Адамов Григорий - Тайна двух океанов

ком деле...

  - Координаты?! - закричал Цой, чуть не подскочив на стуле. - Координаты?!

  - Да-да! Координаты! - И сейчас же, как будто это слово внезапно раскрыло запертые шлюзы его памяти, Павлик быстро продолжал: - И еще там было написано: двадцать шестое мая, восемнадцать часов, потом Саргассово море и еще, кажется, что-то про гидроплан... Вот... И как будто больше ничего.

  Цой неподвижно сидел, уставившись глазами в одну точку. Губы его посерели. Скулы как-то странно заострились и выдавались еще больше, чем всегда. Павлик испуганно смотрел на него. Он никогда не видел у Цоя такого лица и теперь молчал, не зная, что сказать.

  - И больше ничего,- как будто про себя пробормотал Цой, едва шевеля губами. - Больше ничего... Да, двадцать шестое мая...

  - Я хорошо помню это число, Цой - тихо сказал Павлик, чтобы хоть разговором отвлечь своего друга от каких-то тяжелых мыслей. - Это день рождения папы. И как раз в этот день я с черепахой запутался в водорослях. Потом эта испанская каравелла, спрут и кашалот...

  Когда он замолчал, Цой медленно повернулся к нему с окаменелым лицом.

  - Ты больше ничего не помнишь, Павлик? - тихо спросил Цой. - Больше ничего из того, что случилось в этот день, двадцать шестого мая?

  Павлик вопросительно поднял глаза на Цоя.

  - А бомбардировку забыл? - все так же тихо, чужим голосом говорил Цой. - Забыл, что как раз двадцать шестого мая кто-то бомбардировал стоянку нашего "Пионера"?

  Краска залила лицо Павлика, и ему почему-то сразу сделалось жарко. Потом лицо начало медленно бледнеть. Павлик молчал, не сводя широко раскрытых глаз с Цоя.

  - Я... я был тогда болен,- с трудом произнес он наконец. - После кашалота... Мне потом рассказал Марат...

  - Так вот, выходит, спасибо, Павлик, тебе и кашалоту твоему. Спасибо за то, что вы увели нас с этого гиблого места - с этих ко-ор-ди-нат,- сказал Цой с безжизненной, деревянной улыбкой.- А что касается Марата, то он мне тоже кое-что рассказал.

  Он встал и сурово, с какой-то необычайной строгостью посмотрел на Павлика, и тот невольно тоже встал.

  - Помни, Павлик! - сказал Цой жестким голосом. - Помни, ты должен молчать о нашем разговоре. Никому ни слова! Ты обещаешь?

  Павлик молча кивнул головой.

  - Ты обещаешь? - повторил свой вопрос Цой.

  - Да,- едва слышно ответил Павлик.- Честное слово, Цой направился было к двери, но неожиданно, точно вспомнив о чем-то, повернулся к Павлику.

  - И еще помни, Павлик: будь настороже! Будь внимательным. Примечай, наблюдай - осторожно, незаметно... Если увидишь что-нибудь неладное, не подавай виду и сообщи сейчас же мне. Обещаешь?

  - Хорошо, Цой,- прошептал Павлик.

Глава II. ПОИСКИ ВЫХОДА

  Утром семнадцатого июля, на третий день после соединения айсбергов, шторм неожиданно затих, и установилась спокойная, безветренная погода. На помощь шторма рассчитывать уже нельзя было. Ультразвуковые пушки успели разрыхлить на льдине узкую полосу сверху донизу лишь в девять метров глубиной на каждом конце полыньи.

  Оставалось еще много десятков метров твердого, все более крепнущего льда.

  Поднявшийся над айсбергом инфракрасный разведчик донес, что море, успокоившееся и затихшее, было до горизонта покрыто сплошным торосистым ледяным полем. Еще с утра капитан приказал прекратить работу ультразвуковых пушек, явно бесцельную в этих условиях и лишь напрасно истощавшую электроаккумуляторы.

  На подлодке установилась тишина. С нею еще больше усилилось чувство беспокойства, наполнявшее теперь все помещения корабля.

  Положение казалось безвыходным. Сколько продлится этот плен? Зима в Южном полушарии была лишь в самом начале - в этих широтах она должна была продлиться еще три-четыре месяца. Между тем через месяц и шесть дней подлодка должна была быть во Владивостоке... Перспектива задержаться здесь на зимовку грозила неисчислимыми последствиями для страны и для самой подлодки.

  Люди старались не обнаруживать беспокойства, которое начало охватывать их после того, как надежда на помощь шторма исчезла.

  Художник Сидлер остановил Марата, встретив его в коридоре. Марат только что сменился на вахте в аккумуляторных отсеках и шел в столовую, чтобы позавтракать со своей сменой.

  - Слушай, Марат, что же это теперь будет? - спросил Сидлер искусственно равнодушным голосом и отводя глаза в сторону. - Как мы освободимся из такой тюрьмы?

  Марат был голоден и не собирался вести беседу на ходу в коридоре.

  - А ты думаешь, что мы кончили свой рейс в этом полярном порту? - насмешливо спросил он, пытаясь пройти мимо Сидлера, чтобы скорей добраться до столовой, откуда доносился приглушенный шум голосов, стук тарелок, звон ножей и вилок. Но Сидлер схватил Марата за пуговицу и крепко держал.

  - Подожди, подожди минутку, Марат! Ты не шути. Говорят, что вода в этой полынье быстро замерзнет, и даже до дна. Хороший будет порт, нечего сказать!

  - А кто ей позволит, воде-то, замерзнуть?

  - Но ведь на воздухе ужасный мороз! Тридцать пять градусов! И кругом лед.

  Марат с удовольствием помучил бы Сидлера еще немного своими шутками и двусмысленными вопросами, но аппетит разгорался и не допускал задерживаться почти у самого входа в столовую.

  - Слушай, Сидлер! Скажи откровенно: ты с Луны свалился, что ли? Разве ты не знаешь, что капитан оставил корпус подлодки в накаленном состоянии? Как ты думаешь, для чего это?

  - Я понимаю, что это для подогрева воды в полынье, чтобы не замерзла. Но ведь это же расточительство! Накал корпуса поглощает уйму электроэнергии. Надолго ли хватит в таких условиях нашего запаса?

  - Да,- грустно подтвердил Марат. - Что верно, то верно. Уже дней десять, с самой Огненной Земли, как мы не опускали в глубины наши трос-батареи и не заряжали аккумуляторы. Я тебе даже скажу по секрету,- добавил Марат, понижая голос,- что в аккумуляторах осталось электроэнергии не больше чем на двое суток, если держать подлодку на пару.

  Проходивший мимо Матвеев остановился и с интересом слушал.

  - Да, дорогой товарищ,- еще раз с грустью подтвердил Марат,- всего на двое суток!

  Равнодушие мигом исчезло с лица Сидлера. Он растерянно посмотрел на Марата и воскликнул:

  - Но ведь это же ужасно! А потом что? Вся полынья превратится в лед, и подлодка вмерзнет в него. Без электроэнергии мы окончательно погибнем!

  - Совершенно верно, Сидлер! Без электроэнергии нам никак нельзя. Придется приняться за зарядку аккумуляторов. Как раз сейчас я получил приказание заняться этим. Вот только позавтракаю, если позволишь, посплю часа два и примусь за дело.

  Сидлер смотрел на Марата и на посмеивающегося Матвеева недоумевающими глазами:

  - Ты смеешься, Марат?

  - Говорю совершенно серьезно.

  - Но как же? Куда же ты опустишь трос-батареи?

  - Не опущу, а подниму. Из каждой пары трос-батарей одна останется в теплой воде возле подлодки, а другую вытащим на лед. Пойми же, чудак: на воздухе триддатипятиградусный мороз, а температура воды в полынье около трех градусов выше нуля. Где ты еще найдешь для наших термоэлементных трос-батарей такой замечательный температурный перепад почти в тридцать восемь градусов? Да мы здесь зарядим наши аккумуляторы скорее, чем даже в тропиках!

  И, не дав опомниться остолбеневшему от удивления и радости Сидлеру, Марат бегом устремился в столовую.

  - Фу, как будто гора с плеч! - проговорил, с трудом приходя в себя, Сидлер.- Ну, теперь, раз имеется электрическая энергия, наше положение совсем уж не такое безвыходное! Можно бороться!

  - В том-то и задача, Сидлер,- задумчиво сказал Матвеев: - как вырваться отсюда? Ведь дни-то идут, а Владивосток еще далеко.

  Во вторую смену в столовой завтракала большая часть экипажа подлодки - человек семнадцать. Однако обычного оживления в столовой не чувствовалось. Ели рассеянно, говорили мало, пониженными голосами. Даже словоохотливый и горячий Марат, сидя, как всегда, за одним столиком со Скворешней и Павликом, молча и торопливо поглощал еду, не тревожимый на этот раз ни расспросами Павлика, ни добродушными насмешками Скворешни. Лишь к самому концу завтрака Скворешня напомнил ему о себе.

  - Ось воно як, Марат,- прогудел он, тщательно вытирая салфеткой усы,- это тебе не плотина из водорослей. Поработал бы лучше мозгами над тем, как выбраться из этой лохани. Это небось потрудней и попрактичней.

  - Выберемся,- пробормотал с полным ртом Марат, не поднимая глаз от тарелки. Он упрямо кивнул головой.

  - "Выберемся"! - недовольно повторил Скворешня.- Сам знаю, что выберемся. А вот когда и как? Надеешься на чужие головы? На начальство? Эх, вы! Фантазеры!

  - А тебе, Андрей Васильевич, в пять минут вынь да положь? - ответил Марат. - Обдумать надо. Это тебе не скалы валить,- неожиданно рассмеялся он,- да еще при помощи Павлика! Ноги вроде электрических кранов, и знай себе - валяй!

  - Ноги без головы тоже не работают, Марат Моисеевич! - не без самодовольства усмехнулся Скворешня.- А ты не увиливай. Выкладывай, что надумал. Коллективная помощь - тоже неплохая штука. Если идея стоящая и особенно в такой момент...

  - Ну давай,- охотно согласился Марат: в сущности, ему самому уже хотелось поделиться с кем-нибудь своими идеями. - Давай, будешь соавтором! Что бы ты сказал, если бы я предложил взорвать ледяную стену, которая отделяет нас от чистого моря? А?

  - Взорвать стену? - с удивлением повторил Скворешня. - Шестидесяти метров высоты и семидесяти шести метров толщины? Да на это всех наших запасов теренита не хватит.

  Его могучий бас разнесся по всей столовой, привлекая к их столику всеобщее внимание.

  - Ну, кажется, Марат наконец вступил в дело,- с улыбкой сказал зоолог.

  - Обстановка для него самая подходящая,- согласился старший лейтенант.

  - А идея, право, недурна,- откликнулся с соседнего столика Горелов. - Что кажется трудным в обыкновенных условиях, то бывает выполнимым в необыкновенных. Разве не так?

  - Так-то так,- сказал с сомнением старший лейтенант,- да ведь вот слышали, что прогремел Скворешня? Взрывчатых веществ не хватит на этакую массу старого, крепкого льда.

  - Виноват, товарищ старший лейтенант,- донесся с другого конца столовой голос Марата - Не хватит теренита - поможет нам Федор Михайлович!

  - Я?! - недоуменно спросил Горелов среди шума удивленных восклицаний и развел руками. - Да чем же я смогу заменить теренит?

  - Гремучий газ, Федор Михайлович! - воскликнул Марат. - Тот самый гремучий газ, который работает в ваших дюзах! Его-то, надеюсь, у вас хватит?

  - Ах ты, бисова козявка! - восторженно грохнул Скворешня. - Скажи на милость! Идея-то оказывается довольно практичной! А? Как вы думаете, товарищ старший лейтенант? Не доложить ли капитану?

x x x

  В столовой воцарилось необыкновенное оживление. За всеми столиками сразу поднялись разговоры, все громко обсуждали предложение Марата, разгорались споры. Большинство яростно отстаивало это предложение, немногие скептики сомнительно покачивали головами, указывая, что придется взорвать около восьмидесяти тысяч кубометров льда. С карандашами в руках они уже успели подсчитать эту величину. Сторонники Марата, особенно Шелавин, напоминали, что уже давно, на Северном морском пути, когда полярные суда оказывались зажатыми во льдах, широко и успешно применялся аммонал. Скептики возражали: одно, мол, дело расколоть даже десятиметровый лед, чтобы образовалось разводье, и другое дело - поднять на воздух десятки тысяч кубометров льда.

  Старший лейтенант, прежде чем ответить Скворешне, задумчиво поиграл вилкой, отбивая на тарелке походную дробь барабана. Потом сказал:

  - Доложить капитану можно, товарищ Скворешня, но выйдет ли вообще толк из предложения Марата - сомневаюсь.

  Это было сказано с такой убежденностью, что все в столовой сразу замолчали.

  Марат побледнел, словно предчувствуя нечто сокрушительное для своей идеи.

  - Почему же вы так думаете, товарищ старший лейтенант? - спросил он.

  - Мне кажется, Марат, что вы не учли самого главного. Главное же заключается не в том, как и чем взорвать, а в том, как, чем и, самое важное, в какой срок можно убрать взорванный лед. Восемьдесят тысяч кубометров! На руках вы их вынесете, что ли? На носилках? Вообще говоря, можно, конечно, и руками перенести, но когда мы окончим эту работу? - И среди общего молчания тихо добавил: - Кончим, вероятно, тогда, когда уже будет совершенно безразлично - месяцем ли раньше, месяцем ли позже.

  Марат сидел с опущенной головой; наконец, собрав остатки всей своей веры и мужества, он тихо сказал:

  - Можно транспортеры поставить...

  - А двигатели?

  - Моторы от глиссера. Старший лейтенант пожал плечами:

  - Все то, к сожалению, общие фразы, Марат. Вы оперируете неопределенными величинами. Неизвестно ведь, какая будет производительность транспортера при малой, сравнительно, мощности этих моторов. Надо, конечно, вашу идею проверить до конца - с карандашом в руке. Хотя я и предвижу, что вывод получится отрицательный, все-таки зайдите ко мне сегодня, когда освободитесь,- вместе подсчитаем.

  - Да-а-а,- грустно прогудел Скворешня среди общего молчания. - Торговали мы с тобой, Маратушка,- веселились; подсчитали - прослезились. Однако,- закончил он, поднимаясь из-за стола,- ты, хлопец, не горюй. Пускай свою машинку под черепом на десять десятых... Одно не выйдет, другое будет удачнее... Ось воно як, друже!

  Расходились тихо, перебрасываясь короткими, малозначащими фразами. Потом весь день на корабле стояла тишина. Свободные от вахты сидели в каютах, погруженные в невеселые мысли; в красном уголке две пары играли в шахматы, но зевки портили партии и настроение играющих. На вахте, возле заснувших машин и аппаратов, люди сидели или слонялись по отсеку без дела, снедаемые тоской и беспокойством; некоторые яростно чистили машины, смазывали их, регулировали.

  Сравнительно хорошо чувствовала себя лишь группа электриков. Они деятельно хлопотали вокруг выпущенных из подлодки трос-батарей, вытаскивали их приемники на лед, укрепляли их там, следили за контрольно-измерительными приборами, подготовляли аккумуляторные батареи к приему электроэнергии. Все им завидовали, а некоторые из свободных от вахты всячески старались примазаться к их работе, оказывали им мелкие услуги, не брезгали никакими поручениями - лишь бы побыть в этой живой, деятельной атмосфере.

  Позавидовать можно было также Горелову и его помощникам Ромейко и Козыреву. Подвесив на корме подлодки небольшую площадку, они очищали многочисленные дюзы от нагара, от плотно слежавшегося слоя проникших в раструбы и камеры сжигания мельчайших, всегда плавающих в воде частиц ила. Не вполне закончив очистку дюз, Горелов послал Ромейко и Козырева в подлодку, в камеру газопроводов, для прочистки труб, по которым газы из баллонов направлялись в дюзы. Оставшись один, Горелов вытащил из мешка с инструментами электросверло и принялся что-то сверлить в камере сжигания большой центральной дюзы. Это была самая большая дюза; внешняя окружность ее раструба имела в диаметре полметра, а выходное отверстие из камеры сжигания в раструб - около пятнадцати сантиметров. Из-за огромной твердости металла дюзы работа протекала медленно и трудно, что, по-видимому, очень раздражало Горелова. Впрочем, электросверла пускались им в ход лишь тогда, когда вблизи кормы никого из команды не было. Как только в подводном сумраке показывалась человеческая фигура в скафандре, Горелов быстро извлекал инструмент из дюзы, принимаясь за прежнюю работу по очистке, чтобы затем, оглянувшись, опять пустить сверло в ход. Наконец, оставшись, очевидно, довольным, Горелов спрятал электросверло в мешок, вынул оттуда что-то небольшое и тяжелое и сунул его в шаровую камеру сгорания сквозь узкий проход в нее из раструба. Повозившись немало рукой, погруженной до плеча в камеру, над гайками и болтами, он облегченно вздохнул, снял подмостки с кормы, перекинул через плечо мешок с инструментами и вернулся в подлодку.

  Как раз в это время, уже к концу дня, Марат вышел из каюты старшего лейтенанта, и всем стало известно, что, по точному подсчету, для осуществления его проекта потребовалось бы не меньше двух месяцев. Настроение во всех помещениях корабля еще больше упало. Капитан, почти не выходивший все эти дни из своей каюты, вызвал к себе комиссара Семина. Они долго о чем-то беседовали, и Семин вышел оттуда с решительным и озабоченным лицом. Через несколько минут у комиссара состоялось короткое совещание с профоргом Ореховым и заведующим культработой младшим акустиком Птицыным. Через час с участием этих же лиц состоялось расширенное совещание руководителей всех кружков, работающих при красном уголке. Еще через час в красном уголке появилось огромное красочное объявление, изготовленное Сидлером и извещавшее, что "в связи с временной задержкой подлодки "Пионер" в закрытом антарктическом порту "Айсберг" намечается на ближайшие дни расширенная программа работы кружков и массовых культурных развлечений - вечеров, концертов и т. п.". Кроме того, объявляется широкий "конкурс идей" на тему "Как сделать закрытый порт "Айсберг" открытым хотя бы на десять минут?".

  Автор самого практичного и наиболее быстро осуществимого предложения будет премирован отличным хронометром с репетицией. Жюри конкурса намечено в составе старшего лейтенанта Богрова, главного электрика Корнеева и профессора океанографии Шелавина. Последний срок представления проектов - двадцатое июля сего года.

  Вокруг живописной афиши быстро собралась кучка читающих. Раздались веселые шутки, слышался громкий, раскатистый смех.

  - Марат! Марат! - закричал вдруг Козырев, помощник механика, увидев в открытую дверь Марата, который как раз в этот момент поднимался из люка машинного отделения. - Марат! Иди скорее сюда! Тебе тут премия назначена!

  - Какая премия? - донесся из коридора недоумевающий голос Марата. - За что? Что ты там мелешь?

  - Верно, верно, Марат! - подхватил со смехом Матвеев. - Настоящий хронометр с репетицией. Вот счастливчик!

  - Что и говорить, везет человеку,- добавил кто-то.

  - Вот-вот, смотри... Это прямо к тебе относится! - потащил Козырев Марата за руку сквозь расступающуюся толпу, под хохот и веселые выкрики.

  Марат быстро прочел строки о конкурсе, неподвижно постоял с минуту перед афишей, потом молча, с иронической улыбкой обернулся к толпе смеявшихся товарищей.

  - С вашего разрешения, дорогие товарищи,- сказал он,- я принимаю вызов. - Улыбка с лица Марата исчезла. Он продолжал, обращаясь ко всем и немного повысив голос: - Я обязуюсь в двухдневный срок представить жюри конкурса новый, более практичный проект превращения южнополярного порта "Айсберг" в открытый порт...

  - Ура, Марат! - закричал Козырев. - Качать его, ребята, за смелость!

  - Брось, Козырев,- остановил его Матвеев. - Дай Марату кончить.

  - Я принимаю на себя это обязательство,- продолжал Марат,- но при одном условии...

  - Ага! Условие? - опять не удержался Козырев. - Дело становится интересным, особенно если это условие невыполнимо.

  - Зачем невыполнимо? Условие совершенно выполнимое. Я требую, чтобы в порядке социалистического соревнования такое же обязательство принял на себя.., сам Козырев!

  - Правильно! Правильно! - послышалось со всех сторон.

  - Ты с ума сошел, Марат! - растерялся Козырев. - Где мне с тобой тягаться, жулик ты этакий!

  - Не прибедняйся, пожалуйста, голубчик! Подумаешь, казанская сирота! Мог же ты предложить и изготовить приспособление для автоматической прочистки газовых труб? И премию за это получил не кто-нибудь другой, а именно ты! А сейчас в нашей комиссии разве не рассматриваются еще два твоих рационализаторских предложения? Что ты на это скажешь?

  - Соглашайся скорей, чудак,- вмешался солидный Крутицкий. - Веселей будет шевелить мозгами-то вперегонки.

  - Марат прав! - крикнул Птицын. Его длинное, узкое лицо с острым носом покрылось внезапно вспыхнувшими пятнами. - Если Козырев отказывается, я принимаю вызов!

  - А кто тебе мешает третьим присоединиться к нашему договору? - весело откликнулся Марат.

  - Что же ты молчишь, Козырев? - нетерпеливо спросил кто-то.

  Козырев стоял молча, опустив в нерешительности рыжую голову.

  - Да что говорить-то? - промычал он. - Чистая провокация! Ну, не скрою, кое-что обдумывал про себя. Сам еще не знаю, хорошо ли получится... А тут вдруг - нате, выходи на сцену... Боязно... Неужели не понимаете, черти полосатые? - неожиданно огрызнулся он и столь же неожиданно махнул в воздухе рукой: - Ладно! Принимаю вызов! Держись теперь, Маратка! - погрозил он ему. - Это тебе будет не ось воно як- водорослевая плотина...

  - Браво, Козырев!.. Не робей, Сережа!.. Не осрами рыжих! - послышались крики с разных сторон.

  Марат протянул Козыреву свою маленькую сухощавую руку, которая сейчас же утонула в широкой горячей ладони "противника". Не выпуская руки Марата, Козырев повернулся в сторону Птицына:

  - Я тоже ставлю условие! Вызываю со своей стороны эту птицу. Пускай не суется вперед папы в пекло... Цитирую Скворешню в точном переводе.

x x x

  Что делать? Как освободить подводную лодку из самой середины чудовищного айсберга, куда она так несчастливо попала? Как устранить угрозу позорного, бессрочного плена в этом ледяном корыте?

  С необыкновенной силой капитан именно сейчас почувствовал всю огромную ответственность, которую он несет перед страной, ответственность за жизнь двадцати семи человек, прекрасных детей его Родины, которых она доверила ему, ответственность за великолепный корабль, материальный сгусток гениальных научных и технических идей, так далеко опередивших свой век!

  Бессвязные мысли, безнадежные, фантастические, иногда просто нелепые планы проносились перед ним, но сейчас же отбрасывались.

  Телефонный гудок вызывал к аппарату. - Слушаю! Товарищ Скворешня?

  - Позвольте доложить, товарищ командир. При очередном осмотре полыньи мною и товарищем Шелавиным замечено повышение в ней уровня воды на три с половиной сантиметра против вчерашнего утреннего. Над полыньей держится густой туман.

  Капитан внезапно оживился.

  - Туман понятен,- сказал он,- идет быстрое испарение теплой воды на морозе. А вот повышение уровня? Как объясняет это явление Иван Степанович?

  - Говорят, что, вероятно, происходит усиленное таяние подводной части ледяных стен от соприкосновения с теплыми поверхностными слоями воды в полынье. Температура воды в этих слоях сейчас около пяти градусов выше нуля. Между тем внизу, на стенах у дна и на дне, лед нарастает.

  - Ах, да! Ну конечно, конечно... - Капитан застыл у аппарата. Полуопущенные веки поднялись, и глаза, большие, синие, лучистые, неподвижно глядели в пространство. Почти бессознательно, забыв о Скворешне, капитан монотонно повторял: - Да... Конечно... конечно... лед тает... теплая вода... так... так... - Краска залила его лицо. - Все в порядке, товарищ Скворешня? Все в порядке... Больше ничего не скажете?

  - Ничего, товарищ командир!

  Выключенный нетерпеливой рукой аппарат чуть не слетел со стола. Капитан вскочил из-за стола и начал взволнованно ходить по каюте. Вот, наконец, решение вопроса! Настоящее, действительное. Как это сразу не пришло ему в голову? Пушка и накал!.. Пушка и накал!.. Ура! Выход найден! Через несколько дней подлодка очутится на свободе! Ура!

  Хотелось по-мальчишески плясать, кричать на весь мир о победе. Но, словно одним движением невидимых рычагов, капитан внезапно притушил радостное возбуждение.

  Спокойными, размеренными шагами, застегнув почему-то китель на все пуговицы, он подошел к письменному столу, сел и, взяв в руки карандаш, погрузился в расчеты.

Глава III. ПУШКА И НАКАЛ

  - Итак, товарищи, в результате расчетов, которые я вам только что представил, можно прийти к следующим выводам: совместное действие ультразвуковой пушки с накаленным до двух тысяч градусов корпусом подлодки гарантирует нам образование в толще ледяной стены тоннеля диаметром не менее десяти с половиной метров. При этом роль ультразвуковой пушки заключается в том, что она разрыхляет лед и превращает его в аморфную массу, легко поддающуюся действию тепла. Накаленный же корпус подлодки, напирающий на эту массу своей носовой частью под давлением дюз, превращает ледяную кашицу в воду и прочищает себе таким образом путь дальше, образуя тоннель. Скорость этого продвижения подлодки в толще льда должна достигать не менее трех метров в час. В результате непрерывной работы дюз и пушки через двадцать пять, максимум тридцать часов после начала работы "Пионер" должен очутиться в свободной воде под ледяным полем, окружающим наш айсберг. Вот к чему сводится этот тщательно разработанный и теоретически проверенный план освобождения подлодки. Если у кого-нибудь из присутствующих имеются вопросы или возражения, прошу высказаться.

  Капитан опустился в кресло. Лицо его выражало крайнюю усталость, но глаза, покрасневшие от бессонной ночи, были полны радостной уверенности.

  Ни один человек, из командного состава подлодки, созванного капитаном на совещание для обсуждения его проекта, не пошевельнулся, не произнес ни звука.

  Длительное молчание воцарилось в каюте.

  Наконец зоолог, сидевший в углу, словно очнувшись, вздохнул, оглядел всех и восторженно произнес:

  - План гениальный! Гениальный, потому что он ясен и прост даже для меня - неспециалиста!..

  - Ничего лучшего придумать нельзя,- поддержал мнение зоолога главный акустик Чижов. Его круглое румяное лицо сияло; он то поднимал очки на лоб, то сбрасывал их на коротенький вздернутый нос. - Расчеты в отношении пушки сделаны совершенно правильно. Она вполне оправдает надежды Николая Борисовича. Что касается меня, то я целиком поддерживаю этот план.

  - Да тут вообще обсуждать нечего! - воскликнул главный электрик Корнеев. - Совершенно прав профессор; план так прост и ясен, что я даже не считаю нужным разбирать и проверять его расчеты, касающиеся моей области. Это самая обычная работа тепловых механизмов и аппаратов подлодки. Надо было только догадаться применить их в этих неожиданных условиях...

  - И для работы дюз тут нет ничего необычного,- вставил Горелов.- В сущности, мы совершенно упустили из виду, что для нашего "Пионера" лед - это та же вода. И, если бы не желание ускорить его освобождение, мы могли бы... не в обиду будь сказано товарищу Чижову... обойтись даже без его ультразвуковой пушки. Дюз и накала корпуса вполне достаточно, чтобы прожечь ледяную стену, как масло горячей иглой. Да вот, как видите, к нашему прискорбию, никто из нас не догадался о такой простой вещи. И я могу только поздравить себя и всех нас, что мы работаем на такой подлодке, как это чудесное творение советской техники, и под начальством такого находчивого и изобретательного капитана, как наш Николай Борисович! План великолепный, и нужно лишь скорее, немедленно приняться за его осуществление, чтобы не терять драгоценного времени.

  Капитан, до сих пор сидевший неподвижно, с полузакрытыми, по обыкновению, глазами, на мгновение приподнял веки и бросил на Горелова быстрый короткий взгляд. Уже в следующее мгновение он с тем же спокойным, бесстрастным лицом слушал старшего лейтенанта Богрова.

  - Николаи Борисович! - проговорил старший лейтенант. - Дело так ясно и мнение командного состава подлодки настолько уже определилось, что, я думаю, можно было бы действительно перейти к получению ваших конкретных распоряжений о начале и порядке работ по реализации плана.

  Капитан, однако, еще раз обратился к совещанию:

  - Я очень прошу, если у кого-либо есть малейшее сомнение или хотя бы простой вопрос, заявить об этом.

  Среди воцарившегося молчания неожиданно в каюту донесся приглушенный хор густых и низких мужских голосов. Как будто издалека неудержимыми победоносными волнами вливались в каюту величественные звуки гимна.

  - Что это? - посмотрел на комиссара капитан.

  - Репетиция к сегодняшнему вечеру,- последовал тихий ответ.

  - А! - проговорил капитан улыбаясь. - Вероятно, придется вечер отложить.

  - Я думаю, что концерт, который вы организуете вместо этого вечера, доставит команде неизмеримо больше радости,- сказал комиссар.

  Капитан кивнул ему головой и обратился к собравшимся:

  - Товарищи, позвольте считать, что ваше мнение о плане положительное. Возражений как будто не было.

  - Правильно! Правильно!.. План великолепный! Ничего возразить нельзя! - послышались голоса.

  - Отлично! - сказал капитан. - Итак, предлагаю к исполнению следующее. Товарищу Семину немедленно собрать всю свободную от вахты часть команды. Я сделаю ей сообщение о принятом нами плане. Сейчас полдень. После обеда, в тринадцать часов, старшему лейтенанту Богрову перевести подлодку и все механизмы в походное боевое положение. В четырнадцать часов, по авральному сигналу, всей команде быть на своих местах. Корпус подлодки держать на пару. В четырнадцать часов десять минут подлодка под моим командованием приступит к повороту на зюйд. В дальнейшем руководствоваться моими распоряжениями. Объявляю совещание закрытым.

x x x

  Полынья в айсберге оказалась очень узкой для семидесятиметрового "Пионера". Поворот подлодки, начатый восемнадцатого июля, точно в назначенное капитаном время, требовал большой осторожности и терпения.

  Капитан стоял посередине центрального поста и, не сводя глаз с носовой и кормовой частей экрана, напряженно следил за медленными сложными движениями подлодки. От усталости, такой естественной после непрерывной тридцатишестичасовой работы, на лице капитана не осталось и следа.

  - На одной сотой право на борт! На одной сотой задний ход! Стоп назад! Вперед на одной сотой! - следовали одна за другой тихие команды.

  Пальцы лейтенанта Кравцова играли на многочисленных клавишах, кнопках, рычажках и маховичках щита управления труднейшую симфонию разворота подлодки почти на месте.

  - Стоп! Черт возьми,- с веселой озабоченностью неожиданно промолвил капитан,- тут, пожалуй, не развернешься! А ведь мы в самой широкой части полыньи... Вот задача!

  - Дюзы почти упираются в этот ледяной мысок,- сказал лейтенант, разминая в минуты передышки свои почти сведенные от напряженной работы пальцы.

  - Да, а на носу почти у самой мембраны ультразвукового приемника,- ледяной берег... Черт его знает, что делать!

  - Не послать ли Скворешню взорвать мысок?

  - Возня с этими взрывами. Да еще так близко от подлодки. Уж лучше разрыхлить его ультразвуковой пушкой. Или - нет! Вот идея! Давайте устроим маленькую репетицию с накалом. А ну-ка, Юрий Павлович, поднять накал до тысячи градусов.

  - Есть накал до тысячи градусов! Пятьсот... шестьсот... - вслух отсчитывал лейтенант по пирометру поднимавшуюся температуру корпуса,- есть восемьсот градусов... девятьсот... есть тысяча!

  - Так держать! Вперед на одной сотой! Право на борт на одной сотой! Так держать! Великолепно! Режет! Режет! Так держать! Так держать! Замечательно! Как масло ножом!

  Лейтенант не в силах был удержаться, чтобы хотя краешком глаза не взглянуть на носовую полосу экрана. Он успел лишь увидеть полупрозрачные струи пара, стремительно вырывавшиеся кверху из-под носа корабля, и медленно уходившую налево темную массу льда, нависавшую над носом, как козырек. Раскаленный нос подлодки легко и уверенно выжигал в ледяном берегу полыньи широкий жолоб, прочищая себе путь направо. Еще минута - и подлодка очутилась в свободной воде, носом к югу.

  - Стоп! Что скажете, Юрий Павлович, а? - весело спросил капитан. - Удачная репетиция?

  - Замечательно, Николай Борисович! - воскликнул лейтенант. - Пройдем как по маслу! Обязательно пройдем!

  - Кажется, с сегодняшнего дня из нашего лексикона исчезло слово "лед" и заменилось "маслом",- улыбнулся капитан. - Когда мы окажемся по ту сторону айсберга, я внесу эту поправку во все свои словари. Ну-с, Юрий Павлович, к делу! Вперед на одной сотой!

  Подлодка медленно скользила под водой на глубине сорока метров, приближаясь к южной ледяной стене .

  Через три минуты во всем корабле почувствовался легкий толчок, содрогание, мгновенная остановка.

  Подавшись слегка вперед, в позе необычайного напряжения, капитан стоял посередине рубки, не спуская глаз с экрана и прислушиваясь к тому, что происходит впереди. Темная масса льда медленно, едва заметно продвигалась по передней части мимо мембран ультразвуковых приемников, расположенных на носу корабля. Корпус его содрогался в мелкой, почти неощутимой дрожи под давлением работающих дюз и перед встречным сопротивлением льда.

  - Поднять накал до двух тысяч градусов! - отдал команду капитан.

  Уже на полутора тысячах градусов дрожь прекратилась. На двух тысячах градусов движение темной массы на экране ускорилось и достигло одного сантиметра в минуту. Сопротивление льда совершенно не ощущалось.

  - Вперед на пяти сотых!

  Подлодка заметно двинулась вперед. Снаружи в пост управления проникло низкое протяжное гудение.

  - Что это? - быстро спросил лейтенант, оглянувшись на капитана, который продолжал неподвижно стоять посреди поста.

  - Пар не успевает превратиться в воду и прорывается в узкую щель между корпусом и льдом... - последовал ответ и за ним новая команда: - Вперед на одной десятой хода!

  Гудение за корпусом усилилось, сделалось выше и тоньше, как голодный волчий вой в зимнюю ночь. Капитан внимательно следил за экраном. Подлодка медленно, но упорно вгрызлась в лед. Корпус ее на пять метров проник уже в ледяную стену.

  - Вперед на пятнадцати сотых! - вновь прозвучала команда.

  Движение подлодки немного ускорилось, но волчий вой за обшивкой превратился в резкий, пронзительный свист. Опять почувствовалось содрогание корпуса. Лед не успевал таять. Часть давления дюз была лишней и расходовалась на сотрясение корабля. Надо было дать и этой части возможность работать полезно.

  - Подготовить носовую пушку! - послышалась сквозь свист громкая команда капитана. - Звук! На полную мощность!

  Гармоничное гудение гигантского органа наполнило корабль, вступив в борьбу с пронзительным свистом за оболочкой судна. Ультразвуковая пушка вступила в работу, разрыхляя лед на несколько метров впереди и этим ускоряя его таяние. Ее лучи захватывали пространство большее, чем окружность подлодки в самом широком ее месте. Диаметр тоннеля увеличивался, увеличилась щель между корпусом корабля и ледяными стенами тоннеля, пар получил свободный выход, и свист прекратился.

  Пушка работала великолепно. Аморфная масса, в которую она превращала лед, таяла, мгновенно преобразуясь в пар, не дожидаясь даже прикосновения раскаленного носа подлодки. Теперь уже пар, а не лед становился препятствием для дальнейшего увеличения скорости корабля. С огромной силой пар сопротивлялся ему, словно подушка, сжатая до отказа. Он стремительно несся назад вокруг корпуса подлодки, обжигая своим дыханием ледяные своды тоннеля, расплавляя их и еще более увеличивая его размеры. Огненно-красный нос корабля висел в пространстве, наполненном упругим газом, лишенный уже опоры воды. Вокруг "Пионера" началась новая яростная схватка - между паром и водой. Выжимаемый упорным продвижением подлодки, пар с неистовым напряжением гнал воду из тоннеля, ища себе выхода наружу. Под огромным давлением водяных масс из полыньи, бешено клокоча, вздуваясь в пене и пузырях, вода в тоннеле яростно сопротивлялась напору горячего пара. Корпус подлодки между тем углубился в толщу льда почти на восемь метров.

  - Вперед на двух десятых! - послышалась сквозь гудение пушки команда капитана.

  Это была предельная мощность, которая должна была довести продвижение подлодки до расчетной скорости - трех метров в час. Дальнейшее усиление работы дюз было бы бесцельно. Упругость и сопротивление пара возросли бы настолько, что оказались бы непреодолимыми для подлодки. Круглый раскаленный таран, повинуясь команде, с неимоверным упорством полез вперед. Вода должна была еще немного отступить под новым напором пара. Подлодка медленно продвигалась, все дальше и дальше проникая в ледяное тело айсберга. По всем отсекам машинного отделения корабля прозвучал сигнал о прекращении аврала. Все шло нормально, у машин и аппаратов должна была оставаться лишь обычная вахта. Из всех люков стали подниматься в верхний, жилой этаж усталые, но взбудораженные до крайности люди. Никто не мог сейчас думать о койке в каюте, об отдыхе, о сне.

  В коридоре запрещены были шум и громкие разговоры, и все спешили в красный уголок, перебрасываясь на ходу короткими восклицаниями, отрывистыми фразами.

  Красный уголок сразу наполнился движением, шумом, звенящими под ровное гудение ультразвуковой пушки голосами. Даже спокойный, всегда немного флегматичный Скворешня не мог устоять на месте. Его огромная фигура беспокойно мелькала то тут, то там, отдавливая попадающиеся на дороге чужие ноги. Но никто не обращал теперь на это внимания.

  - Ой, будь ты неладен, медведь! Ну, что скажешь, Андрей Васильевич? А? Какова подлодка? - спросил, морщась от боли и пританцовывая на одной ноге, Крамер.

  "- Хо-хо-хо! Подлодка! Та яка ж вона, к бису, подлодка? Бона теперь не подлодка, а истинно сквозьледка! Чуешь? Сквозьледка! Сквозьледка! Хо-хо-хо!

  В избытке восторга он тряс бедного Крамера, как медведь молодое, тонкое деревце.

  Хохот прокатился по красному уголку;

  - Сквозьледка!

  - Сквозьледка!

  - Браво, Скворешня!

  - Вот это сказано правильно!

  - Подлодка - сквозьледка! - визжал, заливаясь звонким смехом, Павлик.

  Марат отошел в угол, и усталый, взволнованный, опустился в кресло. К нему подошел с пылающим лицом Козырев:

  - Ну что, Марат? Как поживает твой хронометр?

  - Так же, как и твой... - махнул рукой Марат, Козырев дружелюбно усмехнулся и присел на корточки возле его кресла.

  - Теперь, я так полагаю, можно уже не секретничать,- сказал он. - Не скажешь ли, что ты хотел предложить? Очень меня это... того... интригует.

  - Отчего же? Конечно, можно... Я хотел предложить резать лед тросами, раскаленными электрическим током. Чтобы получились гигантские, во всю ширину ледяной стены, глыбы в виде скошенных, как клинья, фигур. Потом взрывами заставлять их скатываться, соскальзывать в воду. Дело пошло бы, кажется, быстро. А ты что придумал?

  - А я... поверишь ли? - подвинулся поближе к Марату Козырев. - Поверишь ли, я задумал пробивать стену сосредоточенным звуком пушки... Вот как она это сейчас делает. Честное слово! А вот насчет накала, прямо говорю, не догадался... - Он принялся ерошить рыжую копну волос. - А может, и догадался бы, если бы дали время...

  В дверях показался старший лейтенант Богров.

  - Товарищи! - громко сказал он. - Капитан приказал разойтись по каютам. Отдыхать! Спать! Аврала нет, но авральные обстоятельства остаются. Отдыхать! Отдыхать! Живо, товарищи...

  - А много ли уже прошла подлодка во льду, товарищ старший лейтенант? - весело и громко спросил Матвеев.

  - Почти двадцать метров...

  Едва лишь старший лейтенант успел произнести эти слова, как два почти одновременных громовых удара, сопровождаемых оглушительным грохотом, потрясли весь корабль от носа до кормы. Пол в отсеке резко наклонился, и в неожиданно наступившей тьме все находившиеся в красном уголке, сброшенные с ног, покатились к передней переборке перепутанным клубком живых тел. Электричество погасло, гудение ультразвуковой пушки прекратилось. Но уже в следующий момент, сейчас же за ударами, подлодка сделала мощный рывок назад, что-то страшно заскрежетало по корпусу, затихло, и пол в отсеке сразу выровнялся. Живой клубок откатился от переборки, и в воцарившейся тишине слышались лишь приглушенные проклятия, пыхтение людей, стоны Павлика, придавленного массой навалившихся на него тел...

Глава IV. СКВОЗЬ СКАЛУ И ЛЕД

  Первый, самый сильный удар застиг капитана в момент, когда он, сидя за столом в центральном посту, внимательно рассматривал карту рельефа той части Южного Ледовитого океана, в которой мог находиться сейчас айсберг с заключенной в нем подлодкой. Капитана бросило с такой силой о край стола, что наступившая мгновенно тьма