Адамов Григорий - Изгнание владыки

позвоночный столб.

  - Проклятое волнение! - кричал на бегу Иван Павлович. - Целил в голову, а попал в спину.

  - Можно было и совсем не стрелять. Он все равно ушел бы, - сказал Комаров.

  - Либо да, либо нет, - ответил Иван Павлович, поравнявшись с Комаровым. - А рисковать в таком деле нельзя. Ну, пойдем догонять. Видите, как улепетывает. Не скоро и догонишь...

  И Иван Павлович бросился бежать по широкому кровавому следу за медведем.

  - Да зачем это вам, Иван Павлович? - с укором спросил Комаров, следуя за ним.

  - Добить, Дмитрий Александрович! - на бегу отвечал Иван Павлович. - Все равно ему с такой раной не выжить. Зачем же оставлять его мучиться несколько дней?

  Сзади доносились крики Димы, догонявшего их.

  Медведь заметил погоню и, не переставая реветь, еще быстрее заработал передними лапами. Несколько раз он оборачивался и в бешенстве принимался грызть свои беспомощные задние лапы, взрывая передними снег и лед. Он полз с такой быстротой, что расстояние между ним и бежавшими людьми почти не сокращалось. Лишь вырвавшийся вперед Плутон большими скачками настигал его. Вскоре он уже был возле зверя, который злобно следил за ним и устрашающе ревел.

  Наконец Плутон осмелел и, подскочив, вцепился зубами в задние лапы медведя. В одно мгновение, с молниеносной быстротой зверь метнулся назад и, описав полукруг около своей неподвижной задней части, яростно набросился на Плутона. Тот едва успел увернуться. Однако, в свою очередь рассвирепев, он уже не отставал, но вел себя более осторожно. Он кружил вокруг медведя, норовя ухватить его сзади; зверь задерживался на месте, вынужденный обороняться, а люди между тем неуклонно, неотвратимо приближались.

  - Эге! - проговорил на бегу Иван Павлович. - Из Плутона выработается со временем отличный медвежатник. Молодцом работает, точно родился в Арктике...

  С короткого расстояния Иван Павлович одним выстрелом уложил раненое животное, прекратив его мучения.

  Когда Дима, запыхавшись, наконец подбежал, все уже было кончено. Огромный зверь лежал неподвижно. Плутон, злобно, рыча, с ожесточением теребил его.

  Иван Павлович не захотел упустить случая и немедленно принялся с помощью Комарова свежевать медведя, пока он еще не замерз.

  - Такой вас жареной медвежатиной угощу на второй завтрак - пальчики оближете! - оживленно говорил он, ловко снимая острым ножом густую пушистую шкуру.

  Через час все трое, нагруженные огромными окороками, брели к лагерю. Плутон позавтракал тут же, на месте, щедро угощенный Иваном Павловичем. Но когда на его спине укрепили тщательно сложенную тяжелую шкуру и он, очевидно, понял, что за роскошный завтрак приходится расплачиваться, настроение у него понизилось. Пес угрюмо плелся позади, время от времени недовольно оглядываясь на свою поклажу, от которой несло таким отвратительным и ненавистным запахом.

  Вскоре лагерь наполнился соблазнительным ароматом жареной медвежатины, над которой священнодействовал Иван Павлович. Второй завтрак вышел на славу, и все воздали ему должное.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  

  

   НЕОБХОДИМЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

  Незадолго до полудня, покончив с завтраком, Иван Павлович начал готовиться к определению координат ледяного поля. Надо было решить наконец очень важный вопрос: движется ли ледяное поле?

  Захватив фотоэлектрический секстан и долготомер, он вышел с ними наружу. Закрытое густыми серыми облаками небо и отсутствие солнца не смущали его.

  Новейший фотоэлектрический секстан при помощи фотоэлемента, чувствительного даже к ничтожнейшему количеству света, автоматически разыскивал солнце сквозь облака и позволял определять географическую широту места даже в пасмурную погоду. "Электрический глаз" заменял здесь слабый и неточный глаз человека;

  Долготомер Ивана Павловича был тоже изобретением последних лет. Благодаря фотоэлементу он автоматически устанавливал точный полдень по местному солнечному времени, а его электрический хронометр всегда точно показывал время на нулевом меридиане, от которого ведется счет.

  Когда по долготомеру наступил местный полдень. Иван Павлович выключил ток в обоих приборах и закрепил их показания. Затем, проделав короткие вычисления, он сказал Комарову и Диме, внимательно следившим за его работой:

  - Ледяное поле движется на ост-зюйд-ост. Со вчерашнего вечера от местонахождения "Чапаева" оно прошло в этом направлении около пяти миль.

  - Ну что же! - заметил Комаров. - Как будто неплохо. Если движемся, значит, куда-нибудь придем.

  - Да, конечно, - сдержанно ответил Иван Павлович, нанося полученные координаты на маленькую карту Карского моря, найденную в кабине вездехода. - Но если ветер утихнет или перейдет на южные румбы, то поле направится к северу. А это уже менее приятно.

  - Почему же это вам не нравится, Иван Павлович? - вмешался Дима.

  - А потому, что если поле пойдет на север, то всегда есть опасность, что его вынесет в открытый океан, как это случилось когда-то со шхуной Брусилова "Святая Анна". Там она и погибла...

  - М-да... - задумчиво произнес Комаров и махнул рукой: - Ну, там видно будет! А пока что кончим разборку аварийного запаса.

  - Норд-вест уже затихает, - проворчал недовольно Иван Павлович, - вот что плохо... Однако вы правы. Нужно кончать разборку.

  И маленькая ледовая колония энергично принялась за работу.

  Через два часа все было приведено в порядок. В аккуратно сложенных штабелях разместились огромные запасы продовольствия, оружия, аккумуляторов, одежды и снаряжения.

  Но того, чего с таким нетерпением искал Иван Павлович, не было: ящик с радиоаппаратурой и штурманский ящик с астрономическими приборами, подробными картами, справочниками отсутствовали. Очевидно, их не успели выгрузить. Иван Павлович и Комаров были этим очень огорчены. Особенно огорчало отсутствие радио: исчезла надежда дать знать о себе на "Большую землю" и в ближайшие поселки.

  За обедом Иван Павлович наметил план работ на ближайшие дни.

  - Прежде всего, - говорил он, - надо подготовиться ко всяким случайностям. Дима, например, не умеет обращаться с оружием, а это крайне необходимо в наших условиях. Сегодняшний визит медведя должен быть для нас уроком. Ведь, в сущности, если бы не Плутон, зверь застал бы нас врасплох и беззащитными. Основное правило в Арктике - "без оружия ни на шаг от корабля" - должно быть для нас законом. Диму нужно как можно скорее обучить обращению с оружием.

  - Я уже немного умею, - сказал Дима. - Мне один знакомый в Москве показывал. У него большая коллекция оружия.

  - Тем лучше, - сказал Иван Павлович. - Только в Арктике нельзя владеть оружием немного, надо им владеть хорошо... Дмитрий Александрович, не возьметесь ли вы за Диму? Я думаю, вы в этом понимаете толк... А мне предстоит другая работа.

  - Охотно. А вы чем предполагаете заняться?

  - Хочу как можно скорее собрать и привести в порядок скафандры. Почва под ногами у нас не очень надежная. Сами понимаете. Надо готовиться к худшему. Вы со скафандрами обращаться умеете?

  - Никогда не приходилось, Иван Павлович.

  - Ну вот... Как только подберу для вас подходящий номер и приведу его в порядок - пожалуйте практиковаться. И усердно буду просить вас не запускать, не откладывать этого дела.

  - Слушаю, Иван Павлович. Всегда готов.

  - А я когда, Иван Павлович? - с загоревшимися глазами спросил Дима.

  - И ты вместе с Дмитрием Александровичем. Номер четвертый будет тебе великоват, но ничего - как-нибудь приспособишься к нему.

  - И мы будем под воду спускаться?- продолжал допрашивать Дима, приведенный в восторг этой перспективой.

  - Если будет подходящая обстановка ...

  - Вот интересно! Буду учиться стрелять и плавать под водой. Ведь и то и другое можно будет делать каждый день. Правда, Иван Павлович?

  - Там посмотрим. Нам еще нужно обследовать наше ледяное поле, узнать его величину, состояние льда и многое другое. Надо разбросать наши грузы в различных пунктах ледяного поля на случай, если оно расколется на части. Видишь, сколько работы предстоит? Еще медвежатинки хотите, Дмитрий Александрович? Не обижайте повара...

  Комаров внимательно посмотрел на Ивана Павловича.

  - Спасибо. С удовольствием. - И, принимая тарелку с добавочной порцией, спросил. - А почему вы так торопитесь, Иван Павлович, со всеми этими делами? У вас имеются какие-нибудь основания для спешки?

  - Все основания, Дмитрий Александрович, и в то же время пока - никаких. Погода в Арктике капризная. Сейчас ясно, а через полчаса может надвинуться густейший туман, а еще через час будет опять ясно. Или вот ветер у нас стихает, а через полчаса задует такой шторм, что и осколков от нашего поля не соберешь. Тогда уже поздно будет собирать скафандры и учиться обращаться с ними. Вот оно как.

  - Понимаю, - медленно и задумчиво произнес Комаров, потирая небритый подбородок, и, поморщась, спросил: - Кстати, Иван Павлович, вы не заметили, нет ли в аварийном запасе какой-нибудь бритвы? Очень неприятно без нее.

  - М-да... - сочувственно сказал Иван Павлович, бросив взгляд на Комарова. - К сожалению, насколько помнится, бритв там нет. В крайнем случае, будем пользоваться моим ножом. Мы его так отточим, что будет лучше бритвы. А впрочем, спросим сначала Диму. Ведь он записывал содержание ящиков - должен знать. А ну-ка, Дима... Да что с тобой?

  Дима притих и сидел насупившись.

  - А я без Плутона никуда не пойду! - звенящим голосом ответил он Ивану Павловичу. - Я не оставлю Плутона! Даже на кусочке льдины я с ним останусь!

  У него задрожали губы, и он замолчал.

  - Вот оказия! - смущенно сказал Иван Павлович. - Представьте себе - забыл... Ну просто забыл! Ты не сердись, Димушка. Как можно бросить здесь Плутона? Такого славного пса... Надо что-нибудь придумать. Обязательно придумаем. Надо не сердиться, а просто напомнить мне. Так, мол, и так, Иван Павлович, Плутона, дескать, забыли. А ты сразу на дыбы! Ишь какой горячий.

  Иван Павлович незаметно перешел от обороны к нападению, но Дима не обращал внимания на то, что извинения Ивана Павловича обратились в выговор, и вскочил на ноги, готовый броситься старому моряку на шею.

  - Правда? Придумаете? Иван Павлович, дорогой... Придумайте! Пожалуйста...

  У наблюдавшего эту сцену Комарова потеплели глаза.

  - Конечно, выход найдется. Я не могу себе представить, что можно уйти отсюда и бросить Плутона одного.

  - Ну, вот видишь, Дима, и Дмитрий Александрович того же мнения. И можно, как говорится, считать вопрос исчерпанным... А теперь за работу! До захода солнца еще часа четыре осталось. Я - за скафандры, а вы, Дмитрий Александрович, с Димой займетесь. Идет?

  Никто не возражал, и через несколько минут Иван Павлович уже вскрывал длинные ящики со скафандрами, а майор с Димой устроились против дальнего тороса с арсеналом разнообразного оружия.

  Комаров начал курс обучения со светового ружья. В общем, оно было похоже на световой пистолет, но с более длинными дулами и большей зеркальной чашечкой на конце верхнего дула.

  - Лучше и вернее, конечно, будет, - объяснил Диме майор, - если прицел возьмешь хороший, точный, но небольшая ошибка в точности не имеет значения. Все равно животное, даже самое сильное, будет некоторое время парализовано светом, а пуля прикончит его. Если даже первая пуля почему-либо не попадет, у тебя будет время послать вторую, третью. Свет делает почти всякую встречу с животными безопасной, и при выстреле можно чувствовать себя совершенно спокойным, не волноваться, не торопиться. Важно лишь при встрече с врагом дать первую вспышку света. Понял?

  Дима оказался сметливым и способным учеником, и майор был очень доволен его успехами.

  Когда Комаров и немного усталый, но веселый Дима вернулись в кабину вездехода, они застали Ивана Павловича стоящим на коленях перед распростертым на полу подобием горбатого человека, одетого с головы до ног в стальные доспехи. Только голова у этого человека была круглая, совершенно прозрачная и пустая, если не считать двух черных кружочков, прикрепленных изнутри в тех местах, где у людей находятся уши. Снаружи на лбу шлема сверкал рефлектор небольшого фонаря. На поясе впереди был прикреплен длинный изогнутый патронташ, закрытый гладкой крышкой, висели фонарь, топорик, кортик в ножнах и на каждом боку по пистолету со шнурами, тянувшимися к спинному горбу.

  - Ну, вот ваш скафандр и готов, Дмитрий Александрович, - поднимаясь с колен, обратился к Комарову Иван Павлович. - Кажется, первый номер будет для вас как раз впору. Надо сделать примерку, если не устали. Впрочем, присядьте и отдыхайте, а я вам предварительно кое-что расскажу об устройстве скафандра.

  Иван Павлович нажал кнопку и открыл патронташ на поясе скафандра.

  Под откинувшейся крышкой оказался набор прикрепленных к задней стенке патронташа кнопок с рельефными цифрами и рычажков, головки которых выглядывали из прорезанных в стенке щелей.

  - Это ваша центральная станция. Здесь, так сказать, капитанский мостик с рубкой управления всеми механизмами корабля. В горбу, в ранце за спиной, находятся аккумуляторы с электроэнергией, маленький, но мощный мотор и винт со сложенными лопастями, который может выдвигаться из ранца наружу, раскрывать свои лопасти и, вращаясь, давать вам движение. Вот этот рычажок, если передвигать его в щели из одной позиции в другую, управляет работой мотора и винта. Эта кнопка включает свет в фонарь на шлеме. Кнопка номер два, как видите, может двигаться по кругу. Она управляет радиотелефоном, действующим на небольшое расстояние. Двигаясь по кругу, эта кнопка нащупывает ту или иную радиоволну и включает или выключает ее. Она может включить до десяти посторонних передаточных станций. Наши скафандры имеют одну и ту же волну. Если мы все поставим кнопку вот в эту позицию, то сможем вести общий разговор, как сейчас в кабине.

  Шаг за шагом Иван Павлович раскрывал перед своими слушателями все тайны управления механизмами скафандра, позволившего человеку стать властелином морских глубин.

  С патронташем были связаны выдвижение рулей у ступней ног, приближение ко рту человека гибкой трубки от термоса с горячей жидкой пищей - бульоном, какао, кофе - и подача кислорода из заспинного ранца.

  Оружие состояло из светового и ультразвукового пистолетов, питавшихся электричеством от собственных или заспинных аккумуляторов. Особенное значение и силу в больших глубинах, где свет совсем отсутствует, имел световой пистолет. В этих условиях сила света, по контрасту, как бы увеличивалась, особенно для зрячих обитателей глубин, либо совсем не знающих его, либо привыкших только к слабому, рассеянному освещению.

  Наконец Иван Павлович раскрыл скафандр, проведя специальной иглой по швам, скрепленным электрическим током, и заставил майора тут же примерить стальную одежду. Перед тем как надеть шлем, Комаров заметил:

  - Что-то уж очень легко. Я ожидал, что будет тяжелее.

  - Еще бы! - ответил Иван Павлович, осматривая скафандр со всех сторон, как портной на примерке. - Сделано из самого легкого в мире сверхтвердого и в то же время гибкого сплава. Он способен выдержать огромные подводные давления и не стесняет движений. А ведь скафандр к тому же двойной. Внутри, между обеими оболочками, целая сеть проводов и сложный каркас - скелет скафандра. Ну-с, Дмитрий Александрович, костюмчик сидит на вас - лучше не надо! Очень элегантно и в талию...

  - Закройщик, очевидно, попался со вкусом, - рассмеялся Комаров.

  - Очень рад, что угодил такому капризному заказчику, - поклонился Иван Павлович. - Теперь наденем шлем, и, кажется, все будет в порядке.

  Закончили день в глубоких сумерках. За ужином Дима поминутно клевал носом.

  - Спать, спать! - сказал Иван Павлович, когда встали из-за стола. - Солнце всходит пока еще очень рано, и нам придется завтра встать тоже пораньше. Работы по горло...

  Скоро Комаров и Дима уже спали на своих койках. Иван Павлович еще некоторое время возился в заднем отделении вездехода. Потом н он, погасив свет, улегся, и в кабине настала сонная тишина.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  

  

   ЛЮБОВЬ И ПРЕДАННОСТЬ

  Ночью Диму кто-то словно толкнул. Он сразу проснулся, несмотря на то, что спал очень крепко, открыл глаза и, приподнявшись на локте, оглянулся.

  Молодой рогатый месяц заглядывал с чистого неба в окна кабины. Полоса слабого серебристого света заливала спящего Комарова. Лицо его выглядело каким-то каменным, строгим и словно неживым. Но он спокойно и ровно дышал, лежа на нижней койке у противоположной стены.

  На другой нижней койке, свернувшись в комочек, лежал Иван Павлович и тихо посвистывал носом.

  Тишина стояла невозмутимая, и, сливаясь с ней, мягко и ровно жужжал аппарат для кондиционирования воздуха.

  Что же случилось?.. Что-то, вероятно, не страшное и хорошее, потому что на душе у Димы было легко и радостно.

  Дима совсем разгулялся, сна как будто и не было. Приподнявшись на локте, он всматривался в переднюю часть кабины. Вон там, впереди, на стене под большим изогнутым окном поблескивают стекла приборов управления, пустое кресло ждет своего водителя, а на полу растянулся большой скафандр Дмитрия Александровича, словно человек лежит...

  Сердце у Димы вдруг радостно замерло. Ну да, ведь это о скафандре он думал все время, даже во сне. Будет замечательно... Ничего лучше быть не может... Замечательно - и ужасно смешно. Дима даже прыснул со смеху и сейчас же, испуганно оглянувшись, быстро юркнул с головой под меховое одеяло. Но ничего не случилось, никто не проснулся, и через минуту из-под одеяла вновь показалась курчавая голова...

  Лежа на спине, устремив глаза на потолок, Дима мечтал о чем-то своем, то улыбаясь и беззвучно шевеля губами, то нетерпеливо поглядывая вниз и прислушиваясь к мирному посапыванию Ивана Павловича.

  Стоило Ивану Павловичу шевельнуться, как Дима сейчас же поднимал голову с нетерпеливой надеждой - проснется или не проснется? Хоть бы скорей рассвет!

  И рассвет наконец наступил.

  Едва лишь Иван Павлович приподнялся на локте, чтобы посмотреть через окно на рождающийся ясный день, Дима шепотом спросил:

  - Иван Павлович... вы проснулись?

  - А ты что не спишь? - так же тихо ответил Иван Павлович.

  - Нет, вы скажите, вы в самом деле проснулись?

  - Вот чудак... Что же, я во сне с тобой разговариваю?

  Свернувшись в черный клубок, Плутон сладко спал под столом. Услышав шепот мальчика, он мягко застучал хвостом по полу, потом тяжело поднялся, потянулся и протяжно зевнул, раскрыв огромную пасть.

  - Слушайте... - торопливым, взволнованным шепотом заговорил Дима. - Слушайте, Иван Павлович... Я придумал... Честное слово... Это будет замечательно! Вы не знаете Плутона, он страшно умный... Чуть ему покажешь что-нибудь, он сейчас сам все проделает... Его легко научить чему хотите...

  - Вот как! - усмехнулся Иван Павлович, принимаясь надевать костюм. - И ветчину ловить в воздухе тоже можно его научить? Ты уже два часа разговариваешь, а так и не сказал, что ты такое замечательное придумал.

  - Так я же говорю про скафандр! - в отчаянии от непонятливости Ивана Павловича воскликнул Дима. - Надо Плутона засунуть в него... в скафандр. Неужели вы не понимаете?

  - Засунуть? - недоумевающе спросил Иван Павлович.

  - А что он там будет делать?

  - Будет плавать с нами под водой...

  - Уж не думаешь ли ты научить Плутона открывать патронташ и управлять скафандром? - удивился Иван Павлович.

  - Да нет же! - горячо заговорил Дима, сползая в одной рубашке на пол. - Не надо открывать! И не надо управлять! Я его потащу на веревке за собой...

  - Браво, Дима! - воскликнул майор. - Ты будешь когда-нибудь знаменитым изобретателем. Сдавайтесь, Иван Павлович! Ты, наверное, всю ночь не спал и думал о Плутоне? - обратился майор к Диме.

  - Нет, я перед рассветом проснулся.

  - Ну, значит, во сне думал, - уверенно заключил майор, докрасна вытираясь влажным полотенцем.

  - Гм... Вот выдумщик! - произнес Иван Павлович и, видимо, не желая сразу сдаваться, добавил: - Ладно, надо будет подумать... Ты его сначала научи влезать в скафандр, а там видно будет. А ты подумал, как он там, несчастный, поместится? Куда он денет лапы? А голова? Посмотрите на нее. Ведь это же не голова, а котел! Даже в шлем Дмитрия Александровича она не войдет. Сам погляди.

  - Ну, Иван Павлович... - умолял Дима, торопливо натягивая брюки. - Иван Павлович... голубчик... Ну как-нибудь устроим его там... Пожалуйста...

  - А может быть, у нас в запасах найдется скафандр большего размера? - вмешался Комаров.

  - Есть!.. Есть!.. - обрадованно закричал Дима. - Я помню... Я записывал... Там есть нулевой номер, а он больше первого номера, который у Дмитрия Александровича!

  - Ну ладно, посмотрим, - закончил разговор Иван Павлович, направляясь к выходу. - А теперь умываться и готовиться к завтраку!

  Захватив с собой большую кастрюлю, он отомкнул дверь и выбежал наружу. За ним последовали Комаров и Дима с электрифицированными полотенцами на плечах. Плутон уже весело лаял, носясь огромными прыжками по лагерю.

  Солнце еще не взошло, но день обещал быть тихим и ясным. Высоко плыли в чистом небе легкие облачка с золотисто красной каймой. Восток пылал в багровом пламени сквозь прозрачную дымку утреннего тумана. Вершины торосов алели и сверкали, окрашивая своими отблесками окружающие снега и ледяные обломки во все оттенки розового цвета.

  Майор остановился у дверей кабины

  - Смотри, Дима, - сказал он, обнимая мальчика за плечи и прижимая к себе, - какая красота кругом! Вон тот высокий сугроб... Он как будто усыпан рубинами, весь горит и сверкает. Или тень того тороса... Она синяя, а кругом все красное и розовое. Всмотрись, Дима, внимательно в каждую мелочь, а потом посмотри на все сразу.

  Дима остановился, постоял с минуту неподвижно, медленно оглядывая все вокруг. Глаза его стали темнеть и углубляться, ноздри расширились, и детское лицо сделалось вдруг вдумчивым, серьезным, мужественным, как будто он увидел что то драгоценное, мимо чего минуту назад мог пройти, не заметив.

  - Как хорошо... - тихо проговорил он.

  Но в этот момент на мальчика бурно налетел с веселым, оглушительным лаем Плутон, вскинул передние лапы ему на плечи, сразу сделавшись на голову выше Димы и чуть не опрокинув его. Спрыгнув на снег, пес начал кружить вокруг мальчика, точно вызывая его на игру.

  Иван Павлович тем временем отошел подальше в сторону, плотно набил кастрюлю чистым снегом и, вернувшись в вездеход, поставил ее на электроплитку.

  Комаров уже натирал лицо снегом. Глядя на него, то же проделывал и Дима, отбиваясь и увертываясь от расшалившегося Плутона.

  Вытирая раскрасневшееся лицо теплым полотенцем, Дима случайно взглянул на восток и вдруг неистово закричал:

  - Солнце! Солнце! Смотрите скорее, Дмитрий Александрович! Что это такое?

  Комаров быстро обернулся и увидел нечто необыкновенное.

  Солнце уже на три четверти показалось над землей. Но что это было за солнце!

  Матово-красный кирпич с горизонтальными темными полосами лежал на горизонте. На чистом небосклоне виднелось как бы приплюснутое окно с продольной решеткой, за которой рдели отблески пожара.

  Показавшийся из кабины Иван Павлович посмотрел на это странное, без лучей, словно голое, светило, на изумленные лица своих товарищей и покачал головой.

  - Скоро будет солнце, - сказал он.

  - А это что? - удивленно спросил Комаров.

  - А это только приподнятое рефракцией1 и искаженное изображение солнца. Само солнце еще находится под горизонтом. Погода сегодня морозная, воздух наполнен мельчайшими ледяными иглами, в которых и происходит сильное преломление солнечных лучей. Вообще вам надо, товарищи, привыкать ко всем неожиданным шуткам рефракции. Их не перечислишь... Ну с, вода скоро вскипит, готовьтесь к завтраку. Я сейчас приду за вами.

  1 Рефракция - преломление световых лучей при переходе их из одной среды в другую. При преломлении лучей от светил в земной атмосфере светила кажется выше своего действительного положения.

  - Есть готовиться к завтраку, товарищ командир! - ответил Комаров и направился к вездеходу.

  Дима остался на льду, любуясь необыкновенным восходом. Раскаленный кирпич через минуту стал тускнеть, линии на нем искривились, и вскоре он совсем растаял в разгорающемся пожаре неба. Наконец высоко взметнулись кверху, словно золотые стрелы, яркие лучи, на все лег золотистый отблеск, мириадами радужных искр ослепительно засверкали снег и лед, и над горизонтом величаво и торжественно начало всплывать солнце.

  Насмотревшись вдоволь, Дима вздохнул и откликнулся наконец на призывы моряка:

  - Иду, иду, Иван Павлович...

  После завтрака Иван Павлович с помощью Комарова и Димы привел в порядок еще два скафандра - для себя и мальчика; потом все трое, одевшись в стальные доспехи, долго упражнялись: разговаривали по радиотелефону, приводили в движение заспинные моторы и винты, управляли рулями с помощью ступней.

  Плутон оглушительно лаял, глядя на странные фигуры, закованные в металл, узнавая и не узнавая своего хозяина и новых друзей.

  После обеда Иван Павлович разыскал в складе огромный, рассчитанный, по-видимому, на гиганта, скафандр нулевого номера.

  Когда он был собран, Дима облегченно вздохнул:

  - Войдет, Иван Павлович! Правда, войдет? А?

  - Пожалуй, будет достаточно просторно. Надо только приучить Плутона держаться в скафандре...

  - Он будет сидеть в нем, Иван Павлович. Задние лапы опустит в обе штанины, а передние сложит на груди...

  - Ой, Дима, будет ему, бедному, не сладко! Он будет не сидеть, а лежать на животе. Плавать-то под водой надо в горизонтальном положении. И задние лапы ему тогда тоже придется под себя поджать. А чуть скафандр примет в воде наклонное положение, собака начнет сползать вниз и проваливаться то в одну, то в другую штанину... Смотри, какие они широкие.

  Дима хмуро глядел на раскрытый и распростертый перед ним на полу скафандр и упрямо твердил:

  - Ну и что ж?.. Все равно я Плутона не брошу...

  - Да кто тебе говорит, что надо бросать его? - рассердился Иван Павлович. - Заладил: "не брошу, не брошу"! Надо подумать, как для него лучше сделать. Не то в первый же день так измучаешь собаку, что потом калачом не заманишь ее в скафандр.

  - Что же делать? - растерянно сказал Дима и вдруг, оживившись, спросил: - А что, если набить что-нибудь в штанины? Чтобы он мог упираться ногами?

  - А пожалуй, это идея, - подумав, ответил Иван Павлович. - Только мы так сделаем: набьем туда чего-нибудь поплотнее, а сверху укрепим площадку, Плутон и будет, в случае надобности, спокойно сидеть на ней, как будто он служит. Зови собаку, начинай приучать ее ложиться в скафандр.

  Против ожидания, Плутон ни за что не хотел влезать в скафандр. Видимо, он испытывал к нему величайшее недоверие. Дима напрасно уговаривал его, соблазнял лакомствами, сам ложился в скафандр, пытался силой втащить Плутона в него - ничего не помогало. Плутон лежал рядом со скафандром, закрыв морду лапами, стонал, скулил и виноватыми глазами глядел на своего друга и мучителя. И сам Дима, красный, вспотевший, под конец выбился из сил и в отчаянии не знал, что дальше делать с упрямцем.

  Комаров и Иван Павлович первое время пытались помогать Диме советами, указаниями, наконец примерами - сами ложились в скафандр. Но когда Дима принялся тащить собаку в скафандр, а они начали подталкивать ее сзади, Плутон внушительно посмотрел на них и тихо, но так многозначительно зарычал, что они поспешили оставить друзей договариваться наедине.

  Сегодня по хозяйству дежурил Комаров. Близилось время обеда, и он принялся за стряпню, а Иван Павлович начал осмотр электролыж и вездехода. Он хотел завтра с утра заняться обследованием ледяного поля.

  Иван Павлович скоро отобрал три пары наиболее подходящих лыж, привел их в порядок, испробовал и собирался уже приняться за вездеход, когда майор позвал его обедать.

  Войдя в кабину, Иван Павлович увидел угрюмого, бледного, выбившегося из сил Диму. Плутон лежал в передней части кабины, возле раскрытого скафандра, вытянув на полу лапы и положив на них голову. Он даже не взглянул на входившего Ивана Павловича, вид у него был усталый и огорченный.

  - Ну как, Дима, дела с Плутоном? - сочувственно спросил Иван Павлович.

  Дима помолчал, не поднимая глаз, потом раздраженно сказал:

  - Ничего!.. Я его все-таки заставлю! Вы не думайте, что Плутон не понимает. Он все отлично понимает! Но он не хочет. А почему, не знаю...

  - Он, наверное, боится, Дима, - заметил майор, наливая в тарелки суп. - Он, вероятно, запомнил, что мы запираем себя в скафандр, и боится этого.

  - Все равно, - упрямо ответил Дима, - я добьюсь, что он полезет в скафандр!

  - У них сейчас был крупный разговор, - принимаясь за еду, обратился Комаров к Ивану Павловичу. - Дима даже кричал на Плутона, а тот, видимо, хочет исполнить приказание, поднимется, понюхает скафандр и прямо камнем падает возле него...

  - Ну, ничего, - примирительно сказал Иван Павлович. - Побольше терпения и ласки, и пес поддастся.

  Обед продолжался в молчании.

  Вдруг Иван Павлович, сидевший спиной к выходу, случайно взглянул вперед и застыл, не донеся ложки до рта. Потом он тихо положил ее в тарелку.

  - Осторожно... - тихо, безразличным голосом сказал он. - Не шевелитесь... Краешком глаза посмотрите вперед...

  Комаров и Дима чуть не ахнули. Они увидели поднявшегося с пола Плутона. Внимательно обнюхивая скафандр, собака медленно и осторожно входила в его раскрытую утробу. Через минуту Плутон озабоченно потоптался, словно отыскивая наиболее удобное положение, наконец с тяжелым вздохом опустился на жесткое ложе в обычной позе - положив голову на вытянутые лапы - и замер.

  - Милый мой... - прошептал Дима. - Плутоня моя...

  Чуткое ухо собаки уловило ласковый шепот и знакомый призыв. Не изменяя положения, Плутон искоса взглянул в сторону Димы и тихо постучал хвостом по скафандру.

  Дима не мог больше выдержать. Он медленно встал из-за стола и осторожно пошел к скафандру, бормоча:

  - Хороший мой... Так надо... так надо, Плутоня моя...

  На задушевном языке друзей это имя означало высшую любовь и ласку, и Плутон еще сильнее застучал хвостом, не сводя с Димы преданных глаз.

  Дима опустился на колени и, обхватив могучую шею собаки, зарылся лицом в густую шерсть.

  Плутон лежал все в той же позе, радостно стуча хвостом по скафандру...

  Все сделалось теперь легким и доступным. В кабине звучал счастливый смех Димы, заглушаемый громовым лаем Плутона. Что бы ни делал Дима со скафандром, Плутон, не сводя с мальчика глаз, повторял все охотно, и быстро. Преодолев свой первый безотчетный страх, он показывал чудеса понятливости. Через два-три часа после возобновления уроков он уже сам подставлял Диме голову, торчавшую из воротника скафандра, чтобы дать надеть на нее шлем. Потом, когда и Дима надевал свой стальной костюм, Плутон громко и радостно лаял, видя смеющееся лицо мальчика сквозь прозрачный шар, слыша в телефон его знакомый голос и все ласковые прозвища, какие только возникали на устах друга.

  Перед вечером Иван Павлович готовился произвести пробу вездехода, о чем и объявил всем находившимся в кабине. Прежде чем начать пробу, он осмотрел кабину и убедился, что все вещи находятся на своих местах, а посуда - в своих гнездах.

  Дима прервал занятия с Плутоном и подошел вместе с Иваном Павловичем к переднему смотровому окну.

  Иван Павлович уселся в кресло водителя и поднял перед собой доску управления с кнопками, рычажками, выключателями, затем нажал кнопку сирены, раздался громкий, протяжный вой.

  - Прикажи Плутону лечь и сам держись покрепче за спинку кресла, - обратился Иван Павлович к Диме. - Будет качать. Не устоите на ногах.

  Нажав другую кнопку, Иван Павлович включил моторы. Из-под пола кабины донеслось низкое гудение. Вездеход вздрогнул, гусеницы его пришли в движение. Огромный экипаж тронулся с места и пополз по мягкому глубокому снегу с тихим пощелкиванием гусеничных пластин.

  Все быстрей и быстрей вращалась бесконечная цепь, оставляя за собой на снегу широкие отпечатки ребристых пластин. Вездеход круто и ловко обогнул одинокий торос, потом, сбавив ход, качаясь и переваливаясь с боку на бок, полез на вал из ледяных обломков.

  Дима, готовясь к хорошей встряске, расставил пошире ноги и крепче схватился за спинку кресла, но был приятно разочарован. Пол под ним плавно заколыхался, мягко оседая и приподнимаясь на великолепных упругих амортизаторах1. Через минуту вездеход одолел вал, оказавшись на большом снежном поле. Здесь, окруженный облаком снежной пыли, он развил максимальную быстроту, сделал большой круг и устремился к торосистому хребту, через который вчера Плутон спасался от медведя. Идя вдоль нагромождения льдин, Иван Павлович нашел сравнительно пологий проход между ними и на малом ходу начал взбираться на подъем среди торчащих повсюду обломков.

  1 Амортизатор - приспособление для смягчения толчков, получаемых автомобилем при езде по неровной дороге, самолетом - при посадке.

  Тут Диме пришлось узнать, что такое качка во льдах. Тряски не было, но все напоминало ему плавную качку большого электрохода на длинной морской волне. Это объяснялось тем, что длина гусениц спасала вездеход от провалов в большие ухабы, а глубокая посадка кузова между высокими гусеницами, при очень низком расположении центра тяжести, предохраняла машину от опрокидывания набок.

  Колыхаясь, словно подвесная люлька, кабина была в полной безопасности между могучими стальными лентами, цепко взбиравшимися по неровному подъему.

  Все были в восторге от замечательной машины. Через час, вернувшись в лагерь уже при зажженных фарах, Иван Павлович предложил отправиться завтра на обследование ледяного поля.

  Немедленно по возвращении майор принялся готовить ужин. В кухонном баке запас воды кончался, и Комаров попросил Ивана Павловича принести снегу. За Иваном Павловичем увязался Дима, с Димой - Плутон.

  Выйдя из кабины и взглянув на небо, Дима увидел на нем странное облако. Тонкая прозрачная кисея занимала четверть южной части небосклона и неподвижно висела на темном фоне, окрашенная в слабый зеленовато-огненный цвет. Крупные яркие звезды просвечивали сквозь облако, словно чьи-то пристальные глаза из-за вуали.

  Месяц еще не появлялся, солнце уже давно скрылось, и Дима не понимал, откуда этот свет?

  - Иван Павлович, что это за странное облако на небе? - спросил он наконец.

  - Где? - поднял голову Иван Павлович. - А! Это северное сияние, - объяснил он, набивая кастрюлю снегом.

  - Северное сияние? - разочарованно произнес Дима. - А я думал, что оно другое... красивое...

  - Разные бывают, - ответил Иван Павлович. - Успеешь налюбоваться. Бывают и такие красивые, что сколько ни смотри - не насмотришься.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

  

  

  

   ДИМА ИСЧЕЗ

  Ночью температура неожиданно поднялась. Пошел теплый дождь, но к утру прекратился. Небо было серое и облачное. Вездеход быстро несся по снежной каше. Из-под его гусениц взлетали кверху фонтаны воды, смешанной со снегом. Лед сделался рыхлым, губчатым. Он еще не успел приобрести настоящую зимнюю твердость и легко поддавался колебаниям температуры, особенно теплому дождю.

  Вездеход давил и крошил ледяные обломки, без особых усилий взбирался и сползал с высоких торосистых гряд.

  Иван Павлович вел машину на запад, к кромке льда. Дима стоял возле него, держась за спинку кресла.

  Вверх, вниз... Вверх, вниз... С боку на бок, иногда под таким крутым углом, что Диме становилось не по себе.

  В конце концов эти однообразные ныряния и покачивания стали утомительными, и Дима собирался присесть возле Комарова на мягкий диван и дать отдых усталым ногам.

  В это время машина поднялась на гребень торосистого хребта, и Иван Павлович, выключив моторы, произнес:

  - Посмотри, Дима, вперед и влево... Медвежья семья...

  - Где? Где? - встрепенулся Дима.

  - Вон там! Три желтоватых пятна. Возле высокого тороса, похожего на кафедру. Стоят неподвижно и смотрят в нашу сторону.

  Три пятна вдруг метнулись вниз и скрылись за торосами.

  - Вижу! Вижу! - закричал Дима. - И уже не видно. Они от нас убежали?

  - Удирают, - ответил Иван Павлович. - Это медведица с медвежатами. В таких случаях она очень осторожна. А вот они опять...

  За торосами, на которых впервые увидел животных Иван Павлович, далеко на юг и на запад тянулось открытое ровное поле с более светлым и потому, казалось, более крепким снегом.

  На белом нетронутом снегу Дима ясно различил большую медведицу, легкой трусцой бежавшую на юг, и двух медвежат, словно белые пушистые шары, катившихся за матерью. Они не поспевали, и ей приходилось то и дело останавливаться, поджидая их. Иногда она подталкивала головой то одного, то другого и вновь бежала вперед.

  Неожиданно медведица на бегу остановилась, попятилась назад и начала внимательно исследовать снег под ногами. Потом, низко опустив голову и, очевидно, внюхиваясь, она медленно пошла направо, затем налево и вернулась в сопровождении не отстававших медвежат на прежнее место. Здесь она еще раз оглянулась на торосы, на вездеход и, по-видимому, приняла решение.

  Осторожно сделав несколько шагов в прежнем направлении на юг, медведица вдруг опустилась на снег, распласталась на нем, раскинув в стороны все четыре толстые лапы, и медленно поползла вперед. Медвежата с минуту стояли неподвижно, вытянув мордочки и внимательно следя за движениями матери. Затем они сразу, точно по команде, легли и, тоже раскинув лапы, торопливо поползли за ней.

  Дима не мог удержаться от смеха - до того уморительны были движения медвежат. Они, вероятно, боялись отстать от матери и очень спешили. У них не было еще ее опытности, и поэтому ползли они смешно, по-лягушечьи.

  - Да зачем они ползут, Иван Петрович? - спросил, смеясь, Дима.

  - А там, под снегом, медведица почувствовала тонкий лед. Вероятно, здесь была недавно широкая полынья, которая замерзла, но еще не успела покрыться толстым, надежным льдом.

  Иван Павлович включил моторы и начал спускать машину, заворачивая к югу. В последний момент Дима успел заметить, что медвежья семья, благополучно переправившись через слабый лед, встала на ноги и устремилась прямо на юг.

  Вскоре вездеход, пройдя небольшое расстояние по ровному полю, приблизился к тому месту, где медведица начала переправу.

  - Дмитрий Александрович, - обратился Иван Павлович к майору, - опустите, пожалуйста, у двери рычаг герметизации. А ты, Дима, держись крепче.

  - Мы пойдем по тонкому льду? - с опаской спросил мальчик.

  Иван Павлович ничего не ответил, только кивнул головой.

  - А машина не утонет?

  - Нет, она ведь сделана из очень легкой пластмассы. Легче дерева и крепче стали. И гусеничный ход и ведущие колеса из того же материала. Кроме того, под кузовом два длинных пустых баллона.

  Вездеход несся по опасному месту, не сбавляя скорости. Кроме непрерывного пощелкивания гусеничных пластин, в кабину доносился слабый треск и визгливый скрип. С каждой секундой эти звуки учащались и усиливались, и вдруг под вездеходом лед с треском и звоном провалился и большие куски его всплыли с обеих сторон машины, обнажая свои прозрачные зеленоватые ребра. Машина сразу низко, почти до нижнего края окон, погрузилась в воду, гусеницы совсем скрылись под ней. В следующий момент вездеход всплыл, глубоко оседая кормовой, более нагруженной частью и высоко приподнимая более легкую, носовую часть. Хотя гусеницы остав