Адамов Григорий - Тайна двух океанов

  Изображение сети росло на глазах с невероятной быстротой и резкостью. Странным казалось лишь то, что с еще большей быстротой это изображение стало проясняться на крыльях экрана. Если сеть шла ровной вертикальной стеной, то ее боковые части, отдаленные от подлодки, должны были оставаться более туманными и неясными, чем ее ближняя, центральная часть, движущаяся прямо против подлодки... Между тем на крыльях экрана изображение сети неслось как будто с удвоенной быстротой, и четкость ее линий почти уже сравнялась с их четкостью на передней части экрана. Казалось, что сеть охватывает подлодку с обеих сторон, что ее боковые части сближаются... Что это могло значить? Капитан искал объяснения этой загадки.

  Вдруг позади капитана раздался тревожный возглас старшего лейтенанта:

  - Сеть проступает на обоих крыльях кормового экрана!

  - Ах, дьяволы! - крикнул в необычайном возбуждении капитан, топнув ногой и повернувшись к кормовой части экрана. - Магнитные торпеды! Они окружают нас!

  Он бросил взгляд на купол экрана. Верхние края сети загибались книзу, пока еще слабо, туманно прочерчивая его нитями своих ячей.

  - Отставить пушку! Поворот на месте! Сто восемьдесят градусов!

  Подлодка круто развернулась на месте - носом к югу, кормой на север, к сети.

  - Так держать! Шесть десятых хода!

  - Есть так держать! Шесть десятых!

  Впереди, на носовом полукруге экрана, было теперь темное пустынное пространство, быстро захватываемое, словно клещами, боковыми частями сети.

  Уже оба крыла экрана почти сплошь затянуты сетчатой тканью с нашитыми на ней темными пятнами грозных "пуговиц". Все ниже и четче она вырисовывается на куполе. Коридор впереди суживается на глазах. Смертоносный шар вокруг подлодки смыкается...

  "Проскочить! Успеем ли?.. Успеем ли?" - волновался старший лейтенант. Но пальцы его неподвижно лежали на клавиатуре.

  - Восемь десятых хода! - словно выстрел, раздалась в ушах старшего лейтенанта команда.

  Подлодка рванулась вперед.

  На заднем кормовом полукруге экрана сеть заметно потеряла в ясности линий, но коридор впереди продолжал смыкаться.

  Огромное металлическое тело подлодки с непреодолимой силой влекло, тянуло к себе сотни и тысячи стальных магнитных голов смертоносных чудовищ, удваивая скорость их собственного бешеного бега...

  - Десять десятых!..

  Капитан уже не оглядывался. Он весь устремился вперед, с горящими глазами, прикованными к экрану и сетчатому коридору на нем.

  Подлодка летела, молнией пронизывая темные глубины океана. Как далеко впереди простираются крылья этой проклятой сети? Сколько еще их выбросит океан навстречу подлодке из своих недр?

  Это походило на игру со смертью.

  Капитан сжал кулаки. Горячий румянец проступил на его скулах. И, судя по его сверкающим, полным торжества и уверенности глазам, можно было подумать, что за эту игру платить будет кто-то другой.

  - Одиннадцать десятых! - крикнул капитан звенящим голосом.

  Сетчатый коридор превратился в узкую щель и на этом застыл...

  - Двенадцать! Двенадцать десятых и все, что возможно!!!

  Это было нечто сверхъестественное. Все резервы были пущены в ход. Окруженная своей паровой рубашкой, подлодка летела, словно раскаленный метеор в космических, межпланетных пространствах.

  На боковых крыльях экрана сеть превратилась в густую туманную ткань. Она не поспевала за подлодкой! Она уже безнадежно отставала от нее!

  Еще несколько мгновений - и серая пелена этой ткани стала отступать назад, на крылья экрана. Щель расширялась, стены коридора начали раздвигаться. Еще мгновение - и носовой экран, словно под взмахом губки, очистился от ужасной паутины.

  Впереди лежал чистый, свободный путь среди необозримых глубин океана.

  Вдруг громовой удар необычайной силы обрушился сзади на подлодку. Словно гигантский раненый кит, она вздыбилась, провалилась вниз и вновь взмыла на несколько сот метров. Затем, как будто брошенная чудовищной катапультой, скакнула вперед и с удвоенной быстротой ринулась в пространство. Громовые удары следовали один за другим, сливаясь в непрерывный потрясающий грохот. Белые снопы молний рассекали во всех направлениях кормовую полосу экрана. Казалось, треснуло дно океана, взорвалась сама оболочка планеты и тысячи вулканов соединили свой рев в один сверхъестественный, невыносимый для человеческого уха звук.

  Едва удержавшись на месте после толчка, старший лейтенант повернул побледневшее лицо к капитану.

  Капитан неподвижно стоял посередине рубки и смотрел на него с застывшей жесткой, торжествующей улыбкой.

  - Торпеды по инерции продолжали нестись с обеих сторон друг другу навстречу. Они столкнулись и теперь взрываются. Маневр удался! Полтонны машинного масла - за борт! Двадцать кубометров водорода поджечь - и за борт!

  На куполе экрана через несколько секунд появился огромный пылающий пузырь. Затем над спокойной поверхностью океана, словно от взрыва подводного вулкана, высоко вознеслась гигантская гора из воды и пламени. Гора осела, и высокие концентрические волны начали свой дальний бег по поверхности спокойных вод.

  - Итак, мы погибли,- сказал с усмешкой капитан. - Теперь уже никто сомневаться в этом не будет... - И, повернувшись к старшему лейтенанту, приказал: - Восемь десятых хода! Лево на борт! Так держать!

  Подлодка описала огромную дугу к востоку.

  - Курс прямо на норд! Поднять над поверхностью правый разведчик!

  Грохот взрывов прекратился. Клубы ила, поднятого со дна, начали медленно заволакивать круговой экран. Трупы морских животных носились во всех направлениях.

  - Поднять корабль до глубины пятисот метров! На чистом куполе экрана сияло светлое пятно солнца, стоявшего в зените. Несколько туманных пятен от облаков застыли вокруг него. Небо с облаками то падало, сжимаясь, словно стягиваемое обручем горизонта, то вновь стремительно поднималось, расширяясь в бесконечность. Это взлетал и припадал к воде инфракрасный разведчик. Океан был чист.

  - Выше поднять разведчик! - приказал капитан. К северу, далеко-далеко на горизонте, мелькнули крошечные силуэты двух судов с игрушечными султанами клубящегося дыма.

  - Есть! - с удовлетворением сказал капитан, словно убедившись, что все идет так, как он ожидал. - Три румба к весту! Так держать! Теперь посчитаемся...

  Скоро миновала надобность в инфракрасном разведчике. Суда очутились в зоне видимости ультразвуковых прожекторов. Одним из этих судов был великолепный "Идзумо" - пятнадцатитысячетонный красавец крейсер, последнее слово военного судостроения, с тремя мощными боевыми башнями, двенадцатью тяжелыми, трехсотсорокамиллиметровыми орудиями, дальностью боя в тридцать два километра, шестью торпедными аппаратами, четырьмя самолетами и скоростью хода в пятьдесят узлов.

  Капитан узнал его. Несколько поодаль от крейсера, в стороне, возвышался огромный океанский четырехтрубный пароход.

  - Убрать разведчик! Три десятых хода! - отдал команду капитан.

  Он нажал кнопку возле небольшого овального экрана под щитом управления. На экране показалась камера носовой ультразвуковой пушки. Главный акустик - толстяк Чижов - сидел в кресле. Перед ним светился экран, и на нем вырисовывались четкие силуэты дымящего крейсера И парохода со множеством снующих вокруг них катеров, шлюпок, вельботов. Высоко в небе хищно кружил большой белый, с яркими красными кругами под крыльями, самолет.

  - Приготовиться к бою! - отдал команду капитан. - По крейсеру! Цель - металл! Только металл! Людей не трогать!

  - Есть готовиться к бою, только по металлу! - подтвердил Чижов, торопливо что-то подвинчивая, поднимая, передвигая.

  - Бить по днищу до ватерлинии! На пять десятых мощности! Внимание!

  На глубине пятисот метров подлодка тихо приближалась к закованному в сталь судну, грозно ощетинившемуся во все стороны длинными мощными стволами орудий.

  На экране ясно видны были маленькие фигурки людей, хлопотавших на палубе, силуэты офицеров, наблюдавших с командного мостика поверхность океана в той стороне, откуда сейчас тихо подходил "Пионер".

  На пароходе две лебедки с одного борта поднимали из воды и сворачивали в цилиндр широкую, почти во всю длину судна, полосу металлической сети с пустыми гигантскими ячеями... Видно было, что и с другого борта парохода другие две лебедки заняты были тем же делом. Было ясно, что пароход - техническая база крейсера - извлекал остатки неиспользованной сети.

  - Стоп! - приказал капитан, и подлодка тотчас остановилась на месте. - Внимание! - отдал капитан команду Чижову. - Целься! Звук!

  Отсек носовой ультразвуковой пушки, за ним центральный пост управления и, наконец, весь огромный подводный корабль наполнился сдержанным музыкальным гудением, словно от работы мощной динамо-машины. В первую минуту во внешнем виде крейсера ничего не изменилось. Ультразвуковая пушка работала лишь на пяти десятых своей мощности.

  Вдруг среди офицеров на командном мостике крейсера возникло движение. Словно сорванные ветром, они быстро сбежали вниз. Нос и корма крейсера постепенно стали подниматься кверху, его середина - уходить вниз, и стройные, почти изящные линии бортов стали все заметнее принимать форму дуги. Началась паническая беготня людей по палубам.

  Весь силуэт корабля - от киля до радиоантенны - был ясно виден на экране подлодки. На глазах у капитана и старшего лейтенанта середина подводной части крейсера стала растягиваться, расползаться, словно глина. Спустя лишь одну минуту после начала ультразвуковой атаки середина обращенного к подлодке борта корабля неожиданно и сразу вдавилась внутрь его, потом вдруг, как огромный пузырь, лопнула, и гигантская струя воды ворвалась в трюмы, в машинное отделение, в артиллерийские погреба.

  Крейсер сразу осел, в несколько секунд набрав чудовищную порцию воды. Не помогли ни подводные противоминные утолщения бортов, ни многочисленные водонепроницаемые переборки. Мощный поток воды сделался полновластным хозяином своей добычи - великолепного крейсера, красы и гордости императорского восточно-азиатского флота...

  - Прекратить звук! - отдал команду капитан и, повернув бледное лицо к старшему лейтенанту, добавил: - Надо дать людям время для спуска шлюпок.

  Крейсер медленно погружался своей серединой в воду, все выше задирая кверху нос и корму. Один за другим слетали на воду катера, моторные лодки, вельботы, шлюпки и быстро наполнялись людьми. Со всех сторон к погибающему кораблю неслись многочисленные мелкие суда, работавшие до сих пор на море поодаль от него, и спасательные шлюпки с парохода.

  - Разрешите доложить,- послышался позади голос Плетнева.

  Радист стоял в дверях с пачкой радиограмм.

  - Что там у вас? - отрывисто спросил капитан.

  - Крейсер "Идзумо" непрерывно шлет сигналы о бедствии. Сообщает, что тонет. Говорит, что по неизвестной причине правый и левый борта расползаются, открыв доступ воде.

  - Хорошо. Принимайте дальнейшие сообщения. Капитан вновь повернулся к экрану. Все палубы уже очистились от людей. Лишь одинокая приземистая фигура командира крейсера продолжала неподвижно стоять на верхнем мостике. Вот он прощально приложил руку к козырьку. Вся масса мелких судов, скопившихся около медленно погружавшегося корабля, сразу широким веером рассыпалась далеко вокруг него.

  - Ясно,- проговорил капитан. - Все сошли с корабля. Пусть теперь расплачивается за всех один этот волк! Звук! - резко скомандовал он главному акустику. - На полную мощность!

  Все помещения подводного корабля наполнились величественной симфонией потрясающей силы.

x x x

  Через полчаса "Пионер" стремительно мчался к югу и вниз, созывая на сборный пункт всех членов команды, оставленных им в глубинах океана на время битвы с коварным врагом.

Глава Х. ДВА РАЗГОВОРА

  Отразив коварное нападение, экспедиция еще семь суток оставалась на месте сражения и успешно закончила начатые исследования. Полученными результатами особенно был доволен Шелавин.

  Наличие электродвижущей силы в слоях океанического дна было подтверждено и всесторонне изучено им, и это обстоятельство распалило изобретательскую фантазию Марата до необычайных размеров. Он уже носился с проектом организации огромных придонных электроаккумуляторных батарей, собирающих и накапливающих непрерывно возникающую в толщах морского дна электроэнергию и потом передающих ее на сушу для промышленных, транспортных и бытовых целей. Марат сумел заразить своим энтузиазмом даже Шелавина и превратить его в яростного сторонника и защитника своего проекта. В стенгазете появилась статья Шелавина, в которой он громил скептиков и маловеров, сомневавшихся в практическом значении проекта.

  Дискуссия разгоралась, как пожар, и Марат чувствовал себя на вершине счастья.

  Подлодка шла теперь в полосе соприкосновения двух параллельных течений - теплого поперечного, идущего с запада, от Фолклендских островов, на восток, к берегам Южной Африки, и другого - широкого холодного течения мыса Горн, которое идет в том же направлении, тесно соприкасаясь с теплым, и составляет атлантическую часть великого непрерывного кольца восточного течения, опоясывающего в этих высоких широтах весь земной шар.

  Как и во всех случаях соприкосновения холодных и теплых течений, эти области и над поверхностью океана и в глубинах отличаются многими физическими и биологическими особенностями. В атмосфере здесь чаще всего наблюдаются штормы, туманы, большая облачность, дожди, а в водах океана - исключительное богатство и развитие жизни, начиная от планктона (микроскопические организмы, пассивно плавающие на поверхности и являющиеся питательной основой для жизни всей фауны поверхностных вод) и кончая самыми крупными видами морских животных.

  Как далеко сказывается влияние этих условий в глубинах океана? Какие новые, не известные еще науке виды водных организмов можно там найти? Как распространяются здесь холодные течения, зарождающиеся у ледников Антарктического материка под влиянием таяния льдов и в результате усиленного теплового лучеиспускания в южных антарктических областях Атлантического океана? Каков здесь в действительности рельеф дна и как он влияет на движение глубинных вод и на распределение температуры в них?

  Все эти и множество подобных им проблем стояли перед научной экспедицией подлодки. Кипучая работа шла не только на частых, хотя и кратковременных остановках, но и во время движения корабля - в его лабораториях-кабинетах и даже у бортовых окон. Медленно двигаясь на трех десятых хода и зажигая на безопасных глубинах мощные прожекторы, подлодка привлекала к себе множество водных организмов, и на долю Сидлера, помощника Шелавина, одновременно художника и кинооператора экспедиции, выпала чрезвычайно увлекательная работа.

  В эти дни Павлик не отходил от Сидлера, восхищаясь всем, что появилось в мощном луче прожектора, а также быстротой и искусством, с которым все это запечатлевалось немедленно на кинопленке или на листах альбома карандашом или красками художника.

  Вообще настроение у Павлика последние дни было исключительно радостное: капитан сообщил ему, что, по сведениям Главного морского штаба, отец Павлика уже совершенно оправился от ран, полученных им при крушении "Диогена", и скоро будет выписан из больницы. Хотя отец и не знает подробностей спасения Павлика, но все радиограммы Павлика переданы ему, и он теперь вполне спокоен за жизнь сына.

  Павлик ходил все эти дни окрыленный счастьем. Это состояние счастья и непрерывного восхищения окружающим в конце концов привело к неожиданному результату. Запершись на целый день в каюте Плетнева, где он жил с момента своего появления в подлодке, Павлик в один присест, не отрываясь от стола, разразился длиннейшей поэмой, в которой торжественно воспел все величие океана, его красоты, его богатства, его таинственную жизнь и покорение его советскими людьми...

  Радист входил в этот день в свою каюту на цыпочках, едва дыша, и под величайшим секретом рассказал Марату, Скворешне, интенданту Орехову и коку Белоголовому, что "мальчик сочиняет какие-то стихи" и что "он прямо не в себе и горит от вдохновения..."

  К концу дня уже весь экипаж подлодки знал о поэме и ждал ее появления с возрастающим нетерпением.

  Поздно ночью, когда, вернувшись с вахты, Плетнев тихонько, как мышь, раздевался и готовился лечь, Павлик наконец поставил точку, бросил перо, откинулся на спинку стула и с наслаждением, закрыв глаза, потянулся. По всему было видно, что великий труд окончен, и опустошенная, обессилевшая душа творца жаждет лишь покоя и отдохновения... Однако уже через несколько минут, предварительно взяв у радиста страшную клятву, что он "никому-никому не расскажет", Павлик, стоя посреди каюты, все больше и больше разгораясь и потрясая поднятой рукой, читал ему свое творение. Изборожденное глубокими морщинами, словно вспаханное трактором поле, лицо Плетнева было в непрерывном движении. Он не мог прийти в себя от восторга, ежеминутно прерывая чтеца восхищенными возгласами:

  - Как, как?..

  И мощь великая твоя

  Низвергнута советским человеком.

  - Замечательно! Я тебе говорю, что это замечательно, Павлик! Ты должен напечатать это в нашей стенгазете! Да-да... Непременно! Немедленно.

  - Правда, Виктор Абрамович? - немного смущенный, но с сияющими от счастья глазами, спросил Павлик. - Вы действительно так думаете?

  - Обязательно, Павлик! Обязательно! Сейчас же иди к Орехову и попроси его перепечатать на машинке. А потом передадим в редакцию стенгазеты.

  Павлик постоял в нерешительности, потом заявил:

  - Знаете, Виктор Абрамович... а вдруг не примут? А через Орехова все узнают...

  - Что значит - не примут? Примут. Я тебе говорю, что примут! Такую вещь? Обязательно напечатают! Я сам скажу редакции! Вот!

  Но Павлик отрицательно качал головой: поэт заупрямился. Плетнев пошел на уступку:

  - Ну, тогда знаешь что? На подлодке есть еще одна пишущая машинка - у Горелова. Пойди к нему и попроси. Он тебе не откажет.

  Павлик просиял:

  - Вот это идея! Федор Михайлович мне не откажет. Я сам буду печатать! Я умею писать на машинке. И Федор Михайлович уж никому не расскажет.

  На том и порешили.

  Павлик провел ночь очень неспокойно и задолго до побудки уже был на ногах.

  После завтрака, из деликатности подождав четверть часа - мучительно долгих пятнадцать минут! - он с замирающим сердцем постучал в дверь каюты Горелова. Никто не ответил, и Павлик постучал второй раз.

  Горелов появился в дверях хмурый, как будто встревоженный, но, увидев Павлика, улыбнулся:

  - Входи, Павлик, входи. Садись. Что скажешь? Он запер дверь и усадил Павлика против себя.

  - Федор Михайлович,- краснея и запинаясь, начал Павлик,- я тут написал одну вещь - стихотворение... для стенгазеты. Но его нужно перепечатать на машинке. Позвольте мне воспользоваться вашей машинкой. Я сам буду печатать. Я умею. Вы разрешите, Федор Михайлович?

  Улыбка исчезла с лица Горелова. Он вскочил со стула и два раза быстро прошелся по каюте, но уже в следующее мгновение, улыбаясь, повернулся к Павлику:

  - Ну что ж, валяй, Павлик! Нельзя отказать в такой безделице поэту. Я сам хотел было сейчас поработать, но ради такого дела...

  - Спасибо, Федор Михайлович! - расцвел Павлик. - Большое спасибо! Только, пожалуйста, никому-никому не говорите.

  - Уж будь спокоен.

  Через минуту мягкое стрекотание пишущей машинки наполнило каюту.

  - Такой старый "ундервуд", а как легко работает! - восхищался Павлик в интервалах. - Я думал, у вас маленькая, портативная, а она вон какая огромная!

  - Да... - ответил Горелов, не отрываясь от книги, в которую, казалось, целиком погрузился. - Она у меня давно. Я к ней очень привык.

  Машинка снова застрекотала. Но Павлик был вежливый мальчик. Ему показалось, что Горелову скучно в молчании, и он деликатно сказал:

  - И я в Америке привык к "ундервудам". И писал на них и даже разбирал, чистил. Только там они теперь все маленькие, компактные. А старых моделей я почти не встречал. У них, вероятно, много лишних деталей?

  - М-гм,- пробурчал, не отрываясь от книги, Горелов.

  - Вот, например, тут ящичек какой-то под рычагами,- любезно продолжал Павлик. - Интересно, зачем он здесь? А?

  Горелов резко бросил книгу на стол, помолчал и процедил сквозь зубы:

  - Там... запасные части. Ты, Павлик, лучше не отвлекайся от работы. Я спешу, и мне нужно самому поработать на машинке.

  Павлик смутился.

  - Хорошо, хорошо, Федор Михайлович,- заторопился он. - Простите, мне уже недолго, я быстро...

  Мягкий говорок машинки лился уже не переставая, прерываемый лишь коротким жужжанием и постукиванием на интервалах и переносах. Горелову не сиделось на месте: он ежеминутно вскакивал и, сделав несколько шагов по каюте, опять садился на стул. Он то принимался за книгу, то вновь отбрасывал ее от себя. Желваки непрерывно играли на его щеках.

x x x

  В это же утро, когда Павлик с замирающим сердцем стучал в дверь каюты Горелова, в другом конце коридора в каюту капитана вошел профессор Лордкипанидзе. Смущение, которое в последние дни овладевало им при встречах и беседах с капитаном, и сегодня не покидало его.

  - Здравствуйте, Лорд! - радушно встретил его капитан, поднимаясь к нему навстречу в белоснежном, расстегнутом по-домашнему кителе. - Садитесь, прошу вас... Нет, нет, вот сюда. Здесь вам будет удобнее.

  Он подвинул к стулу мягкое кресло, единственное, стоявшее в углу каюты, а сам уселся на легкий плетеный стул.

  - Я хотел потолковать с вами, Лорд, о ближайших ваших работах и о том, как мы будем их проводить.

  - Пожалуйста, Николай Борисович, я слушаю вас.

  - По принятому нами плану, следующая длительная глубоководная станция предстоит у Огненной Земли. Мне хотелось бы теперь уточнить, где именно будут происходить работы, пространство, какое вы намерены охватить ими, сколько людей будет там работать.

  - Простите, Николай Борисович... Вы не забыли о кратковременной станции, которую мы наметили у банки Бердвууд, на полдороге между Фолклендскими островами и Огненной Землей? Мне очень хотелось бы обследовать этот район и сопоставить данные с результатами обследования "Вальдивией" Агуласской банки, что к югу от мыса Игольного.

  - Разумеется, Лорд! Но эта суточная остановка не требует такой подготовки и таких предосторожностей, как станция у Огненной Земли. Именно там нам надо принять самые серьезные меры, чтобы обезопасить экспедицию от каких-либо неожиданностей. Как мы ни сильны, как ни защищены от покушений, но мы не знаем, что может еще придумать враг. Последняя торпедная атака достаточно показательна в этом отношении. Итак, дорогой Лорд, первый вопрос: где именно и какое пространство вы намерены подвергнуть изучению в районе Огненной Земли?

  - Хотелось бы обследовать южную полосу побережья этого архипелага,- сказал зоолог, вставая и подходя к карте. - Во-первых, она очень мало изучена; во-вторых, ее очень редко посещают корабли, и поэтому она безопаснее для нас, чем Магелланов пролив...

  - Это соображение особенно важно,- подтвердил капитан. - Моя задача, таким образом, сильно облегчается. Какой же участок вы намерены здесь охватить?

  - Я предполагаю начать с бухты Нассау,- ответил зоолог, водя карандашом по карте,- затем, захватив северное побережье островов Уэллестон, пройти вдоль южной береговой линии полуострова Гарди, подняться до бухты Кука на западном берегу острова Гести и, наконец, если время позволит, обследовать здесь лабиринт островов Лондондерри. Я думаю, двух недель, которые мы наметили для этой станции, нам вполне хватит.

  - Ну что ж! - охотно согласился капитан. - Вам виднее. Теперь позвольте рассмотреть намеченную вами полосу с точки зрения навигации. Вся эта полоса усыпана подводными скалами, камнями, рифами, богата отмелями, подвержена действию неожиданных и капризных ветров, штормов, бурь и сильных течений. Она чрезвычайно трудна и опасна для кораблевождения - как надводного, так особенно для подводного. Нам все это, правда, не страшно: мы не слепы, как обычные подлодки, и наши двигатели достаточно сильны. Но все же плавание здесь потребует большого напряжения и внимания. Много ли вам, Лорд, потребуется людей?

  - Весь состав научной части экспедиции и все, что можно от щедрот ваших, Николай Борисович,- улыбаясь одними губами, ответил зоолог и направился к своему креслу.

  - Много не дам, дорогой Лорд, но кое-кого выделю вам на помощь, особенно из тех, кого вы и Иван Степанович успели уже совратить. Можно будет дать Скворешню и Марата, Матвеева, ну, конечно, Павлика. Кого же еще?.. Вот Горелова - вряд ли. Мне, конечно, очень жаль вас огорчать, но... плавание предстоит трудное, и ему нужно быть на своем посту.

  - Да нет же, Николай Борисович, пожалуйста! - оживился вдруг зоолог. - Я совершенно не настаиваю на Горелове, пожалуйста... Мы отлично управимся и без него. Право же!

  - Ну-ну... Какое необыкновенное самопожертвование! - рассмеялся капитан. - Все же, Лорд, время от времени, при малейшей возможности, я буду отдавать вам его. Это будет и для него маленькой премией за отличную работу. А теперь послушайте порядок работ, который я хочу предложить вам. Подлодка высадит в бухте Нассау весь состав научной части экспедиции, со всем ее снаряжением, В этом районе вы будете работать по заранее разработанному для всей этой станции графику - два, три или сколько понадобится дней. Высадив вас, подлодка уходит в открытый океан и там будет крейсировать, не приближаясь к берегу. Каждый день вы завтракаете перед выходом из подлодки, для обеда возвращаетесь, находя ее по пеленгам, после отдыха опять уходите на работу и к ужину, на ночь, вновь возвращаетесь домой. По окончании всех работ в бухте Нассау подлодка переправляет вас в следующий пункт, указанный по плану, высаживает вас там, и работы проходят в том же порядке. Признаю, что такой порядок будет довольно утомительным для вас, но этого требует безопасность подлодки. Устраивает это вас?

  - Ничего не могу возразить, Николай Борисович. Ваше предложение вполне благоразумно. Лучшего не придумаешь! - горячо одобрил зоолог. Он на минуту замолк и, опустив глаза, тихо проговорил: - Знаете, Николай Борисович... У меня просто душа не на месте всякий раз, как только подумаю о предстоящих длительных станциях. Сам не знаю почему. Страшно становится, и я... боюсь, чего-то...

  Лицо капитана сделалось серьезным, он неожиданно вскинул свои всегда полуопущенные веки, и словно два горячих синих луча проникли в поднятые, полные грусти и недоумения глаза зоолога.

  - Я вполне понимаю вас, дорогой Лорд,- сказал капитан. - Слишком много жестокого опыта мы получили на двух таких станциях. Не так страшна встреча с врагом, как необъяснимость самой этой встречи. Как становится ему известным с такой изумительной точностью местонахождение нашей подлодки? И не только эта ничтожнейшая точка на всем огромном, безбрежном пространстве, но и время, когда подлодка находится в ней? Мало того: враг узнает об этом достаточно заблаговременно, чтобы успеть подготовиться и прибыть на место! Ума не приложу...

  - Очевидно, весь маршрут стал каким-то образом известен врагу,- заметил зоолог.

  - Весь или частично - нельзя сказать,- задумчиво ответил капитан.

  - Частично? - медленно переспросил зоолог. - Вы думаете, что враг мог узнать маршрут по частям?

  - Почему же нет? - пожал плечами капитан.

  - Тогда... тогда... - растерянно посмотрел на капитана зоолог. - Как же это?.. Неужели? Неужели это может быть? - У него перехватило дыхание, и с лица стала медленно сходить краска.

  - Что вы хотите сказать, Лорд? - не поднимая век, равнодушно спросил капитан.

  Зоолог передохнул и мгновение помолчал. Потом, словно набравшись сил и решимости, промолвил:

  - Я... я не знаю, Николай Борисович, может это иметь значение или нет, но считаю своим долгом сообщить вам, что как-то... я сказал Горелову о месте нашей последней длительной станции...

  - Неужели? - быстро посмотрел на ученого капитан. - Как же это случилось?

  - Он тогда еще не вполне оправился после истории с Шелавиным. После обвала. Как-то он зашел ко мне и просил выписать, чтобы скорее выйти из подлодки и принять участие в наших научных работах. Я ему отказал, но, видя его большое огорчение, чтобы утешить, обещал на первой же длительной станции взять его с собой. На естественный вопрос, далеко ли еще до нее, я сказал ему место станции. Неужели это могло иметь значение, Николай Борисович? - спросил с беспокойством ученый.

  Капитан долго молчал, выстукивая пальцами размеренную дробь по столу. Наконец он вздохнул и поднял на зоолога глаза. Мельком взглянув в эти глаза, ученый почувствовал в них суровое осуждение и холодную отчужденность.

  - Вне зависимости от последствий, Арсен Давидович, вы совершили абсолютно недопустимый поступок. Особенно в условиях боевого похода. Я доверил вам военную тайну, а вы разгласили ее. Это была большая, если не сказать сильнее, неосторожность с вашей стороны. Я не сомневаюсь, что этот поступок явился следствием простого легкомыслия в вопросах военной тайны, которое довольно часто еще встречается среди штатских людей. Может быть, в данном случае оно и не привело к каким-либо опасным последствиям, не связано с событиями последних дней. Не знаю. Но ведь это ваше легкомыслие, если бы его использовал враг, могло повлечь за собой самые ужасные результаты. Могло привести к гибели экспедиции, к гибели нашего судна, на которое правительство возлагает столько надежд в деле обороны нашей Родины.

  Слова капитана звучали с подчеркнутой суровостью и были полны необычайной силы. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по каюте.

  - Я вполне... понимаю... - опустив голову, тихо, прерывающимся голосом сказал зоолог. Я не ищу себе оправданий. И я готов понести...

  - Не будем пока об этом говорить,- перебил его капитан. - Я, конечно, сообщу обо всем Главному штабу, но сейчас не в этом дело. Нам предстоит еще далекий путь, на котором нас, может быть, поджидает много опасностей и немало ловушек. Мы должны выполнить программу наших работ и привести подлодку в полной сохранности к назначенному сроку во Владивосток. Важно, чтобы вы в будущем не забывали, что вы находитесь на военном корабле, что вы обязаны следить за каждым вашим словом. И особенно хранить тайну нашего маршрута.

  Капитан сел на стул и, помолчав, продолжал:

  - А теперь о Горелове. Я не думаю, Арсен Давидович, что Горелов способен на предательство. Но это мое личное мнение было бы недостаточным для твердого, уверенного решения. Большее значение в данном случае имеют соображения чисто объективные. Как может вообще кто-нибудь из экипажа подлодки сообщаться с кем бы то ни было, находящимся на поверхности? Наш путь не прямолинеен, мы идем не с одинаковой скоростью, делаем часто неожиданные остановки. И вы, и даже я не смогли бы утром сказать, где в какой точке океана, будет подлодка в полдень. Как же может произойти встреча кого-либо из наших людей со своим внешним сообщником, если невозможно заранее условиться о месте встречи?

  Зоолог жадно следил за ходом рассуждений капитана.

  - Можно было бы предположить,- продолжал капитан,- что преступник использует для связи радио. Но радиоаппараты нашей подлодки немедленно реагировали бы на такое близкое соседство и раскрыли бы присутствие постороннего аппарата на подлодке.

  - А радиоаппараты в наших скафандрах? - спросил зоолог.

  - Но ведь вы же знаете, что они работают только на двадцати восьми различных, но точно определенных волнах - с подлодкой и с каждым членом нашей команды, Если бы велись разговоры на одной из этих волн с кем-либо посторонним, то их услышал бы соответствующий скафандр или, автоматически, подлодка, если в скафандре нет никого. Кроме того, дальность действия этих радиоаппаратов не превышает двухсот километров.

  - Да... - задумчиво произнес зоолог. - Значит, связь с врагом поддерживается не из подлодки. Что же остается предположить? Кто еще знает наш маршрут?

  Помолчав с минуту, с видимой неуверенностью и неохотой капитан сказал:

  - Главный штаб, конечно. Зоолог широко раскрыл глаза:

  - Как?! Неужели туда смог проникнуть шпион? Капитан нервно простучал короткую дробь по столу, потом глухо ответил:

  - Будем лучше смотреть за тем, что делается у нас тут, под носом. Во всяком случае, я держу Главный штаб в курсе всего, что касается подлодки. - И, помолчав, медленно, словно с огромной тяжестью на плечах, поднялся. - Значит, мы договорились о порядке предстоящих работ. Не забудьте, Арсен Давидович, мои предостережения. И внимательно следите за всем, что делается вокруг вас. На всех нас, и партийных и непартийных большевиках, лежит огромная ответственность.

  Зоолог встал и, молча поклонившись, направился к выходу.

  Капитан стоял, опершись рукой о стол, и проводил ученого долгим, внимательным взглядом.

  Так в неподвижности простоял он несколько минут, глядя куда-то вдаль. Потом, заложив, по домашней своей привычке, руки за спину, под расстегнутый китель, он начал медленно, с опущенной головой ходить по каюте.

  Легкая, едва ощутимая, почти незаметная дрожь исходила от корпуса корабля, передавалась телу капитана, и мозг привычно и машинально фиксировал: два десятых хода. Судно изредка чуть колыхалось в поклоне, и мозг бессознательно отмечал: что-то большое пронеслось впереди. Наконец, остановившись и проведя рукой по голове, он вздохнул и опустился в кресло перед столом. Из потайного ящика стола капитан вынул небольшую картотеку, поставил перед собой, перебрал находившиеся в ней высокие, из плотной, толстой бумаги карточки и вытащил одну из них. На карточке вверху крупными черными буквами было напечатано:

ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ЭКИПАЖА ПОДЛОДКИ "ПИОНЕР"

  И под этим написано:

  ГОРЕЛОВ ФЕДОР МИХАИЛОВИЧ

  Дальше, сверху вниз, шли короткие отпечатанные строчки, и рядом с ними, от руки, чернилами - ответы.

  Капитан погрузился в чтение, не пропуская ни одной строчки, ни одного ответа.

  1. Фамилия, имя, отчество - Горелов Федор Михайлович.

  2. Должность - главный механик.

  3. Возраст - 32 года.

  4. Партийность - кандидат в члены ВКП(б) с 19... года.

  Капитан остановился, подумал, взял остро очиненный карандаш и написал на полях карточки против этой строчки: "5 лет".

  Потом продолжал чтение:

  5. Национальность - русский.

  6. Звание - военинженер 2-го ранга.

  7. Образование - окончил Авиастроительный институт по классу моторостроения, затем Военно-инженерную академию, секция ракетных двигателей.

  8. Предыдущая работа - инженер завода в"- 189, начальник проектного бюро; одновременно - доцент Института стратосферных полетов.

  9. Находился ли под судом или следствием, имел ли взыскания? - Нет.

  10. Имел ли награды, какие, за что? - Орден "Знак Почета" за отличное выполнение заданий в первой командировке за границу.

  Красным карандашом капитан поставил сбоку восклицательный знак.

  11. Владеет ли языками? - Свободно английским, французским и немецким, немного - японским.

  12. Бывал ли за границей? Где, когда, по какому поводу? - В Японии, по командировкам ведомства, первый раз - с 19... г. по 19... г., второй раз - в 19... г. и третий раз - в 19... г.

  Капитан опять остановился и долго думал с карандашом в руке. Потом отметил на полях: "I) 5 лет назад, 2) 2 года назад, 3) год назад".

  13. Имеет ли родственников за границей? Где? кто, степень родства? - Да. В Японии. Троюродный дядя и его дочь. Николай Петрович Абросимов, Анна Николаевна Абросимова.

  Капитан поставил сбоку красным карандашом два восклицательных знака.

  14. Имеет ли научные труды ? Какие именно? - Да. См. прилагаемый список.

  15. Подпись.

  Широким, размашистым росчерком стояла подпись:

  "Ф. Горелов".

  Дойдя до конца, капитан откинулся на спинку кресла и надолго, с полузакрытыми глазами, задумался. Потом потянул к себе большой блокнот с отпечатанным наверху бланком: "Командир подлодки "Пионер". Твердым, четким почерком он начал писать:

  "Радиограмма. Строго секретно. Москва, Политуправление Военно-Морских Сил СССР. Прошу в срочном порядке выяснить и сообщить мне подробности пребывания главного механика подлодки "Пионер" Горелова в Японии во время его служебных командировок. Также его поведение там, отношения с родственниками, находящимися в Японии,- Николаем Петровичем Абросимовым, дочерью последнего - Анной Николаевной - и другими, какие окажутся там. Командир подлодки "Пионер" капитан 1-го ранга Воронцов".

  Написав эту радиограмму, капитан достал из того же ящика книгу шифров и через несколько минут радиограмма превратилась в несколько однообразных цифровых строчек.

  По телефонному вызову в каюту вошел старший радист Плетнев и остановился у дверей, плотно задвинув их за собой. Картотека и книга уже были спрятаны и заперты в ящике стола.

  - Строго секретно, Виктор Абрамович,- сказал капитан, подавая ему сложенный вчетверо листок. - Немедленно!

  - Есть строго секретно, немедленно! - прозвучал ответ. В глубокой задумчивости капитан остался один перед своим письменным столом.

Глава Х1. У ОГНЕННОЙ ЗЕМЛИ

  Вода, пронизанная ярким желтым светом, спадала быстро, словно всасываемая стенами и полом камеры. Шелавин, Скворешня и Матвеев, навьюченные гидрофизическими приборами и аппаратами, осторожно сгружали их с себя в углу на пол. Зоолог, Горелов, Цой, Марат и Павлик снимали с плеч экскурсионные мешки и снаряжение. Здесь же был и комиссар, решивший сегодня принять участие в прогулке, чтобы поразмяться.

  Голоса молодежи звучали возбужденно и весело.

  - Замечательно интересная банка! - громко говорил Цой. - Не правда ли, Арсен Давидович? Какое огромное количество новых видов, родов и даже семейств! Какая масса антарктических животных!

  - Очень интересно, Цой,- с удовлетворением подтвердил зоолог. - Очень интересно! Когда мы только справимся с материалом, которым нас так щедро одарила банка Бердвууд?

  - Цой положительно был похож на сумасшедшего! - смеялся Марат. - Как будто его только что выпустили из сумасшедшего дома. Он бросался во все стороны, хватал все, что попадалось под руки...

  - А ты? А ты сам? - наскакивал на Марата петушком Павлик, снимая свой мешок и кладя его у стены возле других. - Кто у меня вырвал из рук чудесного морского ежа? Наскочил, как разбойник, и выхватил. Арсен Давидович, честное слово, это моя добыча! Я вам покажу потом этого ежа - круглый, фиолетовый, с красными кончиками на иглах.

  - Неправда! - запальчиво кричал Марат, размахивая перед собой своим мешком. - Ты даже не притрагивался к нему!

  - Ну да, не притрагивался! Я подсовывал под него руку, чтобы не повредить, а ты всей пятерней - цоп!

  Мешок в руках Марата пришел в бешеное движение и чуть раскрылся. В отверстии мелькнуло на мгновение что-то красно-синее, и в тот же миг с быстротой молнии рука Павлика выхватила из мешка великолепного морского ежа с розовыми кончиками игл.

  Под общий смех с торжествующим криком Павлик бросился к Горелову, который ждал уже его с распростертыми объятиями, чтобы укрыть от настигавшего Марата. Но Марат оказался проворней в водной стихии, и, прежде чем Павлик успел сделать два шага, отделявшие его от спасительных объятий Горелова, еж опять очутился у Марата.

  Павлик остановился с пустыми руками. Это было так неожиданно, что походило на фокус. Все смеялись, а Павлик с растерянным видом твердил:

  - Вот разбойник! Вы видите, какой разбойник! Потом вдруг схватил, не глядя, один из лежавших позади мешков за его нижний край и с хохотом обрушил на шлем Марата. Мешок от удара раскрылся, и живой радужный поток разноцветных рыб, морских звезд, кораллов, раков, офиур, водорослей, морских лилий, морских ежей, голотурий полился вокруг ошеломленного Марата, образуя около него нечто вроде искрящейся, извивающейся, прыгающей завесы. Общий хохот теперь гремел не переставая. Павлик с визгом плясал перед Маратом, как краснокожий у жертвы, привязанной к столбу пыток.