Адамов Григорий - Изгнание владыки

онов1 появлялась характерная фигура Тихона Ивановича.

  1 Телевизефон - аппарат для приема на особом экране движущихся предметов, а также звуков. Передача производится по радио, а с радиузлов - по проводам.

  - Так вот, друзья мои, - сказал Тихон Иванович, когда немного утих приветственный шум, - по-моему, профессор Грацианов немного преувеличил. Должен признаться, что проект уважаемого товарища Лаврова мне пришлось, по просьбе самого Сергея Петровича, проконсультировать. Начал я с консультации, а кончил тем, что сам увлекся этой замечательной идеей и продолжал ее разрабатывать под руководством моего молодого друга уже более детально. Ночи просиживали напролет... И выводы у нас получились совсем не похожие на те, которые здесь изложил Иван Афанасьевич.

  В чем его ошибка? Прежде всего в том, что он требует подождать, пока климатология станет наукой, чуть ли не математически точно решающей все стоящие перед ней вопросы. Но это значит вообще отказаться от помощи науки, потому что ни одна наука своего развития до сих пор не закончила и закончить не может. Природа всегда и непрерывно ставит перед нами новые и новые вопросы. Проблема, решенная сегодня, в свою очередь, выдвигает новые загадки. И в этом счастье нашей жизни, нашей научной деятельности, дающее нам возможность бесконечного прогресса, движения вперед. Ведь если стать на точку зрения Ивана Афанасьевича, ни один шаг в нашей человеческой деятельности, при желании обосновать его данными науки, никогда не может быть сделан, так как всестороннего, абсолютно точного и исчерпывающего обоснования его наука дать не сможет. В этих условиях доля риска всегда остается, и ждать, пока она совершенно исчезнет, значит отказаться от живой практической деятельности. Люди ведь отваживались плавать на просторах океана даже тогда, когда еще не знали ни компаса, ни хронометра2, ни секстана3.

  2 Хронометр - особо точные часы, применяемые при астрономических наблюдениях, а также для установления географической широты и долготы и во всех случаях, когда требуется особая точность определения времени.

  3 Секстан - инструмент для определения углов при астрономических и навигационных наблюдениях. Представляет собой шестую часть круга (60^o), разделенную на градусы и снабженную зеркальцем и небольшой трубой.

  Вторая ошибка Ивана Афанасьевича заключается в том, что по его представлению, действие отепленной струи Гольфстрима будет иметь характер катаклизма4, чего-то внезапного, словно извержение вулкана. Между тем и сущность и влияние морских течений на климат достаточно уже известны, чтобы иметь суждение о влиянии отепленной струи Гольфстрима на климат северной части Евразийского континента.

  4 Катаклизм - грандиозная катастрофа, резкий переворот в природе, потоп.

  И Тихон Иванович рассказал слушателям, что даже мощное североатлантическое теплое течение, продолжение Гольфстрима, подходя к берегам Западной Европы, несмотря на сравнительно высокую температуру своих вод, посылает на континент вполне умеренные осадки и не превратило его климат в тропический. Температура вод на севере будет находиться в руках человека. Диаметр шахт, а следовательно, и мощность пропускаемого через них потока воды, а также глубина этих шахт, определяющая количество подаваемой из подземных недр теплоты, рассчитаны в проекте так, чтобы разогрев всей полярной струи арктических вод шел постепенно. Это произойдет в тот срок и с такой быстротой, какие нам желательны, примерно - в три-четыре года.

  - Кстати, - заметил Тихон Иванович, - я хотел бы мимоходом коснуться замечаний профессора Радецкого, переданных на днях по радио. Профессор Радецкий полагает, что в проекте Лаврова нет никакой необходимости, так как естественное потепление Арктики идет само по себе. Профессор Радецкий рекомендует нам ждать сложа руки, пока в награду за наше терпение с неба не придет полное потепление Арктики. А ведь профессору Радецкому известно, что это процесс очень длительный и медленный, что здесь счет идет на столетия, и нам неизвестно еще, когда и на какой ступени потепление остановится. Почему же нашему поколению уклоняться от решения такой грандиозной задачи? Но это между прочим. Вернемся к докладу профессора Грацианова. Мы установили, что действие отепленной струи атлантических вод в Полярном бассейне будет лишь постепенно сказываться на климате континента. Профессор Грацианов пугает нас результатами потепления и растаивания подпочвенного льда в области вечной мерзлоты. Но если в атмосферных массах процесс этот будет происходить совсем не с такой катастрофической быстротой, как это кажется уважаемому докладчику, то тем более следует ожидать замедления этого процесса в почвенной среде. Необходимо иметь в виду, что подпочвенный лед покрыт в области вечной мерзлоты толстым, иногда в несколько десятков метров, слоем теплоизолирующей почвенной и мшистой подушки. В долгие летние дни среднеиюльская температура, например, а Верхоянске - "полюсе холода" - достигает 15-16 градусов выше нуля, а максимальная - плюс 34, даже 38 градусов жары! И все же горячее летнее солнце не может там сколько-нибудь заметно повлиять на состояние подпочвенного льда. Ясно, значит, что медленное и сравнительно незначительное повышение зимних температур во всяком случае не приведет к тем катастрофическим наводнениям, которых опасается докладчик. Процесс растаивания подпочвенного льда под охраной теплоизолирующей почвенной подушки будет медленным и длительным. Конечно, нужно заранее готовиться к значительным нарушениям в природе этих областей. Вероятно, появятся новые реки, в некоторых местах русла старых рек не смогут вместить нового притока подпочвенных вод, будет угрожать опасность наводнений, появится много новых провальных озер. Придется заняться подготовкой и устройством новых вместилищ для стока вод, заранее проводить русла новых рек и каналов, реконструировать фундаменты под зданиями и железнодорожные пути, искусственно заморозить некоторые рудники и шахты. Но если еще в полуварварский период своей истории маленькая Голландия смогла отвоевать себе землю у сурового моря, то неужели нашу великую страну, в период ее расцвета, в эпоху могучего развития науки, техники и плановой организации сил, смогут остановить какие-то подпочвенные воды и задержать в нашем движении к высшей культуре? Нет! Никогда!

  Бурный взрыв оваций был ответом на речь старого ученого. Но овации сейчас же оборвались, как только Тихон Иванович нетерпеливо поднял руку.

  - И пусть не говорят нам, - продолжал старый ученый, - что, дескать, мы достигли уже всего необходимого, отлично приспособились к существующему порядку вещей и нам нечего бросаться, как они говорят, в авантюры. Жизнь только в движении! В непрерывном движении вперед. Мы еще только начинаем жить по-настоящему, и стыдно нам уклоняться от зова жизни. Проект Лаврова является именно таким призывом жизни. И мы не смеем отказываться идти навстречу этому призыву, если мы хотим быть достойными нашего великого прошлого, нашего прекрасного настоящего и еще более чудесного будущего!

  Заключительные слова академика вызвали восторг. Раздались крики: "Браво!" "Да здравствует проект Лаврова!" Многие устремились к трибуне и, стоя внизу, приветствовали старого ученого, медленно спускавшегося по ступеням. Непрерывный звонок председателя даже через десятки усилителей был едва слышен.

  На трибуне появился молодой человек, высокий, смуглый, с длинными черными волосами и горящими глазами. Энергичными движениями рук он требовал внимания.

  - Мы, молодежь, хотим действовать, - начал наконец молодой человек, - работать, творить! Мы хотим тоже оставить свой след на земле, след, не стираемый веками! Мы тоже хотим служить нашей родине, всему будущему человечеству, как наши героические отцы и деды. Пусть даже с риском, пусть с жертвами! Мы не боимся их, мы без страха пойдем на жертвы, потому что мы хотим подвига! Я предлагаю сейчас же организовать сбор подписей и просить наше правительство немедленно учредить комиссию для практического рассмотрения и дальнейшей разработки проекта Лаврова. Да здравствует Лавров и его проект!

  Закончив под грохот аплодисментов и крики "ура" свою речь, молодой человек быстро сошел с трибуны и скрылся в толпе.

  Председатель едва успел спросить его:

  - Кто говорил? Ваша фамилия?

  - Красницкий, - ответил молодой человек.

  - Собрать подписи! Пусть президиум раздаст листы! Раздайте листы! - слышались крики из разных концов зала.

  Через минуту из рук в руки, из одного ряда в другой по всему огромному залу началось перепархивание белых листов, быстро покрывавшихся сотнями и тысячами подписей...

  Среди гула оживленных разговоров раздался голос председателя:

  - Внимание! Внимание! Даю Тбилиси! Смотрите и слушайте Тбилиси!

  Огромный серебристый экран позади президиума вдруг засветился трепетным розовым светом, его гладкая поверхность быстро начала как будто уходить куда-то вглубь. Еще мгновение - и рядом с залом Дворца Советов, словно продолжение его, возник новый огромный зал с бесконечной перспективой боковых колонн, несущих на себе обширный подковообразный балкон. Зал и этот балкон с амфитеатром были полны взволнованным народом, президиум занимал свои обычные места над трибуной, на трибуне стоял человек с черными курчавыми волосами, и его голос разносился теперь одновременно под сводами московского и тбилисского дворцов:

  - ...Выслушав доклад профессора Грацианова и возражения академика Карелина, мы единодушно присоединяемся к почину наших московских товарищей! Да здравствует Лавров и его проект!

  - Внимание! - послышался голос председателя. - Смотрите и слушайте Харьков!

  Еще через пять минут:

  - Сейчас будет Минск!

  Потом:

  - Мурманск!

  - Владивосток!

  - Сталинград!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  

  

  

   ПОСЕВЫ

  Весеннее солнце припекало, но в большом универсальном магазине, окна которого были затемнены шторами, было прохладно.

  Инфракрасный сторож1 тихо закрыл за Березиным дверь магазина, не давая выхода наружу прохладному кондиционированному воздуху.

  1 Инфракрасный сторож - прибор, автоматически открывающий и закрывающий двери. Работа прибора основана на использовании невидимого инфракрасного луча, который проходят перед дверью так, что человек при приближении к ней обязательно пересекает луч и тем самым приводит в действие электрический механизм, открывающий и закрывающий дверь или посылающий предупредительный звонок.

  Лавров снял берет и вытер лоб. Плотный, краснолицый спутник последовал его примеру. Лицо этого человека было гладко выбрито, под узенькими прищуренными глазами висели припухлые мешочки, как у людей с нездоровым сердцем, но с толстых красных губ не сходила веселая, добродушная улыбка. Глаза его находились в непрерывном движении, они быстро скользили по всему, что встречалось на пути, лишь на мгновение останавливаясь на той или иной детали, и тогда казалось, что этот зоркий фотоаппарат цепко хватает и фиксирует на бесконечной пленке памяти все, на чем останавливается обостренное внимание человека.

  Это был московский корреспондент иностранных газет Эрик Гоберти. Его статьи и корреспонденции были всегда увлекательны и талантливы.

  Одни читатели восхищались его работами, другие нападали на него. Уже десять лет Гоберти жил в Стране Советов и следил за ростом и расцветом ее. Каждое достижение Советского Союза, каждый новый интересный завод или электростанция, рекорд советских летчиков или советских хлопководов, открытие советских ученых, каждый новый шаг в развитии страны - все умел он ярко и увлекательно показать в своей очередной корреспонденции и завоевал себе в Советской стране уважение.

  - Ну, - сказал Лавров, взглянув на часы, - мне нужно в гастрономическое отделение.

  - В гастрономию и мне, - заявил Гоберти.

  - Ну что же, пойдемте все, - присоединился Березин.

  Прошли через фруктовое отделение, потом через отделение мясных и рыбных продуктов. Многие встречные узнавали Лаврова, останавливались, приветствовали его, пожимали ему руки. Гоберти при одной такой остановке случайно взглянул на Березина. Тот криво улыбнулся ему, чуть заметно пожал плечами и отвернулся. Гоберти, недоумевая и силясь что-то понять, продолжал наблюдать. Но Березин спешил вперед, не оглядываясь.

  Наконец, при одной немного затянувшейся встрече с двумя восторженно настроенными молодыми женщинами, Березин повернулся и с досадой, едва дождавшись их ухода, громко сказал:

  - Что же ты мешкаешь, Сергей? До сих пор еще не привык к своей славе?

  - Ладно, ладно, - краснея отвечал Лавров. - Неудобно же обрывать...

  Гоберти напряженно наблюдал и слушал. Его маленькие серые глазки горели острым любопытством.

  В гастрономическом отделении Лавров нажал кнопку в столе возле вазы с образцами икры, просунул в щель свою адресную карточку и небольшой квадратный талон.

  - Странно все-таки, - говорил Гоберти, отбирая себе продукты: - как это в Советском Союзе сохранились еще вещи, за которые нужно расплачиваться!

  - Их совсем не так много, - возразил Лавров, - лишь наиболее редкие. Некоторые сорта дорогой рыбы, икра, старинные гравюры, геликоптеры. Все это уж не такие предметы первой необходимости и не так их много, чтобы пользоваться ими без некоторых ограничений. Советскую икру, например, весь мир требует. Другой такой не найти. Надо же с вами поделиться. Ну, я бегу, мне еще нужно в художественное отделение. Хочу порыться в гравюрах. До свиданья, господин Гоберти! До свиданья, Николай! Когда же ты навестишь Ирину или меня?

  - Работы много, Сергей, и своей и, так сказать, твоей, - криво усмехнулся Березин. - Твой ответ на мою статью принес мне много неожиданностей - не скрою, довольно неприятных. Собираю теперь материал для возражений.

  - Неожиданностей? - пожал плечами Лавров. - Если бы ты, прежде чем печатать свою статью, предварительно поговорил со мной, никаких неожиданностей не было бы. Ведь все мои аргументы - не секрет. Ну, прощай! Заходи...

  Он помахал рукой и быстро вышел.

  Оставшиеся некоторое время молчали.

  Гоберти первый прервал молчание.

  - Господин Березин, - сказал он, незаметно наблюдая за своим новым знакомым, - вы считаете ответ Лаврова на вашу статью неисчерпывающим?

  - Далеко нет, господин Гоберти, - ответил Березн, нетерпеливо передернув плечами. - Нужно только хорошо разобраться в ней. Это еще не последнее слово в нашей дискуссии.

  - Помню, вы что-то писали о теплопроводности... Да, да, припоминаю... о низкой теплопроводности горных пород. Так, кажется?

  - Да, об этом.

  - Вы хотели сказать, что эти горные породы, то есть шахты, скоро остынут, перестанут согревать воду Гольфстрима и вся постройка окажется бесполезной? Я верно передаю вашу мысль?

  - Совершенно верно.

  - Что же Лавров ответил на это?

  Березин досадливо пожал плечами и минуту помолчал.

  - Он рассчитывает, - нехотя начал Березин, - встретить внизу, под дном океана, большие гнезда радиоактивных пород - уран, торий, актинии. Усиленный процесс распада этих элементов доставит шахтам дополнительный источник тепла. Это источник вечный, незатухающий.

  Березин оживился и, сам того не замечая, говорил с возрастающим увлечением:

  - Вы понимаете, раньше думали, что внутриземная теплота - это просто остатки солнечного тепла еще с тех времен, когда Земля только отделилась от Солнца. Это, конечно, неправильно. Ученые уже давно подсчитали, что этого запаса тепла хватило бы нашей планета только на двадцать два миллиона лет, а в действительности она существует около трех миллиардов лет.

  - Ого, разница большая! Так откуда же берется земная теплота?

  - Из собственных ресурсов планеты - вот откуда! - воскликнул Березин. - Вы понимаете, уран, например, содержится во многих горных породах, а особенно в гранитах. Он постоянно, непрерывно распадается и превращается в другие элементы - тяжелый свинец и легкий газ гелий. А распад и превращение всегда связаны с выделением тепла, с повышением температуры тех горных пород, в которых эти процессы совершаются.

  - Вот как! И этого достаточно, чтобы обезопасить шахты от остывания?

  - О да! - воскликнул Березин и, словно спохватившись, потухшим голосом добавил: - То есть так думает Лавров... Но некоторые ученые считают, что залежи радиоактивных пород встретить на глубине не удастся...

  - Вот как, - задумчиво произнес Гоберти, тихонько барабаня пальцами по столу. - Гм... гм... Я три дня назад вернулся в Москву. Должен вам сказать, что статья ваша произвела фурор в заграничных журналистских кругах. Я слышал, что какая-то французская газета собирается перепечатать ее.

  - Да? Очень рад... Не знаете ли, какая газета?

  - Нет, не знаю. Но, во всяком случае, этой статьей очень заинтересовалась. Вам, конечно, известно, что проект Лаврова сильно взбудоражил некоторые круги на Западе? Все прогрессивные круги и печать сразу подняли его на щит. И могу добавить - с большим энтузиазмом. Но я говорю о других кругах. Они взволнованы не меньше, но без внешнего шума.

  - О ком вы говорите?

  - Я говорю о некоторых, правда довольно узких деловых кругах. Там меня положительно разрывали на части, надеясь узнать какие-либо подробности о проекте.

  - В самом деле? Почему бы так? Кажется, именно там достаточно трезвых людей, - с горечью заметил Березин.

  - Люди там трезвые... трезвее, пожалуй, нигде не найти, но и предусмотрительные. Особенно если они кровно, то есть акциями и дивидендами, связаны с судьбой Суэцкого канала.

  Березин удивленно поднял глаза.

  - Об этом я не думал.

  - А тут есть о чем подумать, - серьезно сказал Гоберти. - Если вы не спешите, посидим здесь, поговорим... Вон в том уголке нам никто не помешает. Мне хотелось бы поговорить с вами. Не скрою от вас, - продолжал он, когда они удобно расположились в уединенном углу зала, среди пышно разросшихся в кадках розовых кустов, - не скрою от вас, что хотя мои личные симпатии полностью на стороне товарища Лаврова и его проекта, но мои корреспонденции являются, в сущности, лишь отражением советской действительности. Проект Лаврова был с восторгом принят общественностью вашей страны. С таким же энтузиазмом приняли его по моим корреспонденциям широкие народные массы за границей. Но я скажу, что проект имеет, к сожалению, не очень много шансов на реализацию...

  - Почему вы так думаете? - оживившись, спросил Березин.

  Гоберти минуту помолчал, внимательно всматриваясь в лицо своего собеседника.

  - Видите ли, - сказал он наконец, - решит дело, как вы сами понимаете, советское правительство. Оно должно будет учесть не только энтузиазм масс, не только производственные, хозяйственные и технические возможности страны, но также и некоторые другие факторы, которые широкая общественность предусмотреть не в состоянии...

  - Что же это за факторы? - нетерпеливо перебил Березин.

  - Внешние, - коротко ответил Гоберти. - Интересы некоторых иностранных кругов. Проект затрагивает самые жизненные интересы международного Акционерного общества Суэцкого канала, - продолжал он после минутного молчания, - и это общество кровно заинтересовано в судьбе проекта Лаврова. Ведь если он будет реализован и Северный морской путь будет открыт для безопасной навигации в течение круглого года, то это убьет Суэцкий канал! Я полагаю, что эти круги предпримут попытку тем или иным путем оказать давление на советское правительство, чтобы устранить эту угрозу дивидендам акционеров общества Суэцкого канала.

  - М-да! Пожалуй, вы правы, - задумчиво ответил Березин.

  - Видите, - рассмеялся Гоберти, не спуская с него пристального взгляда, - видите, на каких невидимых нитях висят и слава и жизненные успехи вашего друга.

  Березин исподлобья бросил на Гоберти быстрый взгляд, но ничего не ответил.

  - Не в этом, конечно, дело, - добродушно продолжал Гоберти. - Дело в том, что если вы боретесь против проекта Лаврова из соображений, разумеется, патриотических, то кое-кто за границей, несомненно, сочувствует вам в этом. Вот почему там проявили такой интерес к вашей статье, направленной против проекта. Кстати, когда вы думаете изготовить ваш ответ на возражения Лаврова?

  - Примерно через декаду, - медленно и угрюмо ответил Березин, не поднимая головы.

  - Хотите, я передам вашу новую статью в свою газету? - спросил Гоберти. - Это докажет беспристрастие редакции, если после моих восторженных корреспонденции будет помещена ваша статья. Я уверен, что она несомненно будет иметь большое влияние на мировое общественное мнение.

  Березин не сразу ответил.

  - Если в вашу газету... - нерешительно сказал он наконец. - Что ж... надо подумать... Газета дружественная.

  - Это было бы замечательно! Кстати, я тоже через декаду отправляю свою корреспонденцию о назначении правительственной комиссии по проекту Лаврова. Вы, кажется, включены в эту комиссию как один из самых серьезных его оппонентов?

  - Да. Но имейте в виду: если я дам статью, то только при условии, что она пойдет без подписи.

  - Простите, - замявшись, сказал Гоберти, - но ваша подпись должна быть под статьей... Иначе редакция может не поверить, что она принадлежит именно вашему перу.

  - Ну хорошо! Оригинал я подпишу, но в печати статья должна появиться анонимно.

  - Это, конечно, ваше право. Значит, договорились? - весело сказал Гоберти вставая.

  Выйдя на улицу, новые друзья очутились под тенистыми кронами кленов и платанов. Березин нес букет свежих цветов, Гоберти - свои пакеты и коробки.

  Множество бесшумных электромобилей разнообразных форм и окрасок, одноместных и двухместных злектроциклов быстро мчались вверх и вниз по улице. По-весеннему празднично одетые люди заполняли тротуары; высоко в воздухе носились стаями аэромобили, геликоптеры и орнитоптеры; они то взмывали с крыш окружающих зданий, то садились на них.

  Гоберти и Березин, погруженные каждый в свои мысли, изредка перебрасываясь словами, спустились к площади. Навстречу им по подъему двигался эскалатор, переполненный людьми.

  Площадь была большая, овальная, окруженная высокими зданиями. В центре на зеленом острове газонов, среди струй кольцевого фонтана, высился бронзовый памятник знаменитому русскому ученому Ломоносову.

  Свернув с улицы на площадь Ломоносова, Гоберти и Березин вышли в подъезд первого дома и по мягко освещенной лестнице-эскалатору спустился в огромный, залитый светом подземный зал. В центральной части между двумя рядами колонн, слепо поблескивая матовыми поляризованными стеклами1 фар и кабин, стояли в ряд заснувшие электромобили. По сторонам вытянулись одноместные и двухместные электроциклы с открытыми сиденьями вроде кресел. Среди машин бродили люди и, выбрав подходящую, уезжали. Гоберти и Березин остановились у четырехместного электромобиля с прозрачной верхней частью кузова.

  1 Поляризованное стекло - стекло, преломляющее и отражающее под определенным углом световые лучи.

  Березин сел за рулевую баранку. Машина медленно, с чуть слышным певучим гудением электромотора прошла по подъемному тоннелю. Впереди показалось широкое пятно света - выход на улицу.

  - Вам куда, господин Гоберти? - спросил Березин, осторожно выводя машину на стеклянною мостовую.

  - Мне недалеко, на Клязьму. Хочу навестить приятеля, поудить, кстати, рыбу и отдохнуть возле воды. А вам?

  - Гораздо ближе, на Москву-реку, Фрунзенская набережная.

  - С букетом? - добродушно усмехнулся Гоберти.

  - Как видите...

  - Эх, молодежь! - с грустной завистью вздохнул Гоберти. - Вся жизнь ваша - как букет.

  - Не всегда, к сожалению, - проговорил угрюмо Березин. - В букетах попадаются и цветы с шипами.

  - Розы, например?! - заметил Гоберти, искоса прищуренными глазами посмотрев на своего спутника.

  - Чаще всего... Вы не возражаете, если мы раньше поедем на набережную и там я передам вам машину?

  - Пожалуйста, мне не к спеху... Вам не кажется, что в кабине немного душно?

  - Да, солнце припекает. Прибавьте прохлады. Рычажок кондиционного аппарата возле вас.

  Машина неслышно мчалась. Бежали мимо широкие улицы, обсаженные рядами тенистых деревьев, тротуары с пестрым потоком людей. Мелькали освещенные тоннели под перекрестками, проносились мимо зеленые острова садов и скверов, площади с ровными, как ковер, газонами и фонтанами, окутанными сверкающей пылью.

  Гоберти и Березин молчали. Еще через десять минут, у полукруглого, окаймленного колоннами подъезда на гранитной набережной Москвы-реки, Березин простился со своим спутником. С плохо скрываемым волнением, чувствуя себя словно перед решительным сражением, он начал поднисаться по эскалатору к Ирине...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  

  

  

   ПОСЕВЫ

  

  

  

  (Продолжение)

  В сущности, ничего особенного не произошло. Березин предчувствовал этот результат. Правда, маленькая надежда чуть теплилась в его груди, но она улетучилась, как только он начал этот разговор... Последний разговор. Неужели последний?

  Опять, как два с лишним года назад, Березин сидел на той же скамье у фонтана во внутреннем дворе дома Ирины. Как и тогда, с детской площадки доносились веселый смех и звонкие крики детей, громовой лай Плутона. Тогда была еще какая-то надежда. А теперь? Теперь никакой. Ну что же, этого надо было ожидать.

  Как-то неожиданно для себя самого Березин довольно спокойно отнесся к результату сегодняшнего разговора с Ириной. Он испытывал даже чувство некоторого облегчения, словно освободившись наконец от долгого, мучительного ожидания. И сама Ирина показалась Березину сейчас какой-то далекой, безразличной, чужой.

  Согнувшись, он сидел на скамье, опустошенный, без мыслей, тупо разглядывая следы на влажном песке дорожки. И снова возник перед ним образ Сергея. Имя друга преследовало его повсюду - о Лаврове говорили радиогазеты, экраны телевизора, на улицах и площадях о нем кричали плакаты, его имя звучало в разговорах прохожих. Этот человек встал перед ним на дороге к известности и славе, отодвинул его на задворки. Злоба и зависть с новой силой поднялись в душе Березина. Он порывисто откинулся на спинку скамьи и положил ногу на ногу.

  Проект... проект... Если бы не проект, этот мальчишка вновь вернулся бы на ученическую парту, в безвестность...

  В памяти Березина вдруг всплыло лицо Гоберти. Давление откуда, из-за границы... Может быть, это заставит отказаться от проекта? Если дать статью для газеты с новыми доводами, новыми возражениями, она, может быть, подкрепит позицию иностранных правительств, поддерживающих Суэцкую компанию, повлияет на решение советского правительства... В комиссии не только один Березин против проекта. Грацнанов, Радецкий, Нурахметов. Но какие доводы? Какие новые соображения? А хотя бы то, что, выдвигая такой проект, нельзя базироваться на каких-то еще не открытых залежах радиоактивных веществ под дном океана. Мало ли что еще можно возразить против проекта! Это послужит на пользу хозяйству страны. Если проект будет отвергнут, сколько средств сохранится...

  Глухой лай прозвучал вдруг совсем близко. Березин вздрогнул от неожиданности.

  - Вперед! Вперед, Плутон!

  Из-за куста на повороте дорожки показался скачущий во всю мочь, запряженный в легкую низенькую коляску огромный ньюфаундленд с раскрытой пастью и высунутым языком. В коляске сидел раскрасневшийся Дима. Плутон круто повернул, коляска подскочила, опрокинулась и вывалила Диму на песок. Плутон, не оглядываясь, с радостным лаем бежал вперед.

  - Стой, Плутон, стой! - кричал запутавшийся в вожжах Дима.

  Плутон остановился, недоумевающе посмотрел назад и виновато шевельнул хвостом.

  Березин бросился к Диме.

  Мальчик был весь в пыли и грязи, курточка разодралась, на лице и руках - ссадины. Закусив губу, он старался высвободиться из вожжей и встать.

  - Ушибся. Дима? - спрашивал Березин, распутывая вожжи и поднимая мальчика. - Разве можно так мчаться?

  - Ничего, Николай Антонович, - бормотал Дима стряхивая с себя пыль. - Мне совсем не больно.

  Плутон скулил, стараясь перелезть через коляску, и, добравшись наконец до Димы, лизнул ему руку.

  - Ну, идем, присядь на скамью, - говорил Березин. - Отдохни и приведи себя в порядок. Ирина испугается, если ты придешь домой в таком виде.

  Он заботливо вытер платком покрытое пылью лицо и руки мальчика. Нетерпеливо скача на трех ногах - четвертая запуталась в упряжи, - Плутон приволок к скамье опрокинутую набок коляску. Смущенно и скоро но поглядывая на Диму, пес уселся у его исцарапанных и испачканных ног.

  - Ничего, Николай Антонович, мне, право, не больно, - говорил Дима, распрягая Плутона. - Вы только ничего не говорите Ире.

  - Почему же, Дима?

  - Понимаете, она обещала подарить геликоптер когда мне исполнится четырнадцать лет. И теперь, как я с чем-нибудь не справлюсь, она говорит: "Где тебе с геликоптером управиться, да еще в Арктике..."

  - Почему в Арктике? - удивился Березин.

  - Да... - замялся Дима.

  - Нет, в самом деле, - почему-то настаивал Березин, - при чем тут Арктика? Тебя дядя Сергей берет туда?

  - Да, обещал... дядя Сергей с Ирой только и разговаривают что об Арктике, о Гольфстриме, о льдах белых медведях... Страшно интересно! Лапу, лапу подними, Плутон! Вот запутался! Мы с Костей Симаковы решили полететь в Арктику работать с дядей Сергеем, охотиться на белых медведей... Ну иди, Плутон!

  - Нет, нет, не сюда! - забеспокоился Березин, пряча ноги под скамью. - Держи его, пожалуйста, подальше от меня...

  - Да вы не бойтесь, Николай Антонович, - солидно говорил Дима, переводя Плутона на другое место. - Он никогда не кусается. Он очень умный и добрый.

  - Не советую тебе доверять ему. Собака всегда останется родственницей волку.

  - Ну вот, сказали! - обиделся Дима. - Плутон сам любого волка загрызет.

  - М-да... Может быть, может быть... А как-нибудь и на человека набросится. А дядя Сергей часто у вас бывает?

  - Часто. Вот он любит Плутона и всегда играет с ним.

  - Вот как... А что они? Спорят о Гольфстрнме?

  - С Плутоном? - рассмеялся Дима.

  - С Ириной! С Ириной, конечно!

  - С Ирой спорят. То есть не спорят, а говорят, смеются.

  - Вот как! А ты всегда видишь дядю Сергея, когда он бывает у Иры?

  - А как же? Плутон всегда чувствует, что дядя Сергей пришел, и бежит к нему в комнату Иры, и я за ним.

  - Понятно... А Ира вас не выпроваживает из комнаты? Может быть, им посекретничать нужно? - натянуто усмехнулся Березин.

  - Зачем же? Ведь мы им не мешаем. Когда они смеются, и мы с Плутоном смеемся. Вы не видали, как Плутон смеется? До того забавно! Я бы вам показал, только он сейчас грустный: ему стыдно за коляску. Ну, я пойду домой. - Дима вскочил со скамьи. - Брюки порваны, надо другие надеть.

  Березин оторвался от своих мыслей, внимательно посмотрел на Диму, потом нерешительно сказал:

  - Подожди, Дима. Так ты твердо решил слетать в Арктику?

  - Ну, конечно, через два года... Когда мне исполнится четырнадцать и я получу свой геликоптер.

  - Вот будут тебе завидовать ребята! Совсем героем сделаешься! Будешь рассказывать про свои приключения, и все станут слушать тебя разиня рты.

  - Да, да! - У Димы разгорелись глаза. - А пока я уговариваю ребят организовать в школе полярный кружок. Будем изучать Арктику, ее природу...

  - Ты не видал чучел белых медведей, моржей, тюленей? Приходи ко мне. Я живу рядом с нашим институтом, и там есть отличный арктический музей. Я тебе все покажу. Там и полярные нарты, и одежда, лыжи, оружие - все! А у меня самого есть чудесная коллекция разного оружия со всего света: и африканские луки со стрелами, и боевые палицы с тихоокеанских островов, и копья, и воздушные трубки малайцев...

  - Вот замечательно! И бумеранг есть?

  - И бумеранг. Приходи! Я тебе покажу, как стрелять из лука, как бросать бумеранг. Ладно?

  - Непременно приду.

  - Ну, смотри! Буду ждать тебя. В будущий понедельник вечером... А мой адрес знаешь?

  - Знаю, знаю! Прошлый год мы с Ирой заходили к вам, но вас дома не было... Я помню... На электроцикле пять минут.

  - Вот и отлично! Ну, прощай, будущий герой, мне тоже пора уходить. Будь здоров! Только Ире и дяде Сергею и вообще никому не говори. Пусть никто не знает, что ты уже готовишься в поход. Ладно?

  - Никому, никому не скажу! И вы не говорите!

  - Уж будь спокоен!

  Березин приветливо кивнул Диме и быстро удалился.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  

  

  

   ПЛАНЫ

  Коллекция Березина была действительно замечательная. Она разместилась в двух больших светлых комнатах его квартиры.

  Веером развешаны были на стене самые разнообразные копья - от простых, обугленных на конце палок огнеземельцев до тонких и острых метательных дротиков кафров и длинных, украшенных рисунками и перьями дагомейских копий с острыми железными наконечниками. Возле луков висели колчаны со стрелами. Надписи заботливо предостерегали, что многие стрелы отравлены. Были здесь и боевые палицы - то в виде простой сучковатой дубины, то утыканные зубами акул, клыками кабанов, тигров, ягуаров или железными гвоздями. Самые разнообразные щиты - деревянные, плетеные, обтянутые толстой шкурой носорога или буйвола, окаймленные длинными прядями шерсти и разрисованные магическими знаками. На отдельных столах расположились шлемы с воинственными, пугающими врагов украшениями: бизоньими и буйволовыми черепами, страшными челюстями крокодила, головами тигров, горилл, леопардов, гиен. На наклонных полках застекленных витрин и шкафов были разложены боевые каменные топоры, томагавки, секиры, полинезийские метательные пращи в виде расщепленной на конце палки и различные кожаные пращи южноамериканских племен. Здесь же был набор бумерангов из Австралии и редчайший экземпляр бумеранга, найденный при раскопках в древнемексиканских руинах, а также несколько очень редких духовых трубок с Зондских островов. Дальше шли ножи и кинжалы - каменные, роговые, железные и бронзовые.

  Другую комнату занимали образцы европейского

  оружия: древнегреческие и римские шлемы, щиты, луки со стрелами, мечи, копья, средневековые арбалеты, рыцарские доспехи, тяжелые мечи и палаши, аркебузы, мушкеты, грубые однозарядные пистолеты. Затем шли более современные стальные сабли, кортики, штыки, охотничьи ружья, боевые магазинные винтовки и карабины с патронами и пулями, револьверы простые с барабаном, полуавтоматы и автоматические и, наконец, коллекция современного оружия, самого разнообразного и неожиданного по принципам построения и применения.

  Березин еще со студенческих лет собирал свою коллекцию. Она была его неугасающей страстью.

  Обычно такие страстные коллекционеры рады случаю похвастать своими сокровищами, собранными иногда ценой больших усилий и жертв.

  Березин избегал таких демонстраций, но перед Димой все шкафы и витрины раскрывались настежь. Никому Березин с таким увлечением и охотой не показывал свои богатства.

  Дима был совершенно подавлен раскрывшимися перед ним чудесами. В первые свои посещения он с жадным любопытством рассматривал все эти предметы из далеких, окутанных дымкой очарования стран, робко касался страшной головы тигра, косматой бахромы на щите, древнегреческого копья и жадно слушал объяснения Березина.

  - И в музеях не найдешь такой коллекции, правда? - спрашивал Дима.

  - Не знаю... - отвечал Березин. - Разве вот в музее Красной Армии... Там, пожалуй, полней. Во всяком случае, - он все же не мог удержаться, чтобы не похвастать, - не скоро встретишь такую.

  Он любовно, с загоревшимися глазами и горделивой улыбкой оглядел все эти столы, стенды, витрины. Дима с недоумением посмотрел на Березина: он тоже собирал коллекцию - правда, всего лишь писчих перьев, - но хотел, когда она будет достаточно полной и интересной, передать ее Музею материальной культуры. Он сговорился уже с директором музея и несколько месяцев состоит членом "Общества активной помощи" музею. Там Димина коллекция со временем будет размещена в отдельных витринах, и всюду на них будут развешаны таблички: "История писчих перьев. Отдел создан, пополняется и ведется В. В Денисовым".

  Вон Костя Мякишев уже год имеет и ведет свой отдел перочинных ножей в том же музее, а об отделе Васи Горбунова и Миши Бородкина "История швейной иглы" в журнале "Культура" была целая статья. После появления статьи Вася и Миша стали отовсюду получать письма и запросы от ребят и даже от взрослых. Одни хотели принять участие в пополнении отдела, другие, наоборот, просили помочь им организовать такие же отделы при местных музеях, третьи хотели обмениваться дублетами. Вообще Вася и Миша сделались знаменитыми на весь Союз. И Дима был уверен, что года через два он поставит свой отдел писчих перьев также полно и интересно и отдел этот станет известным во всем Союзе.

  И Дима с удивлением смотрел на Березина: собрать такую замечательную коллекцию и держать у себя дома! Да ведь любой, даже самый известный музей с радостью примет ее! Такая коллекция будет ежедневно привлекать тысячи посетителей! Вот чудак!

  - Почему же вы такую чудесную коллекцию не поместите в какой-нибудь музей? - спросил наконец Дима.

  - Видишь ли... - протянул Березин, доставая со стенда какой-то странный пистолет и протягивая его Диме, - коллекция-то еще далеко не полна. Вот видал ты световой пистолет?

  - Световой?

  Дима сразу забыл все свои недоуменные вопросы.

  Пистолет имел широкую плоскую рукоятку, как у старинных маузеров, и два коротких дула, расположенных одно над другим. Верхнее дуло заканчивалось правильным раструбом в виде чашечки с блестящей, как зеркало, внутренней поверхностью.

  - Эта чашечка, - объяснял Березин, - играет роль рефлектора, а маленькое отверстие в ее центре - конечное отверстие верхнего дула, на которое она насажена. Это световое дуло. По нему из зарядника, который находится вот здесь, внутри приклада, идут к рефлектору крохотные патроны, световые заряды, начиненные особым порошком. В него входят магний и другие вещества. Когда ты нажимаешь вот эту кнопку, из маленького аккумулятора, скрытого в прикладе, проскакивает в первый патрон, находящийся уже у самого рефлектора, электрическая искра. Она зажигает порошок, и он вспыхивает таким сильным и ярким светом, что никакой глаз - ни человека, ни животного, ни рыбы - не может его выдержать и моментально слепнет. Небольших животных этот свет может убить на месте, а для более крупных и опасных имеется еще нижнее дуло. Из него одновременно со вспышкой света бьет пуля. Целиться нужно прямо в глаза животного, вот через эту прицельную щель в верхней части рефлектора.

  - Ага! Понимаю... - Дима подумал, потом нерешительно спросил: - А если возле медведя будет Плутон... И он ослепнет?

  - Какого медведя? - спросил Березин и рассмеялся: - Ах, ты опять об Арктике? Я и не сообразил. Да, с Плутоном выходит похуже. Впрочем, если Плутон будет возле медведя, то он, конечно, будет смотреть не на тебя, а на зверя... Да, кстати, об Арктике! Дядя Сергей был у вас?

  - Был, - рассеянно ответил Дима, прицеливаясь пистолетом в мишень на двери.

  - О чем они говорили с Ирой?

  - Опять о шахтах... о Гольфстриме... - Дима нажал кнопку на прикладе и спросил: - А можно пострелять из пистолета, хоть не по-настоящему?

  - Можно. Только в другой раз. А еще о чем говорили?

  - Дядю Сергея вызывали к самому министру. И министр сказал дяде Сергею, что про него что-то писали в заграничных газетах. И дядя Сергей и Ира смеялись... А зачем здесь эта пружинка?

  - Эта? Если вздумается выпустить десять пуль сразу... А почему смеялись, не знаешь?

  - Потому что антисоветская газетка... Николай Антонович, а это что? Я в прошлый раз не видел этого здесь.

  Дима побежал в открытую дверь