Адамов Григорий - Изгнание владыки

. Лыжи ровно и быстро шли за Плутоном, который уже совсем стал ясно виден.

  Внезапно в воздухе прогремел выстрел. За ним другой. Дима встрепенулся и звонко крикнул:

  - Вперед, Плутон! Вперед! Это наши!

  Все было моментально забыто, все осталось позади.

  - Вперед, Плутон! Наши! Наши! Ура!

  С громовым лаем, распластываясь над льдом, словно на крыльях летел вперед Плутон.

  И вдруг туман остался позади, как упавший занавес, и неожиданное солнце, и нежно-голубое небо с редкими светлыми облачками, и усыпанная сверкающими бриллиантами снежная равнина - все бросилось Диме в глаза и ослепило его.

  А издали навстречу бежали две маленькие черные фигурки, резко очерченные на фоне этого светлого, радостного мира, и стреляли, непрерывно, оглушительно, по-праздничному стреляли.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

  

  

   ВЕЧНОЕ, НЕПОВТОРИМОЕ...

  Вездеход, словно корабль в бурю, то проваливался между застывшими ледяными волнами, то тяжело поднимался на них.

  Под ярким солнцем сверканье снега и льда резало глаза, но через поляризованные стекла окон, рассеивающие ослепительные отблески лучей, в кабину проникал мягкий, приятный свет.

  По лицу Ивана Павловича видно было, как он устал от непрерывного напряжения.

  "Да и волнения из-за мальчика немало стоили ему здоровья, - думал Комаров, поглядывая на Диму, крепко спавшего на верхней койке. - А сколько пришлось пережить самому мальчику!"

  Майор усмехнулся и покачал головой. Теперь даже Иван Павлович завидует Диме. Шутка ли - видеть бой медведя с моржом! Столько лет работать в Арктике и ни разу не быть свидетелем такой редкой схватки. Мальчик показал сметку при поисках следов, пропавших в тумане. Это очень приятно. Молодец!

  Майор встал и, держась за петли, подвешенные под крышей кабины, подошел к креслу водителя.

  - Будет вам, Иван Павлович, - сказал он. - Вы скоро совсем из сил выбьетесь. Или остановите на часок-другой машину и отдохните, или пустите меня в кресло и извольте учить.

  Иван Павлович устало улыбнулся.

  - Нет, Дмитрий Александрович, здесь не место для ученья. Я думаю, торосы сейчас кончатся, и мы выйдем либо к морю, либо на ровное поле. Там остановимся, и я покажу вам, как управлять машиной. И в самом деле, вам следует научиться этому... Мало ли что может случиться!..

  Иван Павлович оказался прав. Через полчаса с высокого перевала они увидели за широкой снежной равниной темную полосу воды с играющими в ней яркими солнечными бликами и голубовато-белыми комками. Это было долгожданное море с плавающими льдинами.

  Вездеход, выбравшись из торосистых теснин, вышел на ровное поле и вскоре приблизился к кромке льда.

  Проснувшись, зевнул и сладко потянулся Дима. В ответ послышался протяжный зевок Плутона, спавшего у выходной двери, возле скафандров, стоящих там, как рыцари на страже. Иван Павлович решил, что скафандры должны быть именно здесь, у выхода, в собранном виде, готовые к употреблению в случае экстренной надобности.

  - Проснулся, герой? - спросил Иван Павлович, выключив моторы и вставая. - Отдохнул? Хорошо поспал?

  - Отлично, Иван Павлович! - бодро ответал Дима. - Почему мы остановились? Приехали?

  - Приехали к самому синему морю. Пойдем смотреть его.

  Майор открыл выходную дверь и первым ступил на лед.

  - Какая красота! - проговорил он.

  - Ой, как красиво! - восхищенно воскликнул Дима, спускаясь со ступенек. - Что это, Дмитрии Александрович? Иван Павлович?.. Сколько радуг, сколько солнц... А! Вспомнил! Вспомнил! Это гало1, правда?

  1 Гало - круги около небесных светил, наблюдаемые, когда между светилом и наблюдателем находится облако из ледяных кристалликов.

  Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, но уже заметно склонялось к западу. Но настоящее солнце не сразу можно было найти среди хоровода его радужных подобий, блиставших на небосклоне. Настоящее солнце концентрически окружали два радужных кольца: одно, поуже, - внутреннее, другое, более широкое, - внешнее. Обращенные к солнцу стороны колец были окрашены в густой красный цвет, который постепенно и нежно сменялся всеми красками спектра до голубоватого, незаметно сливавшегося с небом. Две белые полосы крестом пересекали и солнце и радужные кольца вокруг него: одна, с запада, поднималась через солнце к зениту, теряясь в синем небе, другая тоже шла через солнце, параллельно горизонту. Шесть нежно окрашенных во все цвета радуги ложных солнц стояли в точках пересечения белых полос с окружающими настоящее солнце радужными кругами. От каждого ложного солнца тоже отходили небольшие яркорадужные дуги.

  Радуги, радуги, радуги... Всюду, куда ни бросишь взгляд, видишь перед собой геометрическое сплетение радуг - больших и маленьких, широких, как флаги, и узких, как ленты...

  Вся западная половина неба была полна такого великолепия и богатства красок, что даже видавший виды Иван Павлович стоял, пораженный этим зрелищем.

  - Такое гало не часто увидишь, - сказал наконец моряк. - Чаще всего бывает по одному бледному радужному кольцу вокруг солнца да по одному ложному солнцу с боков. Фу, даже шея онемела!.. Во всяком случае, дорогие товарищи, поздравить нам себя не с чем.

  - Почему так? - спросил майор.

  - Примета такая. Гало почти всегда предшествуют циклонам2 или антициклонам3. Ждите шторма.

  2 Циклон - область слабого давления воздуха и вихревого движения атмосферы, вызывает большею облачность и осадки, иногда бури и ураганы.

  3 Антициклон - область высокого барометрического давления, в центре ее наблюдаются нисходящие токи воздуха, вызывающие тихую погоду при безоблачном небе.

  - М-да... Приятного мало, - проговорил майор.

  - А отчего они появляются, Эти гало? - спросил Дима.

  - А очень просто, товарищ полярник. Мороз крепчает, день ясный, и солнце стоит невысоко над горизонтом. Стало быть, солнечные лучи проходят на пути к нашему глазу сквозь нижние слои воздуха, где больше всего мельчайших кристалликов льда. А каждый ледяной кристаллик - это призма, которая преломляет белый солнечный луч, разлагает его на все составные цвета и образует радугу.

  - Да, да! - живо подхватил Дима. - Это как всякая треугольная стеклянная призма. И на стене и на полу получается радуга, если перехватить призмой солнечный лучик между щелкой в закрытом окне и стенкой.

  - Вот-вот... Ну что же, Дмитрий Александрович, - обратился Иван Павлович к майору, - давайте решать: останемся здесь на ночь или пойдем дальше?

  - Что? - не сразу пришел в себя майор. - Ах, да... Ну что же... Как хотите. Мне только кажется, что вам следовало бы отдохнуть.

  - Пустяки, - махнул рукой Иван Павлович. - Мне нужно было только размяться после неподвижного сиденья в кресле. Поедем! Используем погоду. Завтра кто знает, какая будет... Солнышко еще часа три посветит, а в сумерки остановимся на ночлег.

  Вездеход быстро пошел на юг. Справа шумело море, а слева тянулись торосистые поля. Путешественников долго сопровождало роскошное гало, пока наконец машина не повернула на юго-восток, и гало скрылось за высокими хребтами торосов.

  В кресле водителя сидел Комаров, а Иван Павлович показывал ему, как и в каких случаях пользоваться кнопками и рычажками доски управления.

  - Все это очень просто, Дмитрий Александрович. Надо только запомнить, для чего предназначены каждая кнопка и рычажок, и потренироваться, чтобы быстро находить их.

  - Да, - улыбнулся Комаров. - Боюсь только, что потренироваться-то я не успею. Дела ждут, Иван Павлович. Дела, не терпящие отлагательства. Хочу надеяться, что нас быстро разыщут и мы вырвемся отсюда.

  - Понимаю, понимаю, Дмитрий Александрович, - почему-то понизив голос, проговорил Иван Павлович. - От всей души желаю этого. А теперь позвольте сменить вас. А то мы слишком медленно идем, и время уходит.

  - Вот и тренируйся с вами! - рассмеялся майор, уступая место Ивану Павловичу. - Очень вы жадный...

  Дима играл с Плутоном, поглядывая на Ивана Павловича. Когда Комаров оставил моряка одного и направился в "кухню" готовить ужин, Дима подошел к креслу, оглянулся и, наклонившись к Ивану Павловичу, тихо и горячо заговорил:

  - Иван Павлович... Вы мне правду скажите... Вы, наверное, думаете, что это мне со страху показалось. Ну, честное пионерское, я видел медведя, как вас сейчас вижу! А вы говорите - мираж1...

  1 Мираж - оптическое явление, состоящее в том, что скрытые за горизонтов предметы становятся видимыми, отражаясь в воздухе.

  Иван Павлович с чуть заметной усмешкой посмотрел искоса на Диму.

  - Ну, что ты, братец, за чудак такой! - тоже тихо ответил он. - Зачем мне тебе неправду говорить? Честное слово полярника - это был мираж. Такая же примерно история, как сейчас вот с этим гало. Только здесь причина в ледяных кристалликах, а там - в мельчайших капельках воды, плавающих в воздухе и образующих туман. Такое же преломление лучей. Этих случаев бывает много в Арктике. Простой камень превращается в избушку. Идешь-идешь в тумане к такой избушке и ничего, кроме камня, не находишь. А то, бывает, плывешь на шлюпке среди льдов, и вдруг вырастает перед тобой ледяная отвесная стена. Шапка валится с головы, когда хочешь посмотреть, какой она высоты. Подъедешь поближе - оказывается, просто отвесный край ледяного поля. И всего-то он в метр высоты над водой. А тебе вот чайка показалась медведем. Все это - миражи, обманы зрения. А ну-ка, погоди... Здесь, пожалуй, трудновато будет пройти машине, торосы почти к самому краю льда подошли. Неужели возвращаться придется?

  Иван Павлович застопорил вездеход.

  Все трое в сопровождении Плутона вышли из кабины. Иван Павлович стал вымерять шагами узкую полосу, отделявшую торос от края льда.

  - Попробуем! - закричал он, стоя на мыске, который выдавался в море. - Авось, пройдем. Места, кажется, хватит.

  Вездеход, сильно кренясь, тронулся в путь.

  В непрерывной качке, продвигаясь по торосистому полю, машина вышла на ровную площадку, окаймленную со всех сторон торосами. Уже в густых сумерках остановились на ночлег.

  У майора к этому времени был готов ужин. Под мягким светом лампы все сели за стол. Дима предварительно накормил Плутона. Об этом он никогда не забывал, как бы ни был голоден сам.

  За столом не было обычных разговоров и оживления. Все чувствовали себя очень утомленными долгим, полным треволнений и работы днем и мечтали о койке, отдыхе и сне.

  Со слипающимися глазами, выключив ток в своем костюме, Дима собирался раздеться, когда Иван Павлович, готовясь запереть дверь, выглянул наружу и вдруг крикнул:

  - Дима! Скорее сюда! Гляди!

  Дима в два прыжка был у двери и просунул голову наружу:

  - Что? Где?

  Иван Павлович молча протянул руку к югу.

  Там, в темном небе, усеянном крупными звездами, сверкали пучки бледных тонких, как нити, лучей, а на самом горизонте спокойно лежала узкая световая полоса, на которую Дима сначала не обратил внимания.

  Вдруг эта полоса взвилась вверх и приплюснутой дугой разостлалась по небосводу, соединяя восток с западом. Сквозь нее начали проскакивать волны света, отдельные лучи доходили до самого зенита. На мгновение картина застыла, потом с востока на запад быстро понеслись световые волны, края ленты загорелись ярким зеленым и красным светом и заплясали вверх и вниз. Все стремительней выскакивали вверх лучи, все ближе подбирались к магнитному полюсу, в юго-западной стороне небосклона. Все пришло в движение: лучи, скрещиваясь, обгоняли, перекрывали друг друга. Это были уже не отдельные лучи, а целые пучки. Загоревшись одновременно, они в дикой гонке неслись по небосводу. Вот они уже достигли полюса, и все вокруг него заиграло. Со всех сторон посыпались тысячи лучей. Где они возникли? Откуда бегут? Сверху или снизу? Кто сможет отгадать, уловить это!

  Мороз пробирался под давно остывший костюм Димы. Его голые руки окоченели, и он бессознательно спрятал их себе под мышки. Мальчик ничего не слышал, не чувствовал, он только смотрел и смотрел. Он даже не почувствовал, как кто-то надел на его голову шлем и сунул ему перчатки.

  Все стояли в молчании, невольно прислушиваясь. Казалось немыслимым, что такое зрелище может протекать беззвучно, без хотя бы отдаленного грохота столкновений, взрыва разрядов.

  Но кругом стояла мертвая тишина. Вся ледяная равнина окрасилась каким-то волшебным светом. На снегу отражались радужные лучи, точно по нему были рассыпаны алмазы, рубины, изумруды.

  Но вот все поблекло. Сияние исчезло с такой же быстротой, как появилось. Только на севере еще сохранилась тусклая лента, по которой медленно проскакивали волны света. Надо льдом расстилалось темное покрывало ночи, и исчезнувшие было звезды вновь бледно и робко сверкали на небе.

  - Ну, вот и все! - послышался голос Ивана Павловича. - Представление окончилось. Спать пора.

  Комаров, до сих пор не проронивший ни слова, потрепал заиндевевшее плечо Димы и молча повлек его к вездеходу.

  - Что же это, Дима? - воскликнул он вдруг. - Да ведь в твоем костюме тока нет! Что же ты стоишь? Замерзнуть можно!

  И, подхватив мальчика под мышки, он с размаху поставил его на ступеньки и втолкнул в кабину.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

  

  

   ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НА ЛЬДИНЕ

  Ночью ветер усилился, и к утру шторм разыгрался не на шутку. Иван Павлович несколько раз просыпался, подходил к окну и тревожно прислушивался к свисту и вою бури, к грохоту моря, скрытого за торосами, к глухим ударам, доносившимся из-подо льда. Каждый раз вместе с ним поднимался со своего места Плутон. Опираясь передними лапами на диван, он стоял рядом с Иваном Павловичем и то всматривался в темную ночь за окном, то вопросительно поглядывал на моряка. Иван Павлович гладил Плутона по могучей шее и тихо спрашивал:

  - Что, брат, и тебе не спится? Ничего, авось обойдется.

  Плутон тихонько шевелил хвостом и спускался на пол, словно успокоенный.

  Утро возникло серое, безрадостное. Едва позавтракав, Иван Павлович принялся осматривать скафандры. Он тщательно проверял аккумуляторы, запасы пищи, патроны с жидким кислородом и поглотители углекислоты.

  - Что это вы заинтересовались скафандрами, Иван Павлович?-спросил майор: скафандры, по уговору, были на его ответственности, и он следил за их состоянием. - Вас беспокоит шторм?

  - Надо быть наготове, Дмитрий Александрович, - ответил Иван Павлович. - Такие штормы редко проходят благополучно для больших ледяных полей...

  Он раскрыл шкаф с продовольствием и вместе с Комаровым вытащил из него большой ящик в чехле из плотной ткани. На верхней стороне ящика виднелась белая головка, навинченная на маленькую трубку. Иван Павлович отвинтил головку и, укрепив на конце трубки небольшой воздушный насос, начал нагнетать воздух под ткань. Ткань быстро вздувалась, и вскоре ящик оказался в круглом воздушном шаре, похожем на большой мяч.

  - Ну, теперь мы, насколько возможно, готовы, - сказал Иван Павлович, снимая насос с трубки и сейчас же завинчивая головку. - Значит, уговорились, Дмитрий Александрович? По первому моему сигналу тревоги...

  - Хорошо, хорошо, Иван Павлович, будьте спокойны. Мы с Димой твердо знаем свои обязанности на случай аврала.

  - Надо бы Диму разбудить, да жаль. Очень уж крепко спит.

  - Вы хотите увести машину отсюда?

  - Да, это необходимо. Нельзя оставлять ее слишком близко к морю. Кроме того, при такой погоде хотелось бы быть поближе к нашему складу...

  - Ну, тогда делать нечего. Садитесь в кресло, а я разбужу Диму.

  Через несколько минут вездеход тронулся в путь, а Дима был одет и сел завтракать.

  Машина, покачиваясь, медленно и осторожно пробиралась по неровному полю на северо-восток. Ветер иногда словно подгонял ее, потом вдруг нападал сбоку, грозя свалить со склона, ревел и свистел, поднимая с торосистых вершин облака снежной пыли.

  Вскоре вездеход вышел на ровное поле. Стали попадаться трещины во льду, то едва заметные, вьющиеся черными змейками, то пошире, с открывавшейся внизу водой. Машина легко переходила через них, все более ускоряя ход.

  Одна из трещин неожиданно, на глазах у Ивана Павловича, начала быстро расширяться, и когда машина на полном ходу приблизилась к ней, трещина достигла уже более двух метров в ширину.

  Не замедляя хода, Иван Павлович нажал кнопку на доске управления.

  Стоявший на своем посту, у двери возле скафандров, Комаров увидел через заднее окно кабины, что две широкие толстые лыжи, обычно поднятые кверху по обеим сторонам двери, вдруг с громким пощелкиванием опустились верхними концами вниз и легли на лед, далеко простираясь позади вездехода.

  Передняя часть машины уже нависла над водой, но кормовая, более тяжелая часть, перевешивая, не давала передней упасть носом в воду.

  Трещина продолжала расширяться, и ее противоположный край довольно быстро отходил, однако вездеход двигался быстрей. Выровняв горизонтально носовую часть цепей, машина настигла наконец край льда и вцепилась в него, работая острыми ребрами пластин.

  Вдруг корма вездехода сорвалась с края льда и скользнула вниз, к воде. В следующее мгновение она грузно колыхнулась и повисла над пустотой, задержавшись на мощных упругих лыжах. Они были так надежно закреплены на задней оси, что, лишь слегка пружиня и сгибаясь, отлично выдержали тяжесть машины.

  Носовые части гусениц, все дальше выходя на лед, вскоре быстро вынесли на него вездеход по ту сторону трещины, хотя концы лыж еще тащились далеко позади, а ширина трещины за время перехода значительно увеличилась.

  Выйдя на лед и подняв лыжи на место, вездеход устремился в прежнем направлении по ровному полю.

  Вскоре пошел густой снег. Ветер с ревом кружил его, бросал в окна; все впереди затянулось белой мятущейся мглой, дорога стала едва различимой.

  Началась пурга.

  Иван Павлович убавил ход машины. Вездеход, словно ощупью, осторожно продвигался вперед. Трещины встречались все чаще. Некоторые, уже широко разошедшиеся, вдруг начинали быстро смыкаться, и Иван Павлович, немного подождав, переводил через них машину, не прибегая к помощи лыж.

  Моряк становился все озабоченнее.

  Остановив вездеход перед одной из таких смыкающихся трещин, Иван Павлович минуту словно прислушивался к чему-то сквозь свист и вой пурги, потом повернулся и движением головы подозвал к себе майора. Тот быстро подошел, обеспокоенный тревожным выражением лица Ивана Павловича.

  - Прислушайтесь внимательно, Дмитрий Александрович! - почти прокричал Иван Павлович сквозь рев ветра. - Вы ничего не чувствуете под ногами?

  - Под ногами? - переспросил Комаров и, сосредоточенно помолчав, воскликнул: - Машина качается!

  Иван Павлович кивнул головой.

  - Дела неважные, - сказал он. - Морская зыбь уже докатилась сюда. Шторм быстро разбивает ледяное поле на части. Не знаю, доберемся ли мы до нашей базы... А если и доберемся - благополучно ли там...

  Трещина тем временем почти сомкнулась, и Иван Павлович поспешил перевести через нее машину. Но едва вездеход очутился по ту сторону трещины, как лед под ним круто накренился, и машина медленно поползла назад, к трещине.

  Комаров схватился за кресло.

  - Ой, что это? - громко вскрикнул Дима, цепляясь за диван, на котором занимался упаковкой боевых припасов и подвязыванием их к ружьям и пистолетам.

  - Видите? - сказал Иван Павлович, давая полный ход вперед и сбрасывая задние лыжи на лед. - Уже мелкие льдины встречаются. Впереди, вероятно, открылось широкое разводье.

  Льдина выровнялась под быстро удаляющимся от трещины вездеходом. Теперь уже явственно чувствовалось ее равномерное покачивание под машиной. Но еще через минуту, когда вездеход, очевидно, перешел середину льдины, она опять стала крениться под ним, и Иван Павлович вынужден был вновь уменьшить обороты моторов. Вездеход медленно подползал к невидимому за снежным ураганом краю льдины.

  Наконец перед вездеходом открылось широкое разводье. Его противоположный ледяной берег нельзя было различить. На темной свинцовой поверхности воды беспорядочно толкалась высокая зыбь. В снежной мгле то и дело показывались и исчезали, качаясь на взволнованной воде, небольшие обломки льда.

  - Придется переплывать, - сказал Иван Павлович, пристально всматриваясь вперед и готовясь включить моторы.

  - Не лучше ли обойти разводье? - спросил майор, которому тоже, видимо, не улыбалось плыть в такое волнение по каналу неведомой ширины.

  - Неизвестно, сколько времени придется обходить его. Судя по ширине, и длина разводья очень велика. А за ним, на севере, наш склад. Надо спешить. Ну, пошли... Проверьте, Дмитрий Александрович, хорошо ли задраена дверь.

  Удостоверившись, что все в порядке, Иван Павлович осторожно повел машину к краю льдины, опускающемуся все ниже. Вездеход почти незаметно сошел в полынью. Заработал гребной винт, и машина понеслась по воде.

  Волны начали хлестать в окна, заволакивая их светло-зеленой кисеей. Носовая часть кабины то и дело зарывалась в воду.

  Только что оставленная льдина скрылась из виду за крутящейся стеной снега. Ветер яростно выл, словно преследуя машину. Высокая волна вдруг поднялась перед правыми окнами, остервенело бросилась на вездеход и с злобным шипением перекатилась через крышу.

  Еще через минуту совершенно неожиданно перед кабиной возникла из снежной мглы высокая ледяная стена из торосов, почти отвесно спускавшаяся к воде. Очевидно, льдина отделилась от ледяного поля непосредственно по линии торосистой гряды. Взобраться на нее прямо из воды было совершенно немыслимо.

  Едва успев избежать столкновения, Иван Павлович круто повернул вездеход налево и повел его вдоль ледяной стены, выискивая в ней мало-мальски подходящий пологий подъем. Шторм шел с запада, приходилось идти против ветра.

  Различить что-нибудь впереди было необычайно трудно, но Иван Павлович все же заметил, что ледяная стена непрерывно и настойчиво налезает на вездеход справа. Уже несколько раз Иван Павлович отводил машину от стены до предела видимости, но через несколько минут льдина неизменно приближалась.

  "Что бы это значило? - с беспокойством думал Иван Павлович, вновь отводя вездеход в сторону. - Ветер нас прижимает или разводье опять смыкается?"

  Он все чаще вглядывался через смотровое окно налево, на юг, опасаясь увидеть сквозь мглу оставленную вездеходом льдину, и вдруг заметил, что машину стало меньше качать, а волны и брызги перестали заливать смотровое окно.

  "Смыкается!.. - с упавшим сердцем заключил Иван Павлович. - Что же делать? Пройду еще немного. Ясно, льдину кружит..."

  Оставалась крохотная надежда на то, что все же удастся найти в этой проклятой стене какую-нибудь лазейку и взобраться на лед с северной стороны разводья. На севере склад - пища, одежда, аккумуляторы... Страшно остаться отрезанными от всего, без запасов на голой пустынной льдине!

  Пурга продолжала неистовствовать над кабиной, проносясь вверху; внизу, между льдинами, было как будто тише. Вездеход медленно шел против ветра и волны.

  Сосредоточенно наблюдая за краем правой льдины, напрасно выискивая в ее безнадежной и неприступной высоте место для подъема, Иван Павлович на короткое время забыл о южной стороне разводья.

  - Внимание! - раздался вдруг голос майора. - Торосы слева!

  Один быстрый взгляд раскрыл Ивану Павловичу всю опасность положения. Сквозь снежную крутящуюся мглу он увидел совсем близко южный край быстро смыкающегося разводья и высокую, такую же неприступную кайму торосов, круто спускающихся к воде.

  "Попался!.. - мелькнуло у Ивана Павловича в голове. - Успеть бы только развернуться..."

  Он резко повернул вездеход налево, но машина при встречном и боковом сносившем ветре плохо слушалась руля.

  Через минуту вездеход уткнулся носовыми частями гусениц в южный ледяной берег разводья. Высоко поднятые носовые пластины гусениц отчаянно царапали почти отвесную стену льда, гребной винт, пущенный на максимальное число оборотов, гнал их из воды на лед.

  Все напрасно. Это была непосильная для машины задача.

  - Льдина напирает сзади! - опять послышался спокойный голос майора.

  Недовольно морщась, он погладил шершавый подбородок (отточенный нож Ивана Павловича приносил одни страдания) и тихо сказал стоявшему рядом Диме:

  - Приготовься к выгрузке... Проверь свой костюм... Живей, живей... поторапливайся... - И, бросив взгляд через окно, повернулся к Ивану Павловичу: - Льдина над кормой!

  Раздался громкий треск, немедленно перешедший в пронзительный скрежет, визг и стоны. Гусеницы беспомощно замерли на ледяной стене впереди, заглох винт, выключенный Иваном Павловичем.

  Тотчас же из носовой части кабины послышалась команда:

  - На лед! Выгружаться!

  Одно нажатие кнопки, и дверь распахнулась. Ветер с тучей снега ворвался в кабину.

  Буроватая стена торосов на северной льдине поднималась в двух-трех метрах от края, освобождая небольшую площадку. Кормовая часть гусениц упиралась в лед ниже ее.

  Дверь от шкафа с продовольствием, быстро снятая Комаровым, легла на лед.

  - Дима, выходи с Плутоном!

  Дима был уже наготове. Со связкой легких ружей, взволнованный, немного испуганный, он быстро перешел на крохотную площадку под торосом. За ним последовал Плутон, навьюченный пакетами с боевыми припасами и портативной палаткой.

  Вездеход еще держался, стиснутый льдинами. Он весь дрожал под их напором, жалобный визг и скрежет больно отдавались в сердцах его пассажиров. Сминались гусеницы, лед приблизился почти вплотную к выходной двери кабины.

  Майор уже выбросил на ледяную площадку скафандры, лыжи, утварь, ящик с аккумуляторами, поданный ему Иваном Павловичем.

  Пользуясь лишними минутами, которые дарила им стойкость машины, Иван Павлович и Комаров перебросили на лед груду меховых одежд и два ящика с продовольствием.

  Сзади послышался угрожающий треск. Смотровое окно, вогнутое чудовищным натиском ледяного бугра, разлетелось в куски. Вслед за ним носовая стена кабины упала.

  Вездеход начал оседать кормой в воду.

  - На лед, Дмитрий Александрович! - крикнул Иван Павлович.

  Они едва успели вскочить на площадку, как машина, царапая лед ребрами пластин, начала медленно погружаться в воду. Еще мучительно долгая минута - и вода хлынула потоком в раскрытую дверь кабины.

  Все круче оседая на корму, вездеход скользнул вниз и исчез в пучине.

  Его бывшие пассажиры, сбившись в тесную кучку, молча стояли на краю площадки, провожая его взором.

  Пурга с воем налетала, словно пытаясь и их сбросить в пучину, густой снег заметал разбросанные на льду вещи...

x x x

  Потерпевшим аварию удалось разбить палатку. В ней было очень тесно. Ярко горела висевшая под крышей электрическая лампочка. Против входа сидел на грузе мехов Дима и допивал кофе. Возле него справа от входа, опираясь на локоть, полулежал на разостланной меховой одежде Иван Павлович. В середине палатки излучала тепло электроплитка. Небольшое свободное пространство слева от завешенного входа было местом Комарова; сейчас оно пустовало.

  Плутон свернулся у входа, у приподнятой, как порог, полосы материи, выстилавшей пол палатки. Ноги Ивана Павловича касались собаки, и, очевидно, беспокоили ее. Кроме того, из под входного полога дуло, и Плутон с недовольным видом встал, направляясь к свободному месту майора. Повертевшись, он улегся, свернулся калачом и вновь задремал.

  Снаружи, за крохотным оконцем, кружился снег и робко проглядывал мутный рассвет. Ветер яростно сотрясал палатку, словно силясь сорвать ее с места и унести с собой. Иногда его порывы были настолько сильны, что Дима невольно хватался за петли на стальных ребрах палатки.

  Под входное полотнище просунулась рука в перчатке и изнутри отстегнула его. Полотнище открылось, и, стряхивая с себя на ходу снег, низко согнувшись, в палатку вошел майор.

  - Ну что, Дмитрий Александрович? - живо спросил Иван Павлович.

  - Ничего не видно, - застегивая полотнище, ответил Комаров. -С трудом дополз до перевала. Снег, снег и снег... Сколько он еще будет валить? Знаете, Иван Павлович не знаю, верить себе или нет, но временами, когда ветер на минуту стихал, мне слышался с севера какой-то ровный, грохочущий гул. Не открытое ли море там?

  Комаров присел на корточки перед плиткой и налил из кофейника горячего кофе.

  Иван Павлович, сосредоточенно глядя на майора, спросил:

  - Значит, и вы это расслышали? Меня всю ночь тревожил этот гул. Если там, на севере, действительно открытое море, то дело плохо. Это значило бы, что к нашему главному складу нам уже не пробраться, если даже он еще существует...

  - Вы хотите сказать, что он затонул? - спросил майор.

  - Или его унесло вместе с отделившейся частью ледяного поля... - ответил Иван Павлович. - Для нас это, в сущности, безразлично.

  Уже трое суток пурга держала в плену на обломке ледяного поля небольшой отряд с потерпевшего крушение вездехода. Медленно тянулись часы, пурга не унималась, и, казалось, ярость ее все возрастала, грозя разрушить и это последнее ледяное убежище маленького отряда.

  Майор и Иван Павлович долго молчали.

  Наконец Комаров встряхнулся и сделал глоток из стакана.

  - Что же, по-вашему, надо теперь делать, Иван Павлович?

  - Думаю, что ждать, пока затихнет шторм, - это напрасная трата времени. Часы нашей льдины, очевидно, тоже сочтены. Того и гляди, она развалится под нами, и именно тогда, когда мы этого ожидать не будем. Предлагаю немедленно отчаливать отсюда.

  Майор поставил возле себя недопитый стакан, минуту помолчал и тихо спросил:

  - Куда, Иван Павлович?

  - К Северной Земле. В пролив Шокальского, к поселку Мыс Оловянный.

  - Как? Каким путем?

  - Под водой.

  - В скафандрах?

  - Да. Надо решиться! - твердо заявил Иван Павлович. - Все равно в такую пургу никакой самолет нас не отыщет, если и начались розыски. А пурга, вероятно, не скоро прекратится. В полдень посветлеет. Я постараюсь определить наши координаты и еще раз проверить, что делается на севере. Если там действительно открытое море, то сейчас же начнем готовиться в путь. Через восемь-девять часов мы будем на земле.

  - На Северной Земле?! - воскликнул вдруг Дима. - На острове Комсомолец?..

  И замолчал, в замешательстве прикусив губу.

  Иван Павлович и Комаров удивленно взглянули на мальчика.

  - Да, на острове Комсомолец, - сказал Иван Павлович. - А что?

  - Нет... я так... - не поднимая глаз, пробормотал Дима. - Их же там три больших острова.

  - Да, да, - подтвердил Иван Павлович и, занятый своими мыслями, продолжал, обращаясь к майору: - Так вот мое мнение, Дмитрий Александрович. А вы что скажете?

  Комаров как-то нехотя отвел пристальный взгляд от Димы и медленно проговорил:

  - Тем же путем, под водой, мы могли бы добраться к шахте номер шесть?

  Иван Павлович не сразу ответил. Он внимательно посмотрел на майора и сказал:

  - Можно. Но это потребует втрое больше времени, учитывая и несколько остановок на льду для отдыха и необходимость астрономических наблюдений. Тяжеленько будет для мальчика.

  - Та-ак... - протянул майор и провел несколько раз рукой по подбородку. - Не забывайте, дорогой Иван Павлович, что на шахте меня, если можно так выразиться, ждет не дождется Коновалов. Боюсь, долго ждать он не будет и что-нибудь натворит. И еще имейте в виду, что Диму там ждет, в беспокойстве и, может быть, в отчаянии, его отец...

  Но Дима вдруг побледнел, потом вспыхнул и закричал:

  - Нет, нет! Это неправда! Это я так... Мне сказали Березин и Георгий Николаевич, что если я не буду так говорить, то меня вернут в Москву... Я хотел в Арктику... Мне было очень нужно в Арктику. Здесь, где-то на острове Комсомолец, пропал мой брат Валя... Я хотел искать его на острове... А они велели мне назваться другим именем и даже удостоверение дали.

  Майор и Иван Павлович изумленно переглянулись.

  - Постой... Постой... - проговорил, растерявшись, Иван Павлович. - Какое удостоверение? Какой тут Валя пропал?

  - Так я же вам говорю, что это мой брат Валя... Валерий.

  - Ничего не понимаю... - начал было Иван Павлович, но его перебил Комаров.

  - Это удостоверение сохранилось у тебя, Дима? - спросил он.

  - Да. Вот. - Дима торопливо порылся в карманах своей куртки, нашел там сложенную бумажку и подал ее майору. - Вот.

  Майор развернул бумагу и быстро пробежал ее глазами.

  - Твоя фамилия Антонов?

  - Нет, Денисов.

  Иван Павлович вдруг хлопнул себя по лбу и закричал:

  - Ах, черт побери! Так это ты о конструкторе Валерии Денисове говоришь? Это твой брат? Скажите пожалуйста! Вот так история! А почему ты думаешь, что он на острове Комсомолец? Разве его уже нашли?

  - Подождите, подождите, Иван Павлович, - спокойно сказал Комаров. - Мы и в этом разберемся. А пока скажи мне, Дима, кто тебе дал эту бумажку?

  - Коновалов... Георгий Николаевич.

  - А ему кто дал?

  - Не знаю...

  Майор опять бросил взгляд на бумажку.

  - Удостоверение выдано ВАРом... - медленно и задумчиво произнес он - Министерством Великих Арктических Работ.

  - А! Ну конечно! - обрадованно сказал Дима. - Это, вероятно, сделал Березин, Николай Антонович... Он же там работает.

  - Березин? - удивленно воскликнул майор.

  - Николай Антонович? - одновременно изумился Иван Павлович. - Ведь это мое прямое начальство!

  - Ну да! Он на арктических работах, - объяснял, как мог, Дима. - Он там работает вместе с Сергеем Петровичем Лавровым.

  С минуту майор и Иван Павлович, пораженные, молча смотрели друг на друга. Потом Комаров так же молча сложил бумажку, спрятал ее во внутренний карман своей куртки и наконец произнес:

  - Хорошо, мой мальчик! Мы отправимся все вместе к шахте номер шесть. Так, Иван Павлович?

  - Есть, Дмитрий Александрович! - твердо ответил Иван Павлович, многозначительно глядя майору в глаза.

  - А сейчас, Дима, - продолжал Комаров, вынимая записную книжку и искоса бросая взгляд на моряка, - мне нужно с тобой о многом поговорить.

  Иван Павлович посмотрел в крохотное, трепетавшее под порывами ветра оконце палатки и, кряхтя, поднялся с места.

  - Совсем рассвело, - сказал он. - Пойду посмотрю, что делается на льдине. Вернусь, и начнем собираться в путь.

  Иван Павлович отстегнул полотнище и вышел, оставив майора и Диму наедине.

* ЧАСТЬ IV *

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

  

  

   ПУТЕШЕСТВИЕ ПОД ВОДОЙ

  Вокруг простиралась мутная зеленоватая полутьма - спокойная, неподвижная, переходящая внизу в черноту ночи. По сторонам беззвучно проносились смутные гибкие тени. Сердце тревожно билось в ожидании чего-то неожиданного, может быть опасного и грозного... Но тени, быстро мелькнув, растворялись вдали, а настороженное ожидание вновь заставляло беспокойно озираться и прислушиваться.

  Лишь впереди ничто не внушало тревоги: длинные серебристые лучи фонарей расплывались туманными пятнами света. И гибкие тени, случайно прорезая световые полосы и пятна, превращались в упругих серебристых рыб, и тогда все становилось простым и даже интересным.

  Если представить себе, что наверху - небо, кажется, что оно покрыто светло-серыми тучами, как в раннее-раннее утро зимнего дня. На небе непрерывно, без отдыха, пляшут какие-то плоские тени; порою их сменяет темная туча, она спокойно проплывает над головой, и вновь начинается беспокойная, безмолвная пляска теней.

  "Волны пляшут на поверхности моря, а это льдины проплывают", - вспоминает Дима объяснения Ивана Павловича.

  Все-таки скучно, когда такая мертвая тишина вокруг. Тихое монотонное гудение мотора и винта за спиной не нарушает этой тишины, а, скорее, сливается с ней. Все молчит... А так хочется услышать чей-нибудь голос, когда все в тебе напряжено, сердце замирает при появлении какой-нибудь тени и весь ты натянут, словно струна!

  Вытянув сомкнутые ноги, лежа на груди, Дима направил на соседний скафандр луч своего фонаря.

  - Плутон! А, Плутон! - тихо позвал Дима. - Ну, что же ты молчишь?

  Послышалось слабое повизгивание. Сквозь прозрачный шлем растерянно и скорбно глядели преданные глаза собаки, словно она жаловалась и искала помощи у друга. Бедному Плутону было очень неудобно в огромном скафандре. Он то вытягивал передние лапы, стараясь просунуть их в воротник, чтобы подложить под морду, то поджимал их под грудь. От этих движений скафандр вертелся с боку на бок, вместе с ним вертелась и собака, и Дима должен был крепко прижимать его к себе, чтобы Плутон не измучился вконец.

  - Тебе нехорошо, Плутоня моя? - касаясь своим шлемом шлема собаки, говорил Дима, и слабое ответное подвывание раздавалось теперь громким гудящим шумом в ушах мальчика. - Потерпи, потерпи...

  Иван Павлович внимательно следил за курсом, за изменчивым рельефом дна мелководного в этих областях Карского моря. Отряд плыл, то поднимаясь, над мелями и подводными плато, то выравниваясь над глубинами.

  Комаров был молчалив и задумчив.

  Мысль о Коновалове не оставляла майора. Где он? Что делает? Кто знает, какие, может быть, еще более ужасные преступления он готовит сейчас! Скорее, скорее к шахте...

  - Смотрите! Смотрите - раздался вдруг крик Димы.

  Сверху широким веером навстречу путникам метнулось множество довольно крупных рыб. Следом за ними черной молнией мелькнула узкая тень с круглой головой и длинным телом.

  - Тюлень на охоте, - сказал Иван Павлович.

  С удивительной быстротой тюлень догнал рыбу. Раскрытая пасть со множеством мелких острых зубов схватила и мгновенно проглотила ее, словно втянув в себя.

  В стороне, среди рассыпавшейся стаи рыб, виднелось еще несколько тюленей. Быстрота, ловкость и гибкость их движений были поразительны. Они извивались, как змеи, и почти без промаха настигали добычу. Стая рыб была очень велика, и, очевидно, совершала один из обычных переходов в поисках новых пастбищ. Чем дальше, тем гуще делалась она и, наконец, совершенно затемнила поверхность моря. Множество тюленей сопровождало стаю. Добыча шла так густо, что можно сказать, сама лезла в пасть охотнику. Часто тюлени, увлеченные преследованием, так близко подплывали к людям, что неожиданно оказывались в луче фонаря. И тогда Дима успевал рассмотреть их круглые, гладкие, словно прилизанные головы, осмысленное выражение больших глаз с необычайным зрачком в виде четырехконечной звезды, их запертые клапанами ноздри, подвижные, послушные ласты и все их гибкое тело, способное к самым необыкновенным акробатические упражнениям в воде. Ослепленные и растерянные, они кружились и метались в световом луче и через некоторое время, придя в себя и выпустив в испуге добычу, устремлялись вверх.

  - Какие они ловкие! - воскликнул Дима. - Какие быстрые! Не то что на льду!

  Его слова то и дело заглушал лай Плутона, наблюдавшего эту охоту и пришедшего в необычайное возбуждение.

  - Родная стихия, - сказа