Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - Современная идиллия

гличанина

  Стр. 273-274, строки 12 сн. - 6 св. Вместо слов: "Что такое <...> за стенами Бежецка" -

  Что такое смерть ничтожного жида?.. Это одно из проявлений народной политики, и больше ничего. Не этот факт важен, а все. Долгое время это все копилось и пряталось, и в ту минуту, когда мы думали, что оно окончательно спряталось, является откуда-то Мошка и все хитросплетения наши обратил в прах... Подивимся и умолкнем!

  3) черновая рукопись главы XXVIII под номером XXIX, содержащая следующий вариант:

  Стр. 274, начало главы XXV... Вместо: "Но здесь я обращаюсь <...> Впрочем, это материя пространная, и речи об ней должны быть пространные... -

  Но здесь я вынужден обратиться к снисходительности читателя. Я должен кончить с этой историей, хоть скомкать ее, но кончить. Я сам не рассчитывал, что слово "конец" напишется так скоро. Я намеревался продолжать похождения моих героев и провести их через все мытарства, составляющие естественную обстановку людей, изнывающих под гнетом самосохранения. Я видел их выступающими на арену публицистики и затем спускающимися со ступени на ступень на самое дно области самосохранения. В сочинении этом предполагалось обнять ежели не все разнообразие нравственных оголтений, внушаемых жаждою жизни, то, по крайней мере, довольно значительное количество их... Не знаю, сладил ли бы я с этой задачей, но так или иначе я должен круто ее оборвать и на скорую руку свести концы с концами.

  Во все продолжение моей литературной деятельности я представлял собой утопающего, который хватается за соломинку. Покуда соломинки были, я кое-как держался; но как скоро нет и соломинок, то ясное дело, что мне приходится утонуть.

  Случай этот очень простой, до того простой, что можно только удивляться, как он в голову мог прийти. Но ежели история современности уделит когда-нибудь мне хоть одну строку, то я желал бы, чтоб эта строка была посвящена не мне лично, а "Современной идиллии".

  Однако ж очень возможно, что читатель, вместо снисхождения, даст 'мне такой ответ: никому нет дела до того, при каких условиях писатель работал. Публика приступает к чтению ваших работ с известными требованиями, которые писатель сам издал, и так или иначе последний обязан удовлетворить им. Извивайтесь, ухищряйтесь, но за данный мною двугривенный вы обязаны уплатить работой сполна.

  К сожалению, на Руси таких читателей еще непочатые углы. Редкий понимает, что он солидарен с писателем, что ежели последний и ответствен перед ним, то и он не менее ответствен перед писателем... Но что бы ни говорил читатель, какие бы требования он ни предъявлял, я могу ответить на них только одно: я должен кончить. Во всяком случае, читатель предупрежден, и я от души желал бы, чтоб он убедился, что уплаченный им двугривенный совсем не такая монета, чтоб ради нее начинать розыски.

  4) черновая рукопись главы XXIX под номером XXX.

  При подготовке Изд. 1883 текст журнальной публикации глав XXVIXXVIII был расширен, частично за счет введения рукописных вариантов; текст глав XXV и XXIX в Изд. 1883 совпадает с текстом журнальной публикации.

  В первых двух главах заключительной публикации "Современной идиллии" Салтыков продолжил исследование бытия русской деревни в годы, предшествовавшие "контрреформам" 80-х годов. Он углубил изображение "истории российского дворянского оскудения" {С. Атава (Терпигорев). Оскудение. - ОЗ, 1880, Э 1, с. 209.}, дополнив ее историей дворянской "мести" крестьянам "за то, что их сделали вольными", и меткими наблюдениями над социально-экономическим расслоением в современном селе (глава XXV). Глава XXVI, стремлением "отделить еврейский вопрос" от "вопроса" о еврейской буржуазии {См. письмо Салтыкова к Н. А. Белоголовому от 11 августа 1882 г.} непосредственно связанная с статьей Салтыкова "Июльское веяние" (см. т. 15, кн. 2 наст. изд.), раскрывает трагикомические коллизии существования еврейства в условиях ограничений, создаваемых шовинистической политикой царизма {К этой теме "Отеч. зап." не раз обращались в 80-е годы. О том, что деревенские власти "допекают мужиков, а уж как евреев доняли, так удивительно даже, как это евреи живут <...> всегда можно к нему придраться", писал А. Н. Энгельгардт (Из деревни. - 03, 1881, Э 11, с. 60).}.

  Три последние главы романа возвращают к исходной сюжетной идее: "уголовный кодекс" действительно "защитил" Глумова и Рассказчика, утративших в водовороте шкурных демонстраций человеческий облик, от политических преследований. Уголовные успехи даже открывают им возможность блестящей карьеры. Героев настигает лишь внутреннее возмездие; "мрачно и уныло заканчивает г. Щедрин свою "современную идиллию", - заключал критик-современник {- Я - <Н. П. Поздняков>. Литературные беседы. - "Эхо", 1883, 26 мая, Э 125.}.

  Публикация последних глав романа вызвала сочувственные отклики печати. В них подчеркивалась сила негодования писателя. "Эти последние главы <...> самые замечательные <...> Тут у читателя возбуждается уже не смех <...> а негодование до того сильное, что оно способно заставить содрогнуться" ("Одесский вестник", 1883, 17 июня, Э 132). Признавалась обоснованность глубоко драматических упреков, предъявленных читателям: "M. E. Салтыков говорит, что в понижении литературного уровня виноваты столько же и читатели, сколько писатели. Действительно, торжествующее расширение литературных кафешантанов и патриотического канкана не было бы возможно, если бы общественная деморализация не сделала у нас довольно значительных успехов" ("Русский курьер", 1883, 24 мая, Э 67). Рецензенты пытались толковать и образ Стыда. Он ассоциировался с самой сатирой Салтыкова: "Сатира, в сущности, есть не что иное, как олицетворение стыда. Это есть именно та отрасль литературы, которая громче и сильнее всякой другой напоминает обществу об отвратительных сторонах его жизни и деяний и вызывает в нем чувство стыда" ("Заря", 1883, 28 мая, Э 114).

  ...во время петербургского периода русской истории... - Термин "петербургский период" был введен историками-славянофилами и подразумевал эпоху с начала петровских преобразований.

  ...уступив место более счастливым лейб-кампанцам, брадобреям и истопникам... - Речь идет о возвышении новых дворянских фамилий, родоначальниками которых часто были фавориты самодержцев.

  ...попечителем хлебных магазинов... - Запасные хлебные магазины существовали в дореформенное время в сельских местностях на случай неурожая, заведование ими, возлагавшееся на выборное от дворянства лицо, было хлопотной обязанностью.

  ...еще не народилось ни Колупаевых, ни Разуваевых... - персонажи цикла "Убежище Монрепо", воплощающие тип российского пореформенного буржуа - "чумазого".

  ...Ланской и Ростовцев <...> сознавались, что поторопились, Левшин <...> говорил: чем же я виноват? но Милютин и Соловьев <...> называли князя старым колпаком. - Поименованы члены секретного "Особого комитета", который обсуждал в 1857 г. возможность реформы, и Редакционных комиссий, готовивших ее проект: министр внутренних дел С. С. Ланской и председатель Редакционных комиссий Я. И. Ростовцев тяготели к охране "интересов дворянства"; товарищ министра А. И. Левшин считался "умеренным"; сменивший его в 1859 г. Н. А. Милютин и либеральный чиновник министерства Я. А. Соловьев были наиболее последовательными сторонниками освобождения и сопротивлялись требованиям крепостников.

  ...синей ассигнацией... - ассигнацией пятирублевого достоинства.

  ...Лазарь, как некрещеный еврей, не имел права самостоятельно жить в Кашинском уезде... - Принятые 3 мая 1882 г. "Временные правила о евреях" запрещали им жить в сельских местностях.

  ...называли Уриевой женой? - Упомянута библейская красавица Вирсавия, жена полководца Урии Хеттеянина, которой прельстился царь-Давид (Вторая кн. Царств, XI).

  ...экспекторировал... - откашливаться (франц. expectorer).

  ...а la Capoul... - по моде, введенной французским певцом Капулем.

  ...замахал руками, как дореформенный телеграф. - В 1820-1850 гг. в России существовали "семафорные" телеграфы: расставленные в пределах прямой видимости махальные передавали депеши условными жестами.

  ...Дыба <...> Удав - персонажи циклов "За рубежом" и "Письма к тетеньке" (см. т. 14 наст. изд., стр. 552, 559-560), воплощающие черты высшей бюрократии царизма.

  ...нужно нашему брату почаще под рубашку заглядывать! - Законом 17 апреля 1863 г. телесные наказания были отменены, сохраняясь для крестьян только по приговорам волостных судов. Об этом не уставали сожалеть идеологи и проводники реакции: "Есть нечто на Руси в виде бесспорной истины, сознаваемой народом. Это сознание нужды розог <...> Куда ни пойдешь, везде в народе один вопль: секите, секите <...> где Секут, там есть порядок <...> там больше благосостояния", - взывал ретроград В. П. Мещерский (цит. по кн.: П. А. 3айончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия, М., 1970, стр. 79-80); кстати сказать, "новоявленным публицистом" Салтыков именовал кн. В. Мещерского в "Дневнике провинциала в Петербурге" (т. 10 наст. изд. стр. 334).

  ...возвращается из поездки по Весьегонскому уезду, куда был приглашен местной интеллигенцией <...> в качестве русского Гарибальди. - О восторженном отношении к предприятиям М. Г. Черняева в среде либеральных земцев Весьегонского уезда Тверской губернии Салтыкову действительно приходилось слышать от одного из них, Б. Э. Кетрица. См. его мемуарную заметку "Встреча с M. E. Салтыковым" в кн. "Салтыков в воспоминаниях...", стр. 583.

  "Груди твои как два белых козленка! лоно твое..." - Редедя фантазирует на темы библейской "Песни песней" (IV, 2-5; VII, 3-3).

  Вот мчится тройка удалая! - См. прим. к стр. 9.

  Один из фараонов погиб в Красном море, преследуя евреев... - Иронически пересказан библейский эпизод (Исход, XIV).

  "Эй, жги, говори!" - припев народной плясовой песни "Ай, вдоль по улице молодчик идет".

  ...В Москве, в Грузинах... - В районе Большой Грузинской улицы "жили целыми таборами цыгане". Цыганские хоры выступали в загородных ресторанах (П. В. Сытин. Из истории московских улиц. M., I958, стр. 616).

  Allons, enfants de la patrie... - Первая строка "Марсельезы".

  Что такое <...> смерть жида? <...> один из эпизодов известных веяний... - "Еврейский вопрос" бурно обсуждался в русской печати после волны летних погромов 1881 г. Салтыков посвятил этому статью "Июльское веяние" (см. т. 15. кн. 2 наст. изд.).

  Невинность, сказал где-то бессмертный Шекспир, подобна пустой бутылке... - О возможном источнике этого выражения - см. т. 10, стр. 689,

  Проскрипции - здесь в смысле запрещения (лат. ргоscriptio - письменное обнародование).

ИЗ ДРУГИХ РЕДАКЦИЙ

  

  

  

  

  (Стр. 285)

  

  <Отрывок черновой редакции неопубликованной главы>

  

  

  

  Современная идиллия. X

  

  

  

  

  (Стр. 287)

  Настоящая глава должна была, под номером X, следовать за главой IX журнальной публикации, во не была завершена и осталась ненапечатанной. Сохранилась ее черновая рукопись, озаглавленная "Современная идиллия. X", которая была опубликована (с рядом неточностей) и прокомментирована Т. В. Еречневой. ("Неопубликованная глава романа M. E. Салтыкова-Щедрина "Современная идиллия". - Уч. записки Бурят-Монгольского гос. пед. института им. Доржи Банзарова, вып. XI, Историко-филологическая серия. Улан-Удэ, 1957, стр. 248-252), ею же установлено время написания главы - январь - февраль 1879.

  В главе "X" сделана попытка сюжетно реализовать некоторые моменты из предшествующих рассказов Очищенного ("приду <...> к Доминику <...> Съешь три куска кулебяки, а говоришь: один!" - см. гл. VI). Основная мысль главы выражена сентенцией о том, что воровство не расценивается как преступление: "это уж дух века такой".

  Салтыков работал над настоящим текстом во время процесса Юханцева, в январе - июне 1879 г. {См.: М. Вед., 1879, 23 января, Э 20; 25 июня, Э 161.}. Реакционная публицистика поспешила связать это сенсационное происшествие с революционной пропагандой, которая якобы избавляет современного человека от всяких нравственных запретов {Иногородний обыватель <Б. Маркевич>. С берегов Невы. - М. Вед., 1879, 19 апреля, Э 97.}. Салтыков доказывает обратное: человек, подобно Юханцеву поглощенный ажиотажем обогащения, в сущности, вовсе не является противником существующего общественного устройства: его "деяния" - "не потрясение, потому что он потряс потихоньку". Салтыков прямо противопоставил в этой главе "юханцевым" того, кто "не похитил ни на пять копеек, ни на миллион, а взамен того пришел и сказал громко: "я не хочу этого вашего миллиона, но утверждаю, что не менее вас имею право на него, имею, имею, имею!"

  Можно предположить, что перед нами отклик писателя на знаменитые речи С. А. Бардиной и П. А. Алексеева на "процессе 50-ти" (февраль - март 1877 г.) {Салтыков назвал эти речи "замечательными". См. его письмо к П. В. Анненкову от 15 марта 1877 г.}. "Центральным местом" выступления Бардиной было "опровержение общего обвинения против подсудимых, что они разрушают священные основы собственности <...> по ее убеждению, каждый человек должен быть полным хозяином своего труда и его продукта. "Я ли подрываю основы собственности, - спрашивала она, - или фабрикант, который платит рабочему за одну треть его рабочего дня, а две трети берет себе?" (В. Фигнер. Полн. собр. соч., т. 5. М., 1929, стр. 196). О том, что "все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнимать у рабочих трудовую копейку и считают этот грабеж доходом", говорил Алексеев (Л. Островер. Петр Алексеев. М., 1964, стр. 168).

  сюпрем - здесь: высшее достижение (франц. supreme).

  великая монархиня - Екатерина II, памятник которой установлен на Александрийской площади.

XX

  

  

   Сказка о ретивом начальнике,

   как он сам своими действиями в изумление был приведен

  

  

  

  

  (Стр. 292)

  Черновая рукопись четвертой редакции (см. прим. на стр. 361-363). В рукописи имеется поддающийся прочтению зачеркнутый отрывок: Стр. 296, строка 6 св. После слов: "голосу не подают..." -

  - Господа! - воскликнул он, - да ведь программа-то эта с незапамятных времен практикуется, и всегда от нее только для мерзавце!5 пожива была! А я-то за новость ее счел!

  Четвертая редакция "Сказки о ретивом начальнике...", как считал Р. В. Иванов-Разумник, является "и самой полной, и самой острой", но "совершенно нецензурной". Дальнейшая работа Салтыкова над нею состояла в "приспособлении" к цензурным условиям, отчего сказка "потеряла... в остроте и яркости" {"Неизданный Щедрин". Л., 1931, с. 326-327.}. Однако, как показывает публикуемый здесь текст, логика работы писателя была несколько иной.

  Идея причинения, в интересах "пользы" России, разнообразного "вреда" ее населению была, можно сказать, постоянным принципом политики царизма. Салтыков оставил ее в основе всех редакций "Сказки". В четвертой редакции эта идея уснащена рядом подробностей, характерных именно для 80-х годов. Сравнительно с пятой редакцией, она действительно полнее отражает конкретные политические обстоятельства, оттенки в правительственном курсе, которыми отличались кризисные для российского самодержавия 1879-1882 гг. В пятой редакции Салтыков, отказавшись от некоторых из этих "локальных" политических намеков, усилил момент обобщения, раскрывающего самую сущность института самодержавной деспотической власти.

  Науки упразднит - польза... - Имеется в виду деятельность Д. А. Толстого на посту министра народного просвещения.

  ...население испугает - еще того больше пользы. - К осуществлению этой цели направлялись многие меры правительства: учреждение в 1879 г. временных генерал-губернаторов с задачей "спасительного устрашения", как выразился один из них (см.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов, стр. 97), царский манифест 29 апреля 1881 г., который, по характеристике современника, "дышит <...> вызовом, угрозою" ("Дневник Е. А. Перетца". Л., 1927, стр. 69) и т. д.

  Предполагалось, что отечество завсегда в расстроенном виде от прежнего начальства к новому доходит... - "Всеподданнейшие доклады" и другие официальные заявления Лорис-Меликова, Игнатьева, Д. Толстого, сменявших друг друга у кормила российской внутренней политики, именно так определяли исходные обстоятельства деятельности каждого: "положение дел достигло того предела, далее которого идти некуда", - утверждал Лорис-Меликов, считая своей задачей "возобновление правильного течения государственной жизни". Игнатьев, в свою очередь, нашел, что "лицам, призванным к управлению после 29 апреля, предстояло работать при весьма трудных условиях <...> хищение и отрицание действительных потребностей народа шли в последнее время рука об руку <...> Полиция и все местное управление, поставленные крайне неправильно, еще более обнаруживали, что авторитет власти поколеблен и что она бессильна" (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880 годов, стр. 157, 207, 486).

  И всякий раз при этом будет слезы лить и приговаривать: видит бог, как мне тяжко! - В политической практике Лорис-Меликова и Игнатьева угрозы "не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий" неизменно обосновывались "тягостным положением" "родины", необходимостью "успокоить и оградить законные интересы" "благомыслящей части" общества и т. д. (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880 годов, стр. 156, 157).