Верн Жюль - Дети капитана Гранта

овывается на французском экземпляре документа, а он, не забывайте, написан англичанином, которому могли быть неизвестны некоторые особенности чужого языка. А теперь я начинаю.

   И Паганель медленно и внятно прочел следующее:

   - "Двадцать седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось выбраться на берег. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под.... долготы и 37R 11' широты. Придите им на помощь, или они погибнут".

   Паганель умолк. Такое толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно казалось таким же правдоподобным, как и прежние его толкования, оно также могло быть ошибочным. Вот почему ни Гленарван, ни майор не стали его оспаривать. Однако раз следы "Британии" не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходила тридцать седьмая параллель, то, конечно, были шансы найти их в Новой Зеландии.

   Когда географ сказал об этом, его друзья были поражены.

   - Скажите, Паганель, - обратился к нему Гленарван, - почему же вы два месяца держали в тайне это новое толкование?

   - Потому что я не хотел понапрасну вас обнадеживать. К тому же мы ведь все равно направлялись в Окленд, лежащий именно на той широте, которая была указана в документе.

   - Ну, а потом, когда мы отклонились от этого пути, почему же вы тогда ничего не сказали?

   - По той причине, что мое толкование, как бы верно оно ни было, не могло бы помочь спасти капитана Гранта.

   - Почему вы так думаете?

   - Да потому, что если с тех пор прошло целых два года и капитан не появился, значит, он пал жертвой либо крушения, либо новозеландцев.

   - Так вы думаете?.. - спросил Гленарван.

   - Я думаю, что, быть может, и удастся найти какие-либо останки "Британии", но потерпевшие крушение люди безвозвратно погибли.

   - Ни слова об этом, друзья мои, - сказал Гленарван. - Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.

  

  

   Вскоре вся команда "Дункана" узнала, что сообщение Айртона не пролило света на судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: на боцмана возлагалось столько надежд, а оказалось, что ему неизвестно ничего, что могло бы навести "Дункан" на след "Британии".

   Итак, яхта шла прежним курсом. Оставалось лишь выбрать остров, на котором высадить Айртона.

   Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился клочок земли под названием риф Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный в Тихом океане островок расположен в трех с половиной тысячах миль от американского побережья и в тысяче пятистах милях от Новой Зеландии. На севере ближайшая к нему земля - архипелаг Паумоту, находящийся под протекторатом Франции; к югу же никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса нет. Суда никогда не пристают к берегам этого пустынного островка. Никаких отголосков того, что делается в мире, не долетает до него. Одни буревестники во время своих дальних перелетов опускаются сюда отдыхать. На многих картах и вовсе не значится этого островка - рифа, омываемого волнами Тихого океана.

   Этот остров, заброшенный в океане, в стороне от всех морских путей, был самым уединенным местом, какое только можно найти на земном шаре. Айртону показали его на карте. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и "Дункан" взял курс на риф Мария-Тереза. Яхта находилась в это время как раз на прямой линии от бухты Талькауано к Марии-Терезе. Два дня спустя, в два часа дня вахтенный матрос заметил на горизонте землю. Это был остров Мария-Тереза, низкий, вытянутый, едва поднимавшийся из воды, похожий на огромного кита. Яхта, рассекавшая волны со скоростью шестнадцати узлов, была еще на расстоянии тридцати миль от него. Мало-помалу стали видны очертания рифа. На фоне заходящего солнца отчетливо вырисовывался его причудливый силуэт. Солнце ярко освещало отдельные невысокие скалы.

   В пять часов Джону Манглсу показалось, что над островом поднимается к небу легкий дым.

   - Что это, вулкан? - спросил он Паганеля, рассматривавшего остров в подзорную трубу.

   - Не знаю, что и думать, - ответил географ. - Этот остров малоизвестен. Конечно, не было бы ничего удивительного, если бы он оказался вулканического происхождения.

   - Но если его создало извержение, нет ли опасности, что другое извержение его разрушит? - сказал Гленарван.

   - Маловероятно, - ответил Паганель. - Гарантией его прочности служит то, что он существует несколько веков. Эти новые острова могут исчезнуть вскоре после возникновения, как остров Джулия, просуществовавший в Средиземном море всего лишь несколько месяцев.

   - Что ж, - сказал Гленарван, - как вы думаете, Джон, сможем мы подойти к берегу до наступления ночи?

   - Нет, милорд. Я не могу подвергать корабль опасности, подводя его в темноте к незнакомому мне берегу. Я буду крейсировать, делая короткие галсы, а завтра на рассвете мы пошлем туда шлюпку.

   В восемь часов вечера риф Мария-Тереза, до которого оставалось всего пять миль, казался какой-то удлиненной, едва видной тенью. "Дункан" все приближался к нему.

   В девять часов на островке вспыхнул довольно яркий огонек. Он светился ровным, неподвижным светом.

   - Вот это как будто указывает на вулкан, - проговорил Паганель, внимательно всматриваясь.

   - Однако на таком близком расстоянии мы слышали бы грохот, всегда сопровождающий извержение, - заметил Джон Манглс, - а восточный ветер не доносит до нас никакого шума.

   - Действительно, пламя есть, но вулкан безмолвствует, - согласился Паганель. - Кажется, этот огонь мигает, как маяк.

   - Вы правы, - отозвался Джон. - А между тем на этих берегах нет маяков. О! - воскликнул он. - Вот и другой огонек - теперь на самом берегу. Смотрите! Он колышется! Он перемещается!

   Джон не ошибался. Действительно, появился другой огонек. Казалось, он то потухает, то снова разгорается.

   - Значит, остров обитаем? - спросил Гленарван.

   - Очевидно, населен дикарями, - ответил Паганель.

   - Но тогда мы не сможем высадить там боцмана.

   - Нет, конечно, - вмешался майор, - это был бы слишком плохой подарок даже для дикарей.

   - В таком случае мы поищем какой-нибудь другой, необитаемый остров, - сказал Гленарван. - Я обещал Айртону, что он будет жив и невредим, и хочу сдержать свое слово.

   - Во всяком случае, будем осторожны, - заметил Паганель, - у новозеландцев, как некогда у жителей Корнуэльских островов, в ходу обычай заманивать к берегам суда с помощью движущихся огней. Вероятно, и обитателям Марии-Терезы знаком этот прием.

   - Держись в четверти мили от берега! - крикнул Джон Манглс матросу, стоявшему на руле. - Завтра на рассвете мы узнаем, в чем дело.

   В одиннадцать часов Джон Манглс и пассажиры разошлись по своим каютам. На баке остались вахтенные, а на корме у румпеля стоял один рулевой.

   В это время на верхнюю палубу поднялись Мери Грант и Роберт. Дети капитана Гранта, облокотившись на перила, с грустью смотрели на блестевшее фосфоресцирующим светом море и на светящийся след, остававшийся за кормой "Дункана". Мери думала о будущем Роберта, Роберт - о будущем сестры. И оба думали об отце. Жив ли он еще, их любимый отец? Неужели надо отказаться от надежды свидеться с ним? Но как жить без него? Что станется с ними? Что было бы с ними и теперь без лорда Гленарвана и леди Элен?

   Горе сделало мальчика взрослым не по годам. Он догадывался, какие мысли волновали сестру.

   - Мери, - сказал он, беря ее за руку, - никогда не надо отчаиваться. Вспомни, чему учил нас отец, которого ничто не могло сломить. До сих пор, сестра, ты работала для меня, а теперь моя очередь, я стану трудиться для тебя.

   - Милый Роберт!..

   - Мери, мне надо сказать тебе одну вещь. Ты ведь не станешь сердиться, правда?

   - Зачем же мне сердиться, мой мальчик!

   - И ты позволишь мне сделать то, что я задумал?

   - Что ты хочешь сказать? - с беспокойством спросила Мери.

   - Сестра! Я хочу стать моряком...

   - Ты покинешь меня? - вскрикнула Мери, сжимая руку брата.

   - Да, сестра, я буду моряком, как отец, как капитан Джон! Мери, дорогая Мери, ведь капитан Джон не потерял надежды разыскать отца. Верь в его преданность, как и я. Джон обещал сделать из меня отличного моряка, а пока мы будем вместе с ним разыскивать отца. Скажи, сестра, что ты согласна. Наш долг - мой долг - сделать для отца то, что он сделал бы для нас. У меня лишь одна цель в жизни: искать, непрестанно искать того, кто никогда не оставил бы ни тебя, ни меня. Мери, дорогая, как он был добр, наш отец!

   - И как благороден, как великодушен! - добавила Мери. - Знаешь ли ты, Роберт, что им уже гордилась наша родина, и, если бы злая судьба не помешала ему, он стал бы одним из величайших людей Шотландии.

   - Знаю ли я это! - воскликнул Роберт.

   Мери прижала брата к груди, и мальчик почувствовал, как слезы сестры оросили его лоб.

   - Мери! Мери! - крикнул он. - Что бы ни говорили наши друзья, сколько бы они ни молчали, я все еще надеюсь и всегда буду надеяться! Такой человек, как наш отец, не умирает, не доведя своего дела до конца!

   Мери Грант не могла отвечать: ее душили рыдания. Девушка была глубоко взволнована мыслями о новых поисках Гарри Гранта и о безграничной преданности молодого капитана.

   - Значит, мистер Джон еще надеется? - спросила она.

   - Да, - ответил Роберт. - Он наш брат и никогда не покинет нас. И я тоже стану моряком, чтобы вместе с ним искать отца, да, Мери? Ты согласна?

   - Конечно, согласна! Но расстаться... - прошептала девушка.

   - Ты не останешься одна, Мери. Я знаю, мне говорил мой друг Джон. Леди Гленарван не отпустит тебя. Ты ведь женщина, сестра, и потому можешь и должна принять ее помощь. Было бы неблагодарностью отказаться от нее. А я мужчина, значит, должен - отец много раз повторял мне это - сам ковать свою судьбу.

   - Но что же станет тогда с нашим милым домом в Данди? С ним связано столько воспоминаний!

   - Мы его сохраним, сестричка! Все будет в порядке. Наш друг Джон и лорд Гленарван все обдумали. Ты будешь жить в замке Малькольм у лорда и леди Гленарван, как их дочь. Лорд сам сказал это моему другу Джону, а он рассказал мне. Ты будешь у них чувствовать себя совсем как дома, и тебе будет с кем поговорить об отце. А в один прекрасный день мы тебе привезем его самого. Ах! Как это будет чудесно! - восторженно сказал Роберт.

   - Брат мой, мальчик мой, как счастлив был бы отец, если бы он мог слышать тебя! - сказала Мери. - Как ты похож, милый Роберт, на него, на нашего дорогого отца! Когда ты станешь мужчиной, ты будешь вылитый отец!

   - О Мери! - краснея от благородной сыновней гордости, воскликнул мальчик.

   - Но чем мы отблагодарим лорда и леди Гленарван? - сказала Мери.

   - О, это нетрудно будет сделать! - заявил с юношеской самоуверенностью Роберт. - Мы будем их любить, почитать, говорить им об этом, будем с ними нежны, а когда-нибудь пожертвуем для них своей жизнью!

   - Нет, уж лучше живи для них! - воскликнула молодая девушка, целуя брата. - Это будет им приятнее, да и мне тоже.

   Дети капитана Гранта умолкли, но продолжали глядеть друг на друга. Мысленно они все еще вели разговор, задавали друг другу вопросы, слышали ответы. По морю плавно перекатывалась легкая зыбь, светилась сквозь сумрак бурлившая за винтом вода.

   И тут произошло нечто странное. Как будто какая-то магнетическая сила, связывавшая брата и сестру, вызвала у обоих одновременно одну и ту же галлюцинацию. Им почудилось вдруг, что из лона волн, попеременно то темных, то светящихся, зазвучал чей-то голос, и его глубокий, тоскующий звук проник им в самую душу.

   - Помогите! Помогите!.. - кричал голос.

   - Мери, ты слышала, слышала? - спросил Роберт. Поспешно перегнувшись через борт, они стали вглядываться во мглу, но ничего не было видно - только безбрежный мрак расстилался перед ними.

   - Роберт, - проговорила бледная от волнения Мери, - мне почудилось... Да, почудилось, как и тебе... Мы оба бредим, милый Роберт.

   Но голос, призывавший на помощь, раздался снова, и на этот раз иллюзия была так велика, что у обоих вырвался крик:

   - Отец! Отец!

   Мери не могла больше выдержать. Сломленная волнением, она без чувств упала на руки брата.

   - Помогите! - крикнул Роберт. - Сестра! Отец!.. Помогите!..

   Рулевой бросился поднимать бесчувственную девушку. Прибежали вахтенные матросы, появились разбуженные шумом Джон Манглс, леди Элен, Гленарван.

   - Сестра умирает, а наш отец там! - воскликнул Роберт, указывая на волны.

   Никто не мог понять, в чем дело.

   - Да, да, - повторял мальчик, - отец там! Я слышал его голос! Мери тоже слышала...

   В эту минуту Мери пришла в себя и в безумном порыве тоже закричала:

   - Отец! Там отец!

   Бедная девушка перегнулась через борт, словно собиралась броситься в море.

   - Милорд! Леди Элен! Говорю вам, что там мой отец! - твердила она, сжимая руки. - Уверяю вас, я слышал его голос! Он звучал из волн, словно жалоба, словно последнее "прости"...

   С бедняжкой сделались спазмы, конвульсии. Пришлось отнести ее в каюту. Туда пошла и леди Элен, чтобы оказать ей помощь.

   Роберт же все повторял:

   - Отец мой! Отец там! Я уверен в этом, милорд!.. Свидетели этой мучительной сцены поняли наконец, что дети капитана Гранта были обмануты галлюцинацией. Но как убедить их в этом?

   Гленарван попытался это сделать. Взяв за руку Роберта, он спросил его:

   - Ты слышал голос отца, дитя мое?

   - Да, милорд. Там, среди волн. Он кричал: "Помогите! Помогите!"

   - И ты узнал голос?

   - Узнал ли я голос? О да, клянусь вам! Сестра тоже слышала и тоже узнала голос отца. Неужели вы думаете, что мы оба могли ошибиться? Милорд, надо спасти отца! Шлюпку! Шлюпку!

   Гленарван увидел, что разубедить бедного мальчика невозможно. Тем не менее он сделал последнюю попытку и позвал рулевого.

   - Хокинс, - обратился он к нему, - вы ведь стояли у руля, когда мисс Грант так внезапно упала?

   - Да, - ответил Хокинс.

   - И вы ничего не заметили, ничего не слышали?

   - Ничего.

   - Вот видишь, Роберт!

   - Хокинс не сказал бы, что ничего не слышал, будь то его собственный отец! - запальчиво крикнул мальчик. - Это был мой отец, милорд, мой отец, отец!

   Голос Роберта прервался рыданием. Бледный и безмолвный, он тоже лишился чувств. Гленарван распорядился отнести его на постель в каюту, и измученный волнением мальчик впал в тяжелое забытье.

   - Бедные сироты, - промолвил Джон Манглс, - какое страшное испытание выпало им на долю!

   - Да, - отозвался Гленарван, - чрезмерное горе, видимо, вызвало у обоих одновременно эту галлюцинацию.

   - У обоих? - прошептал Паганель. - Странно! Наука не допускает этого.

   Затем географ перегнулся через борт и, сделав всем знак молчать, стал прислушиваться.

   Кругом было тихо. Паганель громко крикнул. Но никто не ответил.

   - Странно, странно, - повторял географ, направляясь в свою каюту. - Сходство мыслей и общее горе все же не могут объяснить подобное явление.

   На следующий день, 8 марта, в пять часов утра, как только стало светать, пассажиры, в том числе Роберт и Мери - их невозможно было удержать в каютах, - собрались на палубе "Дункана". Каждому хотелось посмотреть на землю, лишь мельком виденную накануне. Все жадно глядели на остров в подзорные трубы. Было видно все до подробностей.

   Вдруг раздался крик Роберта. Мальчик уверял, что видит, как два человека бегают по берегу, а третий машет флагом.

   - Английский флаг! - крикнул Джон Манглс, взглянув в подзорную трубу.

   - Верно! - воскликнул Паганель, быстро оборачиваясь к Роберту.

   - Милорд, - заговорил мальчик, дрожа от волнения, - если вы не хотите, чтобы я добрался до берега вплавь, велите спустить шлюпку. На коленях умоляю вас, позвольте мне первым высадиться на берег!

   Никто не решался вымолвить ни слова. Как! На этом островке, расположенном на тридцать седьмой параллели, было трое потерпевших крушение английских подданных. Всем вспомнилось вчерашнее происшествие, голос в ночи, который услышали Роберт и Мери. Что ж, может быть, им не почудилось, и кто-то в самом деле кричал, но возможно ли, чтобы это был голос их отца? Увы! Нет, тысячу раз нет! И каждый, думая об ужасном разочаровании, которое ожидало сирот, трепетал, боясь, что бедные дети уже не в силах будут перенести это новое испытание. Но как удержать их! У Гленарвана не хватило на это духу.

   - Спустить шлюпку! - крикнул он.

   Минута - и шлюпка уже была на воде. Дети капитана Гранта, Гленарван, Джон Манглс, Паганель бросились в нее, и она стремительно понеслась вперед под бешеными ударами весел шести матросов.

   В шестистах футах от берега Мери крикнула душераздирающим голосом:

   - Отец!..

   На берегу, рядом с двумя товарищами, стоял высокий, крепко сложенный человек. В его выразительном лице, кротком и вместе с тем отважном, сочетались черты обоих юных Грантов. Несомненно, это был тот самый человек, которого так часто описывали Мери и Роберт. Сердце не обмануло их - то был их отец, то был капитан Грант!

   Капитан услышал крик Мери, протянул руки и упал, словно пораженный громом.

  

  

   От радости не умирают: и отец и дети пришли в себя еще до того, как шлюпка доставила их на яхту. Где найти слова, чтобы описать эту сцену! Вся команда плакала, видя, как эти трое молча приникли друг к другу.

   Взойдя на палубу "Дункана", олицетворявшую для него родную Шотландию, Гарри Грант возблагодарил бога за свое спасение. Затем он дрожащим от волнения голосом выразил горячую признательность Гленарвану и всем его спутникам. За то короткое время, пока шлюпка доплыла до яхты, Мери и Роберт успели в нескольких словах рассказать отцу всю историю экспедиции "Дункана".

   Как бесконечно он был обязан леди Гленарван, этой благородной женщине, и ее спутникам! Разве все они, от самого Гленарвана и до последнего матроса, не боролись и не страдали ради него! Гарри Грант излил переполнявшую его благодарность с такой простотой, с таким благородством, его мужественное лицо было озарено таким чистым и кротким светом, что вся команда почувствовала себя вознагражденной с лихвой за все перенесенные испытания. Даже невозмутимый майор не мог сдержаться и прослезился. А Паганель плакал, как ребенок, даже не стараясь скрыть слезы.

   Гарри Грант не сводил глаз с дочери. Он восхищался красотой и обаянием Мери и повторял это ей вслух, призывая леди Элен в свидетельницы того, что это не только голос отцовской любви. Повернувшись к сыну, он восклицал с восторгом:

   - Как он вырос! Совсем мужчина!

   И он осыпал любимых детей бесконечными поцелуями.

   Роберт представил отцу по очереди всех своих друзей. И хотя мальчуган старался разнообразить характеристики, но повторял о каждом одно и то же. Все, как один, были очень добры к сиротам. Когда наступила очередь Джона Манглса, молодой капитан покраснел, как девушка, и во время разговора с отцом Мери голос его дрожал.

   Леди Элен рассказала капитану Гранту об их путешествии. Капитан мог гордиться и сыном и дочерью.

   Гарри Грант узнал о подвигах юного героя, узнал, как мальчик уже отчасти уплатил Гленарвану отцовский долг. Вслед за леди Элен заговорил Джон Манглс. Он так отзывался о Мери, что Гарри Грант, который кое-что понял еще со слов леди Элен, вложил руку дочери в руку отважного молодого капитана и, обращаясь к лорду и леди Гленарван, сказал:

   - Милорд и вы, сударыня, благословим наших детей!

   Когда все было рассказано и пересказано сотню раз, Гленарван поведал Гарри Гранту об Айртоне. По словам капитана, все, что боцман сообщил о его высадке на австралийское побережье, было правдой.

   - Это малый с головой, смельчак, - добавил он, - но страсти увлекли его ко злу. Будем надеяться, что он одумается, раскается и вернется к лучшим чувствам.

   Но Гарри Гранту хотелось, прежде чем на остров будет высажен Айртон, принять там, на своей скале, новых друзей. Он пригласил их посетить свой деревянный домик и отобедать за столом Робинзона Океании.

   Гленарван и его спутники с удовольствием приняли это приглашение. Роберту и Мери не терпелось поскорее увидеть те места, где так долго тосковал по ним отец.

   Снарядили лодку, и вскоре капитан с детьми, лорд и леди Гленарван, майор, Джон Манглс и Паганель высадились на берег острова.

   Им достаточно было нескольких часов, чтобы обойти владения Гарри Гранта. Этот островок был, в сущности, вершиной подводной горы и представлял собой плоскогорье со множеством базальтовых скал и обломков вулканических пород. Под действием подземного огня гора эта в отдаленную геологическую эпоху мало-помалу поднялась со дна Тихого океана. Но с тех пор прошло уже много веков, вулкан потух, и его вершина превратилась в остров, на нем образовался плодородный слой почвы; этой новой землей постепенно завладела растительность. Проплывавшие мимо острова китобои высадили здесь домашних животных - коз и свиней, которые размножились и с течением времени одичали. Таким образом на этом островке, затерянном среди Тихого океана, были представлены теперь все три царства природы. Когда же здесь очутились моряки, потерпевшие крушение на "Британии", силы природы стали направляться рукой человека. За два с половиной года Гарри Грант и его матросы совершенно преобразили остров. Несколько тщательно обработанных акров земли приносили им превосходные овощи.

   Гости подошли к домику, осененному зелеными камедными деревьями; перед его окнами живописно расстилалось море, сверкавшее под лучами солнца. Под раскидистыми деревьями поставили стол, и все уселись вокруг него. Жаркое из козлятины, хлеб из нарду, несколько чашек молока, два-три стебля дикого цикория и чистая холодная вода составляли эту простую, идиллическую трапезу.

   Паганель был в восторге. Воскресли его старые мечты стать Робинзоном.

   - Жалеть пройдоху Айртона не приходится: этот островок - настоящий рай! - воскликнул географ.

   - Да, он был раем для трех жертв кораблекрушения, - отозвался Гарри Грант. - Но я очень жалею, что Мария-Тереза не обширный плодородный остров с рекой вместо ручья и удобным портом вместо бухточки.

   - Почему, капитан? - спросил Гленарван.

   - Потому что тогда я основал бы здесь, в Тихом океане, колонию, которую подарил бы Шотландии.

   - Вот как, капитан Грант! Вы, стало быть, не оставили своего замысла, который сделал вас столь популярным на нашей родине? - сказал Гленарван.

   - Нет, не оставил, милорд. И я спасен богом и вами именно для того, чтобы осуществить этот замысел. Нужно, чтобы наши несчастные братья, обитатели древней Каледонии, нашли на новой земле убежище от нищеты. Наша родина должна иметь в этих морях свою, ей одной принадлежащую колонию, где у нее будет хоть немного той независимости, того благосостояния, которых ей так недостает в Европе!

   - О! Это хорошо сказано, капитан Грант! - сказала леди Элен. - Прекрасный план, достойный благородного сердца! Но этот островок...

   - Наш риф смог бы прокормить всего нескольких колонистов, а нам нужны большие, плодородные земли.

   - Ну что ж, капитан, - воскликнул Гленарван, - будущее в наших руках! Будем искать эти земли вместе.

   Гарри Грант и Гленарван крепко пожали друг другу руки, как бы скрепляя данное обещание.

   Всем не терпелось услышать на этом самом островке, в этом скромном домике рассказ о том, как потерпевшие крушение прожили два долгих года вдали от людей.

   Гарри Грант охотно исполнил желание своих новых друзей.

   - Моя история, - начал он, - это история всех робинзонов, заброшенных на пустынный остров. Уповая лишь на бога и на самих себя, они понимают, что должны бороться за свою жизнь с силами природы. В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня 1862 года "Британия", потеряв управление во время шестидневной бури, разбилась о риф Мария-Тереза. Море так бушевало, что спасти всех было невозможно, и моя несчастная команда погибла. Только двум матросам, Бобу Лирсу и Джо Беллу, и мне после многих тщетных попыток удалось добраться до берега.

   Земля, приютившая нас, оказалась пустынным островком длиной в пять миль, шириной в две. На нем росло три десятка деревьев, было несколько лугов, а также источник пресной воды, к счастью, никогда не пересыхавший. Очутившись с моими двумя матросами в этом затерянном уголке земного шара, я не пал духом и приготовился к упорной борьбе. Боб и Джо, мои отважные товарищи по несчастью, стали энергично помогать мне.

   По примеру Робинзона, созданного воображением Даниеля Дефо, мы начали с того, что подобрали обломки судна, инструменты, немного пороха, оружие и мешок с драгоценным для нас зерном. Первые дни были трудны, но вскоре охота и рыбная ловля обеспечили нас пищей: остров кишел дикими козами, а у берегов было много рыбы. Мало-помалу наша жизнь наладилась.

   Приборы, которые мне удалось спасти от крушения, помогли мне точно определить, где находится наш островок, и я понял, что он лежит вдали от обычных путей судов и что только счастливый случай может выручить нас. Не переставая думать о моих любимых детях, но уже не надеясь снова увидеть их, я решил смело принять выпавшее мне на долю испытание. Мы работали не покладая рук. Вскоре несколько акров земли были засеяны семенами из мешка с "Британии". Картофель, цикорий и щавель оздоровили нашу пищу. Со временем появились и другие овощи. Мы поймали нескольких козлят. Их удалось легко приручить. Теперь у нас было молоко, масло. Из нарду, росшего на дне пересохших ручьев, мы стали печь довольно вкусный хлеб. Словом, мы вполне обеспечили свою жизнь всем необходимым.

   Мы выстроили себе дом из выброшенных на берег обломков "Британии", покрыли его тщательно просмоленными парусами. Получилось надежное убежище, где мы благополучно пережили период дождей. Сколько в этом домике обсуждалось планов, сколько было мечтаний! И самая чудесная из наших грез ныне сбылась! Сначала я хотел пуститься в море на лодке, сделанной из обломков нашего судна, но ближайшая земля - архипелаг Паумоту - отстояла от нас на полторы тысячи миль. Никакая лодка не смогла бы выдержать такое плавание. Пришлось отказаться от этой мысли. Только счастливый случай мог спасти нас.

   Ах, дорогие мои дети! Сколько раз высматривали мы с береговых скал, не появится ли судно в морской дали! За все время нашего заточения на горизонте только два-три раза показались паруса, но тотчас исчезали. Так прошло два с половиной года. Мы уже перестали надеяться, но еще не отчаивались.

   Наконец, вчера, взобравшись на высокую скалу, я вдруг увидел на западе легкий дымок. Он стал расти. Вскоре я различил судно. Казалось, оно направлялось к нам. Но не пройдет ли оно мимо острова? Ведь ему незачем здесь останавливаться.

   Ах, что это был за мучительный день! Как сердце не разорвалось у меня в груди! Мои товарищи зажгли костер на вершине одной из скал. Наступила ночь, а никаких признаков того, что нас заметили на яхте, не было. От этого судна зависело наше спасение. Неужели мы упустим эту возможность! Я уже не колебался. Тьма сгущалась. Ночью судно могло обогнуть остров и уйти. Я бросился в воду и поплыл к нему. Надежда утраивала мои силы. Я с нечеловеческой энергией рассекал волны. Уже яхта была от меня в каких-нибудь двух сотнях футов, как вдруг она переменила галс. Тогда-то я испустил те отчаянные крики, которые услышали только мои дети и которые не были их галлюцинацией. Затем я вернулся на берег, обессиленный волнением и усталостью. Матросы вытащили меня из воды полумертвым. Эта последняя ночь на острове была ужасной. Мы уже считали себя навсегда обреченными на одиночество. Но вот стало светать, и мы увидели, что яхта все еще здесь и медленно лавирует. Потом вы спустили шлюпку... Мы были спасены! И какое великое счастье: дети, мои дорогие дети были в этой шлюпке и протягивали ко мне руки!..

   Последние слова капитана утонули в поцелуях и ласках, которыми его осыпали Мери и Роберт. И тут только капитан узнал, что своим спасением он был обязан неразборчивому документу, тому самому, который он через неделю после крушения вложил в бутылку и бросил в море.

   Но о чем думал Жак Паганель во время рассказа капитана Гранта? Почтенный географ в тысячный раз перебирал в уме слова документа. Он припоминал одно за другим все три своих толкования, которые оказались одинаково неверными. Какое же из этих размытых морской водой слов относилось к рифу Мария-Тереза?

   Паганель не вытерпел. Он схватил за руку Гарри Гранта.

   - Капитан, - воскликнул он, - скажите же мне наконец, что содержалось в вашей загадочной записке?

   При этих словах географа все насторожились: сейчас будет разгадана тайна, в которую они тщетно пытались проникнуть в течение девяти месяцев!

   - Помните ли вы, капитан, содержание документа дословно? - продолжал Паганель.

   - Помню совершенно точно, - ответил Гарри Грант. - Не проходило дня, чтобы я не припоминал этих слов: ведь на них была вся наша надежда.

   - Какие же это слова, капитан? - спросил Гленарван. - Откройте нам их: наше самолюбие задето за живое!

   - Пожалуйста, - ответил Гарри Грант. - Но, как вам известно, стремясь увеличить шансы на спасение, я вложил в бутылку три записки на разных языках. Какая из них вас интересует?

   - Так они не тождественны? - воскликнул Паганель.

   - Тождественны, за исключением одного названия.

   - Тогда скажите нам французский текст, - сказал Гленарван, - он был наименее поврежден водой, и наши толкования основывались главным образом на нем.

   - Вот этот текст слово в слово: "Двадцать седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, потерпело крушение в тысяче пятистах лье от Патагонии, в Южном полушарии. Два матроса и капитан Грант добрались до острова Табор..."

   - Как?! - воскликнул Паганель.

   - "Здесь, - продолжал Гарри Грант, - терпя постоянные жестокие лишения, они бросили этот документ под 153R долготы и 37R 11' широты. Придите им на помощь, или они погибнут".

   Услышав слово "Табор", Паганель вскочил с места и вне себя воскликнул:

   - Как - остров Табор? Да ведь это же риф Мария-Тереза!

   - Совершенно верно, господин Паганель, - ответил Гарри Грант. - На английских и немецких картах - Мария-Тереза, а на французских - Табор.

   В эту минуту полновесный удар обрушился на плечо Паганеля, так что он согнулся. Справедливость требует признать, что это майор, впервые вышедший из рамок строгой корректности, так наградил Паганеля.

   - Географ! - сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.

   Но Паганель даже и не почувствовал удара. Что значил он по сравнению с ударом, нанесенным его самолюбию ученого!

   Так значит, как рассказал он капитану Гранту, он постепенно приближался к истине. Патагония, Австралия, Новая Зеландия казались ему бесспорным местом крушения. Обрывок слова contin, который он истолковал сначала как continent (континент), постепенно получил свое подлинное значение: continuelle (постоянная); indi означало сначала indiens (индейцы), потом indigenes (туземцы) и, наконец, было правильно понято как слово indigence (лишения). Только обрывок слова abor ввел в заблуждение проницательного географа. Паганель упорно видел в нем корень глагола aborder (причаливать), между тем как это было частью французского названия острова Мария-Тереза, где нашли приют потерпевшие кораблекрушение на "Британии": остров Табор. Правда, этой ошибки трудно было избежать, раз на всех корабельных картах "Дункана" этот остров значился под названием Мария-Тереза.

   - Но все равно! - восклицал Паганель и рвал на себе волосы в отчаянии. - Я не должен был забывать об этом двойном названии! Это непростительная ошибка, заблуждение, недостойное секретаря Географического общества! Я опозорен!

   - Господин Паганель, успокойтесь! - утешала географа леди Элен.

   - Нет, нет! Я настоящий осел!

   - И даже не ученый осел, - отозвался в виде утешения ему майор.

   Когда обед был окончен, Гарри Грант позаботился о том", чтобы привести в порядок все свое хозяйство. Он ничего не брал с собой, желая, чтобы преступник наследовал честному человеку.

   Все вернулись на борт "Дункана". Гленарван хотел отплыть в тот же день и потому дал приказ высадить боцмана на остров. Айртона привели на ют, где находился Гарри Грант.

   - Это я, Айртон, - сказал Грант.

   - Вижу, капитан, - отозвался боцман, не проявляя и тени удивления. - Ну что же, рад вас видеть в добром здоровье.

   - По-видимому, Айртон, я сделал ошибку, высадив вас в обитаемых местах.

   - По-видимому, капитан.

   - Вы сейчас останетесь вместо меня на этом пустынном островке. Я надеюсь, что вы раскаетесь в том зле, которое причинили людям.

   - Все может быть, - спокойно ответил Айртон. Гленарван обратился к боцману:

   - Итак, Айртон, вы по-прежнему хотите, чтобы я высадил вас на необитаемый остров?

   - Да.

   - Остров Табор вам подходит?

   - Совершенно.

   - Теперь, Айртон, выслушайте то, что я хочу напоследок сказать вам. Вы здесь, вдали от всякой земли, будете лишены общения с другими людьми. Чудеса редки: вам не убежать с этого островка, на котором оставит вас "Дункан". Вы будете один, но вы не будете затеряны, отрезаны от мира, как капитан Грант. Люди все же будут помнить о вас, хоть вы того и не заслуживаете. Я знаю, где найти вас, Айртон, и я этого не забуду.

   - Спаси вас бог, милорд, - просто ответил Айртон. То были последние слова, которыми обменялись Гленарван и боцман.

   Шлюпка уже стояла наготове. Айртон спустился в нее.

   Джон Манглс заранее распорядился перевезти на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман мог работать и переродиться в труде. У него было все необходимое, даже книги, и в их числе - Библия.

   Настал последний час. Команда и пассажиры собрались на палубе. У многих сжималось сердце. Мери Грант и леди Элен не могли скрыть своего волнения.

   - Это так необходимо? - обратилась молодая женщина к мужу. - Необходимо покинуть здесь этого несчастного?

   - Да, Элен, необходимо, - ответил Гленарван. - Это искупление!

   В эту минуту шлюпка, по команде Джона Манглса, отвалила от борта. Айртон, как всегда невозмутимый, стоя снял шапку и с суровой важностью поклонился.

   Гленарван, а за ним вся команда обнажили головы, точно у постели умирающего. Шлюпка все удалялась. Все на палубе молчали.

   Когда шлюпка подошла к берегу, Айртон выскочил на песок, а шлюпка вернулась к яхте. Было четыре часа пополудни. С юта пассажиры видели, как боцман, скрестив на груди руки, неподвижно, словно статуя, стоял на прибрежной скале. Глаза его были устремлены на "Дункан".

   - Отправляемся, милорд? - спросил Джон Манглс.

   - Да, Джон, - ответил Гленарван; он был взволнован, но старался не показать этого.

   - Полный вперед! - крикнул капитан механику.

   Пар зашипел в трубах, винт закрутился, и в восемь часов скалы острова Табор скрылись в вечерней мгле.

  

  

   18 марта, через одиннадцать дней после того, как "Дункан" отплыл от острова Табор, показались берега Америки, а на следующий день яхта бросила якорь в бухте Талькауано.

   Она вернулась сюда после пятимесячного плавания, во время которого, строго придерживаясь тридцать седьмой параллели, обошла вокруг всего земного шара. Участники этой достопамятной, не имевшей прецедента в летописях английского Клуба путешественников экспедиции побывали в Чили, в пампасах, в Аргентинской республике, в Атлантическом океане, на островах Тристан-да-Кунья, в Индийском океане, на островах Амстердам, в Австралии, в Новой Зеландии, на острове Табор и в Тихом океане. И усилия путешественников увенчались успехом: они возвращали на родину моряков, потерпевших крушение на "Британии".

   Все храбрые шотландцы, отозвавшиеся на призыв Гленарвана, остались живы и невредимы и возвращались в свою старую Шотландию. Эта экспедиция напоминала битвы, которые древняя история именовала "битвами без слез".

   Пополнив запасы угля, "Дункан" двинулся вдоль берегов Патагонии и, обогнув мыс Горн, пошел по Атлантическому океану.

   Путешествие было на редкость спокойным. Яхта казалась доверху нагруженной счастьем. На борту больше не было никаких секретов, даже любовь Джона Манглса к Мери Грант перестала быть тайной.

   Впрочем, нет, было нечто непонятное, что не давало покоя Мак-Наббсу. Почему Паганель всегда наглухо застегивался и укутывался по самые уши в свое кашне? Майор, снедаемый любопытством, не мог понять, чем вызвана эта странность.

   Но несмотря на все расспросы, все намеки, все подозрения Мак-Наббса, Паганель так ни разу и не расстегнулся. Даже тогда, когда "Дункан" пересекал экватор и смола, которой были залиты пазы палубы, растопилась от пятидесятиградусного зноя.

   - Он по рассеянности воображает себя в Петербурге, - говорил майор, видя, как Паганель кутается в широчайший плащ, словно от холода ртуть замерзает в термометре.

   Наконец, 9 мая, через пятьдесят три дня после выхода и