Адамов Григорий - Изгнание владыки

он увлекаться легкой атлетикой, плаванием, бегом, борьбой, лыжами и коньками, выровнялся, сделался стройным и легким.

  Потом он вдруг начал писать стихи и пришел к убеждению, что истинное его призвание - поэзия. Впрочем, это длилось недолго. Уже в восьмом классе он стал серьезно интересоваться естественными науками, много и усердно читал, работал в школьной лаборатории. Вскоре с экскурсией он попал на Урал, а впоследствии, в десятом классе, сосредоточился на геологии.

  Упорство, настойчивость, сила воли, которые он развивал в себе еще мальчиком, когда начал увлекаться гимнастикой, счастливо сочетались в нем с природной скромностью. Только постепенно, после долгого знакомства, можно было увидеть в этом тихом, худеньком, малоразговорчивом юноше серьезное многостороннее образование, физическую силу и ловкость.

x x x

  Узнавая Лаврова, Березин не раз удивлялся своему другу, но это удивление длилось недолго. Привычные представления были сильнее, и Николай по-прежнему считал Сергея хорошим товарищем, трудолюбивым студентом, скромным и немного ограниченным.

  В дружбе с Лавровым любимца профессоров, будущего ученого Николая Березина был оттенок снисходительности. Березин отогревался в обществе друга, спасаясь от своего самолюбивого и холодного одиночества. Он даже познакомил Лаврова с семьей профессора Денисова и был доволен, когда старый профессор отозвался хорошо о его друге.

  Родители Лаврова к тому времени уехали из Москвы в Воронеж, куда отец был переведен директором нового большого завода, и молодой Лавров часто проводил вечерние часы в дружеской семье Денисовых. Сергей сошелся со старшим сыном профессора Валерием, студентом авиационного института. Младший Денисов - девятилетний Димка - ходил в школу, дочь Ирина училась в институте. Молодые люди скоро подружились.

  Однако это быстрое и сердечное сближение Лаврова с семьей профессора скоро перестало нравиться Березину, особенно когда он заметил, что Ирина встречает Лаврова особенно тепло. Сначала это его удивляло, потом стало раздражать, и он всячески старался показать Ирине свое превосходство над Лавровым, этой "милой, но наивной посредственностью".

  Однако дружба Ирины и Лаврова росла и особенно укрепилась после смерти старого профессора. Ирина, нежная и преданная дочь, тяжело переживала смерть отца, и Лавров, как мог, старался облегчить ее горе.

  Березин успел блестяще окончить институт и сначала работал ассистентом профессора Денисова, а после его смерти - самостоятельно. Он прочел несколько интересных, отмеченных в прессе докладов во Всесоюзном потамологическом обществе; в "Известиях" этого общества были напечатаны две его работы, привлекшие внимание к молодому, выдвигающемуся ученому.

  Лавров успешно кончал курс в институте и готовил выпускные работы.

  Ирина, уже оправившаяся от своей тяжелой потери, прошлой весной получила диплом инженера-машиностроителя и в течение года работала на Московском гидротехническом заводе. Ее брат Валерий - авиаконструктор - уехал на авиазавод в Воронеж. Дом Денисовых оставался родным для Лаврова и Березина. Старого профессора не стало, но товарищи часто вспоминали, как он радовался, когда за его стол садилась большая, "полноводная", как он выражался, семья.

  Однако Ирина давно уже чувствовала, что эти два "притока" сливаются не очень дружно. Чем милей ей делается застенчивый и скромный Лавров, тем все язвительнее и нетерпимей становится Березин, тем откровеннее он стремится оттеснить своего друга на задний план. Ей было больно за своего "маленького Лаврова", хотя она признавала за Березиным все его качества будущего блестящего ученого и остроумного собеседника.

  Вот и сегодня - с какой небрежной, высокомерной снисходительностью он готовился слушать Лаврова!

  И, усаживаясь поуютнее в своем любимом уголке дивана, Ирина готова была пожалеть о появлении у нее Березина в этот час...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  

  

  

  ПЕРВЫЙ НАБРОСОК

  - Выкладывай, выкладывай, - повторял Березин, посасывая ломтик апельсина, - а мы послушаем.

  - Только предупреждаю, Николай, - сказал Лавров, - отнесись серьезно к тому, что я расскажу. Это слишком важно для меня.

  - О! После такого предупреждения клянусь, что буду слушать благоговейно.

  Обхватив руками колени и опустив голову, Лавров с минуту помолчал.

  - Помнишь, Николай, несколько лет назад ты уговаривал меня заняться потамологией и, в частности, работой над изучением рек Советской Арктики? На потамологию я не перешел, но мысль об Арктике увлекла меня.

  - Вот как! - воскликнул Березин. - Выходит, что я все же натолкнул тебя на какую-то новую идею об Арктике! И ты все время молчал и не признавался в этом, тихоня?!

  - Ну, это чистая случайность, - вмешалась Ирина. - Не прерывайте же его. Дайте ему говорить.

  - Молчу, молчу... Продолжай, Сергей, Ирине не терпится!

  Лавров словно не заметил этого маленького пререкания между слушателями и продолжал.

  - Я стал много читать об Арктике, особенно о Советской. Меня поразило все то, что сделано в Арктике Советским Союзом. Всего несколько десятков лет назад Арктика начала просыпаться...

  - То есть как это "начала"? - придирчиво спросил Березин. - По-твоему, значит, и Тикси-порт, и Игарка, и Диксон-порт, и десятки других заполярных городов, иные с десятками тысяч жителей, живут еще спросонья? И самые могучие в мире ледоколы и сотни грузовых и пассажирских судов тоже, по-твоему, ходят спросонья по Северному морскому пути - от Мурманска и Архангельска до Владивостока и Шанхая? Ну, мой милый, если твоя идея начинается с таких утверждений, то я тебе советую начать свое знакомство с Арктикой сначала.

  - Ты совершенно прав, - тихо, но твердо сказал Лавров. - Именно с таких утверждений и начинается моя идея. Я очень прошу тебя не раздражаться, а выслушать. Скажи, пожалуйста, сколько времени в году работают - не спросонья, а лихорадочно, в, спешке - эти суда?

  - Ну как я могу ответить на этот вопрос? Год на год не приходится. Иногда три, иногда четыре, а бывает, и все пять месяцев. Если, конечно, не считать случайных и коротких зимних рейсов. Все зависит от состояния льдов, от сроков вскрытия и замерзания моря, от метеорологических и гидрологических условий. Что же, ты сам этого не знаешь?

  - Конечно, знаю... И потому-то я считаю, что наша Арктика живет еще далеко не полной жизнью. Ведь вся эта жизнь почти целиком зависит от Северного морского пути, органически связана с ним. Никакие железные дороги, никакие геликоптеры и стратопланы1 не смогут заменить его. Две-три тысячи километров морского пути и от восьми до двенадцати тысяч сухопутного! Так можно ли считать достаточным для бьющей ключом жизни нашего Союза эти короткие три-четыре месяца, в течение которых только и работает Северный морской путь? Разве мы можем мириться с таким положением вещей?

  1 Стратоплан - самолет для полета в стратосфере, на высоте свыше 11 километров, где может быть развита скорость полета свыше 1000 километров в час. Кабина стратоплана герметически закрывается, и в нее подается кондиционированный воздух

  Березин некоторое время пристально и молча смотрел на Лаврова, потом перевел недоумевающий взгляд на Ирину.

  - Не понимаю... - сказал он наконец, пожимая плечами. - Мне кажется, ты начинаешь заговариваться. С таким же успехом ты можешь задать тысячу других вопросов. Например, можем ли мы мириться с тем, что в Арктике шесть-семь месяцев длится ночь, а на экваторе ночь и день чередуются через каждые полсуток? Это же бессмысленно. Природа ставит свои пределы, и в этих пределах мы строим свою жизнь.

  - Природа... - задумчиво произнес Лавров. - Разве в истории мало случаев, когда человечество, изучая законы природы, выходило за их пределы? Весь прогресс человечества заключается в том, чтобы бороться с природой, изменять ее и приспосабливать к своим нуждам. Особенно у нас, в Советском Союзе! По законам природы Печора течет в Северный Ледовитый океан, а мы заставили ее часть своих вод отдавать через Волгу Каспийскому морю. По законам природы Аму-Дарья сотни лет текла в Аральское море, а мы повернули ее русло к тому же Каспийскому морю, влили новую жизнь в этот высыхавший водоем, оживили бесплодные пустыни Кара-Кумов...

  - Но какое отношение все это имеет к Северному морскому пути? - прервал Лаврова Березин.

  - Я считаю, что настало время, когда Советский Союз может и должен взяться за приспособление этого пути к своим потребностям. Народы Советского Союза должны реконструировать Северный морской путь.

  - Какой-нибудь новый сверхмощный ледокол, длиною в километр, с машинами, развивающими миллион лошадиных сил? - насмешливо спросил Березин.

  - Это было бы принципиально тем же пассивным приспособлением к враждебным силам природы, к которому мы вынуждены были прибегать до сих пор, - спокойно, словно не замечая насмешки, ответил Лавров. - Нетрудно представить себе такой огромный ледокол, который и зимой будет ломать самые мощные арктические льды и прокладывать себе путь в Игарку или Тикси-порт. Но, увеличивая мощность ледокола, мы только приспособляемся к мощности льда. Строя оранжереи и теплицы в тундре, мы только приспособляем наше сельское хозяйство к условиям Арктики, но не изменяем их активно, как хозяева. Мы поднимаем рельсы наших железных дорог над почвой, спасаясь от вечной мерзлоты, но мерзлота все же остается. Мы хитрим, изворачиваемся, защищаемся, как всегда делает слабый в борьбе с неизмеримо более сильным врагом. И имя этого врага, который пока еще царит в Арктике, - холод! Вот с этим владыкой надо наконец вступить в открытое единоборство, вот кого надо одолеть и изгнать навсегда. И лишь тогда Великий Северный морской путь превратится в магистраль, действующую не три-четыре летних месяца, а круглый год.

  Лавров взволнованно и быстро ходил по комнате. Глаза его разгорелись. Ирине даже показалось, что он как-то сразу вырос, возмужал, и его голос звучал сильно и уверенно.

  С лица Березина уже давно сбежала насмешливая улыбка. Он вскочил:

  - Да это же чистое сумасбродство! Прогнать холод из Полярной области? Ведь это явление почти космического1 характера! Уж не намерен ли ты переместить географический полюс и изменить наклон земной оси?

  

  

   1 Космический - мировой

  - Подождите, Николай, - ответила Ирина, отрывая глаза от Лаврова. - Ведь мы слышали только цель, которую поставил перед собой Сергей, но ничего еще не знаем, как он думает ее достигнуть. Может быть, это совсем не так страшно, как вам кажется.

  Лавров тепло и благодарно посмотрел на Ирину.

  - Никаких изменений в наклоне земной оси я производить не собираюсь. Дело обстоит гораздо проще.

  Березин безнадежно махнул рукой. Его обычно красное веснущатое лицо теперь было кирпичного цвета, между редкими бровями легла глубокая складка.

  - Какие бы ты способы ни предложил, сама цель, поставленная тобой, остается нелепой, пригодной только для фантазии романиста, - мрачно сказал он. - Плохое начало для будущего ученого...

  - По-моему, плох тот ученый, у которого отсутствует фантазия, - серьезно ответил Лавров. - Должен ли я напоминать тебе, что Ленин сказал по этому поводу?

  - Можешь не напоминать. Это не имеет отношения к тому, что я сказал. Я говорил о беспочвенной фантазии... Мне очень обидно за тебя, Сергей. Я считал тебя более уравновешенным человеком.

  - Не спешите, Николай, с приговором, - примиряюще вмешалась Ирина, с улыбкой протягивая ему конфеты. - Возьмите вот эту, синенькую. В ней какой-то новый витамин, он действует успокоительно на нервы. Надо выслушать Сергея до конца.

  - Ну что же, давайте дослушивать сказку, - с прояснившимся лицом сказал Березин, беря конфету из рук Ирины - Продолжай, Сергей.

  Лавров стоял у окна, молча глядя вдаль. При последних словах Березина он живо повернулся к товарищу.

  - Прежде всего, несколько предварительных замечаний. Владыка - холод, который еще царит в Арктике - уже кое-где изгнан из своих владении. Правда, это произошло без вмешательства человека. Холод столкнулся там с другой силой природы, перед которой он должен был отступить. Наш Мурманский порт лежит за Полярным кругом на одной широте с Маре-Сале, что на южном берегу Карского моря, и почти на одной широте с Тикси-портом, что на берегу моря Лаптевых. Однако оба эти порта Северного морского пути замерзают на зиму, а Мурманский порт свободен от льда круглый год Почему? Потому что до него доходит теплая, хотя и слабая нордкапская струя могучего Гольфстрима. Вот та сила, перед которой должен был отступить холод на первом участке Великого Северного морского пути.

  - Но это теплые атлантические воды дальше Баренцева моря по Северному морскому пути не идут, - со скучающим видом, вытянув ноги, проговорил Березин.

  - Совершенно верно! - с живостью продолжал Лавров. - Но есть еще и другая струя Гольфстрима, которая далеко проникает в полярные воды. Она отходит около Нордкапа прямо на север и идет вдоль западных берегов Шпицбергена. Далее, повернув на восток, она пыряет под холодные воды Ледовитого океана. На глубине от нескольких десятков до нескольких сотен метров она огибает с севера архипелаг Земли Франца-Иосифа и, прижимаясь к подводной материковой ступени нашего арктического побережья, идет далеко на восток. Совсем слабой, едва заметной струей она достигает Чукотского моря...

  - Однако влияние этой второй струи Гольфстрима на льды Полярного бассейна уже совершенно незаметно. Море там сковано льдами, пожалуй, сильнее, чем у Маре-Сале и у Тикси-порта, - заметил Березин.

  - Ну, если бы влияние этой струи было заметно, тогда и вся проблема отпала бы. Тогда эта теплая струя Гольфстрима отрезала бы центрально-полярным льдам дорогу на юг, к побережью Арктики, к Северному морскому пути. Тогда теплая воздушная стена, постоянно возникая над этим теплым течением, возбуждала бы непрерывную циркуляцию огромных воздушных масс. И теплый воздух с юга, из горячих пустынь Кара-Кумов, был бы привлечен на север. Влажный теплый воздух проносился бы над тундрами Сибири и, прогревая почву, уничтожил бы там вечную мерзлоту, вернул бы жизнь этим бесплодным пространствам. Этот воздух, проходя далее на север, не давал бы замерзнуть морям вдоль побережья Советской Арктики. Тогда и Великий Северный морской путь был бы свободен от льдов и мог бы нормально работать круглый год - так, как он сейчас работает в южной части Баренцева моря, у Мурманского порта...

  - Если бы да кабы... - заметил, иронически улыбаясь, Березин. - К сожалению, всего этого нет и это реальное положение от нас не зависит.

  - Ты думаешь? - резко остановился перед ним Лавров. - А я думаю, что если этого нет, то оно должно быть!

  - Как? - воскликнула Ирина.

  - Что должно быть? - растерянно спросил Березин.

  - Вторая, бесплодно замирающая в полярных водах струя Гольфстрима должна получить новую мощь, и тогда она принесет новую жизнь Советской Арктике.

  Лавров стоял посредине комнаты. На его побледневшем лице горели синие глаза. Березину показалось, что он видит перед собою нового, неизвестного ему человека.

  Он бросил быстрый взгляд на Ирину, тоже пораженную, но совсем по-иному - восхищенно и радостно, как будто она уже чувствовала победу этого человека, Внезапная зависть и глухая злоба охватили Березина.

  - Что же, это так и произойдет по щучьему велению, по твоему хотению? - спросил он с видом крайнего благодушия и дружеской насмешки.

  - Нет, это произойдет по велению и хотению советского народа, - спокойно возразил Лавров и добавил: - Конечно, если он одобрит мою идею и согласится с ней, если он возьмет в свои руки дело ее реализации.

  - Та-а-ак... - протянул Березин. - Но народу надо будет предложить не одну идею, как бы прекрасна и заманчива она ни была. Надо еще показать народу, партии, правительству, какими средствами можно реализовать эту идею, и выяснить, располагает ли этими средствами даже наша страна. С чем же ты придешь к народу? О каких средствах ты станешь говорить ему? Увеличить мощность Гольфстрима? Поднять его из глубин на поверхность Ледовитого океана? Да ведь тебя засмеют, едва ты заговоришь об этом!

  - Во всяком случае, Николай, - сдержанно и тихо сказала Ирина, - мне кажется, вы не хотите никому уступить этой чести - быть первым в осмеянии идеи Сергея... Идя сюда, к своим друзьям, он, вероятно, не ожидал этого. Мне очень жаль...

  Настороженное ухо Березина уловило в этих словах нотки осуждения, необычной холодности.

  - Что вы, Ирина, милая! - простодушно воскликнул Лавров. - Наоборот, я даже доволен такой придирчивой критикой. Это дружеская репетиция будущих боев, которые мне еще предстоят. Борьба будет нелегкая и длительная, я знаю это. Николай помогает мне подготовиться к возражениям будущих критиков... Ты спрашиваешь, - обратился он к Березину, - о средствах. Средство уже имеется, Николай, мы уже давно с успехом, пользуемся им. Правда, мы применяем его для других целей. Мы просто не подумали, что его можно применить с огромным эффектом также и для отепления Арктики.

  - Что же это за средство? - с невольным интересом спросил Березин.

  - Опыт Мареева1.

  1 См. научно-фантастический роман Г. Адамова "Победители недр"

  - Мареева? Строителя подземных термоэлектрических станций? Неужели ты собираешься током от этих станций подогревать струю Гольфстрима?

  Лавров весело засмеялся.

  - Наконец ты начинаешь понимать меня, но еще не совсем. Я не думаю пользоваться для поднятия температуры Гольфстрима электрическим током от подземных станций. Это слишком сложный и дорогой путь. Для моих целей нужны не глубокие термоэлектрические станции, а одни лишь шахты Мареева, внутренняя теплота тех глубин, которых они достигнут. Правда, эти шахты должны быть неизмеримо большего диаметра. Пропуская даже сравнительно небольшую часть вод Гольфстрима или лежащих под ними холодных вод океана через ряд таких сдвоенных шахт, можно будет поднять и постоянно поддерживать температуру этого и самого по себе теплого течения. А последствия уже известны и ясны...

  - Браво, браво, Сережа! - воскликнула Ирина, вскакивая с дивана. - Это изумительно! Дорогой мой, это гениально по простоте... по реальности выполнения.

  Она схватила Лаврова за руки и, казалось, готова была закружить его, как кружатся маленькие дети.

  - Позволь... позволь, Сергей, - бормотал Березин. - Ты говоришь о пропуске вод Гольфстрима через подземные шахты... Где же ты думаешь рыть эти шахты?

  - В дне морском... Под всей линией прохождения Гольфстрима в Советском секторе Ледовитого океана... Однако... - Лавров испуганно взглянул на часы. - Скандал! Ведь в девятнадцать часов я должен быть на консультации у профессора. У меня осталось только десять минут! Николай, Ирина, мы еще встретимся, правда? Здесь же, в следующий день отдыха. И, пожалуйста, обдумайте и критикуйте, критикуйте изо всех сил! Ну, прощайте, друзья мои... Бегу!..

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  

  

   КАК РОЖДАЮТСЯ ВРАГИ

  В комнате сразу стало как-то пусто и тихо.

  Ирина несколько минут молча постояла у окна, потом медленно вернулась к дивану.

  Березин сидел неподвижно, но внутренне был глубоко взволнован.

  Хорошо, что Ирина молчит. Это дает ему время подумать. Ясно, что она на стороне Сергея. "Наконец ты начинаешь понимать меня"... И этот самоуверенный смех... Мальчишка! Это он говорит ему. Николаю Березину, начинающему приобретать известность ученому... Она не только на его стороне, она, кажется, симпатизирует ему... Неужели увлечена? Что делать? Что сказать? Она сейчас спросит...

  Откуда у тихони Лаврова эта дерзость мысли? Идея здоровая, хотя и ошеломляющая. Почему же она пришла в голову не ему, ученому, а этой посредственности? Это он должен был предложить ее... Он! Николай Березин, а не какой-то студентик! Молокосос... И Ирина пойдет с ним, если он добьется успеха... Надо помешать этому. Может быть, присоединиться? Работать вместе? Два автора - Сергей Лавров и Николай Березин. Быть на втором плане? Помощником? Ассистент Сергея Лаврова? Ну, нет!

  - Ну, что вы скажете обо всем этом, Николай?

  Ирина сидела на диване в своем уголке, поджав под себя ноги и раздумчиво играя кистями пояска.

  Березин пожал плечами:

  - Что сказать, Ирина? Мне искренне жаль Сережу. Юношеская фантазия, плод воспаленного воображения. Если его увлечение серьезно, он погубит себя. Ему надо готовиться к полезной практической работе, а он... шахты на дне морском! Ведь надо же додуматься...

  Березин презрительно усмехнулся и опять пожал плечами. Жребий был брошен. Со смятением в душе Березин почувствовал, что с этого, момента он уже пленник сказанных им слов, что отступления нет...

  - Мареева в свое время также обвиняли в сумасбродстве и беспочвенности, - с живостью возразила Ирина. - Новизна и смелость часто раздражают. Неужели вы сразу так отрицательно отнеслись к Сережиной идее? Меня, напротив, она увлекла. Я знаю Сережу, да и вы его должны знать не меньше, если не больше меня. Он слов на ветер не бросает и продумал эту идею хорошо, глубоко.

  - Есть разная новизна, Ирина, - сказал Березин. - Новизна, которая вырастает из действительности, из реальных возможностей, и новизна беспочвенная. Мареев был зрелым человеком, с большим научным и практическим опытом. А Сережа? Мальчик, юноша, еще сидящий на студенческой скамье! В состоянии ли он произвести все математические и технические расчеты, точно учесть наши научные и промышленные возможности?

  - Ньютон, открыв закон всемирного тяготения, стал великим двадцати четырех лет, - быстро возразила Ирина. - Не будем говорить, Николай, о незрелой молодости и о мудрой старости. Мы-то ведь еще не старики, и не нам с вами принижать молодость. Мы не скованы привычками и традициями...

  Она вдруг спохватилась, что говорит почти словами Лаврова, смешалась, потом, решительно тряхнув головой, хотела продолжать, но Березин перебил ее.

  - Во всяком случае, - примирительно сказал он, - вам следовало быть более сдержанной, Ирина. Ваш восторг еще больше распалит его, увеличит его самонадеянность. Сергея надо сейчас отрезвлять, а не разжигать.

  Он сел, со страхом ожидая, что скажет Ирина.

  - Я не собираюсь разжигать Сережу, - помолчав, ответила она, - но не буду и гасить его порыв. Я хочу поддержать его. Пусть люди, стоящие во главе нашей страны, нашей науки, судят о ценности проекта. Сережа достаточно рассудителен, чтобы понять свою ошибку, если ему укажут и докажут ее...

  Из соседней комнаты вдруг послышался звонкий веселый смех, рычание и громовой лай.

  - Сюда, Плутон! - раздался детский голос. - Оставь! Ты свалишь меня!

  Дверь распахнулась, и в комнату ворвались мальчик лет десяти и великолепный ньюфаундленд1.

  1 Ньюфаундленд - порода крупных собак (по названию полуострова Ньюфаундленд).

  Огромная собака головой почти касалась голого плеча мальчика. Могучие лапы, большая, гордо поставленная голова и характерный плотный прикус массивных челюстей могли привести в восхищение самого придирчивого к чистоте породы кинолога2.

   2 Кинология - наука о собаках и методах разведения их.

  Пес был черный, без единой отметины. Только над умными глазами собаки виднелись два темно-желтых пятнышка, придававших ее взгляду какой-то уморительно-скорбный вид.

  Мальчик был в одних трусах, босой, крепкий, загорелый. Черные вьющиеся волосы шапкой покрывали его голову, большие черные глаза смотрели прямо и задорно. Неправильные черты лица - крупный рот с припухлыми губами, широкий, чуть приплюснутый нос - придавали ему своеобразную привлекательность.

  - А где дядя Сергей? - спросил мальчик, остановившись на бегу посредине комнаты. - Мы с Плутоном слышали, что он здесь.

  - Ну, какие вы оба невоспитанные! - с укором сказала Ирина, хотя глаза ее любовно и с нескрываемым удовольствием глядели на мальчика. - Дядя Сергей сейчас только ушел. Надо же поздороваться, Дима!

  Дима чуть нахмурился, оживление спало с его подвижного лица.

  - Что же он, даже не зашел к нам, - своенравно ответил мальчик. - Я ему скажу, когда он еще придет... Плутон! Здороваться!

  Они вместе, без видимой охоты, приблизились к Березину. Дима подал, ему руку, Плутон поднял тяжелую мохнатую лапу. Березин, едва пожал руку Димы, быстро и брезгливо отодвинулся от собаки вместе с креслом, подобрав под него ноги.

  - Уведи своего зверя, - сказал он Диме, скривив губы, и обратился к Ирине: - Что за дикий пережиток - держать собак в доме!

  С повисшей в воздухе лапой Плутон недоумевающе взглянул на своего друга.

  "Какой невоспитанный! - казалось, говорил его взгляд. - Кажется, он боится. Вот чудак!"

  С достоинством повернувшись, Плутон подошел к Ирине, положил ей на колени свою огромную голову и закрыл глаза, словно заранее предвкушая наслаждение: он ждал, чтобы Ирина почесала ему за ухом.

  Ирина засмеялась. Приподняв обеими руками голову собаки, она заглянула Плутону в глаза и сказала:

  - Это Плутон - пережиток? Наш славный пес - дикий пережиток? Слышишь, Плутон? Ну, не огорчайся, мы сейчас проявим еще немного варварства и почешем тебя за ухом.

  И ее пальцы быстро забегали по голове собаки, путаясь в густой мохнатой шерсти.

  - Что вы нынче такой сердитый, Николай? Придирались к Сергею, нетерпимы к Плутону. Я знаю, что вы не любите собак. Но сегодня у вас, кажется, особенно плохое настроение.

  - Что вы, Ирина! - с добродушным видом защищался Березин. - Наоборот, я шел к вам в самом лучшем настроении и с самыми, можно сказать, радужными надеждами. Правда, меня немного расстроил Сергей, но это не важно. Я... - смущенно замялся он, - я хотел бы поговорить с вами, Ирина... совсем о другом...

  - Вот как, - рассеянно ответила Ирина. - Ну что же, давайте. Дима, пойди с Плутоном в сад. Я потом приду к вам туда... Вот только поговорю с Николаем Антоновичем.

  Дима, обрадовавшись, вскочил с пола, где он сидел возле Плутона, и побежал к двери вместе с собакой.

  - Говорите, Николай, я слушаю,- сказала Ирина.

  Лицо Березина покрылось красными пятнами. Видно было, что он не знает, с чего начать.

  - Ира, - проговорил он наконец каким-то сдавленным голосом, не поднимая глаз, - пришла пора объясниться. Я хотел сказать... Вы, вероятно, уже не раз имели случай убедиться, как вы мне дороги... И с каждым днем вы делаетесь мне все ближе, все милей... Ира... Я хотел сказать, что люблю вас...

x x x

  Бледный, растерянный Березин спускался по эскалатору.

  Выйдя из подъезда, он оглянулся и не сразу понял, куда попал. Перед ним оказалась внутренняя площадка дома с газонами, клумбами цветов, фонтаном, рассыпавшим радужную водяную пыль.

  Из дальнего угла площадки, где высились шесты для лазания и сверкали гимнастические приборы, слышались детские голоса, смех, плач, порой доносился громкий лай.

  Березин тяжело опустился на скамью возле фонтана, вытер лоб.

  Ясно, ясно... И тут Лавров стал поперек его пути. Она этого прямо не сказала, но нетрудно было понять... Иначе почему она так смутилась, когда, получив ее отрицательный ответ, он вскользь упомянул имя Сергея?

  Он ударил себя кулаком по колену.

  Хорошо, хорошо, мой советский Ньютон... Вы знали, что я люблю Ирину, я вам говорил об этом не раз. А вы в ответ помалкивали. Мировые проекты? Умопомрачительные масштабы? Посмотрим, посмотрим... Что - посмотрим? Ты можешь предложить что-нибудь лучше проекта Сергея или хотя бы такое же? Ты, Николай Березин, молодой ученый с блестящим будущим...

  А теплопроводность горных пород?

  Эта мысль пришла неожиданно.

  Теплопроводность... низкая теплопроводность...

  И сразу радость подступила к сердцу.

  Дурак! Дурак! Трижды дурак! Он, кажется, забыл об этом! Он, вероятно, не учел этого!

  Березин даже засмеялся.

  Два человека, разговаривая, прошли по дорожке мимо скамьи и с недоумением посмотрели на него.

  Березин перехватил этот взгляд, встал и быстро зашагал к арке, выходившей на набережную.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  

  

   СОБЫТИЯ РАЗВЕРТЫВАЮТСЯ

  Через два года после этих, казалось бы, ничем не примечательных, можно сказать, домашних событий огромный Советский Союз был охвачен небывалым волнением. Газеты были полны сообщений, статей, заметок о проекте Лаврова. Невозможно было найти дом, даже квартиру, где бы равнодушно или безразлично относились к проекту. В ресторанах и кафе, в кабинах стратопланов и в вагонах метро, в театрах люди говорили и спорили о нем.

  Одни поддерживали проект, другие горячо осуждали.

  Несколько месяцев назад Лавров подал правительству Союза докладную записку, в которой подробно излагал сущность своего, проекта. Кроме груды материалов - чертежей, схем, выкладок, расчетов, - записка сопровождалась положительным заключением двух институтов, с помощью которых Лавров в течение года разрабатывал свою идею.

  Правительство признало проект заслуживающим внимания и передало в печать его основные принципы для предварительной общественной дискуссии.

  К тому времени Советская страна достигла необычайного расцвета и могущества. Тяжелые раны, нанесенные ей когда-то войной с немецким фашизмом, давно были залечены. Разгромив своих смертельных врагов, Советский Союз вновь принялся за прерванное войной мирное строительство. Из года в год страна цвела, росла и ширилась. Уже давно Большая Волга каналами и обширными водохранилищами соединилась с Доном, Печорой и Северной Двиной, получая избыток их вод, чтобы напоить засушливое Заволжье, поднять уровень мелевшего Каспийского моря, лечь просторным, глубоким и легким путем от края до края Советской земли.

  Древняя Аму-Дарья была направлена по старому ее руслу - вместо Аральского к Каспийскому морю, и там, где когда-то передвигались с места на место, по воле ветров, сыпучие волны мертвого, сухого песка, былая пустыня покрылась белоснежными хлопковыми полями, бахчами и кудрявым руном фруктовых садов.

  Кавказский хребет был прорезан тоннелями. В гигантские ожерелья из гидростанций превратили советские люди Волгу, Каму, Амур, Обь, Иртыш, Енисей, Лену и, наконец, суровую красавицу Ангару. Энергия этих рек снабдила электричеством огромные области необъятной Страны Советов.

  В станциях подземной газификации, разбросанных по всему Союзу, горел неугасимым огнем низкосортный уголь, превращаясь под землей в теплотворный газ. Сотни тысяч гигантских ветровых электростанций покрыли поля страны, улавливая "голубую" энергию воздушного океана; крупные и мелкие гелиостанции на Кавказе, в Крыму, в республиках Средней Азии превращали солнечное тепло в электрическую энергию. Приливно-отливные и прибойные станции на берегах советских морей, электростанции, построенные на принципе использования разности температур в Арктике, - весь этот океан энергии, непрерывно вырабатываемой и хранимой в огромных электроаккумуляторных батареях, был в распоряжении советских людей, готов был выполнять для них любую работу,

x x x

  "Проблему Лаврова" встретили с восторгом. Удивлялись, почему до сих пор эта грандиозная и, казалось, такая простая идея никому не пришла в голову.

  Северный морской путь - важнейшая морская магистраль Советского Союза - оказывается, действительно полноценно работал только три-четыре месяца в году!

  Как можно было мириться с этим фактом? Как его не замечали до сих пор?

  Миллионы тонн

  самых

  разнообразных

  грузов торопливо перебрасывались в эти три-четыре месяца из богатейших областей советского Дальнего Востока, из Маньчжурии, Китая, из Японии и западных портов Северной Америки навстречу грузовому потоку из северных и центральных областей страны, из Скандинавии, из портов Великобритании и северо-западной Европы.

  Этот морской путь уже давно стал широкой международной дорогой, прекрасно изученной советскими учеными и моряками-полярниками.

  Еще задолго до начала навигации советские метеорологи-полярники1 предсказывали сроки весеннего вскрытия льдов в советских арктических морях, направление к силу ожидаемых ветров. Воздушная разведка на каждом участке пути непрерывно держала радиосвязь с судами, заранее сообщая им о наиболее чистом от льдов пути. Самые мощные в мире ледоколы стояли в арктических портах, готовые помочь судам, встретившим неожиданные ледовые затруднения.

  1 Метеорология - наука о физическом состоянии атмосферы и совершающихся в ней явлениях; изучает изменения погоды и ее элементы: температуру, давление, влажность и электрическое состояние, солнечное сияние, облачность, осадки, ветер.

  Давно уже стали историей героические рекорды "Сибирякова", "Челюскина", "Литке", ходивших почти вслепую и все же сумевших в тяжелой борьбе со льдами в одну навигацию пройти весь путь от Мурманска до Владивостока или обратно. Теперь же транспортные суда, приспособленные к арктическим условиям, проделывали такие рейсы в один месяц, почти в полной безопасности.

  Но этот путь был открыт и свободен только три-четыре месяца в году! Десятки миллионов тонн грузов должны были идти по железным дорогам или кружить вокруг Европы и Азии, по южным и тропическим морям. Решение "проблемы Лаврова" должно было покончить с таким положением вещей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  

  

   ВСЕНАРОДНАЯ ДИСКУССИЯ

  Прошел месяц со дня обнародования проекта. Им восхищались, увлекались, но слышались и голоса, призывавшие к осторожности и благоразумию.

  Высказывались сомнения, сможет ли страна осилить такие работы. Ведь потребуются миллионы тонн высококачественных новых материалов, потребуются новые рудники, металлургические и машиностроительные заводы, для которых нужно новое специальное оборудование.

  Как представляет себе автор проекта, спрашивал известный горный инженер Нурахметов, процесс удаления выработанных пород из шахт глубиной в несколько километров? Ведь самый прочный металлический трос2 при такой длине не выдержит собственной тяжести и оборвется, не говоря уже о дополнительной нагрузке в виде землечерпательных снарядов и удаляемой породы.

  2 Трос - стальной канат, сплетенный или скрученный из стальных проволок, иногда с пеньковой сердцевиной внутри

  Океанограф Бахметьев в большой статье под заголовком "Будем благоразумны!" обрушился на проект Лаврова. Он писал, что никто в мире, в том числе и Советский Союз, не имеет достаточного опыта в подводном строительстве. Строение дна Северного Ледовитого океана еще слишком мало известно. Для предохранения подводных шахт от затопления в период работ должны быть созданы какие-то гигантские перекрытия. Но если самые шахты будут иметь огромный диаметр, каких же размеров должны быть эти перекрытия? Смогут ли наши конструкторы спроектировать их, а наши строители - построить? Не рухнут ли эти гигантские конструкции под двойным воздействием огромного давления водных масс и собственного веса?

  Радиогазета "Мурманское радиоутро" передала в эфир статью известного ученого-полярника, профессора гласиологии1 С. М. Радецкого. Профессор считал проект Лаврова вообще ненужным и излишним. Естественное потепление климата всего земного шара, а вместе с ним и Арктики, идет своим путем, и человечеству нет смысла заниматься проблемой, которая разрешится рано или поздно сама собой.

   1 Гласиология - наука о льдах, их свойствах, движении.

  Решающее значение имел доклад известного метеоролога и не менее известного художника-пейзажиста профессора Грацианова. Доклад состоялся в Москве, перед двадцатитысячкой аудиторией Дворца Советов, и передавался по всей стране по телевизефонной сети2. Последствия доклада оказались, однако, совершенно неожиданными для самого докладчика.

  2 Телевизефонная сеть - система проволочной и беспроволочной (радио) передачи с радиовещательной и телевизионной станции изображений движущихся предметов и звуков (речь, пение, музыка)

  Профессор начал с того, что выразил свое восхищение проектом Лаврова.

  - Проект, - сказал он, - научно и технически обоснован почти безукоризненно. Такие идеи, имеющие огромное значение для судеб человечества, заключающие в себе все достижения своей эпохи, появляются лишь раз в столетие. Но, к сожалению, одна область науки не может еще поспеть за проектом Лаврова. Это - климатогия3. Конечно, мы и в этой области далеко ушли от прошлого, узнали много нового, установили неизвестные ранее закономерности, но этого мало. Кто из климатологов возьмет на себя смелость исчерпывающе предсказать все последствия, которые внесет новое теплое течение в климатический порядок, установившийся в нашей стране?

  3 Климатология - наука, изучающая среднее состояние метеорологических элементов (климата) в различных частях земного шара.

  Мы можем лишь в самой общей форме сказать, что теплый воздушный поток, постоянно возникая над этим течением, будет уходить в верхние слои атмосферы, а в нижние, разреженные слои устремится холодный воздух с севера и с юга. Северное направление, как менее важное, можно сейчас не рассматривать. Займемся южным течением. Здесь на место поднимающихся кверху воздушных масс, в образовавшееся разрежение, ринется с юга нижний, более холодный воздух. Первыми придут в движение холодные воздушные массы над прибрежными полярными морями, за ними последуют воздушные массы, лежащие над тундрами, затем - над тайгой, далее - над среднероссийскими и казахскими степями и, наконец, еще южнее - над остатками пустынь Средней Азии.

  Именно эти последние горячие и теплые воздушные струи, проходя с юга над тайгой, тундрой и полярными морями, будут отдавать им большую часть своего тепла, прогревать мерзлую почву, расплавлять тысячелетний подпочвенный лед, согревать воду полярных морей и препятствовать образованию льда. Но этим дело не ограничится. Эти пришедшие с юга воздушные струи, сначала охладившиеся над полярными областями и затем вновь обогретые над возродившимся Гольфстримом, поднимутся в верхние слои атмосферы и устремятся обратно на юг, чтобы заполнить разреженность, образовавшуюся там в атмосфере. Проходя в верхних, холодных, слоях атмосферы, воздушные потоки снова охладятся, водяные пары, насыщающие их, превратятся в воду, и обильные дожди прольются над тундрами, тайгой, степью и над полумертвыми остатками пустынь Кара-Кумов и Кызыл-Кумов, оживляя их. Но образовавшиеся от таяния подпочвенного льда и обильных дождей гигантские массы подпочвенных вод хлынут на поверхность земли, переполнят реки и озера, затопят всю сушу и превратят ее в необозримое болото с подымающимися кое-где плоскогорьями и вершинами холмов и гор. Что станет тогда с нашими субарктическими и арктическими городами и поселками? Что станет с нашими заводами, рудниками, копями, железными дорогами? Что станет с единственной в мире по ценности тайгой, на благоустройство которой наше поколение затратило столько сил и средств? Кто знает, как отразится эта перемена климата на здоровье людей, как повлияет на приспособившиеся к существующему климату наши культурные растения, которые со времен Мичурина мы выводили с такой заботой!

  - Долой проект Лаврова! - прервал докладчика чей-то резкий голос.

  - Не долой, мой уважаемый, но слишком экспансивный товарищ, - быстро возразил профессор, - а отложить! Вот, по-моему, самое правильное решение. Отложить до того времени, когда климатология сможет сказать свое решительное слово о реализации проекта.

  Профессор начал собирать свои заметки, намереваясь сойти с трибуны, но, прежде чем он успел это сделать, из зала через десятки репродукторов прозвучал спокойный звучный голос:

  - Вы запугали нас своими картинами гибели мира, Иван Афанасьевич. И совершенно напрасно! Товарищ председатель, позвольте мне сказать несколько слов.

  - Кто просит слова?

  - Академик Карелин.

  Академика встретили бурными аплодисментами. Ученый с мировым именем, в молодости геолог, затем климатолог, он дал человечеству, среди многих других открытий, теорию формирования и строения климата и поразительно точный метод прогноза погоды. В науку этот метод вошел под названием "метод Карелина". Молодежь любила Тихона Ивановича за прямоту и простоту, за редкий ум и лукавое добродушие. С тех пор как климатология стала обязательным предметом изучения в средней школе, Тихон Иванович изъявил желание сам читать лекции школьникам Советского Союза, занимающимся по московскому времени. В точно определенный час в этих школах перед миллионами советских школьников на экранах телевизеф