Толстой Алексей Николаевич - Гиперболоид инженера Гарина

икума. Он долго глядел на себя, и вдруг один глаз его сам собою насмешливо подмигнул... "Уноси ноги, Пьер Гарри, уноси ноги поскорее", - проговорил он самому себе шепотом.

  События на Золотом острове начались к вечеру двадцать третьего июня. Весь день бушевал океан. Грозовые тучи ползли с юго-запада. Трещало небо от огненных зигзагов. Водяная пыль перелетала бешеным туманом через весь остров.

  В конце дня гроза ушла, молнии полыхали далеко за краем океана, но ветер с неослабеваемой силой клонил к земле деревья, гнул стрелы высоких фонарей, рвал проволоки, уносил бесформенными полотнищами крыши с бараков и выл и свистал по всему острову с такой сатанинской злобой, что все живое попряталось по домам. В гавани скрипели корабли на причалах, несколько барок было сорвано с якорных цепей и унесено в океан. Как поплавок, одна в небольшой гавани, против дворца прыгала на волнах "Аризона".

  Население острова сильно уменьшилось за последнее время. Работы в шахте были приостановлены. Грандиозные постройки мадам Ламоль еще не начинались. Из шести тысяч рабочих осталось около пятисот. Остальные покинули остров, нагруженные золотом. Опустевшие бараки рабочего поселка, Луна-парк, публичные дома сносили, землю выравнивали под будущую стройку.

  Гвардейцам окончательно нечего было делать на этом мирном клочке земли. Прошло то время, когда желто-белые, как сторожевые псы, торчали с винтовками на скалах, шагали вдоль проволок, многозначительно пощелкивая затворами. Гвардейцы начали спиваться. Тосковали по большим городам, шикарным ресторанам, веселым женщинам. Просились в отпуск, грозили бунтом. Но было строгое распоряжение Гарина: ни, отпусков, ни увольнений. Гвардейские казармы были под постоянным прицелом ствола большого гиперболоида.

  В казармах шла отчаянная игра. Расплачивались именными записками, так как золото, лежавшее штабелями около казарм, надоело всем хуже горькой редьки. Играли на любовниц, на оружие, на обкуренные трубки, на бутылки старого коньяку или - на "раз-два по морде" К вечеру обычно вся казарма напивалась вдребезги. Генерал Субботин едва уже мог поддерживать не то что дисциплину, - какое там, - просто приличие.

  - Господа офицеры, стыдно, - гремел ежевечерне голос генерала Субботина в офицерской столовой, - опустились, господа офицеры, на полу наблевано-с, воздух как в бардаке-с. В кальсонах изволите щеголять, штаны проиграли-с. Удручен, что имею несчастье командовать бандой сволочей-с.

  Никакие меры воздействия не помогали. Но никогда еще не было такого пьянства, как в день шторма двадцать третьего июня. Завывающий ветер вогнал гвардейцев в дикую тоску, навеял давние воспоминания, заныли старые раны. Водяная пыль била дождем в окно. Ураганным огнем ухала и ахала небесная артиллерия. Дрожали стены, звенели стаканы на столах. Гвардейцы за длинными столами, положив на них локти, подпирая удалые головы, нечесаные, немытые, пели вражескую песню: "Эх, яблочко, куды котисся..." И песня эта, черт знает из какой далекой жизни завезенная на затерянный среди волн островок, казалась щепоткой родной соли. Мотались в слезах пьяные головы. Генерал Субботин охрип, воздействуя, - послал всех к чертям свинячьим, напился сам.

  Разведка Ревкома (в лице Ивана Гусева) донесла о тяжком положении противника в казармах. В седьмом часу вечера Шельга с пятью рослыми шахтерами подошел к гауптвахте (перед казармами) и начал ругаться с двумя подвыпившими часовыми, стоявшими у винтовок в козлах. Увлеченные русскими оборотами речи, часовые утратили бдительность, внезапно были сбиты с ног, обезоружены и связаны. Шельга овладел сотней винтовок. Их сейчас же роздали рабочим, подходившим от фонаря к фонарю, прячась за деревьями и кустами, ползя через лужайки.

  Сто человек ворвались в казармы. Начался чудовищный переполох, гвардейцы встретили наступающих бутылками и табуретами, отступили, организовались и открыли револьверный огонь. На лестницах, в коридорах, в дортуарах шел бой. Трезвые и пьяные дрались врукопашную. Из разбитых окон вырывались дикие вопли. Нападавших было мало, - один на пятерых, - но они молотили, как цепями, мозольными кулачищами изнеженных желто-белых Подбегали подкрепления Гвардейцы начали выкидываться из окошек. В нескольких местах вспыхнул пожар, казармы заволокло дымом.

  Янсен бежал по пустынным неосвещенным комнатам дворца. С грохотом и шипеньем обрушивался прибой на веранду. Свистал ветер, потрясая оконные рамы. Янсен звал мадам Ламоль, прислушивался в ужасающей тревоге.

  Он пробежал вниз, на половину Гарина, летел саженными прыжками по лестницам. Внизу слышны были выстрелы, отдельные крики. Он выглянул во внутренний сад. Пусто, ни души. На противоположной стороне, под аркой, затянутой плющом, снаружи ломились в ворота. Как можно было так крепко спать, что только пуля, разбившая оконное стекло, разбудила Янсена Мадам Ламоль бежала? Быть может, убита?

  Он отворил какую-то дверь наугад. Вошел. Четыре голубоватых шара и пятый, висящий под мозаичным потолком, освещали столы, уставленные приборами, мраморные доски с измерителями, лакированные ящики и шкафчики с катодными лампами, провода динамо - письменный стол, заваленный чертежами. Это был кабинет Гарина. На ковре валялся скомканный платочек. Янсен схватил его, - он пахнул духами мадам Ламоль Тогда он вспомнил, что из кабинета есть подземный ход к лифту большого гиперболоида и где-то здесь должна быть потайная дверь. Мадам Ламоль, конечно, при первых же выстрелах кинулась на башню, - как было не догадаться!

  Он оглядывался, ища эту дверцу Но вот послышался звон разбиваемых стекол, топот ног, за стеной начали перекликаться торопливые голоса. Во дворец ворвались Так что же медлит мадам Ламоль? Он подскочил к двустворчатой резной двери и закрыл ее на ключ Вынул револьвер. Казалось, весь дворец наполнился шагами, голосами, криками.

  - Янсен!

  Перед ним стояла мадам Ламоль Ее побледневшие губы зашевелились, но он не слышал, что она сказала. Он глядел на нее, тяжело дыша.

  - Мы погибли, Янсен, мы погибли! - повторила она.

  На ней было черное платье. Руки, узкие и стиснутые, прижаты к груди. Глаза взволнованы, как синяя буря. Мадам Ламоль сказала:

  - Лифт большого гиперболоида не действует, лифт поднят на самый верх. На башне кто-то сидит. Они забрались снаружи по перекладинам... Я уверена, что это - мальчишка Гусев...

  Хрустнув пальцами, она глядела на резную дверь. Брови ее двигались. За дверью бешено протопали десятки ног. Раздался дикий вопль. Возня. Торопливые выстрелы. Мадам Ламоль стремительно села к столу, включила рубильник; мягко завыло динамо, лилово засветились грушевидные лампы. Застучал ключ, посылая сигналы.

  - Гарин, мы погибли... Гарин, мы погибли... - заговорила она, нагнувшись над сеткой микрофона.

  Через минуту резная дверь затрещала под ударами кулаков и ног.

  - Отворите дверь! Отворяй!.. - раздались голоса.

  Мадам Ламоль схватила Янсена за руку, потащила к стене и ногой нажала на завиток резного украшения у самого пола. Штофная панель между двух полуколонок неслышно упала в глубину. Мадам Ламоль и Янсен проскользнули через потайное отверстие в подземный ход. Панель встала на прежнее место.

  После грозы особенно ярко мерцали и горели звезды над взволнованным океаном. Ветер валил с ног. Высоко взлетал прибой. Грохотали камни. Сквозь шум океана слышны были выстрелы. Мадам Ламоль и Янсен бежали, прячась за кустами и скалами, к северной бухте, где всегда стоял моторный катерок. Направо черной стеной поднимался дворец, налево - волны, светящиеся гривы пены и - далеко - огоньки танцующей "Аризоны". Позади решетчатым силуэтом, уходящим в небо, рисовалась башня большого гиперболоида. На самом верху ее был свет.

  - Смотрите, - откинувшись на бегу и махнув рукой в сторону башни, крикнула мадам Ламоль, - там свет! Это смерть!

  Она спустилась по крутому откосу к бухте, закрытой от волн. Здесь у лестницы, ведущей на веранду дворца, у небольших бонов, болтался катерок. Она прыгнула в него, перебежала на корму и трясущимися руками включила стартер.

  - Скорее, скорее, Янсен!

  Катерок был ошвартован на цепи. Засунув в кольцо ствол револьвера, Янсен ломал замок. Наверху на веранде со звоном распахнулись двери, появились вооруженные люди. Янсен бросил револьвер и захватил цепь у корня. Мускулы его затрещали, шея вздулась, лопнул крючок на вороте куртки. Внезапно застрелял включенный мотор. Люди на террасе побежали вниз по лестнице, размахивая оружием, крича: "Стой, стой!"

  Последним усилием Янсен вырвал цепь, далеко отпихнул пыхтящий катер на волны и на четвереньках побежал вдоль борта к рулю.

  Описав крутую дугу, катер полетел к узкому выходу из бухты. Вдогонку сверкнули выстрелы.

  - Трап, черти соленые! - заорал Янсен на катере, пляшущем под бортом "Аризоны". - Где старший помощник? Спит! Повешу!

  - Здесь, здесь, капитан. Есть, капитан.

  - Руби канаты! Включай моторы! Полный газ! Туши огни!

  - Есть, есть, капитан.

  Мадам Ламоль первая поднялась по штормовому трапу. Перегнувшись через борт, она увидела, что Янсен силится встать, и падает как-то на бок, и судорожно ловит брошенный конец. Волна покрыла его вместе с катером, и снова вынырнуло его отплевывающееся лицо, искаженное гримасой боли.

  - Янсен, что с вами?

  - Я ранен.

  Четыре матроса спрыгнули в катерок, подхватили Янсена, подняли на борт. На палубе он упал, держась за бок, потерял сознание. Его отнесли в каюту.

  Полным ходом, разрезая волны, зарываясь в водяные пропасти, "Аризона" уходила от острова. Командовал старший помощник. Мадам Ламоль стояла рядом с ним на мостике, вцепившись в перила. С нее лила вода, платье облепило ее. Она глядела, как разгорается зарево (горели казармы) и черный дым, проверченный огненными спиралями, застилает остров. Но вот она, видимо, что-то заметила, схватила командира за рукав:

  - Поверните на юго-запад...

  - Здесь рифы, мадам.

  - Молчать, не ваше дело!.. Проходите, имея остров на левом борту.

  Она побежала к решетчатой башенке гиперболоида. Пелена воды, летя от носа по палубе, покрыла мадам Ламоль, сбила с ног. Матрос подхватил ее, мокрую и взбесившуюся от злости. Она вырвалась, вскарабкалась на башенку.

  На острове, высоко над дымом пожара, сверкала ослепительная звезда, - это работал большой гиперболоид, нащупывая "Аризону".

  Мадам Ламоль решила драться, все равно никаким ходом не уйти от луча, хватающего с башни на много миль. Луч сначала метался по звездам, по горизонту, описывая в несколько секунд круг в четыреста километров. Но теперь он упорно нащупывал западный сектор океана, бежал по гребням волн, и след его обозначался густыми клубами пара.

  "Аризона" шла полным ходом в семи милях вдоль острова. Зарываясь до мачт в шипящую воду, взлетала скорлупкой на волну, и тогда с кормовой башенки мадам Ламоль била ответным лучом по острову. Уже запылали на нем кое-где деревянные постройки. Снопы искр взносились высоко, будто раздуваемые гигантскими мехами. Зарево бросало отблески на весь черный, взволнованный океан. И вот, когда "Аризона" поднялась на гребень, с острова увидели силуэт яхты, и жгуче-белая игла заплясала вокруг нее, ударяя сверху вниз, зигзагами, и удары, совсем близко, сближаясь, падали то перед кормой, то перед носом.

  Зое казалось, что ослепительная звезда колет ей прямо в глаза, и она сама старалась уткнуться стволом аппарата в эту звезду на далекой башне. Бешено гудели винты "Аризоны", корма обнажилась, и судно начало уже клониться носом, соскальзывая с волны. В это время луч, нащупав прицел, взвился, затрепетал, точно примериваясь, и, не колеблясь, стал падать на профиль яхты. Зоя закрыла глаза. Должно быть, у всех, кто на борту был свидетелем этой дуэли, остановилось сердце.

  Когда Зоя открыла глаза, перед ней была стена воды, пропасть, куда соскользнула "Аризона". "Это еще не смерть", - подумала Зоя. Сняла руки с аппарата, и руки ее без сил повисли.

  Когда снова начался подъем на волну, стало понятно, почему миновала смерть. Огромные тучи дыма покрывали весь остров и башню, - должно быть, взорвались нефтяные цистерны. За дымовой завесой "Аризона" могла спокойно уходить.

  Зоя не знала, удалось ли ей сбить большой гиперболоид, или только за дымом не стало видно звезды. Но не все ли теперь равно... Она с трудом спустилась с башенки. Придерживаясь за снасти, пробралась в каюту, где за синими занавесками тяжело дышал Янсен. Повалилась в кресло, зажгла восковую спичку, закурила.

  "Аризона" уходила на северо-запад. Ветер ослаб, но океан все еще был неспокоен. По многу раз в день яхта посылала условные сигналы, пытаясь связаться с Гариным, и в сотнях тысяч радиоприемников по всему свету раздавался голос Зои: "Что делать, куда идти? Мы на такой-то широте и долготе. Ждем приказаний".

  Океанские пароходы, перехватывая эти радио, спешили уйти подальше от страшного места, где снова обнаружилась "Аризона" - "гроза морей".

  Облака горящей нефти окутывали Золотой остров. После урагана наступил штиль, и черный дым поднимался к безоблачному небу, бросая на воды океана огромную тень в несколько километров.

  Остров казался вымершим, и только в стороне шахты, как всегда, не переставая, поскрипывали черпаки элеваторов.

  Затем в тишине раздалась музыка: торжественный медленный марш. Сквозь дымовую мглу можно было видеть сотни две людей: они шли, подняв головы, их лица были суровы и решительны. Впереди четверо несли на плечах что-то завернутое в красное знамя. Они взобрались на скалу, где возвышалась решетчатая башня большого гиперболоида, и у подножия ее опустили длинный сверток.

  Это было тело Ивана Гусева. Он погиб вчера во время боя с "Аризоной". Взобравшись, как кошка, снаружи по решетчатым креплениям башни, он включил большой гиперболоид, нащупал "Аризону" среди огромных волн.

  Огненный шнур с "Аризоны" плясал по острову, поджигая постройки, срезывал фонарные столбы, деревья. "Гадюка", - шептал Иван, поворачивая дуло аппарата, и так же, как во время письменного урока, когда Тарашкин учил его грамоте, помогал себе языком.

  Он поймал "Аризону" на фокус и бил лучом по воде перед кормой и перед носом, сближая угол. Мешали облака дыма от загоревшихся цистерн. Вдруг луч с "Аризоны" превратился в ослепительную звезду, и она, сверкая, ужалила Ивана в глаза. Пронзенный насквозь лучом, он упал на кожух большого гиперболоида...

  - Спи спокойно, Ванюша, ты умер как герой, - сказал Шельга. Он опустился перед телом Ивана, отогнул край знамени и поцеловал мальчика в лоб.

  Трубы заиграли, и голоса двухсот человек запели " Интернационал ".

  Немного времени спустя из клубов черного дыма вылетел двухмоторный мощный аэроплан. Забирая высоту, он повернул на запад...

  - Все ваши распоряжения исполнены, господин диктатор...

  Гарин запер выходную дверь на ключ, подошел к плоскому книжному шкафу и справа от него провел рукой.

  Секретарь сказал с усмешкой:

  - Кнопка потайной двери с левой стороны, господин диктатор...

  Гарин быстро, странно взглянул на него. Нажал кнопку, книжный шкаф бесшумно отодвинулся, открывая узкий проход в потайные комнаты дворца.

  - Прошу, - сказал Гарин, предлагая секретарю пройти туда первым. Секретарь побледнел, Гарин с ледяной вежливостью поднял лучевой револьвер в уровень его лба. - Благоразумнее подчиняться, господин секретарь...

  Дверь из капитанской каюты была открыта настежь. На койке лежал Янсен.

  Яхта едва двигалась. В тишине было слышно, как разбивалась о борт волна.

  Желание Янсена сбылось, - он снова был в океане, один с мадам Ламоль. Он знал, что умирает. Несколько дней боролся за жизнь, - сквозная пулевая рана в живот, - и наконец затих. Глядел на звезды через открытую дверь, откуда лился воздух вечности. Не было ни желаний, ни страха, только важность перехода в покой.

  Снаружи, появившись тенью на звездах, вошла мадам Ламоль. Наклонилась над ним. Спросила шепотом, как он себя чувствует. Он ответил движением век, и она поняла, что он хотел ей сказать: "Я счастлив, ты со мной". Когда у него несколько раз, захватывая воздух, судорожно поднялась грудь, Зоя села около койки и не двигалась. Должно быть, печальные мысли бродили в ее голове.

  - Друг мой, друг мой единственный, - проговорила она с тихим отчаянием, - вы один на свете любили меня. Одному вам я была дорога. Вас не будет... Какой холод, какой холод...

  Янсен не отвечал, только движением век будто подтвердил о наступающем холоде. Она видела, что нос его обострился, рот сложен в слабую улыбку. Еще недавно его лицо горело жаровым румянцем, теперь было как восковое. Она подождала еще много минут, потом губами дотронулась до его руки. Но он еще не умер. Медленно приоткрыл глаза, разлепил губы. Зое показалось, что он сказал: "Хорошо..."

  Потом лицо его изменилось. Она отвернулась и осторожно задернула синие шторки.

  Секретарь - самый элегантный человек в Соединенных Штатах - лежал ничком, вцепившись застывшими пальцами в ковер: он умер мгновенно, без крика Гарин, покусывая дрожащие губы, медленно засовывал в карман пиджака лучевой револьвер. Затем подошел к низенькой стальной двери. Набрал на медном диске одному ему известную комбинацию букв, - дверь раскрылась. Он вошел в железобетонную комнату без окон.

  Это был личный сейф диктатора. Но вместо золота или бумаг здесь находилось нечто гораздо более ценное для Гарина: привезенный из Европы и сначала тайно содержавшийся на Золотом острове, затем - здесь - в потайных комнатах дворца, третий двойник Гарина - русский эмигрант, барон Корф, продавший себя за огромные деньги.

  Он сидел в мягком кожаном кресле, задрав ноги на золоченый столик, где стояли в вазах фрукты и сласти (пить ему не разрешалось). На полу валялись книжки - английские уголовные романы. От скуки барон Корф плевал косточками вишен в круглый экран телевизорного аппарата, стоявшего в трех метрах от его кресла.

  - Наконец-то, - сказал он, лениво обернувшись к вошедшему Гарину. - Куда вы, черт вас возьми, провалились?.. Слушайте, долго вы еще намерены меня мариновать в этом погребе? Ей-богу, я предпочитаю голодать в Париже...

  Вместо ответа Гарин содрал с себя ленту, сбросил фрак с орденами и регалиями.

  - Раздевайтесь.

  - Зачем? - спросил барон Корф с некоторым любопытством.

  - Давайте ваше платье.

  - В чем дело?

  - И - паспорт, все бумаги... Где ваша бритва?

  Гарин подсел к туалетному столику. Не намыливая щек, морщась от боли, быстро сбрил усы и бороду.

  - Между прочим, рядом в комнате лежит человек. Запомните - это ваш личный секретарь. Когда его хватятся, можете сказать, что услали его с секретным поручением... Понятно вам?

  - В чем дело, я спрашиваю? - заорал барон Корф, хватая на лету гаринские брюки.

  - Я пройду отсюда потайным ходом в парк, к моей машине. Вы запрячете секретаря в камин и пройдете в мой кабинет. Немедленно вызовете по телефону Роллинга. Надеюсь, вы хорошо запомнили весь механизм моей диктатуры? Я, затем мой первый заместитель - начальник секретной полиции, затем мой второй заместитель - начальник отдела пропаганды, затем мой третий заместитель - начальник отдела провокации. Затем тайный совет трехсот, во главе стоит Роллинг. Если вы еще не совсем превратились в идиота, вы должны были все это вызубрить назубок... Снимайте же брюки, черт вас возьми!.. Роллингу по телефону скажите, что вы, то есть Пьер Гарин, становитесь во главе войск и полиции. Вам придется серьезно драться, милейший...

  - Позвольте, а если Роллинг угадает по голосу, что это не вы, а я...

  - А! В конце концов им наплевать... Был бы диктатор...

  - Позвольте, позвольте, - значит, с этой минуты я превращаюсь в Петра Петровича Гарина?

  - Желаю успеха. Наслаждайтесь полнотой власти. Все инструкции на письменном столе... Я - исчезаю...

  Гарин, так же, как давеча в зеркало, подмигнул своему двойнику и скрылся за дверью.

  Едва только Гарин - один в закрытой машине - помчался через центральные улицы города, исчезло всякое сомнение: он вовремя унес ноги. Рабочие районы и предместья гудели стотысячными толпами... Кое-где уже плескались полотнища революционных знамен. Поперек улиц торопливо нагромождались баррикады из опрокинутых автобусов, мебели, выкидываемой в окошки, дверей, фонарных столбов, чугунных решеток.

  Опытным глазом Гарин видел, что рабочие хорошо вооружены. На грузовиках, продирающихся сквозь толпы, развозили пулеметы, гранаты, винтовки... Несомненно, это была работа Шельги...

  Несколько часов тому назад Гарин со всей уверенностью бросил бы войска на восставших. Но сейчас он лишь нервнее нажимал педаль машины, несущейся среди проклятий и криков: "Долой диктатора! Долой совет трехсот!"

  Гиперболоид был в руках Шельги. Об этом знали, об этом кричали восставшие. Шельга разыгрывает революцию, как дирижер - героическую симфонию.

  Громкоговорители, установленные по приказу Гарина еще во время продажи золота, теперь работали против него - разносили на весь мир вести о поголовном восстании.

  Двойник Гарина, против всех ожиданий Петра Петровича, начал действовать решительно и даже не без успеха. Его отборные войска штурмовали баррикады. Полиция с аэропланов сбрасывала газовые бомбы. Конница рубила палашами людей на перекрестках. Особые бригады взламывали дверные замки, врывались в жилища рабочих, уничтожая все живое.

  Но восставшие держались упорно. В других городах, в крупных фабричных центрах, они решительно переходили в наступление. К середине дня вся страна пылала восстанием...

  Гарин выжимал из машины всю скорость ее шестнадцати цилиндров. Ураганом проносился по улице провинциальных городков, сбивал свиней, собак, давил кур. Иной прохожий не успевал выпучить глаза, как запыленная, черная огромная машина диктатора, уменьшаясь и ревя, скрывалась за поворотом...

  Он останавливался только на несколько минут, чтобы набрать бензина, налить воды в радиатор... Мчался всю ночь.

  Наутро власть диктатора еще не была свергнута. Столица пылала, зажженная термитными бомбами, на улицах валялось до пятидесяти тысяч трупов. "Вот тебе и барон! - усмехнулся Гарин, когда на остановке громкоговоритель прохрипел эти вести...

  В пять часов следующего дня его машину обстреляли...

  В семь часов, пролетая по какому-то городку, он видел революционные флаги и поющих людей...

  Он мчался всю вторую ночь - на запад, к Тихому океану. На рассвете, наливая бензин, услышал наконец из черного горла громкоговорителя хорошо знакомый голос Шельги:

  - Победа, победа... Товарищи, в моих руках, - страшное орудие революции - гиперболоид...

  Скрипнув зубами, не дослушав, Гарин помчался дальше. В десять часов утра он увидел первый плакат сбоку шоссе; на фанерном щите огромными буквами стояло:

  "Товарищи... Диктатор взят живым... Но диктатор оказался двойником Гарина, подставным лицом, Петр Гарин скрылся. Он бежит на запад... Товарищи, проявляйте бдительность, задержите машину диктатора... (Следовали приметы.) Гарин не должен уйти от революционного суда..."

  В середине дня Гарин обнаружил позади себя мотоцикл. Он не слышал выстрелов, но в десяти сантиметрах от его головы в стекле машины появилась пулевая дырка с трещинками. Затылку стало холодно. Он выжал весь газ, какой могла дать машина, метнулся за холм, свернул к лесистым горам. Через час влетел в ущелье. Мотор начал сдавать и заглох. Гарин выскочил, свернул руль, пустил машину под откос и, с трудом разминая ноги, стал взбираться по крутизне к сосновому бору.

  Сверху он видел, как промчались по шоссе три мотоцикла. Задний остановился. Вооруженный, по пояс голый человек соскочил с него и нагнулся над пропастью, где валялась разбитая машина диктатора.

  В лесу Петр Петрович снял с себя все, кроме штанов и нательной фуфайки, надрезал кожу на башмаках и пешком начал пробираться к ближайшей станции железной дороги.

  На четвертый день он добрался до уединенной приморской мызы близ Лос-Анжелоса, где в ангаре висел, всегда наготове, его дирижабль.

  Утренняя заря взошла на безоблачное небо. Розовым паром дымился океан. Гарин, перегнувшись в окно гондолы дирижабля, с трудом в бинокль разыскал глубоко внизу узенькую скорлупу яхты. Она дремала на зеркальной воде, просвечивающей сквозь легкий мглистый покров.

  Дирижабль начал опускаться. Он весь сверкал в лучах солнца. С яхты его заметили, подняли флаг. Когда гондола коснулась воды, от яхты отделилась шлюпка. На руле сидела Зоя. Гарин едва узнал ее - так осунулось ее лицо. Он спрыгнул в шлюпку, с улыбочкой, как ни в чем не бывало, сел рядом с Зоей, потрепал ее по руке:

  - Рад тебя видеть. Не грусти, крошка. Сорвалось - наплевать. Заварим новую кашу... Ну, чего ты повесила нос?..

  Зоя, нахмурившись, отвернулась, чтобы не видеть его лица.

  - Я только что похоронила Янсена. Я устала. Сейчас мне - все равно.

  Из-за края горизонта поднялось солнце, - огромный шар выкатился над синей пустыней, и туман растаял, как призрачный.

  Протянулась солнечная дорога, переливаясь маслянистыми бликами, и черным силуэтом на ней рисовались три наклонных мачты и решетчатые башенки "Аризоны".

  - Ванну, завтрак и - спать, - сказал Гарин.

  "Аризона" повернула к Золотому острову. Гарин решил нанести удар в самое сердце восставших - овладеть большим гиперболоидом и шахтой.

  На яхте были срублены мачты, оба гиперболоида на носу и корме замаскированы досками и парусиной, - для того чтобы изменить профиль судна и подойти незамеченными к Золотому острову.

  Гарин был уверен в себе, решителен, весел, - к нему снова вернулось хорошее настроение.

  Утром следующего дня помощник капитана, взявший команду на судне после смерти Янсена, с тревогой указал на перистые облака. Они быстро поднимались из-за восточного края океана, покрывали небо на огромной, десятикилометровой высоте. Надвигался шторм, быть может ураган - тайфун.

  Гарин, занятый своими соображениями, послал капитана к черту.

  - Ну, тайфун-ерунда собачья. Прибавьте ходу...

  Капитан угрюмо глядел с мостика на быстро заволакивающееся небо. Приказал задраить люки, крепить на палубе шлюпки и все, что могло быть снесено.

  Океан мрачнел. Порывами налетал ветер, угрожающим свистом предупреждал моряков о близкой беде. На место вестников урагана - высоких перистых облаков - поползли клубящиеся низкие тучи. Ветер все грознее волновал океан, пробегал неспокойной рябью по огромным волнам.

  И вот с востока начала налезать черная, как овчина, низкая туча, со свинцовой глубиной. Порывы ветра стали яростными. Волны перекатывались через борт. И уже не рябью мялись горбы серо-холодных волн, - ветер срывал с них целые пелены, застилал туманом водяной пыли...

  Капитан сказал Зое и Гарину:

  - Идите вниз. Через четверть часа мы будем в центре тайфуна. Моторы нас не спасут.

  Ураган обрушился на "Аризону" со всей яростью одиннадцати баллов. Яхта, зарываясь, валясь с борта на борт так, что днище обнажилось до киля, уже не слушаясь ни руля, ни винтов, неслась по кругам суживающейся спирали к центру тайфуна, или "окну", как его называют моряки.

  "Окно", диаметром иногда до пяти километров, - центр вращения тайфуна; ветры силою двенадцати баллов несутся со всех направлений кругом "окна", уравновешивая свои силы на его периферии.

  Туда, в такое "окно", уносилась круговоротом жалкая скорлупка - "Аризона".

  Черные тучи касались палубы. Стало темно, как ночью. Бока яхты трещали. Люди, чтобы не разбиться, Цеплялись за что попало. Капитан приказал привязать себя к перилам мостика.

  "Аризону" подняло на гребень водяной горы, положило на борт и швырнуло в пучину. И вдруг - ослепительное солнце, мгновенное безветрие и зеленопрозрачные, сверкающие, как из жидкого стекла, волны - десятиэтажные громады, сталкивающиеся с оглушительным плеском, будто сам царь морской, Нептун, взбесясь, шлепал в ладоши...

  Это и было "окно", самое опасное место тайфуна. Здесь токи воздуха устремляются отвесно вверх, унося водяные пары на высоту десяти километров, и там раскидывают их пленками перистых облаков - верхних предвестников тайфуна...

  С борта "Аризоны" было снесено волнами все: шлюпки, обе решетчатые башенки гиперболоидов, труба и капитанский мостик вместе с капитаном...

  "Окно", окруженное тьмой и крутящимися ураганами, неслось по океану, увлекая на толчее чудовищных волн "Аризону".

  Моторы перегорели, руль был сорван.

  - Я больше не могу, - простонала Зоя.

  - Когда-нибудь это должно кончиться... О черт! - хрипло ответил Гарин.

  Оба они были избиты, истерзаны, ударами о стены и о мебель. У Гарина рассечен лоб, Зоя лежала на полу каюты, цепляясь за ножку привинченной койки. На полу вместе с людьми катались чемоданы, книги, вывалившиеся из шкафа, диванные подушки, пробковые пояса, апельсины, осколки посуды.

  - Гарин, я не могу, выбрось меня в море...

  От страшного толчка Зоя оторвалась от койки, покатилась. Гарин кувырком перелетел через нее, ударился о дверь...

  Раздался треск, раздирающий хруст. Грохот падающей воды. Человеческий вопль. Каюта распалась. Мощный поток воды подхватил двух людей, швырнул их в кипящую зелено-холодную пучину...

  Когда Гарин открыл глаза, в десяти сантиметрах от его носа маленький рачок-отшельник, залезший до половины в перламутровую раковину, таращил глаза, изумленно шевеля усами. Гарин с усилием понял: "Да, я жив..." Но еще долго не в силах был приподняться. Он лежал на боку, на песке. Правая рука была повреждена. Морщась от боли, он все же подобрал ноги, сел.

  Невдалеке, нагнувши тонкий ствол, стояла пальма, свежий ветер трепал ее листья... Гарин поднялся, пошатываясь, пошел. Вокруг, куда бы он ни посмотрел, бежали и, добежав до низкого берега, с шумом разбивались зелено-синие, залитые солнцем волны... Несколько десятков пальм простирало по ветру широкие, как веера, листья. На песке там и сям валялись осколки дерева, ящики, какие-то тряпки, канаты... Это было все, что осталось от "Аризоны", разбившейся вместе со всем экипажем о рифы кораллового острова.

  Гарин, прихрамывая, пошел в глубину островка, туда, где более возвышенные места заросли низким кустарником и ярко-зеленой травой. Там лежала Зоя на спине, раскинув руки. Гарин присел над ней, боясь прикоснуться к ее телу, чтобы не ощутить холода смерти. Но Зоя была жива, - веки ее задрожали, запекшиеся губы разлепились.

  На коралловом островке находилось озерцо дождевой воды, горьковатой, но годной для питья. На отмелях - раковины, мелкие ракушки, полипы, креветки - все, что некогда служило пищей первобытному человеку. Листья пальм могли служить одеждой и прикрывать от полдневного солнца.

  Два голых человека, выброшенные на голую землю, могли кое-как жить... И они начали жить на этом островке, затерянном в пустыне Тихого океана. Не было даже надежды, что мимо пройдет корабль и, заметив их, возьмет на борт.

  Гарин собирал раковины или рубашкой ловил рыбу в пресном озерце. Зоя нашла в одном из выброшенных ящиков с "Аризоны" пятьдесят экземпляров книги роскошного издания проектов дворцов и увеселительных павильонов на Золотом острове. Там же были законы и устав придворного этикета мадам Ламоль - повелительницы мира...

  Целыми днями в тени шалаша из пальмовых листьев Зоя перелистывала эту книгу, созданную ее ненасытной фантазией. Оставшиеся сорок девять экземпляров, переплетенных в золото и сафьян, Гарин употребил в виде изгороди для защиты от ветра.

  Гарин и Зоя не разговаривали. Зачем? О чем? Они всю жизнь были одиночками, и вот получили наконец полное, совершенное одиночество.

  Они сбились в счете дней, перестали их считать. Когда проносились грозы над островом, озерцо наполнялось свежей дождевой водой. Тянулись месяцы, когда с безоблачного неба яростно жгло солнце. Тогда им приходилось пить тухлую воду...

  Должно быть, и по нынешний день Гарин и Зоя собирают моллюсков и устриц на этом островке. Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается ее прекрасная статуя из мрамора, - Гарин, уткнувшись носом в песок и прикрывшись истлевшим пиджачком, похрапывает, должно быть тоже переживая во сне разные занимательные истории

  ПРИМЕЧАНИЯ

  1. Герб Парижа, или, по-древнему, Лютеции - золотой кораблик.

  2. Существует предположение, что между земной корой и твердым центральным ядром земли есть слой расплавленных металлов - так называемый Оливиновый пояс.

  3. Кармелиты - монашеский орден. (Примеч. А Н. Толстого.)

  4. Постоянная стоимость золота во всем мире Задача Гарина обесценить золото, чтобы внести хаос среди денежных магнатов буржуазного мира и овладеть властью.

  5. Знаменитый храм Дианы, древнегреческой богини охоты и луны, в городе Эфесе, сожженный в 356 г до нашего летосчисления.

  6. Семирамида - легендарная царица, будто бы основавшая Вавилон.

  7. Колосс Родосский - исполинская статуя Гелиоса, древнегреческого бога солнца, стоявшая у входа в гавань острова Родоса.

  8. Излучением.

  9. Около шести копеек. (Примеч. А. Н Толстого)

  Впервые - журн. "Красная новь", 1925, N 7-9 (книга первая - "Угольные пирамидки", с подзаголовком "Роман в трех книгах"; там же, 1926, N 4-9 (книга вторая - "Оливиновый пояс").

  Вторая книга заканчивалась захватом Золотого острова ревкомом и исчезновением Гарина. Затем ("Красная новь", 1927, N 2) были опубликованы новые главы романа - "Гарин-диктатор" с подзаголовком "Новый вариант конца романа "Гиперболоид инженера Гарина" Теперь роман заканчивался встречей на "Аризоне" Гарина, сбежавшего из Вашингтона, с Зоей, только что похоронившей Янсена. Последняя фраза текста: "На этом заканчивается одна из необычайных авантюр инженера Гарина" - вселяла в читателя надежду, что он еще сможет прочитать о других авантюрах героя, то есть что будет написана третья книга романа, запланированная в подзаголовке к публикации первых двух.

  Третья книга так и не была написана. Сохранился ее план (вместе с планом первых двух), который был составлен А. Толстым в июле 1924 года, когда он подавал заявку на роман в Госиздат. Действие романа (в целом) было приурочено к 1930 году. "Роман развертывается на фоне кануна второй мировой войны. С середины романа происходит воздушно-химическая война. В конце - европейская революция". План сюжета первой части значительно отличается от его реализации, во второй они ближе один к другому. План третьей части, названной "Судьба мира", выглядит следующим образом: "Война и уничтожение городов. Роллинг во главе американских капиталистов разрушает и грабит Европу, как некогда Лукулл и Помпеи ограбили Малую Азию.

  На сцену опять выступает Шельга. Борьба его с Кером (сыщик, работающий на Роллинга, его роль в написанном тексте распределена в какой-то мере между Семеновым и Тыклинским. - А. А.) и убийство Кера.

  Россия переоснащивает свои химические заводы на оборону. В Париже начинается революция.

  Роллинг руководит при помощи Мишеля (вошел в роман под именем Гастон Утиный Нос. - А. А.) бандами анархистов.

  В то же время на острове Гарин готовится стать властелином мира.

  Зоя Монроз страстно влюблена в Хлынова (студент-химик, "тип нового русского человека", который по первоначальному замыслу был одной из центральных фигур романа. - А. А.).

  Гениальный план Хлынова. При помощи Зои выполняет его. Гибель Гарина. Хлынов взрывает остров.

  Хлынов летит в Париж и бросается в гущу борьбы. Поражение анархистов. Гибель Роллинга.

  Победа европейской революции. Картины мирной, роскошной жизни, царство труда, науки и грандиозного искусства" (Гослитизоат. 1958-1961,4, с. 829).

  Основные этапы длительной работы над текстом "Гиперболоида инженера Гарина" были впервые освещены в комментариях К. Д. Муратовой (ПСС, 5, с. 503-504) и Ю. А. Крестинского (Гослитиздат. 1958-1961,4, с. 830-831).

  Текст романа, кроме журнальной, имеет четыре книжных редакции (1927,1934,1936,1939).

  Первая была создана для первого отдельного издания романа, когда он с подзаголовком "издание переработанное" вошел в изд: ГИЗ, 10, с датой: "Май 1925 г. - декабрь 1926 г. ". При подготовке этой редакции журнальный текст подвергся стилистической правке, некоторые главы были переработаны. В роман были включены новые заключительные главы, объединенные при публикации заголовком "Гарин-диктатор". Была введена новая нумерация глав. В первой книжной редакции роман переиздавался дважды: Недра, 11; отд. изд. М., "Советская литература", 1933.

  Вторая книжная редакция романа родилась при включении его в изд.: Гослитиздат. 1934-1936,4. На этот раз редактирование свелось к стилистическим исправлениям и сокращениям: отдельные главы были совсем опущены, другие серьезно сокращены, опять изменилась общая нумерация глав.

  Третья книжная редакция романа создавалась с учетом конкретного читательского адреса (для детей старшего возраста) в 1936 году, когда "Гиперболоид инженера Гарина" издавался Детгизом ("Библиотека романов и повестей"). Текст на этот раз не только подвергся стилистической правке и сокращению в основном тех мест, которые или были сложны для детского восприятия, или не предназначены для детского чтения, но и дополнению. Был расширен материал, посвященный мальчику Ивану Гусеву, изобретателю Манцеву и экспедиции Волшина в Сибирь. Внесены изменения (дополнения) в историю Гарина-диктатора и судьбу Роллинга. Наконец, была написана новая - самая последняя - глава романа, об одиночестве Гарина и Зои Монроз на коралловом островке.

  Последняя - четвертая - книжная редакция романа датируется 1939 годом, когда он вышел в Ленинграде в "Советском писателе". Эта редакция представляет собой текст 1936 года с дополнительными стилистическими исправлениями, но одновременно в нем восстановлены по предшествующим изданиям (первая и вторая книжные редакции) те места, которые в третьей редакции специально адаптировались для юношества. Поэтому следует подвергнуть сомнению авторское пояснение к изданию 1939 года. ("Этот роман писался в 1926-1927 годах. Переработан со включением новых глав в 1937 году. А. Т. ") Переработка с включением новых глав относится к периоду работы над изданием 1936 года (третья книжная редакция).

  Печатается по тексту: А. Н. Толстой. Гиперболоид инженера Гарина. Л., "Советский писатель", 1939 (с проверкой по предшествующим изданиям).

  Специального комментирования требует научно-фантастическая основа "Гиперболоида инженера Гарина". Ведущая фантастическая идея романа Толстого - создание и использование гиперболоида - сразу увлекла читателей своей оригинальностью, одновременно вызвав споры в научной среде.

  А. Толстой так объяснял происхождение идеи гиперболоида: "... я пользуюсь всяким материалом: от специальных книг (физика, астрономия, геохимия) до анекдотов. Когда писал "Гиперболоид инженера Гарина" (старый знакомый, Оленин, рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида; инженер, сделавший это открытие, погиб в 1918 году в Сибири), пришлось ознакомиться с новейшими теориями молекулярной физики. Много помог мне академик П. П. Лазарев" (Гослитиздат 1958-1961,10, с 135).

  В одной из записных книжек Толстого есть пометки начала 20-х годов, связанные с упомянутым сообщением Оленина: "Оленин П. В. Концентрация света, химических лучей. Луч - волос. Ультрафиолетовый луч - вместо электрического провода. Бурение скал. Бурение земли. Лаборатория на острове в Ти[хом] океане. Владычество над миром.

  Начало - тундра. Ледовит[ый] океан. Комната элект[рической] спайки. Все желтое.

  Шамонит - чистый углерод. Удельный вес земли 8, оболочка земли 3. В центре земли - платина, золото, уран, торий, цирконий.

  Оливиновый пояс: железо, оливин, никель (метеориты). Постройка прибора из парафина. Обложили серебряной фольгой. Гальванопластика медью.

  Бурение земли. Охлаждение жидким воздухом. Подъем электромоторными вагонетками.

  Игра на бирже на понижение. Взрыв мостов. Взрыв фабрик". (Гослитиздат. 1958-1961,4, с 827).

  Исследователи советской научной фантастики обращают внимание на широту и современность научно-технического "обеспечения" романа Толстого: "Возможно, "рассказ Оленина" послужил зерном замысла, но научно-техническая основа романа замышлялась шире. Гарин собирался использовать гиперболоид для передачи электроэнергии без проводов. В записной книжке Толстого есть запись: "Ультрафиолетовый] луч - вместо электрич[еского] провода" "..." В первой публикации (в "Красной нови") и в рукописи с более поздней правкой тема гиперболоида переплетается с темой атомной энергии: "Было использовано свойство платино-синеродистого бария светить