Адамов Григорий - Победители недр

изнаков приближения его нижних границ.

  Володя работал сейчас в верхней камере снаряда. Прервав сборку какой-то модели, напоминавшей термоэлектрическую батарею, он поднял голову и вопросительно посмотрел на сидевшего у стола Мареева.

  Мареев пожал плечами.

  - Трудно сказать, когда мы выйдем из гранита. Он может тянуться ещё очень долго, на много километров вниз, но может и на следующей сотне метров смениться какой-нибудь другой изверженной породой.

  - Изверженной?.. Как гранит?

  - По происхождению такой же, хотя их химический состав и внутренняя структура могут быть различными.

  - Разве все породы одинакового происхождения?

  - Нет, не все; некоторые образовались на поверхности земли путём отложения из воды в каких-либо бассейнах. Такие породы называются осадочными. А изверженные, или вулканические, породы образовались из магмы - расплавленной массы, поднявшейся из земных недр. Кроме того, под влиянием различных сил, действующих в земной коре, изменяются уже сложившиеся породы и превращаются в новые. Они называются метаморфическими.

  - Как же из одной и той же изверженной массы образуются разные породы? Ведь они все происходят из одной и той же магмы!

  - Но магма состоит из многочисленных и разнообразных элементов. Среди них важнейший - кремнезём. По количеству кремнезёма породы делятся на три группы: кислые породы, в которых кремнезёма содержится больше шестидесяти пяти процентов, - сюда относятся граниты; средние, например диорит, с содержанием кремнезёма от шестидесяти пяти до пятидесяти двух процентов, и основные - габбро, диабазы, базальты, - в которых кремнезёма меньше пятидесяти двух процентов. Наукой установлено, что ещё в глубинах земли в магме могут происходить процессы разделения, обособления этих групп. Тяжёлые кристаллы основных пород вследствие своей тяжести опускаются в нижние слои расплавленной магмы, а более лёгкая магма собирается выше. Если по какой-нибудь причине происходит разлом земной коры и начинается извержение, эта магма поднимается первой. При этом уменьшается давление в глубинных бассейнах магмы. А при уменьшении давления плавление облегчается...

  - Да, да! Я помню! Это мы по физике проходили. Например, на вершинах гор, где давление слабее, вода закипает при меньшей температуре, чем у подножия горы...

  - Правильно, Володя! - подтвердил Мареев. - Так вот, при уменьшении давления опустившиеся вниз тяжёлые кристаллы основных пород опять расплавляются и смешиваются с оставшейся магмой, но она содержит уже меньше кислых пород и больше основных. Потом история повторяется: пары и газы в закрывшемся бассейне продолжают выделяться, давление возрастает, тяжёлые кристаллы основных пород опускаются, теперь вверху собираются средние породы. Лишь в третью очередь из бассейна появляются на поверхности, или близко к ней, тяжёлые основные породы... Всё это я немного упростил, чтобы дать тебе схематическое представление о процессе образования различных горных пород, руд и минералов из одной общей магмы.

  В люке показалась голова Брускова. Он подозрительно посмотрел на Мареева.

  - Опять геология? - спросил он, подходя к столу. - Мало тебе, Никита, учебных часов? Ведь у нас теперь с ним практические занятия...

  Мареев рассмеялся.

  - Ну, что я могу поделать? Он мне проходу не даёт своими вопросами.

  - Я только на минуточку оторвался от модели, - вмешался Володя, виновато подняв глаза на Брускова. - Завтра я обязательно начну спайку пластин.

  - Ну, то-то же! - проворчал Брусков, возвращаясь в шаровую каюту.

  Как только он исчез, Володя опять повернулся к Марееву:

  - Никита Евсеевич, ещё один вопрос... Как происходят извержения этих пород? Через вулканы?

  - Только один вопрос? - Мареев улыбнулся. - На этот вопрос можно так ответить, что ты не окончишь своей модели ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.

  - Нет, нет! - засмеялся Володя. - На ответ даётся десять минут. Подробности мы будем скоро проходить по курсу. А сейчас хочется хоть немного разобраться...

  - Ну, ладно, пользуйся, - у меня есть ещё немного свободного времени. Ты говоришь, через вулканы? Конечно, и через вулканы, но часто магма пробивалась на поверхность и через разломы, через трещины в земной коре, а иногда она и сама подымала, вспучивала и взрывала лежащие над нею толщи. Нередко, подымаясь огромными массами к поверхности, изгибая и ломая встречающиеся пласты, она постепенно, ещё не дойдя до поверхности, сама остывала, образуя гигантские подземные горы из гранита, базальта, габбро, диорита и других изверженных пород. Такие подземные горы, не имеющие предела внизу, называются батолитами. От них, ещё до полного остывания, нередко отделялись более или менее значительные жилы, по которым магма пробивалась выше, образуя среди пластов как бы шляпку гигантского гриба. Такие грибы называются лаколитами. Иногда магма застывала в толще земной коры в виде бесформенных масс, называющихся штоками. Огромный жар магмы, доходивший до полутора тысяч градусов, и давление, которое она развивала при этом, оказывали такое влияние на окружающие осадочные породы, что они в местах соприкосновения с магмой, в местах контакта, и на известном расстоянии от неё совершенно меняли свою структуру, свой внутренний состав. Известняки, например, превращались в мрамор, песчаники - в кварциты, мергель - в хлоритовый сланец, каменный уголь - в кокс. Такое внутреннее изменение состава породы под влиянием расплавленных масс магмы называется контактовым метаморфизмом. Когда магма несколько остынет, проявляется другой вид метаморфизма - гидротермальный. Здесь изменение окружающих пород производится выделяющимися из полуостывшей магмы газами и водяными парами, превращающимися потом в горячую воду. Эта глубинная вода называется ещё ювенильной, юной, потому что она появилась из глубоких недр земли, а не из атмосферы и не с поверхности земли. Так вот, эти газы и воды содержат в себе много важных веществ: соединения железа, меди, серебра, олова, свинца, ртути. Из области контакта эти газы и воды проникают далеко в толщу пород через мелкие трещины и поры и откладывают там содержащиеся в них вещества, образуя разнообразные рудные месторождения: железные, медные, серные, оловянные. Добравшись до поверхности, эти газы растворяются в атмосфере, а ювенильные воды образуют горячие минеральные источники.

  - Но откуда же в магме вода?

  - В магме заключены все элементы, какие только существуют в природе. Там в изобилии находится кислород...

  - Он составляет сорок семь процентов веса всей земной коры, - подхватил Володя.

  - Правильно!.. Затем там имеется водород...

  - А его много?

  - Нет. По сравнению с кислородом очень мало, меньше одного процента. Ну, вот, раз они имеются там, в магме, то, выйдя из неё и соединившись, они образуют воду. И вода и газы находятся повсюду - и в атмосфере, и на поверхности земли, и в жидкой магме, и даже в самых твёрдых горных породах.

  - Даже в такой, как гранит?

  - Да, даже в граните. Французский учёный Арман Готье произвёл ряд очень интересных опытов и выяснил, что один килограмм гранита, раскалённого докрасна, выделяет десять граммов воды и такое количество газов, которое раз в шесть или семь превышает объём этого гранита. Следовательно, один кубический метр гранита, весящий две тысячи шестьсот шестьдесят четыре килограмма, даст двадцать шесть тысяч шестьсот сорок граммов воды, а один кубический километр - двадцать шесть миллионов сорок тысяч тонн, или больше двадцати шести миллионов кубических метров воды. Одновременно из того же кубического километра гранита выделится около семи миллиардов кубических метров газов, а по другим расчётам - даже втрое больше. Чтобы ты мог легче представить себе, что значат эти цифры, вспомни, что за весь 1933 год в СССР было добыто нефти двадцать семь миллионов тонн, а если возьмёшь карандаш и подсчитаешь, то увидишь, что из воды, заключающейся в одном кубическом километре гранита, может образоваться озеро длиной в два с половиной километра, шириной в километр и глубиной в десять метров. В таком озере могли бы свободно плавать настоящие морские пароходы.

  - Столько воды в граните?! В граните?! - поражался Володя. - Просто не верится, Никита Евсеевич!

  - Приходится верить, Володя, - улыбнулся Мареев и, посмотрев на часы, добавил: - Ну, мне пора. Надо сменить Михаила. Как подвигаются дела с моделью?

  - Да я её уже наполовину сделал!

  - Когда кончишь, обязательно устроим торжественный пуск вашей маленькой подземной термоэлектростанции. А чем вы будете охлаждать первый спай?

  - Жидким кислородом.

  Мареев поморщился.

  - Жидким кислородом? - переспросил он. - Гм... А может быть, можно чем-нибудь другим? Ну, например, жидким водородом? У нас его довольно много.

  - Я думаю, можно, Никита Евсеевич, только это потребует перерасчётов. А почему не воспользоваться кислородом?

  - Да так, знаешь... - уклончиво ответил Мареев, - надо поберечь кислород... Ну, занимайся своим делом.

  Володя остался один в "мастерской", как он называл свой столик в верхней камере, который ему уступили для большого дела, заинтересовавшего всё население снаряда. Володя решил изготовить действуюшую модель термоэлектростанции. Сам Брусков чрезвычайно увлёкся затеей Володи: модель дала бы ему возможность ещё раз на практике проверить конструкцию термостанции. Володя с жаром принялся за эту работу, постоянно пользуясь консультацией взрослых членов экспедиции. Он успел уже на "отлично" закончить курс ознакомления со снарядом и его механизмами. Освободившееся время он отдавал теперь своей модели.

  Оставив Володю, Мареев спустился в буровую камеру, где Брусков сидел за столом, внося последние записи в вахтенный журнал.

  - Это ты, Никита? - спросил он, не отрываясь от работы. - Что же это значит наконец? Геотермический градиент совсем не возрастает с глубиной, как ты предполагал. Вот уже целую тысячу метров температура равномерно увеличивается на один градус через каждые тридцать три метра спуска, и этот проклятый градиент совсем не обнаруживает склонности увеличиваться с глубиной.

  - Откровенно говоря, мне трудно объяснить этот факт, - сказал Мареев. - Возрастание температуры на один градус должно с глубиной замедлиться. Это твёрдо установившееся среди геологов мнение, и до глубины в девять тысяч сто метров это мнение целиком подтверждалось: если возле шахты "Гигант" в верхних слоях земли геотермический градиент равнялся, в среднем, тридцати с половиной метрам, то на девятом километре температура окружающей нас породы поднималась на один градус уже через каждые тридцать три метра. Значит, геотермический градиент с глубиной действительно возрастал. Теперь он должен был бы, по моим расчётам, равняться примерно тридцати четырём метрам, и почему он остановился - непонятно. Такой глубины, на которой мы сейчас находимся, никто никогда не достигал ни посредством орудий и инструментов, ни тем более лично. Мы впервые получили возможность произвести проверку. И вот оказывается, что на большой сравнительно глубине, на протяжении почти тысячи метров, геотермический градиент остается без изменений! Это любого геолога может озадачить. Неужели закон возрастания будет нами опровергнут?

  - Если тебя тревожит только это, то я могу спокойно спать. - Брусков поднялся со стула и потянулся. - Устал я сегодня. Ну, сдаю вахту.

  - Принимаю, - ответил Мареев.

  В середине вахты Мареев отметил первый скачок стрелки пирометра: через тридцать три метра пути стрелка продвинулась с 301,3 градуса до 302,5 градуса. Когда Малевская пришла сменить Мареева, вычисления показали, что на глубине в десять тысяч двести метров геотермический градиент равен тридцати двум метрам.

  - А, поздравляю! - отметила это Малевская, принимая вахту. - Пирометр начал наконец проявлять признаки жизни.

  - Мне кажется, что он слишком резко скачет и совсем не в ту сторону, куда надо.

  - Что ты хочешь сказать?

  - Только то, что на глубине в десять тысяч метров геотермический градиент не возрастает, как это было до девяти тысяч метров, а понижается. Значит, на этой глубине рост температуры не только не замедляется, но, наоборот, даже ускоряется... Это уж совсем странно.

  - Ах, вот что! Ну, эти две десятых градуса ещё ничего не доказывают... Подождём, что дальше будет.

  Однако с каждой сотней метров спуска температура неуклонно возрастала всё в большей и большей степени.

  Снаряд вышел из толщи гранита и на глубине в десять тысяч пятьсот метров вступил в диорит - вулканическую породу, довольно близкую к граниту, но менее кислую. Продвижение снаряда шло спокойно, без задержек и неожиданностей.

  Лишь время от времени у Мареева и Малевской возникала тревога при взгляде на график геотермического градиента: температура породы неуклонно и стишком быстро возрастала, а геотермический градиент всё больше снижался. При выходе из диорита, на глубине в одиннадцать тысяч семьсот метров, он равнялся уже тридцати одному и двум десятым метра, а температура породы поднялась до трёхсот семидесяти градусов вместо расчётных трехсот пятидесяти.

  Под диоритом оказался габбро - тяжёлая массивно-кристаллическая основная порода, родственная базальту. С первых же метров прохождения габбро кран образцов и киноаппарат обнаружили его значительную трещиноватость, причём трещины были заполнены рудными месторождениями, очевидно, эманационного происхождения. Среди них встречались жилы и апофизы, заполненные золотыми, вольфрамовыми, молибденовыми и оловянными рудами. Здесь таились огромные запасы ценнейших элементов и металлов, так редко встречающихся в поверхностных слоях земной коры.

  Володя к этому времени закончил модель подземной термоэлектростанции. При первых же пробах возникший в батареях электрический ток зажёг маленькие лампочки.

  В день, намеченный для официального демонстрирования модели, на экране телевизора присутствовали Цейтлин, родители Володи и пионеры школьного отряда, Володины приятели - Коля и Митя.

  Когда на батареях загорелась гирлянда крохотных электрических лампочек и маленький мотор завертел шкивы, шпиндель и патрон небольшого токарного станка, громкое "ура" в снаряде слилось с криками "браво, Володя", которые неслись с экрана телевизора.

  Потом был устроен торжественный обед, на котором произносились тосты в честь Володи. Брусков настойчиво указывал на блестящую будущность Володи как электротехника, а Мареев дипломатично предлагал ему бороться за овладение богатствами и силами земли. Володя краснел, смеялся и в конце концов заявил, что он хочет всю жизнь проникать в глубины земли и строить там электрические станции, а потом добраться и до центра земли.

  - И это будет по-настоящему, а не вроде сказки, как у Жюля Верна! - кричал он. - Жюль Верн писал для тех, которые далее не знают, что такое геотермический градиент!

  - А ты уже знаешь? - смеялся Брусков.

  - Знаю! - категорически заявил Володя. - Не могут люди бесконечно спускаться в глубь земли, не имея ни скафандров, ни снаряда! Что, неправда? - продолжал он победоносно. - Да они на третьем же километре задохнулись бы от газовых... этих... ну, как их... да, от газовых эманаций, а на четвёртом километре сварились бы в юных водах...

  - Ювенильных, Володька! Ювенильных! - хохотала Малевская.

  - Так это же всё равно! - отмахнулся в азарте Володя. - А на пятом километре они совсем сгорели бы в страшной жаре... Правда, Никита Евсеевич?

  - Похоже на правду, - улыбнулся Мареев.

  - А вот жюльверновские герои, - поддразнивал Брусков, - не только не задохнулись, не сварились и не изжарились, но совершенно целёхонькие, правда, довольно потные, поднялись на плоту в кипящей воде через кратер вулкана Стромболи во время извержения...

  - Ну, это уж совсем нелепо! - заявил Володя. - Как это может быть? Ведь во время вулканических извержений не вода выходит из кратера, а страшно горячий пар, лава же имеет температуру в тысячу двести, даже тысячу пятьсот градусов. Тут не только человек, но и гранит расплавится! Ведь так, Никита Евсеевич?

  - Это всё правильно, Володя, но зачем ты так взъелся на старика? Я его раньше любил и теперь люблю. И многие крупные учёные любят вспоминать Жюля Верна... А ты его разве не любишь читать?

  - Нет... отчего же... очень люблю... Но только, когда говоришь о научных вещах, то надо говорить если не одну настоящую научную правду, то чтобы хоть было похоже на правду... Он же ведь знал о геотермическом градиенте, а писал так, как будто его и не существовало... И все ребята читают его книги и могут поверить, что в самом деле нет подземного жара.

  - Ох, уж этот геотермический градиент! - вздохнул Мареев. - Как за время твоей вахты? Продолжает понижаться? - обратился он к Малевской.

  - Да, температура растёт всё быстрее и быстрее.

  Мареев озабоченно покачал головой, и это настроение сразу передалось всем сидящим за столом.

  - Чем это объяснить? - говорил Мареев. - Сколько ещё будет длиться прогрессирующее нарастание температуры?

  - Не проходит ли где-нибудь недалеко от нашего пути трещина с поднимающимися по ней из глубины раскалёнными газами? - спросила Малевская, принимаясь вместе с Володей убирать со стола.

  - Но ведь боковые киноаппараты ничего не показывают, - заметил Брусков.

  - Это неважно, - возразила Малевская. - Такие газы могут за сотни тысяч, а может быть, миллионы лет прогреть толщу породы гораздо больше, чем на сто метров.

  - Но температура непрерывно и всё большими скачками повышается, - сказал Мареев. - Следовательно, по мере спуска мы должны приближаться к трещине, если она тянется где-то под нами, перпендикулярно к линии нашего спуска.

  - Может быть, и так, - согласилась Малевская.

  - Никита Евсеевич! - раздался голос Володи из-под лестницы, ведущей в верхнюю камеру; там находился электроаппарат для мытья посуды, и Володя пропускал сейчас через него грязные тарелки. - Никита Евсеевич, а может быть, мы приближаемся к магме?

  Мареев резко откинулся на спинку стула и, нахмурив брови, острыми глазами посмотрел на Володю, беззаботно возвращавшегося к столу. По лицам Малевской и Брускова пробежала тень, как будто Володя своим вопросом затронул тему, которой тщательно избегали взрослые члены экспедиции.

  Мареев хотел было ответить...

  Внезапный крик вырвался одновременно из всех уст: разом погасли лампы, замолкли моторы и остановился буровой аппарат.

  Густая тьма слилась с немой тишиной и наполнила каюту.

  Снаряд застыл на месте - слепой, безмолвный, безжизненный.

  

  

   ГЛАВА 14. СНАРЯД БЕЗ ЭНЕРГИИ

  После минутного молчания из темноты послышался полный недоумения голос Малевской:

  - Что это значит?

  В непривычной, странной, как будто мёртвой тишине голос прозвучал слишком громко, как в пустой бочке, и тревожно отозвался в сердцах.

  - Сейчас узнаем, - спокойно ответил Мареев. - Михаил, переключи осветительную сеть на аккумуляторы и проверь резервный фидер.

  Брусков ощупью направился к своему гамаку и протянул руку к полочке, прикреплённой над ним. Но в то же мгновенье он стиснул зубы и отдёрнул руку: она слишком дрожала.

  - Что ты замешкался, Михаил? - нетерпеливо спросил Мареев.

  - Куда-то фонарик запропастился... Нашёл!.. Всё в порядке... Володька, пойдём со мной, ювенильный мальчик!

  Яркий клинок света полоснул сверху вниз, справа налево и рассёк тьму.

  Тем временем Мареев и Малевская отыскали свои фонарики и, освещая ими дорогу, спустились в буровую камеру, чтобы осмотреть моторы.

  Через несколько минут вспыхнули все лампы, и помещения снаряда вновь приняли свой прежний вид. Но чего-то не хватало: прекратился шум моторов, тихий скрежет бурового аппарата и шорох породы за стеной. Казалось, из снаряда ушла жизнь.

  Мареев подошёл к микрофону:

  - Михаил! Оставь только по одной лампе в каждом помещении снаряда... Надо экономить энергию аккумуляторов.

  Потом обратился к Малевской:

  - Продолжай, Нина, осмотр моторов, а я поговорю с поверхностью. Возможно, что авария произошла у них...

  Он поднялся в шаровую каюту.

  Но прежде чем Мареев вошёл в неё, послышалось:

  - Алло! Снаряд! Алло! Говорит дежурный инженер Денисов... Никита Евсеевич, включите экран!

  - Включаю, - ответил Мареев, подходя к телевизору.

  На экране появилось встревоженное лицо дежурного инженера электростанции шахты "Гигант", снабжавшей снаряд электроэнергией.

  - Что у вас случилось, Никита Евсеевич? - спросил он. - Наши приборы показывают замыкание...

  - Да... Ток перестал поступать в снаряд.

  - Не повреждена ли внутренняя проводка? Как ввод? Понизительная подстанция? - в голосе инженера слышалось всевозрастающее волнение.

  - Ещё неизвестно, Александр Сергеевич, - ответил Мареев. - Сейчас Брусков примется за осмотр.

  - Пожалуйста, Никита Евсеевич, немедленно сообщите мне результаты. Меня это очень беспокоит... Только бы не фидера...

  - Да, это было бы самое худшее... Но пока ещё рано волноваться. До свидания, Александр Сергеевич!

  Едва Мареев отошёл от микрофона, из верхней камеры спустился Брусков. Он был необычайно бледен. Приблизившись к Марееву, он глухо, прерывающимся голосом сказал:

  - Никита... Ввод в исправности... и основные... внутренние провода - тоже...

  - Ты твёрдо убеждён в этом?

  - Да...

  - Может быть, на барабанах что-нибудь случилось?

  - Маловероятно...

  - Значит?..

  - Фидер... Оба... И резервный тоже... - Брусков едва шевелил посиневшими губами.

  - Не волнуйся, Михаил, - мягко сказал Мареев, положив ему руку на плечо. - Это, конечно, самое серьёзное, что могло случиться с нами... Но прежде всего - спокойствие... Возьми себя в руки, Мишук...

  Он крепко сжал его плечо.

  - Конечно, Никита, - слабо улыбнулся Брусков, - это так... Первый момент... Всё в порядке...

  - Ну, и отлично! Первым делом, нужно проверить целость фидеров на барабанах. Может быть, провод повреждён именно на них.

  - Это не трудно сделать. Я переключу моторы на аккумуляторы через барабаны.

  - Ага! Правильно...

  В это время из буровой камеры показалась Малевская.

  Она сразу поняла серьёзность положения. Если фидера оборвались, снаряд не сможет получать электроэнергию с поверхности.

  - Что вы решили? - спросила она коротко.

  - Сначала проверим провода на барабанах. Если они в целости - посоветуемся... Проблема не лёгкая.

  В молчании все трое поднялись в верхнюю камеру. При их появлении Володя вылез из-за ящика с батареей.

  - Там всё в исправности, - сказал он, стряхивая пыль со своего комбинезона.

  - Надо, Володя, соединить аккумуляторы с проводами на барабане.

  Через несколько минут все помещения снаряда наполнились гудением моторов. За стеной послышался шорох, верхние части колонн давления еле заметно продвинулись в отверстие потолка. Снаряд тронулся с места.

  Вдруг Мареев громко крикнул:

  - Стоп! Стоп!

  Брусков сейчас же выключил моторы и посмотрел на Мареева. Тот стоял, запрокинув голову, и рукой показывал на потолок.

  - Что такое, Никита? - в один голос спросили Малевская и Брусков.

  Мареев опустил голову и провёл рукой по лбу.

  - Барабан не разворачивался, а фидер, я ясно видел, пополз вниз, в снаряд...

  Несколько секунд Брусков и Малевская стояли неподвижно, не сводя глаз с Мареева.

  - Ну, теперь сомнений больше нет, - произнёс наконец Брусков. - Фидера оборваны где-то там, наверху, и мы, так сказать, на мели...

  - К сожалению, это верно.

  В полном молчании они спустились в шаровую каюту. Малевская принялась приводить в порядок киноснимки, полученные за последние сутки. Володя открыл учебник и углубился в чтение. Брусков сидел возле него и, сняв с головы берет, сосредоточенно расправлял кисточку на нем. Мареев ходил по каюте, заложив руки за спину, напряжённо думая о чём-то.

  - Как это могло случиться? - прервала Малевская общее молчание. - Ведь шланги с проводами на всём пути от поверхности находятся среди измельченной породы... Может быть, барабан заело и шланги из-за этого где-то оборвались?

  - За барабаны я ручаюсь, - возразил Брусков.

  - Вероятнее всего, - сказал Мареев, продолжая ходить по каюте, - колонны давления прижали к фидерам несколько маленьких, но острых обломков породы и перерезали их... А может быть, от краёв трещины отломились острые осколки, а колонны помогли им повредить фидера...

  - Как ни болела, лишь бы умерла... - отозвался Брусков.

  - Ну, не торопись хоронить. Мы ещё поборемся.

  - Эту пословицу я применил к фидерам, а не к нам. Я и не думаю сдаваться... И вот моё предложение. Пока в наших аккумуляторах ещё сохранилась полная зарядка, используем их и вернёмся на поверхность. Выбросим всё лишнее, облегчим снаряд и поведём его по проложенной трассе наверх.

  - Не годится, Михаил! - резко ответил Мареев, останавливаясь перед Брусковым. - Я принимаю лишь те предложения, которые дают возможность двигаться вниз!.. Только вниз! Это во-первых. А во-вторых, как бы ты ни облегчал снаряд, тяжесть его останется огромной, и он сможет подниматься на поверхность не перпендикулярно, а только по наклонной плоскости, по гипотенузе. Это составит около семнадцати километров. Тут уж никакие аккумуляторы не помогут.

  - Тогда я не знаю, что предложить...

  - Да я тебя и не тороплю, - усмехнулся Мареев. - Ввиду исключительных обстоятельств моя канцелярия будет производить приём предложений круглые сутки. Так что можешь спокойно подумать...

  Однако прошли сутки, другие, но никаких предложений не поступало. Жизнь в снаряде протекала по заведённому порядку. Взрослые члены экспедиции поочерёдно несли вахту, но она была пуста и бесцельна, её нечем было заполнить, и вахтенный бродил по помещениям снаряда, стараясь найти себе какое-нибудь занятие. Малевская после вахты принималась за киноснимки или составляла по поручению Мареева описание пути, пройденного снарядом. Но часто она неподвижно застывала со снимком в руках, устремив глаза куда-то вдаль, - было видно, что мозг её напряжённо, мучительно работает над чем-то важным, но неразрешимым. Она встряхивала кудрями и принималась за прерванную работу. Брусков чаще всего лежал в своём гамаке, иногда вдруг вскакивал, бросался к столу и, лихорадочно проделав какие-то вычисления, с досадой швырял карандаш и рвал бумагу. Мареев обычно ходил по шаровой каюте, заложив руки за спину, часто разговаривал с "поверхностью" - с членами Комитета, с Цейтлиным, с выдающимися учёными, инженерами, изобретателями, советовался с ними, рассматривал различные предложения, проекты и затем передавал их на заключение Брускова и Малевской. Это немного заполняло их время.

  Все разговоры в снаряде были об одном и том же, о самом главном: как возобновить движение снаряда? Как вдохнуть в него жизнь? Как ликвидировать аварию, которая может стать для экспедиции смертельной?

  Эти вопросы обсуждались десятки раз в течение суток. Ответа не было.

  Глухое беспокойство охватывало страну - сначала узкий круг людей, близких к организации экспедиции, потом всё дальше и шире захватывая советскую общественность. Созывались экстренные заседания Правительственного комитета, экспертных комиссий.

  Третьи и четвёртые сутки не принесли никаких перемен в положении снаряда. Часы протекали угнетающе однообразно. Незаметно росла и ширилась тревога. Молчание вставало стеной, за которой люди тщательно прятали друг от друга свои думы и беспокойство.

  Занятия с Володей были единственным способом отвлечься от мучительных дум и возрастающей тревоги. Все члены экспедиции ждали их с нетерпением.

  В этот день задолго до назначенного часа Малевская напомнила Володе:

  - Что у нас сегодня? Гражданская война? Ты прочёл отрывок из "Железного потока"?

  И Володя начал рассказ о восстании миллионов на необъятных российских просторах, о незабываемых походах, о борьбе за торжество социализма, за счастливую жизнь, о великих вождях революции.

  Вдруг он заметил, что Малевская, совсем не слушая его, неподвижно сидит, устремив куда-то вдаль широко раскрытые, ничего не видящие глаза.

  Володя замолчал. Ему стало почему-то не по себе.

  - Не смотри так, Нина! - тихо сказал он. - Ты совсем не слушаешь меня...

  - Где ты витаешь сейчас, Нина? - спросил Брусков, тоже заметив её задумчивость.

  Малевская вздрогнула. Она медленно перевела глаза на Володю, Брускова и, слабо улыбнувшись, сказала:

  - Ничего... Ничего особенного... Я просто вспомнила, как в прошлую зиму в это время я каталась на коньках... играла в хоккей... Гремел оркестр... горели огни... - Она встряхнула головой. - Ну, продолжай, Володя. Я буду слушать внимательно...

  Мареев, остановившись поодаль, пристально смотрел на Малевскую и потом, покачав головой, возобновил своё хождение по каюте. Он долго ходил в глубокой задумчивости, иногда останавливаясь и по привычке потирая лоб, как он делал всегда в трудных обстоятельствах.

  После обеда он присел возле Брускова, игравшего с Володей в шахматы.

  - Ну, друзья мои, - сказал Мареев, - давайте обсудим одно предложение, которое я оставлял как последний резерв.

  - Ты что-нибудь придумал, Никита? - спросила Малевская, появляясь из-за полога над своим гамаком.

  - Дело вот в чём, - начал Мареев. - Разрыв фидера мог произойти лишь совсем близко от снаряда...

  - Почему ты так думаешь? - спросила Малевская.

  - Потому что при пробном движении снаряда на токе из аккумуляторов фидер потянулся вниз вслед за снарядом. Это значит, что его тяжести было недостаточно даже для того, чтобы повернуть легко вращающийся барабан...

  - Гм... - с сомнением промычал Брусков, - а может быть, его тяжесть и, следовательно, его длина настолько велики, что небольшого усилия было достаточно, чтобы помочь ему опуститься с большой высоты?

  - Может быть, и так, - согласился Мареев. - Но я хочу надеяться, что именно моё предположение правильно...

  - Что же оно даст нам, если подтвердится? - спросила Малевская.

  - Тогда есть лишь одно средство ликвидировать разрыв фидера и получить ток с поверхности. Средство, правда, рискованное, но оно даёт известные шансы на успех в том довольно безнадёжном положении, в котором мы находимся. Мы должны испробовать всё, что таит в себе хотя бы небольшую надежду на спасение.

  - О чём ты говоришь, Никита? О каком средстве? - нетерпеливо спросил Брусков.

  - О торпеде.

  - О торпеде?! - вырвалось одновременно у Брускова и Малевской.

  - А я всё время думал о ней! - восторженно закричал Володя. - Ну, честное пионерское! Я сразу подумал о ней!

  - Конечно, - задумчиво произнёс Брусков. - Если исходить из того, что разрыв где-то близко... Но мне кажется, что он произошёл очень далеко от нас.

  - Надо убедиться в этом, насколько возможно, - заметила Малевская.

  - Но как же торпеда будет искать место разрыва? - продолжал спрашивать Брусков. - Эту ничтожную точку в огромной толще над нами?

  - Я знаю... - опять раздался срывающийся голос Володи. - Мне кажется, что это можно сделать... Если я не ошибаюсь...

  Он стоял у стола, смущённый, нетерпеливый.

  - Ну, говори, - подбодрил его Мареев.

  - Торпеда должна выйти из снаряда вертикально и всё время подниматься рядом с проводами... до тех пор, пока не встретит места их разрыва... или пока позволят аккумуляторы...

  - Володя, - рассмеялся Мареев, - обещаю тебе, что в следующую подземную экспедицию я без тебя не отправлюсь! Тебе никогда больше не придётся пробираться в снаряд зайцем! Он совершенно прав, - повернулся Мареев к Малевской и Брускову. - Именно так я представлял себе поиски места разрыва при помощи торпеды.

  - Но ведь ты говорил, Никита, что снаряд не может подниматься вертикально, - сказал Брусков. - Почему же ты думаешь, что это сможет сделать торпеда?

  - Нельзя же сравнить мощность моторов там и тут в отношении к весу каждого снаряда.

  - Да... - протянул Брусков. - Я этого не учёл... - И неожиданно добавил: - Ну, что же! Я готов отправиться в торпеде хоть сейчас.

  - Нет! - категорически заявила Малевская. - Ты один не управишься. Я отправлюсь с тобой... Правда, Никита?

  - Правда только в том, Нина, - сказал Мареев, - что он один не управится.

  - Пожалуй, одному, в самом деле, не годится, - согласился Брусков.

  - К сожалению, - продолжал Мареев, - двум в торпеде не поместиться. Она рассчитана только на одного человека. В противном случае, не ты, Нина, а я отправился бы с ним.

  Разочарование и досада промелькнули на лице Малевской.

  - Как же быть?

  - Придётся попробовать одному, раз нет выбора, - сказал Брусков.

  - Михаил... - запинаясь, произнес Володя, - а я?.. Я ведь с тобой работал в торпеде. И было не очень тесно... Разве я не смогу тебе помочь? Никита Евсеевич, пожалуйста, разрешите... я ведь понимаю в электротехнике...

  От волнения голос у Володи дрожал, лицо то бледнело, то краснело, глаза с мольбой и страхом попеременно останавливались на Марееве, Брускове и Малевской.

  Это неожиданное предложение вызвало жестокий спор среди участников заседания. Малевская категорически возражала против намерения Володи. Она считала недопустимым участие ребёнка в таком опасном деле. Однако Брусков вступился за Володю. Володе, говорил он, грозит гораздо большая опасность, если его, Брускова, попытка окажется неудачной. Он Володю знает, да и все его знают, - он будет очень полезен в торпеде.

  Спор продолжался всё более ожесточённо. Он закончился лишь тогда, когда Мареев заявил, что в интересах экспедиции он присоединяется к мнению Брускова.

  

  

  

  ГЛАВА 15. КАТАСТРОФА

  Из широкого, мешковатого скафандра тёмно-зелёного цвета выглядывает счастливое Володино лицо. Малевская обнимает и целует его в последний раз.

  - Володя! Влезай, живее!..

  Голос Брускова, глухо звучащий из стальной утробы торпеды, не позволяет затягивать прощание.

  Володя наспех целует Малевскую и вырывается из её объятий. Мареев крепко пожимает его небольшую, ещё по-детски пухлую руку, на которой болтается широкая перчатка от скафандра. На спину Володи, нагруженную плоским ящиком с аппаратом климатизации, свисает шлем, прикреплённый к воротнику скафандра и поблескивающий огромными круглыми стёклами очков. Володя быстро ощупывает шлем, проверяет на своём поясе электролампу, запасную батарею к ней, небольшой топорик и, взмахнув на прощанье рукой, лезет под низкий треножник электрического домкрата, на котором стоит длинная, похожая на гигантский артиллерийский снаряд торпеда. Её чешуйчатая тупоносая вершина уставилась прямо в центр выходного люка снаряда.

  Володя проскользнул в выходной люк торпеды и по нескольким стальным прутьям в горле люка, прикреплённым изнутри, взобрался наверх к Брускову и стал рядом с ним, втиснувшись в узкое пространство цилиндрической камеры.

  - Ты готов, Володя?

  - Готов, Миша!

  - Всё готово! - крикнул Брусков вниз, в отверстие люка. - Закрываю люк торпеды! Перехожу на радио! Прощайте, Нина, Никита!

  - Счастливого пути! - сказала дрогнувшим голосом Малевская.

  - Благополучного возвращения! - донёсся голос Мареева. - Не забудь, Михаил: насколько возможно, избегай разрушать своды минерализации.

  - Буду помнить! - ответил Брусков уже из громкоговорителя. - Поставь зонты на колонны давления, Никита!

  Быстро, в несколько приёмов, Мареев прикрепил зонты к колоннам давления, медленно выдвигавшимся из днища торпеды.

  - Готово! - произнёс он через минуту в микрофон.

  - Спускай оболочку! - послышалась новая команда Брускова.

  С мягким шумом четыре стальные шторы спустились с потолка верхней камеры снаряда и, соединившись, образовали вокруг торпеды цилиндрическую оболочку, герметически отделившую её от остального пространства камеры.

  - Готова оболочка! - сказал Мареев.

  - Открывай люк снаряда!

  - Открываю люк снаряда!

  Крышка люка начала медленно открываться внутрь снаряда. Через несколько секунд горячий дождь из размельчённой породы забарабанил по оболочке торпеды. Дождь усиливался, и наконец тяжёлая масса с громом обрушилась на неё, заполнив всю внутренность цилиндрической оболочки.

  Дорога перед торпедой была открыта.

  - Убрать колонны давления снаряда! Подымай торпеду на домкрате.

  Наружные колонны снаряда, сложив свои зонты наподобие гигантских гусиных лапок, тихо скользили вниз, освобождая путь торпеде. Одновременно треножник под ней начал расти, подниматься всё выше и выше, выпирая торпеду сквозь массу осыпавшейся породы в отверстие выходного люка.

  Почти достигнув потолка камеры, домкрат остановился.

  В то же мгновение шум моторов наполнил тесное помещение торпеды. Её колонны давления начали подымать торпеду вверх.

  Прошёл час, пока уплотнилась внизу рыхлая раздробленная порода. Тогда торпеда пробилась в нетронутую толщу габбро, выровнялась параллельно трассе снаряда и, добившись этого, со скоростью восьми метров в час двинулась в путь.

  Володя стоял рядом с Брусковым на втором, внутреннем полу, под которым находились мощный мотор колонн давления, бак минерализатора с насосом, запасы воды и продовольствия, инструменты и материалы, необходимые для ремонта фидера. Над потолком, почти касавшимся головы Брускова, в маленькой носовой камере, разместилось остальное оборудование торпеды: мотор бурового аппарата, электрические аккумуляторы, аппараты климатизации и другие, самые необходимые, приборы. Там же находился и небольшой киноаппарат с максимальной дистанцией обозрения в двадцать пять метров. Его зелёное окошечко было вделано в потолок, а снимки подавались наблюдателю через щель. В центральной, цилиндрической камере, где стояли Брусков и Володя, на стене висел небольшой распределительный щит; здесь сосредоточено управление всеми рабочими механизмами торпеды. Кругом на полочках разместились небольшая радиостанция с пеленгатором, магнитный и гирокомпас, глубомер, угломер, часы-календарь и боковой киноаппарат с той же дистанцией обозрения, что и носовой, но способный передвигаться вокруг наблюдателя по специальному рельсу, укреплённому на внутренней поверхности цилиндрической камеры.

  Прильнув к зелёному окошечку бокового киноаппарата и регулируя дистанции, Володя искал фидер в трассе снаряда.

  - Нашёл! - объявил он наконец. - Вот он... Дистанция - два метра десять сантиметров.

  - Отлично, - отозвался Брусков. - Теперь надо неотрывно следить за ним, чтобы не уклониться в сторону и не тратить времени на повторные поиски... Возьми на себя наблюдение за киноаппаратом и поставь его на пятиминутную подачу снимков. Да опусти сидение... посиди хоть в тесноте... А я сообщу нашим, что берём настоящий курс.

  Часы проходили в томительном однообразии. Фидер чётко и ясно проступал на киноснимках, не обнаруживая никаких признаков разрыва или другого повреждения. Под давлением своих колонн торпеда шла прекрасно, легко буравя массивный габбро. В минерализации не было надобности, и это сберегало энергию аккумуляторов.

  Каждый час Володя и Брусков разговаривали со снарядом, сообщали о пройденном пути, о положении торпеды, о своём самочувствии, шутили, смеялись...

  Через некоторое время они пообедали, и Брусков велел Володе закрыть глаза и постараться уснуть. Наблюдение за киноаппаратом он взял на себя. Несмотря на возбуждение, Володя быстро заснул. Брусков нёс первую вахту