Главная » Книги

Адамов Григорий - Изгнание владыки, Страница 17

Адамов Григорий - Изгнание владыки


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23

ались под водой, из кабины видно было, что они не прекращают своего быстрого вращения.
  На минуту вездеход прекратил движение, но Иван Павлович повернул на доске управления небольшой рычажок, сзади под кабиной послышалось гудение еще одного пущенного в ход мотора, и машина вновь устремилась вперед.
  - Вы пустили винт, Иван Павлович? - спросил Дима.
  Иван Павлович, занятый управлением машины, кивнул.
  Едва ребристые пластины далеко выдающихся перед кабиной гусениц начинали цепляться за ледяные края, как лед обламывался, гусеницы захватывали и подминали под себя куски его, очищая дорогу продвигающемуся вездеходу.
  Пройдя таким образом несколько десятков метров, гусеницы наконец уперлись в толстый, матерый лед.
  Иван Павлович нажал кнопку, носы гусениц круче вздернулись кверху, и работа винта усилилась.
  Вездеход медленно стал наползать на край льда, все выше и выше поднимались над ним гусеничные ленты, кормовая часть вездехода вместе с кабиной стала выходить из воды.
  Переправа заняла лишь несколько минут, и вскоре вездеход несся по снежной равнине на запад.
  Через некоторое время снег показался майору настолько окрепшим, что, по его мнению, можно было выйти из кабины.
  Иван Павлович остановил машину, майор и Дима вышли и встали на лыжи. Машина вновь пошла, но уже на малом ходу. Лыжники последовали за ней в сопровождении Плутона, несказанно обрадованного этой прогулкой.
  Изобретатель электролыж взял за основу обычную старую лыжу и вырезал из ее подошвы длинный прямоугольник - от начала переднего загиба почти до заднего конца. Получилась как бы узкая рама. И это было все, что осталось от старой лыжи. В раму изобретатель вмонтировал длинный плоский ящик, который заключал в себе двигатель - маленький мотор, - аккумулятор с большим запасом электроэнергии и передаточный механизм из исключительно прочных деталей. Снаружи вокруг ящика по всей его длине шла гусеничная цепь из ребристых пластинок, как у вездехода. Над цепью был небольшой мостик для ноги.
  Обе лыжи соединялись впереди, на высоте немного ниже человеческой груди, стойкой в виде буквы "П", изготовленной из очень упругой и гибкой трубки. На верхней горизонтальной перекладине этой стойки по щелям, прорезанным в трубке, могли передвигаться с одной позиции на другую и защелкиваться две кнопки управления. От кнопок внутри трубки шли в соответствующую лыжу провода, по которым распоряжения лыжника передавались мотору. Можно было ускорить или замедлить вращение гусеничной цепи до одной из трех скоростей или выключить ток.
  Над каждой цепью, в начале и в конце рамы, ходили поперек два "дворника" - жесткие металлические щеточки. Они прочищали пространство между острыми ребрами гусеничных пластинок от набившегося туда снега и раскрошенного льда.
  Если старые лыжи скользили по снегу или льду, то новые ползли, неся на себе стоящего или сидящего в особо пристроенном седле человека. Но в случае надобности по ровному снежному или ледяному полю они могли "ползти" с такой быстротой, которая была совершенно немыслима для самого опытного и выносливого лыжника на скользящих лыжах. Кроме быстроты, электролыжи обладали еще одним огромным преимуществом: они легко брали подъемы, цепляясь за лед своими острыми пластинками, и великолепно тормозили на самых крутых спусках.
  Комаров шел рядом с Димой, обучая его управлению лыжами и маневрированию палкой.
  Дима падал, ушибался, но, войдя в азарт, не чувствовал боли. Он вспомнил все, что показывал и рассказывал ему Березин у себя дома, и Комарову оставалось лишь удивляться быстрым успехам своего ученика.
  В полдень Иван Павлович остановил вездеход и определил координаты льдины. Оказалось, что льдина идет все в том же направлении, хотя и с гораздо меньшей скоростью, чем накануне, из-за почти полного отсутствия ветра. Все же результаты вычислений были приняты всеми с большим удовлетворением: льдина шла к Северной Земле, а там, по утверждению моряка, недалеко и до поселка на мысе Оловянном, в проливе Шокальского.
  Вездеход тихо пошел дальше, Комаров и Дима сопровождали его на лыжах.
  Между тем приближался час обеда. Так как во время похода Иван Павлович не мог оставлять свой пост водителя машины, майору пришлось взять на себя выполнение обязанностей повара.
  - Надо вернуться в кабину, - сказал он Диме. - Пора обед готовить.
  - А мне хочется еще немного поупражняться, - ответил мальчик. - Можно, Дмитрий Александрович? Я здесь останусь с Плутоном, если я вам не нужен в кухне...
  Комаров с сомнением покачал головой, но в конце концов согласился, подумав, что мальчику нужно как можно больше практиковаться в ходьбе на лыжах.
  - Только смотри не удаляйся от машины, - сказал он.
  - Нет, нет! Я буду тут вертеться, около вас, - обещал Дима.
  - А оружие с тобой?
  - Световой пистолет... Вот он!
  - Ну ладно!
  Через минуту майор вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Поставив лыжи в угол и крикнув Ивану Павловичу: "Готов!", он нагнулся к дверцам продуктового шкафчика под кухонным столиком. Дверцы оказались очень плотно закрытыми, и майор, опустившись на колени, долго и безуспешно старался раскрыть шкаф. Обломав себе ногти, он достал нож и, провозившись еще немало времени, наконец открыл дверцы. Майор облегченно вздохнул, достал продукты и, посмотрев на часы, торопливо принялся за стряпню.
  Между тем, услышав возглас: "Готов!", Иван Павлович, не оглядываясь, пустил машину полным ходом вперед. Надо было наверстать километры, упущенные во время урока лыжной езды.
  Впрочем, судьба и природа недолго благоприятствовали Ивану Павловичу. Ровное до сих пор поле начало постепенно превращаться в торосистое, вездеход вынужден был замедлить скорость, потом перейти на малый ход, осторожно пробираясь в ледовом лабиринте.
  Подняв машину на один из ледяных гребней, Иван Павлович взглянул вперед и выбранился про себя.
  С запада быстро надвигалась и росла густая, молочно-белая стена тумана. Еще несколько минут - и она навалится на вездеход, скроет путь, и даже с этого гребня спускаться будет небезопасно.
  - Вот и туман, будь он неладен! - произнес вслух Иван Павлович и повел машину вниз, в укрытое место среди ледяных глыб и хребтов.
  - Туман? - переспросил Комаров, выглядывая из-за шкафа, и вдруг вскрикнул: - Где Дима?
  Побледнев, он бросился к двери и распахнул ее.
  Машина уже успела спуститься почти до подножия ледяного склона, и горизонт был со всех сторон закрыт громадами торосов.
  Одним прыжком, рискуя разбиться на скользких обломках, майор спрыгнул с машины и начал бегом взбираться на только что покинутый гребень. Достигнув его, он с трудом передохнул и бросил взгляд на восток. Все пространство до горизонта было усеяно хаотической массой вздыбленного льда. Ровное поле, только что оставленное вездеходом, было уже скрыто, как будто его отделяли от вездехода десятки километров.
  Комаров оглянулся. Наверх бежал встревоженный Иван Павлович.
  - Где Дима? - кричал он на бегу.
  - Его не видно... - взволнованно ответил Комаров. - Назад! В машину! Давайте сирену!
  Уже в сплошном белом тумане, ничего не различая на пути, спотыкаясь, скользя и падая, Комаров с трудом добрался до вездехода.
  Раздался вой сирены, мощный и оглушительный в ясную погоду, а сейчас - слабый, глохнувший тут же, словно запутавшийся в огромной, наваленной на вездеход копне ваты...
  Войдя в кабину, Комаров увидел Ивана Павловича, разбиравшего свои лыжи.
  Иван Павлович бросил быстрый взгляд на майора.
  - Пойду искать! - прокричал он, перекрывая вой сирены, поставленной на непрерывный звук.
  - Пойдем вместе, - ответил майор.
  Иван Павлович молча кивнул головой и, отделив лыжи от связывающей рамы, забросил их на ремнях за спину. Через пять минут они вышли из кабины, наглухо заперев ее.
  Они шли среди хаоса наваленных глыб, в густом, непроницаемом тумане, связавшись веревкой из боязни потерять друг друга. Шли, срываясь со скользких обломков, падая на их острые ребра и вновь поднимаясь, шли, не различая, куда карабкаются, куда ставят ноги, куда сползают и прыгают, минутами приходилось ползти на животе, чтобы не потерять из виду глубокие колеи, проложенные вездеходом. Хорошо, что Иван Павлович захватил с собой мощный электрический фонарь. Хотя и с трудом пробивая своими лучами белесую и пухлую стену тумана, он все же помогал различать колею, возникающие из тьмы препятствия, трудные места.
  После двух часов изнурительной ходьбы оба они вышли на ровное снежное поле - избитые, с исцарапанными лицами.
  - Ясно, что мальчик заблудился в этом тумане, - сказал майор, когда, достигнув снежного поля, они остановились передохнуть и собрать лыжи.
  - Туман? Заблудился? - задыхаясь, переспросил Иван Павлович. - Как он мог заблудиться, когда с ним Плутон! Плутон бы его живо привел к вездеходу или к нам навстречу. Страшнее другое... Он мог встретить медведя. Это обычное здесь дело. Или случайная трещина во льду, незаметная для вездехода, но гибельная для мальчика...
  Больше они не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми словами, и, низко согнувшись, долго, мучительно медленно ползли на лыжах вдоль колеи вездехода. По всем расчетам, как бы медленно ни вел мальчика по этим следам Плутон, оба они уже давно должны были появиться. А их все нет и нет!
  Наконец глухо прозвучал возглас Ивана Павловича:
  - Есть! Следы лыж... ног... лап...
  С тревогой рассматривали Комаров и Иван Павлович эти следы, старательно освещая их фонарем, все больше и больше приходя в недоумение, чувствуя себя совершенно сбитыми с толку.
  Что принудило Диму оставить следы вездехода? Почему он ушел... нет, убежал?.. Это ясно видно - убежал в сторону от колеи, ведя лыжи, а не стоя на них.
  Подул легкий ветерок. Внезапно и быстро, как это характерно для капризной арктической погоды, туман начал рассеиваться и отступать к югу. Показалось чистое нежно-голубое небо, солнце залило веселым, радостным светом снежную равнину.
  Иван Павлович внезапно сорвал винтовку с плеча и выстрелил. Сейчас же прогремел выстрел майора.

    ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

  
  
  
   ЛЫЖИ УБЕЖАЛИ
  Удивляясь, почему вездеход убегает от него так быстро, Дима пустил лыжи на полный ход, пытаясь догнать его. Но хорошо управлять лыжами на быстром ходу он еще не умел, тем более что смотрел больше вперед, чем себе под ноги. Через минуту лыжи напоролись на мало заметный под снегом ропак, и Дима слетел с них кувырком, головой в сугроб, наметенный возле ропака.
  По странной случайности, хорошо скрепленные вертикальной рамой лыжи, сбросив Диму, лишь сильно покачнулись, но удержались. Затем они повернулись вокруг своей оси и, продолжая работать гусеницами, резво понеслись вдоль злополучного ропака и дальше, по ровному снежному полю, куда-то на юг.
  Пока Плутон, озадаченный этой новой игрой, недоуменно обнюхивал своего молодого хозяина, Дима встал, стряхнул с себя снег и вдруг заметил исчезновение лыж. Он испуганно оглянулся и, бросившись за ними, закричал:
  - Плутон! Лови! Возьми!
  Плутон внимательно взглянул на Диму, на его руку, на лыжи, видневшиеся вдали, и огромными прыжками бросился вперед.
  Снег был довольно глубокий, и Дима, проваливаясь, скоро почувствовал, что задыхается Мысли мальчика путались. Почему машина вдруг умчалась? Догонит ли Плутон лыжи? Что без них делать? Как нагнать вездеход? И почему его оставили одного?
  Лыжи между тем начали превращаться в темные, все менее и менее различимые на снегу полоски. Плутон еще хорошо был виден, но расстояние между ним и лыжами не сокращалось, а как будто даже увеличивалось. Плутону трудно было бежать по глубокому снегу, а для лыж не было лучше дороги... И вдруг у Димы мелькнула мысль, от которой сердце у него замерло: ведь если не остановить Плутона, он будет бежать за лыжами и час и два, пока не догонит их или пока не упадет, выбившись из сил. И Дима сразу остановился и закричал, едва успевая судорожно хватать воздух ртом:
  - Плутон! Назад! Сюда! Плуто-о-он! Наза-а-ад!
  Несколько секунд, пока он не убедился, что собака услышала его, показались Диме часами: такой страх он пережил за эти короткие мгновения. Наконец он различил увеличивающиеся контуры Плутона. Собака неслась назад.
  Дима вдруг почувствовал, как слабеют и дрожат ноги, как темнеет в глазах. Тяжело дыша, с бьющимся сердцем, он опустился на снег и закрыл глаза.
  Плутон с разбегу чуть не налетел на Диму, потом, высунув язык, глубоко и часто поводя боками, лег возле мальчика, на ходу успев лизнуть его в щеку.
  Отдышавшись и придя немного в себя, Дима положил руку Плутону на спину и задумался.
  Что же теперь делать? Без лыж он никогда не догонит вездеход. А может быть, Иван Павлович и Дмитрий Александрович вернутся и будут его искать? Ведь не нарочно же они бросили его здесь одного! Почему они уехали так быстро? Может быть, у них там что-нибудь испортилось и они не могут остановить машину? Тогда они не скоро вернутся... Надо искать лыжи... Первый торос или ропак должен их остановить...
  Дима встал и оглянулся. И вдруг ему стало так страшно, что он схватился за шею Плутона, поднявшегося вместе с ним, и прижался к нему, точно ища защиты.
  Он только сейчас понял, как он одинок здесь, в этой страшной белой пустыне - безлюдной, грозной в своем молчании, полной неожиданных опасностей. Где-то бродит здесь медведица с медвежатами... Зябкая дрожь пробежала по спине Димы. Он опять оглянулся, нащупывая висящую на бедре кобуру со световым пистолетом. В какую сторону ушла звериная семья? Их, наверное, нет поблизости. Плутон почуял бы... Какое счастье, что хоть Плутон здесь с ним!..
  - Ну, что нам делать, Плутон? - с тоской и страхом обратился Дима к собаке.
  Плутон поднял голову, преданно взглянул на хозяина и помахал хвостом. Всем своим видом он точно говорил: "Прикажи!.."
  Дима вздохнул, постоял еще с минуту, беспомощно и опасливо оглядываясь, и нерешительно двинулся по уходящей вдаль лыжне...
  Погода была тихая. Легкий мороз приятно холодил раскрасневшееся от ходьбы лицо. Первый страх проходил. Дима почувствовал голод, но старался не думать об этом. В кармане брюк он нашел небольшой кусок шоколада, с которым вышел на лыжное ученье, но Дима решил съесть его, когда еще больше проголодается.
  Пройдя с километр, мальчик заметил вдали, у горизонта, какое-то длинное неровное возвышение.
  "Торосы! - радостно подумал он. - Наверное, там застряли лыжи..."
  Он прибавил шагу, не сводя глаз с торосов, которые вырисовывались впереди все ясней.
  Дима спешил. Идти было тяжело, ноги увязали в глубоком, рыхлом снегу. Стало жарко. Крупные капли пота ползли из-под шлема на лицо. Дима выключил электрический ток в костюме.
  Торосы росли, уже видны были их бесформенные очертания, провалы между ними. Следы лыж вели, не уклоняясь, прямо к ним.
  Вдруг Диме послышался какой-то ровный, глухой и могучий гул. С каждым шагом мальчика гул нарастал, ширился и креп. Плутон тоже, по-видимому, обратил на него внимание. Шевеля тяжелыми ушами, он прислушивался, не обнаруживая, однако, ни страха, ни злобы. Это успокоило Диму, и он продолжал идти по следам.
  Гул постепенно терял свою монотонность, стали слышны мощные ритмические вздохи и тяжелые удары.
  "Море! - подумал Дима. - Ну конечно, море!"
  Начали попадаться небольшие, редко разбросанные глыбы льда, полузасыпанные снегом. Следы шли прямо, по свободному еще пространству, но впереди, совсем уже недалеко, перед торосами, тянулась широкая полоса, густо покрытая ледяными обломками.
  "Здесь где-то", - подумал Дима и нетерпеливо, почти бегом бросился вперед.
  Еще несколько шагов, и Дима радостно вскрикнул.
  Шагах в тридцати, на сравнительно ровной площадке, среди засыпанных снегом ледяных осколков, лежали лыжи - по-видимому, целые и невредимые. Ударившись об один из осколков, они упали набок: правая лыжа висела в воздухе и шелестела бесцельно работающей гусеничной цепью. Левая наружным краем лежала на снегу и выступающими точками гусеничных пластин цеплялась за него. Обе лыжи, скрепленные рамой, безостановочно егозили во всех направлениях, выписывая на снегу и в воздухе смешные, замысловатые фигуры. Казалось, что они танцевали.
  При виде столь странного поведения лыж Плутон удивленно залаял. В несколько прыжков Дима настиг лыжи. Ухватившись за раму, он нажал и перевел кнопки управления. Необычайный танец лыж прекратился, и мальчик облегченно и счастливо вздохнул. Он тотчас перевернул лыжи и для полного спокойствия даже встал на них. И едва руки его легли на верхнюю перекладину рамы, а пальцы ощутили под собой кнопки управления, чувство силы и уверенности овладело им. Теперь это его лыжи! Он искал и завоевал их сам, собственными силами, без чьей-либо помощи, преодолев усталость, победив неуверенность и страх. Его уже не пугало одиночество в этой пустыне, потому что и в ней можно было бороться и побеждать.
  - Догоняй, Плутоня! - весело крикнул Дима.
  Он пустил лыжи в ход и сделал несколько извилистых кругов между ледяными обломками, прислушиваясь к равномерному и однообразному гулу, доносившемуся из-за торосов.
  Вдруг этот гул прорезал какой-то странный хриплый лай, глухое мычание, звериный рев. Звуки шли оттуда же, из-за торосов - очевидно, с моря.
  Дима резко остановил лыжи и насторожился, приказав Плутону молчать.
  "Кто бы это мог быть?" - думал он, с тревогой озираясь вокруг и положив руку на кобуру.
  Рев медведя уже был знаком Диме, он был совсем не похож на то, что слышалось сейчас.
  Дима посмотрел на ближайший торос. Страх и любопытство боролись в душе мальчика: не пустить ли лучше лыжи на полный ход и скорее уйти отсюда, или взобраться на верх тороса и посмотреть, узнать...
  Опять послышались мычание и рев.
  Дима решился.
  Еще раз приказав Плутону молчать, он позвал его и, дав лыжам малый ход, направился к намеченному торосу. Слабый ветер с моря дул ему в лицо и относил назад шелест лыжных гусениц.
  У подножия тороса Дима поставил лыжи в укромное место и вместе с Плутоном тихо полез наверх по неровному склону ледяного холма.
  Добравшись до вершины, он осторожно поднял голову и замер от восхищения?
  Перед ним открылось широкое угрюмое море, густо усеянное вплоть до горизонта большими плавающими льдинами. Море билось о лед, и тяжелые удары волн далеко разносились глухим и мощным гулом.
  Ледяная площадка между торосами и морем была покрыта телами моржей, вплотную лежавших друг возле друга. Дима их сразу узнал. Он видел этих животных и на картинках старых книг, и в кинокадрах книфонов, и с палубы "Чапаева".
  Огромные темно-бурые и желтовато-бурые туши достигали в длину четырех-пяти метров. Длинные толстые клыки свисали вниз под сравнительно небольшой головой. Одни моржи лежали, опустив на лед головы, повернутые набок из-за непомерной длины клыков. Другие устроились более удобно, положив головы на спины соседей. Стадо, по-видимому, отдыхало. На высоких круглых спинах моржих лежали моржата-сосунки длиною до полутора метров и пестуны - постарше и побольше. Несколько сосунков ползало по телам взрослых моржей, не испытывавших от этого никакого беспокойства и продолжавших безмятежно спать. Лишь один огромный морж, лежавший в стороне, все время высоко поднимал голову и осматривался. Опустив голову на лед, он, видимо, на мгновение засыпал, потом опять поднимался и оглядывался. Это был страж всего стада.
  Иногда из воды показывались темные спины и головы со свисающими клыками и приближались к ледяному полю. Высоко поднимаясь из воды и запрокинув головы, вновь прибывшие вонзали клыки в лед и, опираясь на них, пытались влезть на площадку. Но лежавшие у ее края моржи просыпались и хрипло лаяли, видимо не желая освобождать для пришельцев место в такой тесноте, И тем приходилось долго плыть вдоль льдины, пока удавалось найти свободное место и влезть на лед.
  У некоторых плававших моржей виднелись какие-то большие возвышения на спине возле шеи. Дима никак не мог понять, что за горбы. Ему очень хотелось подойти поближе к этим интересным животным и лучше разглядеть их. Стадо лежало мирно, и с ближайшего к нему высокого тороса можно было это сделать в полной безопасности.
  Недолго думая, Дима осторожно, еще раз строго приказав Плутону молчать, перебрался через торосистую полосу, отделявшую его от моря, и тихо начал взбираться на последний ледяной вал, Плутон полз на брюхе рядом с мальчиком. Собаке, по-видимому, страшно хотелось залаять. Но палец Димы предостерегающе поднимался, и приходилось молчать.
  Вот и гребень торосистой гряды. Дима осторожно приподнял голову над ним и посмотрел вниз с пятиметровой высоты.
  Как теперь хорошо видно! И какие тут огромные чудовища - прямо горы мяса и жира! Каждое животное похоже на гигантскую морковь - толстую спереди и суживающуюся к хвосту. Короткий хвост из двух сросшихся ластов лежит на льду плашмя, словно раздвоенный. Грубая, толстая кожа, почти совсем голая, вся в глубоких складках. Короткие и широкие передние ласты у большинства поджаты под туловища, а у иных вывернуты наружу, и на каждом ласте видны сквозь кожу пять длинных, гибких пальцев, соединенных толстой перепонкой. И какие устрашающе безобразные морды! Круглые, выпуклые, как у коровы, глаза, открытые ноздри в виде полумесяца, и под ними на мясистой верхней губе, вздутой над клыками, густые длинные усы из толстых щетин.
  Как раз перед Димой, внизу, на небольшом ледяном мысу, оказался сторожевой морж. Совсем близко от него, тихо, без плеска, вынырнула из воды голова нового моржа, за ней тотчас же показалась его спина со странным горбом. Дима чуть было громко не рассмеялся: оказалось, что это моржиха со своим детенышем-сосунком на спине. Моржонок плотно прилип к спине матери, крепко обняв ее шею передними ластами. Моржиха с сопением и фырканием выпустила из легких воздух и, вонзив клыки в край льдины, пыталась взобраться на нее. Но грозное движение вожака, его рев заставили ее быстро отступить и искать другое место для лежки.
  Дима посмотрел вниз. Торос под ним изгибался небольшой, но крутой дугой, образуя глубокую, почти круглую ложбину или колодец с высокими отвесными стенами. Открытая сторона колодца была обращена к морю и выходила на ровную ледяную площадку. Вправо от Димы и от входа в колодец площадка была очень узка, и лишь немногие из моржей могли здесь поместиться. А влево от входа площадку сплошь покрывали обломки льда. По-видимому, это место не представлялось привлекательным для ищущих покоя моржей.
  У самого входа в колодец, в удобной ямке между обломками льда, неподвижно лежал моржонок-сосунок и сладко спал. Именно на него часто и, как показалось Диме, с беспокойством оглядывался сторожевой морж.
  "Это, наверное, моржиха, а не морж, - подумал Дима, поймав несколько таких взглядов. - Это ее моржонок..."
  Дима еще раз с любопытством посмотрел на площадку, покрытую чудовищными тушами, собираясь спуститься с тороса и вернуться к лыжам.

    ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

  
  
  
   БИТВА
  Вдруг, бросив случайно взгляд налево, на торосистое поле у края льда, Дима обомлел и прижался в страхе лицом ко льду.
  С пятиметровой высоты тороса он ясно увидел, как среди обломков и глыб, прижимаясь ко льду и извиваясь, как кошка на охоте, к моржам подполз большой белый медведь. Подальше, на торосистом поле, Дима заметил два маленьких пушистых комочка, прильнувших ко льду и поводивших треугольниками черных точек - носа и двух глаз. Это была знакомая семья - медведица с медвежатами.
  Если бы Дима был более знаком с жизнью в Арктике, то, испугавшись, он в то же время изумился бы.
  Почти никто из путешественников и исследователей Арктики не имел случая видеть нападение белого медведя на моржа, хотя упорные слухи и легенды об этом широко распространены среди коренного населения и китобойцев полярных стран. Большинство держится того мнения, что медведь, несмотря на свою силу и свирепость, предпочитает обходить стороной моржа, закованного в двойную броню из твердой кожи и толстых пластов жира. Кроме того, это чудовище обладает грозными клыками и отличается смелостью в защите, которая у него немедленно переходит в нападение.
  Увидев, что все внимание медведицы направлено на моржей, а его собственная позиция на высоком торосе обеспечивает ему совершенную безопасность, Дима решил остаться и посмотреть, чем окончится эта охота. На всякий случай он вынул из кобуры световой пистолет, а другой рукой обхватил шею Плутона и прижал его к себе.
  Медведица медленно и осторожно, то скрываясь за ледяными глыбами, то припадая к снегу, подползала все ближе. Как только моржиха поднимала голову и озиралась, медведица мгновенно приникала ко льду и замирала, прикрывая свой черный нос лапой и неразличимо сливаясь со снегом. Но едва сторож опускал голову, медведица переползала дальше. Все мышцы ее волнообразно и мягко перекатывались под пушистым мехом. Очевидно, сильный голод заставил медведицу пойти на такое рискованное предприятие, как схватка с моржом.
  Дима забыл о времени. Вытянувшись в струнку, затаив дыхание, он следил за хитрым и терпеливым хищником. Медведица подбиралась все ближе к подножию тороса, на котором лежал Дима. Она следила все время за сторожевой моржихой, но Диме удалось уловить ее взгляд, брошенный в сторону тороса, и он понял: охота шла на моржонка, спавшего под торосом. Уже только несколько метров отделяло медведицу от намеченной жертвы. Собравшись в огромный комок и подобрав под себя все четыре лапы, медведица с минуту, вытянув узкую голову, покачалась на поджатых лапах, словно приминая снег под собой. И вдруг, как только сторожевая моржиха опустила голову, медведица взвилась невысоко надо льдом, пролетела в воздухе четыре пять метров и в следующий миг одним ударом ее лапы моржонок был отброшен, словно мячик, в раскрытый вход колодца. Он успел издать лишь слабый, едва слышный в шуме стада и морского прибоя короткий звук, похожий на блеяние новорожденного ягненка.
  Но этот почти неразличимый звук донесся до ушей моржихи. С неожиданной быстротой она повернулась вокруг себя и с яростным ревом заковыляла на изогнутых мягких ластах к месту, где оставила своего детеныша.
  Медведица, по-видимому, не ожидала встретить совершенно глухое, замкнутое пространство лишь с одним выходом вместо открытого прохода. Ей пришлось броситься за своей добычей к противоположной стене колодца, схватить труп моржонка в пасть, с тем чтобы вернуться к выходу.
  Она не успела этого сделать. Разъяренная моржиха с налитыми кровью глазами, не переставая реветь, предупредила ее и закрыла выход своим массивным телом.
  Встревоженное ее ревом стадо мгновенно скользнуло в воду и скрылось в морской пучине.
  Две матери - медведица и моржиха - остались друг против друга, с глазу на глаз: одна - в неизмеримом горе, при виде жалкого трупа своего детеныша и с жаждой мести за него, другая - в яростном стремлении добыть пищу для себя и своих беспомощных медвежат.
  С минуту оба зверя стояли неподвижно, словно изучая друг друга: моржиха непрерывно и оглушительно ревела; медведица с добычей в пасти отыскивала какую-нибудь возможность проскочить мимо врага и ускользнуть из западни.
  Но огромная туша моржихи заполняла почти весь проход, а высоко поднятая голова с грозными клыками не позволяла медведице перепрыгнуть через нее с тяжелой добычей в пасти.
  И медведица, выпустив труп моржонка и коротко взревев, первая ринулась в бой.
  Она сделала небольшой прыжок и нанесла моржихе сокрушительный удар по голове. Этот удар мог бы переломить позвоночник быку. Но голова моржихи лишь слегка качнулась в сторону, а ее огромная туша чуть продвинулась вперед. Тогда мощные, молниеносные удары посыпались на нее со всех сторон, стальные когти вонзались в шею и, цепляясь за глубокие складки кожи, рвали ее.
  Ужасный рев зверей далеко разносился по воздуху.
  Дима был оглушен этим двойным ревом, он весь трепетал от ужаса, но неодолимое желание не пропустить ничего в этой страшной картине заставило его бессознательно подвинуться ползком к краю ледяного колодца. Плутон тихо скулил, порываясь вскочить и убежать из этого страшного места, но рука Димы крепко обнимала его и не выпускала.
  Между тем внизу под градом ударов, обливаясь кровью, моржиха мало-помалу, неуклюже и непоколебимо, продвигалась вперед, оттесняя врага к отвесной стене.
  Но, выдвинувшись из узкого прохода внутрь колодца, моржиха показала врагу свои передние ласты. И тотчас в медведице заговорил тысячелетний инстинкт, подсказывающий ей особый прием для борьбы с противником.
  Неуловимо быстрым, коротким прыжком медведица очутилась сбоку от моржихи и попыталась схватить ее передний ласт. Если бы это ей удалось, то, вцепившись в ласт, одним рывком она опрокинула бы моржиху на бок и сделала бы ее на короткое время беспомощной. Этого было бы достаточно, чтобы огромные клыки медведицы вонзились под нижние челюсти моржихи - в наиболее слабое и уязвимое место всякого моржа.
  Но окровавленные зубы белой хищницы только лязгнули в воздухе, и она тотчас же отскочила к стене. Те же тысячелетия выработали у ее врага такой же инстинктивный прием защиты: моржиха моментально поджала ласт под себя, и медведица едва успела спасти свою наклоненную шею от смертельного удара грозных клыков. Опять среди яростного рева на моржиху посыпались удары. Моржиха выносила их, словно бесчувственная, и подвигалась вперед несокрушимо, как танк. Эта безответность и пассивность в конце концов придали смелости медведице. Словно желая оглушить противника, она издала яростный рев и с силой ударила моржиху по черепу. В то же мгновение медведица скользнула в сторону и повторила нападение на другой ласт.
  Но едва медведица протянула пасть к ласту, моржиха с неожиданной для такого грузного и неповоротливого существа быстротой запрокинула голову, мелькнувшие в воздухе полуметровые клыки вонзились в шею медведицы и пригвоздили ее ко льду. Следом за ними на медведицу навалилась и вся полуторатонная туша моржихи.
  Послышался громкий хруст сломавшихся позвонков, и все было кончено.
  Минуты две, громко сопя, моржиха лежала неподвижно на теле врага, потом с силой вздернула голову и освободила свои окровавленные клыки. Две ужасные рапы открылись на затылке медведицы, и кровь красными фонтанами хлынула из них, впитываясь в белый примятый снег.
  Не озираясь на труп врага, словно уже забыв о нем и о своих собственных ранах, моржиха тотчас заковыляла к распростертому, залитому кровью трупу своего детеныша.
  С жалобными воплями она обнюхивала его, тихонько подталкивала мордой, словно пытаясь разбудить, кричала и стонала, как человек.
  Дима готов был сам заплакать, наблюдая эту сцену.
  Долго стонала израненная мать над своим погибшим малышом. Наконец, словно убедившись в бесплодности своих попыток поднять его, она начала тихо толкать окровавленное тело к краю ледяной площадки. Там она обняла труп моржонка ластами, крепко прижала его к себе и, с жалобным ревом бросившись в воду, исчезла в свинцовой пучине.

    x x x

  Дима сполз со своего тороса и, став на ноги, должен был сейчас же присесть на обломок льда. Ноги не держали его, руки тряслись, он никак не мог засунуть пистолет в кобуру. Плутон тоже обнаруживал необычное беспокойство: он бегал вокруг тороса, поднимал голову, внюхиваясь в воздух, и злобно рычал, чуя вблизи запах крови.
  Прошло минут пять, прежде чем Дима пришел в себя...
  Наконец он поднялся, встал на лыжи и позвал собаку:
  - Плутон, домой!
  Лыжи быстро понеслись по старым следам.
  Дима все оглядывался назад, на молчаливый торос, точно опасаясь, что медведица может встать и броситься в погоню за ним. Лишь когда кончилась полоса разбросанных ледяных обломков, Дима облегченно вздохнул и пустил лыжи на третью скорость. Однако уже через сотню-другую метров он должен был умерить ее, так как Плутону трудно было поспевать за ним.
  Чем дальше Дима уходил от моря, тем спокойнее становилось у него на душе. Он не сомневался, что так же, как он сейчас идет по своим следам, он нагонит и вездеход по его широким и глубоким колеям.
  Пройдя два-три километра, Дима заметил вдали стену густого молочно-белого тумана, далеко простиравшуюся поперек его пути с запада на восток. Чем ближе он подходил к этой стене, тем больше она его смущала.
  "Там и следы можно потерять, - думал он, понемногу замедляя движение лыж. - Что же делать-то? Иван Павлович и Дмитрий Александрович, наверно, ищут меня и найти не могут."
  Он беспомощно оглянулся вокруг, не зная, что предпринять. Туманная стена была уже совсем близко; вот и первая, еще редкая и полупрозрачная дымка окружила мальчика. Дальше густые клубы тумана неслись куда-то направо, на восток.
  Диме страшно не хотелось углубляться в белесоватую мглу. Ему казалось, что он утонет в ней, затеряется, пропадет. Он уже с трудом различал бегущего рядом Плутона.
  Дима резко остановил лыжи: следов уже не было видно.
  Что делать? Куда идти?
  Заныло в желудке - очень хотелось есть. Дима забыл об этом там, на торосе. Но сейчас голод стал сильнее. Дима вынул остаток шоколада и, честно поделившись с Плутоном, сунул свою долю в рот. Плутон проглотил этот жалкий, хотя и вкусный кусочек, можно сказать, на лету. Облизываясь и оживленно помахивая хвостом, он деликатно отвернулся. Дима знал его повадку: это значило, что Плутон после закуски с удовольствием продолжил бы обед. Но и у Димы от шоколада через минуту осталось лишь приятное воспоминание, и он притворился, что не понимает намека.
  Вокруг стоял уже такой густой туман, что дальше вытянутой руки ничего различить было невозможно.
  Дима сошел с лыж, опустился на снег и, почти приникнув к нему лицом, старательно разглядывал его поверхность. Следов не было.
  Диме стало страшно. Куда же они девались? Он ведь их видел все время, почти до самой остановки, до-последней минуты! Дима некоторое время испуганно озирался, потом пополз по снегу вокруг своих лыж. Сзади он нашел только те следы, которые они только что оставили. Дима хотел идти по ним назад. Он, вероятно, только что незаметно свернул в сторону от старых следов... Но, сделав лишь один шаг по своим новым следам, Дима в страхе бросился обратно к лыжам и вцепился в них: он успел заметить, что очертания лыж уже растворяются в тумане, что еще один шаг - и он потеряет их. Дима потянул лыжи за собой и на четвереньках, вглядываясь в снег, пополз обратно по следам. Плутон кружил вокруг него, тоже всматриваясь в снег, обнюхивая его, заигрывал с Димой, рыча и припадая на передние лапы. Это ползание перепуганного мальчика, по-видимому, только забавляло собаку.
  Пройдя таким образом десяток метров, Дима в изнеможении опустился на снег. Никаких следов он не нашел. Кругом стояла серо-белая непроницаемая мгла - глухая, слепая и равнодушная. Ни один звук, ни один луч света не проникал сквозь нее, как будто все вымерло вокруг, как будто весь мир исчез, растворился в этом белесоватом киселе и только они одни, Дима с Плутоном, два крохотных живых комочка, остались, брошенные и забытые всеми...
  Было от чего заплакать...
  И все же надо что-то делать. Не вечно же сидеть здесь и хныкать! Надо идти искать. Но куда девались старые следы? Дима представил себе, как он шел на лыжах от моря. Старые следы тянулись слева от него. Если он в тумане незаметно уклонился влево, то, значит, пересек их. А вернувшись по своим новым следам, он должен был бы опять пересечь старые следы. Но он не пересекал их вторично! Значит, он с самого начала уклонился от них не влево, а вправо! И теперь, вероятно, вернулся к ним. Они должны идти где-то рядом... И до самых торосов у моря они будут идти рядом...
  Дима бросился грудью на снег и, пристально вглядываясь в него, таща за собой лыжи, пополз в сторону, сопровождаемый Плутоном.
  Через минуту радостный детский смех прозвучал в пустыне.
  Дима вскочил на ноги и, держась за лыжи, заплясал от счастья.
  Старые следы нашлись!
  Только бы теперь не потерять их... Дима присел на корточки и не спускал с них глаз. Он даже положил на следы руку, чтобы держать, не выпускать, не дать им опять скрыться...
  Но как идти дальше? Ведь с лыж следов не увидишь!
  Дима держал с таким трудом найденные следы буквально в своих руках и не знал, что с ними делать. Радость от находки тускнела, гордиться, выходит, пока еще было нечем.
  Мальчик сидел, понурив голову. Опять возвращались страх и безнадежность.
  Вдруг Дима резко вскочил, испугав спокойно сидевшего рядом Плутона, потом так же быстро опять присел возле двойной линии следов и, показывая на них, крикнул:
  - Плутон, сюда! Смотри! Домой, Плутон! Домой!
  Скучавшая от безделья собака оживилась, вскочила и, помахивая хвостом, то вопросительно взглядывая на Диму, то опуская голову к следам, забегала взад и вперед рядом с ними.
  Дима достал носовой платок, разорвал его на узкие полоски и связал их. Получилась достаточно длинная белая бечевка. Дима привязал один конец ее к ошейнику Плутона, другой взял в руку и встал на лыжи.
  - Домой, Плутон! Домой! Ищи!
  Плутон с минуту постоял, точно в раздумье, потом, повернувшись, громко залаял и рванулся вдоль старых лыжных следов, чуть не оборвав бечевку.
  Дима едва успел включить в лыжи ток и пустить их вслед за собакой.
  Он мчался так, полный уверенности в своем Плутоне, досадуя на себя за то, что раньше не подумал о нем. Теперь скоро, совсем скоро он домчится до следов вездехода...
  А дальше что? Дима прогнал эту смутную, тревожную мысль. Там видно будет... Было так приятно мчаться вперед! Дима даже зажмурил глаза - от этого удовольствие только увеличилось. В самом деле, для чего ему теперь глаза? Все равно ничего не увидишь - ни внизу, на снегу, ни впереди, ни по сторонам...
  Лыжи чуть качнулись на бегу, Дима машинально раскрыл глаза и вне себя от ужаса вскрикнул:
  - Назад! Назад, Плутон! Ко мне!
  В поредевшем и как будто посветлевшем тумане, окруженный слабым странным сиянием, в десяти шагах от него, прямо на пути, неподвижно стоял огромный медведь.
  Он стоял боком к Диме, опустив узкую вытянутую голову, как будто рассматривая на снегу старые лыжные следы.
  С помутившимся сознанием, стуча зубами от страха, Дима пытался высвободить из лыж ноги и достать из кобуры пистолет. И все время хриплым шепотом повторял:
  - Ко мне... Ко мне, Плутон...
  Все это длилось лишь одно мгновение: освободив ногу, Дима зацепился за лыжу и свалился на снег; проклятая кобура наконец раскрылась, и пистолет очутился в руке. Плутон, помахивая хвостом, подбежал к Диме, а медведь...
  Медведь вдруг раскинул в воздухе исполинские крылья, сделал несколько мощных взмахов и, превратившись в крохотную чайку, со свистом пронесся низко, почти над головой Димы, и скрылся в тумане...
  Приподнявшись на руках, с запрокинутой головой и раскрытым от изумления ртом, Дима бессмысленно следил за полетом необычайной птицы.
  Воспользовавшись удобным случаем, Плутон не замедлил лизнуть Диму в щеку. Дима медленно поднял отяжелевшую руку, обнял шею Плутона и прошептал:
  - Плутонушка... Что же это?.. Что же это такое?
  Прошло несколько минут, пока Дима наконец пришел в себя. Он тяжело поднялся со льда, встал на лыжи и слабо крикнул:
  - Домой, Плутон... Домой... Ищи... Ищи...
  И вновь зашелестели и, чуть позвякивая, понеслись лыжи вслед за Плутоном.
  Туман в самом деле разрежался.
  Скоро можно было, хотя и неясно, различать старые следы лыж. Но Плутон бежал не по ним, а рядом, по своим и Диминым следам, которые они оставили еще тогда, когда преследовали убегавшие лыжи. Их запах был надежнее, он нес с собой напоминание о привычном, живом - о доме, куда приказал бежать маленький хозяин...
  Туман разрежался, но в потрясенном мозгу Димы он все еще оставался темным и густым. Слабые мысли мелькали, как во сне:
  "Что же это было? Что я, с ума сошел? Ведь я же видел... Что же это такое?.."
  Все больше и больше светлело

Другие авторы
  • Лихачев Владимир Сергеевич
  • Чайковский Модест Ильич
  • Купер Джеймс Фенимор
  • Держановский Владимир Владимирович
  • Бибиков Виктор Иванович
  • Черниговец Федор Владимирович
  • Мирэ А.
  • Якубович Петр Филиппович
  • Забелин Иван Егорович
  • Грот Николай Яковлевич
  • Другие произведения
  • Михайловский Николай Константинович - Памяти Тургенева
  • Гайдар Аркадий Петрович - Обыкновенная биография
  • Карамзин Николай Михайлович - История государства Российского. Том 5
  • Мережковский Дмитрий Сергеевич - Еврейский вопрос как русский
  • Орловец П. - Похождение Шерлока Холмса в России
  • Короленко Владимир Галактионович - Ф. И. Кулешов. Мятежный талант
  • Станюкович Константин Михайлович - Ужасный день
  • Пушкин Александр Сергеевич - Пушкин А. С.: биобиблиографическая справка
  • Горький Максим - Издатель А. П. Чарушников
  • Чулков Георгий Иванович - Судьба
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (27.11.2012)
    Просмотров: 515 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа