Шмелев Иван Сергеевич - Солдаты

sp;   Иван Сергеевич Шмелев решает остаться во Франции...

   О страшном конце сына, об убийстве его большевиками он узнает вскоре из случайной встречи со спасшимся от расстрела доктором, о котором он пишет позже в своем письме к защитнику такого же русского юноши Конради, - А. Оберу.

    

    

  - ПИСЬМО И. С. ШМЕЛЕВА

    

   Господину Оберу, защитнику русского офицера Конради,

   как материал для дела.

    

   Сознавая громадное общечеловечское и политическое значение процесса об убийстве Советского Представителя Воровского русским офицером Конради, считаю долгом совести для выяснения истины представить Вам нижеследующие сведения, проливающие некоторый свет на историю террора, ужаса и мук человеческих, свидетелем и жертвой которых приходилось мне быть в Крыму, в городе Алуште, Феодосии и Симферополе, за время с ноября 1920 по февраль 1922 года. Все сообщенное мною, лишь ничтожная часть того страшного, что совершено Советской властью в России. Клятвой могу подтвердить, что все-сообщенное мною - правда. Я - известный в России писатель-беллетрист, Иван Шмелев, проживаю в Париже, 12, рю Шевер, Париж 7.

   1. - Мой сын, артиллерийский офицер 25 лет, Сергей Шмелев - участник Великой войны, затем - офицер Добровольческой Армии Деникина в Туркестане. После, больной туберкулезом, служил в Армии Врангеля, в Крыму, в городе Алуште, при управлении Коменданта, не принимая участия в боях. При отступлении добровольцев остался в Крыму. Был арестован большевиками и увезен в Феодосию "для некоторых формальностей", как, на мои просьбы и протесты, ответили чекисты. Там его держали в подвале на каменном полу, с массой таких же офицеров, священников, чиновников.

   Морили голодом. Продержав с месяц, больного, погнали ночью за город и расстреляли. Я тогда этого не знал.

   На мои просьбы, поиски и запросы, что сделали с моим сыном, мне отвечали усмешками: "выслали на Север!" Представители высшей власти давали мне понять, что теперь поздно, что самого "дела" ареста нет. На мою просьбу Высшему Советскому учреждению ВЦИК, - Всер. Центр. Исполнит. Комит - ответа не последовало. На хлопоты в Москве мне дали понять, что лучше не надо "ворошить" дела, - толку все равно не будет.

   Так поступили со мной, кого представители центральной власти не могли не знать.

   2. - Во всех городах Крыма были расстреляны без суда все служившие в милиции Крыма и все бывшие полицейские чины прежних правительств, тысячи простых солдат, служивших из-за куска хлеба и не разбиравшихся в политике.

   3. - Все солдаты Врангеля, взятые по мобилизации и оставшиеся в Крыму, были брошены в подвалы. Я видел в городе Алуште, как большевики гнали их зимой за горы, раздев до подштаников, босых, голодных. Народ, глядя на это, плакал. Они кутались в мешки, в рваные одеяла, что подавали добрые люди. Многих из них убили, прочих послали в шахты.

   4. - Всех, кто прибыл в Крым после октября 17 года без разрешения властей, арестовали. Многих расстреляли. Убили московского фабриканта Прохорова и его сына 17 лет, лично мне известных, - за то, что они приехали в Крым из Москвы, - бежали.

   5. - В Ялте расстреляли в декабре 1920 года престарелую княгиню Барятинскую. Слабая, она не могла идти - ее толкали прикладами. Убили неизвестно за что, без суда, как и всех.

   6. - В г. Алуште арестовали молодого писателя Бориса Шишкина и его брата, Дмитрия, лично мне известных. Первый служил писарем при коменданте города. Их обвинили в разбое, без всякого основания, и несмотря на ручательство рабочих города, которые их знали, расстреляли в г. Ялте без суда. Это происходило в ноябре 1921 года.

   7. - Расстреляли в декабре 1920 года в Симферополе семерых морских офицеров, не уехавших в Европу и потом явившихся на регистрацию. Их арестовали в Алуште.

   8. - Всех бывших офицеров, как принимавших участие, так и не участвовавших в гражданской войне, явившихся на регистрацию по требованию властей, арестовали и расстреляли, среди них - инвалидов великой войны и глубоких стариков.

   9. - Двенадцать офицеров русской армии, вернувшихся на барках из Болгарии в январе-феврале 1922 года, и открыто заявивших, что приехали добровольно с тоски по родным и России, и что они желают остаться в России, - расстреляли в Ялте в январе-феврале 1922 года.

   10. - По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чеки и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего за-границу, за время террора за 2-3 месяца, конец 1920 года и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек - мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам - бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7-8 тысяч расстрелянных, по данным врачей - свыше 13 тысяч.

   11. - Террор проводили по Крыму - Председатель Крымского Военно-Революционного Комитета - венгерский коммунист Бела-Кун. В Феодосии Начальник Особого Отдела 3-й Стрелковой Дивизии 4-й Армии тов. Зотов, и его помощник тов. Островский, известный на юге своей необычайной жестокостью. Он же и расстрелял моего сына.

   Свидетельствую, что в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных. Было много расстреляно татар. Одного учителя-татарина, б. офицера забили на-смерть шомполами и отдали его тело татарам.

   12. - Мне лично не раз заявляли на мои просьбы дать точные сведения - за что расстреляли моего сына и на мои просьбы выдать тело или хотя бы сказать, где его зарыли, уполномоченный от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Дзержинского, Реденс, сказал, пожимая плечами: "Чего вы хотите? Тут, в Крыму, была такая каша!..".

   13. - Как мне приходилось слышать не раз от официальных лиц, было получено приказание из Москвы - "Подмести Крым железной метлой". И вот - старались уже для "статистики". Так цинично хвалились исполнители. - "Надо дать красивую статистику". И дали.

   Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 года по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная Международная Комиссия могла бы получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле.

   Я не мог добиться у Советской власти суда над убийцами. Потому-то Советская власть - те же убийцы. И вот я считаю долгом совести явиться свидетелем хотя бы ничтожной части великого избиения России, перед судом свободных граждан Швейцарии. Клянусь, что в моих словах - все истина.

    

   И. С. ШМЕЛЕВ.

    

    

   Страшная трагедия, случившаяся в Крыму, отраженная в его "Солнце мертвых", отняла у Ивана Сергеевича не только единственного сына, она была причиной и ранней кончины его жены-друга и ангела-хранителя Ольги Александровны Шмелевой. После всего пережитого у нее началась болезнь сердца, которая и свела ее преждевременно в могилу. Она скончалась 22 июня 1936 г.

   Привожу стихотворение И. С. Шмелева, написанное на ее могилку:

    

   НАМОГИЛЬНАЯ НАДПИСЬ ОЛЕЧКЕ.

    

   Крест голубцом, и у Креста береза.

   И другом присланная роза.*

   Могилка, - мягкая, как и душа ея.

   Вся - высшая любовь. По ней печаль моя...

   Самоотверженно она меня хранила.

   И мой нелегкий труд России подарила.

    

   Ив. ШМЕЛЕВ.

    

   Все пережитое О. А. и И. С. Шмелевыми, там в Крыму, где погиб во имя Белой Идеи их единственный сын, выражено писателем в "Солнце мертвых", - но в этом страшном документе целомудренно скрыто его личное.

   Вот что пишут о нем современники, - и это только краткие отрывки:

   "Велика власть таланта, но еще сильнее, глубже и неотразимей трагизм и правда потрясенной и страстно любящей души... - Видимые и невидимые слезы, боль мученичества, неисцелимая скорбь... - Никому больше не дано такого дара слышать и угадывать чужое страдание, как ему..."

   - Несчастной татарке (в "Солнце мертвых") принесли тело ее сына, и на горной глухой дороге она целовала его в мертвые глаза. Седой татарин, возница, утирая слезы, сказал ей последнее утешительное слово: - не плач горькая женщина! Лучше своя земля".

   "Солнце мертвых" - книга Иова - ...трагическая и страшная... Это грандиозное зрелище погибания не-

   -----------

   * Роза присланная проф. Ив. Александровичем Ильиным, из Берлина, осенью 1936 г.

    

   умолимого... все вянет и подыхает - и человек, и зверь, и трава. Грядет красный ужас. В каменной тишине рассвета глядят "замученные глаза" - распятый рай..." - Н. Пильский.

   "Солнце мертвых" - книга ужаса и скорби по погибающим ценностям человеческого духа. Для современного мира она звучит призывом: одумайтесь, пока не поздно; поймите, что вся ваша культура и цивилизация на краю бездонной пропасти." - Н. К. Кульман.

   "Солнце мертвых" останется в художественной сокровищнице русской культуры, среди тех, кровью и слезами написанных человеческих документов, какие грядущим поколениям расскажут о водворении ада на русской земле - Апокалипсис Русской Истории." - Ю. Айхенвальд.

   "Страшная книга, - как у Шмелева хватило сил написать эту книгу. Ибо более страшной книги не написано на русском языке." - Амфитеатров.

   "... Только очень крупный художник мог связать в страшный космический смысл, все ужасы революции с интимными трагическими переживаниями выйти из пределов личного горя и ужаса..." - Вл. Ладыженский.

   Томас Манн писал, что лишь по этому произведению русского писателя постиг он суть русской трагедии, понял "лик революции".

   Гергард Гауптман пишет: - "немецкой литературе вышла новая драгоценная книга "Солнце мертвых".

   Сельма Лагерлеф: "Вы создали из событий этих страшных дней большое художественное впечатление... Скорблю о том, что все, что вы описываете, произошло в нашей Европе и в наши дни."

   "О чем книга Ив. Серг. Шмелева? О смерти русского человека и русской земли, о смерти русских трав и зверей. Русских садов и русского неба. О смерти русского солнца. О смерти всей вселенной - когда умерла Россия, о мертвом солнце мертвых." - Ив. Лукаш.

   И только умолчал Шмелев в этой книге о своей личной трагедии - убиении его единственного сына - Сережи, там же, в Крыму под солнцем мертвых. Нигде, никогда не писал Иван Сергеевич об этом своем личном неизживаемом горе, которое прошло через всю его жизнь, через все его творчество.

   И вот остались "сны о сыне", которые я беру из записей Шмелева в книжке с вырванными страницами.

    

    

  - СНЫ О СЫНЕ СЕРЁЖЕ

    

    

   Видел во сне: старая пожилая русская женщина, похожая на служившую у д-ра Коноплева. Будто комната с накрытым столом, гости. И вот, женщина с лицом, как бы взволнованно-напряженным, таящим в себе что-то, что она сейчас торжественно-радостно сообщит. Я жду в волнении. И она говорит с тем же взволнованным и бледным лицом:

   - А ведь, ваш сын, ваш Сережа - жив!

   - Жив?! - Я сдерживаюсь, как бы от радости - и боли, что это окажется ложью. Зову - Оля! Кажется пришла Оля.

   Женщина говорит:

   - Мне сообщили, в письме написано, - служит - ? - или находится на гауптвахте!

   Далее не помню. Она была в чистом ситцевом платье - светло-голубого цвета.

   А лицо бледное, очень мертвенно бледное.

    

   Днем 25. IV. 23.

   Видел сон: я сильно подавлен - во сне это. И вот я вижу - в какой-то комнате - молодой человек, очень похожий на Сережечку, но бородка юности чуть рыжевата.

   Всматриваюсь - он! Сережа! И я кричу, бросаюсь к нему, целую. Кричу, стараясь и себя убедить: "Оля! ведь это же он! Он с нами, а мы этого точно не видим: это же Сережечка, с нами, а мы этому до сих пор не придавали значения, не ценили! - И он как-то мило, смущенно дает себя ласкать, - что сказал он не помню. Костюм его как будто сероватый гимназический.

   Сказал как будто что-то: ну, вот, папа... видишь...

   17-го мая 1923 г.

    

   Видел Сережечку... где-то в большой комнате у столба.

   Он... лицо немного болезненное. Ему необходимо идти куда-то, куда-то его требуют.

   Он смотрит на меня, как бы прося глазами, но как всегда, скромный, деликатно говорит, чуть слышна просьба:

   - Ну, папочка, ведь у меня 39 градусов одна десятая.

   Повторил два раза. Я его, кажется целую, или с великой жалостью держу за плечи.

   Он, кажется, в ночной сорочке. Я смотрю - шейка голая, желтоватая, и с левой стороны от меня, на шейке немного загорелой, - желтоватой, - мазок кровяной. И его глаза, милые, кроткие глаза...

    

   Сон: под пятницу, - на 27 мая - 14 - 1927:

    

   Как будто я во Франции, но где - не знаю. Кто-то - не вижу - внушает мне - надо пойти в комнату или переднюю... там кто-то пришел. Вхожу. Комната пустая, высокая, как будто арка, но не круглая, а как бывает в вестибюле - квадратные колонны - простенки. И прилавок, или барьер, как в раздевальнях. Стоит в драповом не новом пальто - молодой человек. Я вижу его спину, голову остриженную, или вернее подстриженную. Бледная щека. Он обертывается и говорит как будто. - Я приехал, - или мне кажется, что он это говорит своим лицом. Я чувствую, что обрел - великую радость... что это он, Сережечка.

   Я вглядываюсь, радостный, в его лицо - ведь он должен был измениться! - Он ли? Он, я узнаю его глаза, овал лица, - чуть изменился! - но это он, он... Лицо бледное-бледное, чуть желтоватое - видно, много перенес страданий! - Я беру его за плечи, прижимаюсь к нему и говорю - думаю! Теперь ты с нами, всегда, ты должен жить покойно, у меня есть все возможности, будешь отдыхать, жить... Он немного грустный, лицо как будто одутловато чуть. Радость во мне трепещет, я его обнимаю, а он молчит, а может быть, что-то говорит - как будто, что - это же не я, я... - и - конец...

   Какое страшное горе пришло к нам, как страдали Шмелевы, - так мучились и миллионы русских людей.

   Приведя "Солнце мертвых" - эту трагедию русского народа и "Сны о сыне" - эти живые документы страшной муки, пережитой дядей Ваней - Иваном Сергеевичем Шмелевым и его женой, и страданий, не покидавших его до самого конца, - я хотела приоткрыть русскому читателю эту личную трагедию писателя, о которой сам он при жизни не мог никогда говорить, - так она была велика.

    

   Ю. Кутырина.

   Париж, 1962 г.