Верн Жюль - Дети капитана Гранта

сь по вашему приказанию, милорд.

   - По моему приказанию?.. - опешил Гленарван.

   - Так точно, милорд, я лишь выполнял предписание, содержавшееся в вашем письме от четырнадцатого января.

   - В моем письме? В моем письме? - вскричал Гленарван. Тут все десять путешественников окружили Тома Остина и впились в него глазами: значит, письмо, написанное у Сноу - Ривер, все-таки дошло до него?

   - Давайте-ка объяснимся хорошенько, - сказал Гленарван, - а то мне кажется, будто я вижу сон. Вы говорите, Том, что получили письмо?

   - Да, милорд.

   - В Мельбурне?

   - В Мельбурне, как раз в тот момент, когда я закончил ремонт.

   - А что это за письмо?

   - Оно написано не вами, но подпись ваша, милорд.

   - Это верно. И мое письмо вам передал каторжник по имени Бен Джойс?

   - Нет, милорд, матрос по имени Айртон, боцман с "Британии".

   - Ну да! Айртон и Бен Джойс - это одно и то же лицо! И что же говорилось в письме?

   - В нем содержался приказ покинуть Мельбурн и направляться к восточному побережью.

   - ... Австралии! - крикнул Гленарван с горячностью, смутившей старого моряка.

   - Австралии? - с удивлением повторил Том, широко открывая глаза. - Да нет же, Новой Зеландии!

   - Австралии, Том, Австралии! - подтвердили в один голос все спутники Гленарвана.

   Тут на Остина словно нашло помрачение. Гленарван говорил с такой уверенностью, что старому моряку стало казаться, что он и вправду ошибся, читая письмо. Неужели он, преданный и пунктуальный моряк, мог сделать подобную ошибку? Он смутился и покраснел.

   - Успокойтесь, Том, - ласково сказала леди Элен, - такова была воля провидения.

   - Да нет же, сударыня, простите, - пробормотал старый моряк. - Это невозможно, я не ошибся! Айртон прочел это письмо так же, как и я. И он-то, он-то и хотел, чтобы я, вопреки приказанию, шел к австралийским берегам!

   - Айртон? - воскликнул Гленарван.

   - Он самый. Айртон уверял, что это ошибка и что назначенное место встречи - Туфоллд-Бей.

   - У вас сохранилось это письмо, Том? - спросил крайне заинтересованный майор.

   - Да, мистер Мак-Наббс, - ответил Остин. - Я сейчас схожу за ним.

   И Остин побежал к себе в каюту.

   Несколько минут, пока его не было, все молча переглядывались. Только майор вперил взор в Паганеля и, скрестив на груди руки, проговорил:

   - Ну, знаете, Паганель,. это было бы уж слишком!

   - А? Что вы сказали? - пробормотал географ. Сгорбившийся, с очками на лбу, он удивительно походил на гигантский вопросительный знак.

   Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном.

   - Прочтите, пожалуйста, - сказал старый моряк. Гленарван взял письмо и стал читать:

   - "Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести "Дункан", придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии..."

   - Новой Зеландии! - крикнул, сорвавшись с места, Паганель.

   Он вырвал из рук Гленарвана письмо, протер глаза, сдвинул на нос очки и прочел письмо сам.

   - Новой Зеландии! - повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо.

   В этот момент он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он поднял голову. Перед ним стоял майор.

   - Что ж, почтеннейший Паганель, - сказал с невозмутимой серьезностью Мак-Наббс, - счастье еще, что вы не услали "Дункан" в Индокитай!

   Эта шутка доконала бедного географа. Грянул дружный гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, шагал взад и вперед, сжимая руками голову, рвал на себе волосы. Он уже не отдавал себе отчета в том, что он делает и что намерен делать. Он спустился по трапу с юта и бесцельно зашагал, спотыкаясь, по нижней палубе, затем поднялся на бак. Здесь ноги его запутались в свернутом канате, он пошатнулся и ухватился за какую - то подвернувшуюся ему под руку веревку.

   Вдруг раздался оглушительный грохот. Выстрелила пушка. Град картечи усеял спокойные воды океана. Злополучный Паганель уцепился за веревку заряженной пушки, курок опустился - и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик.

   На какой-то момент зрители оторопели, но тут же вскрикнули от ужаса. Все подумали, что случилось несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли на палубу согнутого вдвое Паганеля. Он был не в силах говорить. Долговязого больного перетащили на ют. Товарищи веселого француза были в отчаянии.

   Майор, который при несчастных случаях заменял врача, собирался было раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но едва он прикоснулся к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока.

   - Ни за что! Ни за что! - вскричал он и, запахнувшись в свою изодранную одежду, с необычайной поспешностью застегнулся на все пуговицы.

   - Но послушайте, Паганель... - сказал майор.

   - Нет, говорю я вам!

   - Надо же осмотреть...

   - Ничего вы не осмотрите!

   - Вы, быть может, сломали... - уговаривал его Мак-Наббс.

   - Да, - ответил Паганель, прочно становясь на свои длинные ноги, - но то, что я сломал, починит плотник.

   - Что же вы сломали?

   - Палубную подпорку, когда летел вниз.

   Такой ответ снова всех рассмешил и совершенно успокоил друзей достойного Паганеля: он вышел из своего приключения с пушкой цел и невредим.

   "Однако, - подумал майор, - какой необычайно стыдливый географ!"

  

  

   Когда Паганель пришел в себя после пережитых волнений, ему пришлось ответить еще на один неизбежный вопрос.

   - Теперь, Паганель, отвечайте мне чистосердечно, - обратился к нему Гленарван. - Я признаю, что ваша ошибка оказалась счастливой. Если б не вы, "Дункан", несомненно, попал бы в руки каторжников. Если б не вы, нас снова захватили бы дикари. Но, ради бога, скажите мне: какая непостижимая причуда заставила вас вместо "Австралия" написать "Новая Зеландия"?

   - А, черт возьми, - воскликнул Паганель, - это все потому...

   Но тут его взор упал на Роберта и Мери Грант, и он осекся. Потом ответил:

   - Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, сумасшедший, неисправимое существо. Видно, я так до смерти и проживу в шкуре рассеянного чудака.

   - Если только ее раньше не сдерут с вас, - заметил майор.

   - Сдерут? - вдруг вспыхнул географ. - Это что, намек?

   - Какой намек, Паганель? - безмятежно спросил Мак-Наббс.

   Но Паганель не стал продолжать разговор. Таинственное появление "Дункана" разъяснилось. Чудесно спасшиеся путешественники хотели снова попасть в свои уютные каюты, хотели поскорее поесть.

   Леди Элен, Мери Грант, майор, Паганель и Роберт ушли, а Гленарван и Джон Манглс все же задержались на палубе, желая еще порасспросить Тома Остина.

   - А теперь, мой старый Том, - сказал Гленарван, - скажите мне вот что. Приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии не показался вам странным?

   - Да, милорд, признаться, я был очень удивлен, - ответил старый моряк. - Но я не привык обсуждать получаемые приказы и повиновался. Мог ли я поступить иначе? Если бы я не выполнил в точности ваших указаний и случилось какое-нибудь несчастье, разве не я был бы виновен в этом? А вы, капитан, разве поступили бы не так? - обратился он к Джону Манглсу.

   - Нет, Том, я поступил бы точно так же.

   - Но что же вы подумали? - спросил Гленарван.

   - Я подумал, милорд, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что ваши планы изменились и вы отправляетесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья. Уходя из Мельбурна, я даже никому не сказал, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийский берег скрылся из глаз. Но тут случилось такое, чего я никак не ждал.

   - Что именно, Том? - спросил Гленарван.

   - Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет "Дункан"...

   - Айртон! - воскликнул Гленарван. - Так он на яхте?

   - Да, милорд.

   - Айртон здесь! - повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.

   - Судьба, - отозвался молодой капитан.

   Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его заранее подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на Мюльреди, все муки отряда в болотах у Сноуи-Ривер. И вот теперь, по невероятному стечению обстоятельств, каторжник был в их власти.

   - Где он? - быстро спросил Гленарван.

   - В одной из кают бака под стражей, - ответил Том Остин.

   - Почему же вы взяли его под стражу?

   - Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, угрожал и, наконец, стал подстрекать команду к бунту. Я понял, что это опасный тип, и вынужден был из предосторожности изолировать его.

   - И с тех пор...

   - С тех пор он сидит в каюте и не пытается выйти.

   - Хорошо, Том.

   Тут Гленарвана и Джона Манглса позвали в кают-компанию. Подали завтрак - сейчас это было нужнее всего. Они сели за стол, ни словом не упомянув об Айртоне. Но когда после завтрака воспрянувшие путешественники собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на "Дункане". Он добавил, что хочет допросить Айртона при всех.

   - Нельзя ли избавить меня от присутствия на допросе? - спросила леди Элен. - Признаюсь, дорогой Эдуард, мне было бы тягостно видеть этого негодяя.

   - Это будет очная ставка, Элен, - ответил Гленарван. - Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.

   Это убедило леди Элен. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. А вокруг них - майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет - все, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание.

   - Приведите Айртона, - сказал Гленарван.

  

  

   Появился Айртон. Он твердым шагом прошел по нижней палубе и поднялся по трапу. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. Ни вызывающей дерзости, ни смирения в нем не чувствовалось.

   Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать вопросов.

   - Итак, Айртон, - начал Гленарван, - мы с вами теперь на том самом "Дункане", который вы хотели выдать шайке Бена Джойса.

   Губы боцмана слегка дрогнули. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но не от раскаяния, а от стыда за постигшую его неудачу. Он - узник на той самой яхте, которой собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал.

   - Говорите же, Айртон, - снова обратился к нему Гленарван. - Что вы можете сказать?

   Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он спокойно ответил:

   - Мне нечего сказать, милорд. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.

   И боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее. Глядя на него, можно было подумать, что это дело его нисколько не касается. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать кое-что о таинственном прошлом Айртона, особенно о том, что относилось к Гарри Гранту и "Британии". Он возобновил допрос, стараясь говорить мягко, подавить кипевшее в нем негодование.

   - Мне думается, Айртон, - сказал он, - что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать вас: Айртоном или Беном Джойсом? Были вы или не были боцманом на "Британии"?

   Айртон все так же безучастно смотрел на берег, будто не слыша этих вопросов.

   В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он продолжал:

   - Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули "Британию" и почему очутились в Австралии?

   То же молчание и тот же безучастный вид.

   - Послушайте, Айртон, - еще раз обратился к нему Гленарван, - в ваших же интересах говорить: только откровенность может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?

   Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.

   - Милорд, я не собираюсь отвечать, - произнес он, - пусть правосудие само изобличает меня.

   - Это легко сделать, - заметил Гленарван.

   - Легко, милорд? - насмешливо отозвался Айртон. - Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший английский судья запутается в моем деле. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в преступлении, но даже в каком-нибудь предосудительном поступке? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! У вас есть подозрения? Пусть. Но этого мало, чтобы осудить человека, - тут нужны улики, а у вас их нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я - Айртон, боцман "Британии".

   Говоря это, Айртон оживился, но скоро принял прежний безразличный вид. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:

   - Айртон, я не судья, расследующий ваше прошлое. Это не мое дело. Давайте условимся точно. Я не требую, чтобы вы свидетельствовали против себя. Здесь не суд. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный след. Вы будете говорить?

   Айртон, твердо решивший молчать, отрицательно покачал головой.

   - Вы не скажете мне, где находится капитан Грант? - спросил Гленарван.

   - Нет, милорд, - ответил Айртон.

   - Скажите тогда, где потерпела крушение "Британия".

   - Нет!

   - Айртон, - сказал почти умоляющим тоном Гленарван, - если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!

   Айртон дрогнул. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:

   - Не могу, милорд.

   И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:

   - Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.

   - Повесить! - вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:

   - Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.

   - Этого я и хочу, - ответил боцман.

   И он снова спокойно направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей стояли два матроса, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.

   Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.

   Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же было делать? Очевидно, поступить так, как решили в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Теперь же следы "Британии" казались безвозвратно утерянными; документ не поддавался никакому новому толкованию, на всей тридцать седьмой параллели не осталось ни одной необследованной страны, и "Дункану" оставалось только идти обратно на родину.

   Посоветовавшись со всеми, Гленарван особо обсудил вопрос о возвращении с Джоном Манглсом. Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на две недели. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где "Дункан" однажды уже заправлялся перед началом своего кругосветного плавания. Это был бы прямой путь, и он как раз проходил по тридцать седьмой параллели. А затем яхта, имея все необходимое, пойдет на юг и, обогнув мыс Горн, направится через Атлантический океан в Шотландию.

   Этот план был одобрен, и механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя "Дункан" взял курс на бухту Талькауано. Яхта понеслась по зеркальной поверхности океана, и в шесть часов последние вершины Новой Зеландии скрылись в горячей дымке на горизонте.

   Итак, начался обратный путь. Печален был он для отважных людей, возвращавшихся назад без Гарри Гранта, которого они искали. Команда "Дункана", такая веселая и полная надежд на успех при отплытии из Шотландии, теперь пала духом и возвращалась в Европу в самом печальном настроении. Никого из этих славных матросов не радовало, что скоро они вернутся на родину, и все готовы были продолжать опасное плавание по океану, лишь бы найти капитана Гранта.

   На "Дункане", где еще так недавно звучали в честь Гленарвана радостные крики "ура", теперь царило уныние. Пассажиры, не то что прежде, почти перестали видеться друг с другом; умолкли беседы, так развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый в своей каюте, лишь изредка показывались на палубе.

   Общее настроение, хорошее или дурное, всегда особенно ярко проявлялось у Паганеля, и вот теперь он, у которого всегда находились слова утешения, хранил мрачное молчание. Географа почти не было видно. Его природная болтливость и чисто французская живость сменились безмолвием и упадком духа. Он, казалось, был даже в большем унынии, чем его товарищи. Когда Гленарван заговаривал о новых поисках в будущем, Паганель качал головой, словно он потерял всякую надежду и уже не сомневается в том, какая судьба постигла потерпевших крушение на "Британии". Чувствовалось, что он считает их безвозвратно погибшими.

   А между тем один человек на борту "Дункана" мог бы рассказать об этой катастрофе, но продолжал молчать. Это был Айртон. Без сомнения, если этот негодяй и не знал, где сейчас капитан Грант, то, во всяком случае, ему было известно место крушения. Но, видимо, Грант мог стать для боцмана нежелательным свидетелем. Поэтому он упрямо не желал говорить. Это возмущало всех, особенно матросов, которые хотели даже расправиться с ним.

   Не раз Гленарван пытался добиться чего-нибудь от боцмана. Ни обещания, ни угрозы не действовали. Необъяснимое упорство Айртона заходило так далеко, что майора даже взяло сомнение, знает ли он вообще что-нибудь. Географ разделял это мнение, подтверждавшее его собственные догадки о судьбе Гарри Гранта. Но если Айртон ничего не знал, почему он в этом не признавался? Ведь это не могло повредить ему. Его молчание мешало составить план на будущее. Значило ли присутствие Айртона в Австралии, что Гарри Грант должен быть на этом же континенте? Во что бы то ни стало надо было заставить Айртона говорить.

   Леди Элен, видя, что у Гленарвана ничего не выходит, попросила разрешения самой попытаться сломить упорство Айртона. Быть может, думала она, женская мягкость сделает то, что не удается мужчинам. Есть ведь старая басня о том, как буря не смогла сорвать с путника плащ, который он снял сам, как только выглянуло солнце.

   Зная ум своей молодой жены, Гленарван предоставил ей поступать, как она захочет.

   И вот 5 марта Айртона привели в каюту леди Элен. Здесь была и Мери Грант. Присутствие молодой девушки могло оказать большое влияние на боцмана, а леди Элен не хотела упустить ни одного шанса на успех.

   Целый час женщины провели с боцманом "Британии". Что они говорили, какие приводили доводы, чтобы вырвать у каторжника его тайну, - об этом никто ничего не узнал. Впрочем, когда леди Элен и Мери вышли, их разочарованный вид показывал, что попытка не удалась. Когда боцмана вели обратно в каюту, матросы встретили его свирепыми угрозами. Айртон лишь молча пожал плечами. Это еще усилило ярость команды, и только вмешательство Джона Манглса и Гленарвана спасло Айртона от расправы.

   Но леди Элен не признала себя побежденной. Она все еще надеялась найти доступ к сердцу этого безжалостного человека. На следующий день она сама пошла в каюту Айртона, желая предотвратить бурные сцены, сопровождавшие появление боцмана на палубе яхты.

   Два часа добрая, кроткая шотландка провела с глазу на глаз с атаманом беглых каторжников. Гленарван в волнении бродил у каюты, то решаясь испытать до конца это последнее средство, то порываясь избавить жену от такой тягостной беседы.

   На этот раз, когда леди Элен покинула Айртона, в глазах ее светилась надежда. Неужели ей удалось пробудить последние остатки жалости в сердце этого негодяя и она вырвала у него тайну?

   Первым ее увидел Мак-Наббс и не поверил своим глазам.

   Среди команды с быстротой электрической искры разнесся слух о том, что боцман уступил наконец настояниям леди Гленарван. Все матросы собрались на палубе проворнее, чем по свистку Тома Остина, созывавшего их на работу.

   Гленарван бросился навстречу жене.

   - Айртон все рассказал? - спросил он.

   - Нет, - ответила леди Элен, - но, уступая моей просьбе, он хочет говорить с вами.

   - Ах, дорогая Элен, так вы, значит, добились своего!

   - Хочу надеяться, Эдуард!

   - Вы что-нибудь обещали ему от моего имени?

   - Я пообещала ему только одно: что вы используете все ваше влияние, чтобы смягчить его участь.

   - Хорошо, дорогая. Пусть сейчас же приведут ко мне Айртона.

   Леди Элен ушла к себе вместе с Мери Грант, а боцмана привели в кают-компанию, где ожидал его Гленарван.

  

  

   Матросы, которые привели боцмана, тут же удалились.

   - Вы хотели поговорить со мной, Айртон? - спросил Гленарван.

   - Да, милорд, - ответил боцман.

   - Только со мной?

   - Да, но мне кажется, было бы лучше, если бы при нашем разговоре присутствовали майор Мак-Наббс и господин Паганель.

   - Лучше для кого?

   - Для меня.

   Айртон говорил очень спокойно. Гленарван пристально посмотрел на него. Затем он послал сказать Мак-Наббсу и Паганелю, что просит их прийти в кают-компанию. Они тотчас явились на его приглашение. Как только оба они уселись у стола, Гленарван сказал боцману:

   - Мы вас слушаем.

   Несколько минут Айртон собирался с мыслями, потом сказал:

   - Милорд, когда два человека заключают между собой сделку или контракт, то при этом обычно присутствуют свидетели. Вот почему я и просил, чтобы здесь были господин Паганель и майор Мак-Наббс. Я, собственно говоря, и хочу предложить вам сделку.

   Гленарван, привыкший к манерам Айртона, даже глазом не моргнул, хотя всякое соглашение между ним и этим человеком казалось ему более чем странным.

   - Что же это за сделка? - спросил он.

   - Так вот, - ответил Айртон, - вы хотите узнать от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу добиться от вас кое-каких важных для меня уступок. Услуга за услугу, милорд. Подходит вам это или нет?

   - А что это за сведения? - живо спросил Паганель.

   - Нет, - остановил его Гленарван, - что это за уступки? Айртон кивнул в знак того, что понял мысль Гленарвана.

   - Вот, - сказал он, - те уступки, на которые я предлагаю вам пойти. Скажите, милорд, вы по-прежнему намерены передать меня английским властям?

   - Да, Айртон, и это будет только справедливо.

   - Не спорю, - спокойно отозвался боцман. - Итак, вы не согласились бы вернуть мне свободу?

   Гленарван с минуту колебался, прежде чем ответить на такой прямой вопрос. Ведь от его ответа, быть может, зависела судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он сказал:

   - Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу.

   - Я и не прошу об этом! - гордо ответил боцман.

   - Так что же вам нужно?

   - Нечто среднее между ожидающей меня виселицей и той свободой, которую вы, милорд, не можете мне дать.

   - То есть?

   - Высадите меня на одном из необитаемых островов Тихого океана и оставьте мне лишь самое необходимое. Там уж я выпутаюсь, как сумею, а со временем - как знать! - может быть, и раскаюсь.

   Гленарван, не подготовленный к такому предложению, поглядел на своих друзей. Они не проронили ни слова. Подумав, Гленарван сказал боцману:

   - А если я пообещаю вам сделать то, о чем вы просите, Айртон, вы расскажете мне все, что меня интересует?

   - Да, милорд, то есть все, что я знаю о капитане Гранте и о судьбе "Британии".

   - Всю правду?

   - Всю правду.

   - Но кто же поручится мне...

   - О! Я понимаю, что вас беспокоит, милорд. Вам придется положиться на мое слово - слово преступника! Это верно, но что поделаешь! Так уж вышло. Придется или согласиться или отказаться.

   - Я верю вам, Айртон, - просто сказал Гленарван.

   - И правильно делаете, милорд. А если даже я обману вас, то вы всегда сможете отомстить мне.

   - Каким образом?

   - Вернуться на мой остров и снова захватить меня: ведь убежать оттуда я не смогу.

   У Айртона был ответ на все. Он предусмотрел все затруднения и сам приводил самые невыгодные для него доводы. Было ясно, что он относился к этой "сделке" с подчеркнутой добросовестностью и был предельно откровенен. Но Айртон показал себя еще более бескорыстным.

   - Милорд и вы, господа, - добавил он, - мне хочется убедить вас в том, что я играю в открытую. Я не стремлюсь ввести вас в заблуждение и сейчас еще раз докажу свою искренность в этом деле. Я откровенен потому, что верю в вашу честность.

   - Говорите, Айртон, - ответил Гленарван.

   - У меня ведь еще нет вашего согласия на мое предложение, и тем не менее я, не колеблясь, говорю вам, что знаю о Гарри Гранте немного.

   - Немного! - воскликнул Гленарван.

   - Да, милорд. Подробности, которые я могу сообщить вам, касаются меня лично. И они вряд ли помогут вам снова напасть на утерянный след.

   Сильнейшее разочарование отразилось на лицах Гленарвана и майора. Они были уверены, что боцман владеет важной тайной, и вдруг он признается, что все его сведения окажутся для них бесполезными. Один Паганель остался невозмутим.

   Как бы то ни было, но все трое были тронуты признанием Айртона, которым он сам себя обезоружил, а особенно последними словами боцмана.

   - Итак, милорд, я предупредил вас: сделка эта будет для вас менее выгодна, чем для меня.

   - Это неважно, - ответил Гленарван. - Я согласен на ваше предложение, Айртон. Даю слово, что высажу вас на одном из островов Тихого океана.

   - Хорошо, милорд, - промолвил боцман.

   Можно было подумать, что решение Гленарвана не обрадовало этого странного человека, ибо на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, что он ведет переговоры не о себе, а о ком-то другом.

   - Я готов отвечать, - сказал он.

   - Мы не станем задавать вам вопросы, - возразил Гленарван. - Расскажите нам сами, Айртон, все, что вы знаете, и прежде всего сообщите нам, кто вы такой.

   - Господа, - начал Айртон, - я действительно Том Айртон, боцман "Британии". Двенадцатого марта 1861 года я покинул Глазго на корабле Гарри Гранта. Четырнадцать месяцев мы вместе с ним бороздили волны Тихого океана в поисках подходящего места для шотландской колонии. Гарри Грант был рожден для великих дел, но у нас с ним часто бывали серьезные столкновения. Его характер не по мне. Я не умею беспрекословно подчиняться, а когда Гарри Грант принимал какое-нибудь решение - кончено: всякие возражения бесполезны. Это железный человек, одинаково строгий к себе и к другим. Я все же осмелился восстать против него. Я попытался поднять мятеж среди команды и захватить корабль в свои руки. Прав ли я был или виноват - теперь неважно. Как бы то ни было, Гарри Грант недолго думая высадил меня восьмого апреля 1862 года на западном побережье Австралии...

   - Австралии? - повторил майор, прерывая рассказ Айртона. - Значит, вы покинули "Британию" до стоянки в Кальяо, откуда были получены последние сведения о ней?

   - Да, - ответил боцман. - Пока я был на борту "Британии", она ни разу не заходила в Кальяо, и если я упомянул на ферме Падди О'Мура о Кальяо, то только потому что узнал об этой стоянке из вашего рассказа.

   - Продолжайте, Айртон, - сказал Гленарван.

   - Итак, я очутился один на почти пустынном берегу, но всего в двадцати милях от Пертской тюрьмы. Бродя по побережью, я встретил шайку только что бежавших каторжников и присоединился к ним. Вы разрешите мне не рассказывать вам о моей жизни в течение двух с половиной лет. Скажу только, что я под именем Бена Джойса стал главарем банды. В сентябре 1864 года я явился на ирландскую ферму и поступил туда батраком под моим настоящим именем - Айртон. Я ждал подходящего случая, чтобы захватить какое-либо судно. Это было моей заветной мечтой. Два месяца спустя появился "Дункан". Придя на ферму, вы, милорд, рассказали всю историю капитана Гранта. Тут я узнал о том, что мне было неизвестно: о стоянке "Британии" в порту Кальяо, о том, что последние известия о судне относились к июню 1862 года (это было через два месяца после моей высадки), о документе, о том, что судно разбилось на тридцать седьмой параллели; узнал, наконец, какие веские доводы подсказали вам, что искать Гарри Гранта нужно на Австралийском материке. Я не колебался ни секунды. Я решил завладеть "Дунканом", прекрасным судном, способным опередить самые быстроходные суда британского флота. Но "Дункан" был серьезно поврежден, он нуждался в ремонте. Поэтому я дал ему уйти в Мельбурн, а сам, сказав, как это и было на самом деле, что я боцман "Британии", предложил быть вашим проводником к вымышленному мной месту крушения у восточного побережья Австралии. Таким образом я направил вашу экспедицию через провинцию Виктория. Мои молодцы то следовали за нами, то шли впереди. Это они совершили у Кемденского моста бесполезное преступление: бесполезное потому, что как только "Дункан" подошел бы к восточному берегу, он неминуемо попал бы в мои руки, а с такой яхтой я стал бы хозяином океана. Итак, не вызвав ни в ком из вас недоверия, я довел отряд до Сноуи-Ривер. Быки и лошади пали один за другим, отравленные гастролобиумом. Я завел повозку в топи Сноуи-Ривер. По моему настоянию... Но остальное вам известно, и вы можете быть уверены, что, если бы не оплошность господина Паганеля, я теперь командовал бы "Дунканом". Вот и вся моя история, господа. К несчастью, эта исповедь не может навести вас на след Гарри Гранта. Как видите, сделка со мной была для вас маловыгодна.

   Боцман умолк, скрестил, по своему обыкновению, руки и стал ждать. Гленарван и его друзья молчали. Они чувствовали, что все в рассказе этого странного злодея было правдой. Только по независевшим от него причинам он не смог захватить "Дункан". Его сообщники добрались до Туфоллд-Бей - это доказывала куртка каторжника, найденная Гленарваном. Здесь они, согласно приказу своего атамана, стали поджидать яхту, а когда им в конце концов надоело ждать, они, наверное, снова занялись грабежами и поджогами в селениях Нового Южного Уэльса.

   Первым возобновил допрос майор: ему хотелось выяснить некоторые даты, касавшиеся "Британии".

   - Итак, - спросил он, - вы были высажены на западном побережье Австралии восьмого апреля 1862 года?

   - Точно так.

   - А не знаете ли вы, каковы были в это время планы Гарри Гранта?

   - Довольно смутно.

   - Все же расскажите, что вы знаете: самый незначительный факт может навести нас на верный путь.

   - Вот все, что я могу сообщить вам, - ответил боцман. - Капитан Грант собирался побывать в Новой Зеландии. Пока я был на борту "Британии", это его намерение еще не было выполнено. Так что не исключено, что капитан Грант, выйдя из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это согласовалось бы со временем крушения судна, указанным в документе: двадцать седьмого июня 1862 года.

   - Совершенно верно, - сказал Паганель.

   - Однако в тех обрывках слов, которые уцелели в документе, ничто не может относиться к Новой Зеландии, - возразил Гленарван.

   - На это уж я не могу вам ответить, - сказал боцман.

   - Хорошо, Айртон, - сказал Гленарван, - вы сдержали свое слово, я сдержу свое. Мы обсудим, на каком из островов Тихого океана вас высадить.

   - О, это мне все равно, - заявил Айртон.

   - Ступайте в свою каюту и ждите нашего решения, - сказал Гленарван.

   Боцман удалился в сопровождении охранявших его матросов.

   - Этот негодяй мог бы стать настоящим человеком, - сказал майор.

   - Да, - согласился Гленарван. - Он умен, у него сильный характер. И надо же было, чтобы его способности направились на зло!

   - Ну, а Гарри Грант?

   - Боюсь, что найти его невозможно. Бедные дети! Кто скажет, где их отец?

   - Я, - отозвался Паганель, - да, я!

   Читатель заметил, что географ, обычно такой словоохотливый, такой нетерпеливый, не проронил почти ни слова за все время допроса. Он молча слушал. Но то, что он сказал сейчас, стоило многих речей. Гленарван встрепенулся.

   - Вы, Паганель? Вы знаете, где капитан Грант? - воскликнул он.

   - Да, насколько это вообще возможно, - ответил географ.

   - И как же вы это узнали?

   - Все из того же документа.

   - А-а... - протянул майор тоном полнейшего недоверия.

   - Сначала выслушайте, Мак-Наббс, а потом уже пожимайте плечами... - заметил географ. - Я молчал до сих пор, зная, что вы мне все равно не поверите. Да и к чему было говорить! Если же сейчас я все же решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.

   - Значит, в Новой Зеландии? - спросил Гленарван.

   - Выслушайте меня, а потом судите сами, - отвечал Паганель. - Ошибка в письме, которая спасла нас, была не случайна, ее можно объяснить. В то время как я писал под диктовку Гленарвана, слово "Зеландия" не давало мне покоя, и вот почему. Помните, как мы все сидели в повозке и Мак-Наббс рассказывал леди Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей номер "Австралийской и Новозеландской газеты", где описывалась эта катастрофа. Так вот, когда я писал письмо, эта газета валялась на полу; она была сложена так, что из ее английского названия виднелось всего два слога - aland. И вдруг меня осенило. Именно такое слово "aland" было в документе, написанном по-английски; до сих пор мы считали, что это означает "на землю", а на самом деле это окончание слова "Zealand", Зеландия!

   - Что такое? - вырвалось у Гленарвана.

   - Да, - продолжал Паганель голосом, в котором чувствовалась глубочайшая уверенность, - это толкование раньше мне в голову не приходило. И знаете почему? Да потому, что я, естественно, изучал главным образом французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а как раз в нем-то этого важного слова и нет.

   - Ой-ой! Какой вы, однако, фантазер, Паганель! - сказал Мак-Наббс. - И как легко вы забываете свои прежние доводы!

   - Пожалуйста, майор, я готов на все вам ответить.

   - Тогда скажите, как истолковывается слово austral?

   - Так же, как с самого начала. Оно обозначает: "южные страны".

   - Хорошо! А обрывок слова indi, который первоначально истолковывался как indiens - "индейцы", затем как indigenes - "туземцы"? Теперь как вы его понимаете?

   - Третье и последнее его толкование таково: это начало слова indigence - нужда, лишения.

   - A contin? Означает ли по-прежнему континент? - воскликнул Мак-Наббс.

   - Нет, конечно, раз Новая Зеландия только остров.

   - Тогда как же? - спросил Гленарван.

   - Дорогой лорд, я сейчас прочту вам документ в новом, третьем толковании, и вы сами увидите. Но прежде прошу вас: во-первых, забудьте, насколько возможно, прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, некоторые места вам покажутся натянутыми, и возможно, что я их толкую неудачно; таково, например, слово agonie, которое я, однако, никак не могу истолковать иначе. Но все эти места совершенно не важны. К тому же мое толкование осн