Главная » Книги

Сологуб Федов - Мелкий бес, Страница 10

Сологуб Федов - Мелкий бес


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

озились вокруг Передонова повсюду, по полу, по кровати, по подушкам. Они шушукались, дразнили Передонова, казали ему языки, корчили перед ним страшные рожи, безобразно растягивали рты. Передонов видел, что они все - маленькие и проказливые, что они его не убьют, а только издеваются над ним, предвещая недоброе. Но ему было страшно, - он то бормотал какие-то заклинания, отрывки слышанных им в детстве заговоров, то принимался бранить их и гнать их от себя, махал руками и кричал сиплым голосом.
  Варвара проснулась и сердито спросила:
  - Что ты орешь, Ардальон Борисыч? спать не даешь.
  - Пиковая дама все ко мне лезет, в тиковом капоте,- пробормотал Передонов.
  Варвара встала и, ворча и чертыхаясь, принялась отпаивать Передонова какими-то каплями.
  
  
  
  
   * * *
  
  В местном губернском листке появилась статейка о том, будто бы в нашем городе некая госпожа К. сечет живущих у нее на квартире маленьких гимназистов, сыновей лучших местных дворянских семей. Нотариус Гудаевский носился с этим известием по всему городу и негодовал.
  И разные другие нелепые слухи ходили по городу о здешней гимназии: говорили о переодетой гимназистом барышне, потом имя Пыльникова стали понемногу соединять с Людмилиным. Товарищи начали дразнить Сашу любовью к Людмиле. Сперва он легко относился к этим шуточкам, потом начал по временам вспыхивать и заступаться за Людмилу, уверяя, что ничего такого не было и нет.
  И от этого ему стыдно стало ходить к Людмиле, но и сильнее тянуло пойти: смешанные, жгучие чувства стыда и влечения волновали его и туманно-страстными видениями наполняли его воображение.
  

  XXI
  
  В воскресенье, когда Передонов и Варвара завтракали, в переднюю кто-то вошел. Варвара, крадучись по привычке, подошла к двери и взглянула в нее. Так же тихонько вернувшись к столу, она прошептала:
  - Почтальон. Надо ему водки дать,- опять письмо принес.
  Передонов молча кивнул головою, - что ж, ему не жалко рюмки водки. Варвара крикнула:
  - Почтальон, иди сюда!
  Письмоносец вошел в горницу. Он рылся в сумке и притворялся, что ищет письмо. Варвара налила в большую рюмку водки и отрезала кусок пирога. Письмоносец посматривал на ее действия с вожделением. Меж тем Передонов все думал, на кого похож почтарь. Наконец он вспомнил, - это же ведь тот рыжий, прыщеватый хлап, что недавно подвел его под такой крупный ремиз.
  "Опять, пожалуй, подведет", - тоскливо подумал Передонов и показал письмоносцу кукиш в кармане.
  Рыжий хлап подал письмо Варваре.
  - Вам-с, - почтительно сказал он, поблагодарил за водку, выпил, крякнул, захватил пирог и вышел.
  Варвара повертела в руках письмо и, не распечатывая, протянула его Передонову.
  - На, прочти; кажется, опять от княгини,- сказала она, ухмыляясь, - расписалась, а толку мало. Чем писать, дала бы место.
  У Передонова задрожали руки. Он разорвал оболочку и быстро прочел письмо. Потом вскочил с места, замахал письмом и завопил:
  - Ура! три инспекторских места, любое можно выбирать. Ура, Варвара, наша взяла!
  Он заплясал и закружился по горнице. С неподвижно-красным лицом и с тупыми глазами он казался странно-большою, заведенною в пляс куклою. Варвара ухмылялась и радостно глядела на него. Он крикнул:
  - Ну, теперь решено, Варвара, - венчаемся.
  Он схватил Варвару за плечи и принялся вертеть ее вокруг стола, топоча ногами.
  - Русскую, Варвара! - закричал он.
  Варвара подбоченилась и поплыла, Передонов плясал перед нею вприсядку.
  Вошел Володин и радостно заблеял:
  - Будущий инспектор трепака откалывает!
  - Пляши, Павлушка! - закричал Передонов.
  Клавдия выглядывала из-за двери. Володин крикнул ей, хохоча и ломаясь:
  - Пляши, Клавдюша, и ты! Все вместе. Распотешим будущего инспектора!
  Клавдия завизжала и поплыла, пошевеливая плечами. Володин лихо завертелся перед нею, - приседал, повертывался, подскакивал, хлопал в ладоши. Особенно лихо выходило у него, когда он подымал колено и под коленом ударял в ладоши. Пол ходенем ходил под их каблуками. Клавдия радовалась тому, что у нее такой ловкий молодец.
  Устали, сели за стол, а Клавдия убежала с веселым хохотом в кухню. Выпили водки, пива, побили бутылки и стаканы, кричали, хохотали, махали руками, обнимались и целовались. Потом Передонов и Володин побежали в Летний сад, - Передонов спешил похвастаться письмом.
  В биллиардной застали обычную компанию. Передонов показал приятелям письмо. Оно произвело большое впечатление. Все доверчиво осматривали его. Рутилов бледнел и, бормоча что-то, брызгался слюною.
  - При мне почтальон принес! - восклицал Передонов.- Сам я и распечатывал. Уж тут, значит, без обмана.
  И приятели смотрели на него с уважением. Письмо от княгини!
  Из Летнего сада Передонов стремительно пошел к Вершиной. Он шел быстро и ровно, однообразно махал руками, бормотал что-то; на лице его, казалось, не было никакого выражения, - как у заведенной куклы, было оно неподвижно, - и только какой-то жадный огонь мертво мерцал в глазах.
  
  
  
  
   * * *
  
  День выдался ясный, жаркий. Марта сидела в беседке. Она вязала чулок. Мысли ее были смутны и набожны. Сначала она думала о грехах, потом направила мысли свои к более приятному и стала размышлять о добродетелях. Думы ее начали обволакиваться дремою и стали образны, и по мере того, как уничтожалась их выражаемая словами вразумительность, увеличивалась ясность их мечтательных очертаний. Добродетели предстали перед нею, как большие, красивые куклы в белых платьях, сияющие, благоуханные. Они обещали ей награды, в руках их звенели ключи, на головах развевались венчальные покрывала.
  Между ними одна была странная и непохожая на других. Она ничего не обещала, но глядела укоризненно, и губы ее двигались с беззвучною угрозою; казалось, что если она скажет слово, то станет страшно. Марта догадалась, что это - совесть. Она была вся в черном, эта странная, жуткая посетительница, с черными глазами, с черными волосами, - и вот она заговорила о чем-то, быстро, часто, отчетливо. Она стала совсем похожа на Вершину. Марта встрепенулась, ответила что-то на ее вопрос, ответила почти бессознательно, - и опять дрема одолела Марту.
  Совесть ли, Вершина ли сидела против нее и говорила что-то скоро и отчетливо, но непонятно, и курила чем-то чужепахучим, решительная, тихая, требующая, чтобы все было, как она хочет. Марта хотела посмотреть прямо в глаза этой докучной посетительнице, но почему-то не могла, - та странно улыбалась, ворчала, и глаза ее убегали куда-то и останавливались на далеких, неведомых предметах, на которые Марте страшно было глядеть...
  Громкий разговор разбудил Марту. В беседке стоял Передонов и громко говорил, здороваясь с Вершиной. Марта испуганно озиралась. Сердце у нее стучало, а глаза еще слипались, и мысли еще путались. Где же совесть? Или ее и не было? И не следовало ей здесь быть?
  - А вы дрыхнули тут, - сказал ей Передонов, - храпели во все носовые завертки. Теперь вы со сна.
  Марта не поняла его каламбура, но улыбалась, догадываясь по улыбке на губах у Вершиной, что говорится что-то, что надо принимать за смешное.
  - Вас бы надо Софьей назвать, - продолжал Передонов.
  - Почему же? - спросила Марта
  - А потому, что вы - соня, а не Марта.
  Передонов сел на скамейку рядом с Мартою и сказал:
  - А у меня новость, очень важная.
  - Какая же у вас новость, поделитесь с нами, - сказала Вершина, и Марта тотчас позавидовала ей, что она таким большим количеством слов сумела выразить простой вопрос: какая новость?
  - Угадайте, - угрюмо-торжественно сказал Передонов.
  - Где же мне угадать, какая у вас новость,- ответила Вершина, - вы так скажите, вот мы и будем знать вашу новость.
  Передонову было неприятно, что не хотят разгадать его новость. Он замолчал и сидел, неловко сгорбившись, тупой и тяжелый, и неподвижно смотрел перед собою. Вершина курила и криво улыбалась, показывая свои темно-желтые зубы.
  - Чем так-то угадывать ваши новости, - сказала она, помолчав немного, - давайте я вам на картах погадаю. Марта, принеси из комнаты карты.
  Марта встала, но Передонов сердито остановил ее:
  - Сидите, не надо, я не хочу. Гадайте сами себе, а меня оставьте. Уж меня теперь на свой копыл не перегадаете. Вот я вам покажу штуку, так вы рты разинете.
  Передонов проворно вынул из кармана бумажник, достал из него письмо в оболочке и показал Вершиной, не выпуская из pук.
  - Видите, - сказал он, - конверт. А вот и письмо.
  Он вынул письмо и прочитал его медленно, с тупым выражением удовольствованной злости в глазах. Вершина опешила. Она до последней минуты не верила в княгиню, но теперь она поняла, что дело с Мартою окончательно проиграно. Досадливо, криво усмехнулась она и сказала:
  - Ну, что ж, ваше счастье.
  Марта сидела с удивленным и испуганным лицом и растерянно улыбалась.
  - Что взяли? - сказал Передонов злорадно. - Вы меня дураком считали, а я-то поумнее вас выхожу. Вот про конверт говорили, - а вот вам и конверт. Нет, уж мое дело верное.
  Он стукнул кулаком по столу, не сильно и не громко, - и движение его и звук его слов остались как-то странно равнодушными, словно он был чужой и далекий своим делам.
  Вершина и Марта переглянулись с брезгливо-недоумевающим видом.
  - Что переглядываетесь! - грубо сказал Передонов, - нечего переглядываться: теперь уж кончено, женюсь на Варваре. Многие тут барышеньки меня ловили.
  Вершина послала Марту за папиросами, и Марта радостно выбежала из беседки. На песчаных дорожках, пестревших увядшими листьями, ей стало свободно и легко. Она встретила около дома босого Владю, и ей стало еще веселее и радостнее.
  - Женится на Варваре, решено, - оживленно сказала она, понижая голос и увлекая брата в дом.
  Между тем Передонов, не дожидаясь Марты, внезапно стал прощаться.
  - Мне некогда, - сказал он, - жениться - не лапти ковырять.
  Вершина его не удерживала и распрощалась с ним холодно.[13] Она была в жестокой досаде: все еще была до этого времени слабая надежда пристроить Марту за Передонова, а себе взять Мурина, - и вот теперь последняя надежда исчезла.
  И досталось же за это сегодня Марте! Пришлось поплакать.
  
  
  
  
   * * *
  
  Передонов вышел от Вершиной и задумал закурить. Он внезапно увидел городового, - тот стоял себе на углу и лущил подсолнечниковые семечки. Передонов почувствовал тоску
  "Опять соглядатай, - подумал он, - так и смотрят, к чему бы придраться".
  Он не посмел закурить вынутой папиросы, подошел к городовому и робко спросил:
  - Господин городовой, здесь можно курить?
  Городовой сделал под козырек и почтительно осведомился:
  - То есть, ваше высокородие, это насчет чего?
  - Папиросочку,- пояснил Передонов, - вот одну папиросочку можно выкурить?
  - Насчет этого никакого приказания не было, - уклончиво отвечал городовой.
  - Не было? - переспросил Передонов с печалью в голосе.
  - Никак нет, не было. Так что господа, которые курят, это не велено останавливать, а чтобы разрешение вышло, об этом не могу знать.
  - Если не было, так я и не стану, - сказал покорно Передонов. - Я - благонамеренный. Я даже брошу папироску. Ведь я - статский советник.
  Передонов скомкал папироску, бросил ее на землю и, уже опасаясь, не наговорил ли он чего-нибудь лишнего, поспешно пошел домой. Городовой посмотрел за ним с недоумением, наконец решил, что у барина "залито на вчерашние дрожжи", и, успокоенный этим, снова принялся за мирное лущение семечек.
  - Улица торчком встала, - пробормотал Передонов.
  Улица поднималась на невысокий холм, и за ним снова был спуск, и перегиб улицы меж двух лачуг рисовался на синем, вечереющем, печальном небе. Тихая область бедной жизни замкнулась в себе и тяжко грустила и томилась. Деревья свешивали ветки через забор и заглядывали и мешали итти, шопот их был насмешливый и угрожающий. Баран стоял на перекрестке и тупо смотрел на Передонова.
  Вдруг из-за угла послышался блеющий cмех, выдвинулся Володин и подошел здороваться. Передонов смотрел на него мрачно и думал о баране, который сейчас стоял, и вдруг его нет.
  Это, - подумал он, - конечно, Володин оборачивается бараном. Недаром же он так похож
  на барана, и не разобрать, смеется ли он или блеет".
  Эти мысли так заняли его, что он совсем не слышал, что говорил, здороваясь, Володин.
  - Что лягаешься, Павлушка! - тоскливо сказал он.
  Володин осклабился, заблеял и возразил:
  - Я не лягаюсь, Ардальон Борисыч, а здороваюсь с вами за руку. Это, может быть, у вас на родине руками лягаются, а у меня на родине ногами лягаются, да и то не люди, а с позволения сказать, лошадки.
  - Еще боднешь, пожалуй, - проворчал Передонов.
  Володин обиделся и дребезжащим голосом сказал:
  - У меня, Ардальон Борисыч, еще рога не выросли, а это, может быть, у вас рога вырастут раньше, чем у меня.
  - Язык у тебя длинный, мелет что не надо, - сердито сказал Передонои.
  - Если вы так, Ардальон Борисыч, - немедленно возразил Володин, - то я могу и помолчать.
  И лицо его сделалось совсем прискорбным, и губы его совсем выпятились; однако он шел рядом с Передоновым, - он еще не обедал и рассчитывал сегодня пообедать у Передонова: утром, на радостях звали.
  Дома ждала Передонова важная новость. Еще в передней можно было догадаться, что случилось необычное, - в горницах слышалась возня, испуганные восклицания. Пеpедонов подумал: не все готово к обеду; увидели - он идет, испугались, торопятся. Ему стало приятно,- как его боятся! Но оказалось, что произошло другое. Варвара выбежала в прихожую и закричала:
  - Кота вернули!
  Испуганная, она не сразу заметила Володина. Наряд ее был, по обыкновению, неряшлив: засаленная блуза над серою, грязного юбкою, истоптанные туфли. Волосы нечесаные, растрепанные. Взволнованно говорила она Передонову:
  - Иришка-то! со злобы еще новую штуку выкинула. Опять мальчишка прибежал, принес кота и бросил, а у кота на хвосте гремушки так и гремят. Кот забился под диван и не выходит.
  Передонову стало страшно.
  - Что же теперь делать? - спросил он.
  - Павел Васильевич, - попросила Варвара,- вы помоложе, турните его из-под дивана.
  - Турнем, турнем, - хихикая, сказал Володин и пошел в зал.
  Кота кое-как вытащили и сняли у него с хвоста гремушки. Передонов отыскал репейниковые шишки и снова принялся лепить их в кота. Кот яростно зафыркал и убежал в кухню. Передонов, усталый от возни с котом, уселся в своем обычном положении: локти на ручки кресла, пальцы скрещены, нога на ногу, лицо неподвижное, угрюмое.
  Второе княгинино письмо Передонов берег усерднее чем первое: носил его всегда при себе в бумажнике, но всем показывал и принимал при этом таинственный вид. Он зорко смотрел, не хочет ли кто-нибудь отнять это письмо, не давал его никому в руки и после каждого показывания прятал в бумажник, бумажник засовывал в сюртук, в боковой карман, сюртук застегивал и строго, значительно смотрел на собеседников.
  - Что ты с ним так носишься? - иногда со смехом спрашивал Рутилов.
  - На всякий случай, - угрюмо объяснял Передонов, - кто вас знает! Еще стянете.
  - Чистая Сибирь у тебя это дело, - говорил Рутилов, хохотал и хлопал по плечу Передонова.
  Но Передонов сохранял невозмутимую важность. Вообще он в последнее время важничал больше обыкновенного. Он часто хвастал:
  - Вот я буду инспектором. Вы тут киснуть будете, а у меня под началом два уезда будут. А то и три. Ого-го!
  Он совсем уверился, что в самом скором времени получит инспекторское место. Учителю Фаластову он не раз говорил:
  - Я, брат, и тебя вытащу.
  И учитель Фаластов сделался очень почтительным в обращении с Передоновым.
  

  XXII
  
  Передонов стал часто ходить в церковь. Он становился на видное место и то крестился чаще, чем следовало, то вдруг столбенел и тупо смотрел перед собою. Какие-то соглядатаи, казалось ему, прятались за столбами, выглядывали оттуда, старались его рассмешить. Но он не поддавался.
  Смех, - тихий смешок, хихиканье да шептанье девиц Рутиловых звучали в ушах Передонова, разрастаясь порою до пределов необычайных, - точно прямо в уши ему смеялись лукавые девы, чтобы рассмешить и погубить его. Но Передонов не поддавался.
  Порою меж клубами ладанного дыма являлась недотыкомка, дымная, синеватая; глазки блестели огоньками, она с легким звяканьем носилась иногда по воздуху, но недолго, а все больше каталась в ногах у прихожан, издевалась над Передоновым и навязчиво мучила. Она, конечно, хотела напугать Передонова, чтобы он ушел из церкви до конца обедни. Но он понимал ее коварный замысел и не поддавался.
  Церковная служба - не в словах и обрядах, а в самом внутреннем движении своем столь близкая такому множеству людей, - Передонову была непонятна, поэтому страшила. Каждения ужасали его, как неведомые чары.
  "Чего размахался?" - думал он.
  Одеяния священнослужителей казались ему грубыми, досадно-пестрыми тряпками, - и когда он глядел на облаченного священника, он злобился, и хотелось ему изорвать ризы, изломать сосуды. Церковные обряды и таинства представлялись ему злым колдовством, направленным к порабощению простого народа.
  "Просвирку в вино накрошил, - думал он сердито про священника, - вино дешевенькое, народ морочат, чтобы им побольше денег за требы носили".
  Таинство вечного претворения бессильного вещества в расторгающую узы смерти силу было перед ним навек занавешено. Ходячий труп! Нелепое совмещение неверия в живого бога и Христа его с верою в колдовство!
  Стали выходить из церкви. Сельский учитель Мачигин, простоватый молодой человек, подстал к девицам, улыбался и бойко беседовал. Передонов подумал, что неприлично ему при будущем инспекторе так вольно держаться. На Мачигине была соломенная шляпа. Но Передонов вспомнил, что как-то летом за городом он видел его в форменной фуражке с кокардою. Передонов решил пожаловаться. Кстати, инспектор Богданов был тут же. Передонов подошел к нему и сказал:
  - А ваш-то Мачигин шапку с кокардой носит. Забарничал.
  Богданов испугался, задрожал, затряс своею серенькою еретицею.
  - Не имеет права, никакого права не имеет, - озабоченно говорил он, мигая красными глазками.
  - Не имеет права, а носит, - жаловался Передонов. - Их подтянуть надо, я вам давно говорил. А то всякий мужик сиволапый кокарду носить будет, так это что же будет!
  Богданов, уже и раньше напуганный Передоновым, пуще перетревожился.
  - Как же это он смеет, а? - плачевно говорил он. - Я его сейчас же позову, сейчас же, и строжайше запрещу.
  Он распрощался с Передоновым и торопливо затрусил к своему дому.
  Володин шел рядом с Передоновым и укоризненно-блеющим голосом говорил:
  - Носит кокарду. Скажите, помилуйте! Разве он чины получает! Как же это можно!
  - Тебе тоже нельзя носить кокадру, - сказал Передонов.
  - Нельзя, и не надо, - возразил Володин. - А только я тоже иногда надеваю кокарду, - но ведь только я знаю, где можно и когда. Пойду себе за город, да там и надену. И мне удовольствие, и никто не запретит. А мужичок встретится, все-таки почтения больше.
  - Тебе, Павлушка, кокарда не к рылу, - сказал Передонов. - И ты от меня отстань: ты меня запылил своими копытами.
  Володин обиженно умолк, но шел рядом. Передонов сказал озабоченно:
  - Вот еще на Рутиловых девок надо бы донести. Они в церковь только болтать да смеяться ходят. Намажутся, нарядятся да и пойдут. А сами ладан крадут да из него духи делают, - от них всегда вонько пахнет.
  - Скажите, помилуйте! - качая головою и тараща тупые глаза говорил Володин.
  По земле быстро ползла тень от тучи и наводила на Передонова страх. В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая недотыкомка. Шевелилась ли трава по ветру, а уже Передонову казалось, что серая недотыкомка бегала по ней и кусала ее, насыщаясь.
  "Зачем трава в городе? - думал он.- Беспорядок! Выполоть ее надо".
  Ветка на дереве зашевелилась, съежилась, почернела, закаркала и полетела вдаль. Передонов дрогнул, дико крикнул и побежал домой. Володин трусил за ним озабоченно, с недоумевающим выражением в вытаращенных глазах, придерживая на голове котелок и помахивая тросточкою.
  
  
  
  
   * * *
  
  Богданов в тот же день призвал Мачигина. Перед входом в инспекторскую квартиру Мачигин стал на улице спиною к солнцу, снял шляпу и причесался на тень пятернею.
  - Как же это вы, юноша, а? что это вы такое выдумали, а? - напустился Богданов на Мачигина.
  - В чем дело? - развязно спросил Мачигин, поигрывая соломенною шляпою и пошаливая левою ножкою.
  Богданов его не посадил, ибо намеревался распечь.
  - Как же это как же это вы, юноша, кокарду носите, а? Как это вы решили посягнуть, а? - спрашивал он, напуская на себя строгость и усиленно потрясая серенькою своею еретицею.
  Мачигин покраснел, но бойко ответил:
  - Что ж такое, разве же я не в праве?
  - Да разве же вы - чиновник, а? чиновник? - заволновался Богданов, - какой вы чиновник, а? азбучный регистратор, а?
  - Знак учительского звания, - бойко сказал Мачигин и внезапно сладко улыбнулся, вспомнив о важности своего учительского звания.
  - Носите палочку в руках, палочку, вот вам и знак учительского звания, - посоветовал Богданов, покачивая головою.
  - Помилуйте, Сергей Потапыч, - с обидою в голосе сказал Мачигин,- что же палочка! Палочку всякий может, а кокарда для престижа.
  - Для какого престижа, а? для какого, какого престижа? - накинулся на юношу Богданов, - какой вам нужен престиж, а? Вы разве начальник!
  - Помилуйте, Сергей Потапыч, - рассудительно доказывал Мачигин, - в крестьянском малокультурном сословии это сразу возбуждает прилив почтения, - сейгод гораздо ниже кланяются.
  Мачигин самодовольно погладил рыженькие усики.
  - Да нельзя, юноша, никак нельзя, - скорбно покачивая головою, сказал Богданов.
  - Помилуйте, Сергей Потапыч, учитель без кокарды - все равно что британский лев без хвоста, - уверял Мачигин, - одна карикатура.
  - При чем тут хвост, а? какой тут хвост, а? - с волнением заговорил Богданов. - Куда вы в политику заехали, а? Разве это ваше дело о политике рассуждать, а? Нет, уж вы, юноша, кокарду снимите, сделайте божескую милость. Нельзя, как же можно, сохрани бог, мало ли кто может узнать!
  Мачигин пожал плечами, хотел еще что-то возразить, но Богданов перебил его, - в его голове мелькнула блистательная по его разуменю мысль.
  - Ведь вот вы ко мне без кокарды пришли, а? без кокарды? Сами чувствуете, что нельзя.
  Мачигин замялся было, но нашел и на этот раз возражение:
  - Так как мы - сельские учителя, то нам и нужна сельская привилегия, а в городе мы состоим зауряд-интеллигентами.
  - Нет, уж вы, юноша, знайте, - сердито сказал Богданов, - что это нельзя, и если я еще услышу, тогда мы вас уволим.
  
  
  
  
   * * *
  
  Грушина время от времени устраивала вечеринки для молодых людей, из числа которых надеялась выудить мужа. Для отвода глаз приглашала и семейных знакомых.
  Вот была такая вечеринка. Гости собрались рано.
  На стенах в гостиной у Грушиной висели картинки, закрытые плотно кисеею. Впрочем, неприличного в них ничего не было. Когда Грушина подымала, с лукавою и нескромною усмешечкою, кисейные занавесочки, гости любовались голыми бабами, написанными плохо.
  - Что же это, баба кривая? - угрюмо сказал Передонов.
  - Ничего не кривая, - горячо заступилась Грушина за картинку, - это она изогнулась так.
  - Кривая, - повторил Передонов. - И глаза разные, как у вас.
  - Ну, много вы пониматете! - обиженно сказала Грушина, - эти картинки очень хорошие и дорогие. Художникам без таких нельзя.
  Передонов внезапно захохотал: он вспомнил совет, данный им на-днях Владе.
  - Чего вы заржали? - спросила Грушина.
  - Нартанович, гимназист, своей сестре Марфе платье подпалит, - объяснил он, - я ему посоветовал это сделать.
  - Станет он палить, нашли дурака! - возразила Грушина.
  - Конечно, станет, - уверенно сказал Передонов, - братья с сестрами всегда ссорятся. Когда я маленьким был, так всегда своим сестрам пакостил: маленьких бил, а старшим одежду портил.
  - Не все же ссорятся, - сказал Рутилов, - вот я с сестрами не ссорюсь.
  - Что ж ты с ними, целуешься, что ли? - спросил Передонов.
  - Ты, Ардальон Борисыч, свинья и подлец, и я тебе оплеуху дам, - очень спокойно сказал Рутилов.
  - Ну, я не люблю таких шуток, - ответил Передонов и отодвинулся от Рутилова.
  "А то еще, - думал он, - и в самом деле даст, что-то зловещее у него лицо".
  - У нее, - продолжал он о Марте - только и есть одно платье черное.
  - Вершина ей новое сошьет, - с завистливою злостью сказала Варвара. - К свадьбе все приданое сделает. Красавица, инда лошади жахаются, - проворчала она тихо и злорадно посмотрела на Мурина.
  - Пора и вам венчаться, - сказала Преполовенская. - Чего ждете, Ардальон Борисыч?
  Преполовенские уже видели, что после второго письма Передонов твердо решил жениться на Варваре. Они и сами поверили письму. Стали говорить, что всегда были за Варвару. Ссориться с Передоновым им не было расчета: выгодно с ним играть в карты. А Геня, делать нечего, пусть подождет, - другого жениха придется поискать.
  Преполовенский заговорил:
  - Конечно, венчаться вам надо: и доброе дело сделаете да и княгине угодите; княгине приятно будет, что вы женитесь, так что вы и ей угодите и доброе дело сделаете, вот и хорошо будет, а то так-то что же, а тут все же доброе дело сделаете да и княгине приятно.
  - Вот и я то же говорю, - сказала Преполовенская.
  А Преполовенский не мог остановиться и, видя, что от него уже все отходят, сел рядом с молодым чиновником и принялся ему растолковывать то же самое.
  - Я решился венчаться, - сказал Передонов, - только мы с Варварой не знаем, как надо венчаться. Что-то надо сделать, а я не знаю что.
  - Вот, дело нехитрое, - сказала Преполовенская, - да если хотите, мы с мужем вам все устроим, вы только сидите, и ни о чем не думайте.
  - Хорошо, - сказал Передонов, - я согласен. Только, чтобы все было хорошо и прилично. Мне денег не жалко.
  - Уж все будет хорошо, не беспокойтесь, - уверяла Преполовенская.
  Передонов продолжал ставить свои условия:
  - Другие из скупости покупают тонкие обручальные кольца, серебряные вызолоченные, а я так не хочу, а чтоб были настоящие золотые. И я даже хочу вместо обручальных колец заказать обручальные браслеты, - это и дороже, и важнее.
  Все засмеялись.
  - Нельзя браслеты, - сказала Преполовенская, легонько усмехаясь, - кольца надо.
  - Отчего нельзя? - с досадою спросил Передонов.
  - Да уж так, не делают.
  - А может быть, и делают, - недоверчиво сказал Передонов. - Это еще я у попа спрошу. Он лучше знает.
  Рутилов, хихикая, советовал:
  - Уж ты лучше, Ардальон Борисыч, обручальные пояса закажи.
  - Ну, на это у меня и денег не хватит, - ответил Передонов, не замечая насмешки, - я не банкир. А только я на-днях во сне видел, что венчаюсь, а на мне атласный фрак, и у нас с Варварою золотые браслеты. А сзади два директора стоят, над нами венцы держат, и аллилую поют.
  - Я сегодня тоже интересный сон видел, - объявил Володин, - а к чему он, не знаю. Сижу это я будто на троне, в золотой короне, а передо мною травка, а на травке барашки, все барашки, все барашки, бе-бе-бе. Так вот все барашки ходят, и так головой делают, и все этак бе-бе-бе.
  Володин прохаживался по комнатам, тряс лбом, выпячивал губы и блеял. Гости смеялись. Володин сел на место, блаженно глядя на всех, щуря глаза от удовольствия, и смеялся тоже бараньим, блеющим смехом.
  - Ну, что же дальше? - спросила Грушина, подмигивая гостям.
  - Ну, и все барашки, все барашки, а тут я и проснулся, - кончил Володин.
  - Барану и сны бараньи, - ворчал Передонов,- важное кушанье - бараний царь.
  - А я сон видела, - с нахальною усмешкою сказала Варвара, - так его при мужчинах нельзя рассказывать, ужо вам одной расскажу.
  - Ах, матушка Варвара Дмитриевна, вот-то в одно слово, и у меня то же, - хихикая и подмигивая всем, отвечала Грушина.
  - Расскажите, мы - мужчины скромные, в роде дам, - сказал Рутилов.
  И прочие мужчины просили Варвару и Грушину рассказать сны. Но те переглядывались, погано смеялись и не рассказывали.
  Сели играть в карты. Рутилов уверял, что Передонов отлично играет. Передонов верил. Но сегодня, как и всегда, он проигрывал. Рутилов был в выигрыше. От этого он пришел в большую радость и говорил оживленнее обыкновенного.
  Передонова дразнила недотыкомка. Она пряталась где-то близко, - покажется иногда, высунется из-за стола или из-за чьей-нибудь спины и спрячется. Казалось, она ждала чего-то. Было страшно. Самый вид карт страшил Передонова. Дамы - по две вместе.
  "А где же третья?" - думал Передонов.
  Он тупо разглядывал пиковую даму, потом повернул ее другою стороною, - третья, может быть, спряталась за рубашкою.
  Рутилов сказал:
  - Ардальон Борисыч своей даме за рубашку смотрит.
  Все захохотали.
  Между тем, в стороне два молоденьких полицейских чиновника сели играть в дурачки. Партии разыгрывались у них живо. Выигравший хохотал от радости и показывал другому длинный нос. Проигравший сердился.
  Запахло съестным. Грушина позвала гостей в столовую. Все пошли, толкаясь и жеманясь. Расселись кое-как.
  - Кушайте, господа, - угощала Грушина.- Ешьте, дружки, набивайте брюшки по самые ушки.
  - Пирог ешь, хозяйку тешь, - кричал радостно Мурин. Ему было весело смотреть на водку и думать, что он в выигрыше.
  Усерднее всех угощались Володин и два молоденьких чиновника, - они выбирали кусочки получше и подороже и с жадностью пожирали икру. Грушина сказала, принужденно смеясь:
  - Павел-то Васильевич пьян да призорок, через хлеб да за пирог.
  Нешто она для него икру покупала! И под предлогом угостить дам она отставила от него все, что было получше. Но Володин не унывал и довольствовался тем, что осталось: он успел съесть много хорошего с самого начала, и теперъ ему было все равно.
  Передонов смотрел на жующих, и ему казалось, что все смеются над ним. С чего? над чем? Он с остервенением ел все, что попадалось, ел неряшливо и жадно.
  После ужина опять играли. Но скоро Передонову надоело. Он бросил карты и сказал:
  - Ну вас к чорту! не везет. Надоело! Варвара, пойдем домой.
  И другие гости поднялись за ним.
  В передней Володин увидел, что у Передонова новая тросточка. Осклабясь, он поворачивал ее перед собою и спрашивал:
  - Ардаша, отчего же тут пальчики калачиком свернуты? Что же это обозначает?
  Передонов сердито взял у него из рук тросточку, приблизил ее набалдашником, с кукишем из черного дерева, к носу Володина и сказал:
  - Шиш тебе с маслом. Володин сделал обиженное лицо.
  - Позвольте, Ардальон Борисыч, - сказал он, - я с маслом хлебец изволю кушать, а шиша с маслам я не хочу кушать.
  Передонов, не слушая его, заботливо кутал шею шарфом и застегивал пальто на все пуговицы. Рутилов говорил со смехом:
  - Чего ты кутаешься, Ардальон Борисыч? Тепло.
  - Здоровье всего дороже, - ответил Передонов.
  На улице было тихо, - улица улеглась во мраке и тихонько похрапывала. Темно было, тоскливо и сыро. На небе бродили тяжелые тучи. Передонов ворчал:
  - Напустили темени, а к чему?
  Он теперь не боялся, - шел с Варварою, а не один.
  Скоро пошел дождь, мелкий, быстрый, продолжительный. Все стало тихо, и только дождь болтал что-то навязчиво и скоро, захлебываясь, - невнятные, скучные, тоскливые речи.
  Передонов чувствовал в природе отражения своей тоски, своего страха под личиною ее враждебности к нему, - той же внутренней и недоступной внешним определениям жизни во всей природе, жизни, которая одна только и создает истинные отношения, глубокие и несомненные, между человеком и природою, этой жизни он не чувствовал. Потому-то вся природа казалась ему проникнутою мелкими человеческими чувствами. Ослепленный обольщениями личности и отдельного бытия, он не понимал дионисических, стихийных восторгов, ликующих и вопиющих в природе. Он был слеп и жалок, как многие из нас.
  

  XXIII
  
  Преполовенские взяли на себя устройство венчания. Венчаться решили в деревне, верстах в шести от города: Варваре неловко было итти под венец в городе после того как прожили столько лет, выдавая себя за родных. День, назначенный для венчания, скрыли: Преполовенские распустили слух, что венчаться будут в пятницу, а на самом деле свадьба была в среду днем. Это сделали, чтобы не наехали любопытные из города. Варвара не раз повторяла Передонову:
  - Ты, Ардальон Борисыч, не проговорись, когда венец-то будет, а то еще помешают.
  Деньги на расход по свадьбе Передонов выдавал неохотно, с издевательствами над Варварою. Иногда он приносил свою палку с набалдашником-кукишем и говорил Варваре:
  - Поцелуй мой кукиш - дам денег, не поцелуешь - не дам.
  Варвара целовала кукиш.
  - Что ж такое, губы не треснут, - говорила она.
  Срок свадьбы таили до самого назначенного дня даже от шаферов, чтоб не проболтались. Сперва позвали в шаферы Рутилова и Володина,- оба охотно согласились: Рутилов ожидал забавного анекдота. Володину было лестно играть такую значительную роль при таком выдающемся событии в жизни такого почтенного лица. Потом Передонов сообразил, что ему мало одного шафера. Он сказал:
  - Тебе, Варвара, одного будет, а мне двух надо, мне одного мало: надо мной трудно венец держать, я - большой человек.
  И Передонов пригласил вторым шафером Фаластова. Варвара ворчала:
  - Куда его к чорту, два есть, чего еще?
  - У него очки золотые, важнее с ним, - сказал Передонов.
  Утром в день свадьбы Передонов помылся теплою водою, как всегда, чтобы не застудить себя, и затем потребовал румян, объясняя:
  - Мне надо теперь каждый день подкрашиваться, а то еще подумают - дряхлый, и не назначат инспектором.
  Варваре жаль было своих румян, но пришлось уступить, - и Передонов подкрасил себе щеки. Он бормотал:
  "Сам Верига красится, чтобы моложе быть. Не могу же я с белыми щеками венчаться".
  Затем, запершись, в спальне, он решил наметить себя, чтобы Володин не мог подменить его собою. На груди, на животе, на локтях, еще на разных местах намазал он чернилами букву П.
  "Надо было бы наметить и Володина, да как его наметишь? Увидит, сотрет", - тоскливо думал Передонов.
  Затем пришла ему в голову мысль, что не худо бы надеть корсет, а то за старика примут, если невзначай согнешься. Он потребовал от Варвары корсет. Но Варварины корсеты оказались ему тесны, ни один не сходился.
  - Надо было раньше купить, - сердито ворчал он. - Ничего не подумают.
  - Да кто же мужчины носят корсет? - возражала Варвара, - никто не носит.
  - Верига носит, - сказал Передонов.
  - Так Верига - старик, а ты Ардальон Борисыч, слава богу, мужчина в соку.
  Передонов самодовольно улыбнулся, посмотрел в зеркало и сказал:
  - Конечно, я еще лет полтораста проживу. Кот чихнул под кроватью. Варвара сказала, ухмыляясь:
  - Вот и кот чихает, значит - верно.
  Но Передонов вдруг нахмурился. Кот уже стал ему страшен, и чиханье его показалось ему злою хитростью.
  "Начихает тут чего не надо", - подумал он, полез под кровать и принялся гнать кота. Кот дико мяукал, прижимался к стене и вдруг, с громким и резким мяуканьем, шмыгнул меж рук у Передонова и выскочил из горницы.
  - Чорт голландский! - сердито обругал его Передонов.
  - Чорт и есть,- поддакивала Варвара,- совсем одичал кот, погладить не дается, ровно в него чорт вселился.
  Преполовенские послали за шаферами с раннего утра. Часам к десяти все собрались у Передонова. Пришли Грушина и Софья с мужем. Подали водку и закуску. Передонов ел мало и тоскливо думал, чем бы ему отличить себя еще больше от Володина.
  "Барашком завился", - злобно думал он и вдруг сообразил, что ведь и он может причесаться по-особенному. Он встал из-за стола и сказал:
  - Вы тут ешьте и пейте, мне не жалко, а я пойду к парикмахеру, причешусь по-испански.
  - К

Категория: Книги | Добавил: Armush (27.11.2012)
Просмотров: 687 | Комментарии: 3 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа