Адамов Григорий - Тайна двух океанов

аю понимать! Как я сразу не догадался? Ведь осьминоги и вообще головоногие - это любимая пища кашалотов. И только кашалот в состоянии был изувечить, изуродовать осьминога таких размеров. Все сходится, капитан! Нет сомнения, возле нас по ту сторону судна одновременно с нашей битвой происходила битва кашалота с осьминогом. И наш бедный Павлик каким-то образом ввязался в нее... прервал ее. Ведь кашалот даже не воспользовался своей победой. Он бросил добычу, не полакомившись ею.

  - Тогда ясно, что Иван Степанович видел того же кашалота, что и Марат,- задумчиво сказал капитан.

  Горелов перестал ходить, и все молча смотрели на капитана. чувствуя, что сейчас решается судьба Павлика.

  - Ну, ничего! - сказал наконец, подняв голову, капитан. - Кашалот от нас не уйдет.

  Горелов посмотрел на часы - было уже шестнадцать часов с минутами - и торопливо обратился к капитану:

  - Простите, Николай Борисович. Я зашел сюда доложить вам, что мне необходимо выйти из подлодки и проверить работу двух левых дюз. Я сегодня осматривал их изнутри и снаружи. Они, кажется, слегка засорились, и возможно, что придется разобрать их и прочистить. Разрешите, я сейчас же займусь этим.

  - Две дюзы вышли из строя? - живо повернулся к Горелову капитан. - Когда же это могло случиться? Ведь мы пришли сюда с исправными дюзами.

  Горелов замялся. Он тяжело переступил с ноги на ногу и медленно сказал:

  - Я и раньше замечал что-то неладное в их работе...

  - Товарищ военинженер,- холодно заговорил капитан,- почему вы мне не доложили об этой неисправности раньше? Вы не исполнили самого элементарного требования правил распорядка на военном корабле в боевых условиях. Я вынужден поставить вам это на вид! Товарищ военинженер эти дюзы совершенно вышли из строя или нет? И если нет, то сколько процентов мощности они потеряли?

  Красные пятна покрыли лицо Горелова.

  - Дюзы из строя не вышли, товарищ командир, и потеря мощности незначительная - процентов пять - восемь.

  - Отлично! - Капитан повернулся к обоим ученым:

  - Вы можете на некоторое время оставить без надзора свои аппараты и приборы?

  - Можем! - в один голос последовал ответ.

  - Подлодка идет в погоню за кашалотом. Приготовьтесь!

  - Ура, командир! - вскричал слабым голосом Марат. - Ура, дорогой командир!

  Капитан улыбнулся ему и обратился к Горелову.

  - Федор Михайлович,- сказал он смягчившимся голосом,- немедленно приведите в готовность двигатели. Потеря даже десяти процентов мощности в данном случае не имеет значения.

  Горелов побледнел так, как это бывает иногда с очень смуглыми людьми: его лицо стало серовато-желтого, воскового цвета, но возле скул играли желваки я глаза смотрели твердо и решительно.

  - Товарищ командир,- сказал он чуть хриплым от волнения голосом,- в качестве главного механика считаю своей обязанностью доложить вам, что подлодка должна оставаться на месте. Отправляться без прочистки дюз слишком рискованно. В особенности... из-за какого-то мальчишки, который, в сущности, уже давно и наверняка погиб...

  Чувство дисциплины, которым так гордятся советские моряки, взяло верх, и после первого невольного движения, похожего на подготовку к прыжку, Марат остался неподвижно лежать на койке с расширившимися глазами, вытянувшись, как тугая струна. Зоолог пробормотал что-то, хотя и невнятное, но определенно яростное. Комиссар молча, но пристально смотрел на Горелова. Шелавин растерянно моргал и переводил близорукие глаза с Горелова на капитана и обратно, потрясенный такой свободой обращения с "подводным богом", каким всегда был в его глазах командир подлодки.

  Лицо капитана оставалось холодным, но глаза смотрели твердо, в упор, и, как всегда в таких редких случаях, это производило необычайное впечатление.

  - У нас не совещание, на котором можно было бы критиковать мои распоряжения,- не повышая голоса, сказал капитан. - Потрудитесь немедленно выполнить мой приказ. За работу дюз в пределах пониженной на десять процентов мощности вы несете полную ответственность. За недопустимую дискуссию в условиях боевого похода на вас будет наложено дисциплинарное взыскание. Вы можете удалиться к своему посту, товарищ военинженер.

  Капитан пристально смотрел в лицо Горелову. После мгновенного, почти неуловимого колебания, Горелов молча поклонился и, опустив голову, шаркая большими ногами, медленно вышел из госпитального отсека.

x x x

  Стоя в центральном посту возле вахтенного начальника старшего лейтенанта Богрова, зоолог едва почувствовал толчок от первого взрыва, в кормовой дюзе. Это было в шестнадцать часов пятнадцать минут. "Пионер" чуть вздрогнул и двинулся в путь. Старший лейтенант перевел рычажок на щите управления к следующему делению. Последовали новые взрывы - один за другим, все учащаясь, и зоолог чувствовал уже не отдельные толчки, а мелкую, почти сливающуюся дрожь.

  Из соседней радиорубки через открытую дверь послышался голос старшего радиста Плетнева:

  - Павлик!.. Павлик!.. Отвечай!.. Говорит "Пионер"... Говорит "Пионер"...

  Справа на соседнем небольшом столике курсограф автоматически наносил на свою карту путь, пройденный подлодкой. Такой же курсограф помещался на столе возле щита управления.

  У круглого стола в середине поста, над голубой картой рельефа дна Саргассова моря, склонился капитан. Не поднимая головы, он сказал:

  - Александр Леонидович! Общее направление - зюйд, курс - зигзагообразный, через каждые пять минут менять с зюйд-веста на зюйд-ост и обратно. Выслать разведчиков обоих бортов на полную дистанцию. Корпус разогреть, идти на пару, глубина - пятьсот метров, скорость - восемь десятых. Надо учесть дюзы...

  - Есть, товарищ командир! - ответил старший лейтенант Богров и точно повторил отданные ему распоряжения.

  - Лорд, какую скорость может развить кашалот? - спросил капитан, выслушав ответ лейтенанта.

  - Это зависит, капитан,- сказал зоолог,- от тех причин, которые приводят его в бегство, а также от пола, возраста, величины и силы данного экземпляра. Под влиянием простого испуга взрослый, средней силы кашалот-самец проходит от восьми до десяти и даже двадцати миль в час, а с гарпуном в спине, под влиянием боли, страха и ярости, он тащит лодку со скоростью до тридцати миль. Судя по рассказам Марата и Ивана Степановича о величине нашего кашалота, он, вероятно, делает сейчас не менее тридцати миль.

  - Таким образом,- заключил капитан, выпрямляясь над столом,- он впереди нас на расстоянии шестидесяти - семидесяти пяти миль. Если только он резко не изменил направления, мы должны его найти и настичь не позднее чем через два - два с половиной часа.

  В радиорубке голос Плетнева монотонно повторял:

  - Говорит "Пионер"... Говорит "Пионер"... Отвечай, Павлик!.. Отвечай!.. Павлик!.. Павлик!.. Говорит "Пионер"...

  На круговом и сводчатом экране мелькали тени больших и малых рыб. Они передвигались на нем со стороны носа подлодки к ее корме и таяли там, как небольшие бесформенные облачка. Ни малейших признаков движения подлодки зоолог не чувствовал: на полном ходу не было уже ни сотрясений корпуса, ни даже мелкой дрожи.

  Между тем, как показывали приборы на щите управления, подводный корабль, окруженный тонкой оболочкой из горячего пара и делая около восьмисот взрывов в минуту, несся уже со скоростью семидесяти пяти миль в час.

  Каждые пять минут "Пионер", плавно поворачивая, менял направление. Курсограф немедленно отмечал на своей карте эти повороты. Внезапно на экране, впереди по правому борту, показалась густая темная масса, быстро двигавшаяся наперерез подлодке. Под этим местом экрана на тотчас зажглась красная лампочка и послышался звонок автоматической тревоги. И капитан и лейтенант, ничего не предпринимая, чтобы избегнуть встречи с этой массой, лишь внимательно следили за ее приближением.

  Ровно через пять секунд подлодка сама наклонила свой нос, и, переменив глубину, прошла как раз под огромной плотной стаей каких-то больших рыб.

  - Тоже автоматика? - спросил удивленный зоолог. Ему впервые пришлось видеть такое самостоятельное поведение подлодки.

  - Разумеется! - ответил капитан. - Если в течение пяти секунд носовая мембрана ультразвукового прожектора непрерывно воспринимает сигналы о каком-либо одном и том же препятствии прямо на пути, то автоматический механизм передает сигнал кольцевым дюзам, которые играют у нас роль рулевого аппарата, и подлодка автоматически меняет курс в свободном направлении. Когда же впереди другой мембраны, которая при новом курсе заменила носовую, препятствие исчезает, автоматический механизм выводит подлодку на прежний курс.

  - Замечательно! - проговорил восхищенный зоолог.- Но зачем же, в таком случае, нужны тревожный звонок и красная лампочка?

  - На случай, если у командира подлодки имеются какие-либо другие намерения, а не просто желание обойти это препятствие. Для этого автомат и ждет пять секунд.

  Капитан вновь погрузился в свои расчеты. Воцарилось длительное молчание.

  Через короткие промежутки из радиорубки слышался как будто усталый, монотонный голос Плетнева:

  - Павлик! Отвечай, Павлик! Говорит "Пионер"... Говорит "Пионер"... Павлик!.. Павлик!..

  - Сколько мы прошли по прямой, Александр Леонидович? - тихо обратился зоолог к старшему лейтенанту. - Мы в пути уже около тридцати пяти минут.

  Лейтенант посмотрел на карту под пером курсографа и на указатель пройденного расстояния.

  - Тридцать одну милю, Лорд. Если мы настигнем кашалота, то думаю, не раньше, чем на шестидесятой миле.

  Зоолог страдальчески поморщился и, не сводя глаз с экрана, спросил:

  - Вы сомневаетесь, настигнем ли мы его?

  Лейтенант пожал плечами.

  Послышался тонкий писк телефонного аппарата.

  Капитан включил репродуктор и экран телевизора. На экране показался тускло освещенный участок круглого, как усеченный конус, тоннеля. Множество прямых труб тянулось горизонтально от основания конуса к его усеченной вершине. В сумраке этого тоннеля, среди труб, виднелась фигура человека. Человек этот что-то делал там, изогнувшись в самой неудобной позе.

  Из репродуктора раздался задыхающийся, но довольный голос Горелова:

  - Разрешите доложить, товарищ командир. Я попробовал на ходу прочистить дюзы, не разбирая их. Это мне удалось, и вы можете довести ход судна до максимального .

  Лицо капитана выразило удивление и радость:

  - Благодарю, Федор Михайлович. Но вы напрасно рисковали собой, отправляясь в эту камеру. В конце концов, не так уж важны эти десять процентов потери мощности. Ну, выходите скорей, и прошу явиться ко мне.

  - Слушаю, товарищ командир. Выключив репродуктор и экран, капитан обернулся к старшему лейтенанту и, улыбаясь, сказал:

  - Пустите на десять десятых, Александр Леонидович! - и продолжал: - Вот это механик! Он, очевидно, органически не может примириться хотя бы с малейшим дефектом в работе его механизмов. Ради этого он готов был даже на жестокость... на такую жестокость! По-моему, это уже уродство, какое-то уродливо разросшееся чувство профессиональной чести!

  - Во всяком случае, для советского человека это действительно нечто ненормальное,- согласился зоолог. И, помолчав, добавил: - А человек, жестокий к детям, всегда останется для меня антипатичным. Да!

  В синем комбинезоне, с красным, покрытым пятнами копоти лицом, с почти черными руками, вошел Горелов. Его глаза немного смущенно, но весело и открыто смотрели на капитана.

  Капитан встретил его дружелюбной улыбкой.

  - Нехорошо, нехорошо, Федор Михайлович! - говорил он, пожимая руку Горелову. - Ведь там ужасная температура. Изжариться можно! А лишние восемь - десять миль хода не так уже важны сейчас "Пионеру".

  - Прошу прощения, Николай Борисович! Я не мог допустить такого положения в походе. А сердце у меня хорошее, и я не боюсь жары.

  Капитан помолчал и медленно произнес:

  - Вы, вероятно, хотели сказать, Федор Михайлович, что сердце у вас здоровое... Ну ладно! Идите к себе. И все же,- добавил он, усмехнувшись,- ждите появления вашей фамилии завтра в приказе...

  Горелов поклонился и молча вышел. Капитан погрузился в рассмотрение карты рельефа дна и течений.

  Наверху, на куполе экрана, появилась большая длинная тень с правильными и плавными очертаниями, заостренная спереди и слегка закругленная сзади. Маленькое волнующееся облачко на заднем конце фигуры позволило с точностью установить, что именно она означает.

  - Пароход над нами,- сказал старший лейтенант. - Идет к Тринидаду или в Каракас.

  - Об этом вам тоже донес ультразвуковой прожектор? - недоверчиво спросил зоолог.

  - Нет! - улыбнулся старший лейтенант. - Но через эту пустынную часть Атлантического океана в том направлении, куда судно идет, проходит только один более или менее оживленный путь - из Лондона к северным берегам Южной Америки: Тринидад - Джорджтаун - Каракас.

  Наступило долгое молчание. Если бы не движение теней на экране, могло показаться, что подлодка замерла на месте. Даже монотонные, нагоняющие тоску вызовы Плетнева, казалось, слились с тишиной в центральном посту и не нарушали ее.

  "Что с Павликом? - думал зоолог. - Где он теперь? Жив ли он еще, бедный мальчик? Каким чудом, какой случайностью он держался на кашалоте? Если правда, что он был на нем... Не померещилось ли Марату? Может быть, несчастный ребенок лежит сейчас где-нибудь в другом месте - бессильный, беспомощный, может быть, раненый,- и ждет спасения?.."

  - Отвечай, Павлик! Отвечай, Павлик!.. Говорит "Пионер "...

  Зоолог не мог оставаться спокойно на месте. Ему нужно было что-то делать, куда-то спешить, бежать, искать... Это безделье, эта мертвая тишина, полное отсутствие каких бы то ни было признаков движения корабля действовали на него угнетающе.

  - Павлик! Павлик! Говорит "Пионер"... Говорит "Пионер". Отвечай, Павлик!

  - Пятьдесят минут, Александр Леонидович,- взглянул на часы зоолог. - Сколько мы прошли по прямой?

  - Пятьдесят одну милю, Лорд.

  - И ничего не видно... Ничего не видно... - вздохнул зоолог, возобновляя хождение по каюте. Но через секунду он резко остановился:

  - Капитан, что вы думаете делать, если, пройдя еще пятнадцать, двадцать, наконец тридцать миль, мы не найдем этого кашалота?

  Капитан поднял голову и молча посмотрел на зоолога. Потом ответил:

  - Я обшарю ближайший участок океана, но найду этого зверя. Мне нужно убедиться, на нем мальчик или нет... Если только он не сорвался с кашалота...

  Он помолчал и добавил:

  - Одного я понять не могу: почему он не пускает в ход оружие? Ведь с ним ультразвуковой пистолет и электрические перчатки. Он ведь научился отлично пользоваться ими. В чем же дело? Может быть, он ранен...

  Зоолог стоял на месте, опустив голову. Каждое слово капитана как будто обрывало какую-то ниточку в его сердце. Ах, Павлик, Павлик... Такой славный, такой хороший мальчик!

  - Отвечай, Павлик! Отвечай, Павлик! Говорит "Пионер"... Говорит "Пи..."

  Из радиорубки послышался вдруг грохот опрокинутого стула, тоскливый голос Плетнева оборвался на полуслове, на мгновение перешел в какое-то неразборчивое бормотание, икоту, и внезапно радист разразился отчаянным криком:

  - Говори, Павлик! Я слышу! Я слышу!.. Идите сюда! Сюда! Он говорит!.. Где ты, Павлик? Где ты? Говори, я слышу!

  Сломя голову все, кроме вахтенного начальника, бросились из центрального поста в радиорубку.

Глава XIII. НА СПИНЕ КАШАЛОТА

  Открыв глаза, Павлик увидел ту же черноту, что и с закрытыми глазами.

  Сила, прижимавшая Павлика книзу, немного ослабела, и он с трудом приподнял голову. Какой-то тяжелый черный занавес частыми рывками бил и неслышно хлестал по передней стенке шлема, голова вместе со шлемом моталась вперед и назад, порой больно ударяясь внутри него.

  Струя воды мягко, но сильно нажимала на грудь и голову, отбрасывала назад свободно висевшие ноги, старалась сорвать с места, сбросить в черную бездну. Под Павликом ритмично покачивалась какая-то огромная скользкая масса, возле которой он держался непонятным образом, будто приклеенный.

  Вдруг все стало ясным: он на кашалоте... Несется в пространство на взбешенном гиганте, который одним ударом могучего хвоста может превратить его в порошок, даже не разбивая скафандра...

  Ужас охватил Павлика; казалось, что опять уходит сознание. В отчаянии он приник головой и грудью к телу зверя. Нажим и порывистые удары встречной струи стали слабее за его крутым боком. Из груди мальчика вырвался стон, но первый же звук в гулком шлеме отрезвил его. Он закусил губу. Мелькнула мысль: может быть, радио действует и кто-нибудь услышит его? В самом деле: может быть, действует радио? Может быть, оно само по себе исправилось? И в тот же миг из его горла вырвался громкий крик- вопль надежды и отчаяния:

  - Виктор Абрамович! "Пионер"! Слушай, "Пионер"! Это я! Павлик! Спасите! Помогите!

  С дрожащими губами Павлик напряженно прислушивался, стремясь уловить хотя бы слабый отклик.

  Пустое и страшное молчание по-прежнему окружало его со всех сторон...

  Тогда он опять уронил голову на тело кашалота, закрыл глаза и горько заплакал...

  Это длилось недолго - всего лишь одну-две минуты. Плач прекратился внезапно. Неожиданная мысль сверкнула так ярко, что, казалось, осветила тьму окружающих глубин.

  Кашалот уходит от лодки все дальше и дальше... Это - гибель... гибель... И чем дальше, тем гибель вернее. Нельзя оставаться на нем. Надо уйти от него. Куда? Где подлодка? Где искать? Безграничные глубины вокруг. Без границ! Без края! Но кверху, кверху!.. Это совсем близко! Подняться вверх! Там спасение! Там проходят суда, пароходы. Его увидят, выловят, поднимут... "Откуда ты, мальчик? Какой чудесный скафандр на тебе!.."

  Павлик чуть не закричал от острого приступа отчаяния.

  Нельзя!.. Нельзя! "Откуда ты, мальчик?" - "Из СССР, из советской подводной лодки "Пионер"..." - "Ах, из СССР? Из советской подлодки?! Расскажи, расскажи". Нельзя! Лучше умереть А может быть, Плетнева не было сейчас в радиорубке? Может быть, он выходил и теперь вернулся?

  - Виктор Абрамович!.. "Пионер"! Слушай, "Пионер"! Помогите! Это я! Павлик! Павлик! Помогите!

  Ему стало так жалко себя, что губы опять задрожали и скривились, готовые к плачу, и глаза налились горячими, обжигающими слезами. Он всхлипнул, но сейчас же спохватился и напряженно прислушался.

  Ответа не было.

  Нет, радио совсем испорчено. Что же делать? Что делать? Оставаться на кашалоте? Но куда он занесет? Остановить его? Как? Чем? Перчатки... Пистолет... Они бесполезны: фонарь потух, радио не действует - значит, нет электричества...

  Навстречу, совсем близко, пронеслась огромная тень с двумя изогнутыми рядами горящих матово-желтых зубов. На мгновение осветились чудовищная дугообразная пасть акулы под длинным выступающим рылом и светлое шероховатое брюхо. Через минуту, такая же, а может быть, та же самая акула появилась позади и сбоку, быстро догнала кашалота и, метнувшись кверху, изогнувшись дугой, описала вокруг него круг, прошла совсем близко от Павлика, пронеслась вперед и вернулась обратно. За первой акулой, из тьмы глубин, как будто порождаемые ею, появлялись одна за другой все новые и новые, с раскрытыми пастями и тускло светящимися тупыми свиными глазками. Молчаливым хороводом они кружили вокруг кашалота и Павлика, все теснее, все ближе смыкая круги.

  Стало настолько светло, что Павлик ясно видел позади себя огромный, шестиметровый хвост, работающий плашмя вверх и вниз - совсем не так, как у настоящих рыб, у которых плоскость хвоста стоит ребром, вертикально, и двигается справа налево и обратно. Только теперь, увидев такую работу хвоста, Павлик понял, почему кашалот двигался какими-то резкими, порывистыми скачками.

  Впереди Павлик едва различал небольшой плавник - всего метра в два длиной и около метра высотой,- смешно торчавший сбоку, как свиное ухо, посередине между спиной и брюхом. Павлик знал, что там, возле этих плавников, находились маленькие бычачьи глаза кашалота, начиналась его чудовищная голова и страшная пасть.

  Кашалот как будто забеспокоился. Движения его огромного тела под Павликом стали резче, порывистей, могучий хвост заработал с новой энергией, и встречная струя ударила в Павлика с такой силой, что он с трудом мог пригнуться к спине кашалота и спрятать голову за жировым бугром.

  Акулы не отставали. Чувствовали ли они усталость гиганта или надеялись на свое численное превосходство, а может быть, эти глубоководные хищницы отличаются в повадках от своих родственниц с поверхности, которые никогда не осмеливаются нападать на кашалота,- но видно было, что преследование продолжается с возрастающей настойчивостью.

  Кашалот переменил положение. Он слегка поднял переднюю часть тела, с головой, и по наклонной линии направился кверху работая хвостом, как огромным винтом. Может быть, ему пора уже было подышать свежим воздухом, хотя возможно, что он стремился избежать нападения акул и выйти из этих опасных глубин.

  Акулы, вероятно, поняли намерение кашалота. В первый же момент, когда он изогнувшись, устремился к поверхности, одна из них, выплывая из-под него, слегка изменила направление, перевернулась на спину и, сделав скачок, вцепилась в плавник под глазом кашалота. Но в то же мгновение одним неуловимым движением гигант повернулся, и акулу, висевшую на плавнике, занесло по инерции вперед, прямо в его раскрытую пасть.

  Миг - и ужасные челюсти сомкнулись, огромная акула была разрезана, как карандаш, и обе ее половины медленно пошли ко дну. В этот же момент другая акула случайно попала под удар хвоста и с переломленным хребтом, изогнувшись, как сломанная кукла, тоже начала погружаться на дно.

  Этих двух жертв было достаточно, чтобы отвлечь внимание всей стаи. Прожорливые хищники немедленно набросились на извивавшиеся еще тела своих погибших собратьев.

  Кашалот между тем быстро шел на поверхность. Становилось все светлее и светлее. Внезапно раздвинулись, распахнулись воды, и двумя мощными ударами хвоста кашалот поднялся, как исполинская черная свеча, над поверхностью почти на две трети своей длины.

  На короткое мгновение голова Павлика показалась над волнами, поднятыми кашалотом, и сейчас же скрылась под водой. Но и этого мгновения было достаточно, чтобы увидеть вокруг на поверхности несколько фонтанов, характерных для кашалотов, две шлюпки с людьми на воде и небольшой пароход под парами, шедший как раз в сторону Павлика.

  Кашалот лежал почти неподвижно на поверхности, выпуская не вверх, как все киты, а вперед и вбок фонтаны распыленной воды и пара, словно высокие белоснежные страусовые перья. Вероятно, он очень устал, хотел отдохнуть и набраться сил. Шлем Павлика слегка поднимался над водой и с бьющимся сердцем мальчик повернул голову и краешком глаза посмотрел назад.

  Пароход, сбавив пары, осторожно приближался. Павлик заметил на его носу гарпунную пушку.

  Здесь, на поверхности океана, Павлик впервые смог наконец осмотреться и понять свое необычайное положение на кашалоте. Вглядевшись, он вскрикнул от изумления.

  Теперь Павлику стало понятно, каким образом он так крепко держался на кашалоте. Небольшой обломок гарпуна, торчавший в боку кашалота, случайно проскочил в кольцо, на котором висели у пояса ножны утерянного в борьбе с осьминогом кортика. Гарпун так плотно вошел в кольцо, что даже огромное сопротивление воды при яростном движении кашалота вперед не могло сорвать Павлика с места. Точно так же лишь теперь Павлик заметил, что крышка от щитка управления на поясе свисала, обнажив все кнопки и рычажки, которыми управлялись механизмы и аппараты скафандра. Очевидно, Павлик, еще находясь в трюме каравеллы, от нетерпения вгонял кортик не туда, куда следовало, и нечаянно нажал кнопку от крышки. Она упала вниз, открыв щиток управления. Машинально закрыв теперь крышку, Павлик сейчас же забыл о ней, занятый наблюдением за всем, что делается на поверхности океана. Оглянувшись, он увидел, что пароход продолжает неслышно подходить к кашалоту и что на его носу, возле гарпунной пушки, люди суетятся, готовясь, вероятно, к выстрелу.

  Павлик замер, затаив дыхание.

  Сейчас будет выстрел. Кашалот будет убит. Его, Павлика, снимут... "Откуда ты, мальчик?" Он не виноват. Это кашалот вынес его на поверхность. "Какой замечательный скафандр на тебе, мальчик!" Они его снимут. "Павлик, это измена! Это - подлость". Так скажет капитан и все... Все так скажут... Но что можно сделать? Кашалот устал - он отдыхает, он спит, он не подозревает об опасности. Отцепиться от кашалота? Остаться одному? Но что он будет делать в глубинах без света, без оружия, без механизмов? Он погибнет! Лучше с кашалотом вместе: он его уже два раза спас. Только не отдавать скафандр, не выдавать...

  - А-а-ах!

  Не думая, не рассуждая, Павлик отчаянно вскрикнул и изо всех сил ударил кулаком по обломку гарпуна, на котором висел.

  Кашалот вздрогнул, метнулся в сторону и, высоко подняв хвост, ударил им плашмя по воде с такой силой и громом, что, казалось, где-то рядом, над ухом, раздался оглушительный залп из нескольких орудий. В следующее мгновение, обезумев от боли, гигантское животное стремительно нырнуло в глубину, подняв над водой вертикально хвост и заднюю часть тела вместе с висевшим на ней Павликом.

  В каком-то оцепенении, почти без чувств, Павлик лежал на боку кашалота, спрятав голову за жировым бугром.

  Последняя, может быть единственная, возможность спасения исчезла! Он, Павлик, сам отказался от нее, сам убежал от нее. Куда несется сейчас полный ярости кашалот? Сколько может еще он, Павлик, держаться на нем? Надолго ли хватит ему воздуха в баллоне скафандра? А пища?

  Мысль о пище неожиданно напомнила Павлику, что он голоден. Перед выходом из подлодки он вкусно и сытно позавтракал, но с тех пор прошло, вероятно, уже часов восемь. Его термос полон горячего какао. Надо растянуть этот запас на возможно большее время. Он сделает лишь три-четыре глотка - не больше. Надо экономить.

  Кашалот стремительно несся на небольшой глубине. Он еще не успокоился и двигался резкими, порывистыми скачками, глубоко поджимая под себя огромный хвост и мощно выбрасывая его вверх. Было достаточно светло, как бывает светло днем в Саргассовом море на глубине ста - ста двадцати метров; стояли светлые ярко-зеленые сумерки.

  Павлик открыл крышку на щитке управления, перевел и нажал кнопку от термосного аппарата. Сейчас же он почувствовал на губах прикосновение круглого и гладкого кончика трубки. Павлик с наслаждением сделал несколько глотков.

  Ставя на место кнопку от термоса, Павлик вдруг застыл с открытым ртом. Какая непростительная глупость! Ведь он вызывал радиостанцию "Пионера", а между тем его собственный радиоаппарат настроен на волны зоолога, Скворешни и Марата. Ведь он только с ними поддерживал разговор возле затонувшего испанского корабля! Как он это упустил из виду?! Как он мог это забыть и вызывать подлодку, не настроившись на волну ее радиостанции?

  Трясущимися руками Павлик пошарил по щитку управления - раз... потом еще раз... Рычажка от радиоаппарата не было на месте. В необычайном волнении Павлик согнулся и попробовал рассмотреть все, что находится на щитке. Но свет, как будто достаточно яркий, оказался обманчивым: ничего нельзя было различить на расстоянии полуметра от щитка.

  "Куда же все-таки делся рычажок? Неужели сломан и сорван с места? Как? Когда? Осьминог... Да, да, конечно... это он..."

  Павлик медленно проводил металлическим пальцем по пустому месту между рычажком от винта и кнопкой осветительного фонаря. Вдруг сердце замерло. Стерженек, на котором держалась кнопка, был согнут, и кнопка прижата и щитку между позициями "вкл" и "выкл". Может быть, только поэтому и не горит фонарь? Павлик стал осторожно отгибать и выпрямлять кнопку. Потом с еще большей осторожностью начал переводить ее по вырезной щели на позицию "вкл".

  Луч яркого света ударил из фонаря на шлеме. И одновременно, как будто слившись с ним, из груди Павлика вырвался крик радости.

  Кашалот, испугавшись света, бросился в сторону, но Павлик даже не заметил этого рывка. Он громко и радостно смеялся.

  Какое счастье - свет! Какая радость - свет! Как легко и весело на душе! Но ведь это значит, что есть электричество! Есть энергия для винта! Для радио! Ура! Ура!

  Павлик опять залился веселым, счастливым смехом, но внезапно замер, и лицо его сделалось серьезным и озабоченным.

  "Радио, вероятно, не будет работать, потому что нет рычажка управления и настройки. Надо попробовать винт. А куда плыть, если он даже и будет работать?.. Ну, об этом после. Сначала винт".

  Павлик попытался перевести рычажок управления винтом по дужке на позицию "малый ход". Рычажок не тронулся с места.

  Павлик нажал сильнее. Рычажок пошел гладко, без защелкивания и заскакивания в гнезда различных позиций. Сняв с пояса запасный фонарь, висевший на шнуре, Павлик нажал кнопку и направил его свет на щиток управления.

  Присмотревшись, он увидел, что рычажок от радиоаппарата отведен далеко в сторону и задвинут под рычажок от винта, который поэтому высоко приподнят над дужкой с позициями, ходит свободно и не производит включений.

  "Ах, проклятый осьминог! Вот что он наделал! И как он только умудрился?"

  Через несколько минут осторожной, терпеливой работы оба рычажка били разъединены и поставлены на свои места.

  Павлик хотел первым делом проверить работу радиоаппаратуры - и не мог. В решительную минуту полный страха и надежд, он боялся этого последнего испытания. Наконец с замирающим сердцем Павлик чуть тронул рычажок радиоаппарата и перепел его на волну "Пионера".

  - Говорит "Пионер!" Павлик! Отвечай, Павлик!

  Все закружилось перед глазами Павлика. Он хотел что-то сказать, крикнуть, но слезы хлынули из глаз, спазмы сжали горло и лишь хриплые, невнятные звуки вырывались из раскрытого рта.

  - Отвечай, Павлик! Отвечай! Говорит "Пионер"!

  - Это я! Это я, Павлик! Я здесь! Я здесь! Помогите!.. Помогите!..

  Слезы текли по смеющемуся, радостному лицу, крики прерывались счастливым смехом:

  - Я здесь, Виктор Абрамович! Я на кашалоте! Он несет меня куда-то! Где вы? Где вы? Помогите!

x x x

  Подлодка вырвалась из темных глубин, волоча за собой короткий туманный быстро таявший шлейф. Она беззвучно и легко неслась, как, вероятно, несутся планеты в безвоздушном мировом пространстве.

  В паническом испуге, напрягая всю свою чудовищную силу, почти судорожными скачками кашалот ринулся обратно в глубину.

  Под шлемом послышался голос капитана.

  - Павлик! Эта погоня может продолжаться неизвестно сколько. Надо убить кашалота. Ты сможешь это сделать?

  У Павлика сжалось сердце. Он помолчал, не находя слов, потом ответил:

  - Смогу, товарищ командир! Только мне жалко его.

  - Ничего не поделаешь, Павлик,- сказал капитан. - Не стрелять же нам в него из ультразвуковой пушки. Вмешался взволнованный голос Марата:

  - Разрешите, товарищ командир. Разрешите сказать...

  - Говорите, Марат, говорите.

  - Действительно, очень жалко. Кашалот дважды спас Павлика - от осьминогов и от акул. Пусть живет, товарищ командир. А Павлику прикажите запустить винт на полный ход и вперед вдоль тела кашалота. Павлик легко сорвется и уйдет от его хвоста. Опять раздался голос капитана:

  - Ты слышал, Павлик, предложение Марата?

  - Слышал, товарищ командир. Это очень хорошо. Я сейчас так и сделаю...

  Павлик открыл щиток управления и выдвинул наружу винт и рули. Потом нащупал рычажок от винта и резко передвинул его на крайнюю позицию слева - "десять десятых" - самый полный.

  От неожиданного сильного толчка все потемнело и завертелось перед глазами Павлика. Потом он увидел стремительно уносившуюся в глубину огромную тень кашалота, а позади медленно надвигающуюся, как гора с массой правильных продольных морщин, подлодку.

  С правого борта подлодки откинулась площадка, раздвинулись металлические двери. Перейдя на малый ход и изогнувшись дугой, как рыба, Павлик скользнул в широкое отверстие, ярко освещенное желтоватым светом электрических ламп.

Глава ХIV. БОМБАРДИРОВКА ГЛУБИН

  В центральном посту вахтенный, лейтенант Кравцов, сидел перед щитом управления, задумчиво глядя на экран и его купол. В голубых сумерках экранного поля мелькали темные силуэты встречных рыб, головоногих, моллюсков самых разнообразных форм и размеров.

  Подлодка шла на шести десятых хода; пятьдесят пять миль в час - средний крейсерский ход, при котором не перенапрягался материал взрывных дюз, не было надобности накаливать корпус и окружать его паровой оболочкой. Время от времени глаза лейтенанта пробегали по созвездиям маленьких зеленых лампочек, спокойно горевших на щите управления и на круглой стене центрального поста, успокоительно доносивших о ровной, ничем не нарушаемой работе всех механизмов и агрегатов подводного корабля.

  Лейтенант вдруг очнулся, протянул руку к телефонному щитку, и спокойное лицо его оживилось. Он нажал кнопку под номером двенадцать, и сейчас же рядом со щитком осветился небольшой матово-серебристый экран. На нем появилось изображение госпитального отсека, несколько коек, двух лежащих на них фигур и зоолога в белом халате, рассматривающего на матовый свет лампы какую-то пробирку. Зоолог повернул голову и вопросительно вскинул глаза на экран.

  - Простите, Лорд,- тихо, почти шепотом, произнес лейтенант,- не терпится узнать, что поделывает Павлик. Зоолог кивнул головой.

  - Спит,- так же шепотом ответил он, подходя совсем близко к экрану и почти целиком заполняя его своей бородой. - Спит, но не очень хорошо. Должно быть, нервы разгулялись: вскрикивает, поднимается в полусне, что-то бормочет и опять засыпает.

  - Ну, ничего... - начал было лейтенант, но не успел окончить.

  Снаружи внезапно донесся глухой, но мощный удар, сопровождаемый коротким грохотом, вырвавшимся из рупора гидрофона. Ни лейтенант, ни зоолог не успели еще прийти в себя от этой неожиданности, как огромный подводный корабль взметнулся носом кверху, сейчас же нырнул вниз, потом, не замедляя хода, под непрерывные грохочущие удары судорожно заметался, точно бросаемый непонятной силой вверх, вниз, во все стороны.

  Зоолог был отброшен от экрана на ближайшую койку. Лейтенант, инстинктивно схватившись рукой за ножку привинченного к полу стола, удержался на месте. Его глаза скользнули по большим круглым часам, висевшим на стене: было ровно восемнадцать часов. Машинально, не сознавая еще, что произошло, он нажал пальцем свободной руки кнопку тревоги: "Внимание! Все по местам!"

  В мгновение все коридоры подлодки наполнились топотом бегущих ног, потом сразу наступила тишина, прерываемая лишь частыми глухими ударами.

  Еще держа палец на кнопке тревожной сигнализации, лейтенант мельком взглянул на круговой экран и застыл в недоумении. В глубокой перспективе экрана, на той его полосе, куда со своих дальних дистанций посылали сообщения инфракрасные разведчики корабля, с необычайной быстротой неслась навстречу "Пионеру", клубясь и разрастаясь, огромная темная туча. Впереди тучи, словно настигаемые пожаром, мчались бесчисленные массы морских животных. Ближайшие к подлодке рыбы также стремительно поворачивали и в общей панике устремлялись ей навстречу.

  - Простите, Лорд... сигналы... - торопливо проговорил лейтенант и выключил телефон и телевизор, оставив Зоолога в состоянии полного недоумения и растерянности.

  Вслед за тем лейтенант повернул на щите управления навстречу друг другу два штурвала; на одном из них виднелась надпись: "Разведчик правого борта", на другом - "Разведчик левого борта".

  Туча сразу закрыла узкую верхнюю полосу па передней части экрана и нижнюю часть его купола.

  - Черт возьми! Что же это значит? Неужели подводное извержение? - вполголоса проговорил лейтенант, давая подлодке задний ход и сейчас же полностью останавливая работу дюз.

  В центральную рубку поспешно вошел капитан и пошатнулся от резкой остановки движения корабля.

  - В чем дело, товарищ лейтенант? - спросил он еще в дверях.

  - По донесениям приборов, товарищ командир, впереди что-то непонятное и, во всяком случае, угрожающее. Поэтому я остановил подлодку до ваших распоряжений.

  Капитан увидел на экране быстро надвигавшуюся тучу. Глухие удары продолжали доноситься снаружи, сопровождаемые гулом из рупора гидрофона. Корабль мотало на месте не переставая.

  - Хорошо сделали,- одобрил действия лейтенанта капитан. - Какое расстояние до источника звуков? Их направление? - продолжал он отрывисто спрашивать, держась за стол и внимательно рассматривая клубящуюся мглу на экране и несметные стада несущихся перед нею животных.

  - Тридцать восемь миль! Прямо по носу! - быстро ответил лейтенант, взглянув на приборы у гидрофона.

  - Вызовите Арсена Давидовича сюда. Здесь очень много интересного для него,- сказал капитан и наклонился над картой; он провел на ней несколько линий, взглянул на приборы и сделал короткий подсчет. - Что такое? - выпрямился он вдруг, и лицо его сразу сделалось жестким, каменным. - Ведь это значит, что звуки несутся с нашей стоянки. С нашей глубоководной станции!

  В этот момент в центральный пост торопливо вошли зоолог и старший лейтенант Богров.

  Услышав последние слова капитана, они быстро оценили положение.

  - Нет никакого сомнения, товарищ командир,- сказал старший лейтенант,- удары несутся из района нашей стоянки. Все это очень похоже на подводное извержение вулкана с тучей поднятого со дна ила, пепла, размельченного туфа...

  - Да, да... - подтвердил лейтенант Кравцов. - Это первое, что и мне пришло в голову.

  Капитан с сомнением покачал головой и задумался. Зоолог молча, не отрываясь, смотрел на экран.

  Первые отряды обезумевших обитателей моря приближались к подлодке, в двадцати километрах от нее встречаемые уже ультразвуковыми прожекторами, которые пересылали их изображения на нижнюю полосу экрана.

  Впереди всех, поближе к поверхности, стрелой летели острорылые дельфины. Теперь им было не до игры. Лишь изредка они взмывали кверху, делали прыжок над водой, чтобы обновить запас воздуха в легких, и вновь стремительно неслись вперед. Следом за ними, не отставая, мчались такие замечательные пловцы, как золотая макрель, бониты, меч-рыбы, барракуды, акулы, несколько крупных кальмаров. Вытянув в виде трубы все десять щупалец, они мчались задом наперед, всасывая своими воронками и выбрасывая затем мощные струи воды. Стадо кашалотов, голов в тридцать, разбрасывая головами, словно таранами, окружавшую их мелочь, молотило ее затем позади себя своими мощными хвостами. За этими хищниками и властителями глубин, на некотором расстоянии, сплоченно или врассыпную, изо всех сил неслась остальная масса перепуганных животных, и грохот от каждого удара как будто придавал им новые силы и новую быстроту. Их последние ряды постепенно заволакивались грозовым фронтом настигавшей их тучи.

  Проникшие уже далеко в глубины этой тучи разведчики посылали оттуда на экран смутные очертания множества тел погибших животных, плывших вверх брюхами или вертевшихся во все стороны под действием неожиданно возникших здесь невидимых струй, течений и подводных волн.

  Капитан поднял наконец голову, приняв, по-видимому, какое-то решение.

  - Нам во что бы то ни стало необходимо узнать, что там происходит,- обратился он ко всем находившимся в центральном посту. - Источник звуков остается на одном и том же месте. Мы должны, следовательно, приблизиться к нему по крайней мере еще на десять километров - на дистанцию, с которой можно будет при достаточной безопасности для корабля воспользоваться помощью наших разведчиков... Дайте три десятых хода вперед, Юрий Павлович,- приказал он лейтенанту Кравцову.

  В непрекращающейся качке корабль тронулся с места и вскоре вошел в гущу панически мчавшихся животных. Еще через несколько минут клубящаяся мгла заполнила весь круговой экран и его купол. Неисчислимыми массами проносились на экране трупы рыб, морских ежей, морских звезд, голотурий, офиур, морских лилий, крабов, рачков, медуз и сифонофор. Среди них в огромном количестве попадались исковерканные, разорванные тела глубоководных горгоний и морских перьев, пучки