное пространство, которое вряд ли возможно найти в плотной массе горных пород на глубине пятнадцати километров.

  Но крупнейший английский геолог, профессор Джонсон, в ответ на это сообщал о возможности существования, даже на больших глубинах, многочисленных карстовых пустот, не говоря уже о вулканических жилах и кавернах - путях, пробитых некогда расплавленной массой в её стремлении к поверхности земли.

  После опубликования постановления правительства газеты и журналы Советского Союза поместили ряд статей о проекте Никиты Мареева, о значении этого проекта для науки и для дальнейшего развития хозяйства с